Стояло августовское вёдро. Солнце палило так, что трава под косой на заливных лугах Угры пела как струна. «Звинь, звинь…» - вторили ей цикады, поскрипывая, словно несмазанная веялка на току за рекой. А сено дурманило и кружило голову: тут тебе и мятлик, источающий аромат ванили, и тимофеевка, и костёр полевой, и клевер медовый.
Всё давыдковское население в воскресенье с самого раннего утра вышло в луга. Сенокос – главная страда на селе после сева. Кто ворошил укос, кто разбрасывал скошенное для сушки, а кто уже и стоговал. Анна Ильинична Фролова, женщина средних лет, завязанная платком по самые веки, ловко орудовала граблями, подхватывая охапки сена. Внизу работала её дочь Вера, девушка видная, статная. Крепкие руки её накалывали вилами валки, брошенные отцом Николаем Васильевичем, и они тут же взлетали вверх. При этом ситцевое цветастое платьице облегало её стройную фигурку, и многие парни невольно задерживали свой взгляд на красавице Вере. Две тугие русые косы, как змейки блуждали по её груди, капельки пота стекали на шею и бисеринками блестели на лице. Она слизывала их с губ, улыбалась и щурилась от солнца, прикрывая синие глаза длинными ресницами.
Соседский пацан Генка, лет семнадцати, пялился на девушку, похотливо ощупывая глазами.
- Генька, отлынь от девки! Работай, давай, а то окосеешь, - прикрикнул мужчина на юношу.
- Бать, если бы Верка не была дурой, я бы женился на ней.
- Цыть, олух, если бы она была умной, на тебя неуча не глянула б! Вона братья её Андрейка и Васька выучились и работают; один в Москве автомастерскую держит, а другой в Калуге прорабом. А Верка могла бы стать докторицей, али артисткой. С такой красотой - видная была бы.
- Ха – ха, ты, бать, загнул! Она, ж, без мозгов, глупая,- съязвил парень.
- Никакая она не глупая. Просто не такая, как все. Вона и в церкву ходит. Божья душа у неё. Раньше считали: если есть дурочка в деревне, значит, благодать будет.
- Ага, когда только?
- А что? И есть! Вокруг один разор, а наш колхоз держится. И сеем, и пашем. Слава тебе, Господи! А ты не больно зыркай на неё, а то получишь по первое число. Немало охочей было до девичьего тела, да лапки-то обломали ейные братики.
В это время работа у Фроловых застопорилась.
Анна Ильинична ходила по краю стога и звала дочь:
- Вера, ну, где же ты? Подавай, Вера? Отец, куда она подевалась?
- Да тут я, ма,- из под копны вышла девушка, держа на ладонях огромную жабу.
- Брось сейчас же! Фу, гадость какая. Брось, сказала, бородавки вырастут.
- Ма, она хорошая,- тут она заливисто засмеялась, и тотчас обнаружился резкий контраст между её взрослым обликом и выражением лица. Вера была маленьким ребёнком.
В семье Фроловых всё было хорошо. Анна и Николай работали в колхозе. Он - механизатором, она - телятницей. Родились двое сыновей и дочь. Только в шесть лет что-то произошло с девочкой. Она росла и физически развивалась, а вот умственное развитие приостановилось. Родители возили её в Москву к профессорам и в Ленинград в клинику, но всё было тщетно. Ребёнок – не страдал синдромом Дауна, слабоумием, аутизмом и олигофренией. Всё нормально. А то, что не взрослеет - большая загадка для врачей и педагогов. Так и сказали: «Оставьте, будем исследовать». Эта фраза добила несчастных отца и мать. Они забрали девочку и быстро уехали домой. Правда, прежде они заехали в Калугу к детскому специалисту психоневрологу. Он-то их обнадёжил: «Ждите, нужен эмоциональный взрыв, толчок. Спит сознание вашего дитя, как в старой сказке об уснувшей принцессе». И вот уже двадцать лет вся семья Фроловых живёт в ожидании, надежда таяла с каждым годом.
