В памяти

Ив Жовайр

 22 Июля 2010 г


        Вы, может быть,  помните то место   в «Тихом американце», где Г. Грин приводит ночной разговор   Томаса Фаулера с его молодым приятелем Пайлом: 
        - Если бы вас спросили, что вас больше всего в жизни взволновало как мужчину?..
        «Ну, - подумал Фаулер, - на этот вопрос ответить нетрудно», -  и сказал: - Однажды я лежал  ранним  утром в постели и смотрел,  как расчесывает волосы женщина в красном халате.
        Пайлу, по-видимому, это не показалось интересным и, едва дослушав, он возразил:
        - А Джо сказал, что это было, когда он спал одновременно с китаянкой  и негритянкой.
        - Ну и  я сочинил бы  что-нибудь в этом роде, когда  мне было двадцать лет,  - ответил Фаулер.
        - Ему пятьдесят... - сказал Пайл,  на что Фаулер уже не нашелся, что сказать.
        Мне, в отличие от Фаулера, было бы не легко ответить на тот вопрос, или, наверняка,  пришлось бы сильно напрячь свою память. Но вот один случай, который произошел со мной, когда я был еще подростком 13-14 лет, я до сих пор вспоминаю очень живо.  Не думаю, что в том возрасте я испытал какие-то  ощущения «как мужчина».  Я был тогда очень сильно взволнован и смущен.  Но если бы подобное мне довелось  ... наблюдать сегодня,  я бы, несомненно, испытал эти вот самые - сильные ощущения.
        В тот год наша семья  проводила лето в санатории, который располагался в  живописной местности на Северном  Кавказе. В один из дней  довольно большая группа из нашего санатория – человек, наверное,  пятнадцать,  -  отправилась автобусом на экскурсию. Мы ехали довольно долго, - часа три примерно. Я не очень помню, куда нас водил, что показывал  и о чем  рассказывал наш экскурсовод, но к середине дня мы расположились в лесу, на просторной поляне,  недалеко от родника, вода в котором была такой холодной, что у меня заломило зубы, когда я только хлебнул ее. Вскоре запылало два-три костра  -  несколько мужчин стали готовить угли для импровизированных мангалов.  Из автобуса выгрузили укутанный тряпьем большой луженый медный газан, в котором привезли  охлажденную бастурму, приготовленную  еще в санатории.
Не очень далеко от нашей компании,  за деревьями располагалась другая, скорей всего, такая же экскурсионная компания, как и наша,  от другого  санатория.  Группа, по-видимому, приехала сюда намного раньше, чем мы, – оттуда  доносились  голоса уже  изрядно подвыпивших людей.
        Еще в автобусе, по дороге я познакомился с парнем из нашего санатория. Его звали Эдик. Ему было лет 17, он был чуть выше меня, но гораздо плотнее сложен. На щеках пламенел смуглый румянец, а на подбородке вилась редкая темная бородка, которой я втайне, помнится, позавидовал.
        Мы  с ним активно собирали сучья для костров и теперь, вдыхая  аппетитный запах жареной баранины,  помогали в «сервировке стола». Прямо на траве был расстелен холщовый палас, а на нем  никаких тебе колбас или  сыров!.. Только очень вкусный белый хлеб  - тендыр-чорек, выпеченный в глинобитных печах, и зелень  -   зеленый лук, молодой чеснок и красные помидоры. Кувшины с местным крестьянским красным вином поставили охладиться  в воду у родника...
        Ах ты, черт!.. Такого вкусного кябаба я больше никогда  не ел! Я помню, с каким наслаждением впивался зубами в горячие,  сочащиеся душистым жиром куски баранины. Родители позволили мне стакан вина, но мне удалось выпить их два... Вино было тоже чудесным.  Купленное у местных жителей, оно хоть и было сухим, но,   по-видимому, давилось из очень  сладких сортов винограда.
        Я думал, что не наемся никогда,  но уже меньше, чем через час, понял, что уже все – не съем больше ни куска! Мой новый приятель, который сидел наискосок от меня, уже давно, наверное,  подавал мне знаки, что, мол, хватит жрать. Мы вышли «из-за стола» и решили прогуляться по лесу. 
        – И отлить  пора! Я едва досидел... Сколько можно есть!.. – выговаривал Эдик мне по дороге.
        Мы отошли от места всего на пару сотен шагов, а уже и голоса стали едва  слышны, и лес показался дремучим. Лес был лиственный. Деревья стояли  большие, кроны глухо шумели где-то высоко наверху, а тут –  внизу дышалось легко и было  просторно.
