Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница. Она мучает не только его, но и его верного сторожа, собаку. Если верно, что трусость – самый страшный порок, то, пожалуй, собака в нем не виновата…
М. Булгаков « Мастер и Маргарита». Гл. 32
Скоро, уж скоро никого у вас не останется, — продолжал о. Серафим.— И как на Саров бури, так и на вас еще хуже Сарова будут бури! Но я вас поручаю Господу и Царице Небесной! Ничего не бойтесь, хотя бы и все на вас, да Господь-то за вас! Мать вам Сама Царица Небесная, а по Ней все управят!»
Пр. Серафим Соровский. Гл. 19.
Снова дома.
С утра город окутала морозная дымка. За ночь навалило снега так, что глазам больно было от этого серебристо - белого великолепия. Старый Калачинск медленно просыпался после ночной снежной вьюги.
Люда, наспех надев шапку и пальто, выскочила на улицу. Мороз тут же схватил за нос, щёки, безжалостно жег руки. Люда вдохнула морозный воздух полной грудью.
Она приехала накануне вечером, вся какая-то измученная и потерянная, а уже утром от вчерашнего состояния не осталось и следа. Говорят же, что родные стены помогают.
Девушка смотрела в синеву высокого и чистого зимнего неба и вспоминала строки из известного романа «Война и мир», когда Андрею Болконскому вдруг открылась тайна «высокого» неба. Может, как и двести лет назад ей также откроется тайна неба. Люда ждала ответа, но вокруг было разлито безмолвие. Девушка стояла и стыла, чувствуя, как озноб охватывает все тело – надо было заходить в дом греться.
Старенькие ходики неумолимо отстукивали время. Стрелки предательски спешили вперед, а так хотелось перевести часы назад, когда была ещё жива мама и бабушка.
Пять лет назад было именно так. Когда Люда приезжала в отпуск зимой, дом наполнялся теплом этих двух людей. Топилась печь, мама готовила обед, а бабушка ставила тесто для пирожков с любимым клюквенным вареньем. Люда же носилась из дома на улицу, потом с улицы обратно в дом, бегала то за дровами, то за водой. «Вот оглашенная», - с улыбкой говорила бабушка, - будет мотаться-то, холоду напустишь». А потом вечером они втроем пили липовый чай с душистыми бабушкиными пирогами.
Люда посмотрела на печь, в которой слабо разгорались дрова - и от воспоминаний вдруг закололо в правой стороне. Девушка подбросила несколько поленьев, приятный треск горевших дров, словно знахарь, исцелял душу.
С того времени, когда она осталась одна, Люда не часто бывала в родительском доме. За домом приглядывала ее родная тетка, Зинаида Ивановна, которая постоянно ворчала, дескать, не нужен дом - продавай, не находишься зимой –то (а жила она через три дома на этой же улице). В Москве Люда уже приняла решение продать дом. А вот сейчас, оказавшись рядом со всем, что было так дорого, готова была повременить с продажей.
Здесь прошла жизнь ее бабушки и мамы. Отца своего девушка не помнила: он уехал на север, как тогда говорили, за длинным рублем, да так и не вернулся. Мама плакала по вечерам, ходила куда-то писать запросы, но все тщетно. Окончательно потеряв надежду на возвращение блудного мужа, она перестала плакать, страдать и, заострив сердце мужеством, решила: видно, судьба такая выпала ей.
Бабушка, Раиса Михайловна, была доброй и милой. Люда запомнила ее именно такой, с добродушной улыбкой и готовой всем помочь. В годы войны бабушка работала санитаркой в госпитале, куда привозили эвакуированных из блокадного Ленинграда. Говорят, что от перенесенных лишений, утрат, боли сердце каменеет, закаляется, как сталь в печи. В годы войны бабушка потеряла мужа и двоих сыновей, еле выходила старшую дочь, тетку Зину, и молилась за младшенькую, Стешу, Степаниду Ивановну, маму Люды. Сколько же мудрости, терпения и доброты было в этом светлом человеке! Бабушка была верующей. Наверное, пережить все трудности и не озлобиться, не сломаться помогла ей вера.
Оглядывая комнату, Люда задержала взгляд на иконе Божьей Матери. От иконы исходил такой лучезарный свет, что девушка застыла на месте. Впервые ей хотелось молиться неистово и жадно. Нашла свечу (бабушка держала свечи возле икон), зажгла, встала на колени и, не замечая холодного пола, стала молиться: «О Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! Молю Тебя, прошу не отврати лица Твоего от прибегающей к Тебе».
Все путалось. Люда перебирала в памяти слова молитвы: «Со страхом, верою и любовью поклоняюсь Тебе, прошу: убереги от неверия, ересей и раскола. Потеряв надежду и веру, только на Тебя уповаю, Пречистая Дево: Ты одна всесильная христиан Помощница и Заступница».
Так легко становилось на душе, так чисто, что Люда не замечала горячих слез, которые текли по ее щекам.
«Избави всех, с верою Тебе молящихся, от падений греховных, от злых людей, от всяких искушений, от бед и от напастей, подари нам дух сокрушения, смирение сердца, чистоту помышлений, исправление грехов в жизни, -крестилась, постоянно била челом Матери Заступнице, -воспеваю величие Твое, прославляю имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.»
Когда она сказала последнее слово молитвы, то почувствовала внезапную слабость во всем теле, немного пошатнулась.
В доме становилось теплее, но пол был ещё холодным, и Люда только сейчас ощутила, как остыли коленки. В печке уже вовсю трещали дрова, наполняя комнату и теплом, и ярко- красным светом. Языки пламени расползались по стенам и полу. Хотелось спать. Люда расстелила кровать, перекрестилась еще раз и без сил повалилась в мягкую перину, забывая обо всем.
«В Москву! В Москву! В Москву!»
В Москву она приехала поступать после окончания одиннадцатого класса. Еще в школе определилась, что будет только журналисткой. Как-то в десятом классе открылся литературный кружок. Интересно было все: и жанры традиционной журналистики и современные: пресс-релиз, и ньюс-релиз, бэкграундер.
