Может, не стоило?…
Мы с этим парнем основательно прошлись по физиономиям и корпусам друг друга: нас впервые выпустили на ринг. До сих пор помню его имя: Антон. После тренировки разговорились. О музыке и уроках, о девчонках и учителях. И вдруг он сказал:
- Наконец-то вспомнил, где я тебя видел. Ты ведь в угловом доме на Славянской живёшь?!
- Ну…
- И Диму Столярчука знаешь?
- Конечно. Дружим лет с пяти.
- Странно, - проговорил Антон.
Оказалось, что он учится с Димой в одном классе. Что как-то они с ним после школы зашли к нам во двор. И смотрели, как мы играем в футбол. Антон заметил, что я неплохо стоял на воротах и спросил у Димы про меня. А тот ему ответил: «А-а. Это – Малой, - и добавил, – дурак».
- Прости, может, не стоило тебе говорить, - сказал Антон.
Я отмахнулся: «Ну и что?», а он удивился: «Как, ну и что?»
А что я должен был сказать? Конечно, я был ошарашен, и стало очень обидно. И из-за «дурака», и кличку свою я ненавидел, потому что довольно долго был самым маленьким в классе. Но я сумел не показать виду, и Антон, наверное, подумал, что я таки дурак. Кстати, больше мы с ним никогда не встречаллись. Видимо, родители запретили ему ходить на тренировки.
А может и, правда, не стоило ему мне это рассказывать?
Про себя
Не только Дима считал меня дураком: за прожитые годы немало таких было. Даже родная бабушка иногда говорила:
- И в кого ты, такой дурак, уродился? Папа был умный, мама очень умная.
Правда, она называла меня так, во-первых, любя, а во-вторых, по делу: ей было за что. А насчёт других - думаю, что они тоже не очень ошибались насчёт меня. Скорей ошибались те, которые почему-то считали меня умным. Их немного было: некоторые учителя и парочка преподавателей в институте. Математик школьный Михаил Григорьевич. Правда, он считал, что зря мне, балбесу, способности достались, что там наверху ошибочка вышла при распределении. А институтский, наоборот, никак не мог поверить в то, что я соображаю, хоть я и брал ему один интеграл за другим,…не знаю, может, физиономия моя не внушала ему доверия. А вот добрейшая преподаватель начертательной геометрии в институте, решила, что я просто слабоумный. Её настолько поразила моя неосведомлённость в предмете, что, увидев в зачётке пять по физике и четыре по математике, просто потеряла дар речи, но всё-таки подарила мне троечку. Мало того, что я не терпел ни черчения, ни начерталки, и явно был обделён способностями к ним, я все четыре дня, которые были у меня на подготовку к экзамену, пролежал на диване, читая Джека Лондона.
Как хорошо, что она не узнала (как и учитель по черчению), что потом я стал проектировщиком. Ну, разве здравомыслящий человек стал бы заниматься именно тем, чего терпеть не мог?! Правда, эта работа, (в отличие от учительской, которая, наверное, была моим призванием), неплохо кормит меня и мою семью. А сейчас прилично зарабатывать далеко не у всех получается. Даже у очень умных и талантливых.
Про деньги и Олега
Когда я работал в школе, у нас был учитель труда Олег, который очень любил повторять фразу «Деньги – это всё». Я категорически не соглашался и всегда спорил с ним. А надо сказать, что когда я пришёл в школу, моя жена очень прилично зарабатывала, да и я на предыдущей работе получал «неплохие» деньги, так что у нас и дача была, и сбережения кое-какие. Но вскоре жена с той работы ушла, сыночек поступил на платное обучение, сбережения растаяли, и мы как-то быстренько обеднели, Вплоть до того, что приходилось иногда одалживать, чего я терпеть не мог.
Как-то видя моё неважное настроение, Олег, не без ехидства, сказал:
- Я же говорил, что деньги – это всё.
- Нет, - рявкнул я, - «не всё», - и добавил, - соглашусь только, что, когда их нет, очень хреново.
