… «Надо же, и тут знают!» – поразился Словин – «Культура лезет в мой череп сама: учение – свет, неучение – тьма...» – любезно и ёрнически подпел озорник и охальник Вилли Токарев, появившийся совершенно неожиданно в голове бывалого сыскаря и маститого автора многих детективов...
Ефимыч внутренне удивился своим энциклопедическим познаниям не меньше: «Неужели тот самый?!» – Но больше напугало расстрельное слово «гугель». – «Что за хрень такая? Звание или новомодная должность?» – Рассудок отказывался верить в происходящее, вихрем сличая «файлы» беспорядочно уложенной информации на совпадение или соответствие, наподобие проворота мозгов у Крокодила Гены: «Чай... Чемодан... Чебуреки... Чебоксары... Чебурашка?!»
Только алфавитный порядок нарушился: «Фортель – знаю. Аксель? Тройной тулуп?... Штрудель... Пудель... Антраша. Нет!... Шпунтубель?! Не то..., это длиннее и из ассортимента инструментов папаши Карло... Чёрт подери, надо не в кривое Петросянье зеркало пялиться и курдючное баранье сало с гречкой трескать, но и с новостями хоть изредка знакомиться. Отупеешь вконец с долбаным штакетником!... Откуда тут эти? И у колодца тёмной ноченькой... Надо бы с ломом знакомиться выходить: перепоясал разок, так вся жажда пропадёт, и прикуривать придётся лишь в коридорчике больнички...»
Однако Ефимыч упустил из вида, что лом находился далековато – торчал, намертво зажатый между стволов семиметровых «штакетин». Хозяин всё так же, внутренне, забеспокоился о судьбе сосновых стволов: «Никак проверочка на вшивость – приезжие «колоть» станут на предмет подозрительного наличия у двора. Надо упирать на то, что у трактора трос оборвался, потом приедет и заберёт в колхоз!... Аргумент слабенький, конечно, для железного алиби, но попробовать стоит!»
Вообще-то у чрезвычайно запасливого Ефимыча для самообороны было предусмотрительно прикуплено ружьё. И не древний кремнёвый карамультук или какая-то игрушечная пукалка, которой в тире парка культуры вышибают приз в виде зеркальца, гребешка или надувного зайца, а самый настоящий помповик! Ефимыч, обуреваемый мальчишеской радостью, за три дня неустанных тренировок «от рассвета до обморока» напрочь отмахал левую руку, вдребезги расколотил стволом оставшиеся по наследству глиняные глэчики, перепугал до полусмерти соседей, невиновную скотиняку и надолго выбыл из производственно-хозяйственного процесса усовершенствования личного подворья и огородов... Соседи и куры оправились довольно быстро, но у козы Малышки на неделю пропало молоко...
Цель преследовалась простая – уподобиться героям американского супербоевика, жестоко наказывающим незваных гостей, покусившихся на богатый урожай кактусов персонального ранчо «Пондероза». Они лихо, уверенно и безо всяких видимых усилий одной левой передёргивают ружьё, а правой успевают осуществить другой вид неотвратимого и справедливого наказания – отрывают мошонку со всем содержимым, успевая последней фразой рассказать всю подноготную фильма, проникновенно глядя в глаза... Через три дня усердных тренировок одной правой Ефимычу удалось с трудом задвинуть помповик на чердак, где он «блахополушно» и полёживал, ожидая успешной реабилитации левой. Потом возникли новые заботы и хлопоты... В принципе, всегда хватало и лома... Жажда отчего-то пропадала, хотя Ефимыч ничего такого не выказывал. Легко поигрывал ломиком, перебрасывая с руки на руку подобно Василию Буслаеву с оглобелькой, и даже хлебосольно и страшно гостеприимно предлагал: «А вот кому тут холодненькой водички?» – Чаще всего вопрос звучал в никуда...
