Я не настолько умён, чтобы говорить кратко;
не настолько скромен, чтобы просить мало;
не настолько воспитан, чтобы уходить быстро;
не настолько альтруистичен, чтобы с радостью отдавать
больше, чем получать и быть счастливым от этого.
Уже одно то, что я понимаю это и к этому стремлюсь,
вселяет во мне надежды на исправление.....
Ну,вот! Меня зовут Аббос, и я отбываю пятилетний срок заключения в тюрьме города Б..., и мне совершенно необходимо вернуться домой как можно скорее. Я должен честно сказать,что со мной хорошо обращаются, не заставляют работать, лишь управляющий тюрьмой попросил меня приглядывать за его автомобилем и за казенным грузовиком. Я согласился, во-первых, потому, что я хороший автомеханик, во-вторых, здесь не принято говорить «нет» местному начальству и представителю властей. Я также взял на себя обязанность ремонтировать тюремную стиральную машину довольно старой модели. По натуре я вежлив и уважителен, и эти качества поспособствуют, надеюсь, снижению моего срока наказания. Ведь, повторюсь, я должен вернуться домой как можно скорее.И есть у меня на это своя причина.
Все эта история началась совершенно идиотским образом. Но прежде всего обязан пояснить вам, что с десятилетнего возраста я остался сиротой, и меня приютил мой дядя Хулли, который и определил меня сначала в профессиональное училище, а затем устроил на работу в гараж грузовых машин, принадлежащий мистеру Фейгу.Мне исполнилось девятнадцать, когда кончилась война, и моя военная служба проходила спокойно в транспортных войсках. Затем я возвратился жить в дом дяди Хулли, прирожденного пройдохи, скупердяя и вместе с тем богомольного, строгих нравов, напичканного всякими принципами, подобно настоящему верующему. Я отдавал ему все мое жалованье, и у него все же хватало доброты на то, чтобы оставлять мне несколько долларов, на которые я мог иногда выпить стакан вина после работы или очень редко сходить в кино.Мы жили в десяти милях от города, в маленькой деревне, где все знали друг друга. У меня было достаточно друзей и столько же подружек, не возражавших прогуляться со мной. Но, как это бывает, интересовала только одна. Увы, этой красотке Эстель, этой девушке моей мечты, я совершенно не нравился. И именно из-за нее я оказался здесь-вэтом казенном доме. Несколько раз я пытался пригласить ее в кино или на танцы. Бесполезно. Она предпочитала встречаться с каким-то городским типом, старше ее на семь лет, который, как мне казалось, больше прохлаждался у нас в деревне, чем находился где-нибудь на работе. Поэтому я, в конце концов, образумился и охладел к ней. Через некоторое время я увлекся дочерью моего хозяина, довольно приятной блондинкой, чьи темно-карие глаза посматривали на меня не без удовольствия. «Прощай, милашка Эстель,не сильно и хотелось!» — подумал я. Но не тут то было. Эта язва словно прилипла к моей душе и делала все, чтобы распалить меня. И поскольку Эстель жила по соседству, мне было крайне трудно избегать встречи с ней. Она говорила моим приятелям, что я в нее втюрился,что сохну по ней,что ночами стою у нее под окнами и те посмеивались надо мной....Это случилось как-то вечером, ранней весной. Я возвращался домой, и она уже поджидала меня, стоя на тротуаре у крыльца своего дома. Эстель очень любезно поздоровалась со мной и даже пригласила зайти к ней. Да, чуть не забыл сказать, что ее отец, работавший лесничим, неделями пропадал в чащобах дикой растительности и редко объявлялся у себя дома. Я не то что бы испугался,но все-же отказался наотрез переступить порог ее дома. И тогда она стала осыпать меня всякими оскорблениями вплоть до намеков на якобы мою мужскую неспособность. Я, разумеется, разъярился за эти ее предположения и влепил ей такую увесистую пощечину, что она ахнула, потеряла равновесие и упала, ударившись головой о каменную ступеньку крыльца. Всю эту сцену видели люди, сидевшие в кафе напротив. И когда ее подняли, она, к моемк великому ужасу, уже была мертва. Толстый Исаак Гибел, наш деревенский «лягавый», арестовал меня и отвел в свой дом, откуда позвонил в город. Ожидая, когда прибудет полицейская машина, мы сидели на его кухне и обсуждали этот «несчастный случай», как выразился этот толстый и добродушный лентяй. На предварительном слушании дела сам я объяснил судье происшедшее, и, поскольку, у меня не было своего адвоката, мне его назначили. И педставьте,как мне повезло! О, что это был за адвокат! Едва усевшись на мою койку в тюремной камере, он тут же предложил мне пачку сигарет и тем самым воодушевил меня поведать ему всю эту драму. — Превосходно, — сказал он, — Дело ясное, можешь на меня рассчитывать. Тебе нечего опасаться. Построим защиту чисто в нашем духе: то, что произошло, не имеет вины, «форс мажор» или рука судьбы, так сказать.Я был спокоен,как слон.Спал крепко и ел сытно. И вот наступил день суда. Когда закончились формальности, и я откровенно ответил на все вопросы судьи и прокурора, мой адвокат заставил выступить половину моей деревни в качестве, как он выразился, «свидетелей нравственности». Мои приятели забросали меня словесными цветами. От их похвал я даже покраснел. Мой хозяин тоже явился. — Хороший, усердный работник, — сказал он. — В гараже мастер на все руки. Его дочь, сидевшая в зале, одарила меня лучезарной улыбкой. Очевидцы происшедшего тоже дали показания в мою пользу. В конце процесса вновь поднялся мой адвокат. Мне кажется, я могу дословно воспроизвести то, что он сказал: — Господа присяжные. Вы видите на скамье подсудимых круглую сироту, которого с десяти лет воспитывал престарелый дядя. Этот сирота боготворил своего единственного родственника. На мне лежит нелегкая обязанность сообщить моему подзащитному нечто такое, о чем он не ведал, что от него тщательно скрывали, пока он находился шесть месяцев в тюремной камере, ожидая суда.
