Компьютер начал загружаться. Вентилятору было тесно в запылённом до предела «системнике». Сначала он работал рывками, но постепенно звук стал равномерным, монотонным. Младший сын говорит, что с этим можно бороться, используя тот же самый пылесос, с помощью которого она убирает квартиру. Сердце Алины работало сегодня так же, как вентилятор в старом компьютере – неровно, с перебоями. Наверное, опять сказывается неустойчивая погода начала весны. На мониторе загорелась заставка – их семейное фото – она и сыновья. Алина взглянула на себя как бы чужими глазами: конечно, в пятьдесят трудно выглядеть на двадцать, но надо стараться не выглядеть и на все шестьдесят. По салонам она не ходит, масками заниматься некогда. Крем для лица, губная помада и краска для волос – вот то немногое, что она покупает в отделах парфюмерии. Если, конечно, забыть о её любимых духах. Переведя взгляд на сыновей, улыбнулась им и вышла в Интернет. Надо действовать, пока решимость её не покинула.
Новости Алина читать не стала, правда, мимо прогноза погоды не прошла. Так и есть, ожидается дождь со снегом, усиление ветра, одним словом, сердце, как всегда точно. Не проверяя почту, она набрала адрес нужного сайта: «Одноклассники.ru».
Макс и Данила давно подбивали её зарегистрироваться в этой социальной сети. Примерно год назад они даже заходили на сайт, нашли её школу, но сделать последний шаг Алина не решилась. Да, её старший сын не видит. Да, она уже два десятилетия живёт интересами детей, заменив ими собственные. Разве это может оттолкнуть от неё людей и не просто людей, а школьных друзей? Она не собирается обременять их своими проблемами, которых уже вроде и нет. Алина поймала себя на мысли, что употребила это «вроде», значит, есть? Можно отогнать собаку, проветрить дом от дыма, но развеять туман в глазах Максима нельзя. Искренность редко получает в ответ другую искренность, чаще сочувственные слова из вежливости, а возможно, более честное молчание. Выходит, лучше промолчать? Что это: бегство от себя, предательство по отношению к сыну или просто попытка создать параллельный мир, что-то вроде потайного выхода из реальности?
Алина зашла на сайт: страна, город, школа – она почти у цели. Заполнила анкету, вписав туда всё, что посчитала нужным. Зарегистрировалась под девичьей фамилией – Снежинская. Забавно, зиму, снег она терпеть не может, а фамилия зимняя. С мужем они не разведены, но давно не живут вместе. Его отпугнул её новый образ жизни, в своей - он ничего не захотел менять. Да и вообще, фамилии – прилагательные гораздо красивее, чем кончающиеся на «-ова» или «-ева». Неважно, что её нынешняя фамилия - …ова. Фотографию Алина выбрала заранее. Летнее фото. Лето – её любимое время года, возможно, потому что она выросла в маленьком южном городке, на берегу озера, где отец проходил службу.
Формальности были выполнены. Теперь она доступна для всех, и все для неё.
