Из-за того, что я все время находился в темноте, сейчас мои глаза не видели абсолютно ничего. И в то же время я понимал, что что-то изменилось. Чуть позже, когда глаза немного попривыкли, я увидел где-то сбоку слабый свет. А еще немного погодя – что мой коридорчик вовсе не такой уж и узкий и не такой уж тупиковый. Во все стороны от него отходили многочисленные коридорчики, такие же узкие, но это был хоть какой-то шанс. Да уж, такие мои тюремщики безголовые, чтобы давать мне какой-то шанс… но, в конце концов, что мне терять? И я свернул в первый попавшийся.
После продолжительных блужданий, в процессе которых я успел перевспоминать многочисленные эпизоды моей сознательной жизни, я понял, что, как все заблудившиеся люди, хожу по кругу. Наверное, это какие-то катакомбы, специально для всякого рода врагов – тех, кого убивать себе дороже, а ни выпустить, ни оставить в живых нельзя. Тут должны быть полчища скелетов – или у них совсем нет врагов.
Я решил поворачивать всякий первый поворот только направо. Потом каждый второй налево. Потом по очереди – направо, второй налево, третий направо, первый налево, а под конец и как попало. И снова пришел в тупик. Но в этом тупике была вода. Тоненькая струйка стекала по стене и образовывала крохотную мутную лужицу, но я ей был безумно рад. Вволю напившись, я сполз по стене и сел на пол. Затекшие руки перебросил вперед – стало намного просторнее, я мог даже вытянуть ноги от стены до стены. Отдохнул немного и стал грызть веревку зубами. Узлов было много и ни один я ослабить не мог, приходилось элементарно жевать. Вдоволь наевшись веревки, я стал думать. Мокрая веревка намного плотнее сухой. Пока я ее жевал -- она размокла. Надо подождать, пока высохнет, тогда можно попробовать ее разорвать. Но это слишком долго, кроме того, я опять захочу пить, веревка скорее всего намокнет и тогда начинай сначала.
Я крутил руки в разные стороны, растер кожу веревкой и, в конце концов, немного расслабил натяжение. Теперь наоборот, я намочил руки, извозившись в грязи, и смог вытянуть нещадно болевшую кисть из веревочных пут.
Ура! Я буду жить. И я уснул.
Сны, как всегда, в критических ситуациях мне снились неоднозначные. Старый папаша-вампир предлагал, даже настаивал на женитьбе меня на его дочери, которую нежно звал Белкой. Я, в костюме с бабочками (!) пытался снять кольцо с пальца и с ужасом думал, что теперь придется грызть палец…
Когда я проснулся, то сразу же стал жадно пить, прихватывая языком грязь. Я снова стоял на четырех, и, кажется, знал, что делать дальше.
Как волколаку мне было гораздо проще в волчьем обличье. Я приобретал многочисленные преимущества – обостренный нюх, слух, совершенно другое, более полное мироощущение, словно не ракурс зрения менялся, а менялось само пространство, приспосабливаясь под мой рост. И сейчас я уже не чувствовал себя таим беспомощным. Может, этот мир и вправду полноценно принадлежит лишь волколакам?
Я принюхался. В спокойном состоянии я улавливал сотни тысяч посторонних запахов, но не обращал на них внимания – просто знал, что где-то что-то есть, учитывал это краем сознания, даже не задумываясь об этом. Сейчас же, в момент напряжения я концентрировал внимание на запахах живых существ. И ничего не унюхал. Зато не чувствовал и запаха тления. Значит, никто здесь не умер. Это очень здорово! Потому что я чуял свежий воздух и пахло так, как ни в каком случае не может пахнуть в подвале. Пахло солью. Именно той, свежей, морской солью. Не тухлой стоячей морской лужей, а вольной водой. И я, уткнувшись носом в пол, упиваясь запахом практически свободы, рысью побежал по коридору.
