Дух, болью плоть исцеляющий
Вчера обрушился ветер, готов был перевернуть деревья вверх тормашками. Стволы высоченных, чуть ли не пятидесятилетних тополей от его шквалистых налетов расшатывались, как трава. Напарник-дождь то хлестал косыми впивающимися розгами, то заливал пространство потоками, сквозь которые ничего нельзя было разглядеть.
В паузе этого локального потопа, наблюдая у окна пришествие стихии, увидела, как в разветвлении верхушки самого высокого тополя что-то дробно-дробно трепещет. То ли тряпица болтается, то ли не опавшие еще листья. Нет, листвы уже нет и следа. Лишь омела клубком висит у вершины. Дерево находится не менее чем за сорок метров от нашего дома, и его верхние ветви выглядывают над соседней трехэтажкой. Почти плоская крыша ее выделила для моих глаз клочок неба, на фоне которого происходила или комедия, или, может быть, даже драма.
В прорези сплетения веток действительно как будто запуталась птица. Она посекундно взмахивала крыльями, казалось, пыталась взлететь, чтобы укрыться где-то от жесточайшей непогоды. Сначала мне привиделось, что это сорока. Сфокусировала зрение и распознала в птице дятла. И он вовсе не рвался из воображаемого силка, наоборот, старался удержаться на дереве, как мог цеплялся коготками за него, балансировал, размахивая крыльями. И, ко всему прочему, еще и упорно, и упрямо стучал по верхушке - словно ему откуда-то сверху был доведен план по уничтожению вредителей, он же едва успевал справиться с ним в срок.
Мои мысли частенько напоминают птиц. Причем соседствуют в моей голове разные виды, даже враждующие: коршуны, например, достаточно мирно сосуществуют с галками и воронами, ласточками и снегирями. Поначалу выскочила чертиком из табакерки «синица»: «Смотри-ка, даже дятел заботится о безопасности людей - уничтожает короедов, чтобы не завалили перезрелое дерево на жилой дом». Каркнула отощавшая на безрыбье «ворона»: «Как же, заботится он о людях! Об собственном желудке и ни о чем другом!" Из темного угла загундосила заспанная интеллектуалка «сова »: «Да уж, припиши ему еще проявления альтруизма! Да ему по барабану даже то, с чем он в отхожее место направится. Это все - обычный инстинкт самосохранения, который требует от него двигаться, лишь бы жить». «А как же страх? Он не вписывается в инстинкт самосохранения? - по-школярски снова ляпнула "синица", пугливо спасая свое желтое брюшко под крышей дома, куда не достают плетки дождя. - Вон же, все попрятались. Голуби в ожидании мира, сидя под крышей, куры умостились на лесенке в сарае, сорока притаилась в еловой гуще, аист - так тот давно умотал в теплые края». Высунулся из расщелины в дымоходе "филин" и подытожил передрягу: «Дятел - родственник белой вороны. Оставьте его. Хоть бы что, а он от своего не отступится. Чудак, и все тут». И этим заявлением был положен конец дискуссии.
Я долго смотрела на длинноносого дятла, который так напоминал мне одного знакомого, что без всякого страха перед стихией внезапно нахлынувших бурных эмоций, почти не слыша моих упреков и предостережений, добросовестно уничтожал тараканов и всяческую шашель, истончающую кору моих мозгов. Иногда мой знакомый больно ковырял и подкорку, дабы пребывать в уверенности, что добрался-таки до живой, не пораженной вредителями субстанции.
Наконец, его целенаправленная одержимость передалась и мне. Ведь такая неблагодарная и рискованная санационная забота зачем-то нужна, есть в ней смысл, побуждение, которых нам не постичь и не растолковать, хотя мы и мним себя умнее дятлов.
Вам интересно, кто же мой знакомый? Он живет внутри каждого - собственный дух, болью плоть исцеляющий.