Алина внимательно просмотрела список фамилий выпускников её школы, зарегистрированных на сайте… И почему-то ни одной знакомой не нашла. А может, какой-то внутренний страх увидеть знакомые имена и фамилии, столкнуться с прошлым независимо от её желания не позволял сознанию реагировать на что-то родное. Ну вот, так она и думала, здесь нечего делать, надо выходить. Рука легла на «мышку», но усилием воли Алина заставила себя остановиться и попробовать выудить «своих» из пучины сайта. С кого бы начать?.. Перед мысленным взором проплыл ряд лиц. Согнав их в тесные границы общей фотографии, она выбрала, отделила несколько, лиц пять или шесть, остальные моментально исчезли. Вот люди, которых она хочет найти, «воскресить». Почему-то ей всегда было интереснее с мальчиками, из всех одноклассниц только одну она считала настоящей подружкой. Да, она поищет её и ребят, но в первую очередь Его. Он не был отличником, не был первым спортсменом школы, но его глаза имели интересный разрез и были подёрнуты поволокой – для неё этого было достаточно. Её руки коснулись клавиатуры, в имени шесть букв: Р-у-с-л-а-н-, а в фамилии семь: М-о-с-к-в-и-н, но что-то мешало, приказывало пальцам не подчиняться, не набирать нужные буквы. Стесняться было некого, да и нечего, но она, обманывая непонятно кого, набрала первым имя и фамилию просто друга: Глеб Левицкий. Лет ему столько же, как и ей. Людей с такими именем и фамилией набралось около ста. Алина начала искать своего Глеба Левицкого. Сменялись лица: живые и «мертвые», привлекательные и незапоминающиеся, открытые и деланные. Мелькали названия стран, городов, каких-то местечек. У каждой семьи, жившей в военном городке, была родная точка на карте, а место службы отцов – это контора, офис, куда они все пришли не на восемь часов, а на много лет. Да и вообще, если бы они учились где-нибудь в обычном городе, глупо было бы искать друг друга на сайте. Можно набрать городской номер и поговорить или даже пригласить в кафе. Процедура напоминала спиритический сеанс. Друзья, с которыми в последний раз она встречалась много лет назад, со временем стали чем-то вроде книжных героев, их как бы не существовало на самом деле. Теперь же она возвращала их в свою реальную жизнь.
Неожиданно мелькнуло знакомое лицо… «Глеб Левицкий. 50 лет. Остин. США». Да, это он! Конечно, стал старше, но лицо под гримом, наносимым возрастом, осталось тем же. Глеб в Америке. Далеко-далеко, и в то же время здесь, перед ней. Алина зашла на его страничку: три фотоальбома, 49 друзей. А вот у неё пока ни одного. Она начала смотреть семейные фото. Он с женщиной, примерно их лет, наверное, жена. Многие фото были подписаны: «Я с дочерью Настей и сыном Алексеем» или «Я с женой Ларисой», та женщина действительно оказалась его супругой. Фотоальбомы состояли из нескольких десятков снимков. Алина подолгу всматривалась во многие, увеличивала их. Вдруг она замерла… Правильно ли рыться в чужой жизни, пусть даже она не закрыта для доступа: сможет ли она приоткрыть свою жизнь для других? Уютно ли жить, когда каждый вечер становится темно, а шторы на твоих окнах не задернуты? Она бросила своё занятие, вне виртуальной реальности это сопровождалось бы звуком захлопываемого альбома. Писать сообщение Алина не стала. Он увидит, что она «была у него в гостях» и при желании сам выйдет на связь. Вероятно, так делать не принято. Побродила по чужой страничке и ушла, не найдя ни единого словечка. Ну и ладно, не напишет, и не надо.
На следующий день Алина во второй раз зашла к «себе». Два письма: от Глеба и ещё одного их одноклассника. Открыла первое…
«Привет!!! Как я рад, что ты нашлась! Почему заходила ко мне и ничего не написала? Сейчас нахожусь в гостях у семьи сына, вернусь домой, напишу подробнее. Глеб».
С Егором Кедриным, написавшим другое письмо, она никогда не дружила, но он постоянно был где-то рядом с ней. Возможно, она была его первой любовью, безответной. От письма у Алины осталось двоякое чувство: было непонятно, действительно ли он рад ей или только делает такой вид:
«Рад приветствовать вас в нашем собрании! Все уже потеряли веру, что дождутся вашего появления. Располагайтесь поудобнее».
На страничке Егора оказалось всего две фотографии. На обеих был запечатлён один и тот же человек - Кедрин, но что-то, возможно улыбка, преображала лицо, присутствуя в первом кадре, и омрачало его, отсутствуя во втором. Эти фотографии могли бы стать неплохой картиной, главной героиней которой была бы та самая улыбка. «Надо будет спросить у Егора, специально ли подобраны эти снимки или по чистой случайности», - решила про себя Алина.
Она добавила обоих в свои друзья, и в первую очередь написала Кедрину:
«Егор, ко мне можно обращаться и не на «вы»!!! Я рада тебя видеть».
