Я проснулся от многократного резкого металлического звука. За окном путешествовало раннее утро, а по мокрой траве бродила полусонная босая Полина, и именно она постукивала поварешкой в старое цинковое ведро, приглашая обитателей интерната на завтрак.
Поверх этого плыл густой предрассветный туман, а еще выше кружили сойки, будили еловый густой и мрачный лес.
Из крохотного оконца открывался такой маленький кусочек такого огромного мира, что я сладко зажмурился, от предвкушения встречи с ним!
И тут я вздрогнул, вспомнив, что предмет моих трепетных детских мечтаний, милая Йол, лежит сейчас на кровати, всего через несколько коридоров от меня, с новой здоровой ногой!
На кровати завозился Глупый, и пока он не открыл глаза, я быстро натянул брюки и ощупал талисман в заднем кармане. Негоже носить его в штанах! Карман топырится, выдает свое содержимое. Большие обязательно пристанут – покажи, да покажи! Отберут потом непременно…
Я озадаченно огляделся по комнате и вспомнил про потаенную щель в деревянном полу, под самой тумбочкой, у окна, в которое так любил смотреть. Я быстро отодвинул доску, она тревожно скрипнула, еще больше обеспокоив Глупого. Но я успел протиснуть талисман в узкую щель незаметно ни для кого.
Так. Если отсутствие моей глухоты можно было успешно скрывать от окружающих, и это было скорее весело, чем опасно, то здоровую ногу Йол спрятать от посторонних глаз было невозможно.
Она не появлялась ни перед кем до самого вечера, а ближе к ночи, когда почти стемнело, я разглядел ее силуэт во дворе, рядом со злополучным сараем.
- Ванька, там Йол! – примкнул ко мне Глупый.
Остальные ребята из нашей комнаты тоже прилипли к окну. Мне показалось некрасивым – пялиться в окно на больного, беспомощного человека, и я изо всех своих семилетних сил оттолкнул любопытную ватагу от окна.
- Нечего глазеть! Не в цирк пришли! – с обидой зажестикулировал я, хотя прекрасно понимал, что у них, как и у меня нет больше здесь ни единого развлечения, кроме как смотреть чужие жизни из маленького окна. Да и какие они были здесь чужие?..
- Чего ты, Ванька? Да и ладно, эка невидаль! Подумаешь, Йол плетется! – посыпалось на меня.
Забыв обидеться еще раз, я вылетел из комнаты и застучал тяжелыми ботинками по скрипучей деревянной лестнице вниз, туда, к Йол!
Она стояла, прислонившись спиной к стене, держа на вытянутых руках костыли, и растерянно смотрела под ноги. Девушка даже не отреагировала на мое быстрое шумное приближение, а только недоуменно повела плечами.
Я в нерешительности остановился рядом и с детским трепетом посмотрел на ее красивый упрямый профиль.
- Йол, - позвал я ее жестами.
Она обернулась ко мне, и я увидел, что она плачет, а слезы ее такие чистые и хрупкие, переливаются на длинных ресницах.
- Я слышу тебя, - сказала она вдруг.
- ?
Я попросту опешил и безмолвно смотрел в ее глаза. Я не произнес ни единого звука с самого рождения!
- Да, я слышала, ты сказал – Йол!
- Я ничего не говорил! – замахал я отчаянно руками в ответ.
- И сейчас слышу. Твой голос, такой детский и звонкий звучит прямо в моей голове. Что происходит, Ваня?
Я понемногу начинал понимать, что происходит действительно что-то важное, необъяснимое, недоступное пониманию Йол и моему. Не было сейчас никакого смысла говорить ей о Талисмане Мито, который ждал меня под скрипучей половицей. Не нужно было говорить про анунаков, которые вчера ночью терзали и допрашивали меня во сне. Надо просто брать Йол в охапку и бежать подальше от этого места!
- Йол, произошло обычное чудо и ты теперь здорова! Произошло чудо и я теперь могу слышать и говорить, если ты не обманываешь меня, – мысленно произнес я и увидел, что она действительно меня слышит. – Разве мы с тобой не заслужили этого чуда?
Девушка вздохнула и кивнула головой.
- Полина сказала, что это происки дьявола. Она крестится, когда видит меня.
- Ну и пусть! Зато теперь ты здорова! – с уверенностью ответил я.
А назавтра, весь интернат только и говорил о том, что нога Йол стала здоровой, потому что она продала душу дьяволу и забросила вечерние молитвы.