Рукомойный флот гл. 21 К морю

Виктор Лукинов
                Часть третья
               
  21
   
    « Несут меня из города колёса
В палящий зной
Туда, где бьётся в синие утёсы
Морской прибой.
Я погляжу на древнюю природу,
И наяву
На облаке большого теплохода
Я уплыву….»   


        Стучат  колёса на стыках рельс, чуть покачивается вагон, а я стою в тамбуре и курю. За окном проплывает степной Крым. Конец июня. По, начинающим желтеть, пшеничным полям алыми озёрами полыхают дикие маки.
      
  Скорый поезд Киев – Севастополь мчит меня к голубой мечте. (По второму, правда, заходу). Итак, скоро снова я увижу Камыши и бухту с кораблями…. 
      
  Вот и Симферополь, с его монументальным сталинским вокзалом; и перроном, похожим на разавороченный муравейник. Отдыхающие уже во всю повалили к тёплому морю, жаркому солнышку, крымским сухим и креплёным винам. Но тут наши пути с ними расходятся. Им на Южный Берег Крыма, а мне  в город-герой Севастополь, – гордость русских моряков….
Мекензиевы горы… Инкерман… поезд снова (как когда-то) ныряет в туннели: один… второй… третий. И вот опять: голубая бухта; боевые корабли, кормой к причалу…вокзал. Всё, приехали….

Троллейбус везёт меня в Камышовую Бухту. Смотрю в оконное стекло и не узнаю Севастополя. Как он здорово расстроился, за какие-то шесть лет, что меня тут не было. Где та каменистая равнина с редкими вечнозелёными кустиками и пучками жесткой травы? Справа и слева уплывают назад кирпичные и панельные многоэтажки; вот новый кинотеатр промелькнул. Да, прилично-таки разросся Севастополь, в сторону Камышей.

А в самой Камышовой Бухте, справа от дороги и до самого моря расстилался когда-то громадный пустырь. Теперь и его застроили  новым микрорайоном, посреди которого красовался Дворец культуры рыбаков.
«Ворона», в смысле, ресторан «Чайка» – внизу, у проходной порта, стояла заброшенной. Зато выше её, – на пригорке, расположился новенький Бич-дворец, то есть Дом межрейсового отдыха, с кабаком «Волна» при нём.

Двухэтажное здание конторы стояло там же, где мы его со Славкой Юрченко и оставили, в последний наш приезд в Камыши, за рабочими  дипломами. Вот в нём-то я и получил первый щелчок по самолюбию. Инспектор занёс в почти девственно чистый листок учёта кадров первую запись о моём месте на ступеньках карьерной лестницы «Югрыбхолодфлота»: «Зачислен в резерв мотористом 2-го класса.»

— Мм… да, со вторым разрядом – «мотылём второго сорта» – не густо, конечно. Ну да ничего. Сойдёт, для начала.

Зато в Бич-дворец поселили сразу, без всякой волокиты. Не то что в Мурманске, в молодые годы, на заре туманной юности. Правда стоимость проживания тут была, видать, с учётом  полярного коэффициента. Ну и удобства, понятно, находились уже не на коридоре, а прямо, так сказать, по месту – в предбаннике между 2-х и 3-х местными номерами.

А Севастополь и Камыши продолжали, тем временем, жить своей военно- курортно-рыбацкой жизнью. По Большой Морской разгуливали иностранные матросы, в беретах со смешными красными помпонами, и под ручку с нашими девицами лёгкого поведения. Это прибыл, с дружеским визитом, отряд французских военных кораблей, в составе: крейсера и плавмастерской.

Из открытых окон Озеров, Махарадзе и Маслаченко вели футбольные репортажи с аргентинского чемпионата.

От африканской жары почти пересохли питьевые водоёмы Крыма; и воду подавали по графику: утром и вечером. Народ топтался и бранился у бочек на колёсах, с пивом и квасом, закрытых на замок, по причине невозможности мытья бокалов.

Водку приходилось запивать противной, похожей на лекарство пепси-колой; которой были забиты все продовольственные магазины Камышей и Севастополя.

 Вот как интересно устроен человек. Пока у нас не было этого заграничного пойла, – всем его хотелось. А как купили лицензию на пепси-колу и построили завод в Евпатории, – так и пить её расхотелось. И с жевательной резинкой такая же история. И какого рожна нам всем надо?