Итак, наступил момент, когда ей надо что-то рассказывать о себе. Если она хочет создать свой параллельный мир, где всё совсем не так, как по эту сторону от монитора, то надо придумать свою легенду, придётся врать, но ведь об этой маленькой хитрости никто не узнает. Это её право – писать то, что она посчитает нужным. Алина провела ладонью по лицу от подбородка ко лбу, этот жест всегда помогал ей справиться с сомнениями. И начала писать Глебу…
«Глеб, жаль, что Интернет не вошёл в нашу жизнь на пару десятилетий раньше. Тогда бы мы не теряли друг друга из виду. Рассказывай о своей жизни, особенно интересно, как ты попал в Америку… Я сразу после школы поступила на экономический, но бросила. Вовремя поняла, что это не моё, а учиться только ради престижа не стала. Поступила на филфак и отучилась с удовольствием все пять лет. Работаю в местной газете. Пишу. У меня вышли уже несколько книг. Если появится желание почитать, говори. Я замужем, у меня два сына. Старший – пошёл по моим стопам, а младший – будущий юрист. Пиши! Алина».
Конечно, это чистый блеф. Никакой она не филолог, никаких книг у неё в помине не выходило. Но люди в современном мире не очень-то тянутся к литературе, тем более к неизвестной, нераскрученной. Никто у неё ничего просить почитать не будет, а будет – разберёмся.
Когда Алина дописывала письмо Глебу, она увидела, что получено новое сообщение. Губы тронула улыбка, но она не спеша, проверила написанное, отправила сообщение, и только потом переключилась на ожидающее её письмо. Оно было от Алины Лесовской, той самой единственной из одноклассниц, которую она хотела найти. Их всегда объединяло редкое для тех лет имя, выбранное родителями девочек для обеих, ещё до знакомства друг с другом. Общее имя и стало первым шагом к дружбе. Письмо оказалось коротким, одновременно радостным и осторожным, словно подружка боялась напороться на её полную тёзку, а не на саму Алину.
«Алина, я не верю, что это ты! Ты ведь жила на Пирогова? Я много лет потратила на поиски, даже обращалась на телевидение, но так тебя и не нашла. По-моему, вы демобилизовались куда-то на юг России?.. Откликнись! Целую».
Прочитав письмо, Алина вгляделась в лицо женщины, изображённой на фотографии, перед ней была крашеная блондинка, с ярким макияжем, одетая почти модно, но слишком броско. Всё это в сочетании с не очень молодым лицом оставляло неприятное впечатление. Алина зашла на страничку подруги. Фотографий оказалось много, но их большое количество рассеивало внимание, не позволяло останавливаться на отдельных снимках.
Она добавила Алину в список своих друзей, теперь их трое. Рада ли она встрече с этими людьми? Если судить по пословице, что старый друг лучше новых двух, то очень. Но с другой стороны, когда они жили в маленьком военном городке, учились в одном классе, тесно общались, все были молодыми людьми, ещё не знающими, как сложится их жизнь. Теперь же они счастливчики и неудачники, семьянины и одиночки, одним словом, другие люди. Смогут ли они найти общие темы сейчас, в своей нынешней жизни? Это тревожило её, хотя причин для беспокойства вроде пока не было. Она написала и отправила сообщение Алине. Сначала пара слов о том, что это она, та самая Алина Снежинская, потом – слова, выражающие радость от встречи и, наконец, под копирку о себе. Алина осталась недовольна написанным, но удалять не стала – всё равно лучше не получится. Сможет ли она и дальше придерживаться своей легенды, в конце концов, она не профессиональный шпион и не актриса…
Пришло время попробовать найти Руслана. Он войдёт в список её друзей четвёртым, а не первым. Конечно, над тем, что в первую очередь она нашла свою школьную любовь, возможно, никто бы и не подшучивал, но так спокойнее. Почему-то ни у кого в списке друзей Алина его не обнаружила. Может, он вообще не зарегистрирован, может, давно спился или даже погиб в результате какого-нибудь несчастного случая. В Афгане Руслан точно не был: писал ей из армии откуда-то с Урала. Алина вбила его имя и фамилию. Программа услужливо нашла всех зарегистрированных мужчин, имеющих в паспортах много общего. Ей снова стало как-то неудобно просматривать чужие фото, подсознательно вешая на каждого отдельный ярлык. Ужасно глупо, ведь не первый день на свете живёт, да, но на сайте всего лишь второй. Среди Русланов Москвиных не нашлось ни одного похожего на того мальчика с глазами, подернутыми поволокой. Алина вздохнула с непонятным облегчением и вышла с сайта.