Если бы они были «всё», едва ли я бы так часто вспоминал, наверное, самый безденежный период в своей жизни. И вспоминал его, как один из самых счастливых. И по своему ощущению, (хотя от работы в двух школах и от репетиторства без всяких выходных, жутко уставал), и по нашим отношениям с женой. Мы и общались больше, почти не ссорились, да и смеялись чаще, несмотря на то, что приходилось отказывать себе даже в самом необходимом.
Вспомнился один случай. Как-то летом на даче нашли мы с женой двадцатку гривен. Как же мы обрадовались! Сразу побежали в магазин на базу и столько всего накупили! Нашей собачке – ливерку, мне – пиво, малому и жене – мороженого и конфет. Знаете, я радость от той находки, пожалуй, мало с какой могу сравнить. А ещё мне очень интересно, сколько мне нужно было бы сейчас найти, чтобы я так обрадовался?!
Ой, непростой это вопрос про деньги. Только, по-моему, чтобы они были на пользу нужна хорошая почва, а иначе грош им цена.
Про Диму
Дима был длинный и очень худой. Ему нравилась моя сестра, наверное, он даже был влюблён в неё, но она про него говорила, что он урод. Я не считал его уродом и жалел, потому что в школе над ним насмехались, а, бывало, и поколачивали. Конечно, он не был мне таким близким другом, как Серёга, который приезжал в наш дом только на выходные: у него тут жили бабушка с дедом. Не таким, каким класса с седьмого стал для меня Лёнька, но мы и гуляли вместе и многим делились друг с другом. Поэтому мне было обидно узнать, кем он, на самом деле, считал меня. Ну, хоть бы раз намекнул или сказал прямо: «Ты – дурак». Как иногда говорил мне мой сын: «Ты - плохой, я с тобой не длужу!» Честно и понятно. Он тогда был совсем маленьким, но уже понимал: с плохими не дружат. А, если дружат, то не говорят о приятелях другим, что они дураки.
Себя Дима считал умным. У него была теория – не знаю, сам он её придумал или подсказал кто. По этой теории, чтобы нравиться девушкам у мужчин должны быть ум, высокий рост и красивость (его слово). Он считал, что у нас с ним есть по два качества, получалось, что и мне он в глаза в уме не отказывал.
Теория, конечно, сомнительная. Сейчас бы кто-то вообще сказал, что главное в мужчине – это, чтобы у него денег много было. Ну, это, может для «таких себе» девушек и женщин. А для настоящих, по-моему, никакие теории не подходят. И за что они кого любят всё равно никто не поймёт. Только мне кажется эти самые настоящие, кроме всяких разных качеств ценят доброжелательность. А вот это - то самое, что у Димы напрочь отсутствовало. Я пытаюсь вспомнить, о ком он хорошо отзывался, и не могу. Он, например, сразу невзлюбил Серёгу, может, и потому, что от того, вопреки всяким теориям, были без ума все девчонки нашего двора.
Почему же всё-таки мы были вместе? Ведь мне было не по душе, что он пытался говорить гадости о Серёге, не нравилась его прижимистость, а ещё как-то он свалил на меня всю вину за одно нехорошее дело, которое мы сотворили вдвоём. Может, и потому, что других не было: двор у нас был почти без пацанов, так что выбирать особо не приходилось.
Наверное, со мной многие согласятся, что и во взрослом возрасте мы нередко водимся не с теми, с кем хотелось бы, а с теми, с кем удобно, кто поближе. Иногда просто поражался, когда видел насколько разные, а то и несовместимые люди сбиваются в одну компанию.
После этого случая мы с Димой виделись всё реже. Мне и не хотелось, и потом я стал очень общительным. После пионерских лагерей приятели появились по всему городу, плюс тренировки: в разное время я занимался и футболом, и боксом, и греблей. А после школы мы вообще с ним разошлись, хотя учились в одном институте.
Про поступление
Его папа был замдекана. И Дима учился на его факультете. И я тоже. Поэтому соседи по двору думали, что Димин папа и меня устроил: он сам им об этом говорил. Но это была неправда: меня «поступил» совсем другой человек. Это был отчим моего одноклассника Дани: он кому-то позвонил, и меня с моими непроходными баллами таки зачислили, правда, на другую специальность. Хотя мама говорила, что Даня ни при чём, и поступил я, благодаря её знакомому.
