Из цикла «Всё на продажу»
В детском саду никто и никогда не обижал меня. Даже воспитатели, но это в смысле физического воздействия, зато морально иногда было тяжело: несправедливость именно там впервые распахнула объятья навстречу моей доверчивости. «Веселов, кончай демагогию!», – торопила меня в умывальнике Тамара Петровна (умывальник – место, где умываются). Ни что есть демагогия, ни почему её должно кончать никто не объяснял. Главное научить повиновению. Беспрекословному.
Сегодня Субботник (Субботник - общественно полезное мероприятие – бессмысленное и беспощадное). Где тут праздник? Чему радоваться? Какая неравноценная замена, возить в тележке прелые листья, вместо удовольствия копаясь в песочнице добывать удивительные артефакты, в первую очередь осколки стекла удивительных бутылочных колеров, оставленные двуногими из параллельного мира.
Однако, здравствуйте! Полюбуйтесь мои недавние сподвижники, старательно ловя глазами, томный взгляд Тамары Петровны, с энтузиазмом первых стахановцев маршируют перед ней, демонстрируя охапки прошлогодних листьев, которые в мерзостном тлении своём уже никогда ничего не узнают о весне. Поравнявшись с женщиной-вождём, самые сознательные мои сверстники, показывают ей на группку отступников, прячущихся за гигантским мухомором. Сознательные никогда не сомневаются в дальнозоркости старших. Сейчас они просто облегчают Тамаре Петровне труд видеть. Захлебываясь от восторга, они скороговоркой наушничают: Висиловбизпяткачуев…. Мы же не претендовали, на их право быть любимчиками, нам просто не досталось, по причине отсутствия рвения, ни граблей ни метёлок. Но вероятно доблестные дошколята, будущие пионеры, должны научится в любой ситуации безупречно находить и определять изгоев. Доносы поощряются. «Молодец, Толик и ты Маша молодец!» Что и Исаев молодец? Да он же минуту назад не оставлял усилий завладеть моим сокровищем, добытым в песочнице донышком от пивной бутылки с восхитительно сохранившимися непонятными символами. Стекляшка обладала приятной тяжестью чужого ещё неразгаданного мной опыта. «Нет, Исаев, мало ты каши ел. Иди отсюда». И вот теперь он рвёт из рук курносой девчонки (Лилька Геращенко – нравилась мне) верёвку с грузовиком полным верноподданнической дани старой бессмысленной традиции, и толкает её. Кого её? Да всех, и девчонку, и дань, и традицию. Запыхавшись, он громче всех рапортует: Висиловбизпяткачуев! Реакция странная. Первый и последний раз в жизни я действую быстрее, чем соображаю. «Исаев, обготь!» Взмах бутылочного осколка. Скрежещущие сопротивленье болоньей. Куртке – кирдык.
Субботник забыт. Все сюда. Это гораздо интересней уборки территории. Ещё не ведая ни о суде Линча, ни о его последователях, я жду чего-то подобного. Я разоблачён, и окружён праведным гневом. Вскоре буду подвергнут бойкоту и остракизму со стороны друзей, родительского комитета, и Тамары Петровны. Моя мать будет вынуждена внести двадцать рублей на возмещение ущерба.
Детский сад. Милейшие люди окружали меня в ту пору: о политике не было и речи, к психиатру тоже не повели. Но самое главное в тот момент на главный вопрос дознания: «Чем ты Исаеву куртку порезал?», – я упрямо отвечал «Ногтем!», и, неосмотрительно кем-то освобожденный от личного досмотра, глубже прятал в карман штанов бутылочное донышко. Улику не обнаружили до сих пор.