На его плечах покоились две звезды. Порой одна из них, покинув свое пристанище, уходила немного вперед и, уподобившись живому глазу, мигала, будто манила за собой, дескать, иди-иди, и Шошо шел вперед. Шла вперед и звезда. Шошо останавливался, и звезда тоже останавливалась и снова мигала, иди, дескать, иди, и Шошо шел за ней...
Звезда обходила селение, Шошо тоже обходил селение; звезда по-дымалась вверх по склону, Шошо тоже подымался вверх по склону; звезда шла не разбирая дороги, Шошо тоже шел не разбирая дороги; звезда спускалась вниз, Шошо тоже спускался вниз; звезда кружила около дома деда Джовида или дома матери Шошо, Шошо тоже кру¬жил возле этих домов...
В конце концов уставала звезда, но не Шошо. Звезда, как бы по-корившись своему спутнику, возвращалась и располагалась на прежнем месте, и Шошо тоже немного успокаивался...
Вообще-то его настоящее имя было Шодмоншо, 'но в селении все называли его Шошо, и он не обижался, ибо считал жителей деревни тяжелобольными, а себя — лекарем.
Когда матери, пытаясь успокоить своих ревущих малышей, говори¬ли им: «Замолчи, а не то придет Шошо», — он смотрел на них с глубо¬ким сожалением.
Когда девушки пугали своих капризничающих братишек, пригова¬ривая: «Ешь быстрей, а не то явится Шошо и все начисто съест», — ону смотрел на них с глубоким сожалением.
Когда учителя отчитывали своих нерадивых учеников словами «У тебя ума меньше, чем даже у Шошо», — он смотрел на них с глубо¬ким сожалением.
И все же он никогда не обижался на односельчан, подобно тому, как влюбленный не обижается на шалости возлюбленной, как врач не обижается на капризы больных, как пастух не сердится на бездумное блеянье овец.
«Лекарь» Шошо ходил по селению и испытующе вглядывался в жителей: не дай Бог кто-нибудь снова захворает!
В такие минуты к нему начинали цепляться мальчишки.
— Шошо, — говорил один из них, — у меня болит голова.
Шошо всерьез брался исцелить «заболевшего». Он сначала ощупы¬вал «больную» голову, а потом начинал ласково-ласково массировать ее. Да так-ласково растирал, что мальчишка не выдерживал и прыскал со смеху.
— Смех — признак здоровья, — радовался Шошо, — ты поправился. Но дети никак не унимались.
— Шошо, у меня в груди что-то шевелится, — жаловался еще кто-нибудь.
— Шошо, у меня в жилах что-то мечется, — притворно ужасался третий.
— Шошо, на моих плечах появилось по звезде, — наклонял плечо четвертый.
После этих слов Шошо огорчался, сильно огорчался. Мальчишки, вмиг почуяв это, с гиганьем рассыпались в разные стороны, ибо Шошо впадал в странное состояние. Лицо покрывала бледность, губы начина¬ли дергаться, глаза расширялись, по телу пробегала дрожь, и он, уста¬вившись глазами в какую-то точку над головой, пускался в путь.
Ребятишки бегом разносили по всему селению свежую новость:
— К Шошо вернулась болезнь!
— У Шошо опять приступ!
Откуда-то прибегала мать и с горьким плачем уводила Шошо домой.
После этого в течение нескольких дней никто в селении не видел
Шошо.
— Шошо стал отшельником, — шутили взрослые.
— Сармаддех остался без врача,— дурашливо охали мальчишки. — Странно, Шошо опять пропал, — сокрушенно вздыхала Бобуна.
Бобуна заметила, что всякий рда при встрече с ней Шошо Доволь¬но-таки странно ведет себя: теряется, краснеет и в конце концов в заме-шательстве убегает. Иногда Бобуна чувствовала, что он украдкой сле¬дит за ней — когда она ходит за водой к роднику, когда она вышивает, сидя на террасе или на кровле дома, когда она читает, растянувшись в тени под ивой. Это ей не нравилось, она даже побаивалась, но успокаи¬вала себя тем, что безумие Шошо совершенно безобидно. Постепенно Бобуна привыкла к этой слежке, подобно тому, как привыкают к кар¬тине на стене спальни, как привыкают к любопытным взглядам ста¬рушек, восседающих на кровлях деревенских домов.