Следующий выход на сайт произошёл вечером того же земного дня, но в её виртуальной жизни он уже был третьим – воображаемый календарь не совпадал с реальным. Алину снова ожидали два письма и снова от Глеба и Егора. Она начала с первого:
«А я нейрохирург, никогда не думал, что стану врачом… Химия, биология в школе казались скучнейшими науками. Но отец, работавший в нашем госпитале хирургом, настоял. Можно сказать, поступал на лечебный из-под палки. Но постепенно втянулся, начал подрабатывать санитаром в больнице. Отделение было нейрохирургическим, вот там-то всё перевернулось. Девяносто процентов маленьких пациентов лежали с мамами, некоторые, конечно, и одни. Но они не были абсолютно одни, просто их родители по каким-то причинам не могли находиться с детьми постоянно. А вот один малыш, совсем ещё грудной был отказником, т.е. от него отказались все из-за его тяжелой патологии. На него даже медсёстры редко обращали внимание, о врачах говорить не приходится. И я решил непременно стать нейрохирургом, чтобы помочь этому ребёнку, вырвать его у смерти и согреть, хотя бы немного, в меру мужских возможностей… Я не успел, смерть утащила его, когда я был на четвёртом курсе. Чуть не бросил институт, но вовремя понял, что меня ждут другие такие же дети. Вот тебе сюжет для книги… Я женат, двое взрослых детей. Знаешь, тот малыш из нейрохирургии, у него даже имени не было, остался навсегда во мне. И когда родились мои собственные дети, я старался максимально много времени проводить с ними. Не мог на них голос повысить, отшлёпать и ещё… Я никогда не покупал своим тонкие байковые одеяльца, этакие розовые квадратики ткани, потому что в такое был запелёнат тот ребёнок. Одеяло с казённой печатью – это ужасно. Оно снится мне в кошмарах до сих пор. У каждого есть свой скелет в шкафу, свой сюжет кошмаров. Дочка тоже стала нейрохирургом».
Алина не смогла сдержать слёзы, две горячие капли потекли по её лицу, поочередно обгоняя друг друга. Нейрохирургическое отделение было и в её жизни, там лежал её старший сын, точнее часть её самой. Невозможно отказаться от части самой себя – от своего ребёнка. Глеб поделился с ней, как видно, самым сокровенным, что у него есть, а она написала ему и Алине о ком-то другом, но не о себе. Она уже жалела о своём поступке. Что рассказывать дальше? Продолжать оставаться в выбранной роли, придумывать всё новые и новые перипетии якобы собственной жизни, или покаяться, признаться, пока не поздно? Неожиданно в углу монитора зажглась фотография Алины Лесовской, подруга вышла на сайт. Увидев это, Алина вышла не только с сайта, но даже из Интернета. Ей хотелось подумать, к общению в режиме on line она не готова. Письмо от Егора осталось непрочитанным.