        Еще через несколько шагов мы  оказались на краю   глубокого оврага, а  под ногами  заметили узкую тропинку, которая вела вниз вдоль его  крутого склона. Мы стали по ней спускаться. С правой стороны из сумрачной глубины поднимались со дна оврага высокие деревья, а слева была поросшая травой и мелким кустарником почти отвесная стена.
        Мы шли уже минут пять,  и стена слева громоздилась над нами уже метра на три, когда из-за поворота внизу, на тропинке появилась девушка. Я сейчас совершенно отчетливо помню, как она выглядела. Ей было лет пятнадцать, и она мне очень понравилась. У нее были темные, коротко остриженные волосы. Из-под цветастого сарафана  видны были стройные загорелые ноги в легких  светло-коричневых сандалиях.  Мы с Эдиком несколько растерялись  и скорей всего пропустили бы ее мимо себя, не заговорив с ней, но вышло иначе. Увидев нас, она насторожилась, взгляд ее как бы,  заметался. Она остановилась, какое-то мгновение смотрела на нас испытывающее, а потом вдруг стала карабкаться вверх по склону, хватаясь  руками за кустарник. Короткий сарафан задрался, и мы увидели ее черные трусики, ее бедра, не тронутые загаром у самого их верха...
        Сейчас я понимаю, что напугал ее вовсе не наш с Эдиком вид. Мы были растеряны не меньше ее, да и выглядели наверняка, совершенно безобидно. Но вот она, по-видимому,   представляла себе, что может угрожать девушке в похожих обстоятельствах. В те далекие семидесятые это было не очень-то обычно, чтоб у подростка ее лет был конкретный опыт такого рода. Ее испуг показал, что она не столь невинна, как могло бы показаться ... Эдик кинулся вперед,  чтоб помешать ей выбраться из оврага... Подхваченный охотничьим азартом, следом кинулся и я.
        Сейчас, – по прошествии лет, мне приходит в голову, что в те несколько секунд, когда девушка смотрела на нас, решая, на сколько мы опасны,  я, будь постарше, пережил бы  одно из тех сильных ощущений, о которых говорили герои Грина.
        Эдик успел схватить ее за ноги, и она,  охнув, соскользнула на тропинку... Дальше последовала короткая борьба, когда Эдик, перехватывая  ее то за талию, то за плечи, пытался повалить, а она упорно, но молча,  отбивалась руками и ногами... Сопротивлялась она недолго, и  Эдик, навалившись на нее, прижал  своей левой рукой обе ее руки к земле,  а правой стал торопливо возиться на ней со своей одеждой. Я все это время стоял, как парализованный, и только спрашивал себя, почему она не кричит! Мне, помнится,  хотелось,  чтоб она закричала, и этот кошмар закончился... Но она даже не вскрикнула. Эдик поднял искаженное гримасой лицо  и пробормотал мне: - Руки держи!..
        Только тут я, словно очнувшись, подошел ближе и, присев на корточки, стал держать ее руки. При этом чтобы не смотреть на них, я отвернулся несколько в сторону, а руки ее держал одной только правой рукой. Но она и не вырывалась, и получилось так, что наши правые руки вроде соединились в рукопожатии. Ладошка  у нее была теплая и нежная...
        Эдик, получив возможность действовать обеими руками, быстро ее подготовил и вскоре задвигался на ней, сопя... Наступила жуткая тишина...Мне было  видно боковым зрением, как девушка, то сгибала ногу в колене, то снова ее выпрямляла, а пальцы ее, то сжимали мою руку, то ослабляли пожатие...
        Когда вскоре Эдик, наконец, откатился от девушки, она продолжала лежать, как лежала, – не поменяв  позы. Эдик поднялся, суетливо отряхнул и оправил одежду, и сказал, не глядя на меня:
        – Давай быстрей!.. Я наверху, на стреме... – и быстро ушел.
        Я, не удержавшись, скосил взгляд на ноги девушки... Они были раздвинуты, а ее черные трусики были скомканы спереди во влажный  жгут, и оставляли открытым ее темноволосый   лобок...
        Мы были уже одни, но девушка  еще долгую минуту лежала, не  шевелясь. Потом отпустила  мою руку и встала. Встал и я. Она застегнула  сарафан, выбрала травинки из волос  и, повернувшись, молча, прошла мимо, опалив меня темным пламенем своих восточных глаз... Я поплелся следом.
        Наверху нас ждал довольный Эдик. Он уже успокоился и вновь обрел свойственную ему бесцеремонность.
        – Эй!.. Как тебя звать? Куда идешь? – пытался   он остановить девушку.  Но она обошла его, не удостоив даже взглядом, и направилась в сторону той – второй компании. Больше мы ее не видели...