История эта давно позабылась. Помнил о ней лишь один старик — чернобородый мулла Бухарзад, да и он-то вспомнил случайно, ибо в ту пору, когда прозошли изложенные здесь события, теперешний наш мул¬ла был еще ребенком. В те далекие дни по всему свету гремела слава Бухарзада Первого, от чьих заклинаний оживали и вступали в схватку друг с другом половики из шкур животных. Все сармаддехские муллы с Каюмарсовых и Джамшидовых* времен до самой эпохи Шерака Хо¬да и Рыжего Яздона всегда упоминались в летописях под одним име¬нем — Бухарзад, под этим именем они останутся и впредь, если, конеч¬но, на их цветущее генеалогическое древо не нашлет какую-нибудь на¬пасть осень времен.
Поскольку нынешние поколения сармаддехцев помнят лишь двух последних Бухарзадов — старшего да младшего, то одного они назы¬вают Бухарзад Первый, а другого — Бухарзад Второй, хотя, как изве¬стно из истории, первые и вторые Бухарзады были зороастрийцами и огнепоклонниками и с трудом приобщились к истинной вере. Да-а, вздумай я написать историю этого рода, такая толстая книга выйдет, что... как говорит Холдор-Сороколгун, ее с трудом увезет арба, запря¬женная крепким ослом. Впрочем, двадцатый век ни мне не оставляет времени написать такую книгу, ни вам — прочитать ее. Так лучше вы¬слушайте меня, я перескажу вам историю Вдовца, которую случайно вспомнил Бухарзад Второй и поведал сперва Рыжему Яздону, а потом и вашему покорному слуге.
Надо сказать, что мулла Бухарзад придирчиво читает все, что я пишу, и, случается, справедливо пеняет мне, что в своих сармаддехских историях о каждом жителе деревни я рассказал по нескольку раз, а вот о такой уважаемой персоне, как он, даже не упомянул...
• Каюмарс, Джамшид — легендарные цари Древнего Ирана.
Однажды Бухарзад Второй пригласил меня к себе, перебрал по кругу все девяносто девять бусин своих четок, а после начал расска¬зывать, что тогда, дескать, он был очень мал и воспринимал происхо¬дившее глазами, а не разумом, да и время, богатое событиями, было щедрым на свет и мрак, и порой трудно было разобрать, где добро и где зло. Бывает, продолжал он, всемилостивый и всемогущий Аллах — умереть мне за его великодушие! — тихо и спокойно прогоняет через семь колен одного рода все атомы дурной крови, которые вы теперь называете генами, и приводит потом ее в волнение в жилах одного из представителей последующих поколений того же рода, чему я видел немало примеров.
У человека, о котором я расскажу, было какое-то другое имя, но, сколько помню, все звали его Вдовцом еще до того, как он впервые женился, чему я не перестаю удивляться и по сю пору, и это прозвище со временем заменило ему имя. Не знаю, кто были его деды и праде¬ды. Стоило ему появиться на улице, как мы, деревенские ребятишки, разлетались во все стороны с криками «Вдовец идет!» Взрослые тоже сторонились его; ни на свадьбы не звали, ни на поминки.
Вдовец был человек могучего сложения. Такую же стать я видел позже лишь у одного Хола-Силача. Должно быть, Творец создал Вдов¬ца только для еды, работы и сна. Работал он как лошадь, ел как вол и спал как медведь — от самых ранних сумерек до третьих петухов.
Было ему лет сорок. Никто не знал, что у него на уме, но отыскал¬ся благодетель, который обвинил людей в черствости и равнодушии; дескать, эй, люди, неужто наступил конец света, исчезли любовь и ми¬лосердие, если на ваших глазах пропадает человек, одинокий и несча¬стный, и он, возможно, надеется на нашу с вами доброту и ласку, где же у нас совесть, за что мы лишили его определенной Богом доли? Неужто в селении не осталось доброго человека, желающего снискать благодарность одного из правоверных?
После этого случая собрались несколько доброхотов, приглядели старую деву в соседней деревне и послали к Вдовцу человека — разу¬знать его мнение на сей счет.
