Один из классиков гидрооптики

 
      
       О ЗНАКОМСТВЕ С М.В.КОЗЛЯНИНОВЫМ.
 ...Узнав, что я окончил физический факультет по кафедре оптики, профессор Добровольский крикнул: «Михаил Владимирович! Нам нужны физики – оптики?» Раздался ответный крик: «Конечно!» - и тут же из соседней комнатки, как чёртик из табакерки, выскочил М.В.Козлянинов, руководитель группы гидрооптики лаборатории гидрологии Института океанологии. Он немедленно спросил меня, согласен ли я занять должность помощника капитана по науке на научно – исследовательском судне «Витязь», приписанном к порту Владивосток. Я немедленно ответил, что, конечно, согласен. И почти двое суток ощущал себя будущим помощником капитана роскошного корабля с громким названием «Витязь»...

 Такой была первая встреча с моим «крестным отцом» в гидрооптике, а может быть, и вообще в океанологии. Ведь, если бы не его выкрик, вполне возможно, я повернулся бы и ушёл из Института океанологии.

 Ему было тогда (в марте 1956-го) около 38 лет, он закончил перед войной университет, воевал в 1941 – 1945 годах на Чёрном море на катерах, демобилизовался в звании капитан-лейтенанта, защитил кандидатскую диссертацию, участвовал в нескольких рейсах «Витязя» в Тихом океане.

 Вскоре (после 1956 года) он стал заведующим созданной им лаборатории гидрооптики, опубликовал солидную методическую работу «Наставление по производству гидрооптических измерений в море». Фактически М.В. был одним из основоположников советской гидрооптики как науки. Под его руководством лаборатория участвовала в выполнении исследований по заказам военных моряков.

 Несмотря на заметное различие в возрасте (14 лет) и, особенно, в жизненном опыте, у меня установились с М.В. вполне дружеские отношения. Это неудивительно, так как М.В. был весёлым, демократичным, общительным и дружелюбным человеком. Он хорошо знал русскую литературу и всемирную историю, помнил бесчисленное количество анекдотов и каждую встречу с друзьями и знакомыми (это я наблюдал постоянно) начинал с рассказа нового анекдота.

 И всей своей жизнью М.В. творил анекдоты, а потом сам с большим удовольствием их рассказывал. Память у него была невероятная. М.В. говорил, что помнит в деталях каждый день своей жизни. Это утверждение проверялось людьми, много лет его знавшими, и М.В. успешно проходил проверки.

 Я побывал вместе с М.В. в нескольких черноморских портах. Рассказ о каждом из них, а также о других портах, в которых мне не довелось побывать вместе с ним, М.В. начинал информацией о том, в каком месте этого порта в годы войны находилась военная комендатура. А также описанием своего очередного анекдотического проступка, за совершение которого он побывал именно в этой комендатуре.

    ИЗ РАССКАЗОВ МИХАИЛА ВЛАДИМИРОВИЧА КОЗЛЯНИНОВА.
 Сочи. «Вот здесь я поспорил с приятелем, что в солнечный день, в офицерской военно-морской форме заберусь на пальму. И забрался. Но когда слез с пальмы, под нею уже стоял патруль».

 "Новороссийск. 1943 год. Полуразрушенный «Клуб моряка» на набережной. Концерт бригады московских артистов. Огромная толпа военного люда, радостного от такого редкого события. Мне с друзьями не хватало денег на покупку водки.

 Быстро соорудили плакат: «Сбор средств на создание танковой колоны имени известного танкиста дважды Героя Советского Союза М.В.Козлянинова». Пребывавшие в прекрасном настроении военные подавали нам очень щедро. Но водку мы купить не успели. Оказались в комендатуре».

 "Я – командир торпедного катера. После успешного похода благополучно возвращаемся на свою базу – в порт Туапсе. В нашей бригаде катеров считалось высшим шиком идти на швартовку к причалу на самом полном ходу и только в самый последний момент ход сбрасывать. От входа в порт несусь на самом полном ходу к головке широкого пирса в центре набережной Туапсе.

