Крысиный король. 8

Софья Исаева
    -А ты совсем непохожа на мать, - сказал Истван и провел длинными ногтями по коже моего плеча. Меня сладко передернуло, и я вышла из теплой дремы.
    -Один ты так говоришь, - сонно пробурчала я и поднялась с его плеча только для того, чтобы уткнуться подбородком в его грудь. Ногти Иствана теперь почесывали мне спину, а сам он сказал что-то еле слышно.
    -Ммм? – переспросила я.
    -Как так?
    -Герцог Мнишек, судя по всему, видит во мне мать в молодости. Граф Мнишек, наш Джило, видит меня ею в будущем. Маркиз Мнишек, многоуважаемый Лех, считает, что яблоня от яблони, и стерва всегда родит стерву.
    -Когда я смотрю на тебя, то вижу герцога, а не Рениву, - Истван продолжал задумчиво улыбаться. - Но где-то в глубине тебя должны спать черты матери. Сейчас они незаметны, но в любой момент могут вырваться с обескураживающей силой.
    Я подумала, что то же самое вполне можно сказать и о самом Истване. Точнее, о его одержимости. В порыве откровенности мне захотелось пересказать ему слова Жиля, но я сдержала порыв, потому что такое знание могло послужить барону слишком хорошим оправданием как сейчас, так и в дальнейшем.
    -Тебе виднее, - только и сказала я.
    -Ты мой прекрасный тиран, - после паузы ласково заметил Истван. Я удивленно приподняла голову.
    -Тиран? Неужели?
    -Твоя власть абсолютна. Сейчас ты можешь делать со мной все, что хочешь. Я не посмею возразить. И когда ты пресытишься обаянием осужденного убийцы, его казнят. И ничто не напомнит тебе о нашей связи.
    -Ах, вот как ты все видишь, - вздохнула я, подкладывая под подбородок руку. – А что же осужденный убийца?
    -Продается, покупается, сдается в наем. Как всегда, - со смесью стеснительности и цинизма ответил Истван. Я не выдержала этой смеси и рассмеялась.
    -Почему обязательно нужно каждому из нас давать роли? Или придумывать прозвища? Если бы ты не сказал этого сейчас, мы вполне могли бы притворяться, что просто встречаемся…
    -Не вижу смысла притворяться. Я знаю, что меня казнят, но, пойми, я не хочу умирать.
    -Тебя не казнят, - я покачала головой. – Пройдет время, и ты вернешься домой к своей баронессе. Впрочем, прежним уже ничего не будет.
     -И как мне не называть тебя тираном, если ты не разрешаешь жене навещать меня? – словно не слыша моих обещаний, продолжил он. Я помолчала с минуту, раздумывая, стоит ли ему знать правду, а в то же время его ногти стали впиваться мне в спину чуть сильнее.
    -Никто не запрещал ей навещать тебя. Она вольна сделать это в любой день, но отцу пришлось приказать ей прийти, и только тогда она пришла, - ровно произнесла я. Истван перестал царапать меня. Его рука бессильной тяжестью легла мне на спину. - Когда я приезжала проведать ее, она сказала мне, что чувствует, будто ты летишь в пропасть и тащишь ее за собой.
    -Она всегда боялась высоты, бедняжка, - после паузы еле слышно ответил Истван, повернув лицо к стене.
    -Когда она рассказывала о том, почему ушла от Хьюго и Магнуса, то снова упомянула высоту, - вслед за одними словами Дианы невольно вспомнились и другие. Я понимала, что не стоит говорить с ним об этом, но ничего не могла с собой сделать. - Она сказала, что забралась тогда так высоко, что дальше неминуемо последовало бы падение.
    -Я говорил ей! Говорил много раз, что они – стая волков, и выжить с ними может только волк. Пусть и сама она - лиса в шкуре ягненка, но с волками ей не справится, - Иствана перекосило. Он взглянул на меня глазами, в которых зажглась прежняя боль, скрытая до этого тонким покрывалом покоя и нежности.