Но Шошо ей было искренне жаль.
Когда Бобуна видела, как стоит он, задумавшись, низко опустив голову, ей становилось жаль его.
Она спрашивала Шошо, о чем, дескать, ты задумался? Но ни слова не слышала в ответ.
Когда он, выйдя из дому около полуночи и уставившись в точку над головой, брел в сторону гор, а несчастная его мать, босая и про-стоволосая, бежала следом, умоляя его вернуться, Бобуне становилось жаль их обоих.
Она спрашивала Шошо, почему, дескать, ты не жалеешь мать — бедняжка идет за тобой, босая и простоволосая, и просит тебя вер¬нуться, а ты не слушаешь ее, неужто ты такой бессердечный?
Когда Бобуна упрекала Шошо в бессердечии, по его телу пробегала дрожь, а глаза наполнялись слезами, но и тут он ничего не говорил.
Как-то, слушая наставления старухи Майсы, Шошо вдруг решил, что на его плечах с двух сторон приютились две звезды. Они, по его словам, указывают судьбу двух лучших людей Сармаддеха. «А я, — сказал он, — их хранитель. Иногда одна из них срывается с места и уходит далеко вперед, а я иду следом за ней, пока не верну ее на ме¬сто. Если я не сделаю этого, судьба разгневается на того человека и его постигнет беда, страшная беда».
«Чью судьбу указывают твои звезды?» — спрашивал кто-нибудь, но Шошо не отвечал. Если же человек не отставал, Шошо просто ухо¬дил. Его поведение разжигало острое любопытство у иных жителей се¬ления, они во что бы то ни стало хотели вырвать тайну у безобидного дурачка. Но все их усилия были напрасны.
Шошо тщательно оберегал свою тайну От всех, даже от матери. Впрочем, его бедная мать и не пыталась проникнуть в его тайну, она только прошивала слезы о своем больном сыне — то украдкой проли¬вала, то без утайки.
А Шошо обходил селение и вглядывался в людей: не дай Бог к кому-то вернется недуг!
Со временем в селении стали происходить такие удивительные со¬бытия, что симпатия Бобуны к Шошо начала расти. Бобуна услыхала, что будто бы Шошо, раздобыв где-то саженец арчи, посадил его на могиле деда Кучака, и деревце принялось. И еще она услыхала, что будто бы Фармон Мурод, наломав веток на серебристом тополе и на¬резав черенки, высадил их на делянке старухи Майсы, чтобы вырастить для собственных нужд. Застав чуть свет Фармона Мурода за этим за¬нятием, Шошо будто бы спросил: а что ты, мол, делаешь? Фармон Му¬род уклончиво ответил, что, дескать, от одной матери хочу получить сотню детей. После полудня Фармон Мурод увидел Шошо за таким делом: безумец выдергивал друг за другом черенки и отбрасывал их юдальше от участка старухи Майсы. Взбесившись, Фармон Мурод шросил: а что ты, мол, делаешь? Сотню детей превращаю в одну мать, будто бы уклончиво ответил Шошо.
Когда Навбахт рассказал все это Бобуне, она долго смеялась и,, встретив назавтра Шошо на берегу реки, намекнула ему, что, моя, приходи, я подарю тебе часы,— их, видно, потерял какой-то приезжий в ущелье Сармаддара, а я нашла.
Но Шошо не пришел.
«Или боится, или стесняется», — подумала Бобуна.
И в тот самый день, когда Бобуна сказала: «Странно, Шошо опять пропал», — в деревне произошло всполошившее всех событие.
Ночью Шошо, снова уставившись в какую-то точку над головой,. ушел в сторону гор. Мать его тяжело болела и не могла пойти за ним, но ее причитания услыхала старуха Маиса и послала на поиски Шошо добрых людей. Но 'сколько те «и кричали, сколько ни звали-—ответа не дождались; как ни искали — пропавшего не нашли. Нежданные воп¬ли, долетевшие из селения, заставили их вернуться. Дома они узнали, что скончалась мать Шошо.
