Ян Закис, сын дяди Августа и тёти Марты, уже целую неделю жил дома. Каждый день он, хмельной, и от самогонки, с которой приходили навещать его соседи, и от радости, что, наконец-то, вернулся домой, и что теперь не надо подчиняться суровым порядкам воинской службы, помогал родителям по хозяйству; подлатал крышу, отремонтировал загородку для поросёнка, понемногу подкашивал и сушил огрубевшую траву. Ничего, хоть и август, поздновато сеном заниматься, а, всё ж, корм, зимой и такой пригодится...
Вчера прибегала Мара, дочка Дубры, жившего на хуторе, километрах в трёх от них. Она поздоровалась с ним, опуская глаза и заливаясь жарким румянцем, и, после короткого бессвязного разговора, пригласила его к ним на вечеринку, говорила, что будет много девушек и парней, гармонист хороший придёт.
- Так приходите, да? Обещаете? - Под конец спросила она.
- Приду! - Пообещал, улыбаясь, Ян.
- Я буду ждать, - тихо проговорила она, жадно всматриваясь в его лицо зеленоватыми глазами, покраснела и умчалась, только развевался подол ситцевого платья и била по спине длинная светлая коса.
После трёх часов дня Ян принялся собираться на вечеринку: тщательно выгладил форму тяжеленным, дымящимся от углей, утюгом, надраил многочисленные награды, побрился уже порядком сточенной опасной бритвой, подрезал коротенькие щегольские усики, надраил до блеска сапоги, сжал их к каблукам гармошкой, напоследок он критически осмотрел себя в висевшем на стене, пожелтевшем от времени, зеркале и остался вполне доволен своим видом.
Он засунул в карман галифе бутылку самогонки (ибо какая же вечеринка без самогонки?), вытащил из вещмешка финку, потрогал пальцем лезвие и спрятал в голенище сапога. "Надо будет раздобыть у соседей хоть пистолет, что ли? - подумал он. - Опасно так далеко ходить без оружия. И когда только "ястребки" с этими проклятыми "братьями" разделаются? - В груди стало как-то тревожно, наслышался за эти дни Ян рассказов о зверствах банды Медведя. "А, была-ни была!, что я, в самом деле, у себя дома ещё должен трястись за свою шкуру?" - Обозлился он.
К хутору Дубры Ян подошёл около шести часов вечера. Ещё издали послышались звуки гармошки, и он всё убыстрял и убыстрял шаги, подгоняемый нетерпением, ожиданием чего-то необычного, волнующего.
Его встретили приветственными криками, жали руку, хлопали по плечу, разглядывали и восхищались его тремя орденами и многими медалями, девушки боязливо притрагивались к его нашивкам за ранения. Парни уже были под хмельком, у них раскраснелись лица, сверкали глаза, разговоры стали громкими и хвастливыми.
В этот вечер много танцевали. Ян был, конечно, героем дня. Девушки наперебой приглашали его танцевать, смотрели на него восхищёнными глазами. Куда было до него остальным парням, в основном малолеткам, которым ещё предстояло отслужить в Армии, которые не нюхали пороху, не имели наград...
Когда стемнело, все перебрались в избу, плясали при свете керосиновой лампы и самодельных свечей, принесенных с собой многими гостями.
Только что кончился танец. Ян, запыхавшийся, потный, совершенно счастливый, непрестанно улыбающийся, шлёпнулся с разгону на скамейку рядом с Марой, завороженно смотревшей на него откровенно влюблёнными глазами, взял её за руку и принялся нашёптывать ей на ухо всякие милые глупости, от чего та то и дело стыдливо опускала глаза и вспыхивала румянцем.
Во дворе залаяла собака. Но в избе стоял шум и гам от громких разговоров и, то и дело, вспыхивающего смеха, поэтому на лай не обратили внимания. Внезапно дверь распахнулась и в избу ввалились пять бандитов. Дула их "шмайссеров" нацелены на людей. Стало тихо... Все замерли на местах, не в силах шевельнуться от неожиданности.
- Добрый вечер! - Громко сказал Медведь и ласково улыбнулся. - О, как вас много, и все молодые, красивые! - Обвёл он глазами насмерть перепуганных девушек, разом побелевших. - А вы чего рты пораскрывали? - Насмешливо спросил он, оглядывая по очереди парней.