Вера, как прекрасная бабочка порхала по селу Давыдкову, поражая всех дивной красотой и чистой детской непосредственностью. Как ни пыталась Анна Ильинична научить дочку читать и считать, ничего не получалось. Девочка не запоминала простых вещей. Единственное, что привлекало её – это музыка. Часами она могла слушать классику и популярные песни с пластинок, потом с кассет, а теперь с дисков. Андрей регулярно привозил из столицы новые записи модных певцов и композиторов. Девочка напевала в унисон с плеером, но повторить потом не могла. Родители иногда слышали, что какие-то звуки таились в её грудной клетке, а наружу не вырывались. Анне Ильиничне казалось, что она плачет, так по ночам кричала выпь в логу, издавая тонкий жалобный стон. В такие моменты она бросалась к дочери, прижимая её к себе, но девочка улыбалась и говорила:
- Ма, там песня.
Если ей не давались науки, то работу по хозяйству Вера освоила довольно рано и на радость всей семье выполняла добросовестно и с любовью. Корова Зорька и коза Тоська ходили за ней по пятам. Вера умела доить, косить, топить печь, варить картофель в мундире, мыть полы, стирать, ухаживать за птицей, только в огороде не могла отличить морковь от свёклы, пока не завязывались корнеплоды. В остальном же она была хорошей помощницей. Фроловы успокоились и не могли нарадоваться на дочку.
Стог почти сметали. Николай Васильевич с удовольствием оглядывал его. Анна Ильинична обходила вокруг, подбивая вилами, чтобы не замокли края.
- А что, Вера, хватит нам этого сена для Зорьки и Тоськи?
- Хватит, па,- ответила девушка, но вдруг подхватилась и кинулась бежать по дороге, размахивая руками и крича:
- Батюшка Сергий, подождите меня, я с вами хочу!
- Тьфу, ты!- в сердцах плюнул мужчина, глядя вслед удаляющемуся велосипедисту в рясе и бегущей за ним дочерью,- опять этот поп из Никольского.
- Ладно, отец, служба в пять начинается. Пусть идёт, там её никто не обидит,- женщина, наконец, сняла с лица платок, под которым открылись черты, неуловимо напоминающие молодое и красивое лицо Веры.
А началось всё в прошлое лето. Ранним июльским утром загремел сельский пожарный рельс, что висел на столбе у старой полуразрушенной церкви. Весь народ подхватился: кто в подштанниках, кто и вовсе почти нагишом с вёдрами, вилами и баграми, помчались на пожар. Однако дыма нигде не было, да и не пахло даже. Только увидели они, что у столба стоит велосипед, а рядом какой-то пришлый человек, вроде поп. Самые взволнованные, больше те, что полуголые закричали, наступая на спокойно стоящего священника.
- Ты что, поповская твоя, морда, делаешь? Так, ведь, инфаркт можно получить!
- Чего тебе тут надо? Не хватало нам ещё и вас, дармоедов?
Человек молчал и ждал тишины, потом заговорил. Он ничего не обещал, ни к чему не призывал, словно, именно здесь в ранний час ему, как говорят, припекло выговориться:
- Братья и сёстры, хочу рассказать и поведать дивную историю села вашего Давыдкова. Ещё во времена царя Ивана Грозного было тут видение лика Богородицы Приснодевы Марии вольному кузнецу Порфирию Давыдкову. И в тот же год понесла его долго бесплодная жена Аглая и родила ему семерых сыновей и одну дочь. В благодарность Божьей Матери поставил Порфирий на высоком берегу Угры кованую часовенку, а потом сыновья вот эту церковь Пресвятой Богородицы Скоропослушницы, потому как услышала она молитву кузнеца и помогла вскорости. Место это намоленное веками, тропки натоптаны к ней людьми верующими. А то, что здесь были склад и гараж, не помеха для Божьего дела. Фундамент сложили крепкий из гранитных плит, стены тоже, Слава Господу, стоят. Возведём купол, звонницу с отроками из Никольского монастыря, да и с вами кто пожелает. Еже ли, вы согласны, то я приступаю к службе.