Не так уж долго мне пришлось бежать. Становилось все светлее, хотя волчьими глазами я и так прекрасно видел, и коридоры были не такими тесными, но опускался потолок. На полу появился песок, и с каждым шагом его было все больше. Коридор потихоньку становился наклонным и я перебирал лапами, чтоб не съехать по песку.
Вышел я к решетке. Частая, мне даже головы не просунуть, она отделяла меня от побережья. Совсем недалеко впереди, метрах в пятидесяти, практически рукой подать, было море. Наверное, это то самое море, через которое меня перевозили на пароходе. Вот удивился бы катерщик, видя меня на свободе! Хотя, это, наверное, другой берег, что здесь делать катерщику. Значит, чтоб попасть в свой город, мне придется перебираться на тот берег. И в этих размышлениях я совсем забыл, что все еще сижу за решеткой.
Я решил подкопаться под решетку, вырыл огромную яму, но решетка, как оказалось, была вровень с полом, находившимся далеко внизу. И это вовсе не потолок опускался -- со временем пол занесло песком с моря, уровень пола поднялся и скрыл настоящий, каменный. Я сел на хвост и задумался. Вот-вот я снова стану человеком, но и в таком обличие не смогу пролезть между прутьями. Зато…
Я вскочил на ноги. Снова абсолютно голый – но это сейчас волновало меня в последнюю очередь. Ощупав дверь со всех сторон и с замиранием сердца обнаружил, что она вовсе не заперта, а просто занесена песком и камнями. У нее вообще не было замка, только петли. И тут я понял весь жуткий смысл этой незапертой двери – утомленный заключенный засыпал у решетки, а потом прилив топил его – выбраться из закоулков туда, наверх, не представлялось возможным. Вода, видимо, поднималась так быстро, что бедолага ничего не успевал сообразить. А куда же потом девался труп? Ответ пришел сам собой – из водорослей в углу высунулась клешня и пощелкала перед пальцами моих ног, едва не отхватив кончик пальца. Прожорливые песчаные крабы могли разделать под орех довольно быстро, а море уносило останки – им должно быть несложно протиснуться между решеткой.
Я снова принялся копать, теперь приходилось труднее – песок нужно было отгребать далеко назад. Кроме того, я лишился лап и у меня не было никаких инструментов под рукой. В конце концов я выловил песчаного краба и с мстительным наслаждением разодрал его панцирь на две части, с помощью которых работа пошла не в пример быстрее.
Дверь я откопал, но встала другая проблема. Вопреки законам логики дверь открывалась наружу. Хотя нет, все правильно, если бы она открывалась внутрь, коридор давно бы забило всяким морским мусором. Но, по крайней мере, мои старания были бы не напрасными.
Пришлось вгребать песок внутрь. Я уже натаскал полный до потолка коридор сзади. Нужно было торопиться – как бы не начался прилив, тогда мне точно крышка – убежать в коридор на безопасное расстояние я уже не смогу, а откопать проход не успею. Но, к счастью, подступающая опасность смерти придала мне остроты ощущений и через какое-то время я ощутил, что копаю уже на четырех. Дело пошло медленнее, зато и усталость куда-то испарилась. Наконец, толкая плечом дверь, я смог открыть ее на ширину собственного волколакского плеча. Ура, свобода!
Вода была еще далеко, но кто знает, как долго можно было провозиться с этой дверью? Я поспешил на берег.
На берегу меня ждало разочарование. Я принюхался и почувствовал запахи, относимые морским ветром – запахи ненавидимых мной волколаков. В большом количестве. Я взвыл.
