Странное Приключение Васи
или Не судите, да не судимы будете
Погода выдалась удивительная, редкостная – настоящий первый день весны. Вася чувствовал это своим носом, жадно поглащающим вновь открывшиеся запахи земли, прошлогодней травы, бензина и женщин, и его нос поворачивался вслед всякой более-менее привлекательной особе, когда он с утра ехал на работу на своем стареньком Крайслере. Но еще больше, чем вновь открывшиеся женщины, его поразил мужчина, бодро шакающий по улице с открытым зонтом над головой. На небе было ни облачка, а нежное, неуверенное солнце северного Мичигана обжечь могло разве только своей красотой и скромностью. Зачем тогда зонт? – думал Вася. На больного не похож – вон как вышагивает. На психа тоже, вроде бы, не похож. Зачем же зонт? Над головой?
Но вот в воздухе повеяло духами, и дедуктивный метод, которого у Васи и так было немного, и вовсе его покинул, уступая галантно место духам и дамам.
День прошел, и Вася, как и многие американцы, встречал вечер пивом. После третьей бутылки Вася почувствовал, что усталасть улетела, и он опять – молодой и красивый. Он взглянул на себя в зеркало и подумал: «Вот если бы только ни эти глаза, выдающие, что ты, по идее, должен быть сейчас глупее кролика, то хотелось бы сказать – а ничего ты еще сохранился, старый хрыч!" Старому хрычу было слегка за сорок. Фигура стройная, как у двадщатилетнего юноши. И весь в черном – носки, джинсы, свитер.
«Надо пойти for a walk», подумал Вася и направился к двери. Снял с крючка легкое черное пальтецо, обул черные ботинки. И где-то в это же самое время провалился в Матрицу. Зажглись каким-то особенным светом фонарь в темной, вечерней, ночной уже мгле – Вася работал extra hours – as usual. Матрица была Васиным привычным измерением, занимавшим его вечера и редкие выходные – работал Вася много, посылал много денег домой, на Украину – жене, детям, родителям. Вот уже три года. Нелегал уже. Но работа еще есть, и пока конца ей не предвидится. А искать его никто здесь не будет – кому он нужен? По жене, по детям скучал – звонил почти каждай день, посылал подарки, и, конечно, самое главное – деньги. И было во всем этом что-то грустное для него, и для всех.
Но вечерами эта грусть... нет, не проходила, но как бы облагораживалась, расцветала, показывала, что и в грусти есть красота, что грусть – даже Богу присуща. В Бога Вася верил – "покаялся", как принято было говорить в их общине, еще на Украине. Но тут, в «Америце», хотя вокруг было немало братьев и сестер украинских, в Церковь ходил редко – то работал, то отдыхал. Пить – не то, чтобы часто, но попивал.
Вася работал драйвольщиком – мастерски делал стены из сухой штукатурки – custom made, любой сложности, конфигурации. Вася говорил по английски, поэтому ему повезло, и он работал в Американской бригаде, в которой из десяти человек двое были китайцами, двое индусов, старый поляк, югослав, двое канадцев with German background, один американец африканского происхождения и он, украинец.
Выйдя из дома – он снимал комнату в довольно старом subdivision – он задержался у машины, выбрал из двух имеющихся там очков те, которые были потемнее – хотя солнце уже зашло и улицу освещали фонари. Вася окончательно ушел в Матрицу улицы, захлопнув дверцу автомобиля. Ушел пешком разумеется – for a walk. Шлось Васе хорошо. Пальто было нараспашку и раскачивалось красиво подвальсируя его быстрым и мягким шагам. Не шел, а летел Вася по пустынной улице. Тут мало кто когда пешком ходил, и, несмотря на убогость архитектуры, приглушенной темными очками, ходить было терпимо.
Кроме своей пустынности в этих улицах мало чего было интересного, но пустынность все покрывала. Вася шел и думал о том, что он понимает все глубже, воспринимает все тоньше, верит... глубже. Нет, об этом Вася не хотел думать. И все же каждый раз, проваливаясь в Матрицу, он был преисполнен такой благодарности Богу, такой признательности, что мог иногда и заплакать. Все вдруг обретало значение, ничего не было случайного. Не было мелочей, все предметы и явления были между собою каким-то образом, не причинно-следственно, а как-то даже еще глубже, Божественно глубже связаны. И хотя Вася не видел всего, всей Матрицы – только Бог это видел и держал Свою руку на всем этом - но все же и Васе удавалось порой уследить быстрым взглядом то движение Божией руки, то хотя бы тень от нее – заметит недалеко, у себя под носом, как замечают иногда в летний день промелькнувшую по земле тучку.
Полет Васиных мыслей внезапно был прерван – навстречу ему по улице бодрым шагом двигался человек с зонтом. Вася посмотрел на свои руки – сухие. Расставил их пошире, подставляя тыльные поверхности рук – самое чувствительное место – под дождь. Дождя не было. Вася потрогал волосы – сухие. Тот самый? – спросил он себя. Но ведь теперь даже солнца нет... И выглядит нормально. «Неужели псих?», подумал Вася. Но тут же он вспомнил про свои очки, и про свой «ужас-летящий-на-крыльях-ночи» вид. Вот и встретились два одиночества... пронеслась в голове у Васи забытая было песенка.
Хотя они шли по противоположным краям дороги, оба как-то заметались, отклоняясь от курса – кто первый – невозможно сказать равно как и объяснить зачем они это сделали. С трудом все же определились, кто займет какую сторону – решили идти правосторонне, как ехали бы на машине. Значит драйвает, пронеслось в голове у Васи, а еще тоже мне, псих. При ближайшем рассмотрении мужик на психа мог тянуть, а мог и не дотянуть. В общем – как все. Если смотреть как на психа – сойдет за психа.
Когда они проходили мимо друг друга, Вася сказал хелло – ведь хоть это был и город и с прохожими можно не приветствоваться, как в городке, но час был поздний и улицы пустые, а не заметить и не признать существования друг друга двум человеческим существам было неловко. Через пять шагов Вася услышал хелло в ответ.
Вася хотел подумать, сказать в мыслях, что этот таинственный незнакомец, укрывавшем себя зонтом от света ночных фонарей - точно псих. Но очки бревном торчали из его собственных глаз... Он еще хотел что-то подумать об этом странном человеке, но откуда-то потянуло духами – откуда бы это, ах, вот от тех двух девушек, что садятся в машину. За человеком с зонтом он их почти и не заметил. Они были молоды и милы, а одна даже напомнила Васе его Ирину в молодости. «Как молоды мы были, как молоды мы были...» завертелась в его голове старая песня.
Вечер был хороший, настоящий, первый, весенний. Девушки куда-то уехали, и пахла теперь только оттаявшая земля через рубцы швов, которые наделали на газонах колеса траков. И было утро, и был вечер. Вася пришел домой, посмотрел еще телевизор и пошел спать – назавтра надо было рано вставать на работу.