На перроне было полно мелкого рогатого скота, больше, конечно, овец. Маленькие козочки и овечки, а также их молоденькие самцы различных пород и мастей. Все они явно пребывали в состоянии стресса из-за плотного скопления животных и людей, громадные гудящие железнодорожные машины тоже давили на их нервную систему, в которую генетически были заложены приволье и степной простор с его первозданной тишиной и гармонией. Еще было много завязанных мешков, они тоже шевелились и издавали звуки. Снять напряжение можно было только пронзительным, хриплым от жажды блеянием, которое в свою очередь действовало на мозг их двуногим хозяевам.
И куда они все это будут грузить? Вопрос беспокоил, а по мере приближения дизельного поезда, уже и не казался праздным. Все вагоны были обычными. Заурядный советский пригородный состав с "жесткими" сидениями. Сколько я попоездил на таких? Уже и не перечесть. Неужели? Мысль пугала. Что это все поедет вместе с людьми?
Сомнения рассеялись когда с Лехой заняли лавку в вагоне, побросав сумки на багажные полки. Запах! В голове возник образ скотного вагона. Но почему тогда здесь скамейки для людей? Разум не желал смириться с возможным, упорствовал даже когда на наших глазах пространство вокруг стало наполняться братьями меньшими, причем в количестве кратно превосходившем число прямоходящих, от которых, правда, пахло не лучше, но они хотя бы не издавали столько звуков. Воздуха стало не хватать. Мы обреченно переглядывались с Алексеем.
- Сколько они сказали ехать до Дархана? - попытался вспомнить разговор с принимающей стороной.
- Километров сто пятьдесят, около трех часов пути, - изобразил уверенность в голосе Леха, приободряя то ли меня, то ли себя.
Вот и бойтесь, а то возомнили себя новыми хозяевами Степи. Я вам никогда не подчинялась, и вашим мелким целям служить не буду. Не тот размах внутри, чистюли. Воняет им! Наши кони в ваших храмах ночевали, а тут в вагоне часок проехаться нос воротят. Вы уже забыли как по-настоящему пахнет? Мясом и волосом в огне, и весной по полям брани, как снег сойдет. Лучше сразу воротите назад, не то я напомню.
Дизель тронулся, дунув во все открытые форточки свежим воздухом, стук колес приглушил гам этого хлева. Мы заулыбались с земляком друг другу, монголы добродушно оскалились своими гнилыми зубами нам.
Оба мы из Белоруссии, приехали в Монгольскую Народную Республику на заработки. Будем помогать строить социализм братскому народу минуя стадию капитализма. Попасть сюда нашему брату-работяге не так просто: сначала надо получить положительную характеристику с последнего места работы, пройти собеседование в Москве, там же в столице нашей необъятной Родины отработать двухмесячный испытательный срок на стройке, и только после этого сбудется заветная мечта - в руки ляжет авиабилет "Москва - Улан-Батор". Очень много отсеивается на предварительных этапах, чаще всего по известной беде: алкоголь - враг и вечный спутник строителя. Некоторые передумывают ехать сами, и возвращаются из Москвы домой по личным и семейным обстоятельствам, жены играют непоследнюю роль в принятии таких решений. Моя Ленуся занята маленьким пацаном, потому и не бунтует, а деньги нужны, квартиры пока нет. Леха холостой - ему вообще по барабану, гуляет пацан, мир изучает, насколько есть возможности.
Вот остались позади последние окраинные постройки, поезд набрал скорость, и сквозняк сделал наше положение вполне терпимым. Распределили нас на объект в город Дархан, вот до него нам надо и добраться. Партию более сотни строителей из Союза разбросали по всей Монголии, мы попросили, чтобы плиточников-земляков не разлучали, а тут такой наряд и подвернулся. Нормальный малый этот Леша, деревенский как и я, работящий, к бутылке особо не прикладывается, в Москве еще сработались, такой не подставит.
Что-то быстро уже первая остановка, да и чего тут останавливаться: юрта какая-то стоит и овцы пасутся. Не видно чтобы кому-то надо ехать куда-нибудь, но все-равно замедляем ход.
