Кулич покаянный

Саженева Анна
Настроение у старой Пелагеи было деловое. Шутка ли, столько дел надо до вечера переделать, завтра ведь Пасха!  Нынче Великая суббота, всё надо успеть, и на литургию в храм сходить, исповедаться, причаститься; и куличи да яйца осветить, и праздничный стол приготовить, завтра ведь с утра уже гости повалят, и избу помыть-прибрать. Да, делов-то много, а времени мало! Ведь на ночную Пасхальную службу надо ещё не опоздать, а то батюшка Феогност будет шибко ругаться, стыдить нерасторопную Пелагею, говорить о том, что Бог важнее её тряпок да куличей… Это он прав, конечно, думала Пелагея, торопясь складывая в сумку ещё не освещенный кулич и пару десятков крашенных луковой шелухой яиц. Ох, и правильно же он говорит, уж чего же важнее Бога может быть на свете, это уж  верно. Её нехитрые размышления прервала зашедшая  за ней соседка Тося, под стать Пелагеи, покрытая беленьким платочком и с огромным пакетом куличей да пасах.
-Ну, что Пелагеюшка, готова, что ли?- заторопила её соседка, - гляди, а то опоздаем, будет тебе тогда от отца Феогноста!
-Что ты, что ты Тося,- затравленно заскулила Пелагея,- уже иду, готова я, иду!
Пелагея подхватила сумку и, не успевая покрыть платочек, набросила его на плечи.
- Пойдем скорее, - пропела она Тосе,- мы  с тобой ещё первыми будем!
 И выйдя из  избы, две старушки бодро засеменили в сторону храма. Настроение у Пелагеи и вовсе стало радостным, праздничным совсем, когда вошла она в небольшой церковный дворик. 
 - Ах, какой же нынче праздник хороший, Тося, какой праздник! Так куличами и пахнет, будто уже пасха! Вот ведь и народу сколько! И служба сейчас начнётся! Ах, какой день-то хороший, радостный нам Господь послал! Ну, пойдем скорее в храм, а то там сейчас уже исповедь начнется.
 Пелагея и Тося прошли в храм. Там было ещё темновато, горели только лампады, да у редких икон прихожане зажгли свечи. Здесь тоже уже было как-то торжественно и пахло куличами. Радостные старушки опустились на скамеечку у стены и стали ждать начала службы.
Литургия отошла быстро. Довольные старушки поздравляли друг друга с принятием Святых Христовых Таин. Наконец Пелагея и Тося вышли на церковный двор, где должны были  освящать куличи.
Народу было море. Со всех окрестных деревень съехались люди на освящение пасхальной снеди. Многие приехали со всеми чадами и домочадцами, с друзьями и знакомыми. Церковный двор не вмещал и пятой части желающих освятить свои куличи. К воротам выстроилась длиннющая очередь верующих с сумками и пакетами.
- Ой, Тося, где же нам  приткнуться?! - заголосила Пелагея, сообразив, что никто не уступит им своего, честно отвоёванного места. - Пока мы с тобою молились в храме, тут вон что, - Пелагея отчаянно махнула рукой в сторону бурлящей толпы.
- А ничего, - ушлая Тося  встала у  занятого куличами и пасхами стола, – Мы с тобой здесь встанем, а  куличи будем держать на руках, раз на столе им места не осталось, батюшка пойдет мимо и наши куличи окропит!
 Пелагея хотела было возразить, но глядя на напиравшую толпу таких же страждущих, сдалась и пристроилась с другого края. Батюшка Феогност  показался скоро.  Громко пропев положенный молебен,  он пошел по рядам, кропя куличи святой водой. Пелагея затаила дыхание от радостного предвкушения благодати Божей. 
Вот уже подходит он к ним, непрестанно кропя направо и налево. Вот уже проходит дальше, а пелагеин кулич совершенно сухой. Ни одной капельки на него не попало.
Пелагея кинулась за священником:
- Батюшка, батюшка, вы мой-то кулич не освятили!!!
Отец Феогност нехотя развернулся на голос. 
-Ну, давай уж. – процедил он недовольно, и не глядя махнул кропилом в ту сторону, откуда слышался скрипучий старушечий голос. Пелагея  протянула свой кулич, но батюшка уже быстро шагал  к храму, нужно было запускать новую «партию» верующих и святить, святить, святить… Этот день для отца Феогноста был тяжелым.  А ещё ведь ночная служба!
