***
Изобличалось на светлое воскресенья плотва, усмеренная Мишкиным на прудах, и да гоже, как учили засоленная на семи неделях. Теперь жирная, от бочка к бочку, превосходная, от кончика хвоста, и что с пивом и душой морозной, то на банях.
***
Ветер с тростью погуливает, развивается плащ, я стою удивленный и гордый,
ром в стакане, тебя не видать, может пятый трамвай обреченный, нет наверное просто молва, про искусство, про юдоль, про страх всеоружий, я учитель, а ты мой блокнот, я учебник, а ты моя верная строчка...
***
Прощается ночь. Я летаю по небу той песней. Вихрь закружит, оденет январь, снежной шубой покроется остров, на губах, на щеках, на ресничках, привет,
Скажет острову звездная вечность,..
***
И на мосту твердая кожа. Ледяная корка блестит. А я на коньках. Огонь в моих силах. Страсть в моём времени. Я перегибаю целую реку. Не пешком, не на колесах, а по мосту, замершей реки,..
***
В Троянск закрыли дорогу. Моим спутником стал местный священник Сион. Он когда мы осекали по стылому полю границу, протяжно вздыхал, как бы вбирая в себя морозную кашу пара и говорил себе под нос довольно странные вещи. Я подумал, что смогу разобрать, и подобрался к нему поближе.
***
На смотровой площадке, среди брошенных птиц, там где устлано всё свежесобранным льдом, люд напротив сияния замер, словно Бог привидился им. Крест подняли, подняли на небо, осветили свод, добротой, молитвой, силой, искры теплой надежды зажгли облака, а у мира остался один вечер, перед душной войной за истраченный шанс.