Треугольник вторичностей - 8

 
читайте с первой главы - всё будет яснее ...


                8
                КАДЕТСКИЕ ЛАГЕРЯ – НЕ БЕЗ
                ОТДЫХА ... В ОДНУ ДЕСЯТУЮ МИЗЕРА ...

          … Полтора летних месяца, после сдачи переводных экзаменов, а они случались в каждой роте, в конце каждого же учебного года, всё училище выходило в военные лагеря. Именно выходило, а не выезжало. В полевой форме, со скаткой через плечо (да скатанная в рулон шинель же! – счастливый человек, кто знакомится с ней сейчас только глазами), с противогазом – очень удобная вещь для хранения  сухарей в походе, фляжкой воды, сапёрной лопаткой. Снизу пудовые сапоги, сверху голова прихлопнута фуражкой с чёрным верхом. По городу так это просто движение поротно в колонну по четыре, но за городом в свои права вступают мелкие и крупные пакости от окапывания в полный рост до марш броска с транспортировкой «раненых» подручными средствами – на этот случай, как рояль в кустах, у офицера-воспитателя с собой прихвачена плащ-палатка.

        В лагерь приходили вымотанные донельзя, и тут вскрывался ещё один геморрой – всех прибывших, не взирая на возраст, с радостным писком встречали комары. Оказывается и это ещё не всё – ночью кровососущие в десять раз увеличивали свою злобу, умудряясь кусаться даже под одеялом.
         
        Кстати о сне – каждый взвод (25 рыл) умещался в двух армейских палатках, а это значит ночью, если кто из 12-ти желал повернуться на другой бок (спать на спине, в силу малых размеров топчана – кадет мог только в мечтах и в санчасти), ему приходилось насильно поворачивать своих соседей, а те, в свою очередь, – своих. Даже командирам отделений и помкомвзвода, спавших отдельно, на топчане для двоих, чтобы не упасть, приходилось поворачиваться также.

        К концу лагерного сбора на такое «коллективное перестроение» лёжа у кадетов уходило две секунды … И это ещё не всё – ранними утрами, особенно первыми днями (через пять строчек читатель поймёт, и почему особенно …, и почему первыми …), по звуку сигнальной трубы, поротно, всё училище выводилось на физзарядку. Казалось, в этом ничего выдающегося не видно. Но это были до ... хрущёвские времена, когда целина была ещё не в почёте и её никто не пытался поднимать …

        ... Вы знаете, почему «Дикое поле» называют диким? Ни за что не догадаетесь! Нет, далеко не от того, что там растёт сорняк и верблюжьи колючки (а вот … колючки – уже теплее!) – оно «Дикое …» от диких, душу раздирающих кадетских воплей, босиком делающих физзарядку и пробежку на этом поле.   
         
        Кстати, при следовании на физзарядку, дежурными по роте оригинально решался интимный вопрос, от которого к утру никуда не денешься. В определённом месте … (у каждой роты оно было своё) дежурный офицер останавливал роту, поворачивал её … далее, всей роте командовал – «… Пять шагов вперёд шагом … марш!! !... – и далее – Спустить курки, открыть затворы!!! ...»  и вся рота … поголовно … блаженно глядя в небо … в экстазе опорожнения … застывала – сбывалась ночная мечта идиота, поскольку если по-людски, то когда приспичит  ночью, тогда вставай и дуй в сортир, но ему, приспиченному, не позавидуешь при возвращении – его место, на топчане уже намертво занято со всеми вытекающими отсюда последствиями.
         
        После физзарядки, по интенсивности смахивающей на микротренировку общеразвивающего характера, следовал утренний осмотр и завтрак, который кадеты, невинно резвясь, отчаянно (от слова «чай») отмечали. И вот как это происходило. Каждый взвод сидел за своим длинным столом, с наружного торца которого сидящим с обеих сторон передавались посуда с едой и кружки с чаем (вот им и заинтересуемся). Чай разливался по кружкам, из больших алюминиевых чайников и передавался в противоположный торец по количеству сидящих на каждой стороне стола – вроде бы рутина и она не требует внимания, но не скажите … – остатки чая из чайника тайно выливались (внимание!!!) в свешивающуюся со стола на колени клеёнку, край которой выливающий предварительно приподнимал – получался чаесточный  жёлоб, и … кто раскрыл рот или замешкался, получал свою «дополнительную» порцию чая на колени … а в месте чайного облития хлопчатобумажные штаны серого цвета, предательски темнели – полная иллюзия позорного обмочения … Автор прекрасно понимает всю непривлекательность содеянного, но из песни слов не выкинешь – двадцать восемь взводов – хоть в одном в день, но такое обязательно случится – вот так резвилось кадетство …
         
