Было это давно. Где-то пять миллиардов лет назад.
Холодная космическая туманность плыла по скучному пустырю Вселенной, куда не долетала музыка, где не слышалось песен, где не кружили вихри страстей. И так тоскливо стало однажды маленьким частичкам газа и пыли, из которых Она состояла, что потянулись они друг к другу, чтобы немного согреться и развеселиться. Сгрудившись, завели они хоровод и образовали большой плоский диск. По мере нарастания веселья диск раскручивался сильнее и сильнее, а частички жались друг к другу больше и больше. Так в центре образовалось, наконец, настоящее столпотворение. Те, кто вращался на внешних кольцах, стремился пробиться в середину (где было веселее) и давили на других. Из скучившихся в центре сформировалось плотное ядро. И оно вобрало в себя почти все вещество той космической туманности.
Но некоторые частички так раскрутились, что, при всем их желании, не могли спуститься к ядру. Они выстроили собственный хоровод и кружили вокруг. Им тоже было очень весело, но не так жарко, как тем, кто оказался в середине. Этот внешний хоровод иногда распадался на отдельные кольца. В них появлялись небольшие сгусточки, которые толкались, слипались и, в конце концов, образовывали твердые тельца.
Ядро же, что было в неизмеримой мере большим, чем все эти крохотные сгусточки, продолжало сжиматься под собственной тяжестью. И настал момент, когда внутри него стало так жарко, что проснулся Великий Бог Синтез и попытался охладить пыл разбушевавшихся частичек, связывая их друг с другом на атомарном уровне.
Бедный Синтез – он не учил физику! Когда разбушевавшиеся частички связывают на атомарном уровне, они выбрасывают свою энергию, и вокруг становиться еще жарче!
Ядро раскалилось так, что это уже стало совершенно невыносимым. И тогда оно излило из себя свет. Много света! Родилась Звезда! Она заискрилась так сильно, что увидели ее другие звезды и нарекли Золотой (правда, были те, кто завидовал ее красоте и называл во злобе «желтым карликом»).
Свет от Золотой Звезды лился миллиарды лет и согревал те маленькие кусочки тверди, что кружили вокруг, и были приворожены красотой своей Звезды, пока на одном из них не зародилась ЖИЗНЬ...
***
– Эссэ Азу.
Глава Четвертого Департамента Управления Экстремальной Разумностью суровый Рани изъял из переливающегося перламутром хрустального куба чашечку с дымящимся кофе и подсел на диван.
¬– Что Вы так увлеченно изучаете, эссэ Азу?
Не отрывая взгляда от танцующего перед глазами небольшого золотого цилиндра, адепт второго уровня Азу поспешил ответить:
– Изучаю материалы последней экспедиции, вернувшейся из системы «Малиновый Гладиолус».
– И что? – поинтересовался Рани, никогда не спешивший знакомиться с материалами прежде своих коллег.
– Много интересного.
– К примеру? – не унимался Рани, привыкший (по своей природной лени) получать от других сжатую информацию о главном, вместо того, чтобы самому компилировать груды информационного мусора.
– Это редкая система, где разум принял форму локализованных матриц в виде сложно организованных био-органических структур, – выпалил адепт.
Рани ухмыльнулся:
– Вы у нас недавно, эссэ Азу. Это видно сразу. То, что Вас так поразило, мы знаем давно. Можно сказать, изначально.
Азу пропустил мимо упрек.
– Нет-нет. Тут все действительно крайне интересно! Вот послушайте...
Рани отхлебнул из чашечки, оставил ее висеть в пространстве и откинулся на мягкую спинку...
***
Икар с детства был влюблен в лик Золотой Звезды. Она манила его своей величественной и пугающей красотой. И, несмотря на страх, мечтал лишь об одном: однажды прикоснуться к ней и поведать о своей любви.
Боги долго удерживали его от этого, зная о Звезде больше, чем несчастный Икар. Но, умиленные его трепетными чувствами, свершили глупость. Они даровали ему крылья, способные вознести его к Любимой...
***
– Замечательно! Форма разумности, обуреваемая нелепыми чувствами, приходит к иррациональности мышления! Я сталкиваюсь с таким впервые. Это настоящий прорыв!
– Да-да, – вяло отметил Рани, – помню эту глупую историю. Это из старых материалов. Тогда многие «по шапке» получили.
– И чем закончилась история?
– Ничем хорошим.
– Что с Икаром?
– Сгорел. В дым. Как и ожидалось.