Вдруг он вздрогнул, пропала улыбка. - Вот это да! - Протянул Медведь. - Смотрите, братья, какая птичка к нам в руки попала! - Глаза его впились в лицо Яна. - А побрякушек сколько нацепил! И блестят все! Ещё один вояка домой вернулся! - Он медленно пошёл к Яну, пошевеливая широченными плечами. От него шарахались в сторону.
Вокруг Яна образовалась пустота.
- Ну что, вояка, страшно стало? - Улыбнулся зловещей улыбкой Медведь. - Ишь, побелел-то как! И ты думал, что всё, отвоевался, теперь райская жизнь пойдёт? А? Я тебе покажу райскую жизнь, падла! - Он резко ударил Яна в солнечное сплетение. От нестерпимой боли тот согнулся и упал на скамейку. Медведь подождал, пока Ян очухается, взял его здоровенной пятернёй за шиворот и поставил на ноги.
- Ну, что мне с тобой сделать? - Прошипел Медведь, вплотную приблизив своё лицо к лицу Яна, потом отпустил его гимнастёрку и, с размаху, ударил его опять в живот.
Ян снова упал на скамейку, потряс головой, приходя в себя, чувствуя, как от боли темнеет в глазах. "Ну погоди, гад! - Мелькнуло в голове. - Только не спеши!- Остудил он себя. - Пусть покуражится!" Он застонал, сгибаясь в клубок. Медведь засмеялся, обвёл торжествующими глазами людей. Рука Яна в это время скользнула за голенище сапога. Он стремительно разогнулся и прыгнул вперёд. В последнее мгновение Медведь заметил блеснувшее лезвие финки, вскинул автомат, но было поздно: Ян вонзил финку ему в живот и рванул с неистовой силой вверх. Медведь утробно заревел, хватаясь руками за живот. Гулко упал на пол автомат, обнажились окровавленные внутренности. Девушки пронзительно завизжали от ужаса. Их крик перекрыли автоматные очереди.
Ян мгновенно умер, буквально изрешечённый пулями. Медведь косо, зажимая руками выпиравшие окровавленные внутренности, рухнул на пол, заелозил ногами в огромных сапогах. От его дикого звериного рёва волосы вставали дыбом.
- Братья, спасите... сделайте что-нибудь,- прохрипел он, обрывая крик, и опять завыл, не в силах сдержать невыносимую, обжигающую боль. Бандиты растерянно топтались около него, не зная, что делать.
- Хозяева! Бинты! Живо! -рявкнул один из них, тонкий и высокий, с курчавой чёрной бородой.
- Ннет у ннас ббинтов, - заикаясь от страха, ответила, белая, как мел, мать Мары.
- Простынь, материю чистую! Ну! Пристрелю! - Заорал, багровея от натуги бородатый. Хозяева скрылись в спальне, притащили кусок чистого полотна. Бородатый выхватил его и склонился над Медведем, не зная, с чего начать. Внезапно крик оборвался. Медведь дёрнул несколько раз ногами и затих. Бородатый выронил материю, вскинул автомат и заорал, скаля жёлтые, прокуренные зубы: -
- Всех перестреляю! - Дальше посыпался длинный ряд отборной матерщины и прогремела короткая очередь. Ещё несколько человек упали, скошенные пулями. Опять пронзительно завизжали девушки. Бандит со шрамом ударил автоматом со спины по шее бородатого, тот ткнулся лицом в ноги Медведя.
- С ума сошёл, идиот! - Процедил сквозь зубы Меченый. - Всех не перестреляешь, тогда сами с голоду сдохнем! Волоките их на улицу...
Утро обещало быть погожим, светило солнце, дул несильный ветерок, но, постепенно, небо затянуло плотными серыми облаками, спустя время, ветер угнал их. На смену им приплыли низкие, тёмные тучи, нависли хмуро над головой, закрапал мелкий дождик.
Мария торопливо выкапывала лопатой картошку, стараясь брать те гнёзда, где ботва уже завяла и пожелтела. С минуты на минуту дождь мог стать сильнее, не хотелось, всё же, вымокнуть до нитки.
Послышалось ворчание Тузика, затем он зарычал и залился злобным лаем. "Кто-то чужой пожаловал! - Тревожно подумала Мария. На соседей пёс так не лаял. Он, обычно в таких случаях, несколько раз гавкал для порядка и спокойно ложился на землю, продолжая только следить добродушными, в общем-то, глазами. "Ладно, хватит на обед", - решила Мария и заторопилась с корзиной к хате.