Алина опёрлась локтями на компьютерный стол и положила на сжатые ладони голову. Было тихо. Младший сын пригласил Максима на репетицию своей рок-группы, и они ушли. Хорошо, что Данила не стесняется, не тяготится слепотой брата. Почему же она скрыла это от друзей? Параллельный мир не хотел отрываться от её реальной жизни, не приносил облегчения. В комнате раздавался негромкий звук, похожий на звон отдалённых бубенчиков – это дребезжала люстра. Алина не понимала, из-за чего это происходит, но звук успокаивал, хотя сначала, когда стала его замечать, вызывал раздражение. Она встала и, выбрав из стопки диск с избранным Моцарта, вставила его в дисковод. В минуты грусти, если это было возможно, она всегда слушала «Фантазию ре-минор». Подобно тому, как напиток наполняет бокал, музыка разлилась, заполнила комнату. Пальцы пианиста двигались, то медленно, то быстро, не позволяя слушателю думать о чём-то другом. В юности Алина неплохо играла на фортепиано, правда, этого произведения австрийского композитора тогда она не знала. Пальцы Алины коснулись края компьютерного стола и машинально задвигались, словно повторяя движения игравшего. Звон люстры она уже не слышала, возможно, он продолжал звучать, просто музыка вытеснила все остальные звуки. Конец «Фантазии» был жизнеутверждающим, он не соответствовал её настроению. Дослушав произведение до «своего конца», Алина достала диск и вышла в интернет и следом в «Одноклассники». Лесовская была ещё там и уже успела написать ей сообщение…
«Алинка, предупреждаю сразу: писать ненавижу, а болтать могу без конца, так что давай обменяемся телефонами. У тебя есть скайп? Здесь – много наших. Кстати, Руслана не ищи. Он никуда не поступил, мыкался, стал наркоманить и доигрался до самоубийства. У тебя что-то мало друзей. Вижу, что ты на сайте, выкладывай, как с тобой связаться…»
На Алину накатила отупляющая дурнота: ладони стали липкими, сердце дёрнулось в груди, но от какой-то другой, новой боли. Небрежные, нарочито обидные слова Лесовской брошенным камнем угодили прямо в цель, не через глаза или уши, а как бы прорвав её грудную клетку своими острыми краями. Что она сделала плохого Лесовской, чем вызван тон письма? Ревность к прошлому? Зависть к настоящему? Можно ли завидовать героине сказки? Глупо, но никто не знает, что это сказка, Лесовская поверила в её легенду. Мысли Алины прервало второе сообщение от лучшей подруги…
«Он выбросился из окна их квартиры, ну, ты была там, знаешь…»
Осколок, оторвавшийся в полёте от камня и отставший от него, тоже не пролетел мимо… Внутри у Алины всё было искорёжено, оплёвано. Белое оказалось чёрным, и наоборот. Ей нечего отвечать Лесовской. Да, она впустила её в свой жалкий параллельный мир, но хозяйка в нём она и только она, и ей решать, кому писать, а кого просто не замечать.
Алина осталась на сайте – нельзя постоянно убегать. Пусть Лесовская видит, что она здесь, спокойная, не уязвлённая. Алина открыла сообщение Кедрина, она всегда обращала на него внимание в последнюю очередь, но Егор терпеливо ждал, как и сейчас. Возможно, это и есть дружба, в самом первом своём значении.
«Ты права, тон и, правда, был дурацкий. Просто не хотел бежать с распростёртыми объятиями к человеку, которого не видел много лет, все мы изменились. Я работаю художником-оформителем. Если у тебя есть дети, то вполне возможно, что вы встречали книжки, оформленные мной. Иногда работаю и для души, тогда рисую, всё, что окружает меня. Недавно увековечил свою семью, написал картину «Зима-весна». Как-то сидел в машине, поджидая своих. Когда заметил, просто залюбовался картинкой: Олеся, жена, идёт, болтает с кем-то по сотовому, ничего не видя вокруг, а дочка высунула язык, как на приёме у врача, и подставила его снежинкам. Одним словом, зима – это жена, а дочь – весна… Извини, заболтался. Как ты? Кто ты? И ещё сто вопросов. Пиши, делись всем. Я всегда тебе рад».
