Бонапарт вышел из походного шатра проветрить помятую дурными новостями голову. Итак, армия в ловушке. Директория в Париже в его отсутствие творит чёрт знает что. Проклятый Нельсон захватил гарнизоны на Мальте и потопил флот в Абукире. Следовательно, путей к отступлению в Европу у него нет. Остаётся идти дальше, в Сирию, но и на Ближнем Востоке давно хозяйничают англосаксы. Не исключено, что они ринутся со своими войсками ему навстречу, в Египет. Но если и так, то тем хуже для самих англосаксов. Да, тем хуже для них. Главное, что мамелюков удалось разгромить. А это значит, что и Сирия от него не уйдёт. И прорваться туда – лишь вопрос времени и военной тактики…
Почти что ощутимо сгущалась тьма. Раскалённая, как пекло, пустыня стремительно остывала. Долина Пирамид буквально кишела людьми. Ржали и всхрапывали кони, откуда-то доносились непристойные песни. Горели костры и керосиновые лампы, пылали факелы – и от их света на огромном пространстве долины было светло, как поздним летним вечером на левом берегу Сены. Туда и сюда сновали солдаты, подгоняемые окриками командиров. Прежде безлюдная, пустыня была оккупирована многотысячной французской армией.
Бонапарт уже изготовился взобраться куда повыше – на бочонок из-под пороха или ящики с провиантом – и объявить: «Мои дорогие головорезы! Наше положение скверное, но мы выпутывались из бед похуже…», как вдруг откуда-то из темноты прямо на него вылетела, как пуля из нарезного ствола, кособокая фигура. Бонапарт ударился лбом прямо в грудь этому человеку. Затем он поднял глаза, чтобы опознать наглеца. Глаза у плевавшего на субординацию подчинённого светились безумным блеском даже в темноте, а лицо было осунувшимся, словно он не ел дня три. Мундир его был измят и покрыт таким толстым слоем вонючей пыли, как будто он нарочно извалялся в этой пыли. Наглецом оказался его собственный адъютант Жюно.
– Ты что, пьян, мерзавец?! – брезгливо спросил его Бонапарт, и глаза его налились кровью.
– Никак нет, Ваше Императорское Величество! – бодро ответил Жюно.– Я ходил по нужде к пирамиде Аменхотепа!!!
Адъютант было зашагал прочь, но император его остановил.
– Назад, подлец! – скомандовал Наполеон. – Ко мне!!!
Прошагав по инерции ещё шагов тридцать, адъютант Жюно, плавно развернулся, и также размашисто вихляясь, как марионетка, пошёл скорее на звук голоса, нежели чем на Бонапарта.
– В чём дело, адъютант? – спросил Бонапарт. – Почему ты ходишь, шатаясь и раскорячившись, как проститутка с улицы Сен-Дени ранним утром, которую отымели шестеро нетрезвых мастеровых, да ещё при этом выставив руки вперёд, словно слепой попрошайка на летней ярмарке в Рамбуйе? Что за внешний вид???? Что произошло, чёрт побери?????
Адъютант Жюно лишь блаженно улыбнулся.
– Кретин! – император влепил ему пощёчину. – Где твоё оружие?! Бросил???!!! Подарил врагу???!! Где ты шляешься весь день, я тебя спрашиваю???!!!
– Осмелюсь доложить Вашему Императорскому Величеству, – игриво заметил адъютант Жюно, – что у вас – оранжевый голос!!! Вы издаёте квадратный запах!!! А отсутствовал я, пожалуй, дня три, осмелюсь Вам доложить!
– Это белая горячка!!! – проскрежетал зубами Наполеон. – По возвращении во Францию тебя – в Шарантон, в дом для умалишённых!
От такого обещания Жюно расцвёл прямо на глазах.
– Ваше Императорское Величество! – доложил он. – Не извольте беспокоиться! Все находки при нас!!! Вернее, они там! – он указа куда-то далеко в пространство.