Сармаддех не помнил столь глубокой скорби по умершему. Впечатление было такое, будто всех жителей селения связывало кров¬ное родство с одинокой матерью Шошо. Все молодые люди в знак трау¬ра препоясались и взяли в руки посох, все молодые женщины оделись в траур.
Шошо в день похорон матери не было видно. Несколько человек, отправившиеся чуть свет на его поиски, вернулись ни с чем. Старики посоветовали все же предать усопшую земле, после чего люди помоложе могут вновь идти в горы— искать Шошо.
Два долгих дня прочесывали посланные все склоны и холмы, все ущелья, овраги и пещеры, но Шошо нигде не было: он бесследно исчез.
На третий день после похорон он вдруг сам явился в деревню— в изорванной одежде, сгорбленный, осунувшийся и побледневший, буд¬то проделал он большой, тяжкий путь. На расспросы людей, где он был и что делал, Шошо ни слова не отвечал, только то и дело судорож¬но тянулся к правому плечу и ощупывал его, словно что-то потерял. Его спрашивали, что ты, мол, ищешь, но он все так же молчал.
— Пропала звезда моей матери, — сказал он как-то присматривав¬шей за ним старухе Маисе, — поэтому и ее не видно... Хоть бы нашлась звезда, тогда и мама вернется...
— Дай Бог, чтобы нашлась, — молитвенно произнесла старуха Маиса, вытирая свои потухшие, слезящиеся глаза.
— Шошо, где ты пропадал? — кокетливо спросила его Бобуна при первой же встрече. Девушке показалось, что Шошо вздрогнул всем те¬лом и покраснел. Она поняла неуместность своего! тона и, как бы изви¬няясь, сказала:
— Больше, говорю, не приходишь к нашему дому.
— Приду, — пуще прежнего покраснев, вымолвил Шошо. — А ты хочешь, чтобы я приходил?
— Конечно, хочу.
— Тогда я приду.
Но Шошо не приходил. Бобуна больше его не видела, не чувство¬вала на себе его неотступного взгляда. В селении Шошо тоже редко попадался на глаза. Сведущие люди утверждали, что он собирается возделывать осиротевшие участки своей матери и старухи Майсы.
— С исцелением людей ничего не вышло, так он взялся за земледе¬лие, — шутили жители деревни.
— Как ни старайся, не поймешь, какой прок в таком земледелии,— говорил Шери Хол, почесывая в затылке. — С рассвета до полудня Шошо собирает и выносит камни с поля, с полудня до вечера перета¬скивает их обратно.
—- Мне кажется, к нему вернулась болезнь, — сказал Навбахт Бо-буне,— но в этот раз в иной форме.
— Бедняга, — сказала Бобуна, — ничего-то в жизни он <не видит, а если и видит, то не понимает, что к чему.
— Отчего же? Понимает, но в пределах своего безумия.
— Хотелось бы мне побывать в тех пределах, чтобы знать, как по¬том с ним обращаться...
Через день жители деревни узнали, что Шошо решил, наконец, как быть с камнями, — он отвес и разбросал их на участке Фармона Муро-да. Услышав об этом, Фармон Мурод налетел на Шошо с кулаками, хорошо, что люди подоспели на помощь и вырвали несчастного из рук разъяренного односельчанина.
Когда Бобуне рассказали про этот случай, ей стало жаль Шошо, и она пошла к старухе Маисе проведать его.
Шошо лежал в постели с обвязанной головой. Лишь только он уви¬дел Бобуну, глаза его наполнились слезами, но, словно устыдившись своей слабости, он тотчас вытер глаза и виновато посмотрел на нее.
—• Не горюй, Шошо,—попыталась утешить его Бобуна. — Он тебя бил за твою чистоту, а вовсе не потому, что ты разбросал камни на его жнивье.
—; Он болен, тяжело болен, но болезнь его неизлечима, потому что...
Шошо пожевал губами, но, заметив ободряющий взгляд Бобуны,. добавил:
— Потому что у него нет своей звезды...
Бобуна, слышавшая о звездах на плечах Шошо, рассудила, что туг ей разумней промолчать.
Однако Шошо, видно, хотелось поговорить.