    -Если они волки, странно, что они не съели Роммеля, - заметила я, пытаясь сменить тему.
    -Откуда ты знаешь о бедняге? – от удивления Истван поднял голову с подушки.
    -Джило рассказывал о вашем веселом детстве, - улыбнулась я, видя, что его глаза снова смеются. – Везет, у тебя был кролик. Я всегда хотела завести кого-нибудь, но в моем интернате были только глупые золотые рыбки в аквариуме, стоящем в игровой комнате.
    -Тебя отдали в интернат?
    -Сначала в приемную семью, а потом туда, - кивнула я.
    -Если бы я был свободен, то подарил бы тебе сразу десяток кошек. Или большую собаку. Хочешь собаку?
    -Не думаю, что там, где я живу, поймут правильно прибывший по почте ящик с кошками или огромного волкодава. Да и кое у кого там может быть аллергия на шерсть, - не без сожаления отказалась я, представив, как заламывала бы руки госпожа Алиса, заранее оплакивая свою мебель.
    -Диана тоже выросла в интернате… - говоря о животных, Истван чуть оживился, но следом стал отчужденным.
    -Но сумела стать баронессой.
    -Потому что не сумела стать герцогиней, - снова взгляд в сторону и гримаса.
    -Со временем она вполне могла бы стать ею, - я стала рассуждать вслух, воспользовавшись тем, что Истван сам вернулся к этой теме. – Знаешь, а ведь ты сделал Хьюго одолжение, женившись на ней. Ты первым принял на себя весь позор и насмешки. Ты бы сделал им обоим еще большее одолжение, умерев на той охоте. Тогда уже ничего не помешало бы Диане стать герцогиней.
   -Теперь ей это уже не светит, казнят меня или нет, - гримаса Иствана стала еще более желчной.
    -Она понимала это еще до смерти Хьюго, - я продолжала рассуждать, удивляясь собственному спокойствию, граничащему с бесчувственностью. – В тот вечер она сказала ему: «мне не суждено стать твоей женой».
    Истван не ответил. Он не спрашивал, откуда я это знаю, не задавал других вопросов, а просто продолжал смотреть в сторону. Я провела пальцами по его лицу, и он обернулся ко мне. Когда Диана дотрагивалась до него, его глаза светились счастьем, но сейчас в них была застарелая боль и грусть. Он выглядел таким молодым в этот момент, и эти чувства никак не вязались с юношескими чертами лица. Я провела пальцами по лбу, виску и щеке, и Истван мягко улыбнулся мне. Я попыталась взглянуть на него глазами Дианы, и вдруг вся эта история перевернулась с ног на голову. Мне открылся немного иной смысл истерик Дианы, ее ненависти к лесу и нежелания видеться с мужем.
    -А ведь она все знала заранее! – вырвалось у меня. – Она знала о засаде в лесу и ждала, что ты не вернешься с охоты. С самого начала она была в сговоре с Хьюго, и именно поэтому вышла за тебя. Ты умираешь, она получает титул. Пропасть между ней и Хьюго исчезает, и он получает все, и жену, и лес.