Машинист с помощником идут к юрте, к ним на встречу выходят, обнимаются и все вместе проходят в жилище. Минут пятнадцать-двадцать никого не видно. Воздух в вагоне становится невыносим, мы с Лехой высовываемся в форточку. Монголы по-одному или парами выходят, справляют нужду, особо не скрывая своих намерений, и мужики и бабы. Нам на потеху. Дикари. Что скажешь.
Прошло еще столько же времени пока машинист и его помощник появились из юрты, еще минут пять стояли с хозяевами, разговаривали и прощались. Тронулись наконец, долгожданный сквозняк вдохнул в вагон и в нас надежду. Животных то ли сморило, то ли укачало - разлеглись по полу. По крайней мере рева меньше. А монголам хоть бы хны: на нас пялятся, кивают в нашу сторону. Но дружелюбно.
Почти полчаса ехали с хорошей скоростью, наверное, наверстывали упущенное, но когда в степи появилась следующая юрта сбросили ход и опять остановились. Машинист с помощником пошли обниматься с пастухами и пропали в юрте минут на тридцать пять - сорок. Высунувшись в форточку Алексей недоумевал:
- Что они там делают?
- Я не удивлюсь, если чай пьют. Зеленый.
На следующей такой остановке монголы массово покинули вагоны, незначительная часть отделилась и маленькими групками с небольшими отарами своей живности направилась в разные стороны степи - это их конечная. Большинство расположилось рядом с поездом и устроило небольшой перекус, мы последовали этому примеру, тем более что в вагоне находиться было тяжело. Сказывалась еще и жажда. Питье у нас с собой было. Смочив горло липким шипучим напитком, к которому так и норовила приложиться оса, улеглись в траву.
- Фу, уже одежда вся провоняла, как первобытные люди, - Леша приложился носом к рубашке. - Они что вообще не моются, как так можно?
- Они и не чувствуют, может даже правильнее нас живут. Это мы от природы отделились: чуть сквозняк - и сразу сопли, или яблоко спелое с дерева съешь - и за живот хватаемся. А у них полное согласие с окружающим миром.
Алексей затих, переваривая мои слова. Запахи клевера и полыни напомнили деревню: старики поди сено ворошат в такой день. Марина еще вспомнилась. Не жена. Супругу Леной зовут. Грузинка-малярша работала со мной на объекте в Москве, на пару лет старше. Прилипла и все тут. Говорю ей: у меня жена и ребенок. А она в ответ: мне все равно. Два раза на выходных электричкой укатили за Икшу, облюбовали себе место безлюдное, на краю леса, ну и... Да, горячи южные женщины.
Хорошо излагает, надо бы этого оставить, а молодого домой, точно домой, скулит тут - это ему не так, то не этак. Прокатился, полюбовался нашими красотами, и хватит. Завоняло ему видишь ли!
Из юрты появился машинист и помощник, монголы и мы быстро вернулись в вагон. Таких остановок было еще с десяток, и каждая следующая была тяжелее предыдущей, хотя животных и людей становилось все меньше, но они оставляли после себя на полу продукты жизнедеятельности, чем воздух приятней не делали, разомлевшие монголы тоже источали далеко не духи. После заката, правда, когда спала жара, стало немного легче.
Леха был неразговорчив и бледен, периодически хватался за живот, скорее всего его мутило. Мое состояние было не лучше: голова гудела, не давая вздремнуть, про себя прокленал такие поездки и заработки. Не думал, что где-то люди живут еще вот таким образом, но в принципе терпимо.
В Дархане, выйдя из вагона, земляк, не говоря ни слова, кинулся куда-то в сторону, я хотел его окликнуть, но все разъяснилось само собой. Его стошнило на рельсы.
Из Улан-Батора мы выехали почти в полдень, в Дархан прибыли за полночь. Ну, никак сто пятьдесят километров двенадцать часов ехать невозможно! Ведь должен же быть какой-никакой график, порядок в конце концов. Что такое "Азия" и размеренная восточная жизнь мы постепенно узнали позже, а в дизеле было лишь поверхностное знакомство. На поездах по Монголии мы больше не ездили, когда возникала необходимость, договаривались насчет попутной машины с объекта. Лешу это путешествие надломило, и при первой возможности он попросился домой.