        … Кстати, на месте этого лагеря в екатериненские времена под большим селом Бёрды ( при матушке Екатерине – БердА) был разбит бивуак пугачёвского войска, откуда император-самозванец небезуспешно делал набеги на Оренбург. Преподаватель истории майор Погребной в дебатах с кадетами на тему Крестьянской Войны под предводительством Пугачёва, держался официальной точки зрения, но суворовцы сомневались, поскольку тайно имели два подкинутых аргумента против … Конечно намекнула на это, сама слабо в этом разбираясь, всё та же старорежимная дама из библиотеки – Никитишна, во-первых, обращая внимание кадетов на клички приближённых Пугачёва – Хлопуша … Чика-Зарубин – а не просто ли это бандиты с большой дороги? ...

        ... За что воевали оторванные от своих крестьянских трудов восставшие … а не их ли руками хотел завладеть троном Емельян Пугачёв и, севши на него, опять же их угнетать? И во вторых – а не разобрался ли в этом поконкретнее Александр Васильевич Суворов, подчинившись приказу императрицы, принять участие в карательных акциях против крестьянской армии, только с жёстким условием – без наград и благодарностей ни ему самому … ни его офицерам … ни его солдатам … поскольку, по его глубокому разумению, это была гражданская война со своими соотечественниками, со своим народом. Сказав «А», Никитишна очень просила не проводить аналогий с гражданской войной Ленина против белого движения – ребята!!! Вас не поймут, а последствия вашего длинного языка будут не в вашу пользу и не в пользу ваших родственников, вспомните судьбу Славочки  Ремезова, пропустившего одну-единственную букву в серьёзном слове (вы же учитесь в СТАЛИНГРАДСКОМ!!! училище) в адресе на почтовом конверте … и вообще, не делайте глупостей с непредсказуемыми последствиями. Кадеты их и не делали ...   
         
        … Наверное, читатель смекнул, что суворовские лагеря, это далеко не пионерский лагерь, а военный …, с его учебным распорядком занятий, своими предметами, начиная физподготовкой и кончая изучением уставов. Самый нелюбимый – инженерное дело, и нелюбимость его увеличивалась от несоответствия своему названию. Это было чёрное рытьё окопов.

        Самый любимый – понятно плавание, а между ними куча сомнительно интересных – тактика, топография, основы маскировки на местности и наблюдения, политинформация, основы производства выстрела из огнестрельного оружия (здесь гнездилась самая махровая фикция – сплошная и неприкрытая холостая тренировка), строевая подготовка – вот далеко не полный перечень издевательства над душой, умом и телом несчастного кадета. Только на плавании суворовцы могли отдохнуть и расслабиться …
         
        ... Вот на плавании и приключилась та самая кульминация, ради которой и затеяно это повествование. В этот день капитан Борькина (уже капитан!) приехала в лагерь утром. Ей нужен был начальник училища подписать рапорт на очередной отпуск. Это не представляло большого труда, и после беседы с генералом, она с интересом пошла по лагерю посмотреть как здесь живут её кадетские друзья и враги. Пока она шла по палаточному городку, со всех сторон неслось радостное: «…ЗдраЖелаТарищТан!!!». А между собой, не для капитанских ушей: «… чего это капитанша пожаловала? ... Неужели Литературу введут?... Мало ей наших страданий в училище, так она теперь и до лагеря добралась!!! ... Это грамматическое возмездие за наши кадетские грехи!!! ...»

        Тем временем Елена Васильевна вышла к водной станции, где майор Саруев, по кадетски Сан Саныч (фамилия и кликуха настоящие) занимался с четвёртым, парамоновским взводом. Для майора это был настоящий урок, а для кадетов – лишний повод искупаться … Половина взвода плавала, а другая  отдыхала на берегу, закатав уставные синие трусы до невозможного и, лёжа на пузе, малахольно загорая. Учительница подошла к лежащей шеренге и, открыв рот, что бы поздороваться … на вдохе задохнулась …

        – на одной из суворовских жоп нагло красовалось пятикопеечным размером родимое пятно её Борьки … –  вспомните–ка акушерку, которая хлопая Борьку по заднице, пробасила кое-что по поводу его родимого пятна с копейку на его тендере ...