Ещё издали она заметила, что во дворе стоит мужчина в военной форме, что-то в его фигуре показалось ей знакомым. "Господи, неужели, Володя?" - Мелькнула мысль.
Она почти бежала с тяжёлой корзиной в руке, чувствуя, как сердце гулко колотится в груди, задыхаясь от волнения и радостного предчувствия. Тузик, увидев Марию, перестал лаять и завилял хвостом.
Мужчина обернулся, вглядывался несколько мгновений, и, вдруг, широкая улыбка расплылась на его лице.
- Володя! - Прошептала вздрагивающими губами Мария, выронила корзину, покатилась по траве картошка. Она шла к нему, чувствуя, как слабеют ноги, как сердце бьётся где-то у самого горла...
Владислав подбежал к ней, обхватил руками, прижал к груди её растрёпанную голову. Мария замерла, не в силах вымолвить ни слова, слыша, как громко и сильно стучит его сердце.
- Володя... милый... родной мой... если бы ты знал, как я тебя ждала! - Шептала она жаркими губами, катились по щекам неудержимые слёзы.
- Зачем же ты плачешь? - Спросил он, отстранив руками её голову, вглядываясь в её лицо. - Я же вернулся... живой... здоровый, а ты плачешь!
- Это от радости... милый... милый мой! - Они долго целовались, не в силах разжать объятия.
Мать, встревоженная лаем Тузика, открыла дверь, выглянула во двор. Увидев дочь, замершую в объятиях чужого мужчины, несколько минут молча смотрела на них, затем тихо прикрыла дверь. Они ничего не заметили, в эти мгновения они ничего не могли видеть...
- Езус! Мария! Наконец-то он вернулся! Приехал! - Шептала мать, улыбаясь.
- Слышишь, Робчик, внучек мой миленький, папка твой приехал! - Бормотала она и, взяв младенца на руки, закружила его по комнате. Малыш таращил глазёнки и улыбался, показывая розовые дёсны. - Ну, теперь мы заживём! Мужчина появился в доме! Теперь-то мы встанем на ноги!
Мария оторвалась от Владислава, долго всматривалась в его голубые глаза, опушённые длинными светлыми ресницами, наконец спохватилась: - Ой, что же это я тебя у порога-то держу! Пойдём в дом! Ты же ещё сыночка нашего не видел! - Владислав нагнулся, поднял с травы вещмешок и, обняв Марию за талию, пошёл с нею в избу. Они так вместе, в обнимку, и вошли. Мать стояла у печи и держала внука на руках.
- Здравствуйте, мама, - смущённо проговорил Владислав, опустив вещмешок на пол и стаскивая с головы пилотку.
- Здравствуй, сынок! - С акцентом, по-русски, ответила мать. Мария подошла к ней и бережно взяла на руки малыша.
- Вот он, сыночек наш, смотри! - Вся светясь безмерным счастьем, сказала она. Владислав подошёл, склонился над сыном, долго смотрел на его личико, по лицу отца скользила ласковая улыбка. Малыш скользнул по лицу отца безразличным взглядом, потом посмотрел на маму и, вдруг, требовательно закричал, его крохотное личико сморщилось и побагровело от натуги.
- Кушать хочешь, мой миленький! - Нежно сказала Мария и пошла к кровати, на ходу расстёгивая на груди пуговицы. Она присела, освободила грудь и придвинула к ней лицо младенца. Он моментально замолк, вцепился губками за сосок и жадно зачмокал, закрыв глаза.
Владислав стоял рядом и неуклюже топтался на месте. Ему хотелось сесть рядом с Марией и, в то же время, он, почему-то, не решался это сделать. Мать хлопотала у печи, готовя обед в честь такого долгожданного гостя. Наконец малыш насытился, выпустил сосок и, тут же, уснул, засопел успокоенно носом.
Мария бережно положила его на кровать.
- Как ты нас нашёл? - Спросила она, покончив со всеми хлопотами.
- У, язык до Киева доведёт! - Засмеялся Владислав, я, ведь, разведчик, - и стал рассказывать про свои дорожные приключения.
- Маша, идите кушать. - Позвала мать.
- Мне бы умыться, - сказал Владислав. - Пропылился я насквозь.
- Пойдём на улицу, я тебе там полью, - потянула его за руку Мария.
Она поливала ему из кружки, смеясь, когда он очень забавно фыркал, смотрела с нежностью, затопившей грудь, на его худую спину с выпирающими позвонками, на короткие светлые волосы. Под конец она подняла ведро, в котором осталась половина воды, и вылила ему на спину. Владислав вскрикнул и задохнулся от холодной воды, потом рассмеялся: - Ух ты! Прямо дух захватило!