Люда представляла себя преуспевающей этакой медиа-леди, в руках которой крупное медиа – агентство, да что там агентство, целая корпорация.
Выпускные экзамены выдержала с блеском. И жарким летним днем поезд уже уносил ее мечту туда, где надлежало этой мечте сбыться – в Москву!
Набранных баллов, полученных на выпускных экзаменах, было вполне достаточно, но надо было еще сдать внутренние экзамены. Люда была уверена, что эта вершина ей покорится без особых усилий. Она столько раз писала сочинения и делала это с превеликим удовольствием, что и теперь считала это занятие любимым.
Списки вывесили во вторник. Люда пробегала глазами фамилии и не находила своей. Сначала она думала, что это наваждение какое-то.
Нет, она точно должна быть! Просто мелкий шрифт, большой список - надо быть внимательнее. Глаза сосредоточенно скользили по бумаге сверху вниз, но свою фамилию она не увидела.
« Не может быть, - с горечью подумала Люда, - этого не может быть, я выбрала интересную тему, постаралась раскрыть ее, как и учили, с разных аспектов, проверила три раза. Что делать-то?- из глаз бурным потоком полились слезы. Домой! К маме! Прижмусь к ее плечу, все ей расскажу» -растирая ладошкой стекавшую по щекам тушь, она представила, как возле калитки встретит мама, как не выдержит Люда и расплачется: «Легко сказать, домой, а потом что? Чем заниматься? Где работать? Я ведь без журналистики пропаду».
Она устало плелась по шумному мегаполису, не разбирая дороги, потом спустилась к набережной Москвы- реки и села у воды на начина ющие остывать теплые камни. Отчаяние и пустота накатывали с каждой волной.
Вернувшись в общежитие только под вечер, твердо решила, остаться в Москве, найти работу, записаться на курсы, потом, может, и репетитора нанять и готовиться, готовиться к новому бою. Врать домашним не стала, написала в письме, что будет снова пытаться, а пока включилась в поиск работы. Мама, конечно же, звала домой, высказывая опасения насчет трудной и совсем небезопасной для юной девушки жизни в большом городе.
На работу устроилась курьером, через знакомых сняла недорого комнату. Купила старенький компьютер и освоила профессию копирайтера, а через некоторое время появились первые предложения и неплохие деньги. Люда быстро освоила тонкости работы, поняла, что нужно заказчику, чтобы товар хорошо продавался. Как человек основательный, он досконально изучить рынок, потребительский спрос. Ей казалось, что она идет в нужном направлении: ее голова просто фонтанировала идеями. Заказы росли, как грибы после дождя, и вскоре она стала востребованным специалистом по так называемым «продающим моментам». Наконец-то она могла заплатить за курсы в университете.
Год пролетел незаметно, и экзамены были выдержаны «на отлично». Радостная, она кричала маме в трубку, что поступила, что все хорошо, а на том конце трубки слышала только частые всхлипывания родного человечка. Обе они понимали, что это были слезы радости. Впереди была новая и интересная студенческая жизнь, которую так ждала Люда.
Тётя Зина.
Дверь распахнулась, впуская в натопленный дом клубы морозного воздуха.
Люда поежилась под одеялом.
- Спишь, племяшка, - ласково сказала тетя Зина, - вставай, завтракать будем, я вот тебе котлеток нажарила, картошечка еще тепленькая. Молодец, что дом протопила, стало быть, не забыла, как топить-то.
- Здравствуйте, теть Зин, - потянувшись во весь рост, нараспев ответила Люда.- Только умоюсь и позавтракаем.
Когда дышащая свежестью Люда вошла в дом, на столе стояли грибы, дымящаяся картошка, вкусно пахло котлетами. Тетя Зина хлопотала возле стола.
- Вот и славненько, позавтракаем, значит…
Люда с аппетитом уплетала все, что поставила тетя Зина. Девушка соскучилась по домашней еде.
- А может, наливочки, а племяшка? У меня есть, я захватила с собой, - сказала тетя.
-Вообще –то с утра не рекомендуют, -ответила Люда, - ладно, давайте, тетя.
-И я с тобой выпью, поддержу компанию, тем более что разговор есть.
- Серьезный?
-Серьезней некуда.
- Ну, тогда наливайте.
-Я все тебя спросить хочу: что думаешь дальше делать? В Москву опять поедешь или как?
- Не решила еще, я сюда приехала –то, понимаете теть Зин, подумать, приехала…, взвесить все, как-то у меня там не так пошло…, надо разобраться, в чём дело…, подумать надо.
- Ну –ну, я что? Я с предложением к тебе. Может, останешься? Мне не сладко одной-то. Мои, сама знаешь, непутевые. Сашка пить, конечно, бросил, слава Богу, но с работой проблема, подрабатывает то там, то сям, а ведь парень мастеровой, с головой. Вот года два назад с заброшенного хоздвора (там полно бесхозной техники) все таскал какие-то железяки. Весь двор наш заполонил, все собирал что-то. Так собрал ведь! Чёртевня какая-то, а землю можно пахать. Прошлой весной опробовали, так удобно. Есть у него мечта: ремонтировать машины. Как говорит об этом, весь светится изнутри, а где тут этой мечте-то разгуляться, тут от этой мечты –одна труха, -утирая слезы, говорила тетка.
-Теть, Зин, а Зойка как? Помнится, такая активистка была, а как рисовала! Загляденье! В школе она и тарелки и шкатулки расписывала, у меня до сих пор ее шкатулка сохранилась.
- Да было, -вздохнула тетя Зина, - только она давно не рисует. На парикмахера выучилась. А кого тут стричь? Мечтает выскочить замуж, всё какие –то придурки приезжают на машинах. Она перед ними хвостом крутит. Противно так, сил нет никаких. Только ругаемся. Уехала она, в области живет с каким-то бизнесменом. А денег всё равно у мамы просит. Такие, значит нынче бизнесмены. А у меня пенсия 4.200 -не разгонишься. Так вот если останешься, будем вместе выживать. Место можно сыскать-то, ты девка у нас грамотная, а решишь уехать, то давай хоть квартирантов пустим, может, что и заработаем, у меня на примете есть люди - молодая пара. Ну что я тебя учить буду? Ты у нас грамотная – разберешься, ладно… пойду я уже.