        ... Что делают женщины в таких случаях? – правильно, они отправляются в обморок … Вот и Елена Васильевна плавно осела и, через секунду, уже лежала с закатившимися глазами …
         
        … – ТарищМайор! ... Здесь капитанша! ... Наверно обморок! ... – в затылок Сан Санычу выпалил взволнованный Матрас. – Всё понятно – сказал подбежавший майор и, сам себе пробормотал – только без паники – ... Быстро расставив пацанов по четыре с каждой стороны лежащей, скомандовал: «Ну! Одновременно, подняли … за мной понесли» – и Юрке Блазову – дуй в санчасть … скажешь, что солнечный удар … там знают, что делать … Пока в тени деревьев укладывали прихваченную обмороком, последовал ещё приказ: «Куклычев! Cобери взвод и, пока я здесь, в воду чтобы ни ногтём!»
         
        Между тем подбежала из санчасти тётя Катя, потёрла капитанше виски нашатырём, дала его понюхать, а когда Елена Васильевна очнулась, этим же спиртом потёрла ещё и шею.

        О чём они втроём говорили, кадеты не слышали, но в ходе беседы с капитаншей случилась истерика, в которой она, порываясь встать и указывая в сторону взвода, часто выкрикивала то-ли Колька, то-ли Борька ... А потом тётя Катя осталась с учительницей, успокаивая её, а взволнованный Сан Саныч, беспрестанно повторяя  – «Ну и ну!!!» и «Вот это да!!!», быстро направился к взводу, сбившемуся в кучку.
         
        – Взвод! ... Становись! – уже взял себя в руки майор в плавках и пацаны, нехотя, чувствуя, что инцидент с обмороком уже исчерпан, бездарно изобразили строй в две шеренги. Но, не надо торопиться – инцидент только начинал набирать обороты и кадеты в этом убедились, поскольку майор, построив взвод шеренгами наружу с дистанцией в пять шагов, следующей командой сошёл с ума, поскольку – у кадетов глаза самостоятельно полезли на лоб – приказал снять трусы.
         
        – Всем? – тоже съидиотничал Женька Шведков.
          – Все-е-ем!!! – сорвался на фальцет Сан Саныч и этим показывая, что не шутит – трусы словно ветром сдуло с кадетских торпедоносцев и офицер, уже взявший себя в руки, как на утреннем осмотре, медленно пошёл внутри строя, внимательно осматривая под ухмылки пацанов интернациональные предметы пинков и сути доброй половины шуток и анекдотов всех мужских, да и женских коллективов.

        Дойдя до Лёвки Парамонова, пристально глянул на его родимый пятак и скомандовал: «Суворовец Парамонов! Выйти из строя!» Под кадетские осторожные хихиканья, Лёвка, выпученными зенками ошарашено поедая Сан Саныча, два раза сверкнул ляжками.
         
        – Действие энное – разоблачение Адама в ночном воровстве без штанов зелёных яблок из бёрдских садов Рая – в полголоса зафиглярничал Васька Антонов (который Матрас), но тут же получил звонкую затрещину от Шведа, нутром почуявшего, не взирая на комичность положения голых пацанов, всю серьёзность момента.
         
        – В распоряжение капитана Борькиной – не поведя бровью на подзатыльник Матрасу, продолжил майор – Бегом … марш! – и Лёвка, вихляя своим торпедным аппаратом, неуклюже, держа руки на соответствующем такому случаю месте, побежал на встречу своей судьбе, а Саныч, уже мирно и устало скомандовал – Одеть трусы, бесштанная команда. Куклычев, веди взвод в городок …
         
        … Не будем подглядывать за встречей – это очень личное, но что у них было в дальнейшем, догадаться нетрудно …
         
        ... C помощью капитанши (Лёвке странно было сразу, даже за глаза, называть её матерью) день за днём, он постепенно, но с большим трудом, вспомнил многие детали – свой горшок с маками по бокам, деревянное ружьё, Аленку, кое-какие вагонные ситуации. Но последним штрихом, поставленным в их одиссее, была отпускная поездка в Харьков, где мальчишка узнал дорогу с вокзала домой ...
         
        – Ну, вот, откуда ушли, туда и пришли – со вздохом сказала мать, стоя с сыном у своего бывшего дома. Лёвка, хоть и был воспитан не сентиментально, но отвернулся и пристально глянул в небо, а Елена Васильевна, вспомнив цыганку, продолжила – Знаешь, мне нагадали, что тебя война отнимет … Ошиблась ворожея! ...
         
        … Ах, Елена Васильевна! Ведь была ещё одна, забытая тобой цыганская фраза – … не торопись судить, золотая! – но цену этой фразе ты узнаешь ой как не скоро … но узнаешь, это точно, судьба ручается …