… Мысли сверкали вспышками, голова существовала отдельно. Тело сомнанбулически двигалось навстречу напористому незнакомцу, как кролик (не только ценный мех!) в пасть удава. Непонятный «гугель» никак не опознавался имеющимся арсеналом средств и не желал совпадать с известными форматами, но напряжённая работа продолжалась... Рука помимо воли вытащила из кармана обширных домашних шаровар спичечный коробок и протянула настойчивому «потрошителю», который прикурил и представился вполне по-человечески: «Владимир...» – потом вгляделся в лицо и понял, что без отчества не обойтись: «Львович.» – От колодца послышалось: «Леонид Семёнович.» – это добило окончательно: один файл полностью совпал...
Уступать Ефимыч не хотел. Не в его характере сдаваться так просто. Усилием воли попытался перехватить инициативу: «Что это мы впотьмах? Свет ведь есть!» – и механическим шагом железного дровосека отправился к столбу с выключателем... Лёва понял, что его карта бита и отполз в сторону... Райка торопливо засобиралась «до хаты», осознав, что лишнее звено в цепи завтрашних дел всё-таки появится. Перспективка быть застигнутой врасплох при совершении резонансного преступления никак не улыбалась!
Зажёгся яркий фонарь, и вся мистика куда-то улетучилась... Ефимыч соображал, как выкрутиться и спровадить ночных курильщиков, но в голову ничего путного не лезло. Вдобавок Львович продолжал «потрошение»: «Не подскажете, любезный, как обстоят делишки с самосадом? Табачок, понимаешь, заканчивается. Последние со спецсклада выдали. Их Верховный обожал – «Герцеговина Флор»! Самокруточками балуетесь или уже плотно подсели на коноплю с личных плантаций? Не томите, ради Бога... Тот, который у колодца, Семёныч, он – плохой. Поэтому пока молчит. А я – просто душечка и милашка. Хороший...» – Мозги Ефимыча жалобно скрипнули и дали задний ход...
«Верховный?! Кто сейчас Верховный-то – Путин или Медведев? Или наоборот?... Или вместе? Или никто?... Нет, новости надо ставить в расписании первым пунктом. Даже раньше утреннего сортира. С новостями и облегчаться приятственней. Не так днём давить будет... Что-то курящими по телевизору ни одного не показывали... Или не видел... Или скрывают... Сисськимасисский, дорогой и любимый, точно покуривал, но сигареты «Новость.» – Ефимыч остро почувствовал некоторую ущербность в этом виде сельского хозяйства, однако вопрос о самосаде совершенно точно угодил не в бровь, а в самое «яблочко». В воздухе резко запахло неизбежной реквизицией...
… Про «Новость» в народе ходили легенды, что это были любимые сигареты Брежнева, и что выпускались «спецпартии» этих сигарет с роскошным табаком... «Герцеговина Флор» – папиросы, но именно и исключительно табак из этих папирос предпочитал забивать в свою знаменитую трубку Сталин... Кстати, эти папиросы – любимые у Давида Гоцмана в сериале о послевоенной Одессе «Ликвидация»... С именем Сталина связываю ещё один сорт папирос – знаменитый «Казбек». Самоуверенно утверждали, что эскиз знаменитого силуэта летящего на фоне гор всадника в бурке и папахе рисовал Сам... Но это – байки и домыслы. Истина такова (цитирую..., пардон за обширность, но истину следует знать до мелочей):
«Роберт Граббе начал сотрудничать с издательством «Советский писатель», где оформлял и книги Багрицкого. Подрабатывал Граббе в театрах, делая уникальный грим, изготовлял теневые картины, писал полотна на продажу и жил в коммуналке. До войны его картины и рисунки дважды выставлялись за рубежом, в том числе в Нью-Йорке, но сам художник никуда не выезжал, кроме отдалённых уголков России, Кавказа, Средней Азии, Памира.
