Глава 28.
Ольга, упав лицом в шелковые подушки, смеялась. Или рыдала. Все опять было не так. Все было плохо. Все, от начала и до конца было неправдой, подлым обманом.
"Ты зря убиваешься. Все не так ужасно, как кажется," - ОН словно потрогал ее за плече.
- Иди к черту!
Он, кажется, улыбнулся:
"Не могу. Теперь я никак не могу... Впустив меня, ты начала необратимый процесс. Вот когда я по-настоящему в кого-то вселюсь, то оставлю тебя в покое..."
- Отчего бы тебе не оставить в покое этот мир?
"Ну вот, опять за старое. Я и так даю тебе слишком много свободы. Позволяю говорить со всякими... А потом тебе хуже. Слезы эти, сомнения, тоска. Ведь твое состояние и на мне сказывается. Ты об этом не задумывалась? Другой раз подстрою так, чтобы выловили твоего Ахмета и..."
- Не трожь его. Только посмей!
Он, кажется, скривился в усмешке.
"Странно, что этот албанец для тебя до сих пор так дорог. Я все не могу понять: неужели ты и впустила меня только ради него? Просто ради того, чтобы он остался в живых?.."
Ольга горько улыбнулась:
"Нет. Не понять тебе женской души. Живешь ведь в ней, а понять все не можешь..."
"Отчего же. Я понимаю. Любовь, основанная на самопожертвовании. Это свойственно многим женщинам. Только ведь он оказался недостоин. Предать своего государя, бежать с тобой от всего света неизвестно куда - это у него получилось. Но освободить тебя от мучений, от моей власти (ведь этот болван наверняка уверен, что моя власть над тобой мучительна и ужасна), на это его не хватило. Ручки замарать побоялся. Теперь так и будет следом за тобой таскаться, пытаясь хоть урывками взглянуть, перебросится тайком парой фраз... Разве такой достоин тебя?"
"Я люблю его. И он не проиграл. Он единственный не предал меня, и он любит меня, иначе убил бы уже давно. Еще там, в горах, когда я прострелила руку Ходже... Впрочем, что тебе за дело? Ты как Цебеш. Только еще хуже."
"Чем это хуже?"
"Он верил, что спасает все человечество. У него была мечта. Фантастическая, безумная, но была. Сомневаясь, мучаясь, страдая, он шел к этой мечте, пусть и ложной. А ты... Ты просто использовал его мечту, как мою любовь к Ахмету, как фанатизм, надежды, исступленную жажду справедливости всех тех, кто в этом мире призывает тебя. Теперь хочешь найти кого-то еще. Но на самом деле, тебе на всех нас плевать. Мы все только пешки в какой-то запутанной и хитрой игре, которую ты ведешь. Ради чего? Неужели только ради собственного удовольствия?"
"Прекратим этот бессмысленный диспут. Я не обязан отчитываться перед какой-то девчонкой только потому, что она впустила меня в свою душу. На саму себя злись за свою слабость. Я тут не при чем. Ведь ты даже не решаешься попросить меня... Но я чувствую, в глубине души ты хочешь лишь одного - остаться с Ахметом. Здесь. Навсегда. И тебе плевать, что будет потом с этим миром."
"Нет, - Ольга покачала головой - я не останусь. Хотя и очень хочу. Потому что он не примет меня ТАКОЙ ценой, и не сможет быть со мной рядом. Нам лучше расстаться."
"Опять решила принести себя в жертву? Что ж, твое право... А хочешь, он все простит? Я это могу - забраться в его разум и там кое-что поменять."
"Не смей! Оставь его, наконец, в покое, подонок!.. Как же ты не понимаешь, это будет уже не Ахмет!"
"Так что, оставить все так, как есть?"
"Да... И сделай что-нибудь, чтобы его оставили в покое бывшие хозяева: Селим и все прочие... А когда я стану тебе совсем не нужна, верни мою душу домой. Ведь ты еще давно это мне обещал."
"Хорошо. Пусть будет по-твоему... А теперь спи. Завтра этот болван, полковник Родриго, повезет тебя в Венецию. Венеция достойна того, чтобы на нее посмотреть."