    -Это ерунда! Даже если это правда, это все равно ерунда! Она вышла за меня не по доброй воле, это так, но причина была другой. Я сам принудил ее к этому, - Истван приподнялся на подушке и посмотрел на меня в упор. Боль в его глазах стала мрачной одержимостью. Тайна, до этого мучительно скрываемая, сейчас прорвалась наружу. - Она так долго говорила мне «нет», но потом сказала «да». Она согласилась выйти за меня, но потом передумала. В тот же день я потерял смысл жить. Лучше бы она продолжала гонять меня, чем давала надежду на грядущее счастье для того, чтобы потом отнять ее. Я бродил сам не свой, как в безумном сне, пытаясь собрать себя по кускам. Мне до физической боли не хватало чувства, что возникало во мне, когда она была рядом, не хватало того мучительного счастья, из-за которого я порой боялся пошевелиться. Без ее красоты мир был тусклым, а я сам был гниющим трупом. Когда мне стало так плохо, что держать боль внутри не было сил, я сбежал в лес. Там можно было выть в голос. Я проклинал ее, но мои проклятия превращались в клятвы и мольбы, чтобы она стала моей, чтобы сдержала свое слово. Я плохо помню, что делал на тех камнях, какие жертвы приносил. Я был пьян и почти безумен, но на следующий день мне стало легче, несмотря на то, что худшего похмелья у меня не было в жизни.
    -А сейчас? – я приподнялась на локте. – Ты скучаешь также?
    Истван долго не отвечал. Он не отводил от меня глаз, но я видела, что смотрит он не на меня, а куда-то вглубь.
    -Да. Рядом с ней смерть не страшит меня, но когда она уходит, страх наваливается с новой силой. Если бы она приходила ко мне, я продолжал бы молчать и спокойно пошел на плаху. Но я совсем один тут наедине со своими мыслями. Только ты приходишь, и тогда я могу верить, что меня вообще не казнят, и значит, бояться нечего.
    Задавая предыдущий вопрос, я собиралась следом спросить, не вызвать ли Диану еще раз, но после таких слов, засомневалась, стоит ли. И все же:
    -Хочешь, я попрошу отца пригласить ее снова?
    Он смотрел на меня, словно сомневаясь в моей правдивости. Я выдержала его взгляд, сумев не проявить эмоций, и Истван коротко кивнул.
    -Возвращаясь к лесу, - я решила высказать свои сомнения, а заодно и лечь на спину, устроившись удобно на его плече. – Я верю, что он мог наслать безумие и смерть, но поработить сердце…
    -При чем здесь сердце? – резко перебил Истван. – Ее сердце осталось при ней, а вот разум был помутнен и толкнул ее на то, что она так долго отказывалась делать. Я был в лесу незадолго до даты предполагаемой нами свадьбы. Я помнил день, но не знал, что делать с ним. За меня все решил Джило. Черти принесли его, и он вместе с ними потащил меня на карнавал. Там я встретил Диану в нелепой маске и каком-то глупом платье. Я удивился не ее присутствию, а ее виду. Она была пьяна и, увидев меня, стала смеяться, а не убежала прочь. Мы танцевали. Наконец, она спросила меня… она сама!... помню ли я, что это за день? Когда я ответил, что да, она спросила, хочу ли я завершить задуманное? Она сказала мне прямо: «Так женись! Сегодня! Сейчас!». Кто я был такой, чтобы спорить? Или думать, что заставило ее так измениться ко мне. Все получилось так, как я хотел. И когда я решился пойти в лес во второй раз, то был уверен, что мои слова не останутся не услышанными…
    В тихом голосе Иствана звучало эхо мрачной угрозы. Я закрыла глаза и вспомнила лес. Да, я верила Иствану, но все же не могла до конца принять, что именно его отчаянный ритуал сыграл главную роль в решении Дианы. Его стремительность все равно казалось мне доказательством сговора Дианы и Хьюго. На охоте их постигла неудача, но следом пришло приглашение на праздник, а там пара злых шуток Хьюго и старого Магнуса вполне могли довести Иствана до яростной выходки, которая стоила бы ему жизни. Они хотели выставить безумцем его, но стали ими сами.
    -Скажи, так что было с тобой на том празднике?