Люда доела котлету, налила себе стаканчик наливочки, выпила и захмелела. Думала, что посидят они с теткой по-родственному, вспомнят былое. А вышел такой разговор, и не деловой, и не душевный, а с надрывом душевным. И сказать, что не знала она про такое житье-бытье теткино, значит, ничего не сказать. Знала. Вспомнилось ей, как получив от тетки письмо, полное слез и причитаний, подумала, что надо бы позвонить, успокоить, поговорить, родня все же, не получилось: занялась покупкой наряда к торжественному ужину, который намечался после презентации. Половину выходного дня угрохала, чтобы найти нужное платье, другую половину- на подбор украшений. А к вечеру уже успела устать так, что еле до кровати доползла. Тетке, конечно же, так и не позвонила.
Дом стал остывать. От печки еще исходило тепло, но стены уже остыли. Люда накинула старую меховую куртку и вышла на улицу, в сарай, за дровами.
Было морозно. В сарае нашла несколько поленьев, аккуратно разрубленных пополам, видно было, что двоюродный брат Сашка похозяйничал. Верхние дровишки уже немного отсырели, а внизу в самый раз для топки. Разожгла бумагу, снизу положила большие, толстые поленья, дальше - тоньше, чтобы быстрее разгорелось, закрыла дверцу печки, поставила на кружки большую кастрюлю с водой. Почему-т о в доме было не усидеть -хотелось пройтись.
Начинало смеркаться. За ворота идти не стала: всё –таки печка топится. Она вспомнила, как любила в детстве в такое время выбегать во двор и дышать свежим, морозным воздухом, смотреть на дымящиеся трубы соседних домов, ловить руками снежинки, сняв варежки, или просто побегать по заснеженной земле, а потом, румяной, влететь в жарко натопленный дом и выдумывать всякие небылицы о том, кого она случайно встретила во дворе под общий хохот мамы и бабушки. Она зашла в дом, остановилась возле печки, чтобы погреться. Печка, довольная тем, что ее досыта накормили, щедро отдавала тепло, пыхтя и потрескивая, она разрумянилась, как на празднике, и, несколько не смущаясь, просила новой порции. Люда подбросила дровишек и села за стол. В душе была пустота, ни о чем не хотелось думать, а думать надо было…
Покорение вершин.
(Опыт московской жизни)
Студенческие годы пролетели, как один день. Оглянуться не успела, как в руках красовался диплом. Она – дипломированный специалист, для нее все пути открыты, все дороги светлы.
Так как Люда еще на втором курсе стала подрабатывать корреспондентом, а потом и редактором в одной районной газете, то проблем с выбором места у нее не было. «Как закончишь, сразу к нам», - слышала она обнадеживающие слова главного редактора.- Поручу тебе ответственное дело: будешь вести колонку о выполнении социальных программ в районе. Девушка постоянно носилась по району и снимала то строительные работы, то открытие нового центра, то снос пятиэтажек.
И всё это моментально помещалось на страницы газеты. Вот уже вскоре пёстрой лентой засияли заголовки и пресс- релизы на полосах газет:«В районе широкими шагами идет переселение. Намечен снос пятиэтажек. Люди наконец-то получили возможность переехать в новые дома с более комфортными условиями жизни». « Делу время - потехе час: у жителей нашего района появилась уникальная возможность и отдохнуть с пользой и найти развлечение на любой вкус. Намечается открыть зону отдыха с торгово-развлекательным и физкультурно- оздоровительным центрами». «Переживающих по поводу сноса «ракушек» спешим успокоить: на территории нашего района уже ведется строительство многоярусных паркингов, определены также новые площадки под программу «Народный гараж». Так что, как говорится, места всем хватит». Работа так спорилась, что земля горела под ногами. Всё хотелось снять, обо всем рассказать. Редактор была довольна.
Возвращаясь с работы, еле волоча ноги после трудового дня, наполненного беготней по району, Люда слышала, как жаловалась соседка на то, что чтобы получить нужные лекарства бесплатно для отца- инвалида, нужно сто аптек оббегать; потом сосед с третьего этажа, нервно покуривая сигарету, пересыпая отборными словами, ругал это «чертов народный гараж»: машины стоят так, что и дожди заливают, и снег засыпает, а зимой, когда выезжаешь по обледенелому серпантину, того гляди, машину стукнешь, а денег отвалил за этот гараж, будь здоров!
-Люд, ты же пресса, напиши об этом, что ж мы мучаемся так?
- Ладно, напишу, дядь Лёнь, -не спеша поворачивая ключ в замке, отвечала Люда.
А на следующий день она уже летела в префектуру, потом на съемку открытия детского сада, а вечером – на встречу с правлением района. Может, она так и работала в этой газете до глубоких седин, доросла бы до места главного редактора, если бы не череда различных ситуаций, которые дали пищу к иному роду рассуждениям.
Это было летом. Как всегда Люда пришла поздно вечером домой. Даже ужинать не стала, а, приняв освежающий душ, бухнулась в кровать, моментально погружаясь в пелену сновидений. Но глубокой ночью ее разбудил странный шум бензопилы. «Странно, -подумала Люда, - мы же не в лесу, откуда здесь бензопила, может, мне приснилось?» Она раскрыла глаза и посмотрела на часы- половина третьего ночи. Шум теперь слышался явно, только к нему примешивался крик возмущенных людских голосов. «Безобразие…, по какому праву? Покажите постановление!»- доносилось с улицы. Девушка вышла на балкон. То, что она увидела, поразило ее. На улице бригада рабочих спиливала деревья и кусты, а вокруг скопилось довольно большое количество жильцов, недовольных шумом и произволом рабочих. Люда быстро оделась и сбежала вниз.
