***

Юлия Уайткэт
В последнее время жизнь не перестает меня удивлять. Словно щепка в потоке холодной воды, я не строю планов и не изъявляю желаний. Но как-то все же существую. И, если посмотреть со стороны, то вполне удовлетворительно существую…
Неестественное спокойствие охватило мою душу, будто и впрямь ее заполнила холодная вода. Меня больше не пугает ни бездна моего безвекторного гнева, ни преисподняя моего воображения, ни даже сам мир, в котором я живу!! Я погружена в эмоциональную пустоту. Словно в космический корабль, за которым безумствует смертоносный холод моих страхов.
- Сестра, - голос звучит только у меня в голове. Этот мягкий пушистый голос ребенка, от которого бегут мурашки по коже…
Я не отвечаю. Глаза мои закрыты. Я расслабленно лежу в кресле, и только еле слышное дыхание выдает во мне жизнь. На внутренней стороне опущенных век, словно на экране проектора вспыхивают и гаснут яркие разноцветные чудовища. Они корчат мне рожи, смеются, подмигивают – они немы и безвредны. Я смотрю на них с безразличием врача, наблюдающего припадок душевно больного. Наверное, в этом есть определенная доля злорадства.
- Сестра, - голос в моей голове обрывает пляску чудовищ.
- Да, - мысленно отвечаю я. Губы невольно тронула улыбка. Но сердце забилось трусливо до отвращения. Ее не обманешь.
- Что с тобой? – маленькое хрупкое тельце, что заключает в себе этот мировой разум, вскарабкивается на мои колени. Тонкие теплые пальцы гладят мои веки, от них пахнет ребенком…
 Ты плачешь, сестра?
- Это естественно для людей, - говорю я.
- Тогда почему ты расстроена? – недоверчиво вопрошает голос в моей голове. В это время ее карие глазки изучают мое лицо.
Я по-прежнему не отвечаю. Только прижимаю ее к себе. Нет, мне больше не жутко. Я больше не боюсь и не ненавижу ее. Я воспринимаю ее как явление природы, приговор, диагноз… Она ребенок и полубог. Она – идиот, не способный определить причинно-следственную связь между слезами и душевной болью. Она – гений, проникающий своей мыслью в самые дальние уголки вселенной. Но все же она – часть этого мира, она естественна. А я нечто чуждое. Я – извне.

Строго говоря, у меня не было планов на вечер. Мы вышли из дому, чтобы посмотреть на закат и неспеша принялись поглощать воздух, выхлопные газы и дыхание людей.
- Apocaliptica, - она, запинаясь, прочла по слогам надпись на ближайшей афише.
За столбом с афишей расположены кассы. И толпа. Инстинктивно я ищу глазами знакомые лица. Их нет. На душе становится спокойнее. Я прислушиваюсь: однородная масса человеческих душ ровно вибрирует схожими мыслями.
Я беру ее на руки, и мы идем покупать билеты. Странно, до представления не более двух часов, у входа множество людей. Но билеты, тем не менее, есть.
Она улыбается парню в черном кожаном плаще, в рыжей гриве которого запутались остатки солнца. Его взгляд мельком скользнул по глазам ребенка. Улыбка смутила его. Он быстро отвернулся и ушел.
Купив билеты, мы стали в очередь. Длинный толстый питон обнял полукругом здание «Метеора». Питон шевелился, вздрагивал. Что-то пульсировало в его чреве. Он изрыгал запах пива и сигарет, ругательства и медицинские термины, над ним кружила плотная стая городских ворон.
Питон поглотил нас. Мы стали его частью.
К горлу подступила дребезжащая радость. Словно я услышала запах вкусной еды после длительного голода. Чужие чувства, недоступные мне…
Вокруг меня – конгломерат звериного восторга. Крохотные человеческие существа создают своим множеством коралловый риф, на котором нежится мое сознание. Через несколько минут перистальтика питонова тела вталкивает нас в помещение. На входе охранник с суровым лицом тщательно исполняет свой долг. Он преграждает путь стеклянным бутылкам, но пропускает гарь и ругань и злобу. Похоже, эти виды оружия разрешены.
Я покупаю ей шоколадку, а себе «энергетический» напиток. Вокруг нас пестрое-длинноволосое-кожаное… оно дрожит и набирает силу, словно снежный ком, готовый вот-вот сорваться лавиной.
Она смотрит на толпу возле сцены. Вот оно – огромное чистилище, место заклания, оскопленный жертвенник. Люди похожи здесь на дрессированных львов, которые, не понимая зачем (но все же что-то древнее и могучее внутри заставляет их), рычат на тех, кто дает им пищу. Люди несут в себе семя диких творцов первобытного оружия, они – потомки создателей Бога. Их былое величие стерлось в ножнах, было съедено временем на концах хромосом. И остался только инстинкт – тот, что крушит их судьбы и разбивает сердца. Это инстинкт привел людей сюда – на место поклонения.
Мы ждем почти час, когда исполнители выйдут на сцену. Мы в самой гуще толпы.
Толпа.
Это она гвоздь программы и звезда сегодняшней ночи. То, что на сцене, лишь катализатор. Главное событие – толпа – океан человеческих душ, заключающий все мысли и чувства и само бытие, что они принесли сюда.
Люди ждут, когда они выплеснут самих себя навстречу рокоту и плачу музыки, когда, смешавшись под куполом их импровизированного храма, все это опадет тяжелым сытным дождем на них же.
Несколько раз толпа срывается, не дождавшись начала представления. Скупые крики и удары в ладони – они обрывают сами себя, боясь пролить свой драгоценный груз раньше времени.
И вот начало.
Низкая давящая вибрация прокатилась по сердцам, сдавила глотки, сжала внутренности… и тонкой пронзительной нотой проникла в мозг, а дальше – в душу. Рокот нарастает словно боль, заставляя живое существо, состоящее из множества разумов, содрогаться и пульсировать, кричать, стонать, корчиться, словно в предсмертных судорогах. Вот они изрыгают свои обиды и страхи, вот разочарования и сокрушенные мечты, вот обломки любви и просто нежелание сегодня в этот день думать о дне завтрашнем… Музыка приносит им мнимое облегчение, вырывает из их душ боль и тяжесть, поднимает всю дрянь человеческого существования над их головами. Они счастливы. Время остановилось, его нет, нет проблем, нет волнения. Только музыка, только толпа, только соитие рокота и крика…

…когда аккорды последней композиции оборвались, словно сама жизнь, я взяла ее на руки и понесла к выходу. Сейчас она была такой оживленной и радостной, как и полагается ребенку.
- Жаль, - прозвучал в моей голове ее голос.
- Чего тебе жаль? – спрашиваю я, обходя группку пьяных подростков.
- Жаль, что за все время в тебе не возникло ни одной эмоции, - объясняет она, достав из кармана остатки шоколадки. – И как только у тебя это получается?