"Интересно, что глазами я не вижу Сатаны. Но какой-то зрительный образ присутствует постоянно. Он во мне, но в то же время, мы словно в одном доме: он может прийти, уйти, подмигнуть, взять за руку... И уже не просто разобраться, что я к нему испытываю: отвращение, ненависть, страх? Он просто чужой. Замкнутый в себе и расчетливо-холодный. Не услышит того, что не хочет услышать. Никогда не пустит в себя. Кажется, даже за версту не подойти. И это при том, что сам всегда во все вмешивается, все ему надо... Он здесь, но как на другой планете... Только бы он Ахмету помог. Хоть это одно - единственным утешением. Иначе ведь все, совсем все будет зря..."
- Шпрехен зи дойч?.. Эй, фройлен! Гизихтом об тиш тебя!.. Может вы по славянски разумеете, а? - Матиш бессильно развел руками. - Спрашивать у них о чем-то, все равно, что разговаривать с птицами. Шебечут что-то свое. Руками машут. Тьфу, куры пешеходные. Итальянская бестолочь!
- А вот, смотри, - схватил его за плечо Милош. - Та старуха, что с корзиной белья, не просто машет рукой. Она словно показывает на кого-то. Может поняла-таки, чего мы хотим от них?
Слушавший старуху Бибер, словно уловив в ее лопотании какой-то смысл, радостно кивнул, и направил лошадь на другой конец улицы, к оборванцу, дремавшему у разогретой утренним солнцем каменной стены.
- Скажи-ка, любезный, не видел ли ты чего необычного в городе за последние три дня? - спросил он, склонившись со взмыленной, еще не до конца отдышавшейся, лошади. Жакомо Питти вздрогнул от неожиданности и, моргая спросонья, удивленно уставился на подъехавших к нему всадников.
- По моему, этот тоже ни черта не понимает по-немецки. Может, бабка показывала не на него, а на вон того старикашку? - обратился по-немецки же к Матишу Милош.
- О, господа! Так нужен вам переводчик? Простите мне мое неважный акцент и это... Я понимай. Только не очень четко говори по вашему. Моя прабабка был из Франкфурт, - затараторил итальянец по-немецки. - Я есть очень рад, если вы мне платить за перевод, говори за вас, если вам не знать местный язык. Полцехина в день я буду очень рад вам служить, пока надо для вас говори...
- А этот голодранец быстро соображает, - по-славянски сказал Матиш. - Лишь бы по-итальянски он говорил лучше, чем по-немецки.
- Что вы говори? Я не есть очень слышать...
- Точно, - кивнул в ответ Милош. – По-славянски не понимает ни слова.
- Я говорю, возьмем тебя за четверть цехина в день! - гаркнул Матиш почти над ухом Жакомо.
- Си, синьор! Только зачем ори на мой ухо. Я есть не глухой. Говори вам привыкну, буду совсем очень точен. Один раз мой прабабка из Франкфурта мне говорил...
- Повторяю вопрос: случалось ли что-нибудь необычное в вашем городе в эти три дня? - грозно зарычал на него Бибер, и итальянец весь внутренне сжался.
- Си. Одни раз... случался. На той неделе сдохла корова вдова Чикиретти. Хотя совсем еще здоровой была. Очень здоровой. Вот и говорит люди: как колдовство... А позавчера лошадь бесился, и молодой фройлен спас полковник Родриго... Вон, его дом у холма, рядом с садом. Спас и уехал с ней в дом, - Жакомо Питти облизнул губы. - Не желают ли доны еще платить мне честный рассказ? Если вы кого-то искать, узнавать, я есть незаменим в этот город. Любой знает, как я есть полезен для любознательный путешественник...
- Си, - кивнул головой Матиш. - Будешь получать в день не четверть, а полцехина, если будешь для нас еще и шпионить... А как выглядела та девица, которую спас полковник Родриго?
- Во-во! И спроси, какой масти была ее лошадь, - подсказал Милош. - Сдается мне, господа, что мы нашли эту чертовку.
