Лист первый:
"Давным давно, очень далеко за горами, покрытыми зеленым бархатом
голубых (представьте себе) елей, на равнине жили дикие племена. Равнина
была огромной, по ней текли реки, похожие на моря. Эти реки замерзали каждый
год. Племена были настолько дикие, что не знали о папирусе и пергаменте. Они
рисовали свои штрихи, похожие на письмена, прямо на коре.
В этой стране недалеко от маленькой реки у края леса стояли три маленьких
домика. Три деревянных домика. В них жили три брата. И настало время
отца этих братьев уходить на покой. Позвал он их в свой дом, в тот где он жил
с младшим, и говорит:
- Всё, дети мои, всему приходит своя очередь. Вот и мне пора уходить туда,
где ходят по зелёной траве наши предки, превратившиеся в красивых,
статных оленей. Не плачьте, так было с моими родителями, так будет и
с вами. А завещаю я вам следующее. Младший так и останется в старом доме,
у вас тоже свои дома есть. Оставайтесь и дальше в жизни братьями. А
наследства моего - всего два десятка гусей. Плохое число.
С тем и выдохнул.
И пришлось делить этих гусей. Один лишний - понятно, надо выпустить душу
на волю, позвать соседей для поминания доброго человека, своего отца. А что
делать с другим лишним? И заспорили.
Старший говорит:
- Ты младший, тебе дом и всё хозяйство досталось, а мне пришлось своё
поднимать самому. Сыновей теперь надо выделять, мне лишнее лишним не
будет. А ты, средний, твоим сыновьям пока в твоём доме жить, и вместе
хозяйство поднимать. Да и строиться тебе я помогал. Мой гусь.
Младший в ответ:
- Ты старший и умный, а не сказал, что на плуг тебе все мы собирались, а
среднему скажу, что год назад все мы сложились, а наш с отцом двор вдвое
дал тебе на лошадь. И последний год я за отцом ходил и воду ему подавал.
А и мне лишнее лишним не будет. Дом пора править, чтоб невесту в него
привести. Мой гусь.
Средний им отвечает:
- Я своего старшего отдал в науку, в плотники. Вернётся, всем строить будет.
А гусь мне нужен, чтобы в городе за науку заплатить.
И заспорили. Мужчина всегда горяч, а если живёт где-то у дальней речки в
диком краю, то горяч особенно. Стали толкаться и за одежду друг друга
хватать. Даже ударил старший младшего. Очень сильно ударил, тот отлетел,
Ударился о железную скобу и тут же осел.
Пришлось двух гусей на волю отпускать. Остальных на две стайки поделили."
Лист второй:
"Очень давно и далеко-далеко, за широкой, как море, рекой и морем широким,
но с одним, как у озера, берегом жил один богач. Не то, чтобы он был совсем
богачом, но не работал и кушал сладкую ягоду виноград, закусывая её сладким
плодом хурмой. У богача была целая отара овец, целых двести, и большой двор.
И было у него целых три сына.
Старший сын жил с богачом и тоже не работал. Охотился в степи на джейранов.
Охотился не один, ему бы этого никто не позволил. Старший сын был в свите
хана и на охоту вместе с ханом же и выезжал. Охотник был замечательный, и
хан его часто одаривал монетой.
Среднему сыну богач дал несколько монет и сказал, чтобы тот отправлялся
торговать, зарабатывать на жизнь самостоятельно. Средний сын стал
караванщиком. И богатым караванщиком.
Младшему сыну не досталось ничего. Отдал богач старого ишака и отправил
его в дальние синие горы со словами, мол сам найдёшь, чем заниматься.
Обманул младший брат одного неверного и добыл себе лошадь, а потом и
вовсе стал разбойником. Караваны грабил, как бы просил поделиться. Если
караванщик мог прочесть пару стихотворений из священной книги, разбойник
давал на дорогу лошадь, если несчастный не мог прочесть молитву, то
оставался в пустыне без одежды и пищи. Жестоким стал младший сын.