— Собираются выпускать новый сорт папирос, — сказал Граббе знакомый. — Уже табачную смесь для пробы самому Сталину приготовили. У меня есть связи в «Табактресте», могу тебя порекомендовать. Нарисуешь этикетку — получишь приличный гонорар.
В «Табактресте» Граббе приняли вежливо и немного настороженно. Конечно, сыграла роль рекомендация знакомого и то, что художник работал не где-нибудь, а в солидном издательстве «Советский писатель».
— Этикетка должна быть особенная, — со значением сказал человек в штатском. Для себя Граббе определил: этот чин из НКВД. — Коробка папирос должна напоминать о родине нашего любимого вождя товарища Сталина. Понимаете, какая на вас ложится ответственность?
— Да, — уныло кивнул Граббе.
Он, возможно, был не рад, что ввязался в попахивающую политикой историю, да в голове уже возник силуэт стремительно летящего среди заснеженных гор всадника в лохматой папахе. Эх, была не была! Для эскиза этикетки Граббе решил использовать принцип теневой картины. На заднем фоне — подпирающие заснеженными вершинами небо Кавказские горы и пронзительно чистый, до синевы, воздух. А впереди летит на горячем коне всадник. Но на картинке только его угольно-черный силуэт. Не мешкая, художник принялся за работу.
Вскоре Граббе понёс эскиз в «Табактрест». Там работу взяли и велели прийти через несколько дней. Возможно, набросок возили показывать высокому начальству — впоследствии папиросы «Казбек» считались сортом «генеральским», курить их стало престижно, и у каждого курящего начальника на столе, покрытом зелёным или тёмно-синим сукном, непременно лежала плоская картонная пачка «Казбека». Не исключено, что эскиз рассматривали и в НКВД.
Наконец, эскиз одобрили, щедро выплатили художнику положенный гонорар, который он прокутил с друзьями. Но воспользовавшись частыми и долгими отлучками художника, соседи по коммуналке выписали его с жилплощади и заняли комнату. Пришлось ночевать по знакомым. Это спасло Роберта от ареста и лагеря: даже хорошо сделанная работа могла повлечь за собой исчезновение человека — чтобы не сделал новой этикетки, лучше прежней. Или дальше творил за проволокой, бесплатно... Ну, а если бы вылез на свет разгромленный эшелон под Жмеринкой, самовольное возвращение в Одессу, жизнь в «буржуазной» Латвии?...»
… Однако это – просто информация, не относящаяся к событиям на хуторе... Теперь надо осветить относящуюся. Хоть Ефимыч и ощущал недостаточность сведений о табаковедении, но кое-что знал достоверно. И даже умел... Покидая пост начальника пионерлагеря с томиками детективных книжек под мышкой, на всякий случай захватил и ещё одну. По мнению «книголюба», она могла сильно подмочь в будущих революционных аграрных реформах. Надежды не оправдались, хотя книжонка называлась многообещающе: «Целина». Ефимыч пытался обогатиться научными данными о сроках посева и размерах урожаев в зонах рискованного земледелия. Тоже на всякий случай!... Как ни вчитывался «аграрий» в строчки, но так ничего полезного не нашёл... Наплевать! Рисковать не придётся. Черноземье – не Казахстан, тем более северный, обойдёмся дедовскими методами и вековым опытом... Польза от книжонки всё-таки была и весьма ощутимая. Именно странички этой книжонки послужили первыми завёртками для «козьих ножек» экспериментального сорта и небывалого урожая табака с личной плантации... Тут Львович угадал... Ментовский опыт не пропьёшь, как ни старайся привычно хлебать «цэбэрками» даже в израильщине...