- Дорогой мой Аббос, в тот вечер, когда ты возвращался домой, тебя ожидало трагическое известие. Если бы тебя не остановила Эстель, ты бы вошел в свой дом и увидел бы горячо любимого тобою дядюшку мертвым. Смерть наступила от отравления газом, наполнившим кухню. Видимо, несчастный старик открыл кран трубы и забыл зажечь плиту...сказал мой адвокат. И вот я отлично помню, как убитый горем, я поднялся во весь рост со скамьи подсудимого и тут же рухнул на нее, закрыв лицо руками. По залу побежал шепот сострадания. Когда все стихло, мой адвокат продолжил речь. Он напомнил присяжным о моем нелегком детстве, о моей прилежной учебе и безупречной службе в армии, о показаниях свидетелей... Концовка его речи была просто превосходна:
— Господа присяжные. Вы знаете, что представитель обвинения потребовал чуть ли не смертной казни для моего подзащитного. Я напомню вам, что восемь месяцев назад поблизости произошло убийство торговца лошадьми. Это чудовищное преступление было совершено с целью ограбления. Преступник до сих пор не найден. Но, если бы его поймали, прокурор, несомненно, потребовал бы и для него смертной казни. И в этом случае был бы прав. Однако, вы, господа присяжные, обязаны видеть разницу между зверским убийством и пощечиной, которая случайно явилась предпосылкой наступивших затем по воле судьбы непоправимых последствий. Да, мой подзащитный потерял над собой контроль. Но вы хорошо знаете, что он подвергся провокационным оскорблениям со стороны его соседки. И это не его вина, что она мертва. Своими предположениями она вынудила его ударить ее по лицу. Ударить, возможно, в первый раз в жизни. Поэтому, господа присяжные, я прошу вас оправдать этого милого парня,беднягу Аббоса, ибо те шесть месяцев, которые он провел в тюрьме, — вполне достаточное наказание за то, что он совершил, наказание, которое он будет нести как крест всю свою дальнейшую жизнь. Признаться, я не идеализировал присяжных и не удивился тому, что меня осудили на пять лет. Мой адвокат зашел в тюрьму попрощаться со мной и как бы невзначай заметил: — Один человек просил меня кое-что передать тебе на словах. Речь идет об инспекторе полиции, женихе Эстель. «Скажи Аббосу, что я докопаюсь...», — сказал инспектор.
Теперь вам, надеюсь, ясно, почему я должен вернуться домой как можно скорее. Ибо если этот «лягавый» проникнет в дом раньше меня, то он, возможно, найдет принадлежащий убитому мною барышнику бумажник, полный купюр, частично запачканных кровью. Тот самый бумажник, который обнаружил под моей подушкой дядя, имевший скверную привычку рыскать повсюду. Богобоязненный кретин,мой пройдоха дядюшка, изъявивший желание меня разоблачить. Вы понимаете, у меня не было выхода. Это я оглушил его и открыл газ, после чего отправился, как обычно, на работу. Но Эстель из своего окна тогда видела все, что произошло на кухне, и именно поэтому она поджидала меня в тот вечер, стоя на тротуаре у своего крыльца,ехидно улыбалась....Я спросил ее: Сколько??? Но то, что она оветила....
.....Коль тайну даже близкому доверишь,
Ты бедственных последствий не измеришь!.