Сладковатый запах дыма. Удары барабанов где-то вдали, на краю сознания. Глубоко вдохнув, Ахмет закрыл глаза. Река. Ветер. Жаркий ветер пустыни. Кто-то в белом бурнусе на том берегу. "Алла! Ты знаешь, о чем я сегодня прошу... Знаешь, о ком я прошу тебя ежечасно. И если спасти ее может лишь чудо, так сделай же чудо! Ты слышишь, Господи?.. Дай мне силы, дай достучаться мне до тех, кто ЕЕ может спасти... Господи, дай ЕЙ сил и удачи, сделать все так, как хочет ОНА..."
Солнце нещадно палило. В карете было уже невыносимо душно, и они решили немного развеяться, проехавшись верхом. Пончес подвел прямо к подножке кареты арабского скакуна дона Родриго, а затем и лошадь Ольги. Удар хлыста, и Ольга устремилась вперед, обгоняя вереницу повозок и конных слуг - имущество дона Родриго, которое он вез собой в жемчужину Адриатики. Испанец бросился ее догонять. Сатана помогал Ольге, усмиряя порой взбрыкивающую лошадь или давая полезные советы. Скачка, наконец, развеяла ту атмосферу беспросветной тоски, что окружала Ольгу с самого начала поездки.
Сделав изрядный крюк по скошенным полям и лугам Аджио, они вернулись к повозкам. То ли полковник заранее распорядился, то ли его слуги оказались так расторопны, но Ольгу и Родриго по возвращении ждал богато обставленный пикник на природе.
"Да это настоящий пир. Ого! Даже сервиз серебряный. Интересно, бедняга Родриго так старается, чтобы меня удивить, или привык всегда так обедать?.. Неужели я уже не увижу Ахмета?.. Исполнит ли Сатана свое обещание? Впрочем, как я смогу проверить его?"
- Твое здоровье, Мария!
"Только обещай мне, Селим, что она будет жива. Слышишь? Слышишь, Селим?!"
"Ладно. Хорошо... Обещаю. Ты же знаешь - мое слово крепко. И тебя мы оставим в покое. И ее, когда сделает свое дело, отпустим, обеспечив деньгами. Только не обмани на этот раз. Сделай все, как договорились. Я отдам приказ, и уже через час они выйдут в море."
Рука Пройдохи-Селима привычным жестом разрубила мир попалам, наискось, слева направо, и пламя, дернувшись нервно, скрыло картинку. Ахмет устало уронил руку с кальяном на землю. Он чувствовал себя, как выжатый лимон.
"Нет. Нельзя расслабляться. Ни минуты не медля - в седло."
Тряхнув головой он вскочил.
- Воды!
Ходжа окатил его с ног до головы холодной, колодезной водой.
- О-о.., - вытерев голову Ахмет посмотрел на мир уже обычными, незамутненными, лишь немного покрасневшими глазами. - Саллах еще не пришел?
- Да здесь я. Вот уже полчаса дожидаюсь, пока ты соизволишь прийти в себя и послушать... Она уехала. Слуги говорят, что в Венецию, - Саллах сочувственно посмотрел на товарища. - Сегодня с утра, вместе с полковником Родриго.
- Так чего мы стоим тут, как идиоты? Седлайте коней!
24 октября, в полдень, обосновавшиеся в самой недорогой корчме и отдохнувшие от вчерашней сумасшедшей скачки солдаты Христа собрались, чтобы допросить своего, только что вернувшегося с задания "шпиона". У Жакомо Питти был помятый вид, сизый нос и счастливое выражение лица. Давно он не напивался так за чужой счет.
- И что же он тебе рассказал после третьей кружки? - Матиш склонился над Жакомо, как паук над связанной мухой.
- Что он точно не знай... Дон Родриго называть ее баронесса фон Муртен... Мудорф... Как-то так. Знакомился с ней на рынке, когда понес этот лошадь. Это весь город знай. Так?
- Так, - кивнул Матиш. - Что еще?
- Он говорил... Они уехать на юг.
- Собираются уехать? - Матиш встревожено оглянулся на своих товарищей.
- Но, но! Не собирайся!
- Не собираются, не хотят уезжать?
- О, но! Хотел! Хотят. Совсем уехал. Слуги, Мария карету поехал. Совсем. Потом приедет. Через неделя, две... Может месяц, - Жакомо удивленно обвел своих работодателей взглядом. - Это есть вам совсем плохой новость?