Давыдковцы не успели опомниться, как отец Сергий, так он представился перед чтением молитвы, обошёл церковь, окропил её, а также собравшихся, помахал паникадилом, перекрестил мирян, потом сел на велосипед и уехал восвояси. Минут пять стояла тишина, затем бабка Васёнка заголосила:
- Слава тебе, Господи, услышал ты мой плач! Вернулся к нам Спаситель…
Мужики цыкнули на неё и загудели кто о чём: в основном, кто будет спонсировать, и кто строить. Зашумело, заволновалось село. Уж, сколько лет, многие и не помнят, когда о Боге говорили.
К великому удивлению жителей на следующий же день к церкви подъехала машина с кирпичом, а следом и другая с погрузчиком и стройматериалами. Молодые ребята, видать послушники, только в рабочей одежде, ловко орудуя краном, выгрузили привезённое, под руководством того же батюшки Сергия. Люди издалека наблюдали за происходящим, но не подходили, а те, что шли мимо на работу, останавливались ненадолго и уходили оглядываясь.
- Откуда его принесло?- спросил Генка Щеглов соседа Николая Васильевича, отца Веры.
- Говорят, в Никольском служит, недавно прибыл. Бабки шептали, что потомок он того самого Порфирия.
- А они откуда знают?
- Ходят же туда молиться.
- В такую даль?- удивился парень.
- А что им ещё делать? Внуки все по городам, вот от безделья маются. Теперь и у нас сходки начнутся.
- Дядь, Коль, он же видный мужик, этот монах. Видал, какой накаченный и здоровый. Чего ему там делать? На меня как глянул синющими зенками, аж, оторопь взяла. Наши бабы, точняк, повлюбляются в него.
- Вот-вот, побросают кастрюли и подойники и побегут все в церкву,- зло поддержал его мужчина.
Однако через неделю, другую давыдковцы потянулись к стройке и начали помогать. Женщины вымыли стены и пол, мужики собрали мусор. Кто был мастеровой, принесли с собой топоры и рубанки.
К Покрову подняли купол, а к Введению в Храм Пресвятой Богородицы одели его в металлический наряд, говорили из меди, как было раньше.
Как только появилась крыша, в церкви начались службы. Вёл их отец Сергий да два юных отрока подпевали на клиросе. Старушки сразу приняли новшество: добросовестно ходили на все богослужения, молились, исповедовались, причащались, били земные поклоны, просили благословения. Но, когда в ясный морозный день Рождества Христова, к церкви подъехал трактор с ажурным позолоченным крестом на колёсном прицепе, сельчане ахнули и перекрестились все - и старые, и малые. А вместе с ним приехали потомки Порфирия и Аглаи. И подивился народ: было их человек тридцать с детьми, как будто из самой Америки и Канады. Говорили по-русски и по-иностранному. Когда крест вознёсся над церковью, пали они на колени и усердно читали молитвы, а потом пошли на старый погост, что под горой и возложили венки. Позже там появился памятник с именами тех Давыдковых, что жили здесь и похоронены.
С того самого времени сияет крест над всей округой и видно его со всех сторон. И было во всём этом что-то торжественное, до боли русское и родное до слёз. И многие, глядя на открывающуюся красоту, смахивали влагу с глаз и удивлялись: «Как же мы так долго жили без веры, без духовности, без совести? Как могли отречься от корней своих, от Родины единой и малой единственной?»
А что же изменилось с восстановлением маленькой сельской церковки? На генном уровне, пульсирующей кровью и всей душой каждый сельчанин понимал, так было, так должно быть и так будет всегда, и ничто и никогда не изменит, не разрушит эту связь веков и поколений с землёй русской, с Россией. И потянулся народ в церковь, и всё стало, как у людей, по давней традиции: крестили новорождённых, венчали молодожёнов, отпевали усопших.
В один из таких майских дней зашла в церковь и Вера Фролова, но старухи на неё зашикали, и чуть было не выгнали. Отец Сергий остановил их, а её попросил подойти поближе.
- Девушка, как тебя зовут?
- Да Верка это, она - дурочка, прости, Господи,- поспешила ответить бабка Васёнка.
Вера испуганно озиралась и готова была уже выскочить вон, да что-то её удерживало, скорее всего, добрый взгляд высокого русоволосого священника. Он улыбнулся и сказал:
- Имя у тебя очень красивое, девочка, запомни, Вера, потому как без Веры, Надежды и Любви, нет жизни на земле, а это и есть Бог, наш Создатель. Приходи сюда, когда захочешь – это твой дом. Господь с тобой, он ведёт тебя, прислушайся, и ты всё узнаешь про себя,- он окрестил девушку и наклонился,- в следующий раз покрой голову платком.