 Боцман со швартовым концом – в готовности – на баке, стармех – в машине. На давно рассчитанном расстоянии от головки пирса машинным телеграфом даю команды "СТОП!" - «Полный назад!" - "Стоп!", зная, что после этих команд катер мягко ткнётся носом в кранец причала. Но ход не сбрасывается! В самый неподходящий момент стармех на секунду отвлёкся !

 Катер на полном ходу врезается в причал! Боцман по инерции летит вперёд со швартовым концом в руках, делает сальто вперёд, ухитряется устоять на ногах и набросить Гашу (петлю) швартового конца на тумбу. Нос катера сплющен до неузнаваемости. А я вижу на причале откуда-то вдруг появившегося адмирала и слышу два его выкрика.

 Первый – по поводу исполненного боцманом «этюда со швартовым концом»: «Это не матрос, это обезьяна какая-то – из цирка!». Второй – в пространство: «Командира – ко мне!» Иду к нему, понимая, что дело серьёзное. Разбить судно в военное время – это не на пальму залезть.

 Адмирал был предельно краток: «Завтра утром катер должен быть готов выйти в море с боевым заданием. Не сможете выйти – отдаю тебя под трибунал».

 Трудовой энтузиазм рабочих-судоремонтников я воспламенял всеми доступными мне способами: и патриотическими речами о необходимости участия катера в завтрашних боевых действиях; и попытками вызвать сочувствие к себе (мне грозит расстрел, или, как минимум, штрафбат, если завтра утром катер не сможет выйти в море); и обещанием премиальных рублями и главной российской валютой – спиртом.

 Утром мы вышли в море. Носовая оконечность катера была почти безукоризненной формы».

 Румыния. Констанца. 1945 год. «С Константином Васильевичем Неглядом в свободное время мы отдыхали в городе, где, естественно, выпили. (К.В.Негляд в пятидесятые годы был деканом гидрологического факультета Одесского гидрометеорологического института, некоторое время в шестидесятые годы работал директором ЧЭНИС, в годы войны в офицерском звании служил на флоте. В.Н.)

 Довольно поздно мы возвращались из города на корабли. Захотелось «добавить». Но ни одного питейного заведения на нашем пути не обнаружилось. Увидев небольшой дом с какой-то непонятной вывеской на румынском языке над запертой дверью, стали стучать в неё. Стучать пришлось долго. Наконец, из-за двери кто-то что-то спросил на румынском.

 Мы в ответ: «Откройте, это советские офицеры!» Дверь открылась, на ломаном русском заспанный старик спросил: «Что нужно господам офицерам?» «Господам офицерам нужна водка!» «Но я не торгую водкой. У меня пекарня и булочная. Я делаю и продаю булки. Ничем не могу помочь».

 Старик очень плохо говорил по-русски. Мы были очень пьяны, но сообразили, что старик – хозяин ночью спит, а не делает сам булки. Значит, их делает эксплуатируемый рабочий класс. Пора устраивать революцию! Пекарня обнаружилась в задней пристройке к дому. Там действительно трудилась ночная смена пекарей.

 Обиженные советские офицеры – прекрасные революционные агитаторы! Мы очень быстро объяснили румынским пекарям основы теории прибавочной стоимости Карла Маркса, настоятельно рекомендовали им тут же прекратить работу, будить их эксплуататора и требовать у него немедленного повышения заработной платы. И обещали им свою помощь, если хозяин откажется выполнить законное требование рабочих.

 Видно, семена, пали на давно подготовленную почву. Пекари двинулись в хозяйские покои. Хозяин проявил слегка запоздалую сообразительность. Выйдя, он заверил нас, что обязательно удовлетворит требования пролетариата. Он просит господ офицеров извинить его за невежливый, спросонья, приём. Он вручил нам пакет, в котором лежали две бутылки вина, и просил принять это вино в качестве его подарка».

