Гостинец

Станислав Змачинский
   .
         
          Севастополь, начало семидесятых прошлого века. Дежурю по крейсеру. Дежурство медленно-медленно, словно нехотя, приближается к своему концу. Оно отличается тем, что отбирает физические силы без остатка, бьёт по нервам хлёстко и больно. Сменившись с дежурства валишься в койку и спишь до утра, не просыпаясь. На следующий день до обеда ходишь как в дурмане. Но это происходит  с теми, кто честно и добросовестно дежурит. Есть, конечно, и лодыри-профи, умеющие создать видимость активности на дежурстве, а самим не перетрудиться, но для этого нужно иметь многолетний опыт корабельной службы и гуттаперчивую совесть.
           Был в жизни у меня один эпизод. В сутки, предшествующие стрельбе глав-
ным  калибром, в которой участвовала и моя башня, меня, вопреки всем канонам, здравому смыслу, назначили дежурным по крейсеру. Готовиться к стрельбе я,
естественно, не имел никакой возможности, только забегал в башню на пару минут убедиться, что там что-то делается. Спасибо моим родным матросикам – они все были на боевых постах и добросовестно готовились к стрельбе. Старпом в тот день, кажется совсем  сошёл с ума: за пару часов до окончания моего дежурства отстранил меня от него,  на флоте говорят – «снял», назначив меня на следующие сутки. Это было неслыханным издевательством, самодурством. Двое суток  дежурить по крейсеру, да ещё перед зачётной стрельбой, такого на всех флотах не было ни до, ни после моего «приключения»,Правда,старпом около полуночи решил сменить меня с дежурства, но у него ничего не получилось- я отказался, заявив тому что-то вроде: «Ну уж нет! Вчера утром на трапе я встречал командира и начальника штаба дивизии, начальника политотдела. Встречу их и сегодня. Они спросят, неужели я дежурю по кораблю двое суток подряд?  Я вынужден буду подтвердить их наблюдения. А что вы им будете докладывать о своей инициативе? А вдруг башня «завалит» стрельбу?  Достою дежурство».
             К счастью, башня отстрелялась успешно. На разборе стрельбы артилле-
рист-куратор из штаба флота доложил, что я перед стрельбой двое суток  подряд дежурил по кораблю. Изумление собравшихся было велико. Командир дивизии сказал: «что вы делаете? Его после суток дежурства нельзя было допускать к жене, не то что, к стрельбе. У вас старпом, что, совсем рехнулся? Пусть сам  по-пробует отдежурить двое суток подряд! После разбора старпому – ко мне в каю-ту!»
          Вообще-то я хотел рассказать не о том. Прости, читатель! Итак, дежурство медленно-медленно, словно нехотя, приближается к своему концу.
          Из подошедшего к кораблю баркаса на палубу поднимаются люди, среди
к оторых  вижу отпускника – командира батареи из соседнего дивизиона. Выражаю ему сочувствие по поводу окончания отпуска, а он, в ответ, говорит: «Жду тебя  в каюте после смены с дежурства. Я привёз хороший гостинец с Украины». «А сало есть?» - спрашиваю. «Есть, есть. И сало имеется!» - с гордостью отвечает он..
            Сдав дежурство, спускаюсь вниз, на броневую палубу. В каюте, как говорится в одном замечательном фильме – народ для разврата собран, т. е.  сидят такие же, как и я приглашённые на «гостинец». На столе – действительно сало, до-
машняя украинская колбаса, различная снедь. Тут хозяин спохватывается: « А хлеба-то нет!». Посылаем одного из нас за хлебом и в ожидании начала трапезы
начинается неспешная светская беседа. Хозяин достаёт из рундука полуторалит-
ровую бутылку с самогоном. Эти бутылки  тогда были большой редкостью, т.к.  изготавливались из пластмассы, сегодня их полным-полно, и, если не ошибаюсь, называются они  ПЭТбутылками. Проклятая бутылка привлекла всеобщее  внима-ние. Неужели небьющаяся? Не  может быть! В ходе завязавшейся  дискуссии хозяин в доказательство того, что она – небьющаяся, выпустил её из рук и бутылка упала на палубу и о ужас! – лопнула, из неё потекла драгоценная жидкость, которую присутствовавшие вознамерились употребить вопреки уставу. Воцарилась звенящая тишина, все замерли, отдапённо напоминая какую-то застывшую картину, скорее лубок. Лишь наш доктор опрометью вылетел из каюты и вернулся, как нам показалось, моментально. В руках у него был толстый шприц, как в «Кавказской пленнице». Доктор быстренько собрал им разлившийся по палубе самогон в стеклянную банку. Кстати, потерялось совсем немного. Но вожделенный напиток приобрёл цвет растворившейся в нём краски, покрывавшей палубу. Наш милый доктор профильтровал  жидкость через принесённую  специальную бумагу, доведя её по цвету до тёмно-лукового. «Может быть кто-нибудь не хочет пить эту гадость?» - спросил он заинтересованно. В ответ в каюте установилась глубокая тишина. «Господа офицеры!» - произнёс доктор,-«Вообще-то следовало бы отстранить от участия в нашем мероприятии завязавшего столь неосторожную дискуссию о качестве товаров, выпускаемых нашей промышленностью, и осмелившегося на опасный эксперимент» Никого не отстранили, гостинец всем пришёлся по вкусу. Доктор, вспоминая этот эпиэод, говорил: «Да-а-а,  я никогда так быстро по кораблю не бегал . . «.