- А я говорю, все законно, у нас и бумага есть, здесь будет развернут проект «Народные гаражи», – отмахивался от людей один рабочий, по –видимому , главный.
-Где это видано, чтобы так уничтожали зеленые насаждения? -не унималась одна жительница дома, - мне известна программа озеленения дворов, и мы не позволим так просто уничтожать нашу экологию.
- Я писать буду в мэрию, - жаловалась другая.
-Да что говорить? Надо вызвать милицию.
- Вызывайте, хоть правительственные войска, мне всё….., -остатки русской брани заглушил звук бензопилы.
-Не дам, - словно на амбразуру вражеского дота, бросилась женщина на рабочего, и ей на помощь поспешил сосед дядя Лёня, а за ним - другие мужчины.
Люди в ярости стали выхватывать бензопилу и теснить рабочих к проезжей части. Люда шестым чувством улавливала, что правда на стороне людей, и поэтому влилась в ряды жителей. Неизвестно, чем бы закончилось дело, если бы не подоспела милиция. Люди наперебой стали кричать, жаловаться и просить прекратить самоуправство. Капитан милиции спокойно взял в руки бумагу, пробежал глазами, потом сказал: « Так, все ясно, ладно товарищи рабочие, пройдемте в машину, разберемся в отделении, а вы расходитесь, расходитесь по домам, не нарушаете порядок». Люди еще долго спорили, жаловались и сердились, пока наконец не захлопнулись двери подъездов.
Зайдя в квартиру, Люда, не зажигая свет, села на кровать. Сон улетел, как туман рассеивается к обеду. «Если с бумагами все в порядке и есть законное распоряжение на строительство гаражей, то почему ночью? Что нельзя в рабочий день это сделать? А если что-то не в порядке? То, кто эти рабочие, от чью фирму они представляют? Ладно, завтра разберусь», - подумала Люда.
Утром она в красках описывала ночное происшествие коллегам, потом, взяв план соцмероприятий района, не нашла там по указанному адресу запланированного строительства. «Значит, не законно! А если раскопать, кто да от кого, да почему, по какому праву, неплохой материальчик получится», -думала девушка. Вечером она увидела тех же рабочих, кучку недовольных жителей и милицейскую машину.
-Вот полюбуйся, Люда, оказывается, они тут законно, и разрешение имеется, -сказала соседка по площадке.
-Что за черт, -выругалась Люда, - я сегодня план смотрела развития нашего района, нет там этого строительства, созванивалась с префектурой, они тоже подтвердили, что ничего не планируют строить.
- Да они, что хочешь, скажут, вот точно, взятку дали кому надо, и дело пошло.
-Люди говорят, что машина-место здесь будет около 100 тысяч стоить, откуда такая цена, я вас спрашиваю, если везде 250- 350 ? –возмущался дядя Лёня.
Толпа постепенно разделилась на протестующих и интересующихся. Несколько мужчин подошли к рабочим и стали что-то спрашивать, потом внесли свои фамилии в какой-то список и пошли домой.
- Бедный народ, -сказала пожилая женщина,- у них будущее отбирают, а они за 30 сребреников душу продают.
Вокруг лежали под корень спиленные деревья, разбросанные ветки кустов. Сиротливо и неуютно стало во дворе среди бетонных домов- монстров и асфальтированной дороги.
«Ладно, посмотрим, кто кого! Завтра подкачу к редакторше с интересным предложением», - твердо решила Люда. Она была уверена, что заинтересует редактора этим материалом, и дело выгорит.
Но завтра было облачным. С утра зарядил дождь, резкие порывы ветра разносили остатки листьев и веток от вчерашнего ночного грубого вмешательства человека в гармоничный мир природы.
Люда спешила в редакцию. Просто вломилась в кабинет к Ольге Ивановне.
-Ольга Ивановна, у меня сенсация, - выпалила с порога она.
- Ой, оглушила прямо с утра, что там такое стряслось?- монотонно спросила редактор, ещё не включившись в активную работу.
Редактор благосклонно относилась к Люде, надеясь, что та со временем займет место помощника главного редактора. Ольге Ивановне импонировал проницательный ум Люды, настойчивость, умение охватить событие целиком и большое усердие и трудолюбие.
- Ольга Ивановна, помните, я рассказывала о том, что у нас сомнительные гаражи будут строить.
- Да, кажется, припоминаю, а почему сомнительные?
- В том –то все и дело, что разрешение якобы имеется, но в плане строительства нет, и ни в муниципалитете, ни в префектуре об этом не знают.
- Что ты хочешь сказать?
- А то, что строительство это, скорее всего, не законное, можно раскопать и больше, если постараться. Вот прошу, чтобы Вы меня забросили на этот материал.
- Видишь ли, Люда, я рада, что ты так за правду стоишь, можно сказать, горой, но это не наше расследование, точнее, это не наш формат. К тому же тебе надо быть сегодня на празднике по случаю вручения инвалидам новых колясок. Поэтому занимайся лучше освещением важных событий в городе.
- А гаражи, по – вашему, не важное событие. Их возводят в нашем районе, не понятно, по чьему разрешению; вырубили кучу деревьев и кустов, и это нас, выходит, не касается?- Люда чувствовала, как в ней закипает кровь.
- Всё, хватит! Разговор окончен! - леденящим душу тоном произнесла редактор, -иди и работай.
Это было первое недовольство, которое высказала Люде Ольга Ивановна. В душе остался неприятный осадок.
Во время обеденного перерыва Люда решила забежать в столовую перекусить и заодно поговорить с коллегами:
- Представляете, наша мне отказала в таком материале! О гаражах. Ну, помните, я рассказывала, как ночью пилили деревья…
- Ты что раскопала что-то? – спросила Тоня.
-Да, думаю, речь идет о незаконном строительстве.
- Угомонись, кому это надо: законно или не законно, там без нас все решили.