- Почему так поздно сказал? - в полголоса спросил Матиш. - Пил со слугой с самого утра и до обеда, когда нам каждая минута была дорога, сволочь?
- Когда?! Когда они уехали? - Бибер схватил итальянца за грудки.
- Утро. Совсем рано, как солнце совсем... только поднялся.
- Господа, - выдохнул Ульбрехт, - незачем терять время. Еще только полдень. Если сей же час пуститься в погоню...
- А слуга не сказал тебе, куда дон Родриго уехал?
- Си сеньор. Конечно! В Венецию... Слуга так сказать. Много слуг, карета, повозки, лошади, все-все брать с собой. Даже серебряный прибор для еда... Сеньор Родриго есть очень богат...
- К черту богатство сеньора Родриго. Ты заработал свои полцехина... И пропил целый цехин. Теперь ты нам должен еще один день работы.
Итальянец удивленно уставился на Матиша.
- Но сеньор Матишио... Ты сам говорил... Мне давать цехин на расходы. Теперь этот слуга мне... ик. Камарадо. Мы проходить дом дона Родриго любой час, пока нет хозяин... Я не есть ехать опасный дорога. Найн! Мы договариваться совсем по друго.., - Жакомо Питти замолк, испуганно уставившись в черный зрачок наставленного на него пистолетного ствола.
- Если ты не поедешь с нами, говнюк, я тебя пристрелю, - Матиш был совершенно серьезен. - И не вздумай сбежать. У нас длинные руки. Милош, найди ему лошадь.
На ночь они остановились в небольшой деревеньке, на постоялом дворе, не доехав до моря всего дюжину миль.
После ужина Ольга, сославшись на головную боль, сразу же заперлась в своей комнате. Ей и правда было несладко.
"Целый день в этой тряской карете, в обществе тошнотворно-самодовольного Родриго... Скорее бы все кончилось. Так хочется хоть глоточка свободы."
Она без сил упала на кровать. "Заснуть. Заснуть и забыть обо всем... Только даже во сне мне не будет покоя. До тех пор мне не будет покоя, пока я делю свою душу с ЭТИМ..."
"Сколько ненависти. А ведь ты должна быть мне благодарна. Я мог бы душу твою растереть теперь в порошок. Но я почти не притронулся к ней. Ты все та же, что и была до того, как пустила меня. Меня это даже забавляет. Порой человеку достаточно маленького зернышка, дуновения ветерка, чтобы он изменился. Многие необратимо меняются уже оттого, что я дал им намек на мою помощь... А такие как ты - редкость. И для меня нет никакого удовольствия в том, чтобы в крошку разбить столь редкий камень. Когда я тебя отпущу, и ты вернешься домой, никто не заметит изменений в тебе. Их почти нет. Разве что..."
Камушек ударился в закрытое окно.
"Кто там?"
"О! Могу поспорить, это снова Ахмет. Как я и говорил, он теперь будет таскаться за тобой..."
"Заткнись!"
Она распахнула окно.
Это был действительно он. Стоял так близко, что только подоконник был между ними. Солнце только-только зашло, и ничто теперь не скрывало его лица. Ахмет грустно улыбался, разглядывая ее.
- Ты совсем бледная, хрупкая стала. Сердце разрывается, глядеть на тебя, такую... Зря я.., - он осекся. - Прости.
- Зачем ты пришел? - прошептала она.
"Господи, что же я говорю? Пусть приходит. Еще и еще... Я думала, уже не увидимся больше. А он догнал..," - сердце тревожно екнуло.
- Что-то случилось?
- Да. Случилось... Знаешь, я долго думал об этом. За одного себя я не счел бы возможным просить. Но они ведь пропадут вместе со мной.
- Кто они? Ходжа и Саллах? Он что, вернулся?
Ахмет кивнул.
- У тебя верные друзья... Почему повязка на твоей голове? Ты ранен?
- Ничего серьезного. Заживет, как на собаке.
- Так о чем ты хотел попросить? Что вам грозит?