… Девяностые годы прошлого века, конечно, лихие и даже очень! Не стану перепевать избитых истин о том, что государство одномоментно «простило» граждан, отпустив не только экономику в свободное плавание, но и все грехи. Выдало долгосрочную индульгенцию, не позабыв избавить население от тяжести накопленных сбережений. Это известно каждому... Виноградники вырублены, повсеместно – талоны на жратву и скудные прилавки магазинов. Практически пустые... Относительно населённый хутор – не исключение. Магазин давно канул в небытие, а вскоре и хлебушек перестали привозить, тайно надеясь, что все «блахополушно» перемрут, избавив колхозное руководство от непосильной обузы... Хуторяне оказались удивительно живучими и «давать дуба» на пустой желудок отказывались.
Крестьянская смекалка заставила припомнить опыт предыдущих поколений и подсказала грамотный выход: показать дулю под нос зарвавшемуся колхозному начальству. Дуля была не фигуральная и образная, а вполне материальная. В виде муки. А зерном снабжал всё тот же колхоз, куды ж денешься?!... Известная схема и практика... Хуторяне покручинились недолго и начали, как в старину, выпекать домашний хлеб. Его даже карась предпочитал привозному батону. Вкуснотища неописуемая!... Но отсутствие в продаже табачных изделий никаким образом восполнить не удавалось – дефицит страшнейший. Если в городе можно было у бабулек прикупить трёхлитровку «хабариков», собранных по углам и подворотням, то у сельчан такой счастливой возможности не имелось... Тоска! Снова взгрустнули, почесали в задумчивости лбы, подтянули штаны, поднапряглись и... Правильно! Возродили табаководство на Черноземье.
… «Дружище, что молчишь-то? Как звать тебя, бродяга?» – Владимир Львович ни на йоту не отступал от проверенной практикой технологии скоростного допроса. Экстренного! Ефимыч посмотрел мутными глазами, не в силах вспомнить собственного имени. Неудивительно: на хуторе он давно именовался просто Ефимычем. История примитивная – благотворительные стаканчики вызывали неизменное уважение к угощающему. Не станешь же грубить и называть запанибратски по имени...Это – всё равно что пожелать отсохнуть руке дающего... Так и привыкли, несмотря на скорое закрытие «шинкарской лавочки». (Для непьющих по жизни, убеждённых трезвенников и малолеток, не достигших официального возраста, чтобы употреблять с полным правом, а не в парадняках, поясняю: шинкарь – лицо, занимающееся незаконным хранением и торговлей спиртными напитками). Звучит? Это не должность, а скорее звание. Иногда почётное, с многими привилегиями, но без ссылки...
Имя доподлинно мог бы озвучить сосед Ефимыча, Иван-бычок, но он давненько отбывал «бессрочное» на хуторском погосте... Почему мог и почему «бычок»? Потому что по жизни был невероятно упрям и прямолинеен. Жену по традиции выбрал Маруську, прожил с ней много лет и за глаза называл «прокуроршей», выказывая нешуточное уважение. Так Ефимычу и говорил: «Наливай, пока прокурорша на огороде, а потом покурымо твоих...» – Но душу Иван имел благодарную, отзывчивую и совестливую. Со стороны казалось, что пьёт на халяву и слишком часто. Однако через недельку Иван-бычок появлялся неожиданно, воровато озираясь, путая следы и строго тайными тропами – в руках нёс цэбэрку яиц. Торопливо говорил опять же традиционное «наливай», но просил не медлить с перекладыванием яиц: «Бо прокурорша скорийше придэ!»... Глупо думать, что соседа-благодетеля величал по отчеству. Ведь никакой благотворительности, одно сплошное равноправие и бартерный обмен натурпродуктами!
К слову сказать, Иван-бычок имел безобидную натуру, которая всё-таки не перенесла тесной близости с «прокуроршей». Не по понятиям такое: по малолетству и глупости Иван отмотал какой-то скромный срок, чем иногда ставил в тупик собеседника. Но не вдавался в подробности. Ореол тайны!... Через несколько десятков супружеских сомнений и раздумий счёл целесообразным спровадить Маруську-прокуроршу в дом престарелых, но частенько навещал... Маруська клялась, что там ей хорошо и спокойно. И что она сама туда ушла. Кому верить? Правда – где-то посередине...