    -Я не хотел идти. Хотел остаться дома, сидеть и смотреть на Диану, огонь камина или тени леса. Позже ночью мы поднялись бы на башню и смотрели бы на праздник через подзорную трубу на башне, но Диане захотелось музыки, ярких нарядов и, может быть, мести. Я был спокоен, зная, что она не замедлит прийти, но Диана сомневалась. Как и предполагалось, этот вечер был наполнен для меня оскорблениями и издевками. Старик и Хьюго будто не осознавали, что, оскорбляя меня, оскорбляют и Диану. Я был изгоем там, и знал это, но Диана не понимала, какую роль ей придется играть. Она не выдержала этого долго и покинула меня, как всегда. Я и так был с похмелья, но вскоре снова напился. В голове шумело, я начинал злиться, ожидая каждую новую насмешку с жадным нетерпением. Внутри меня что-то спокойно считало каждое злое слово или взгляд, ожидая, когда чаша переполнится. Первый шаг за грань сделал Магнус. Мое сердце вдруг остановилось, затем забилось снова, отмеряя темп нового времени. Все вокруг меня перестало быть праздником, а стало бурей в моем лесу. Стихии бушевали, и я шел совершенно один среди темных стволов. Они гнулись в танце, скрипели, ломались, кричали мне что-то. Комнаты заполняли лица тех, кого я запомнил уже мертвыми. Всех тех, кто лежит в моем лесу. Вместе с моим терпением кончилось и их терпение. Перед тем, как убить, Хьюго иногда пытал жертву, и теперь они стали играть с ним. Я видел, как они сливались с людьми, к которым он был привязан, заставляя его убивать их своими руками, а потом осознавать, что он обознался. Он искал врагов в толпе, видел, что не убил их и снова пускался в погоню. Игра начиналась снова. В ней участвовал не только Хьюго. Все, кто бывали в лесу и кого помнили мертвые, всех преследовали тени. Пойми, мне не надо было призывать смерть туда. Свою смерть они носили в себе и сами приоткрыли для нее ворота…
    Я вздохнула и открыла глаза. У другой стены тускло поблескивали в свете маленькой лампы огромные песочные часы, которые должны были отмерять сутки узника. Я не могла разглядеть, как бежит песок, лишь угадывала его движение.
    -Теперь ты знаешь обо мне больше, чем кто бы то ни было, - после паузы  заметил Истван с легкими нотками горечи в голосе. - Больше чем мои родители, больше, чем жена. А я не знаю о тебе почти ничего. Даже несмотря на то, что Джило - мой старый друг, а ты его сестра, я не знал о твоем существовании до этого времени.
    -Эх, вся история моего появления в доме Мнишек слишком длинная, чтобы рассказывать сейчас. Пусть это сделает сам Джило, он знает ее почти всю, но по тому, что я росла в интернате, ты можешь предположить, как мать относилась ко мне. И после она пыталась пару раз убить меня…

    Вернувшись от Иствана, я сразу же написала письмо отцу с просьбой вызвать Диану, и ответ пришел уже на следующий вечер. Курьер из дворца лорда Протектора принес конверт в дом герцога Мнишек, где я все еще находилась. В нем была короткая записка, написанная корявым почерком отца, который я с трудом разбирала.
"Здравствуй!
Это дело полностью вылетело у меня из памяти. Я так занят, что был бы тебе очень признателен, если бы ты взяла все это на себя. Можешь вызывать к нему кого хочешь и когда хочешь – я предупредил коменданта тюрьмы и главного следователя по этому делу. Но если решишь выпустить его или казнить, все же сообщи мне причины подобного решения. Вполне возможно, что Дневной следователь к тебе обратиться, так что не пугайся.
p.s. Но лично я думаю, что лучше всего сейчас не делать ничего".
    Я читала это письмо и невольно поднимала брови все выше и выше, хотя удивляться было нечему. К этому все шло, но ответственность меня испугала. У меня никогда не было даже домашнего любимца, чтобы о нем заботиться, а тут я получила человека, жизнь которого находилась в моих руках. В голове снова промелькнули аналогии с Людо и Лилой, но я прогнала их, сосредоточившись на деловой стороне. Письмо коменданту проблем не составит, а вот приглашение Диане надо составить так, чтобы оно не выглядело просьбой, ведь просьбу она может проигнорировать.