– Ты нашёл нечто, достойное моего внимания?! – не понял Наполеон.
Адъютант Жюно что-то проскулил – утвердительное и согласное.
Бонапарт хотел добавить к вышесказанному, однако Жюно – в нарушение субординации – его опередил.
– Это находится там, Ваше Императорское Величество. В пирамиде Аменхотепа. И это, осмелюсь доложить – нечто удивительное и потрясающее!!!
***
Вход в пирамиду Аменхотепа был низкий и узкий. Каменные ступени ныряли вниз, в темноту, почти что отвесно. Наполеон топтался на засыпанном песком каменном пороге. В кои-то веки он проявлял нерешительность на пороге неизведанного. С ним было трое: адъютант Жюно, маршал Луи-Николя Даву и его адъютант капитан Рембаль. У каждого в одной руке был факел, в другой – пистолет.
– Ваше Величество, вперёд! – смелый Жюно подтолкнул императора плечом ко входу.
То, что Жюно не пьян, император понял уже давно. Адъютант не пил хмельного напитка, и, тем не менее, он явно не в себе. Быть может, принял одурманивающее зелье? И почему он ходит раскорякой? Бонапарт осторожно зашёл к своему адъютанту со спины и также осторожно, чтобы никто не увидел, приблизил факел к заду адъютантских штанов. Никаких пятен крови или вазелина. Ничего. Никто его не насиловал. Или всё-таки насиловал?
Да и зачем адъютант привёл его сюда? Что это? Предательство??? Заговор???? Ловушка?????
– Ваше Императорское Величество! Ваше Превосходительство! – сказал капитан Рембаль обращаясь к Бонапарту и Даву. – Разрешите, я пойду первым!
– Вперёд, капитан!!! – скомандовал Наполеон.
Ничего не ответив, Рембаль шагнул в тёмный проём и тихонечко нырнул куда-то вниз. Несколько секунд из темноты не доносилось ни звука. Затем из глубины каменного мешка раздался раздирающий уши вопль: «Аааааааааааааааааа!!!!», а через мгновение капитан Рембаль вылетел из узкого прохода, как пробка из бутылки. Он собирался убежать далеко, но Бонапарт и Даву настигли его с двух сторон и крепко схватили за руки.
– Что ты видел, капитан? – крикнул Бонапарт прямо в ухо Рембаля. – Говори, не утаивай ничего!
Мундир Рембаля был покрыт таким толстым слоем зловонной пыли, будто он нарочно валялся по пыльному полу, а лицо осунулось, будто капитан ничего не ел и не пил целых три дня. Глаза его светились безумным блеском. Более всего он походил на хмельного гуляку.
– Ваше Императорское Величество! Ваше Превосходительство! – доложил он. Это находится там! – он кивнул в сторону пирамиды. – И это, осмелюсь доложить – нечто удивительное и потрясающее!!!
– Так что же ты там видел?! – переспросил Наполеон, теряя терпение. – Отвечай, подлец, не то получишь десять суток гауптвахты!!!
– Ваше Императорское Величество! – Рембаль ловко вывернулся из бульдожего захвата своих командиров. – Понимаете, он не велел мне об этом рассказывать. Никому!
– Кто – он??? – заорал император. – Кто тот, кто не велел тебе говорить???!!! Там сидит Мурад-бей или этот его братец???!!! Скажи мне, я порву на куски обоих за то, что они посягнули на честь французского офицера!!!
И тут обнаружилось странная штука: Рембаль стоял, широко расставив ноги и гнусно оттопырив зад.
– Тебя что, содомировали мамлюки?! – спросил Наполеон.
– Ваше Императорское Величество! – повторил Рембаль, чуть не плача. – Он не велел мне ничего говорить!!! – и блаженно расхохотался.
– Ваше Величество! – маршал Даву решительно выступил вперёд. – Я пойду в пирамиду и сам всё разведаю!!!