Внутри у Алины стало светло, словно в брешь, пробитую Лесовской, заглянуло исцеляющее солнце. Она даже забыла, что минуту назад ей хотелось плакать от обиды. В параллельном мире не должно быть слёз, неприязни и туч – всего того, чем наполнен реальный мир - иначе, зачем он нужен? Прочитав письмо Егора, Алина ещё раз убедилась в том, что не зря вернулась в прошлое, ставшее настоящим. Макс с Даней давно не читают детские книги, которых в шкафу накопилось несколько полок. Пусть они не нужны ребятам, но ей нужны, как альбомы с фотографиями или ракушка, привезённая когда-то с моря – это её жизнь. Пересматривать все книги в поисках фамилии Егора, было лень, да и надо ли… Одну его картину, описанную в письме она уже ясно видела перед мысленным взором: молодая женщина ведёт за руку девочку, ловящую языком мартовские снежинки… Женщине в её воображении было не больше тридцати… Неужели у Кедрина такая юная жена, может, уже не первая… Мелькнула мысль, что Егор мог долго не жениться из-за чувств к ней, вынесенных из юности. Алине было стыдно признаться себе самой, что где-то в глубине души ей приятно так думать. Надо ему сразу ответить.
Подняв глаза, Алина увидела, что получено новое сообщение. Прислал его Роман Белкин, или Ричи Блэкмор, как называл он себя сам и все друзья. Ромка заслушивался «Deep purple», являлся почитателем Блэкмора и сам играл на гитаре в их школьном ансамбле. К тому же ему ужасно нравилось , что первые буквы имени и фамилии его кумира совпадают с его собственными. Блэкмор-Белкин жил в соседнем доме и был не просто одноклассником, но другом детства и юности. С фотографии на Алину смотрел тот же Блэкмор-Белкин, почти тот же: от прежней роскошной причёски не осталось ничего, появилась какая-то грузность, размытость и в лице и в силуэте. Но глаза были по-прежнему наполнены интересом к жизни. Она начала читать письмо.
«Алиночка, здравствуй! Знаешь, ты ничуть не изменилась – правда-правда. Мне очень не хватало тебя здесь. Пожалуйста, напиши мне номер своего сотового, хочу услышать твой голос. С тех пор, как мы окончили школу, и ты с родителями уехала из нашего городка, я успел отучиться в военном училище, а потом и академии, отслужить своё там же, у нас. Демобилизовался в звании полковника. Теперь же я занимаюсь ремонтом бытовой техники: электрочайники, миксеры и т.п. Романтики никакой, но лучше чем просто сидеть дома. У меня два сына. С женой развелись. Одним словом, где-то мы всё это уже видели, плагиат, чёрт возьми. Целую!»
А про гитару – ни слова, может, давно забросил. И всё-таки письмо было написано тем же Ромкой Блэкмором, насмешливым и самокритичным, открытым и ироничным. Совесть, свернувшаяся внутри пушистой кошкой, снова выпустила когти – угрызения. Она тоже не стала другой, но её настоящий характер или как это правильно называется, не совпадал с характером Алины Снежинской, живущей в этом мире. Она сама выбрала путь раздвоения личности или двуличия? Её глаза поочерёдно встретились с глазами Глеба, Егора и Блэкмора, как встречаются взгляды судьи и обвиняемого, священника и грешника, недоговаривающего до конца всей правды. Глаза Лесовской, излишне накрашенные, остались незамеченными, как будто её не было в этом воображаемом зале суда.
Блэкмор просит номер сотового… Этот шаг не вписывается в правила её игры, ведь звонок раздастся здесь – наяву, а не там, в полувымышленном, полуреальном мире. Отказать нельзя. Как она сможет объяснить своё нежелание услышать голос друга? Никак. Алина начала писать сообщение Блэкмору. В третий раз повторять вымышленную историю якобы о себе не было сил. Если бы по одному из телеканалов по злому умыслу или по нелепой ошибке три дня подряд стали бы показывать одну и ту же серию мыльной оперы, и тогда бы ей не было настолько тошно. Поэтому в сообщении Алина ограничилась несколькими словами. Сухо, но иначе она не могла.
«Блэкмор, а как же музыка, гитара, почему ни словечка об этом? Мой номер телефона 8-…».