Призывает богач к себе сыновей и говорит им слова:
- И мне пора собираться. Всевышний зовёт. Всё остаётся, как прежде, дом
у старшего сына, у тебя Махмуд - твои караваны, я тебе помог. А ты, Ахмад,
прекращай разбойничать, а правоверных и вовсе не трогай. Овец, треть, что
тебе достаётся, продай и сходи к священному камню, пророков послушай.
Вернёшься, займись добрым делом. И будьте братьями. Отара в двести голов,
плохое число. Жаль.
Не послушались братья. Как ты ни крути, остаются две неделимые овцы. Или
два барана... Начали спорить, каждый рассказывает, почему ему отдать. И
ругаться. Горячие мужчины. Обозвал средний младшего разбойником и
негодяем. Разозлился тот, выскочил из дома, вскочил в седло, и - в степь.
Долго ли он мчался, неизвестно, но где-то впереди увидел фигуру человека
рядом с верблюдом, подлетел и ударил своей саблей. Глянул в лицо - брат.
Тот самый караванщик.
Не двух баранов, больше отдали в жертву, да всё не впрок. Старший вскоре
попал под копыта на охоте, а младший до Камня не дошёл. Где-то в степи,
может быть, в горах потерялся."
Лист третий:
"Жил тут не очень далеко один король. Замок его стоял на самом берегу моря.
Как положено, стены выглядели сурово, чтобы никто и не помышлял напасть.
Королевство было небольшим, но его жители, подданные короля были
прекрасными мореходами. Знали все ветры и течения, мели и камни. И богатели.
Пролив.
Богател и король. А как же? Подданные были ему благодарны за защиту, да и
сам он знал, с кого какой налог требовать. Но отличала у короля одна страсть:
очень любил драгоценные камни. Все деньги, которые оставались после того,
как он раздаст войску и потратит на пищу и одежду свиты, король тратил на
камни. Иностранные послы знали тоже про эту страсть и дарили драгоценности.
Много бочек с камнями стояло в королевской потайной комнате. В
драгоценностях и пряталась Беда.
У короля выросло три сына. Старший, как это и положено, был воином:
следил, чтобы у солдат и оружие, и амуниция были в порядке. Сам подбирал
командиров, сам искал маршала. Да и бойцом принц был замечательным. На
турнирах побеждал.
Средний тоже хорошо бился, но служил простым рыцарем. Приказал король
выковать сыну оружие и доспехи, подарил лучшего коня и отправил в войско
Ордена. Далеко дошёл средний. В тёплом море коня купал. Не сам, конечно, а
оруженосец его. Но купал.
Младший, будто и не королевский сын, с детства принялся читать книжки. И
дочитался, ушел в монахи. Это, конечно было очень странно, такая скука... Но
умным стал, заслушаешься. Ждал своей очереди. Самому становиться
настоятелем.
И позвал своих сыновей король. Говорит им:
- Кажется отболели мои раны. На покой пора. Исповедываться буду, а там,
что Господь даст. Делить Вам особенно нечего, всё и так давно известно, но
хочется мне каждому дать что-то, чтобы ни на меня ни друг на друга обид не
было. Вот ключ, за тем гобеленом дверь. За ней бочки с драгоценностями. Всем
бы хотелось дать поровну, но число плохое - две тысячи камней. Не смотрите,
старшие, монаху-то эти камни не нужны, а монастырю на благое дело - то, что
надо. И будьте братьями. Всё, зовите епископа.
Монах сразу не стал спорить, не его это дело. Конечно, два камешка хорошо
разделить на двоих, каждому по одному старшему взять, да тут сестру надо
замуж за дальнего принца выдавать, а самый большой камень всё равно к
дележу непригоден, вот ей и в диадему как раз... Но остаётся один. Пилить?
Алмаз?
Нет, спорили из принципа, из гордости. Спор решили завершить вполне
по-рыцарски: через турнир. Да и помериться силой хотелось. Всё было бы
неплохо, но вмешался в дело брат-монах. А как же? Старший королём будет,
ему - всё, должен и поделиться, хоть одним камешком. Старинное решение:
зелье. Нет, не отрава, просто такой отвар, чтоб сил у старшего было меньше,
чтоб сам проиграл, а среднего маршалом сделал. Не жадность, за..."