Санитарная книжка, выданная Херсонской больницей водников, хождения в ЮРХФ не имела. Пришлось проходить медицинскую комиссию второй раз в этом году. За время моего здесь отсутствия, тут появилась новация. Хочешь пройти медкомиссию? Дуй тогда в городскую станцию переливания крови и безвозмездно сдай, на благо Родины, 400 граммов кровушки. Я был не против, но честно предупредил, что кровь у меня плохая, отравленная болезнью Боткина, гепатитом, или попросту желтухой. И мне, без всякой сдачи, поставили штамп в санкнижку.

Наконец всё было пройдено, сдано и оформлено. Пора бы уже и в загранзаплыв уходить. И тут, неожиданно поступило заманчивое предложение…

Раньше, насколько я помню, в Чёрном море, суда, крупнее СЧС-ов рыбу не ловили. А тут, летом 1978 года, в районе острова Змеиный появилось, вдруг, видимо-невидимо шпрота. Я всегда  думал, что шпрот – это кильки копченые, в масле. Ан нет; есть оказывается рыба такая – шпрот.

Человеческая жадность – пределов не знает! И вот кинулись к Змеиному: болгары, румыны и мы – черпать этого самого шпрота. И не СЧС-ами, а БМРТ и РТМ-ами. На следующий год от шпрота и помина не осталось….

Инспектор отдела кадров сказал мне:

— Пойдёте на путину под Змеиный; мотористом на плавбазу «Симферополь».

— Как же так! Я ведь столько времени ждал визу. Я в Атлантику хочу.

— Подозрительное у Вас желание – попасть за границу, — констатировал инспектор. (Явный отставник; и хорошо ещё если не из «компетентных органов»).

— Так Вы отказываетесь идти на «Симферополь»?

— Конечно отказываюсь. Там ставка – не больше чем жизнь. А мне семью кормить надо.

— Хорошо… свободны, пока.

Блин! Ну я и влип.

Вместо «Симферополя» меня упекли на китобоец «Безупречный», мирно дожидавшийся последнего рейса на резку, –  на металлолом. Срабатывает, оказывается – то,  «волчий билетик», выданный в городке Мурманске.

И как же я умудрился влезть по уши в это дерьмо!?

Так, теперь всё понятно. Дело загублено окончательно, и нужно как-то выпутываться.

И деньги, как назло, кончились.

На моё счастье повстречался однокашник – Шурик Васичкин, служивший на учебном «Метеоре». Том самом пароходике, на котором нас оморячивали в феврале 1971 года.

«Стрельнув» у него «четвертак», я смотался в Херсон, «упал на четыре мосла», (по телефону) перед капитаном завода Пётр Петровичем; получил от него указание быстренько рассчитаться из ЮРХФ и пулей лететь назад. А он пока придержит появившуюся вдруг на моё счастье вакантную должность. (« Дуракам везёт!»)

Я «метнулся кабанчиком» назад, всё это проделал  и вот…, после полутора месяцев неудачных приключений, снова ступил на палубу родного «Бизона».

Пора бы и итоги подвести:

Нокаут полный! Эмоций  –  выше крыши! Матушка в шоке; соседи злорадно сочувствуют.

Одна Галинка мне всегда рада. Вот уж про кого сказано: «С милым рай и в шалаше».

Хоть  милый этот и придурок. Севастопольскими вояжами своими проделал порядочную таки дыру в, и без того, хилом семейном бюджете.

Да и на «Бизоне», тоже, начались «дворцовые» интриги. Пока меня черти носили в Крым, Вовка Житпелев успел поругаться с «дедом» и ушел стармехом на «Березань». «Кэп» с «дедом» решили «повоспитывать» меня, и прочитали целую лекцию о том, что после психологической травмы, полученной мною при «штурме Севастополя», они не могут доверить мне высокую должность второго механика портового буксира-кантовщика. Поэтому мне  –  оставаться сменным; а Толику, заочно закончившему к этому времени  мою родную «тюльку»  –  быть вторым.

Поправил их всё тот же Пётр Петрович, объяснив коллегам, что хоть у меня и травма, но к ней прилагается ещё и рабочий диплом механика второго разряда. А Толян только-только учебный диплом мореходки получил. Командирам пришлось согласиться.

Согласиться-то они согласились, но осадок-то остался … радиоактивный. И выпасть, похоже, он должен был, со временем, явно на меня.




Продолжение следует.