Музыка: Rachel Portman , «The Lakehouse»
Это первый по-настоящему тёплый весенний день. Джен глубоко вдыхает воздух, высунув голову в окно, и чувствует, как он медленно её опьяняет, делает лёгкой и невесомой, как воздушный шарик, наполненный гелием.
- Постудишься, - слышит она непривычно звонкий и ясный голос сестры.
Обернувшись, Джен улавливает в воздухе лёгкий аромат сирени и ландышей. Лотта выглядит удивительно свежей в лёгком платье из светлой и воздушной, почти невесомой ткани, а глаза её искрятся тёплым и радостным спокойствием.
- Сегодня что, какой-то праздник? - улыбается Джен.
- Просто хороший день, - пожимает плечами Лотта.
- Будешь кофе?
Аккуратный белый нетбук на кофейном столике негоромко сигналит о новом непрочитанном сообщении.
- Это тебе, - говорит Джен.
- Нет, тебе, - говорит Лотта, и они, смеясь, наперегонки бегут к горящему монитору.
- Ничего не понимаю, - через несколько секунд произносит подоспевшая первой Лотта. - Это Марк, он пишет, что зайдёт сегодня за нотами.
Марк - музыкант, и их старый знакомый, которого сёстры не видели уже несколько лет.
- Это что, неделя внезапный визитов? - смешно приподнимает бровь Джен.
Но Марку они даже рады. Кажется, это лучший призрак из прошлого, которого только можно было ожидать - весёлый и звонкий, как музыка, которую он сочинял, когда все они были ещё подростками.
Лотта и Джен пьют кофе с сахаром и сливками - впервые за долгое время их общей привычки к серым дням и чёрному горькому кофе. Джен громко смеётся, вспоминая старые выходки Марка, и Лотта рада, что вчерашнее появление Сэта осталось благополучно забытым.- Мне хотелось бы сейчас достать старые расскраски, - говорит Джен. - И цветные карандаши. И чтобы ты пела. Это, наверное, день такой... это как влюблённость!
- И у меня, - весело соглашается Лотта. - Только вот, я точно уже и не помню, что это такое - влюблённость.
- А помнишь... - Джен снова заливается хохотом. - Помнишь, как мы обе были влюблены в Марка. И как это мы не ссорились?
- Соревновались, - вспоминает Лотта, смеясь. - Только ты показывала ему свои наброски карандашом, а я пела, пела...
- Вот и спой, когда он придёт, - произносит Джен с наигранной строгостью.
Лотта смотрит на неё с укором - мол, ты же знаешь, что я уже не пою. Пусть даже и по такому особому случаю.
Марк появляется после обеда. Лотта отмечает про себя, что за последние несколько лет он ничуть не изменился - всё те же небрежно зачёсанные назад тёмные волосы, большие чёрные глаза, длинные ресницы, матово-светлая кожа и тонкие черты лица, как у фарфоровых кукол. Но стоит ему засмеяться или улыбнуться, как фарфоровая кукла исчезает и появляется человек с тёплым веселым взглядом, с живыми морщинками вокруг глаз, которые не старят и не портят...
- Это вам, мои милые дамы! - говорит он, протягивая пышный букет чайных роз.
- Марк, ты чудо! - Джен быстро целует его в щёку и бежит за вазой.
Лотта с улыбкой приниамет цветы, вдыхает их запах, и ей кажется на секунду, что всех этих лет и впомине не было, что это те самые розы, которые росли когда-то в их маленьком садике, что это всё тот же Марк, и что она - всё та же.
- Я вдруг вспомнил, что у вас мои ноты, и подумал, что это хороший предлог, - улыбается Марк. - Разрешите остаться на чай?
- С радостью, - искренне соглашается Лотта.
Всё это - как в старые времена, но немного иначе. Джен просит его сыграть что-нибудь новое, и Марк упоенно играет, но, хотя глаза его по-прежнему веселы, в новых мелодиях сёстры чувствуют нотки горечи и печали. Он играет ровнее и увереннее, его музыка "повзрослела", и Лотта особенное остро чувствует, как им его не доставало всё это время.
- Лотта, споёшь? - перевернув очередную страницу нотной тетради, спрашивает Марк.
Джен незаметно корчит сестре смешную рожицу, Лотте трудно удержаться от смеха, и всё же, она произносит серьёзно:
- Я уже не пою.