«А-а-а...» – заблажил вдруг Ефимыч, словно увидел привидение...
Не пугайтесь, ради Бога! Бывший шинкарь попытался произнести имя... Торжество проверенной методики в действии! – «А-а-аркадий.» – «Аркаша?» – встрепенулся «плохой» Семёныч. Это служило недобрым знаком. Усилилась тоска, как предзнаменование неизбежности пыток. Предчувствие... Пытки страшно пугали Ефимыча неизвестностью. – «Аркаша, значит...» – продолжал неторопливо и многозначительно замогильный голос от колодца – «Такое имя поганить нельзя. Светлой памяти друга, одного из братьев... Жора тоже неплохим парнем был, хоть и моложе... Смотри, Аркаша, не подведи и не урони высокого имени... Львовичу можно как на духу. Он – хороший...» – и умолк, погрузившись в воспоминания...
«Аркадий? Замечательно! Ты не молчи как бирюк в одиночке или политсан на выселках, самосадик-то или всё же конопля?... Шуткую... По глазам вижу: парниша ты – что надо! Прям, таймень голубоглазый...Что там в огородике-то заныкано?»
Не знаю, что можно было определить по остекленевшим глазкам Ефимыча. Глазки выглядели свинячьими и выцветшими. Состояние «библиофила» описать сложно. Навроде сказки: Ефимыч плодился и саморазмножался в огромных количествах, успешно решая наболевшую проблему демографического взрыва в отдельно взятом хуторке, но без права получения материнского капитала... Клонирование? Не совсем так, но похоже – ударился большой Ефимыч оземь и рассыпался на тысячу карликовых ефимычей, крикливых, суетливых и гомонящих, разбегающихся в разные стороны...
Владимир Львович, почуяв слабинку допрашиваемого, по-садистски коловоротом высверливал: «Пулемётик с обрезами мы простим. Не наш профиль! Но если партбилет в целлофане обнаружится да ещё и с уплаченными за все годы взносами – не сносить головы. Вексельман разбираться будет... Слышал, красавец, про такого? Слышал-слышал... Ножонка-то дёрнулась, верный признак!... С Гдляном не перепутай сгоряча. Тот хлопокоробов давил, а Сеня как раз по сельскому хозяйству. Наведёт порядок в помидорных аферах с болгарским перцем и помидорчиками, тут и явится, пингвин московский. Обещал..., а слово держит крепко!»
Липкий пот с затылка тонкой струйкой стекал в тарасо-бульбовские домашние шаровары. Отчего «смотрящий» и ножонками нервно засучил... Тишину нарушили шаркающие шаги. Позёвывая и жмурясь от яркого света, в комнатных тапочках приплёлся заспанный Алька: «По нужде выскочил, гляжу – огонёк в степи! Сходняк, что ли? Или пьёте втихаря?...Ну-ну...» – также неспешно развернулся и пропал в темноте... Ефимыч? А как бы вы себя почувствовали, увидев двухметровое чудище с чёрной бритой лысиной и наружностью как у зэка, отмочалившего пятую ходку за грабёж и двойное мочилово?!... Тут с перепуга всех святых поимённо перечислишь и возблагодаришь, что только пот и тонкой... Иначе ни одни треники черноморской обширности не выдержали бы... И ножонками не засучишь, а раскорячишь поширше. Циркулем... – «Циркуль?!...Гугель! Что за хренотища?»
… Лёва окончательно утерял надежду. Мыши обломились, да и хозяин, судя по всему, на утреннюю рыбалку не пойдёт... А рыбки хочется, аж зубы ломит!...
Табачок, партбилет и грозный Вексельман породили новые страхи и сомнения, перемежаясь смутными воспоминаниями. Аркадий Ефимович впал в глубокий ступор...
(... и когда же оно кончится??!!)