Делать нечего, я развернулся, дал круг по берегу и решил бежать подальше от этих запахов. И, уже продираясь сквозь кусты, я понял, что сейчас начну есть кусты. Я был настолько голоден, что и в самом деле стал жевать траву под ногами, обрывать какие-то сомнительные ягоды с куста. И внезапно, каким-то шестым волчьим чувством почуял за спиной чей-то взгляд. Резко обернувшись, я увидел волка. Волк не был напряжен, он легко стоял, гордо подняв голову. Я пошел на него, вовсе не собираясь прогонять, но он понял меня по-своему. Эх, не до конца изучил я волколакский этикет – на него детишек водят, а мне было стыдно с детьми заниматься, вот я и не знаю теперь, угрожаю своим поведением или нарываюсь на неприятности. Волк поднял хвост палкой и тоже пошел на меня. Чтоб не терять позиций, я опустил голову и взрыкнул, вздыбив шерсть на загривке. Вот это точно угроза, этого только дубина не поймет, но уж лучше действовать известными методами, тогда по крайней мере знаешь, за что получишь.
Волк тоже пошел на меня, выставив правое плечо. Так мы немного покружили, после чего волк внезапно принялся меня атаковать. Я уклонялся, а потом мне надоело без толку скакать, я устал, мне было не до игрищ. Я просто прыгнул на него и схватил за горло. Противник этого явно не ожидал, от стал отбиваться лапами, даже не пытаясь кусаться. Я слегка придушил его и отпустил. Волк захрипел и на полусогнутых отполз в кусты. А я, спокойно пройдя по его следу вошел в лес.
От боевых действий мой аппетит еще больше дал о себе знать и я буквально исходил слюной. Мой нос поймал съедобный запах… я опустился на пузо и ползком принялся принюхиваться. Запах сместился. Я повернулся ему вслед и сквозь кусты увидел оленя. Он был ранен, очевидно тем самым волком, что крайне облегчало мою задачу. Я просто кинулся на него и в двух своих прыжках на его четыре из последних сил свалил его с ног. Запах свежей крови просто помутил мой рассудок, и я, как настоящий зверь, стал грызть мясо. Но, как настоящий кретин, даже не подумал предварительно убить свою жертву и олень долго и надрывно плакал.
Вдоволь нажравшись – другого слова просто не подберу – я от жадности решил свою добычу унести на себе. Браво закинув оленя на плечо, я присел под его тяжестью, но потащил. Впрочем, протащил недолго, выбился из сил. Только потом сообразил, что туша долго не протянет – погода стоит теплая, а я уже – наевшись – не такой уж зверь, чтоб есть тухлятину. Пришлось бросить, хотя от жадности я все же оторвал переднюю ногу. Но и ее пришлось бросить – на запах слетались многочисленные осы. С сожалением я закинул ногу в кусты.
Спустя какое-то время мне стали попадаться признаки близкого человеческого жилья. Консервные банки и пластиковые пакеты были прямо на каждом шагу. Пришлось пробираться кустами – все-таки я уже был на двух ногах, нужно соблюдать приличия. И вскоре я набрел на дом.
Он стоял совсем близко к дороге, по которой проходило оживленное транспортное движение. Все-таки без одежды не обойтись. Но тут мне пришла в голову еще одна спасительная идея. Я опустился на четыре лапы и представил волколаков за своей спиной. Потом зомби. Потом человека с ружьем. Сзади и впрямь что-то зашуршало, и я запоздало обернулся.
Сзади стоял мальчик лет тринадцати. Он совсем меня не боялся и с интересом смотрел, как я пытаюсь задом заползти в кусты. Потом позвал:
-- Эй, иди сюда! Шарик! Бобик! Как тебя, Пират!
И то, что он случайно угадал мою кличку просто пригвоздило меня к месту. А потом я поджал хвост и вылез из кустов. Мальчик был просто в восторге. Он смело протянул руку и погладил меня по голове.
-- Будешь жить с нами? Мама будет против, но папа, наверное, будет рад, нам трудно без собаки.