Та же бабка Васёна сердито и нарочито повязала ей свою шейную косынку.
Вера простояла всю службу. Широко открытыми глазами она смотрела на образа и сама себе улыбалась, что-то шептала. Когда после чтения евангелие, запели послушники, она вся напряглась и подалась к источнику новых захватывающих звуков. И чем дольше она слушала, тем радостнее становилось её лицо. В унисон с поющими Вера, вдруг, запела чистым и звонким голосом:
- Аллилуйя, аллилуйя…
В церкви стало тихо. А девушка засмеялась и опять пропела:
- Аллилуйя, аллилуйя, Слава тебе, Боже, Слава, тебе…
Звуки вибрировали где-то высоко под куполом, и создавалось впечатление, что оттуда сверху пели сами Ангелы. Отец Сергий удивлённо обернулся, ища обладателя этого божественного голоса, а, когда понял, кому он принадлежит, воздел руки и произнёс:
- Слава тебе, Боже, снизошла и на нас твоя благодать через голос блаженной Веры.
Тут же вокруг все зашептались:
- Она блаженная, Господи, а мы её по-всякому, прости нас, матушка Богородица, тёмные мы, слепые…
А девушка не обращала внимания на сельчан. Звуки лились из её груди: томные, бархатные, завораживающие. Вслед за юными монахами она повторяла слова антифонов и стихир . И молодые, и старые упали на колени, каждый прося прощения за содеянные грехи.
И пошла по всему селу молва:
- Чудо! Чудо свершилось! Никак промысел самой Богородицы Скоропослушницы!
После этого события в Давыдково повалил народ с окрестных деревень послушать Веру блаженную, ту, которой коснулся сам Господь Бог и сотворил с ней чудо прозрения.
До родителей доходили слухи о дочери, но, ни Анна, ни Николай в церковь не ходили. Соседи не раз уговаривали их:
- Что же вы? Вся округа собирается, неужели не хотите услышать дочку?
- Нечего нам там делать. Всю жизнь не верили, а теперь, что ли поумнели враз? Сердился Николай Васильевич,- и Верку не будем пускать. Она вам не певичка, какая.
Соседи только головами качали, а бабки судачили, что это бесы мутят их.
Генка Щеглов как-то сказал Анне Ильиничне:
- Тёть Ань, а я слышал, как она поёт. Так никто не может, даже я не устоял и перекрестился. Дядь, Коль, так пробирает. А потом она там совсем другая: красивая и очень умная.
- Ты, ты ещё тут?! В женихи, что ли набиваешься?
- Она, правда, мне нравится!
- Что?! Пошёл вон! Посмеяться захотел? Так я тебе… - мужчина в сердцах замахнулся на парня, но как-то резко обмяк, отвернулся и быстро вошёл в дом. Анна Ильинична поспешила к мужу, тот прошёл в горницу и закрылся. Такой обиды он вынести не мог. Какой отец не мечтает увидеть дочку в подвенечном платье? Он стиснул зубы и сильно ударил по столу:
- Я прибью этого святошу, клянусь!
- Коля, Коля, да охолонись ты, может, пойдём, послушаем Веру. Люди, говорят, аж, плачут, когда она поёт,- причитала за дверью жена.
- Завтра же закрою дома, чтоб никуда, ни ногой, слышишь, мать? И Андрея с Васькой вызвать надо, на место попа будем ставить.
Женщина ахнула, она знала мужа, и сердце её предчувствовало беду. Вечером Анна Ильинична пытала дочку:
- Вера, а ты можешь нам с папой спеть то, что в церкви поёшь?
Девушка покачала головой:
- Песня живёт там, где Богородица.
На следующий день Николай Васильевич запер дочь в комнате. Девушка весь вечер просидела у окна, молча глядя на дорогу. Как ни пыталась Анна Ильинична отвлечь и развеселить Веру, та никак не реагировала. Словно спящая бабочка, которая зацепилась за цветастую штору, в надежде, что яркий нарисованный цветок согреет её и напоит сладким нектаром в последний раз перед долгой зимой. Отец гулко шагал по горнице, тревожно прислушиваясь к тишине в доме.