Вдовец же ну отнекиваться: дескать, сколько лет жил — не тужил,, ни в ком не нуждался и нисколько не страдал от этого, не худо бы и оставшуюся жизнь прожить без лишних забот и хлопот. Однако посред¬ник напомнил ему о старости с ее недугами и нуждой в посторонней помощи, упомянул об искушениях сатаны и великом грехе и склонил Вдовца к женитьбе. Однако, провожая посредника до ворот, тот не¬ожиданно признался, краснея и бледнея, что не знает, что нужно де¬лать с женщиной. Посланный с таким упоением и страстью стал рас¬сказывать о том, как воркуют и целуются голуби, как переплетаются змеи* как ласково трутся шеями лошади, как вьются друг над другом жуки, усиливая землетрясение первой ночи и карусель прочих ночей, что Вдовец стократ пожалел, что замешкался с исполнением столь благого дела.
Спустя неделю сыграли свадьбу, совершили брачный обряд и ста¬рую деву из соседней деревни вручили нашему Вдовцу. Первая брач¬ная ночь прошла мирно, без происшествий, но вот вторая и прочие ночи...
Люди на Нижнем Конце деревни не могли заснуть, а люди на Верхнем Конце засыпали с трудом, наглухо затворив, несмотря на летнюю жару, окна и двери и заткнув уши ватой. Ибо с наступлением ночи сонную тишину разрывали громкие вопли старой девы, которым вторили дружным воем все деревенские собаки, но спустя некоторое время деревня, будто захлебнувшись криком, внезапно затихала, одна¬ко едва начинали задремывать, втянув головы в плечи, разбуженные горы и холмы, как опять вздрагивали вместе с деревней от новых кри¬ков и воплей, и так продолжалось до самого рассвета.
Несчастная новобрачная выдержала лишь три месяца и однажды, когда Вдовец отправился в горы нарубить дров, сбежала к родителям. Как ни уговаривали ее посланцы мужа, дескать, воротись, она не вер¬нулась, лишь упрямо повторяла: «Глаза б мои не видели его», — да и только. Вдовец терпел день, терпел другой, а на третий сам отправился; за женой и с трудом уговорил ее вернуться. Зато теперь, уходя из до¬му по делам, он стал запирать жену на замок. Отчего кричала бед¬няжка, никто не знал, разве что она сама да Бог, только в один из дней она покончила с собой, повесившись на собственном платке на по¬толочной балке дома.
Некоторое время после похорон жены Вдовец был спокоен, но. потом словно взбесился. Едва справили сороковины, как он заговорил о новой женитьбе. И не давал проходу своим прежним благодетелям: мол, подыщите мне жену. Те же доброхоты, желая поскорее избавиться от него, засуетились, кинулись туда и сюда, однако теперь ни одна ста¬рая дева и даже не избалованные ничьим вниманием вдовы не желали связывать с ним свою судьбу. Слух о первой женитьбе Вдовца дошелу. видно, и до окрестных селений, ибо желающих не отыскалось и там.. В конце концов доброхоты отчаялись и умыли руки.
И для жителей селения наступили черные дни.
Теперь никто не отваживался отпустить куда-нибудь даже по делу жену или взрослую дочь, ибо Вдовец тут же пускался вслед за ней-Безобидным прикидывался, негодяй, тао стоило ему оказаться в укром¬ном месте наедине с девушкой или женщиной, как хватался за ее платье и шаровары.
Теперь ни одна женщина и ни одна девушка не ходили собирать, хворост либо искать свою запоздавшую-или пропавшую корову ли, ко¬зу ли, ибо Вдовец всегда был тут как тут. Между нами говоря, даже по нужде никто по ночам не решался выходить.
Дело дошло до того, что он не только на женщин и девушек, даже-на самок животных стал поглядывать с вожделением. Теперь люди и скотину опасались оставить без присмотра...
Хотя, как говорится, у распутника одна пара глаз, а у страха — множество, Вдовцу все же удалось перехитрить деревню.