-А разве задача журналистов не заключается в том, чтобы ставить серьезные проблемы перед людьми и властью, тем самым побуждая ее к действию. Мы не должны манипулировать сознанием, а помогать людям разобраться в происходящем, иначе мы только придаток власти и все, - возразила Люда.
- А тебе плохо что ли?- спросила Тоня.
- Манипуляция? Проблемы какие –то ставить она собралась перед властью? Кого ты побуждать собралась? Тех, кто выдал документы на строительство, уже ни к чему не побудишь, а те, кто получил эти документы, об этом вообще не думают. Ты собралась войну объявить им что ли?- включилась в спор Лена.
Люда, недоумевая, молчала. Она пока не знала, что ответить, но твердо решила, что найдет ответы на все вопросы.
Дождь, начавшийся с утра, не переставая, лил. Крупные капли стекали по окну столовой. Люда посмотрела в окно: на остановке в инвалидной коляске сидел инвалид, молодой парень в камуфляже. Рядом стояли две женщины, оживленно беседовали. Люда подумала: «Наверное, милостыню будет просить». Но девушка ошибалась. Женщины, закрыв зонты, сели в подошедший автобус и уехали. Потом подъехал второй автобус, за ним третий. Но бедолага оставался на остановке. И только, когда подошли двое молодых людей, мужчина- инвалид привлёк их внимание. Когда наконец остановился автобус, один из молодых людей приподнял коляску, а другой, зайдя в автобус, помог мужчине без ног оказаться внутри. Двери закрылись.
Эти двери разделили понимание Люды на два мира. В одном, светлом и добром, по дорогам колесили автобусы со специальными устройствами для инвалидов, о которых на страницах газеты писала молодая журналистка, и люди с ограниченными возможностями могли без посторонней помощи взбираться в автобус.
В другом – под проливным дождем в инвалидной коляске остался ждать свой автобус молодой парень без ног.
В этот день Люде предстояло побывать на празднике для инвалидов, который устраивал город, и осветить красочно это событие. Дождь к тому времени перестал лить и слегка накрапывал. По сообщениям синоптиков, во второй половине дня ожидалась ясная погода.
«Что это? Вот сейчас я видела счастливые лица людей, получивших новые, усовершенствованные коляски. Этим людям дарили подарки, сертификаты. Они были счастливы. А когда спустилась под землю, в метро, увидела грязные изможденные лица инвалидов, катающихся по станциям и просящих милостыню. Так что же делается для них на самом деле? И что надо сделать, чтобы им жилось легче?» - думала девушка.
- Я тебя не узнаю, Люда, -возмутилась Ольга Ивановна, -где напор? что за слог? Это статья не о празднике, а о похоронах. Соберись и немедленно переделай. Люда смотрела в сторону.
- Ты слышишь меня? – спросила редактор, - будем считать, что я ещё материала не видела, быстренько переделай…
- Извините, Ольга Ивановна, но я… я… не переделаю, я не могу, - выдавила из себя девушка.
Люда протянула лист бумаги.
- Что это?- не глядя, спросила редактор, - что это, я тебя спрашиваю? Ольга Ивановна негодовала.
- Заявление…, об уходе.
-Ах, вот как? Ну и куда ты уже лыжи навострила?
- Пока не знаю, но найду. Не хочу больше здесь работать, - спокойно, но твердо ответила Люда.
- Ну, что ж, хозяин- барин, неволить не стану, но с таким гонором ты ни с кем не сработаешься! Две недели отработаешь -и гуляй вальсом, - повысив голос, сказала Ольга Ивановна.
Через две недели Люда получила расчет и была свободна, как птица. Ей казалось, что она попала не в свою струю, и теперь предстояло найти своих.
Своя среди чужих.
«Вот наконец-то делом займусь», -думала Люда.- Ничего свято место пусто не бывает».
Она с завидным упорством включилась в поиск новой работы. И вскоре в её квартире раздался телефонный звонок. Одно общественно- политическое издание нуждалось в молодом инициативном сотруднике, который готов был взвалить нелегкую ношу проектной деятельности.
Люда согласилась. Её первым заданием был проект о высотном строительстве. Вместе с напарником она внедрилась в строительную среду в качестве подсобного рабочего. Выявить просчеты в строительстве, где постоянно нарушались и техника безопасности, и трудовое законодательство, было делом не сложным. Обладая хорошим чутьем журналиста, Люда сразу определила круг проблем: во- первых, инвесторы, которые не совсем ясно представляли затраты на такое строительство, во – вторых качество строительства страдало из –за отсутствия специалистов. Ну, а в третьих, квалифицированных рабочих заменяли гастарбайтеры.
Статья получилась острая, злободневная.
Утром Люда уже сидела в кабинете главного редактора.
- Ну что, поздравляю, -говорила, Татьяна Борисовна, главный редактор газеты,- свежо, главное, остро, слог хороший, одним словом, молодец! Желаю удачи.
- Спасибо, - с нескрываемой радостью, произнесла Люда.
« Мы еще посмотрим: кто с кем сработается?!»- подумала Люда, вспоминая обидные слова Ольги Ивановны.
Счастливая, она влетела в кабинет.
-Ты что квартиру в лотерею выиграла?- спросила Света- фотограф.
-Больше! Настоящее дело. Это главное! А квартира, машина и всё такое прочее- это ещё будет! -Ладно, девчонки, надо за работу приниматься. У меня новая тема – Замоскворечье…
Вооружившись фотоаппаратом, Люда блуждала по улицам Замоскворечья в поисках реставрированных зданий старинного некогда места. Когда-то эти места утопали в садах, плоды которых щедро подавались к царскому двору. Это был особый мир с одноэтажными домиками, добротно скроенными, с густыми садами и огородами, с колокольнями и крестами, расцвеченными золотом.
В глубине дворов современного района было тихо. Издалека доносился глухой стук работающей строительной техники.
Улица Щипок, Зацепа… Теперь от старинных зданий осталась только этажность. Действительно, 2-3-х этажные дома редко встретишь в Москве. Вот полудворец с пандусом для каретного въезда, сохранившейся ещё с тех времён. Фасадные выступы, навесы - все эти архитектурные ансамбли напоминали о прошлом России.