- Почему? - Марк кажется искренне удивлённым. - Ты ведь всегда была самой способной из нас! Я думал ты...
- Нет, Марк, с пением я завязала.
- Но в чём дело? Что-нибудь с голосом?
Лотта вопросительно смотрит на Джен. Её не очень хочется отвечать, но Джен быстро и коротко кивает: это же Марк, ему можно...
- Просто внутри что-то сломалась, - словно извиняясь, пожимает плечами Лотта. - Голос в порядке, но петь... не могу.
Марк больше не спрашивает об этом, и ненадолго делается серьёзным. Играть ему больше не хочется, и Джен делает чай с молоком, по-английски.
- Почему ты раньше не объявлялся? - как бы невзначай спрашивает она, ставя на столик вазу с печеньем.
- Не мог найти нужного предлога, - привычно отшучивается Марк, но вдруг, словно бы спохватившись, - Нет, на самом деле, не мог. Не мог, как Лотти сейчас не может петь. Слишком много хорошоего связано с этим домом, слишком много воспоминаний, а столько всего произошло...
Сёстры бегло переглядываются. Знал бы он, сколько всего случилось за это время у них. И знать бы им, что именно произошло у него, но через столько лет так прямо не спросишь.
- А вы не знаете, как там Артур? - осторожно меняет тему Марк.
- Разве вы не общаетесь? - удивляется Джен, помня о том, что раньше они были лучшими друзьями.
- Нет, милый мой рыжик, я не общаюсь с такими как он.
Джен молчит, упершись взглядом в чашку чая.
- Ты имеешь в виду, с... - вместо неё, пытается уточнить Лотта.
- Нет, - обрывает её Марк. - Я имею в виду - с предателями.
В этот момент Джен хочется его расцеловать, но вместо этого она с улыбкой сообщает, что ей нужно отлучиться на кухню. Лотта встревоженно провожает её взглядом, но быстро успокаивается: Джен кажется вполне счастливой, но, видимо, хочет проверить, готовы ли кексы.
Несколько долгих секунд Марк пристально смотрит на Лотту.
- Ты очень похорошела, - вдруг замечает он.
Лотта тепло улыбается вместо "спасибо". Пышные розы в маленькой вазе, стоящей на столике, кажется, пахнут сильнее и ярче. Близятся сумерки, когда цвета гаснут, а чувства и запахи оживают. Марк уже давно обращает внимание, что Лотта иногда поглядывает на свой закрытый нетбук.
- Ты ждёшь письма? - спрашивает он.
Лотта неуверенно качает головой.
- У тебя есть друг?
- Нет, - тихо говорит она.
- А может быть, роман по переписке? - глаза Марка то ли серьёзны, то ли смеются.
- Это точно не то, - улыбается Лотта.
- Не веришь в такие романы?
- Не верю? - девушка почти переходит на шёпот. - Смотри. Шекспир писал, что если розу назвать иначе, она не потеряет своего аромата. Но что, если у неё забрать аромат или цвет? Будет ли она розой?..Наверное, так и любовь...
Розы на столе пахнут почти опьяняюще. Марк подсаживается чуть ближе, он почти чувствует на своей щеке дыхание Лотты. Ему хочется дотронуться до её волос и ресниц, но вместо этого он осторожно целует её прохладную щёку и, видя, что она и не думает отстраняться, легко касается губами её приоткрытых губ...
Громкий и резкий звонок телефона заставляет Лотту вздрогнуть, словно очнувшись. Марк с внезапно возникшей во взгляде усталостью, отстраняется нехотя, достаёт из кармана мобильный и что-то коротко отвечает. Затем он смотрит на Лотту, словно извиняясь.
- Это Эллен, моя.... моя невеста.
- Хорошо, - со странной улыбкой отвечает Лотта. - Хорошо, правда, Марк. Я рада за тебя.
Она видит, что сам он не рад. И - странное дело - ей нравится то, что он не стал придумывать, будто ему позвонили с работы. Возвращается Джен с пригоревшими кексами, и тихий вечер всё длиться и длиться, снова вернувшись в свою колею.
- Дженни, - говорит Лотта, когда сёстры вновь остаются одни, а на небе уже загораются первые звёзды. - Ты можешь найти те ноты, которые мы разучивали, когда нам было по пятнадцать?
- Могу, - растерянно говорит Джен, которая всегда знает лучше, где что лежит. - А зачем они тебе вдруг понадобились?
- Я хочу спеть, - отвечает Лотта.