В Сармаддехе жила молодка, звали ее Михрбану, муж ее был че¬стный и благородный малый. Жили они дружно, душа в душу, но при¬рода, как любите выражаться вы, или Бог, как выразились бы мы, не дал им детей. Вот она-то, бедняжка Михрбану, и стала жертвой гнус¬ного сладострастья Вдовца...
Несмотря на то что к исправно работающим органам Вдовца голо--. ва никак не относилась, он все же понял, что, покуда находится в де¬ревне, люди не спустят с него глаз. Недоразвитым умишком своим он смекнул, что должен как-то усыпить их бдительность. И в один прек¬расный день он исчез из деревни, очевидно, кого-то предупредив, ина¬че не прошел бы слух, что он, якобы, ушел на заработки. Поначалу люди отнеслись к этой вести с недоверием, но так как от Вдовца дней шесть не было ни слуху ни духу, они вздохнули с облегчением. Женщи¬ны и девушки снова стали без опаски заниматься своими повседневны¬ми делами, расхрабрившись, отправлялись даже на ближайшие холмы собирать хворост, деревенские улочки снова наполнились звонким ще¬бетаньем и визгом ребятишек.
Кончилось это тем, что Михрбану-попалась в лапы Вдовца на скло-ре Гураба.
Склон Гураба в те времена был одним из самьгх-зеленых уголков-'.арна^деха. Это сейчас ты видишь его таким голым и бесприютным, икрытым всем ветрам. За последние пятьдесят лет люди уничто тут столько деревьев, сколько за пятьсот предыдущих лет, наверное, не срубили. В одной из пещер этого-то склона и затаился Вдовец, пи¬таясь припасенной на месяц снедью, взятой из дому, и озирая ближай¬шие косогоры и тропы, дабы не пропустить ненароком, если кто-нибудь появится. Конечно, он сразу заметил Михрбану, пришедшую набрать дров, тихо подкрался и набросился на нее. А бедная женщина увидела Вдовца и от страха потеряла сознание...
Ушла Михрбану утром, а вернулась поздно вечером. Ушла за дро¬вами, но и щепки не принесла.
После этого случая женщина стала замкнутой и молчаливой. Быва¬ло, за целый день не произнесет ни слова. На расспросы она не отве¬чала. А по ночам ей, видно, снились кошмары, и она с криками и воп¬лями просыпалась. И однажды муж нашел свою жену мертвой — она повесилась в хлеву. После ее похорон обмывалыцицы покойников пу¬стили слух, что Михрбану была беременна.
Муж Михрбану был честный и благородный человек. Справив на третьи сутки поминки по жене, на другой день он перекинул ружье че¬рез плечо и поднялся на вершину Гураба. Никто и понятия не имел, как он догадался о местонахождении Вдовца, как прознал, что его жена стала жертвой животной похоти этого дьявола.
Вскоре горы и холмы потряс душераздирающий вопль, и почти сразу же грохнул выстрел, а вслед за тем горы и селение сдавила в своих объятиях и тут же отпустила тягостная тишина...
Муж покойной Михрбану спустился с гор.
А несколько парней отправились в горы по той дороге, по которой он вернулся. Вскоре они притащили тело Вдовца, уложенное на воло¬кушу из арчовых лап. Люди долго совещались, как быть с покойником, но так и не решили ничего. Тогда позвали старшего Буха"рзада. Тот на миг задумался над останками убитого, затем сплюнул и, ни слова не говоря, ушел. Поведение уважаемого муллы люди истолковали по-своему.
Вдовца похоронили не на кладбище — еще вцепится в саван ка¬кой-нибудь усопшей! — а на одном из окрестных холмов. Прошло несколько лет, и его могильный холмик сровнялся с землей, и, как го¬ворится, ни имени не осталось от него, ни следа; вернее, не оставалось до той самой поры, покуда на свет не явился человек по имени Рыжий Яздон, который вырос, возмужал и женился на девушке по имени Чер¬ная Ороста, а потом влюбился в соседку-вдову, а может быть, сперва развелся с женой, а потом влюбился в соседку-вдову, в связи с чем Бухарзад Второй и вспомнил Вдовца.
Но это уже другая история.