Несколько нажатий на кнопки «мышки» - и она у себя на «рабочем столе». Эта лазейка в её жизнь закрыта, но она сама указала другую – номер телефона. Старенький Siemens лёг в ладонь. Она нажала на «звёздочку», отключив все сигналы. Через секунды включила их, устыдившись своего глупого поведения. Блэкмор может подумать, что она стала дурой, которая не в состоянии написать пары строк. Пусть думает, как хочет. Позвонит, она ответит, нет, и не надо.
Два дня Алина не выходила на сайт. Эти сорок восемь часов были наполнены для неё ожиданием звонка от Блэкмора. Алине очень хотелось услышать его голос, о многом с ним поговорить, но что-то мешало, тяготило. И в результате она сама не понимала, чем станет звонок Ромки: приятным сюрпризом или выстрелом в спину… Иногда ей хотелось верить, что никакого параллельного мира не существует, но он существовал. Возможно кто-то из её друзей подходил к нему, стучался, но не получал никакого ответа, её там не было.
На третий день Алина не выдержала и вышла в интернет. Пока только в интернет и открыла свою электронную почту. Это был её чёрный ход, ведь туда приходили уведомления обо всех сообщениях, пришедших ей на сайте. Её ожидало одно письмо, от Глеба, отправленное утром этого дня. Чувство, в котором смешались любопытство, ожидание чего-то пока неизвестного и всё-таки нежелание терять снова обретённых друзей заставило её выйти на сайт. Она ничего не ответила Левицкому, что же он ей написал?
«Алина, почему молчишь? Завтра вечером мы с женой прилетаем в Россию: у меня есть кое-какие дела, плюс проведаем родителей Ларисы. Естественно, встречаемся с нашими, уже договорились с Блэкмором и Кедриным. Мы очень хотим видеть тебя. Наша троица уже успела друг другу надоесть, а вот ты только-только нашлась. Приезжай, пожалуйста! Подробности обсудите с Ромкой, он сказал, что ты дала ему свой номер. Глеб».
Руки Алины дрогнули, если бы в этот момент она набирала текст, то наверняка нечаянно напечатала бы какую-нибудь букву… Какую? «К» – конец? «Т» – тоска? Или ещё что-то… На поезде до столицы – 36 часов езды. На автобусе – 20. Ехать ради того, чтобы обнять друзей, посидеть с ними в ресторане, ну, может, погостить пару дней?.. Справятся ли мальчишки без неё? Скорее всего, да. Выдержит ли она одна дорогу, которую всегда плохо переносила? Наверное. Так что же не даёт поехать? В ушах у неё раздавался то ли звон, то ли свист, возможно, это звенела люстра – точно Алина не могла сказать. Неужели узкие рамки, в которые её поселила жизнь, лишив зрения сына, стали для неё родным домом, откуда не хочется никуда уходить… Алина боялась себе в этом признаться, но подсознательно чувствовала, что всё именно так. Две слезинки, отравленные обидой неизвестно на кого, задрожали на ресницах. Надо сейчас же, не откладывая ни на секунду, написать и отказаться. В том, что она не поедет, Алина не сомневалась. Опять враньё. Она никогда не считала себя обманщицей, почему же сейчас погрязла в неправде? Маленький, прямоугольный лист виртуальной бумаги застыл внизу экрана. Он, как верный слуга, готов был отнести указанному адресату благословение или проклятие, слова радости или скорби… Решать ей.
«Глеб, мне ужасно жаль, но… я не смогу приехать… Обещайте на меня не злиться. Много работы. Передавай привет всем нашим, кого встретишь. Ещё раз извини».