О-о! исполнять роль любимой собачки -- это вовсе не мое! Увольте, и вообще, мне нужно идти. Я махнул хвостом, исполненный самых прямых намерений попрощаться, но мальчик расценил этот жест по-своему:
-- Ты тоже рад? Мы будем тебя хорошо кормить, мы любим собак. Пойдем со мной к папе. Пойдем, -- и он призывно похлопал себя по ноге. Я повиновался.
Папу мы нашли перед домом – он укладывал снятый недавно дерн. Ненавижу эту газонную траву – живучая, как паразит, срастается корнями намертво и, на мой взгляд, душит землю. Папа был добродушный толстяк, он сразу же преисполнился доверия ко мне и тоже погладил меня. Потом осмотрел мои лапы и заметил веревочку с биркой.
-- А он и вправду Пират! Смотри, и жетончик есть. Регистрированный! Ну, молодец, Пират, что сам пришел. Сейчас по всему району травят, а тут ты под защитой. Лекс, отведи его за дом, накорми… и надень ошейник.
-- Сантин? – мальчик очень расстроился.
-- Ну, у нас же нет пока другого. Потом купим, а сейчас ему же нельзя без ошейника, убежит.
И чего, ошейник меня что, держать будет? Сейчас, соблюду правила хорошего тона и убегу. Есть я все равно не хочу. Но, уже зайдя за дом я понял, что хочу пить. А там стояла замечательная миска, которую мальчик Лекс наполнил дома водой. А почему дома – во дворе в двух шагах есть кран? – подумал я, когда ноги мои потихоньку разъехались, а глаза закрылись.
Проснулся я уже на цепи. Ошейник был строгий, тугой. Он давил на горло, затрудняя дыхание и впивался в кожу. Я взвыл. Мальчик из шланга полил меня водой и наставительно сказал:
-- Все равно тебя отравили бы. Сейчас всех подряд травят. А нам собака нужна. Нашего вон отравили. А без собаки никак. А ты хороший, мы собак любим. Ты только лай, лай погромче. Пусть боятся.
Малолетний дебил! Ну как тут не выражаться? Заманил меня, неопытного, стоит над душой и насмехается. Я кинулся к нему, но цепь была неумолима – до негодника я не добрался добрых полметра. Полаял на него и пошел обратно, осматривать будку. Смиряться я, конечно, не собирался, но не оглядывать же предстоящее поле брани у него на глазах! Мальчик выключил воду, постоял еще немного, видимо, чтоб убедиться, что я не делаю никаких членовредительских попыток сбежать, и ушел, наверное, докладывать.
Я осмотрел крепления цепи, потом всю цепь. Потом пробежался на максимальной длине. Потом обнюхал все вокруг – это нужно было сделать с самого начала. Здесь явственно пахло смертью. Их собаку отравили? Прямо на цепи? Или они все же спускали ее иногда? А когда они планируют меня спускать? Через год? Через два? Когда я и впрямь научусь гадить как собака и не стыдиться? Фиг вам. Если бы мне попалась отвертка, я бы в два счета выкрутил звено. Но для этого нужны руки. А для этого нужно, чтоб на шею не давил проклятый ошейник. Если бы я мог сейчас спокойно перекинуться обратно в человека, я, скорее всего, просто снял бы с себя ошейник, в конце концов, отстегнул бы карабин. Но я не могу.
Ночью я оторвался по полной. Я выл. Надрывно, с плачем и большим удовольствием, так, что охрип наутро и даже лаять не мог. Зато дрых без задних ног и не видел своих мучителей. И уж тем более ни о чем не думал. Да и моим хозяевам было не до меня – они тоже полдня проспали. Еще бы, я им такой концерт устроил – заливистый, на зависть всем окрестным псам. Ни одна сволочь мне не подпевала. Только под утро я понял, почему все собаки молчали. Они переваривали новость, что у них в округе появился волколак. Наверное, наши голоса сильно отличаются – я чувствовал, что они меня боятся, настолько властным и самоуверенным было мое сольное пение. В чем я очень скоро раскаялся.