Обалдевший от счастья Вовка Сухоруков менял меня на дежурстве.
«Сын родился!» -орал он, опьянев от переполнивших его «чуйвсв». «Сынище-е-е!!!» Побузив еще с полчаса и получив поздравление от всей смены, Вовка занял, наконец, место офицера наведения нашего дивизиона и доложил по громкоговорящей связи: « Старший лейтенант Сухоруков к дежурству приступил!»
Вот уже два года мы с Вовкой служим вместе после окончания военного училища.
Дивизион наш стал родным домом, за снайперскую стрельбу на полигоне нам с Володей досрочно присвоили очередное звание. Как говорят – Фортуна нам улыбалась .
Я ещё был неженат, а вот решительный и безудержный Сухоруков женился сразу и бесповоротно. Ближний от нас районный городок был маленький и древний. А население - пять с лишним тысяч душ. Особенно городок ничем не выделялся. Но поблизости от него в лесах был большой женский монастырь. И ещё в этом городке по воскресеньям был большой базар – сюда стекались люди из окрестных сёл и хуторов. Покупок было много. Ведь здесь выпускали так нужные в селе телеги и отличные бочки разных размеров. Кустари торговали поделками из дерева, резьбой и берёзовыми туесами. И , как обычно, на это торжище, строгая монахиня выводила за покупками целую вереницу послушниц.
Как-то на рынке мы слонялись с Сухоруковым, прицениваясь, торгуясь, заигрывая с молодками в торговых рядах, пробовали творог и сметану, мёд и яблоки. Если честно, ничего мы покупать не собирались, а просто вышли потолкаться меж людьми после армейской рутины. Правда в тот день так нас уговаривала одна торговка, что мы «раскололись» и купили хороший шмат сала, который источал аромат чеснока и чёрного перца, сладко таял во рту. Баба знала толк в сале и всех пробующих угощала ещё и кусочком ржаного хлеба – тут уже никто не устоит! Упаковав покупку в спортивную сумку, мы уже собирались покинуть торговые ряды, как столкнулись с послушницами того самого монастыря. Все « упакованные» в чёрные одеяния до пят , молодые девушки выглядели стройными и высокими. Среди этого грачиного цвета только лица девушек становились миловидными и привлекательными… Сухоруков сначало «заржал» : «Да их тут целый взвод!» Действительно девушки шли строем парами - рассуждая по-военному - колонной по двое. Мне, как человеку рисующему, эта картинка запомнилась своей необычностью. А вот Владимир внимательно вглядывался в лица послушниц. Здесь наверное всевышний помог : мой однокашник и друг встретился взглядом с синеглазой девчушкой в предпоследней паре. Оставив свои шутки, Сухоруков не отрывал глаз от послушницы, а она всё время оглядывалась и на прощание улыбнулась ему. Я так понял, что Купидон подстрелил своей стрелой обоих. Обычно весёлый и разговорчивый, на этот раз Володя оставался молчаливым и задумчивым.
Понимая состояние друга, я не мешал ему. А когда вернулись в дивизион, Вовка завалился в кровать не раздеваясь и затих, отвернувшись к стене. Мне надлежало готовиться на дежурство, поэтому отгладил свою полевую форму, подшил белоснежный подворотничок и до ослепительного блеска начистил свои хромачи. Оставалось ещё с полчаса до развода и я по памяти на листке ватмана сделал пастелью портрет встреченной монашенки. Оставив набросок на Вовкиной тумбочке, я бесшумно покинул наше общежитие. Когда я сменился и пришёл отдохнуть, Вовки в комнате не было, а мой набросок, аккуратно вправленный в застеклённую рамку, висел над его кроватью. Теперь уже не было сомнений - мой друг влюбился…
После той встречи наши совместные походы в городок прекратились . Вернее, я Сухорукову становился в тягость…. И не стало в наших отношениях обычных откровенных разговоров. Видя это, старался моему другу не надоедать. Тем более любой человек имеет право оставаться наедине с собою, порою это необходимо. Так пролетело два месяца. И вот однажды Сухоруков усадил меня напротив себя и пересохшими губами вымолвил: « Ты мне друг, Саша?» Тот огонёк напряжения и лихорадочности, с которой он произнёс фразу, я понял, что сейчас друг задумал что-то серьёзное. Что я мог сказать? Он и так знал – три года училища и два в дивизионе, думаю ясность внесли. И я ответил: « Короче, что мне надо делать?»
Оказывается мой друг за это время успел познакомиться с Мартой. Редкие встречи и обмен короткими записками на рынке выковало совместное решение влюблённых. Упреждая постриг послушницы в монахини, она решила совершить побег из монастыря. Здесь и понадобилась моя помощь. Я организовал машину в условленном месте, два своих месячных оклада ушли на подкуп привратника… И за несколько дней до годовщины Октября два советских офицера похитили из монастыря молодую послушницу. Наша отлучка из части закончилась гауптвахтой. Когда наш замполит нас «прорабатывал» , он так нажимал на совесть , что мы прониклись и успокоили его: «Решили проверить как тяжко было вождю мирового пролетариата в темнице!» В общем теперь мы с Сухоруковым в дивизионе скатились в разряд разгилдьдяев в погонах.
После «губы» Вовка с Мартой поженились и она пока проживала у нашей вольнонаёмной поварихи в городке. А когда все страсти улеглись и комдив простил наши «холостяцкие выбрыки», Вовка подал рапорт на поселение жены в расположении дивизиона. Молодожёнам я уступил своё место – теперь это было семейное гнёздышко Сухоруковых, а я потеснил прапорщиков и втроём мы ужились с парнями, как будто и не было уплотнения в общежитии. И если свадьбу Сухоруковы отмечали скромно и втихую, то рождение сына –богатыря шумно отмечали всем комсоставом и семьями нашего дивизиона.
Молодая и хрупкая девчушка подарила моему другу младенца шести килограммов веса и ростом в шестьдесят пять сантиметров. Ну прямо Геркулес!
В дружной семье царило согласие и радость. Только одна просьба жены очень озадачила Сухорукова. Марта умоляла мужа покрестить новорождённого в церкви.
Вот те раз! Мы, оба безбожники, Вовка – член партии, я – несознательный комсомолец. И что нам теперь делать? В общем, облачившись в цивильное, на переговоры с батюшкой в городок отправился я . Не раскрывая своего статуса военного человека, получил полную информацию о крестинах, я вернулся домой . Крестины назначили в Петров день, оказалось кумом Сухорукова стал я, а кумой стала повариха тётя Надя из нашей столовой. Когда дело коснулось документов, протодьякон покрутил головой и что-то прошептал батюшке. Но всё прошло без сучка и задоринки, нашего крестника уже увезли домой, а мы с Сухоруковым, узнав , что батюшка проживает при церкви, осмелились нанести ему благодарственный визит. При этом у нас был богатый набор закуски и отличного коньяка. В стенах своего жилища, батюшка был весел и гостеприимен. Вместе с нами разделил трапезу и питие. А прощаясь, как бы извиняясь, сказал, что торопится на заседание райкома партии, там он непременно встретит нашего комдива – члена бюро райкома КПСС и вынужден доложить ему, что мы крестили в православной церкви своего ребёнка. Мы удивленно воскликнули : « А как совместить рясу и членство в партии?»
На что последовал краткий ответ – а кому ещё остаётся заботиться о пастве!!!
Мы с Вовкой порешили так: что только не сделаешь ради любимой женщины!