    Я думала об этом, сидя одна перед камином в одном из кабинетов. Вдруг мое одиночество нарушили горничная с письмом и слуга с фанерным ящиком.
    -Это от барона и баронессы Рокош, - сказала мне горничная, протягивая на подносе конверт. Я взяла его, наблюдая, как слуга ставит ящик на пол и открывает крышку. Поскольку содержимое ящика не захотело само вылезти наружу, то слуга, потеряв терпение, вытряхнул его прямо на ковер. Комок рыжей шерсти тут же прижался пузом к полу и жалобно мяукнул. Это был подросший котенок. Истван выполнил свое обещание, которому я не придала никакого значения. Слуги вышли, а я все еще в ступоре смотрела на котенка и мяла в руках конверт. За один вечер мне подарили сразу двух котов, один сейчас пищал передо мной, а второй, куда более опасный, сидел в закрытом вольере. И я с трудом представляла, что мне делать с ними обоими. «Впрочем, котенка я могу спихнуть на слуг герцога», - подумала я, глядя, как вернувшаяся горничная ставит перед камином блюдечко молока и гладит котенка по спине. Девушка подняла голову и улыбнулась мне, словно предлагая потискать котика. Огоньки камина блеснули в ее теплых карих глазах, но я продолжила неподвижно сидеть в кресле, размышляя. «А главная ответственность за Иствана все равно лежит на отце, а не на мне, ведь именно он примет последнее решение». От этих мыслей мне стало легче, я слезла с кресла, посадила котенка рядом с блюдечком, затем вскрыла конверт. Застекленная дверь на веранду, которые были почти во всех кабинетах на фасаде, открылась с морозным скрипом, и в теплую комнату вошел Джило, ведя за собой мать. Они гуляли в саду, как делали каждый вечер, но оживление в кабинете привлекло их внимание.
    -Это откуда? – спросил Джило, жестом показав на котенка, который робко нюхал молоко.
    -Я сказала Иствану, что всегда хотела иметь домашнего любимца, и он попросил родителей прислать котенка, - ответила я, пробегая глазами письмо. Джило снял шубку с матери и усадил ее перед камином, затем скинул теплое пальто с себя и, сев на корточки, безжалостно оторвал котенка, только начавшего лакать молоко, от блюдечка. Он поднял его перед собой и сказал:
    -Я часто играл с кошками баронессы, а потом мама ругала меня за то, что мои бархатные костюмы были безнадежно испорчены их шерстью.
    Я лишь хмыкнула в ответ, а Джило вдруг положил котенка на колени матери. Я невольно покосилась на него с неудовольствием. Не знаю, что Джило прочитал в моем взгляде, но ответил на него обидой и вызовом. Я устыдилась своей реакции и улыбнулась, извиняясь. Джило уселся на скамеечку у ног матери, которая стала медленно гладить котенка, а я села и стала читать письмо.
    Барон и баронесса писали, что посылают мне кота в подарок в благодарность за участие в судьбе сына. Между строчек читалось, что они готовы подарить мне любое животное: кошку, собаку, лошадь, барсука из леса, даже вывести у себя на ферме слона, если мне придет такая блажь его захотеть. И все же учтивый тон не мог скрыть, как тяжело им обращаться ко мне «маркиза». Они не знали толком, откуда я взялась, но были вынуждены просить меня помочь им увидеть сына. Письмо было написано витиеватым слогом, и мне пришлось перечитать его несколько раз, чтобы удостовериться, что просят они только о свидании с сыном, и других, скрытых, просьб письмо не несет.