Третий лист был в самом низу оторван.
Перед ними лежали три листа. Это была удача, вероятно, последняя в его
жизни. Конечно, зарекаться не стоило, кто ж знает, кому сколько отмерено, но
опыт подсказывал, что такое встречается пару-тройку раз на веку. Впрочем, что
значит - удача? Весь альбом, точнее, последний из альбомов ушёл за эти три
листа. Хотя, альбом не из лучших, открытки близлежащих губернских городов,
плюс уезды. Но альбом систематизированный и очень удачный.
Коллекционер встал, подошел к тумбочке, не спеша, заправил спиртовку, зажёг.
Пламя должно было устояться. Он всегда вот так же размеренно готовил себе
кофе, чтобы посидеть, подумать. Джезва была старой и, не поверите,
алюминиевой. Соль на кончике простой, нержавеющей чайной ложки, пол-ложки
сахара - всё на донышко, деревянная палочка - обычный имиджевый ритуал, для
гостей. "А как же?" Но кофе всегда был настоящим, крепким. Правда, для
данного случая требовался праздничный. Пять зёрнышек - в кофемолку, в один
размол, и отправились туда же, в джезву. Палочка, вода, спиртовка.
Коллекционер подошёл к шкафу за длинным пинцетом, но вспомнил, что
пинцет лежал на столе. Вот этот предназначался уж точно не для выпендрёжа.
Листы обжигали. Один раз он коснулся листа тыльной стороной ладони, ожог
прошёл лишь через два месяца. Что удивительно, по легендам эти листы лежали
в шкатулке у Сказочника. В шкатулке из кедра. Долго. Должны были её
испортить. Не испортили. В музее стоит. Коллекционер видел и фотографии, и
каталог. И не было в листах никакой химии, проверено. Листы обжигали только
живую плоть.
Коллекционер опять подошёл к столу. Три листа, один около другого лежали
на столешнице. Казалось бы, пергамент должен бархатно впитывать неяркий
свет лампы. Но листы немного светились, как будто под каждым лежала
неоновая лампа. Сам пергамент смотрелся явно старинным, а вот тушь была
довольно свежей, не раньше XXVII века, ребятам в Университет на спектрометр
носил. Похоже старые записи счистили (как умудрились?), а поверх написали
вот эти. Конечно, подделка, под готику. И старый язык - имитация, Филолог
сказал. Правда, может быть, переписчик путался? И такое может быть. Так
попался Сказочник на новодел или знал о том, что не оригинал? Хранил же.
Коллекционер взял в руки переводы. Стоял, читал. Нет, точно у Сказочника
нигде не встречается ни одного из этих сюжетов.
Кофе сварился, коллекционер снял кофейник, налил в чашку: пусть остывает.
Стол. Шкафы. Вот оно, богатство. Всю жизнь собирал эти рукописи. Всё,
реестры, расписки, записки, даже школьная ведомость известного в городе
авторитета. И, что удивительно, сплошные пятёрки. Судьба. В коллекции лежала
даже хлебная карточка с надписью: "За убытием". Явно из райцентра... Всё
расписано, систематизировано, на каждый автограф своя карточка. В общем по
этим рукописям можно было бы восстановить историю губернии и области за
последние два столетия.
Коллекционер сел за стол и задумался. Что-то мешало, что-то чувствовалось.
Рукописи. Двадцать тысяч рукописей. И три. Нет, детей не было. Три племянника,
прекрасные ребята, настоящие братья. Всё хорошо. Устроены. А это богатство
для них - хлам... Двадцать тысяч рукописей и эта надпись: "Vic F D". И знак
вопроса. Рукой Сказочника, тонким пёрышком в верхнем углу третьего листа.
Значит, писать завещание? В музей? Или...
Станислав Фёдорович взял в руки лист бумаги, ручку и внимательно
посмотрел на непогашенное пламя спиртовки.