Рани допил кофе и встал с дивана.
– Давайте выйдем на воздух, эссэ Азу.
На балконе было приятнее, чем в душном помещении. Свежий ветерок, срывая с места огромные валуны, метал их из стороны в сторону и мягко обдавал прохладой. Рани проводил взглядом нечто зеленое, пролетевшее мимо, и заговорил:
– Проблема экстремальных форм разумности заключается в том, что на пути своей неизбежной эволюции... а эволюция необходима, – он сделал смысловое ударение, – ибо чисто креативные формы страдают повторяемостью и предсказуемостью... Так вот, на пути своей неизбежной эволюции они испытывают влияние двух противоположных тенденций: стремления обрести мудрость, с одной стороны, и безрассудного желания самым глупейшим образом реализовать доминирующую в себе элементарную прихоть, с другой.
Рани вдохнул поглубже прохладный воздух и продолжил:
– До поры это противоречие разрешается явлением корректирующего логического мышления, отсутствие которого есть идиотизм и в чистом виде встречается довольно редко даже у них. Но отдельные его проявления довольно часты на стадии становления молодого разума. Увы, с этим приходится мириться.
– Может, не стоило тогда дарить ему крылья?
– Он, обуреваемый чувствами, спалил бы свой город. Придумал бы как. А так – мы дали ему шанс. Мало ли, вдруг мы сами чего-то не понимаем? Эта их Звезда со странностями. Хотя, на вид – обычный «желтый карлик».
***
Звезда полюбила все, что вращается вокруг нее, и считала это неотъемлемой частью себя. Особенно ей нравились совсем уж маленькие формы эволюции органики, на одной из планет, которые беспрестанно бегали, суетились и создавали мощные и умилительно приятные чувственные возмущения.
В своей ревностной любви к ним она и допустить не могла того, что когда-нибудь эти маленькие сгустки углерода захотят покинуть ее. Тогда она исказила пространственно-временной континуум вокруг себя и сделала невозможным физическому телу покинуть пределы ее влияния за меру времени, сколь-нибудь постижимую разумом.
***
– Действительно, редкая звезда! Смотрите, вокруг нее существует пространственно-временная аномалия, делающая невозможным моментальный перенос материи в пространстве. Даже скорость передачи информации ограничивается непреодолимой постоянной.
Глава Департамента хмуро свел брови.
– Да-да. Об этом мне уже докладывали. Но, видите ли, эссэ Азу, в общем-то, это вполне свойственно континуумам с широким горизонтом рационализма. Это Звезда слишком много о себе мнит – в этом все дело. Она ревностно пытается контролировать все, что происходит вблизи, и, тем самым, не только изолирует себя от других звезд, но и создает трудности для форм разума, зарождающихся в ее пределах. Они стают ее узниками.
Зеленое создание вновь замелькало перед Рани и заставило его нервно отмахнуться.
– Достали меня эти нейтринные протоплазмоиды!.. О чем мы говорили?
– О пространственно-временной аномалии.
– Да-да. Это довольно частое явление среди не очень старых звезд. Положительная роль такой аномалии проявляется в том, что она создает для зарождающихся форм незрелой разумности своего рода колючую проволоку вокруг детского садика. Глупые детки не могут до поры разбежаться и наделать глупостей в открытой Вселенной. Вы только представьте, что будет, если такие, как этот Икар, разбегутся по ней! Материнская ревность Звезды до поры удерживает их... А что это за музыку Вы слушаете?
В ответ Азу щелкнул по цилиндрику, и вокруг разлились звуки чарующего вальса.
– Они, – адепт ткнул куда-то пальцем, – послали радиосигнал в космос, модулирующий эту композицию, в надежде, что ее услышат во Вселенной. Наши ребята постарались, чтобы сигнал был направлен точно в нашу сторону. Так что – если считать по их законам – через семь миллиардов их лет мы его получим.
Рани прикинул и отрицательно замахал головой:
– Не получим. За семь миллиардов их лет этот сигнал рассеется на столько, что нам, учитывая слабомощность их передатчиков, придется собирать его по крохам на площади в сотню галактик. Никто не будет этим заниматься. А жаль! Приятная музыка.
Зеленые протоплазмоиды беззаботно кружили внизу над лужицей кипящей жижи, время от времени плюющейся в них красивыми оранжевыми струйками. Наблюдая за их игрой, Азу пришел в умиление и забыл про дела.
А в это время...