– Стой! – завопил Бонапарт. – Я запрещаю!!! – и вцепился маршалу в шею.
Но тот легко стряхнул императора прочь и резво нырнул в дверной проём, словно какая-то непреодолимая сила тянула его туда.
Вскочив на ноги, Бонапарт заорал во всю глотку:
– Тревога! Тревога! Три артиллерийских расчёта сюда!!! И роту фузилёров в придачу!!!
И, пока горнисты играли сигнал тревоги, и пока артиллеристы подкатывали пушки, Бонапарт ринулся на выручку лучшему маршалу республики, но Даву выскочил из пирамид сам. Перепачканный с ног до головы толстой вонючей пылью, с пьяными глазами, и немного исхудавший. Он стоял в раскоряку, высоко подняв зад, и блаженно улыбался.
– Ваше Императорское Величество! – доложил маршал Даву. – То, что я узнал, просто потрясающе!!! Но он велел никому не рассказывать об этом!...
***
Сам не понимая, зачем, Наполеон, с пылающим факелом в руке, и с двумя пистолетами за поясом, шагнул в темноту пирамиды. Падать оказалось неглубоко. Он сразу же приземлился на ноги, и даже не отбил себе пятки.
Внутри пирамиды стоял отвратительный гнилостный запах. Запах ударил в нос не сразу. Он словно дожидался, когда Их Императорское Величество проникнут в недра помещения – и только тогда накатил снизу удушливой прохладной волной.
Однако через несколько мгновений всё прошло. И Бонапарт был готов согласиться со своим адъютантом: внутри пирамиды действительно находилось то самое нечто.
В огромной каменной зале было светло, как днём. Факел был, по крайней мере, бесполезен, поэтому Наполеон отшвырнул излишний источник освещения куда-то далеко в угол.
В часовом кармашке что-то странно похрустывало. То, похоже, скрежетал механизм его «Брегета». Император вынул часы из кармашка и приподнял крышечку. Минутная стрелка часов вращалась с бешеной скоростью, часовая степенно обегала круг. Казалось, что кто-то невидимый крутил регулировочную головку.
«Получается, что здесь, в пирамиде, время течёт быстрей, чем наверху», понял он. «Одно мгновение там – это трое суток здесь. Неудивительно, что мои подчинённые выбегают отсюда тощие от бескормицы».
Император прислушался. В пирамиде было на удивление тихо, только часовой механизм шелестел, словно живое насекомое. Вынув оба пистолета и взведя курки, он тронулся вперёд. Ибо, кроме как вперёд, идти было некуда. «Вперёд», в данном случае, означало – в длинный узкий коридор, который брал начало от дальней стены. В коридоре было темно, без малейшего намёка на свет в конце. И, тем не мене, Бонапарт понимал, что его уже ждут.
Он шёл и шёл по длинному узкому коридору, держа пистолеты наизготовку. Вот уже исчез свет позади, а впереди по-прежнему была первородная темнота.
Однако коридор закончился внезапно, словно оборвался. Бонапарт очутился в бескрайней погребальной камере. Нет, он не вышел в помещение из проёма в стене, как того следовало ожидать, а сразу же оказался в середине камеры. Бескрайней камера казалось оттого, что стены её исчезали то ли в свету, то ли во мраке. То, что это погребальная камера, Бонапарт сообразил в одно мгновение, поскольку посреди помещения стояли в несколько рядов каменные саркофаги, накрытые каменными плитами; их длинная прямая вереница уходила вдаль.
Бонапарт несколько раз огляделся вокруг, держа пистолеты в поднятых руках. Опасности его здесь явно не подстерегали. Рассмеявшись, он выбросил ненужные пистолеты далеко-далеко. Грохнувшись на каменный пол, пистолеты разрядились одновременно. Сдвоенный звук выстрелов вязко потонул в тишине.