Они уселись за стол. Владислав достал из вещмешка платок в подарок матери и платье для Марии.
- Спасибо, сынок, - растрогалась мать, покрывая плечи платком.
- Ой, какое красивое! - Воскликнула Мария, рассматривая платье заблестевшими глазами.
- Ты примерь, Машенька, а то я всё время боялся, вдруг тебе не подойдёт. Мария убежала в спальню и вскоре вернулась в новом платье. Оно оказалось длинноватым и слегка широким в талии.
- Красивое платье, - одобрила мать. Владислав смотрел влюблёнными глазами на зардевшееся лицо жены, на ямочки на её щеках, появляющиеся, когда она смеялась.
Мария повертелась перед ними и хотела было уйти, чтобы снять подарок, но Владислав попросил: - Побудь в нём, не снимай,- и она осталась.
Он вынимал всё подряд, что было в его вещмешке: и сахар, и тушёнку, и две буханки хлеба, и длинный кусок копчёной колбасы, и три фляги водки, складывал всё это на стол. Мария с матерью радовались подаркам, как дети, не переставая улыбаться.
- Давайте выпьем за встречу! - Сказал Владислав, уже немножко освоившийся на новом месте.
- Мне нельзя, Володя, я же, грудью кормлю. - Отказалась Мария.
- Мы, тогда, с мамой выпьем, - Владиславу было трудно и непривычно называть эту совершенно чужую для него женщину матерью, но очень хотелось порадовать этим Машу. Мать принесла кружки. Владислав плеснул в них водки, чокнулся с матерью и произнёс тост:
- За нашу встречу! За нашего сына! За мир!
- За это надо и мне выпить! - Храбро заявила Мария. Владислав поискал глазами по столу в поисках кружки.
- Дай мне свою, - попросила Мария. Владислав протянул ей кружку, она сделала маленький глоток и вернула кружку ему.
Мать тоже только пригубила и отставила кружку. Владислав выпил водку крупными глотками и жадно стал есть горячую картошку с порезанными на несколько частей зелёными огурцами, только сейчас почувствовав, насколько он голоден. Затем он хотел налить себе ещё водки, но Мария накрыла его руку своей рукой и молча взглянула на него такими умоляющими глазами, что Владислав сразу отложил флягу.
Они лежали в кровати, судорожно прильнув друг к другу. Владислав ненасытно целовал и ласкал её, чувствуя, как от желания бешено стучит сердце и тело наливается каменной тяжестью. Он прильнул к её груди, поцеловал сосок и почувствовал на губах что-то тёплое и мокрое, имеющее какой-то непонятный вкус.
- Ой! - Вскрикнул он. Она поняла и тихонько засмеялась: - Вот и ты моего молочка попробовал! - Прошептала она тихонько ему в ухо и больно прижала к себе его голову. Он услышал её горячее, прерывистое дыхание, отдавшееся в нём ответной волной, давила на виски кровь, громко и часто билось сердце...
Они лежали, остывая, Владислав нежно гладил рукой её густые, пахнущие ромашкой волосы. - Как я тосковал по тебе! - Шептал он еле слышно. - Каждый день казался вечностью, издёргался совсем, измучился...
- И мне было очень плохо без тебя, миленький мой, - ответила она. - Ох, как трудно было! Две бабы в доме, что мы могли сделать? Как тяжело с едой зимой было! Даже соль - и то проблема, - она долго рассказывала ему про свою жизнь, про всё, что ей пришлось вынести в разлуке с ним. Её шёпот навевал дремоту. Веки его стали невыносимо тяжёлыми. Владислав изо всех сил старался внимательно слушать её рассказ, и, всё же, незаметно уснул.
Мария не сразу заметила, что он спит уже и не слушает её. Почему-то стало обидно, но она тут же подавила в себе это чувство, подумав: "Что это я? Ведь он очень устал, пока добрался к нам, может, несколько ночей не спал, а я обижаюсь..." Она прижалась к нему, положила голову ему на грудь, обняла крепко, прислушиваясь к спокойному дыханию мужа. Чувствовала запах табака и долго не могла уснуть; всё мечтала о том, как они теперь славно и дружно заживут, как постепенно встанут на ноги. Будущее рисовалось ей в самых радужных тонах...
Продолжение:
http://www.proza.ru/2011/11/29/1823