 Румыния. Констанца. 1946 год. «Я всегда говорю, что образование дуракам вредно. В этом я убедился на собственном опыте. Я возвращался из города на катер. Идти нужно было довольно далеко. И вдруг я увидел бесхозную осёдланную лошадь. Я забрался на неё и на ней продолжил путь до стоянки катеров.

 По дороге в дурную голову пришла такая мысль: известно, что римский император Калигула въезжал в римский сенат верхом на коне. А почему я, командир корабля, не могу верхом въехать на свой корабль ? Ведь смогу! И въехал. О последствиях этой истории рассказывать не буду. Вот я и говорю: дуракам образование вредно».


v

   ЛЮБОВЬ К КЛОУНАДЕ.
 Любя шутку, острое слово, МВ был из тех людей, которые «ради красного словца не пожалеют ни матери, ни отца», не говоря уж о себе самом. И шутил порой, не оглядываясь на «местоположение» слушателя.

 Однажды его, заведующего лабораторией, вызвал к себе в кабинет для неофициальной «беседы – проработки» исполняющий обязанности директора Института Н.Н.Сысоев. «Мне докладывают, что Ваша лаборатория постоянно выписывает очень много спирта, причём большая его часть расходуется совсем не по делу», – неспешно начал разговор Н.Н.Сысоев, желая, видимо, основательно развить эту тему.

 Но МВ немедленно перехватил инициативу: «Совершенно справедливо Вам доложили, Николай Николаевич! Мы много выписываем спирта. И много его расходуем совсем не по делу. Но с этим негативным явлением мы уже боремся...». «И каковы же результаты Вашей борьбы?» – поинтересовался Н.Н.Сысоев.

 «Ещё три года назад мы расходовали не по делу больше 95 % выписанного спирта, а в прошлом году – уже только 90 % !» Начинать в связи с чьей-то кляузой официальное расследование Н.Н.Сысоев, очень солидный человек, явно не собирался. Но после клоунады, разыгранной перед ним, его отношение к МВ едва ли изменилось в лучшую сторону.

  ВЫХОД ЭКСПЕДИЦИИ ИЗ ГОЛУБОЙ БУХТЫ,
 Элементы клоунады присутствовали порой и в экспедициях с участием М.В.. Мне запомнилась экспедиция по Чёрному морю на нис «Академик С.Вавилов» для испытаний новой гидрооптической аппаратуры. Я был участником этой экспедиции. Но запомнилась она мне, наверное, ещё и потому, что на её начало я смог взглянуть глазами моей мамы.

 Уходили мы из Голубой бухты. Отход М.В. назначил на 11.00 утра. Накануне вечером М.В., как начальник экспедиции, в лабораторном помещении на берегу обсуждал с представителями завода и военными представителями рабочий план экспедиции. После успешного согласования всего, что требовалось согласовать, состоялась дружеская «поддача».

 «Поддали» так крепко, что поутру и заводским инженерам, и господам офицерам, не говоря уж о некоторых океанологах, потребовалось подлечиться. Лечились они тем же, от чего заболели, и там же, в лаборатории на берегу. «Лечение» несколько затянулось. В 10.30 все мы, участники экспедиции, за исключением упомянутой, руководящей группы, были на борту судна.

 В 11.00 капитан судна взглянул на часы и скомандовал: «Отдать концы!» Кто-то из сотрудников лаборатории М.В. стал объяснять капитану, что уходить в море нельзя, так как на борту отсутствует вся руководящая группа во главе с начальником экспедиции. Но «настоящий капитан» не меняет принятого решения. Он заявил: «Начальник экспедиции сам назначил час отхода, Я выполняю его указание».