***
Скверный был нрав у Звезды. Трудно ей было угодить. В своем возмущении рождала она неистовые бури Звездного Ветра. И когда ветер этот достигал одной из планет, вспыхивало над ней зловещее сияние. И вся неистовость Звезды переходила тогда на тех, кто там жил.
Любуясь звездным сиянием своей разозленной матери, существа, не замечая того, теряли в своих душах любовь и милосердие и обретали злобность и бессердечие. Мудрость покидала их, и ее место замещала глупость. И помышляли они лишь о власти, чтобы получать удовольствие от страданий других и наслаждаться собственным величием. И даже когда смотрели они на далекие звезды, то думали о том, как станут властелинами Вселенной, чтобы топтать ее своими пятками.
***
– Больше всего, патрон, меня поражает в их потребительский паразитизм. Они уже стоят на грани исчерпания всех природных богатств своей планеты, но думают при этом не о том, чтобы научиться возмещать взятое, а о том, как бы перебраться куда-нибудь на все готовое. А еще меня угнетает их нетерпимость и злобность. Кто их этому всему научил?
Рани, казалось, перестал слушать адепта. Ловко скрутив из какой-то железяки модель нейтринного протоплазмоида, он швырнул его вверх, и тот, причудливо закрутившись, как настоящий, стал выделывать пируэты в пространстве.
Азу тем временем продолжал:
– Знаете, при всем этом, мне их жалко. От своей глупости они сами же и страдают. По большому счету, ведь нам до всего этого нет никакого дела. Не правда ли? Пусть хоть задохнуться или съедят друг дружку живьем. Но жалко дураков! Да и не можем мы разбрасываться эксклюзивными формами локализованной разумности.
– Не можем, – серьезно отметил Глава Департамента. – А посему, Вы немедленно отправляетесь туда. Эту Звезду надо вывести на чистую воду! Говорю Вам: все дело в ней. Она забыла свое настоящее лицо и не показывает его. Она забыла, что соткана из Звездного Ветра и является частью Вселенной! Они вторят ей, хотят походить на нее, но лишь захлебываются в собственных амбициях. Вы правы, нам до всего этого не было бы никакого дела, если б только...
Теперь уже Рани щелкнул по золотому цилиндрику, и чарующая музыка вновь разлилась по округе.
– Если бы не вот этот чудесный вальс. Я не хочу, чтобы он оказался последним их творением. Ради этого я готов с ними повозиться.
***
И видела Звезда, что происходит с ее детьми. Но не хотела она признаться в вине своей. Лишь все пуще и пуще злилась, и бури становился все злее и злее.
И убивали дети друг друга. И смеялись над чужими несчастьями. Отворачивались друг от друга в надменном безразличии. Ослепленные величием Звезды своей, собственное ничтожество ему приравнивали. И в потугах быть на нее похожими лишь обнажали в себе самое грязное.
И прекращали они творить красоту, но лишь губили мир свой, некогда Звездой подаренный, думая, что так и надо. Вселенная большая! Другие миры есть! Прекраснее! Ну ее, эту Звезду! Надоела!
Да, только, кто их отпустит то? Крепко Звезда держит их в своих объятиях...
***
За окном мелькали галактики. Азу пил чай и под мерный стук колес обдумывал план своих действий. Командировочное предписание было до сухости лаконичным: «Заставить Звезду истинное лицо свое показать. А негодных детей ее свое собственное отражение в нем увидеть».
Хоть Азу работал в Департаменте недавно, но эта проблематика ему была уже знакома. Дело вырисовывалось тривиальное. Только вот, народец на этот раз ушлый выпадал. И это несколько пугало.
Азу попросил у мило улыбающейся проводницы еще три чая и сосредоточил сознание на золотом цилиндрике...
***
О, как отрадно! Как отрадно было Звезде наблюдать за бесшабашными наивными играми своих деток, когда те иногда возвращались к первозданной сущности тех маленьких частичек Звездного Ветра, из которых некогда возникла она сама. Когда карнавалы и фиесты сотрясали небольшую планетку, стихали звездные бури. Мать-Звезда в такие моменты вспоминала свое беззаботное детство. Те веселые хороводы, что кружились здесь очень давно. И ей снова хотелось стать просто звездной туманностью.
Но нет! Ведь, тогда не станет этих ее маленьких умилительных деток! Горькие слезы наворачивались у Звезды. И она оставляла все, как есть. Сколько б ни выпало им просуществовать в этом обособленном кусочке необъятной Вселенной, она всегда пребудет с ними и не прекратит согревать их своим теплом. И погаснет только тогда, когда согревать уже будет некого...