— У тебя, Бобуна, много звезд. У тебя столько звезд, что я всякий раз теряю им счет. Ни у кого в нашей деревне пет так много звезд. У меня было только две звезды, одна указывала судьбу моей матери,., но она сорвалась и пропала... Теперь у меня одна-единственная звезда....
«Видно, эта звезда — знак судьбы старухи Майсы», — подумала Бобуна. Как бы подтверждая ее мысль, Шошо сказал:
— Да и та звезда едва держится...
Шошо умолк, и в комнате установилась неловкая тишина, но вскоре ее нарушил суховатый голос Шошо:
— Да и та звезда едва-едва держится... а потом...
Шошо снова замолчал, и Бобуна вместе со старухой Майсой в. один голос спросили:
— Что же?! Что потом?!
— Потом я сам превращусь в звезду...
На его плече оставалась одна звезда. Порою и она покидала свое пристанище и уходила вперед. И, уподобившись живому глазу, мигала, будто, маншга за собой, дескать, иди-иди, и Шошо шел1 (вперед, шла впе-ред и звезда. Шошо останавливался, и звезда тоже останавливалась, и, уподобившись живому глазу, снова мигала...
Звезда обходила селение, Шошо тоже обходил селение; звезда по-дымалась вверх по склону, Шошо тоже подымался вверх по склону;, звезда шла не разбирая дороги, Шошо тоже шел не разбирая дороги;, звезда спускалась вниз, Шошо тоже спускался вниз; звезда кружила около дома деда Джовида, Шошо тоже кружил около дома деда Джо-вида...
В конце концов уставала звезда, но не Шошо. Звезда, как бы поко-рившись своему спутнику, возвращалась и располагалась у него на пле¬че, и Шошо тоже немного успокаивался...
Но однажды случилось так, что в дом деда Джовида пришли сва¬ты, и он, сложив ладони для молитвы, дал свое благословение, и ду¬шевное равновесие Шошо снова было нарушено.
— Шошо, у меня болит голова.
— Шошо, у меня в груди что-то шевелится...
— Шошо, а у меня по жилам что-то струится...
Но Шошо никого не замечал. Уставившись в какую-то точку над головой, он пустился в путь.
— К Шошо вернулась болезнь, — снова разнесли весть по селению мальчишки.
Бобуна опечалилась, опечалились жители селения, опечалились горы и ущелья. Несколько человек 'отправились следом за Шошо и си¬лой привели его назад.
Однако в ночь свадьбы Навбахта и Бобуны Шошо снова исчез.
Наутро кто-то вспомнил, что видел Шошо: тот подымался вверх по склону горы, уставившись в какую-то точку над головой. Еще кто-то вспомнил, что видел Шошо: тот сидел на краю крыши, не отрывая глаз от неба. Третий вспомнил, что видел Шошо: тот куда-то спешил, а ста¬руха Маиса, плача, шла за ним...
Люди отправились на поиски Шошо. Три дня обыскивали они горы и холмы, обыскивали пещеры и ущелья, но и следа его не обнаружили нигде. Кто-то предложил привести собаку-ищейку и по запаху отыскать Шошо — живого или мертвого.
Из города прибыл милиционер. Не один — с ищейкой. Собака об-нюхала обувь Шошо и взяла след. За собакой по пятам шли стар и млад, старики и юноши, мужчины и женщины Сармаддеха, словно бе¬зумец Шошо был их друг, их брат, их сын, их кровный родственник.
Собака обошла деревню, люди тоже обошли деревню; собака под¬нялась вверх по склону, люди тоже поднялись вверх по склону; собака спустилась вниз, люди тоже спустились вниз; собака долго петляла во¬круг дома деда Джовида, люди тоже долго петляли вокруг дома деда Джовида; затем собака/направилась к дому Шошо, люди — следом за нею.
Собака поднялась на кровлю дома, собака остановилась на краю крыши, собака задр'ала морду вверх, собака уставилась в небо и... за¬выла.
Стар и млад, взрослые и дети, мужчины и женщины Сармаддеха подняли глаза к небу и... застонали.
Одной звездой на земле стало меньше, одной звездой на небоскло¬не стало больше... •