 Я думаю, что странный поступок капитана объяснялся тем, что он от начала до конца принимал участие в вечернем «заседании» руководящей группы, а на утреннее «лечение» его не догадались пригласить. Судя по его поведению, лечение ему было совершенно необходимо.
 Судно отошло от причала, вышло на середину Голубой бухты и, не выходя из неё, стало «нарезать круги».

 Через несколько минут на причале появилось опоздавшее начальство. Оно криками и жестами предлагало лихому судоводителю вернуться к причалу. Капитан некоторое время делал вид, что не видит опоздавших, и, тем более, их жестов. Но, сделав ещё несколько кругов, в середине бухты положил судно в дрейф, приказал спустить на воду шлюпку и отправил её к причалу.

 Опоздавшие погрузились в шлюпку, но некоторые из них были, мягко говоря, недостаточно хорошо координированы. И во время неаккуратной швартовки шлюпки к судну один из военпредов вывалился из неё за борт. При этом он с риском для жизни старался держать над головой компактный, но очень увесистый приборчик (альбедометр). Весь этот спектакль проходил в выходной день, зрителей на берегу Голубой бухты было много. Многие из них были информированы об обстоятельствах, предшествующих появлению руководителей экспедиции на причале.

 Среди зрителей была и моя мама, приехавшая к нам в гости. Её поразило это «представление». Когда через несколько дней я вернулся из рейса домой, первые слова мамы мне были о том, как она рада, что я не работаю постоянно в лаборатории Козлянинова.

 Разумеется, в море мы очень серьёзно поработали. Разумеется, была выполнена запланированная программа работ. С учётом замечаний, сделанных по результатам испытаний приборов в этой экспедиции, впоследствии заводом было изготовлено несколько комплектов аппаратуры. Она несколько лет успешно использовалась во многих экспедициях на судах Института.

  ПОСЕЩЕНИЕ РЕСТОРАНА "ГОРКА".
Отработав половину запланированного срока экспедиции, мы на один день зашли в славный город Сочи. И почти всей экспедицией посетили приятное заведение – ресторан «Горка». Он был расположен на невысоком холме с очень крутым склоном, непосредственно под которым проходил тротуар.

 Для подъёма к ресторану имелась лестница с другой стороны холма. Одновременно с нами на «Горке» оказались представители ещё одной экспедиции ЧЭНИС, зашедшей в Сочи. Эта экспедиция работала на малыше «Акад. Ширшов». Веселились до закрытия ресторана. Уходили в темноте. Похоже, что в те годы фонари в городе Сочи светили не на всех улицах. И праздных зевак на улицах, к счастью, не было. Иначе им было бы чем полюбоваться.
.
 М.В., а вслед за ним и военпред, тот самый, который падал со шлюпки в Голубой бухте, ухитрились скатиться с «Горки» по травянистому склону, минуя лестницу. Затем М.В. был взят с двух сторон под руки и «отконвоирован» своими ближайшими сотрудниками на вверенный ему пароход. Другого начальника экспедиции от «Горки» по лестнице и дальше по неосвещённым, слава богу, улицам пришлось нести к судну на руках четверым его сотрудникам.

 Когда он был доставлен на борт нис «Акад. Ширшов» и сгружен прямо на палубу, капитан судна М.Г. Чумаков удовлетворённо отметил: «Полный порядок. Начальник экспедиции на борту». И тут же скомандовал: «Отдать швартовы.» «Акад.Ширшов» вышел в море.
 Вслед за ним в море вышел и «Акад. Вавилов». А утром, как всегда, сразу после завтрака М.В. лично обошёл участников экспедиции. Потирая руки, он жизнерадостно объявил каждому: «Делаем станцию!»

 У М.В. от природы было прекрасное здоровье. Но при том образе жизни, которого он придерживался многие годы, можно считать удивительным, что ему удалось дожить до 65 лет. При всех его недостатках и грехах это был хороший человек – доброжелательный, жизнелюбивый, демократичный, энергичный и талантливый. Мир его праху.