- Прохор Амбросович, я тут кнопками имя ваше выложил! Дивно зрелище, смею доложить. А вы все не садитесь ни как. Обидно, знаете ли.
- Опять на моем стуле?
- Ну, конечно! А вы сомневаетесь в правильности выбранного мной места? Зря вы это, Прохор Амбросович, зря. Уж поверьте мне, что для кнопок лучше места и не сыскать, это я вам, как специалист говорю. И что вы там, черт побери, увидели?! Вот уже как десять минут у окна стоите.
- Да ничего особенного. Просто стою, любуюсь панорамой, красиво так…
- Да, погоды нынче стоят великолепные! Этакая зимняя сказка! Морозный воздух чист и свеж, а снег на земле, отражая солнца лучи, переливается задорными огоньками. Взошла на трон изо льда веселая царица Кутерьма и ну забавлять простой люд метелью да пургой! И смех ее открытый подобен звону бубенцов, что на тройке, а свист, ну вылитая песнь свирели. Ликует белое безумие, да и носорогам отрадно. Повезло им, Прохор Амбросович, с волоклюими.
- С кем?
- Волоклюи,- добрейшей души птички, обожают носорожьих клещей. Вы, кстати, Прохор Амбросович, клеща когда-нибудь цепляли?
- Носорожьего?
- Нашего, средних европейских широт, кровопийцу.
- Нет. Однако мысли у вас…
- Скачут?
- Во весь опор!
- Летят?
- Стремительней некогда!
- Прямо ужаснуться можно?
- В точку!
- Не ужасайтесь, Прохор Амбросович, я и сам порой боюсь.
- Себя? Своих мыслей?
- Спать без света по ночам!
- А что так?
- Такое ощущение, что когда я выключаю свет, то под кроватью в считанные мгновения образуется Мир Зла, обитатели которого, как вы, наверное, уже догадались, сплошь кровожадные монстры и далеко не симпатичные чудовища.
- Это вы все себе напридумывали и не более того.
- Да? А кто же тогда далеко не симпатичный в прошлый четверг стрелял у меня сигаретку?
- Может, вам показалось?
- Надеюсь на это, уповаю. А вы правы, Прохор Амбросович, панорамка и впрямь чудесная. Зима – весьма успешна в политике, каждый раз, выдвигая кандидатуру снега, побеждает на выборах.
- Также как и весна со своими ручьями.
- А ручьи-то, Прохор Амбросович, тот же снег. Снег не умирает, он просто перевоплощается, и в журчанье весенних вод можно услышать его тихое: «Увидимся следующей зимой, друзья. Уж тогда то понаделаем с вами снеговиков!» Законы Ману в действии. Все возвращается, согласно писанию Заратустры.
- Читали?
- Пел, скорее. Ибо такое читать невозможно, петь – еще, куда не шло, но читать…
- А вы знаете, что в мире нет ни одной одинаковой снежинки.
- Да что вы говорите?! Прямо ни одной близняшки?
- Научно доказанный факт.
- Наука, Прохор Амбросович, это компост! То, что через несколько лет превратится в перегной! Наука только и делает, что доказывает, а, доказав, выдает сие за факт.
- Думаете – врет?
- Не знаю ничего более лживого.
- Значит, бывают одинаковые снежинки?
- Нет, конечно.
- Но ведь вы только что отвергли научное доказательство этого.
- Отверг. Но это нисколечко не мешает мне думать о неповторимой уникальности этих зимних кристаллов.
- Но как же так?
- А вот так! Я не приемлю то, что навязывает наука, но вполне приемлю то, что я думаю по тому или иному поводу. Мне просто нравится думать, что на свете нет ни одной одинаковой снежинки. Нравится, Прохор Амбросович, и все! А на науку я плевал!
- Странное у вас отношение к науке.
- Памятуя ранее мной сказанное – наплевательское.
- Нельзя же так. Наука – двигатель прогресса.
- Да? А я тогда выходит – тормозные колодки в этой во истину безжалостной машине фактов. От гениального до безумного всего шаг, и я, кажется, его сделал. Личность, как говаривал один писатель, вот начало конца. И, кстати, как вы относитесь к моногамии, Прохор Амбросович?
- Поток ваших мыслей лавине подобен.
- Да-а, и повсюду нас окружают снежные аллегории. А знаете, что, Прохор Амбросович? Мне бы сейчас ТТ с полной обоймой и вертолет.
- Интересно, зачем?
- А я бы смотался, не поленился бы и смотался в те далекие края, с целью свершения убийства.
- И кого же вы, если не секрет, конечно, убить желаете?
- Того самого человека, которому в голову в один прекрасный день взбрело обозвать снежинки белыми мухами! За всю историю человек так низко пал лишь во времена Содома и Гоморры! Чума на его несуразную голову и две пули в сердце от моего ТТ! Это ж, Прохор Амбросович, додуматься до такого надо – белые мухи! Он бы еще саранчой белой окрестил сие волшебное творенье зимы.
- Согласен, сравнение не очень, но нельзя же так сразу…
- Можно, Прохор Амбросович, и, более того,- нужно! И как только язык повернулся у этого недоноска сравнить с мухами то, что подобно юным душам мотыльков, отдавших свою жизнь на заклание, исполнив мечту,- обнять огонь; витает в воздухе, наслаждаясь свободой полета, впитывая в себя песнь ветра, а после, тая на жадно его ловящих губах последних романтиков, обелив их настроения, даря частичку той самой песни, навсегда сливается с ними в безумном зимнем танце.
- К черту ТТ! Вам дробовик нужен!
- Что вы! Я не настолько кровожаден. Ну, так что там с моногамией? Как вы к ней относитесь?
- Поздно, друг мой, время вышло. Рабочий день окончен.
- Аллелуя, Прохор Амбросович!
- До новых встреч.
- Аривидерчи!