Бежит железная дорога вдаль, уходит за горизонт. Уносит поезд своих пассажиров всё дальше и дальше. Плавно покачиваются вагоны, многие паломники укладываются спать, но в нашем купе всё ещё тлеет огонёк разговора. Старый Федор Семёнович смотрит на притихшую молодёжь и произносит с лукавой улыбкой:
- Ну, что? Притомились? Хватит вам уже истории слушать, спать-то будете?
- Не-е-е, дед, не устали совсем, да и время ещё детское, расскажи ещё что-нибудь!
-Ещё? – засомневался дед, - ну тогда уж последнее…
Был я тогда ещё совсем мальчишкой. Лет 6 мне было, не больше. Жили мы тогда в деревне, в Смоленской области, дом у нас там был хороший, хозяйство, всё как положено. И любил я летом с друзьями, поутру бегать на речку, рыбу ловить. Бывало, встанешь ещё до света, зайдёшь за приятелями и на реку, впотьмах бежишь, только пятки сверкают. По одному-то страшно туда ходить было, а вместе вроде и ничего. Весело! Друг дружку подбадриваем и ни за что не сознаёмся, что страшно в темноте через лес-то. Бежим, шумим специально, чтоб страх отогнать… Чего ж мы там боялись? А-а-а, это, брат, было чего! Там, если дорогой на речку идти, приходилось проходить мимо Починичено. А это, я вам скажу место не простое!
Раньше Починичено было большой деревней, жили там люди зажиточные, не нам чета, да только вышло у них такое дело. На краю деревни стояла у них старинная церковь, говорят, сильно намоленное место это было, в неё со всех окрестных деревень на праздники бывало, народ собирался! Но этого я уже не видел, бабушка моя туда ходила, рассказывала, что расписана она была редкостными иконами. Яркие краски этих фресок не выцветали со временем, а только сильнее проявлялись. Ну, так и вот, как пришла советская власть, так решили эту церковь закрыть. Священника большевики из храма выгнали, а он помолился у запертых дверей, да и сказал, что за их бесчинства быть этому месту пусту, пока не покаются и храм не откроют. Эх, промолчать бы ему тогда, может жив остался бы… А так, говорят, за пропаганду его и расстреляли. Жалели его многие, хороший он был человек, да что теперь говорить…
Ну и пошло у них неладно всё. Колхоз организовали, а народ туда не идёт. Народ силком в колхоз загнали, так мор начался, народ умирать начал. Приехала комиссия, разбирались долго, наконец, председателя за непорядок посадили, а народ на карантин заперли. Да народ-то смекнул, что дело плохо, да бежать с этого места, кто только мог! Ловили, да. Сажали за саботаж. Ну, уже после, когда карантин сняли, люди всё равно заразы той боялись, так и стали перебираться в соседние деревни. А кто в город переехал. И опустело Починичено, заброшенное стояло оно больше чем полвека. Храм же разрушался от времени, сильно он пострадал и во время войны, так что остались от него всего несколько целых стеночек, да груды битого кирпича. Вот этого места и боялись все окрестные мальчишки, так как рассказывали много разных небылиц о разрушенном храме и о пустом Починичине. Всякие байки болтали; что в Починичине некоторые видали призраков комиссаров, как те шли к храму и будто бы пытались открыть давно несуществующие церковные двери. Другие же утверждали, что видели этих комиссаров снимавших с голов шапки и кланяющихся перед храмом, у всех на виду, на краю дороги. В общем, много небылиц придумывал народ. Вот мы, мальчишки и боялись ходить мимо тех жутких мест.
Ну, так в тот раз мы с моим другом, Петькой Самохиным, безо всяких приключений на речке рыбки наловили. Смотали удочки, и пошли в обратный путь. Только вышли на прямую дорогу, что по лесу ещё нашими прадедами проложена была; видим, а на дороге виднеются ещё путники. Три старика, вроде в отдалении идут. Я Петьке и говорю:
- Что-то не пойму, кто это идет там, на дороге, мы же всех здесь в округе знаем.
- Я тоже, - говорит Петька - пойдем, догоним их, и посмотрим, кто это так рано к нам в деревню пожаловал.
На том и порешили. Прибавили мы шагу, а только старички те вроде тоже пошибче пошли, мы ещё, они ещё, мы быстрее, они быстрее. Немного вроде приблизились к ним, разговор уже их даже неясно стал слышен, а догнать не выходит! О чем они говорили? Да, вроде, о храме Починиченском. Вроде один другого спрашивает: ты, мол, как думаешь, возродится храм тот; а другой ему отвечает, что Ангел храма ему сказал, что точно возродится, скоро! Чудной разговор. Да только нас он вовсе и не удивил почему-то, будто так оно и надо говорить, и про Ангелов и про храм.
Так мы почти уже на бег перешли, а те как шли шагом, так и идут, а только догнать мы их всё никак не можем. Запыхались, идем – дивимся этому чуду, а тут, вдруг, видим, а старички наши сворачивают с дороги и аккурат в Починиченскую церковь разваленную. Мы с Петькой туда бегом. Подбегаем на то место, где свернули старцы с дороги, по тропке делаем несколько шагов и оказываемся прямо в развалинах старого храма! Ой, и перепугались же мы сперва! Но страх быстро прошел. Стоим мы с ним посреди церкви и удивляемся! Такая красота на разрушенных стенах – остатки прежней живописи! Петька мне шепчет, а где же старички–то наши? Я смотрю, нигде ни души, развалины перед нами совсем непролазные, даже мы, дети не смогли бы пролезть в этих грудах арматуры и кирпича. А уж пожилым и пробовать нечего. Только старцев наших нет, как нет. Как в воду канули! Выйти из развалин они могли только на нашу дорожку, мы бы их увидели точно, а больше выхода из этих руин нет!
-Чудно, Федька, - шепчет мне друг.
-Чудно, Петька, - шепчу я.
И кажется нам, что тут только шепотом и можно говорить. Мы осматриваем руины, заглядываем во все уголки, смотрим за кирпичные груды, трогаем старую ржавую арматуру, гнилые палки; глядим, как из пола проросла зелёная травка и, наконец, оборачиваемся назад. А обернувшись, застываем в немом изумлении: позади нас, на чудом уцелевшей части стены мы видим фреску, яркую, как будто только что написанную мастером и совершенно не тронутую ветрами и дождями! Со стены на нас с любовью взирают трое старцев: святые Николай Чудотворец, Серафим Саровский и Сергий Радонежский! Наши старички! Только одеты иначе…
-Ну, и что ты Федор Семёнович, хочешь нам этим сказать? – зевая, поинтересовался у него попутчик, - что вы святых видели, что ли?
- Да, что ты! - Федор Семёнович набожно перекрестился,- разве я могу быть достоин? А всё же чудное дело это было! Ох, и чудное!
- А что храм–то восстановили?
-Да, как не восстановить! Восстановили, конечно. Сначала приехали искусствоведы, учёные разные. Фрески всё изучали. Большая культурная ценность у фресок этих оказалась. А уже потом, много позднее, передали храм Церкви. Приехали два монаха, храм и восстановили. Да такое оживление сразу в Починичено произошло! Они же рабочих много нанимали, не местных, чтоб подешевле брали; ну те на местных девках и женились, жить большинство в Починичено осталось. И деревня ожила! Монахи сейчас коров завели и пасека есть... Подворье монастыря - теперь это называется. Рабочие руки теперь здесь нужны, вот народ и потянулся… Да, что говорить, спите уже.