"Иногда, перечитывая какие-то старые переписки, я начинаю думать, что все сама уничтожила, чтобы плакать потом над обломками былых чувств, над руинами отношений. Скинула ядерную бомбу на те чувства, что люди ко мне испытывали. Что я инстинктивно выбираю одиночество. Что я влезаю в очередные отношения лишь для того, чтобы потом сильно пожалеть, поплакать в подушку, поспать с игрушкой. Символика.
Так было и с ним, когда он еще не стал исключением. Что возьмешь с шестнадцатилетней девочки, перечитавшей Ремарка? Конечно же я боялась таких отношений, чувствовала потенциальную угрозу, слишком много ответственности гнуло мой позвоночник. Но я все ждала, когда он поймет, что все это в новинку для меня. К тому же я не была достаточно красива и уверена в себе, чтобы быть с ним.
Таким вообще нужны девочки-черлидеры, со светлыми волосами, мягкими чертами лица, чтобы каблуки были продолжением ноги. Красива так, что выколи глаз, а все равно светит. С чувством юмора, чтобы в сердце добра куда гораздо больший запас, нежели тот, которым могу похвастаться я. Девочка-без-комплексов, девочка-я-все-расскажу-своему-парню-он-разберется. Я всегда хотела такой стать, но ничего внутри не было, меня не хватало иногда даже просто рассказать ему о том, что меня по-настоящему волнует. Зато вот с такой девочкой он бы почувствовал себя сильнее.
Все, что между нами было, это изначально чудесное и ошибочное, можно даже было бы написать книгу в стиле "P.S. I Love You", но слава богу, что не написали. А вообще за такие ошибки я готова получать двойки, лишь бы вернуть тот день, когда он принес мне свой свитер, этот самый свитер всегда был теплее.
Когда-нибудь, когда уляжется боль, и разочарование спрячется в шкаф как виноватый ребенок от родителей. Он возможно это прочтет, возможно даже поймет, что я в своем изорванном сердце-кенгуру, всегда буду носить часть его. Чтобы грело, когда свитер в стирке.
Может быть мы встретимся даже, маловероятно, но я в эти мысли закутываюсь как в одеяло перед сном. Может я стану журналистом, как мечтаю, и буду брать у него интервью. Что-нибудь обязательно произойдет и он узнает меня..."
Спокойный апрельский вечер, город спешит и даже самые маленькие переулки громко стонут под ногами случайных прохожих, бегущих либо за славой, либо за властью, либо за деньгами. Совсем маленькое кафе, в котором из-за острого недостатка окон, появляется недостаток света, даже вечером. Но эта атмосфера тишины и темноты, прерываемой лишь редкими посетителями, уставшими от гонки за невозможным. Она в ожидании и старых, проводных наушниках сидит, пьет ромашковый чай. Темный цвет волос, разбросанных по плечам. Кожа почти мертвенно бледная.
Она взволнована, это видно по дрожащему узору на салфетке, хотя у нее с собой как всегда разнообразное множество из тетрадей, блокнотов, даже простых листов. Ручка вдруг нервно дергается, непослушная, и оставляет на салфетке глубокий разрез, из которого сочится черная гелевая кровь. Увлеченная этим происшествием, она вздрагивает еще сильнее, когда слышит, как кто-то придвигает стул, садясь рядом. Воздух подрагивает и пропитывается тем запахом, который она никогда не спутает с чем-то иным, тем запахом, который она чувствовала во всех своих накротических приходах, иногда отходах. В алкогольном опьянении лета, весны. В свежести зимы. Что-то в этом запахе оставило свой уникальный рельеф в её мозгу, и ничто уже не сможет стереть его оттуда.
Мужчина, севший напротив, значительно выше Её. Из-за глаз, больших, умных, исполненных усталости, скуки и готовности к преодолению рутины, все лицо, он весь кажется совершенно другим, словно внутри него какое-то волшебное устройство, произведенное в стране Чудес.
Его смешной голос еле пробивается сквозь басовые нотки серьезности, но ей достаточно пары фраз, скользнувших по столу змеями к ней, и она узнает, конечно же. Узнает. Продолжает сидеть спокойно, одной рукой, не поднимая головы, словно она на плахе, достает диктофон и включает его одним щелчком. Начинает задавать какие-то глупые вопросы о детстве и юности, ей не нужны ответы на них, ведь она сама все знает. И это знание доставляет ей боль - но стереть их из памяти невозможно, перед ней сидит единственная нить, которая связывает её с прошлым, и это нить слишком крепка, оборвать её ей не подсилу. Она вытаскивает наушник, из которого мелкой россыпью льется "School's Out". Ему приходится на пару секунд замолчать, он мгновенно узнал эту песню, вдруг глаза его теряют всякие серые оттенки скуки и в голове проносится: "Никто уже давно таких песен не слушает, сколько же ей должно быть лет?" Но замешательство уступает любопытству, и он склоняет голову, тщетно пытаясь разглядеть её лицо, чтобы что-то понять. На первый взгляд ему кажется, что ей не больше 27 лет. Почему-то ему начинает казаться, что он видел уже когда-то этот свитер.
Она все знает, знает и кто он. И было бесполезно отговаривать начальницу, от глупой затеи, чтобы именно Она брала у него интервью. Начальница была еще и подругой. То же самое было с работой и книгами - ничего ближе не было. Разве что брат, семья, родители. Те любимые люди, которые никогда не перерезают пуповину.
Телефонный звонок прерывает какой-то его рассказ, нужно куда-то снова торопиться. Ему не хочется вновь сливаться с течением бегущих людей, гоняющихся за материальным благополучием, словно это единственный путь к счастью. "Странное интервью" - думает он и встает. Он задвигает стул, расплачивается за свою колу, не успевает сделать шаг, как слышит...