Стоя под оглушающим звуком ветра так и хочется расставить руки и взлететь к ватной туче, что надо мной гнет свою прямую.
- Ветер,ветер! Что ты делаешь с красными от кровавых пальцев книгами времени людей? Зачем ты вытряхиваешь мне на голову их грязь? Так они принимают меня за свою...
О, красный ветер, защити меня! Защити от зелени юной жажды презрения и отвращения к естественному, и по этому безобразному! - в ответ мне донеслась пустая тишина, вскользь красного оттенка которой видны очертания света, протягивающего беспомощные руки к бесконечной тьме. Этот свет происходит от пожара былых знаний о человеке, которые люди предпочли сжечь и развеять прах на кровавом ветру. Все, чего бы люди не боялись превращается в труху, полезное ли это было или вредное.
Я стою на краю обрыва, ведущего в море, содержащее прах гонений книг. Море зависит от движения красного ветра, дующего на побережье приморских, построенных людьми кораблей, выносящих с побережья страшные и красивые вещи: вот плывет бумажный штык, а вот рядом с ним плывут страх, совесть и любовь; за ними карабкается по шаткому тросу моей надежды Правда...
Что ж, мой корабль ждет меня. Я еще стою.
- Красный ветер, почему ты молчишь? Почему перестал развивать мои волосы? Прислушался, значит...
Волны в море постепенно ускользают, расплываясь в безветренном спокойствии: в воде отражаются спокойные лица памяти - всего-лишь галлюцинация, не дающая ни радости ни горести.
Лица уходят, появляются причудливые осколки кораблей, покрытые неизбежной краской кораллового времени. За рифами появляются водолазы, ищущие клад, не видя драгоценного коралла и самой драгоценной воды. Глупые. Жалкие. Не желающие видеть правду и истинные намерения - гораздо проще скрывать воровство под видом доброго дела, избавляя мир от нужды верить людям.
Кислотно-фиолетовато-желтый закат, обозначающий смирение с началом и концом, добровольно утопляется в розово-голубых пучинах, каждый день по-новому предвещая начало прекрасного и ужасного. В эти короткие два часа, когда солнце соприкасается с водными просторами, от лучей, образованных от слияния огня и густого водяного сиропа, испаряются духИ когда-то сожженной и возрождающейся каждый вечер любви.
Всего-лишь духи, но не сама любовь, она таится в морской пучине вместе со страхом. Но есть еще пара людей, способная знать и боятся не знать. Значит, способная на чувства.
- Ты не находишь это странным? Красть меня посреди улицы в разгар рабочего дня? Ради чего, ты мне объясни?
- Захотелось тебя увидеть. Что в этом странного?
- Эм... Ну, как тебе сказать...
- Как есть.
Кислотно-зеленого цвета салон и такого же кислотного желтого цвета старый, но ухоженный "мустанг", качнуло на повороте. Брызги, от колес "солнца" покрыли тонким слоем крепкую, пыльную по-летнему траву.
- Не знаю я. Не знаю. Но это странно.
- Обоснуй.
Молчание.
- Отстань, а?
- Хорошо.
Девушка-водитель, в небесно-голубых джинсах и такого же цвета, как и машина, пиджаке, смотрела на все с сильным безразличием и упреком. Надо сказать, она была по-своему красива: тонкие, хорошо очерченные губы, упрямый, гордый подбородок,вечно горбатившийся, достаточно большой нос. Глаза являются отдельной темой для отдельного разговора - в них тонули тысячи людей, за них умирали и за них же рождались вновь - ультрамаринового цвета, они проходили сквозь тебя и оставались внутри навечно. Она носила круглые, черные очки, имела природный красно-каштановый цвет, завитых в большие локоны, блестящие волосы.
Своими изящными, длинными пальцами, она сделала музыку невыносимо громкой, пронзающей все внутренние органы.
- Сделай потише, пожалуйста.
- Не хочу.
- Пожалуйста.
- Нет.
- У меня закладывает уши и начинает тошнить.
- Привыкай.
- Если меня вывернет у тебя в салоне, я не виновата.
- Я этого и добиваюсь.
- Зачем!?
- Чтобы кто-то из нас научился ценить тишину. Это жребий. Жребий, который выпадает лишь немногим и остается на всю жизнь.
- Я, кажется, поняла.
- А я, кажется, нет.
Красивейший пейзаж пролетали сквозь глаза дождевого окна: живое пурпурное облако катилось по зеленоватой голубизне воды в озере - можно было бы запутаться, где небо, где земля, если не быть настолько уверенным, что твердо стоишь на ногах.
- Смотри.
Водитель кивнула на все великолепие - сама не отводя взгляда от дороги.
- Как же красиво...
- Не в этом дело.
- В чем же?
- Люди умеют летать. Я. И ты. Вместе мы уже толпа.
- Что в твоем понимании значит летать?
- То и значит - улыбаться своему несчастью.
- В смысле?
- В смысле летать.
- Не понимаю.
- Смотри внимательнее.
Пассажирка внимательно вглядывалась в пейзаж, но ничего "несчастного" она там не нашла.