- Помнишь, ты в прошлый раз сказала, что тебе все равно... Все равно, в кого ОН теперь вселится? В смысле, все равно, в католика или в протестанта, в турка или еще в кого-то...
- В этом смысле? Да, мне действительно все равно.
- Ну тогда... Ты нам можешь помочь, - Ахмет сглотнул. - За мной теперь настоящая охота. За Ду и Тэрцо тоже. Единственное условие, на котором нас оставят в покое - вернуть тебя под защиту Высокой Порты. Они предоставят для Вселения своего человека. Официальная власть, султан... Они хоть смогут тебя защитить... Не забудь, тебя ведь до сих пор ловят.
- Теперь ОН меня ото всего защищает... Но я согласна, Ахмет.
- Хорошо. Тогда слушай... Корабль прибудет этой ночью или, край, на рассвете. Остановится в бухточке, у трех белых скал. Это в двадцати милях отсюда. Прямо по дороге на Венецию, а затем вдоль берега, не больше часа, если скакать во весь опор. Черный парус. Без флага. Капитана зовут Абдулла. Они примут тебя на борт и отвезут на турецкий берег.
Он взял ее руку в свои. Сжал крепко.
- Удачи тебе. И прости, если сможешь...
- Ахмет!..
Он уже скрылся за живой изгородью из шиповника, окружавшей постоялый двор. Мягкие осенние сумерки ложились на землю.
Расходящиеся от пентаграммы линии и каббалистические знаки, вычерченные на песке папирусовой тростинкой. Чаша с мирровым маслом на высокой треноге, шелест тростника где-то вдали и вой ветра в камнях возвышающихся за спиной пирамид.
- О, Алла! Не часто бывает буря в этой стране. Не часто ты бросаешь на этот песок копья своего гнева... Но если ты позволил мне все это услышать... Дай же мне знак! Ветер крепчал. С севера надвигались черные тучи. Огромные - они закрывали все небо. И собаки испуганно выли в селеньях, и дрожь, похожая на мурашки по коже, бежала по водам великой реки.
- Дай мне знак, Алла! Дай мне знать!.. - он вытянул перед собой руку, сжимающую ятаган. Красные огоньки побежали по лезвию к кончику клинка.
Тучи столкнулись над его головой, и оглушающий грохот разнесся над Гизой. Вспышка ослепила на миг. Но потом он словно увидел мир другим взглядом: пылающее в чаше масло и пылающая тренога. Странные тени и красные глаза призраков, затаившихся где-то на пределе видимости, в испуганной тьме. Он увидел. Сначала смутно, но потом все отчетливей, сквозь морок огня и беснующегося ветра - черный парус в бушующем море. И уверенный прищур седовласого капитана, изучающего береговую линию, еле различимую в сумерках. Сквозь мрак над кораблем реял его ятаган.
- О, Алла! Так ли я тебя понял?
Молния блеснула где-то вдали, осветив его лицо, ятаган, и треугольный черный парус летящего по волнам корабля.
"Хорошо же. Пусть будет так. Пусть так, если невозможно иначе!"
- Именами Адама, Ноя и Ибрагима, повелеваю тебе, Сулейман...
Новый раскат грома заглушил слова заклинаний, и порыв ветра, сорвал с его головы белый бурнус, сшиб с ног, забил глаза, уши, рот поднявшимся до самого неба столбом из песка...
Корабль шел галсами, почти против ветра. Ветер крепчал, и черная полоска берега была уже угрожающе близко. Капитан напряженно щурился, вглядываясь в ночную тьму.
"Пусть ветер злится. Гяуры в такую погоду поберегут свои сторожевые суда... Только бы не прозевать ориентир."
Латинский парус позволял идти галсами, и они неуклонно продвигались вдоль берега, в поисках условленной бухты.
"Помни, - всплыли у капитана в голове слова Гофур-паши. - Твоя миссия очень важна. Эта девчонка для нас ценней, чем пятьдесят снаряженных к бою галер. Она должна быть доставлена в Сараево живой и здоровой. Никакой добыче, никакому иному делу не позволь отвлечь тебя от главной цели. Не ввязывайся в драку, не делай ни одного лишнего шага... И никаких свидетелей. Бесшумно, как тень, проскользни между лап венецианских гяуров. И Секретный Диван не забудет тебя. Помни, удачная операция может сделать тебя не просто богатым. Она может сделать тебя адмиралом."