Александровская больница. Только современный вид её оставлял желать лучшего: облупившаяся штукатурка, вываленные части серого цвета колон зияли, словно раны на теле больного. Люда так увлеклась съемкой, что не заметила приближающегося к ней охранника.
-Девушка, это я Вам говорю. Вы что же? Кто разрешил? Где разрешение на съемку?
Люда помчалась, что было духу. «Догонит, отберет фотоаппарат, пленке - конец», - думала девушка, миновав уже полквартала. Потом вдруг остановилась и оглянулась: за ней уже никто не гнался.
Внимание привлекла надпись наверху здания, выполненного в кремовой гамме. Наверху было написано : «Солодовниковское училище купеческого общества». Люда вспомнила страницы истории:открытие этого училища было связано с «чудесным» спасением Александра II. Сейчас там располагался РосЕвроБанк, аккуратный «новодел». По обеим сторонам улицы таких аккуратных «новоделов» было видимо –невидимо. Все новенькие, окруженные черной оградой под присмотром видеокамер, эти здания были словно тенями из прошлого.
«Тени из прошлого. Проблемный репортаж»- появилась запись на белом на компьютерном листе. Хотелось привлечь читателя к размышлению, прожечь до дыр его душу и совесть, поэтому не скупилась Люда на эпитеты и метафоры: «сжимается сердце оттого, что эти творения так несчастны сегодня», « наша старина старится и рассыпается на глазах», какое же будущее может быть у страны, которая уничтожает культуру?» Люда не замечала времени. В квартире размеренно стучали ходики. Старые часы хозяйки, у которой жила девушка, показывали половину первого ночи. Этим настенным часам было без малого лет 50, но ходили они исправно. И только, когда стрелки старинных часов оббежав два круга, приближались к глубокой ночи, свет в комнате Люды наконец-то погас.
Утро следующего дня было солнечным. Люда с трудом услышала будильник, потянулась во весь рост. Глаза предательски не хотели открываться. Шутка ли, она сомкнула их в половине третьего. Но настроение было отличное. Она собрала интересный материал.
Буквально караулила главного редактора у двери.
- Доброе утро, - сказала Люда, едва увидев в коридоре Татьяну Борисовну.
- Доброе, доброе, а ты что же с утра пораньше?
- Татьяна Борисовна, я закончила статью, - с радостью сообщила Люда, Вы можете посмотреть.
- У меня сегодня много работы, потом совещание, ладно давай, посмотрю в конце рабочего дня, - заметила главный редактор.
После обеда в кабинете главного редактора грянула настоящая гроза.
-Людмила, что это такое? Ты делаешь такие обобщения, как будто ты сама управляешь градостроительной политикой в городе, - холодным тоном произнесла Татьяна Борисовна.
- Но ведь старина… , она разрушается.., а до нее дела никому нет. - пытаясь обрести уверенность в голосе, возразила Люда.
- Разрушается?!
-А как ты себе представляешь сохранять то, что уже утратило свою ценность, тебя послушать, так мы должны жить в деревянных домах со старыми коммуникациями. Страна, между прочим, развивается, и город тоже. Сегодня к нам со всего мира едут туристы, на что они должны смотреть? На груды мусора? Дома разрушаются, ветшают, появляются провалы между домами, там лом, мусор и всякая ерунда. Да что я тебе говорю? Ты должна была разобраться, изучить документы, прежде чем писать такое.
-Я с Вами не согласна. Дома в Замоскворечье - это историческая ценность. Эти дома строились в XIX веке, они – свидетели истории, - спокойно и уверенно сказала Люда. Поддерживать их первоначальный вид –значит помнить о прошлом, пусть оно было не таким уж радужным, но было…, понимаете, было…! Вот Вы говорите, что туристам нечего будет смотреть? Точно нечего. Чем мы хотим их удивить? Высотками? Огнями? Так у них этого добра навалом. А вот ухоженными старинными домами удивить можно. В Рим люди едут, чтобы смотреть не современный город, а развалины, именно они сохраняют то, что прячет история.
Девушка смотрела прямо и уверенно.
- Ну ладно, хватит. Демагогию развела, - произнесла редактор, - или переделывай статью, или… Все, иди работай.
Люда направилась к двери, Татьяна Борисовна вдруг сказала:
- Вот что, я вижу, с этой темой у тебя не срослось. Поедешь в командировку. В регионы. Будешь изучать проблему профтехучилищ . Думаю, глупость у тебя из головы выветрится. Вводные для статьи получишь позже.
Когда Люда закрыла дверь редакторского кабинета, она почувствовала, как боль, душевная боль обвила ее, словно колючая проволока. Сдавливало горло так, что хотелось рыдать.
В коридоре встретила Саню. Этот молодой фотокорреспондент сразу заметил голубоглазую с пшеничного цвета волосами девушку.
-Люда, привет, случилось что-то? Чем я могу…, - он не договорил.
Люда дала волю слезам, спрятав лицо у него на груди. Обнимая девушку, Саша увлек ее на балкон ( излюбленное место курильщиков), где в тот день никого не было.
- Ну, миленький мой, сладкий, успокойся. У тебя что-то дома случилось?
Люда отрицательно замотала головой.
-Слава Богу, я уже о самом плохом подумал, ты так горько плачешь…ты из-за нашей Борисовны что ли?
-Ага, - сквозь слезы прошептала девушка.
- Что накричала, да? Ты на нее не обижайся, она стервозная немного, но ничего, тетка отходчивая.