Расторопные слушки быстро очистили церковный двор от счастливчиков, освятивших свои куличи и уже впускали следующих. Под горячую руку с церковного двора вывели и Пелагею. Она, едва не плача, тихонько побрела со своим неосвященным куличом . Тося подхватила её под руку, утешая, но Пелагея от расстройства и горькой обиды  еле держалась на ногах. Так они дошли до пелагеиного дома и тут старушку, как прорвало.
 Пелагея на чем свет стоит начала клясть нерадивого, невнимательного, неблагодарного батюшку, так с ней обошедшегося. Уж не она ли приютила его, когда они с матушкой приехали в их деревню из города? Уж не она ли, Пелагея, научила их деревенскому житью – бытью? А ведь без неё матушка не умела ни  печь истопить, ни еду в чугунке приготовить!  Уж не она ли относилась к ним, как к своим детям, сыскала им хороший недорогой домик, в котором они живут и по сей день, не она ли научила отца Феогноста запрягать лошадь!!! И вообще! 
С этим настроением вошли они с Тосей в дом. Пелагея уже не ругалась, только горько всхлипывала и сокрушенно трясла седой головой. Поставив на стол свой кулич. Пелагея решила всё же обследовать его более тщательно, нет ли на нем  хоть пары капель попавшей святой воды, ведь, как известно, одной каплей море освящается!      
Поворачивая кулич, то так, то эдак, они с Тосей оглядели весь кулич самым пристальным образом, для этого Пелагея даже водрузила на сморщенный нос тяжёлые роговые очки. Но, увы! Кулич со всех сторон был густо обсыпан сахарной пудрой, но совершенно сухой! Последний лучик надежды погас в глазах Пелагеи. Не освятил!!!
Видя её состояние, Тося  попыталась утешить подругу.
- Ну, ничего, Пелагеюшка, мой куличик вот сейчас разрежем  напополам и завтра обе разговеемся им. А потом и твой съедим! У тебя же он всегда вкусный, просто знаменитый! – она не знала чем ещё утешить соседку и, встав, подошла к лавке у двери, где стоял пакет с её куличом.- Вот сейчас разрежем пополам…
Пелагея же, вдруг встав, повалилась на колени  в красный угол, часто – часто закрестилась и подняв полные слёз глаза на Спасителя, запричитала  в голос. 
- Господи, Господи, я ведь к нему всегда со всей душой, и храм мыть первая шла; и цветы у храма сажать, я первая землю копала; и с деточками посидеть им с матушкой помогала; а мне теперь вона как, даже куличик не освятил в благодарность… За что ж мне на Пасху такая напасть?! Уж и Пасхи меня вовсе лишить? – и горькие слёзы все-таки покатились по старческим щекам.
- Что ты говоришь-то такое, Пелагея, опомнись! – попыталась вразумить её Тося, - что ты Господа-то гневишь своими речами!
Но Пелагея не слушала. Она, тяжело поднявшись с колен, присела за стол, сокрушенно качая головой и вдруг, неподвижно застыла, в немом изумлении уставившись на свой кулич. Испугавшись за Пелагеино здоровье,  к  ней поспешила Тося со словами, - Пелагеюшка, тебе плохо? – и тоже застыла от удивления. На густо усыпанной белой пудрой поверхности кулича, четко были видны  капли воды, густо усеянный ими кулич стал казаться рябеньким.
- Ты это видишь?- тихонько спросила её Пелагея.
- Вижу, -почему-то шепотом ответила Тося, и перекрестилась на всякий случай.
- Это ты обрызгала мой кулич? – спросила Пелагея.
- Нет, не я, я хотела тебе своего дать, - отозвалась Тося.
Обе, не сговариваясь, задрали головы на верх и стали внимательно изучать потолок. Там не было ровным счётом ничего, никаких протечек не наблюдалось.
- А кто же мне это кулич-то окропил? – Пелагея подозрительно понюхала кулич. Пах он очень вкусно. – Тося, откуда же тут вода?
- Сама не пойму! – Тосю вдруг возмутило, что соседка думает на неё. – Не трогала я твой кулич! Зачем он мне?!
- Ой, Тосенька, - вдруг всплеснула руками Пелагея, - а вдруг это Он?!
- Кто? – не поняла Тося.
- Он! – Пелагея одними глазами показала на образ Спасителя в углу, где только что она причитала.
- Ой, да что ты говоришь-то, грех-то какой, - всполошилась Таисья, - разве мы достойны ТАКОЙ МИЛОСТИ! Грех такое даже думать! Да и сама же подумай, ты же сама только что батюшку ругала!