- Капитан!.. Абдулла, я понял, где белые скалы, я узнал это место. Вот мыс, вон там островок... Сейчас будет отмель. Нам надо ее обогнуть, и выйдем прямо на бухту.
"Если Джафар прав, и это действительно то место... Он говорил, что вход в бухту неплохо просматривается с берега. Чем меньше людей нас увидит, тем лучше. "
- Право руля. Все на весла. Парус спустить.
"Даже черный, он может привлечь сейчас лишнее внимание, при яркой молнии, или если луна снова вынырнет из-за туч."
- Навались!
Вся команда, три десятка отчаянных головорезов, налегла на весла, и щебека, неподвластная теперь воле ветра, словно маленькая черная птица, обогнула серебристую песчаную отмель. Раскат грома прямо над головой. Молния, ударив в одну из трех, заметных уже отсюда, белых скал, осветила все пространство на много миль вокруг.
Абдулле на какой-то момент показалось, что прямо у отмели, в воде барахтается человек... "Нет. Это невозможно. Откуда здесь, в такую погоду?.."
- Помогите!..
"Мне что, опять кажется или?.."
- Ты слышал, Караган?.. А ты?
- Нам, кажется, было велено плыть, нигде не задерживаясь, - буркнул старый контрабандист Джафар. - Я знаю этот маршрут, как свои пять пальцев. Здесь неоткуда взяться тонущему. Другие корабли здесь не ходят... Или ты решил нарушать приказания Гофур-паши?
- А если бы это ты тонул, Джафар? Если бы мой корабль проплыл мимо ТЕБЯ?.. Тем более, что это ничего не будет нам стоить. Право руля! Человек за бортом!
Через несколько минут матросы втащили на борт продрогшего старика в белой, прилипшей к худому, изможденному телу одежде.
- Спаси тебя Аллах, добрый человек, - обратился старик к капитану.- Да возблагодарит Всевидящий все твои добрые дела...
- Дайте ему вина и теплой одежды... Да не толпитесь вокруг. На весла! Живо, пока нас не снесло на мели!
Матросы снова взялись за весла, а Абдулла уселся рядом со спасенным. Тот, дрожа от холода, снял свою белую хламиду и укутался в брошенный ему теплый халат.
- Откуда ты здесь?
Спасенный застенчиво улыбнулся.
- Ты не поверишь, моряк... Это настоящее чудо, то что произошло со мной... Ветер. Ураган подхватил меня и унес в море, словно пушинку. И при этом оставил в живых. Благослови Аллах этот ветер и этот корабль, что спас меня, - спасенный воздел молитвенно руки. Осмотревшись вокруг он поежился. - Вы пираты? Контрабандисты?.. Кто еще в такую ночь и в такую погоду мог выйти в море?
- Сиди смирно, старик. И не задавай лишних вопросов. Мы заберем на этом берегу кое-какой груз, а затем, когда вернемся домой, отпустим тебя на все четыре стороны... Если ты подробно расскажешь, откуда унес тебя ветер, может быть я найду средство доставить тебя обратно.
- Да пребудет с тобой Аллах. Ты не только справедлив, но и добр, капитан... Позволь, я дам тебе один совет.
Абдулла удивленно поднял бровь.
- Не гонись за властью, моряк, - продолжал спасенный. - Если когда-нибудь у тебя будет выбор - деньги или высокая должность, бери награду деньгами. Должность для тебя станет обузой. Твое сердце открыто другим. А сердце властителя должно быть тверже камня. Иначе те многие, кем он управляет, будут рвать это сердце в клочья, даже не замечая.
- Капитан. Мы входим в бухту!
Абдулла дернул головой.
- Сиди тут, старик. И не вздумай бежать, иначе мне придется убить тебя. Жаль будет убивать мудреца... Лево руля! Приготовьте швартовочные канаты. Караган, возьми пять человек, ножи, пистоли. Прочешите весь берег. Пока вы не вернетесь, мы не пришвартуемся здесь и корабля не покинем.