    Со вздохом я опустила письмо, которое стало дополнительным бременем и заботой, и взглянула на мать. Она продолжала гладить котенка. Тот мурлыкал и в то же время пытался укусить ее за палец. Мать, не прекращая гладить его, сначала погрозила ему пальцем, а потом легонько щелкнула по носу. В ее движениях было столько силы и прежней энергии, что меня невольно передернуло. Мое тело все еще боялось ее, потому что продолжало помнить, сколько раз она пыталась убить меня. Я взглянула ей в лицо. Она, будто мечтая, смотрела в огонь, а тонкие руки в это время размеренными изящными движениями гладили котенка. Длинные пальцы терялись в густой рыжей шерсти. Неудивительно, что Джило подобрал листок бумаги для эскизов, которая валялась теперь по всему дому, и стал что-то неистово черкать карандашом, время от времени поглядывая на руки матери. Котенку надоело кусаться. Он замурлыкал громче и стал запускать коготки ей в подол.
    -Джило, скажи честно, почему ты так не любишь Иствана? – спросила я. Джило поджал губы, но не ответил, даже не поднял взгляда от рисунка. Пауза затягивалась, но вдруг мать произнесла:
    -Как только он женился, у него перестало хватать времени на тебя, ведь так?
    Ответ прозвучал, словно далекое эхо. Я и Джило взглянули на мать, но она продолжала смотреть на огонь, чуть щуря глаза.
    -Ах, вот как, - протянула я. – Ну что ж, это можно понять. Я тоже пожадничала с котенком.
    Джило поднял на меня взгляд, в котором смешались язвительность, смех и нежность. Я поняла, что прощена, и стала думать, как распланировать свидания Иствана с родственниками и женой и что писать в этой связи коменданту тюрьмы.
    В комнату снова вошла та же горничная. Почтовый день еще не закончился, потому что на подносе лежало еще одно письмо, адресованное мне. С первого взгляда я не узнала адрес, только поняла, что он Дневной, и с любопытством разорвала конверт.
    -Здравствуйте, приехали, - вырвалось у меня с досадой и смехом, когда я дочитала письмо до середины.
    -В чем дело? – поинтересовался Джило.
    -Адвокат Лилы Вартбург приглашает меня и Хельгу явиться на разговор и дать некоторые пояснения его клиентке по поводу исчезновения ее жениха…
    -Да они там все с ума посходили, - фыркнул Джило. – Объяснений лорда Протектора им мало! Может, они и самого Людо попробуют извлечь из источника?
    -Дело в том, что отец сказал им тогда, что Людо не мертв. Они привязались к этой мысли, и теперь требуют от нас вернуть его.
    -Значит, надо устроить липовые похороны, - резонно предложил Джило.
    -Мне не хотелось бы хоронить его даже в шутку, - тихо ответила я. – А они, скорее всего, потребуют найти убийцу. Или, как минимум, точное описание несчастного случая, в котором погиб Людо.
    -Хм, и что ты собираешься им сказать?
    -Пока я собираюсь их проигнорировать, - ответила я и швырнула письмо в камин.

    -Дисса, я хочу поговорить с тобой. Выйди на минутку, - госпожа Алиса стояла в дверях моей комнаты, не решаясь переступить порог. Я оторвалась от бумаг и послушна вышла к ней в коридор. Мы остановились у перил лестницы. Госпожа Алиса секунду вглядывалась мне в лицо, затем начала:
    -Дисса, я хочу, чтобы ты поняла, как мне неприятен этот разговор. Как мне тяжело задавать тебе такой вопрос, но я должна знать. Дисса, ты изменяешь Норвину?
    Моя голова по самую макушку была забита датами и формулировками письма к коменданту тюрьмы, поэтому смысл ее вопроса дошел до меня не сразу. Но когда дошел, я поняла, что мое лицо одеревенело.
    -Что?
    -Я невольно слышала обрывки твоего разговора с братом. Он упрекал тебя в какой-то неподходящей связи. Я ничего не сказала об этом Норвину, потому что знала, что сначала должна поговорить об этом с тобой. Дисса, если это так, то ты поступила просто неблагодарно…
    -А разве мы так громко разговаривали? – осведомилась я.