- Ой, Тосенька, и правда, ругала! Ой, Господи, прости меня неразумную! Нагрешила, выходит, перед причастием пасхальным! Вот, ведь, как подловил меня сатана! Прости меня, Господи! Собирайся, Тося! Пойдем к батюшке прощение просить! А то, как же, на Пасху, без причастия остаться!
-Да я-то тебе на что? – Тося явно не хотела лишний раз влезать в отношения Пелагеи и отца Феогноста.
- Свидетелем будешь! – отрезала Пелагея и, захватив кулич, уверенно потащила Тосю к дому батюшки.
Пришли они как раз к столу. Молодая матушка только–только наливала усталому, но довольному отцу Феогносту суп.
Войдя в избу, Пелагея первым делом поставила свой кулич на стол, и, как пишут в старых книгах, повалилась молодому священнику в ноги.  Отец Феогност вскочил, сперва не поняв её порыва, а Пелагея начала со слезами просить прощения у своего дорогого батюшки,  захлёбываясь словами, объясняла, как не освятила кулич утром; каялась, что ругала отца Феогноста, припоминая все свои «заслуги», и наконец, что случилось с её куличом. Наконец, её удалось, немного успокоить, всем миром поднять, усадить за стол, налить чаю и выслушать толком.

 Потрясённый отец Феогност  стал уверять, что в таком шуме не слышал, откуда исходила просьба освятить кулич ещё раз и потому махнул крапилом просто «на удачу», вот и не попал на пелагеин кулич; и что конечно он не держит зла на Пелагею, с её стариковским ворчанием; а даже рад, что она так внимательно относится к своему духовному состоянию и он готов, хоть сейчас принять её исповедь и разрешить ей причаститься на Пасху. И много, много ещё говорили они друг другу, прося друг у друга извинения и искренне прощая, накопившиеся за много лет, обиды. Забыв про свой суп и отмахнувшись от матушкиных  просьб (Ну, хоть супчик доешь, батюшка!),  священник пошел с Пелагеей в храм, там, в тишине, под старинными сводами, принял у Пелагеи  исповедь и с лёгким сердцем отпустил ей грехи.  И когда счастливая Пелагея  удалилась, убедившись, что в храме больше никого нет, подошел к закрытым царским вратам и опустился на колени.

Отец Феогност долго молился, с трудом заставляя себя вспоминать слова давно заученных тропарей и  кондаков, наконец он бессильно свесил голову на грудь, зашептал уже  от себя, от сердца, то что хотел сказать Господу, но не находил в молитвах.
-Господи, как я грешен, вижу только сейчас. Вот пришла ко мне старушка, она нам с матушкой много помогала, я ей был благодарен. А тут пришла и просит прощения за то, что я по недосмотру своему,  кулич ей не освятил! Еле ходит уже Пелагея наша, а вот, пришла утром, ни свет, ни заря, а я ей мимо кулича крапилом махнул. Прости меня, Боже! Немощная старушка в ноги мне недостойному упала! Грешен я, Господи, прости!  Да, ещё напомнила она мне…Как мы, бывало, в Троицкой лавре, когда ещё учился я в семинарии… если неосторожно обидишь кого, так могли и в ногах прощение просить, когда обида большая вышла, а теперь… Должно быть, это Ты её послал, напомнить мне… Может, очерствела моя душенька, поросла мхом, осуетилась? Всё невнимательность моя, рассеянность. Не дай, не дай мне, Господи, впасть в ещё  большие прегрешения! Господи, вот Пасха нынче, а я так и не съездил к архимандриту, как обещался. Вот как только смогу, сразу, обещаю Тебе, сразу, поеду с матушкой в Троицу! Сколько уже у него не был? Душа, Господи просит, рвется, а дела не пускают! Осуетился… А ведь было время, я желал быть монахом, Ты помнишь, Господи? Совсем, было, решался… Душа, вот покаяния требует, поеду к архимандриту, обязательно поеду! Столько вопросов! Помоги мне, Господи, не растерять моего покаяния, но получить прощение Твое…

А в домике священника, в это время, матушка с Таисьей думали,  как распорядиться подаренным Пелагеей куличом. Сошлись на том, что если батюшка благословит, завтра, после литургии, возьмут пожертвованных крашенных яичек, разрежут кулич на части и обойдут с поздравлениями всех деревенских больных. Пусть и у них будет праздник! Пасха Христова!