Алина стремглав вышла, выбежала из всемирной паутины, выключила компьютер и замерла, словно прислушиваясь, - нет ли погони. «Завтра вечером мы с женой прилетаем в Россию…» Сколько они здесь пробудут? Дня два, три в столице, неделю в гостях у родителей его жены… Её волнуют те два, три дня, когда Глеб увидится с Блэкмором и другими. На это время надо исчезнуть с сайта. Пусть думают, что она ушла с головой в работу и ей совершенно некогда заниматься чем-то другим. А что делать с сотовым? Отключить на эти дни? Нет, не подходит, ведь журналист должен быть доступен, хотя бы для того же вымышленного начальства. Придётся отвечать только на звонки со знакомых номеров.
Вечер – ночь – утро – день – снова вечер. Алина почти физически ощущала ход времени, утомительное ожидание неизвестно чего напоминало начинающуюся болезнь. В каждой минуте – 60 секунд, столько же минут в каждом часе, но иногда секунда равняется звуку «тик-так», издаваемому часами, а иногда – пяти или даже десяти «тик-так». Алина много раз представляла салон самолёта, лица Глеба и его жены, людей спускающихся по трапу. На самом деле, всё могло быть совсем не так, но возможно, отдельные кадры совпадали. В полночь она погасила свет, Глеб уже в России, прочитал ли он её сообщение? Блэкмор не позвонил, наверное, Левицкий предупредил его, к компьютеру Алина не подходила.
Мысли о параллельном мире, об её беспричинном отказе приехать на встречу с друзьями не оставляли Алину и на следующий день. Суд над самой собой продолжался, на этом процессе она была не только обвиняемой, но и всеми остальными участниками. Может, она всё преувеличивает, усложняет. Может, никто не собирается на неё обижаться. Вероятно. Они ей верят. О своей лжи, безосновательной лжи, знает только она. Скрываться за письмом легко, можно сколько угодно обдумывать каждое слово. Звонок, встреча лицом к лицу – это живое общение, там сложнее играть выбранную роль. Поневоле разговор строится на вопросах «как?», «что?», «почему? и т.д. Смогла бы она без запинки на них отвечать, не касаясь реальной жизни? Вряд ли… Выходит, она не нуждается в друзьях, они её тяготят? К вечеру она немного успокоилась. Сотовый весь день молчал.
Около шести, под предлогом покупки хлеба, Алина вышла из дома. Свежий, немного перенасыщенный влагой воздух, казалось, вытеснял из души клочья полузабытых мыслей. Мартовское небо по-осеннему серело. Начало весны и конец осени почти ничем не отличаются друг от друга, но март согревает уверенностью в непременном приходе тепла, а ноябрь может обещать только холод, мрак, одним словом, наступление тоскливой зимы. Купив батон, побродив по близлежащим улицам, Алина вошла в подъезд их дома. Подниматься на лифте она не стала, пошла по каменным ступеням, отзывающимся тихим эхом на её шаги. Между дверью подъезда и дверью их квартиры было девять лестничных маршей. Поднявшись, она почти не запыхалась, шла не торопясь. Алина достала ключи и вставила один из них в нужную замочную скважину. Первым, что она увидела в прихожей, были три пары мужских туфель, чужих. А вторым – тюльпаны, лежащие на тумбочке, цветы её детства, которые они с отцом рвали охапками в степи, окружавшей их военный городок. В сердце Алины одновременно ворвались тепло воспоминаний и холод внезапной тревоги. Из комнаты доносились незнакомые голоса. Непонятное чувство толкнуло Алину обратно на лестничную площадку, но она упрямо шагнула через порог и аккуратно прикрыла за собой дверь. Голоса не смолкли, никто не заметил её прихода. Бесшумно сняв туфли, но оставаясь в ветровке, она неуверенно вошла в гостиную. Кроме Максима и Дани, в комнате были Глеб Левицкий, Егор Кедрин и Блэкмор. Все, улыбаясь, смотрели на неё. Улыбнуться в ответ у Алины не получилось.
- Мама, через несколько минут после твоего ухода зазвонил сотовый, который ты опять забыла, и я решил ответить,- нарушил тишину Максим.- Звонили из аэропорта твои школьные друзья, прилетевшие к нам в гости.
Алина медленно опустилась на стул... Параллельный мир, давший трещину с самого начала, рухнул.