    -Нет, до меня доносились лишь обрывки. Дисса, скажи мне правду, ты изменяешь?
    -Нет, - сухо отрезала я. От возмущения, что она подслушивала, ложь далась мне легко. – Джило упрекал меня в том, что я с симпатией отношусь к заключенному, дело которого передал мне отец.
    -А как же твои слова, что это «глупое разовое приключение»? Дисса, если бы ты знала, как расстроил меня твой цинизм! – в голосе госпожи Алисы звучала настоящая драма, но взгляду мог бы позавидовать следователь со стажем.
    -Имелась в виду моя глупая попытка провести допрос. Он грешил вольной атмосферой, признаюсь, но проходил в тюрьме. Какой может быть роман в застенках?
    Госпожа Алиса молчала, а я разошлась сильнее:
    -Мы с братом просто разговаривали, немного поддевали друг друга, но это нормально. Видимо, в будущем мне надо будет осторожнее выбирать слова, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Но когда хочется почувствовать себя дома, это делать так трудно.
    -Разумеется, это твой дом, и ты можешь говорить здесь, что хочешь, но встань на мое место! – несмотря на попытку моего отпора, госпожа Алиса не сдавалась. – Норвин - мой сын, и если я узнаю о твоей нечестности, я, как мать, просто не имею права молчать!
    -Давайте договоримся, - мрачно предложила я, чувствуя нехороший холодок на спине. – Если я изменю ему, я скажу об этом сама. Хорошо?
    -Я не хочу, чтобы моего сына обманывали.
    -Теперь у меня нет причин обманывать его.
    Госпожа Алиса далеко не сразу поняла, что я имею в виду, но когда поняла, то подтвердила с горечью и укором:
    -Да, теперь у тебя нет причин держаться за нас.
    Мы поняли одновременно, что дальнейший разговор перерастет только в ссору, и разошлись. Я закрыла за собой дверь и задумалась. На душу лег камень. Он состоял на малую долю из вины перед Норвином, в основном меня беспокоили собственные слова. В них прорвалось наружу смутное предчувствие, которое я гнала от себя все эти дни. То, как я без сомнений кинулась в объятья Иствана, как равнодушно реагировала на явное охлаждение Норвина, как легкомысленно позволила госпоже Алисе подслушать разговор с братом, говорило о том, что я либо предчувствовала, либо готовила собственными руками конец наших отношений, хотя себе говорила, что это «глупое разовое приключение». Как бы то ни было, но сделанного не переделаешь. Я вздохнула и попыталась снова сосредоточиться на письмах.

    -Что это у тебя? - тем же вечером поинтересовался Норвин, когда с вечерней почтой прибыл внушительный пакет. Я уже начинала привыкать к постоянному потоку писем, но несколько официальных печатей и герб Дневного управления внутренних дел на сером конверте заставили меня слегка занервничать.
    -Думаю, это что-то связанное с делом барона, - рассеянно ответила я, доставая пачку бумаг.
    -Он решил не ограничиваться одной строчкой и послал тебе целый роман? – не без яда спросил Норвин. Я отрицательно покачала головой.
    -Это другое. Отец поручил мне дело барона, разве я тебе не говорила?
    -Не говорила. В последние дни ты не жалуешь меня откровенностью.
    -Тебе же это все не нравится и не интересно, - заметила я, разглядывая небольшой листок бумаги, приколотый к первой странице стопки.
    -А ты помнишь, что ответила мне, когда совсем недавно я сказал тебе то же самое? – мягко произнес Норвин. Я оторвалась от маленького листка и взглянула на него. В его карих глазах плясали озорные огоньки, и я невольно рассмеялась.
    -Действительно. Так вот, отец, как и грозил, свалил это дело на меня. И это отчет Дневных следователей, - я постучала пальцем по бумагам.