И, то ли от звука выстрелов, то ли по какой-то другой причине, плиты-крышки саркофагов зашевелились и начали с характерным каменным скрежетом съезжать и падать на пол. Наполеон сосредоточился и напряг слух, силясь разобрать невнятное бормотание, доносящееся изнутри саркофагов. Один за другим, восставали из пыльных каменных постелей тощие фигуры. Качая рваными бурыми бинтами, каждый из них приподымался, садился и представлялся по имени и номеру:
– Я Аменхотеп Первый.
Представившись, мёртвый фараон плюхался обратно в саркофаг, поднимая тучу пыли. Тут же, за ним поднимался следующий:
– Я Аменхотеп Второй.
И тоже падал обратно. За ним поднялся третий:
– Я Аменхотеп Третий…
Бонапарт хотел представиться каждому в отдельности, но от мелькания забинтованных покойников у него зарябило в глазах. «Боже милосердный!» подумал он, забыв об атеизме. «Я сплю и вижу кошмарный сон. Ущипните меня кто-нибудь, чтобы я проснулся!».
И, словно бы вняв этой мысли французского императора, из самого дальнего кирпичного гроба поднялся последний фараон. Впрочем, тот саркофаг недолго оставался самым дальним. Какая-то секунда – и император уже был визави с мертвецом. Как это произошло, было не вполне ясно. Но сейчас Бонапарта уже мало что удивляло. Вблизи мертвец представлял собой тошнотворнейшее зрелище. От частых вставаний и движений у него размотались почти что все бинты, и сейчас они волочились за фараоном длинными лентами. Более всего живая мумия напоминала скелет, обтянутый мерзопакостным коричневым пергаментом. Отвратительно шевеля челюстью, и выдыхая запахи затхлого погреба и плесени, качая костями-руками, он проговорил:
– Я Аменхотеп Двадцать Первый.
– Позвольте представиться, – ответил император, полагая, что общается с равным, – Наполеон Бонапарт, император Франции.
– Я знаю, что Вы – император Франции, – проскрежетал Аменхотеп Двадцать Первый, и тон его был далеко не самый любезный. – Более того, я знаю, что Вы хотите узнать, Ваше Величество.
– Но каким образом Вам об этом известно? – уточнил Наполеон, скорее для приличия.
– Мне это известно потому, что все вы по природе своей любопытны! – ответствовал фараон.
– А позвольте спросить, Ваше Величество: что произошло с моим адъютантом, с капитаном Рембалем и маршалом Даву? – осведомился Наполеон, чувствуя себя при этом полным дураком.
– Они узнали, то что должны были узнать, – ответил Аменхотеп Двадцать Первый. – И Вы это тоже узнаете, Ваше Величество!
До этого Наполеон считал, что древние египтяне были низкорослыми и щуплыми людьми. Ещё более низкорослыми, чем он сам. И покойный фараон оказался именно таким. Однако ж, в продолжение странного разговора он незаметно подрос на целую голову и расширился в два раза! Более того, он продолжал медленно, но верно расширяться в объеме, наливаясь изнутри, но при этом оставаясь мумией. Вот Аменхотеп Двадцать Один протянул к нему неимоверно длинную и сильную костлявую руку.
Бонапарт отшатнулся, но покойный фараон оказался ловчее. Он схватил императора за шиворот, словно щенка, развернул его к себе спиной и уткнул лицом в широкий каменный край своего саркофага.
– Что Вы делаете???!!! – в панике завопил Бонапарт.
– За знания нужно платить, Ваше Императорское Величество! – прогрохотал фараон Аменхотеп.
– Но это же позор! – возразил Бонапарт.
– Это не позор! – парировал Аменхотеп. – Просто я беру плату вперёд!!!...
***
Прошло очень много времени, прежде чем наполеон Бонапарт сумел добрести до выхода из пирамиды Аменхотепа. Он был голоден, его мучила жажда, стрелки «Брегета» продолжали безумную круговерть, а мундир, лосины и сапоги перепачканы пылью веков.