С Даней мы с первого класса сидели за одной партой. Класса до восьмого мы оба хорошо учились и были ударниками, а потом он вообще перестал заниматься. Только списывал у меня или у кого другого, домашние задания.
Мы с ним со школьного выпускного не виделись и почти столкнулись возле метро в день сдачи моего последнего вступительного экзамена – благо, институты наши: мой политех и его мед находились почти рядом. Мы, конечно, сразу побежали в магазин, и в процессе распития «белого крепкого» я и поведал ему о своём провале в виде двух четвёрок и трояка. А у Дани были одни пятёрки. На мой восклик: «Но как?», он ответил, что ему преподаватели сами всё по билетам рассказывали, а его спрашивали, в основном, о здоровье папы. То есть отчима. «А новый мой папочка – замминистра, - добавил он, - так что я всё устрою. Пусть попробует отказать»….
Димин папа был страшно недоволен тем, что меня «пропихнули». И, давая мне переписать какие-то бумаги, ворчал, что нечего мне было с моими знаниями соваться на самую сложную специальность, что «достали блатные», наверное, напрочь позабыв, как «поступал» Диму. А я-то случайно оказался в курсе, как он уладил с одним экзаменом. Перед устной математикой я увидел Диму (я и не знал, что мы на один факультет поступаем), а потом и его папу. Как он подошёл к Диме и подвёл его и ещё одного парня к какому-то очень растрёпанному дядьке. Потом оказалось, что дядька этот был одним из экзаменаторов. Дима получил «4», хотя он, по-моему, ничего кроме условия так и не написал на своём листке. Мне было не до него: билет попался гадкий, но я запомнил Димино пунцовое лицо и дрожащие руки. Мне, кажется, в таком состоянии ничего членораздельного, а тем более по математике, он бы не написал и не изрёк.
Никого я не собирался удивлять Диминым поступлением: все прекрасно знают, как поступают в институты детки, идущие по стопам родителей. Что ли я не поступил бы в мединститут, если бы мама не считала, что быть врачом – это призвание, которого у меня не было?! Кстати, узнав о том, что Даня поступает в мед, она сказала, что зря он – только место чужое займёт, и всё равно не доучится. Мама оказалась права, а на тему Даниного выбора мы потом с одноклассниками много шутили, решив, что, если бы он стал врачом, мы бы к нему лечиться не пошли, и никому бы не посоветовали, даже с прыщиком... Даня и сам сомневался в этом своём выборе: у него, как и у меня, не было никакого призвания. Про него я ещё расскажу, а я любил только читать книжки и играть в футбол. Ну, ещё немножко любил задачки по алгебре решать, потому и попёрся в технический ВУЗ. Выбрал звучное название «теплофизика», и пошёл подавать документы.
Про мою неблагодарность
А не многовато ли я про Диму? Думаю, а может, не будь той обиды, я бы вообще не стал писать о нём. Нет, стал бы. Потому что немало ещё другого было запоминающегося, связанного с ним, и, увы, не скажу, что хорошего. Но и хорошее было: и на рыбалку вместе ходили, и по чердакам лазали, и ракеты запускали. И ещё было, ого-го какое - он ведь у меня был самым первым читателем, вернее, слушателем. Я ему изо дня в день, в течение нескольких месяцев рассказывал про новенькую, которая пришла в наш класс.
Про то, как мы начали общаться и писать друг другу записки.
Какими книжками обменивались, и как я впервые проводил её домой.
Как подолгу гуляли и показывали друг другу любимые места в городе.
Как пошли в кино. И каково это сидеть рядом с девочкой, которая тебе нравится. Перешёптываться с ней и касаться плечом её плеча и чувствовать её руку в своей руке.
Про драку из-за неё с одноклассником и даже про её отца, который был разведчиком.
Дима слушал и вытягивал из меня подробности: о чём мы говорили с ней на прогулке, во что она была одета, какого цвета у неё волосы. Пришлось рассказать ему и про первый поцелуй и про то, как боялся дотронуться до её груди. Каждая наша с ним встреча начиналась с его вопроса: «Ну, что у вас нового?»
А однажды, когда я был не в духе, и мне совсем не хотелось ни о чём рассказывать, я на его вопрос ответил, что не было ничего нового. Ни вчера, ни сегодня.