***
Азу не спал ночь. Весь день проезжая по владениям Золотой Звезды, неотрывно провожал ее по небосклону. А под вечер сошел на неизвестном полустанке.
Звезда уже клонилась к далекому пригорку, заливая багрянцем бескрайние золотисто-зеленые поля. Незнакомые ароматы ворвались в Азу и вмиг опьянили. Он забыл, где он и зачем. Тут его окликнули:
– Мил человек! Вам куда?
Азу обернулся и увидел деревянную телегу, запряженную длинноногим экзотическим протоплазмоидом с выпученными глазами.
– Автобус будет только утром, – объявил возница. – Так что, если не погнушаетесь, садитесь – подвезу, куда надо. Денег не возьму.
– Вас как зовут? – приличия ради поинтересовался Азу.
– Кличьте Петром. А Вас?
– Меня... Алексеем.
– Так что, едем?
– Едем, – немного подумав, решился Азу-Алексей. – Куда Вам, туда и мне.
Адепт ловко взгромоздился на ворох соломы и кинул рядом свой небольшой серебристый чемоданчик.
– Н-но, кудрявая! – заорал Петр, сильно тряхнув кожаными шнурами, что тянулись от него к запряженному протоплазмоиду.
«Интересная система!» – успел подумать адепт и тут же повалился в солому, ибо «кудрявая» резво рванула с места.
– Вы по делам в наши края, али так – рыбку половить? – вдался в расспросы Петр.
– По делам, – ответил Алексей, с большим трудом принимая сидячую позу на трясущейся телеге и отряхивая солому. – Хочу со всех сторон рассмотреть лики вот этой вашей Звезды, – пассажир ткнул пальцем на заходящий за холм золотой диск.
– А-а! Так Вы ученый, астроном, – заключил Петр. – Хотите в наших краях обсерваторию строить – место приехали присматривать?
– Типа того. А главное – вам ее истинные лики показать.
– А че их нам показывать? Мы их и так знаем.
– Знаете? – удивился адепт.
– А то! Вон, глядите, – возница ткнул пальцем. – Это ее ночной лик. Правда, Вы, астрономы, его по-другому называете.
Адепт повернул голову и открыл рот от удивления. С другой стороны в посеревшем небе вставал еще один диск. Голубой, холодный и совершенно лишенный заносчивости. Даже какой-то грустный, как показалось.
– Феноменально! – тихо вырвалось из уст адепта.
– Ну, давайте, стройте вашу обсерваторию. Нам не жалко, – благодушно разрешил Петр.
– Построим, построим. И обсерваторию построим. И космодром построим.
– Чего?!
Возница оглянулся и долго изучал своего странного пассажира.
– Нет-нет. Я не пил, – поспешил успокоит его Алексей. – Просто пора вам, ребятки, уже отрываться от своей мамки. Эдак и сгнить тут можно. В космосе вас уже ждут!
– Ну, я так и понял, что не пили, – усмехнулся Петр. – Да только, как же от нее оторвешься-то? – решил он поддержать разговор. – Вы че, про пространственно-временную аномалию не знаете? А еще ученый! Хоть десять космодромов постройте, да только не отпустит Она нас.
«А народ тут осведомленный» – отметил про себя адепт. В слух же возразил:
– Это, смотря как строить. И главное, смотря какую цель перед собой при этом ставить. Если цель будет неправильная, то и не получиться ничего.
– Ну, это понятно... Вы, вот что. Закусите-ка яблочком. А то, видать, у Вас с утра маковой росинки во рту не было.
Петр протянул Алексею большой зеленый плод, и тот, с жадностью впившись в него зубами, громко захрустел.
– Что за сорт?
– Антоновка.
– Вкусно... Только Вы никому об этом не говорите, а то сюда со всей Вселенной толпы ломанутся. Тогда конец вашей антоновке и красотам местным.
***
Темнело.
Звезда прятала до утра свой неистовый, честолюбивый, но дарящий тепло лик, и замещала его ликом сдержанным и располагающим к глубоким раздумьям. Ведь вопреки всему Звезда была наделена вселенской мудростью!
По проселочной дороге катила деревянная телега. Сидящий на ней адепт второго уровня Четвертого Департамента Управления Экстремальной Разумностью эссэ Азу догрызал яблоко и ставил последнюю точку в составлении плана своих дальнейших действий...
11.09.11