Но едва он вынырнул на свежий воздух, как время ощутимо сдавило его, обретая свой обычный размеренный ход. Тело пронзила ужасная боль, и Бонапарт, против собственной боли, закричал громко:
– Аааааааааааааа!!!!!!!
Похоже, он даже побежал, но его вовремя подхватили под руки какие-то люди в военной форме. Ночной пейзаж плыл перед глазами, словно отражение в кривом зеркале. У входа в пирамиду уже стояли фузилёры с ружьями наизготовку, артиллеристы подкатывали свои пушки.
– Ваше Императорское Величество, Вы целы? – заботливо спросил его один из непонятных людей.
– Подлая страна, подлые мамлюки, – проворчал Наполеон в ответ, медленно обретая рассудок. – Стереть всю память о них!
– Что, простите, Ваше Императорское Величество?! – уточнил человек с погонами полковника.
– Ещё три артиллерийских расчёта – к Сфинксу!!! – скомандовал император. – Отстрелите башку этому каменному чудовищу!!!
Он хотел распрямиться, но что-то мешало пониже поясницы – будто туда вбили необструганный кол. Шатаясь и капая слюной, Бонапарт командовал:
– Артиллеристов – к стелам! Разнести эти стелы в пух и прах и в каменную крошку!!!
Бонапарт снова попытался выпрямиться, и снова у него ничего не получилось. Куда удобнее было стоять, широко расставив ноги и немного наклонив корпус вперёд. Возможно, со стороны это выглядело более чем нелепо, но ему в ту минуту было на всё наплевать.
– Ваше Императорское Величество! – обратился к нему человек в полковничьих погонах. – Я осмелюсь спросить: Вы отдаёте себе отчёт в том, что Вы говорите?
– Как разговариваешь с императором, скотина???!!! – рявкнул Бонапарт. – Приказы не обсуждают, их выполняют! И облицовку сбейте с пирамиды к чёртовой матери! Чтобы к утру её там не было!!!
– Слушаюсь, Ваше Императорское Величество! – бодро козырнул полковник и передал приказ императора подчинённым.
***
Солнце всходило над огромной Долиной Пирамид. Зябко ёжась от ночного холода, Бонапарт, Даву, Рембаль и Жюно изучали последствия ночных стрельб. Голову Сфинксу отстрелить не удалось – слишком крепкой оказалась та голова. Получилось отбить нос и оставить в скулах несколько крупных оспин от пушечных ядер. Впрочем, Бонапарт решил, что и этого будет вполне достаточно.
– Без лица это пугало выглядит гораздо лучше, чем с ним, – заключил он.
Стелы и колонны не устояли против канонады, их громадные обломки разлетелись на приличное расстояние вокруг.
– Прекрасно! – император пнул сапогом осколок серого базальта с иероглифическими птицами. – Вы отлично поработали, мои головорезы!!!
–Рады стараться, Ваше Императорское Величество! – взвод солдат во главе с лейтенантом вытянулись во фрунт.
– Вольно, – ответил император.
С пирамидой Аменхотепа дела обстояли не так гладко. Облепленное снизу доверху солдатами, древнее сооружение роняло куски облицовочной плитки. Горы битой облицовки росли прямо на глазах. Стучали молотки, облаками клубилась пыль. Завязав лица платками, солдаты трудились без остановки, не покладая рук.
– Ротный, ко мне! – Бонапарт подозвал капитана.
–Слушаю, Ваше Императорское Величество!
–Когда закончите работу?
–К вечеру надеемся уложиться, Ваше Императорское Величество!
–Я вас не тороплю, капитан. Вольно!...
Восходящее солнце пролило свой свет на пирамиды и французскую армию. Бонапарт, Даву, Рембаль и Жюно, эффектно озаряемые лучами дневного светила, стояли и любовались великолепным пейзажем. Им хотелось многое обсудить. Но он повелел им молчать. И поэтому все четверо не проронили ни единого слова. Отныне они понимали друг друга без слов.