- Что, она заболела? – спросил он.
- Нет, - ответил я.
- А что? – допытывался Дима. – Поссорились?
- Нет.
- Ну, тогда что?
И тут я не выдержал и открылся:
- А ничего. Не было ничего. Никаких свиданий не было, и поцелуев, и девочки Иры не было. И даже никакая новенькая к нам в класс не приходила.
Он долго не хотел поверить, а потом сказал:
- Ну, ты и брехун! Тебе бы этим быть, которые книжки пишут…
Получилось, что Дима был у меня и первым, и благодарным слушателем и позволил мне мечтать о любви не только про себя….. А я - вот так с ним. Что поделаешь? «Ради красного словца….»…. никого не пожалеем, даже себя. А пока
Мини-спектакль
На третьем курсе, когда я узнал, что Димин папа будет читать у нас лекции и принимать экзамен, я сразу подумал о том, а как же он будет принимать экзамен у Димы. Как это будет происходить? Как вообще можно экзаменовать собственного сына? На каждой его лекции я об этом вспоминал. И, конечно, очень жалел, что не увижу этого. К счастью, был у них в группе паренёк Лёха Макеев, который умел увидеть и потом классно рассказать….
Димин папа подошёл к сыну, взял его листок, просмотрел и сказал, обращаясь ко всем, кто сидел в аудитории:
- Ишь, сколько понаписывал! Наверное, списал или «бомбу» достал.
Постоял, подумал и со словами: «А спросим-ка мы его вот что», он наклонился к Диме и что-то пошептал тому на ухо. Сделал паузу и подставил ему своё. Тот, не мешкая, зашевелил губами.
- Надо же, знает, - удивился папа.
Прошёлся, не спеша по аудитории, вернулся к Диме, сделал хитрое лицо, сказал, подкрепив подходящим жестом: «А вот это интересно знает?», и опять на ухо задал второй вопрос. Тут же получил ответ и снова вслух удивился: «И это знает».
И в третий раз повторилось то же. Папа удовлетворённо хмыкнул и, как бы огорчённо провозгласил всем:
- Что ж, придется, пять поставить.
Он, наверное, считал, что здорово придумал с этим экзаменом. У него было отличное настроение, и он в этот день раздаривал пятёрки и четвёрки направо и налево. Поставил только одну тройку. Причём не кому-то, а Денису Кичигину, толковому и серьёзному парню, который, по-настоящему, учился.
- И чего он ко мне прицепился, - возмущался тот после экзамена, - и это ему - не то, и то – не так…
- Ты ещё скажи «спасибо», что он тебе пару не влепил, - сказал Лёха, - ты бы свою рожу брезгливую видел, с какой глядел на их перешёптывания. А я усёк, как он поймал твой взгляд.
- Затейники хреновы, клоуны, - проворчал Денис, - за дураков нас держат.
Как по мне так уж лучше быть дураком, чем таким умным…. А ещё тогда (да и сейчас) мне было «до чёртиков» интересно, что они шептали друг другу, неужели и, правда, по теме экзамена, и репетировали ли они этот спектакль дома.
Надо признать, что Димин папа был нестрогим экзаменатором. И не только по отношению к сыну, мне, кстати, «хор» поставил. И, как замдекана, он многим помогал, особенно тем, кто дружил с Димой. А с ним дружили. Особенно близко – один парень: они были «неразлейвода». Правда, как только они окончили институт, дружба эта почему-то сразу кончилась. Дима, говорили, не понимал и очень обижался на этого своего бывшего «товарища».
Про Володю
Я как-то назвал его «бывшим товарищем». А он мне с обидой:
- Вот умеешь ты.
- А что я такого сказал?! – возмутился я. – Ну, какие мы с тобой сейчас друзья?! У нас совсем разные жизни, ты – главный инженер и серьёзный человек, а я – кто?! Мы почти не видимся, не выпиваем с тобой, не «говорим по душам», как когда-то.
- Наверное, ты прав, - согласился он.