    -Дневных?
    -Да, они изначально вели это дело.
    -Лучший способ развалить Ночное дело – это заставить Дневных вести его. А он еще поставил тебя во главе. Чего он хочет добиться? Что он спасает этого никчемного барона, это я понял, но при чем здесь ты? Ведь есть вещи, которые ты знаешь лучше, и которые гораздо достойнее, чем кровавая Ночная вражда! Ты столько натерпелась от них, и теперь он толкает тебя туда снова! Зачем?
    -Ты знаешь по газетам, что многие его решения сначала не кажутся логичными, но в результате оказываются дальновидными, - я заступилась за отца.
    -То, что хорошо в политике, не всегда хорошо в семейной жизни, - отрезал Норвин. Я лишь вздохнула в ответ и вернулась к бумагам. Отчет был насквозь Дневным, и тот, кто его писал, четко, как истинный Дневной, осознавал, что вынужден иметь дело с человеком неопытным, да еще и женщиной, поэтому к основным бумагам прилагалась пояснительная записка, в которой суть рассказывалась более или менее человеческими словами.
"Следственный комитет разобрал дело «Ночные против барона Рокоша» и пришел к выводу, что требования Ночной стороны чрезмерны. Вина барона в убийстве графа Карфакса доказана, признана всеми, в том числе и им самим, но из показаний свидетелей следует, что барон Рокош убил графа Карфакса в целях самозащиты. Обвинения барона в причастности ко всем остальным убийствам показались группе следователей бездоказательными. За убийство графа Карфакса следственный комитет предлагает, согласно Ночным законам, наложить на барона виру, которую он должен будет выплатить оставшимся родственникам графа Карфакса. Если Ночная сторона не будет удовлетворена этим, то к вире можно добавить изгнание. Для смертной казни комитет не нашел достаточно отягчающих обстоятельств. Нельзя казнить человека только за то, что он сохранил разум среди безумцев и защищал себя…"
    Я не выдержала и расхохоталась железной логике и здравому смыслу Дневного, но и столь же железному нежеланию признавать факт, что барон мог убить, не дотрагиваясь до жертвы пальцем. Норвин, до этого задумчиво мешавший чай, удивленно поднял голову, и я зачитала ему последние слова записки. Он усмехнулся и почесал голову.
    -Если он не сказал им о тенях, а он, видимо, не сказал, то другого исхода и не могло быть. Самый лучший Дневной следователь не сможет докопаться до дна в Ночной путанице, соответственно оправдательный приговор барону гарантирован. Ты сама едва ли станешь оспаривать его и проводить расследование… - Норвин взглянул в стену, продолжая почесывать голову. Я наградила его мрачным взглядом. - Не понимаю только, почему он так ратует за него?
    -Ты не понимаешь, потому что не видел его лес.
    -Ты можешь отпускать его. Все карты у тебя на руках, - Норвин снова повернулся ко мне.
    -Последнее решение все равно за отцом, - я покачала головой. - А он посоветовал мне ничего пока не предпринимать.
    -Значит, вот на какую роль он выбрал тебя, куколка? Она тебе вполне подходит, - рассмеялся Норвин.
    -Но мне приходится писать коменданту, потому что я разрешила свидания с родителями и Дианой…
    -Дианой, - повторил Норвин и посмотрел в окно. Я несколько секунд смотрела на него, затем спросила:
     -Ты все еще думаешь о ней?
    -Что?! – Норвин резко повернулся ко мне.
    -Ничего, - ответила я и стала читать бумаги.
    -Задумайся, ты сейчас во главе Дневных следователей, которые разбирают Ночное дело! Это было бы просто прекрасно для нас, если бы ты добилась такого положения сама, а не была просто дочерью лорда Протектора. Но даже и так, прецедент создан. Двойному доверено дело, требующее контакта Ночной и Дневной стороны…