- Ну, как она там, мать?
- Будто каменная. Ничего не ест, не пьёт…. Эх, Коля, не мешал бы ты ей. Ничего плохого нет в том, что она поёт, люди хвалят её, наверное, не зря…
Вдруг дверь открылась и за ней появилась Вера с сияющими глазами и чарующей улыбкой на лице. Взгляд её был осмысленным и направленным.
- Папа, там батюшка Сергий,- она шагнула к выходу, но задержалась и посмотрела на мать,- он пришёл за мной, мама, мне надо к Богородице.
Женщина перекрестилась и заплакала:
- Отпусти её, отец.
Николай Васильевич последовал за дочерью, опередил её в сенях, открыл входную дверь и чуть не столкнулся с отцом Сергием.
- А, сам прибёг, каналья, что тебе нужно здесь? Не получишь ты моей дочки, понял? Пошёл отсюда, пока я тебе не оборвал твои патлы!
Священник отступил, выдержал паузу и заговорил:
- Мир вашему дому, Николай Васильевич. Прошу вас не гневайтесь, а выслушайте меня.
- Нечего мне тебя слушать!
- Постойте, речь пойдёт о судьбе вашей дочери. У неё редкий дар. Вера обладает высоким женским сопрано, с изумительным божественным тембром. Поймите, это, как скрипка Страдивари, как Гварнери дель Джезу. Да, извините, вы можете не знать. Но только один раз я слышал такой голос в церкви Санта Мария Новелла во Флоренции и принадлежал он Марии Манчини. Невероятно, но у Веры талант и она должна развиваться в этом направлении, я уверен, сознание её пробуждается с каждым днём. Порою, мне кажется, что, именно, для этого она рождена. Скоро Успение Пресвятой Богородицы и к нам приедет игуменья Харитоньевского женского монастыря матушка Ефросинья специально, чтобы послушать Веру.
- Да ты удумал Верку в монастырь загнать? Уйди с глаз моих, уйди…
- Она в прошлом была певицей Большого театра. И только она может вернуть вам дочь, вернуть ей жизнь, нормальную жизнь, поймите же это! Ей необходимо учиться!
- Но она не умеет читать и писать!!!- закричал отец.
- Ей этого не нужно. Вера понимает церковнославянский язык, он в ней. Она на слух запоминает длинные антифоны и псалмы . Это чудо какое-то. Я слышу, как она проговаривает всю службу, словно кто-то ей помогает изнутри. Воистину, Богородица ведёт её. В монастыре главным послушанием является церковное песнопение. Я уверен, ей там понравится.
- Нет, не бывать этому никогда, слышишь, служка, не дождёшься!- мужчина хотел было захлопнуть дверь перед не прошеным гостем, но обернувшись, наткнулся на глаза Веры, полные слёз и мольбы. Она шагнула к нему и запела:
- Папа, я верую во Единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же и всем невидимым. И во Единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единароднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рождена, несотворенна, единосущна Отцу. Имже вся быша…
Тут отец Сергий помог ей, и они вместе закончили Символ Веры.
Отец смотрел на свою дочь. Такой он её не видел никогда. Сколько силы и жизнелюбия, сколько ума и понимания того, что совершается, сколько счастья и радости от участия в происходящем было в лице, в движении рук, повороте головы, в глазах, полных упоения и искрящегося света от чистоты слёз, текущих по щекам. Анна Ильинична рыдала в тёмных сенях, причитая:
- Спаси, Господи, нас грешных и заблудших.
Батюшка Сергий благословил Веру, попрощался и вышел.