Люда, немного успокоившись, решила поделиться с Сашей своей обидой.-
-Понимаешь, Сань, я такое расследование провела, можно сказать, жизнью рисковала, ну не совсем жизнью, но за такое можно и получить. Охранник за мной погнался, я летела что было духу. А она: «Кто позволил делать такие обобщения?» Я снимала без разрешения «новоделы», разваливающиеся старые дома в Замоскворечье. Понимаешь, всё же рушится, а мы словно не замечаем.Вот если в комнате у меня мусор, пыль, я же беру веник, тряпку и мою, чищу всё. Почему же со страной всё не так? Когда я, убегая от охранника, внезапно остановилась, я увидела людей, которые шли мимо. Они спешили, задевая меня плечами, они шли и разговаривали, смеялись, они ничего не видели, как и я не видела, когда бежала в институт, в магазин, в кино. Мы ничего не видим! Но ведь надо увидеть! Человек выбит из социальной жизни. Я поняла, - вдруг прошептала Люда, - разрушается не просто старина, разрушается человек, разрушаемся мы. Потом мы так пройдем мимо чей-то боли и несчастья, а дома на кухне в ярких красках будем расписывать то, что случилось, и нигде, слышишь, ни в каком уголке нашего дремучего сердца не проснется совесть.
- Людочка, ты просто всё близко принимаешь к сердцу. Люди не виноваты, то есть не люди виноваты в том, что все рушится. Просто там, наверху, принимают не совсем взвешенные решения, с нашей точки зрения. А с их - вполне оправданные. Надо строить банки, открывать фирмы. Где же брать новые площади? Ну а люди? Так они все разные. Для многих грязь, мусор –это не повод, чтобы за тряпку браться… Не все же такие чистюли, как ты… – спокойно говорил Саша, обнимая за плечи Люду.
- Значит, чтобы начать новое, надо разрушить старое? Это уже мы проходили. Но ведь то, что разрушили, до сих пор икается нам. Зачем же наступать на одни и те же грабли?
- История, дружочек мой, это просто история…А ты со своей статьей из формата выпала, вот в этом и проблема.
- А как же «мнение редакции может не совпадать с мнением автора?»
- Это не у нас. У нас: заказ - выполнение заказа -минимум самодеятельности или по согласованию с редакцией. Я этого нахлебался во как!
Ему хотелось успокоить, приласкать этого маленького борца за правду, но нужные слова найти никак не удавалось.
-Ладно, Людочка, - сказал парень, - пойдем. Работать надо, у меня заказ. А у тебя что? Чем будешь заниматься?
- Борисовна дала новую тему: надо изучить материалы о профтехучилищах в городах ….
- Вот видишь, новое задание. Если бы она хотела выкинуть тебя, сделала бы очень быстро, она это умеет. А у тебя новый заказ, значит, не всё так плохо…
- Заказ? Слово какое –то бездушное, холодное, как выстрел.
-Людик, не заморачивайся, - обнимая девушку за талию, говорил Саша, - слово как слово. Давай увидимся завтра, сходим куда – нибудь.
- Хорошо, давай, - ответила Люда.
- Я позвоню,- на бегу кинул Сашка.
Их отношения развивались стремительно. Люда часто замечала на работе нежные взгляды Саши. Они почти не расставались: обедали вместе, после работы Саша встречал ее. В выходные тоже вместе: кино, выставки, театр.
Иногда, гуляя по Москве, Люда непременно тянула юношу к своему любимому месту на набережной. Она в сотый раз рассказывала, как здесь под шум волн она принимала непростое решение, а Саша смотрел на её чувственные губы, милую улыбку со смеющимися глазами, вздымающуюся молодую грудь, и кровь бурлила в нем со страшной силой.
- Ты словно не слышишь меня, где-то летаешь?- спросила девушка.
- Ну что ты, конечно же, слушаю, я уже наизусть выучил эту историю, - обнимая Люду, говорил Саша. – А знаешь, что означает твое имя? Людмила- «милая людям». Милая. Милый мой человечек, у меня прекрасное предложение: праздники отметить на даче. Мои домашние рулят за рубеж, едут в автобусный тур по Европе. Мы будем вдвоем: ты и я. Людик, сладкий, какая там природа - закачаешься: лес, речка. Дом у нас деревянный, утром просыпаешься - деревом пахнет. Ну как поедем?
- Поедем, - почти шепотом сказала Люда, -я с тобой, Сашка, хоть на край света поеду.
Люда отвернулась, чтобы скрыть смущение. Она чувствовала, что он просто берет ее в плен своим обаянием. Она влюбилась, нет, втрескалась по уши. Она резко повернулась к Саше, обвила руками его шею и припала к его губам.
На даче было великолепно. Молодые люди были на седьмом небе от счастья. Вечером у костра, когда они сидели, обнявшись, Люда спросила:
- Саш, а что дальше?
- Что дальше?
- С нами, с тобой, со мной что дальше будет?
-Люд, что на тебя нашло вечером? Не знаю, что будет. Будем жить, любить, работать, там посмотрим.
Люда откинулась на успевшую уже остыть густую траву и посмотрела на далекие звезды. Их свет показался ей холодным. Саша склонился над ее лицом и поцеловал, горячее дыхание любимого, его нежность заставили забыть обо всех вопросах, которые терзали ее душу.
Уходило лето, забирая с собой своё зеленое убранство, а в пятки легким холодом уже дышала осень, рассыпая золото на верхушках деревьев. Проснувшись ранним утром, осторожно, чтобы не разбудить Сашу, Люда выбралась из-под одеяла и, накинув Сашкин пиджак, выбежала на крыльцо. Осенний воздух прогнал остатки сна. Она прошлась по мокрой от росы траве, ощущая приятный холодок. Шагая по тропинке, она увидела утопающий в лучах утреннего солнца желтеющий лес и подумала, что, возможно, сейчас перед ней открывается невидимая дорога к чему-то важному, непознанному, ей показалось, что она стоит на пороге нового открытия, открытия самой себя.
- Вот ты где? – услышала она голос любимого. – Если хочешь найти Люду, ищи ее в лесу. Она не будет нежиться под теплым одеялом, она пойдет туда, где холодно, навстречу бурям и ветрам!- заключая ее в объятья, говорил Саша.
Ну какие же здесь бури, Сашка, - прошептала Люда, прижимаясь к Сашкиной груди, ты посмотри, какая красота! А воздух, чувствуешь, какой свежий, легкий воздух! Это же просто рай! Я счастлива, что все это у меня есть, и у тебя тоже есть!