А я как раз засомневался. Не бывший он. Ведь когда мне позарез нужны были деньги, я, очень понимал, что это не здОрово обращаться с такой просьбой к человеку, с которым семь лет вообще не виделся. Даже, если он и был одно время твоим самым близким другом. А всё-таки, стесняясь и мучаясь, я набрал его рабочий номер. А он только и спросил: «Сколько?» и тут же: «Приезжай».
Я не люблю ничего обобщать, но есть такая расхожая фраза «Если хочешь потерять друга, одолжи ему денег». Нехорошая это фраза и неправильная. Она не имеет никакого отношения ни к нормальным людям, ни, тем более, к друзьям.
Знаете, что он мне ещё сказал, кроме «отдашь, когда сможешь», остановив льющийся из меня поток признательности. Он сказал, что ему очень приятно, что я обратился к нему. Хорошо, что я всё-таки позвонил именно к нему, ведь, к счастью для меня, были ещё люди, у которых я тогда мог одолжить. Я потом убедился, что это, действительно, очень здорово, когда к тебе обращаются, и ты можешь помочь.
А ещё, наверное, он не «бывший» и потому, что, когда мы встречаемся по работе (совсем нечасто), мы никак не можем наговориться, и нас приходится…. растаскивать: он, действительно, очень занятый человек. И, расставаясь, Володя всегда говорит, что обязательно выберет время, и позвонит, и мы посидим, как когда-то, и…. не получается у него. Когда я проезжаю мимо дома, в котором Володя тогда жил, я всегда вспоминаю то время, когда мы почти не расставались, наши разговоры обо всём на свете и ночные посиделки, и…. Даню, который тоже, только давным-давно, жил в этом доме.
Про Даню
Класса до седьмого мы с Даней, хоть и жили на разных улицах, довольно много времени проводили вместе. Иногда даже уроки напару делали, то у меня дома, то у него, и в футбол играли на нашей школьной площадке. Он классно играл. Как-то к нам в школу пришёл тренер и предложил пройти отбор в футбольную секцию. Пришли, помню, я, Даня и Кроль. У нас с Кролем игра не пошла, я и пасы вовремя не отдавал, и мяч терял «на ровном месте», и в двух верных моментах «смазал», а Даня «блеснул»: и финтами, и проходами по краю, и гол- красавец в прыжке головой забил. Тренер подозвал его и записал фамилию. Но потом Дане врезали по ногам, и он полез в драку, за что его и с поля погнали и вычеркнули.
Он вообще был нервным, заводился с полуоборота и чуть что дрался. Мне тоже от него как-то досталось. За то, что дураком назвал. И правильно назвал между прочим: будет ли не дурак на уроке доставать пистолет, пусть и стартовый, и тыкать мне им в бок, и перед физиономией размахивать. Я ему не соперник был по драке, он здорово это умел. До сих пор картинка перед глазами, как он здоровяка Дзюбу двумя ударами на пол уложил, а ведь никаким боксом никогда не занимался. Мне-то он слегка врезал, но всё равно ощутимо, у него кулаки, хоть и маленькие, но прямо, как железные были. Другому кому он бы «дурака» так легко не спустил. Конечно, я обиделся, но не надолго. Что на психованного обижаться?! Тем более я знал, почему он такой.
Мы с Даней как-то дежурили в классе и вдруг нашли забытую Лариком торбу с формой. Ну, мы и развесили его кеды и треники на светильниках. И как назло зашла наша классная Парамоша.
- Кто это сделал? – сразу спросила она.
- Мы, - как-то весело ответил я.
- Сейчас же снять, - велела она, а, выходя, добавила, - и чтобы завтра родители были в школе.
А Даня вдруг закрыл лицо руками и опустился на парту.
- Ты чего? – я подошёл к нему и тронул за плечо.
Он отбросил мою руку и прошипел:
- Кто тебя за язык тянул, зачем ты сказал, что это мы?
- А кто же?! Что я врать буду?! – возмутился я. - И что тут такого, что в первый раз родыков вызывают?
Он отнял руки и от лица, посмотрел на меня и со злостью сказал:
- Тебя не бьют.
- Ну, почему, бывает.
- Ага. Мамочка шлёпнет или подзатыльничек даст, - кривляясь, произнёс он, - а меня - ремнём солдатским….
Продолжение
http://www.proza.ru/2012/02/18/84