В день, когда колокола зазвонили Благовест, вся семья Фроловых отправилась в церковь. Маленькое помещение было переполнено. Люди стояли плотно к друг другу, но не толкались, лишь изредка переговаривались и косились на незнакомых: монахиню с красивыми тёмными глазами и резко очерченными чертами лица, была она высокой и худой, отчего казалась грозной и неприступной, да две старушки, в чёрном. Они суетились рядом, дабы никто не задел матушку. Фроловы встали в правый придел, где на возвышении расположился хор из шести голосов: четверо послушников из Никольского, двое совсем дети и с ними Вера в белом платье, таком же батистовом платочке, отороченном кружевами. Монах-регент дал тональность хору. Голоса зазвучали тихо, нарастая в чистое звенящее многоголосье. После Великой ектеньи хор запел попеременно антифоны:
- Благослови, душе моя, Господа, Благослови еси, Господи. Благослови, душе моя, Господа и вся внутренняя моя, имя святое Его.
И вдруг, словно отвечая прихожанам, откуда-то сверху полились проникновенные завораживающие звуки:
- Благослови, душе моя, Господа и не забывай всех воздаяний Его…
Николай Васильевич вздрогнул и поднял голову, но кроме образа Спасителя там никого не было.
- Очищающаго вся беззакония твоя, исцеляющаго вся недуги твоя…- продолжал хор.
И снова высоко под куполом полился этот дивный голос:
- Избавляющаго от истления живот твой, венчающаго тя милостию и щедротами…
Анна Ильинична тронула руку мужа:
- Это Вера поёт.
Николай Васильевич удивлённо посмотрел на неё, на своих сыновей, притихших и ошеломлённых, а служба продолжалась, и голос дочери звал его за собой:
- Не по беззаконием нашим сотворил есть нам, ниже по грехам нашим воздал есть нам…
Отец вслушивался в каждое слово, произнесённое ею. Были они понятны и непонятны, но с каждым вдохом и выдохом, он входил в её мир, который дышал покоем и радостью.
- Благословите Господа, вси Ангели Его, сильнии крепостию, творящии слово Его, услышати глас словес Его…
Он уже не сопротивлялся, а следовал за ней. Второй антифон, так ему показалось, она пела только для него:
- Господь возводит низверженных, Господь любит праведники…
У Николая Васильевича потекли слёзы, но он не замечал их. В сердце вошло бесконечное облегчение, а его дочь отвечала ему:
- Блажени плачущи, яко тии утешатся…
Это она взяла его непосильную ношу и сама понесла её:
- Блажени чисти сердцем, яко тии Бога узрят…
После этих слов мужчина перекрестился первый раз в своей жизни.
- Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесах…- помогала ему Вера.
- Слава Отцу и Сыну и Святому духу!– грянул хор,- И ныне и присно и вовеки веков. Аминь.
И вдруг он увидел её, свою дочку в подвенечном наряде с сияющим ореолом над головой, в длинной белой фате и белыми цветами в волосах.
- Моя девочка будет невестой,- прошептал он тихо,- она Его невеста.
- Коля, Коля, что с тобой?- теребила его Анна Ильинична.
Николай Васильевич засмеялся и крепко обнял жену, потом Андрея и Василия:
- Какое счастье, мы обрели нашу Веру, нашу дочь и вашу сестру.
После службы игуменья Ефросинья долго беседовала с отцом Сергием и девушкой. Та была серьёзной, изредка оглядывалась, ничто не выдавало её недостатка, только, когда они подошли к родителям, Вера вдруг прижалась к матери, словно малое дитя. Настоятельница была немногословна:
- Жизнь ей дана Богом и вами, чтобы превратить её в песнопение. Сам Господь наделил её голосом, очищающим людские души. Это высокое служение. Я помогу ей. Посещение по вашему желанию. Послезавтра жду вас. Молитесь. Господь с вами. Велики дела Его воистину.
После отъезда монахинь сельчане обступили Фроловых, поздравляли их, хвалили Веру, а, когда узнали, что её забирают в монастырь, первая бабка Василиса заголосила на всё село:
- Не покидай нас, Верочка, Ангел наш небесный! Как мы будем без тебя? Прости ты нас, душа безгрешная.
Девушка сначала растерялась, но потом улыбнулась и сказала:
- Я там, где Богородица живёт. Господь щедр и милостив. Он меня к себе возьмёт.
Через год Веру Фролову постригли в монахини.
Но ещё не раз сельчане услышат её божественный голос, ещё не раз возликуют вместе с ней и вознесутся над куполом маленькой церкви Богородицы Скоропослушницы, где мир, покой и благодать.