- Людочка, я есть хочу.
- Ну вот ты так всегда: я тебе- о высоком, а ты- о материальном.
- Нет, я о хлебе насущном, - улыбаясь, говорил молодой человек, уводя девушку в дом.
Выходные пролетели быстро. Люда уезжала в командировку. Сашка отпросился всего на час, чтобы проводить её на автобус. Ожидая автобус, Люда прижалась всем телом к нему, не зная куда прятать лицо от наворачивающихся слез. Она еле сдерживалась. Уезжать не хотелось.
-Людик, что ты? Не навсегда же прощаемся, закончится командировка, и я тебя буду встречать снова, вот увидишь.
- Точно, обещаешь? - глотая соленые слезы, прошептала девушка.
-Котик, мой сладкий, а как же иначе? А теперь выбрось всю глупость из головы, настройся на работу и нашу встречу, - целуя, также шепотом говорил Сашка.
Автобус плавно поплыл от остановки, набирая скорость. Люда смотрела сквозь запотевшие окна, как вдруг пришла смс-ка. «Люблю, целую, жду. Люблю, Люблю, Люблю».
«Как же я ненавижу эту командировку. Почему именно сейчас?»- думала с досадой Люда.
А автобус уже летел, разбрызгивая остатки грязи из-под колес. За окном мелькали многоэтажки, рекламные щиты, тонули звуки мегаполиса.
Открывался другой вид, непривычный для взгляда городского жителя. Вскоре показались отдельно разбросанные домишки придорожных деревень. Покосившиеся заборы. Неухоженные деревянные дома перемежались двумя - тремя каменными, добротными, с параболическими антеннами. Такое странное соседство утопало в золотисто - оранжевом цвете. Казалось, и эти дома, и эти деревья, и сама земля ловили последнее тепло уходящего солнца, косые лучи которого с таким трудом пробивались сквозь толщу наплывающих серовато- синих туч. Постепенно Люду окутывала сон.
- Эй, есть кто- нибудь?- послышалось во дворе. Какая-то женщина стучалась в замерзшие окна.
Люда выскочила на порог и увидела незнакомую пожилую женщину.
- Кто Вы? – спросила девушка.
- Я, Лидия Романовна, давняя подруга Вашей мамы, Вы ведь Люда, дочка ее, правильно? Я помню тебя ещё совсем маленькой. Мы с твоей мамой были почти как сестры.
- Вы заходите, заходите в дом, – пригласила она женщину.
Лидия Романовна отряхнула снег и вошла в дом.
- Проходите…, вот сюда, пожалуйста.
Женщина приехала издалека, поэтому выглядела уставшей. Она была одета в пуховик китайского производства, в котором ходили повсеместно и стар и млад, на голове- серый пуховый платок, сбившееся на одну сторону. Женщина поставила на пол сумки и, снимая платок, спросила:
-Людочка, а мама, мама-то где? На работе?
В доме мамы не было, не нашла ее Люда и во дворе. Странное чувство охватило девушку: она почему-то не знала, где была мама.
- Понимаете, мамы нет сейчас, но она скоро будет. Вы проходите, сейчас чаю попьем, - ставя чайник на печку, сказала Люда –
Потом они долго сидели и говорили тоже долго. Жила эта женщина одна. Дети ( их было двое) разъехались кто куда. У них были уже свои семьи, и приезжали они редко. Но Лидия Романовна не жаловалась. Ее муж, инвалид II группы, умер. И осталась она жить в доме, который когда-то под свою крышу собирал все семейство, а сейчас в один миг осиротел. Лидия Романовна говорила размеренно и спокойно, будто рассказывала о том, что происходило не с ней, а с кем-то другим. А в печке убаюкивающе потрескивали дрова. На плите вскипал чайник. Люда открыла банку с вишневым вареньем. Лидия Романовна развернула полотенце. На нем лежал яблочный пирог. Надо же, любимый мамин пирог.
-Надо его в духовку положить, он размякнет, подойдет, - сказала Лидия Романовна.
Деревня, в которой жила Лидия Романовна считалась глухой, заброшенной. Асфальтированной была только главная улица, да и на той, как на прокаженной, зияли раны: выбоины и громадные трещины, другие дороги весной или поздней осенью представляли месиво из грязи и глины. На машине в село не въедешь. Бросай её у дороги, возле указателя, или топай пешком, или жди трактор или грузовик. Давно бы уже перебралась Лидия Романовна к детям, но не хотела стеснять, да и они не очень-то и звали. Есть дом - есть родина, а она, как известно, милей всего. А в деревне, хоть и полуразрушенной, скучать не приходилось. Летом –огород, к осени – заготовка дров. С этим сейчас проблема: дрова выписывают не всем желающим, а только ветеранам и одиноким. Машину дров привезти – деньги огромные. Деньгами, правда, дети помогают, а так совсем бы крышка.
Из старожил осталось человек пятнадцать. Стариков – мужиков всего трое. Один из них пил беспробудно.
Как посмотрит Лидия Романовна передачу по каналу «Культура», как живут старики, как радуются, собираются и песни поют, даже не верится, что где-то такое может еще быть. У них в деревне в гости старики друг к другу заходят, чтобы продукты принести или так о жизни поговорить, вспомнить, как жили раньше. Вместе собираются только на церковные праздники. Деревня еще живет, значит, если есть действующая церковь.
По мере того как рассказывала свою историю Лидия Романовна, Люде становилось больно оттого, что говорила она не о далеких временах при царе Горохе, а о теперешнем дне. Как же могло так случиться, что по всей русской земле люди, проработавшие в колхозах и совхозах, выполняя и перевыполняя план, теперь выживали, получая крохотную пенсию; ездили на грузовиках и тракторах в распутицу за продуктами, и наконец, как в стране, богатой лесами, выписывали дрова за бешеные деньги? Что сказать: сапожник без сапог! Она вдруг вспомнила стихотворение Николая Мельникова, настолько затронувшее ее душу, что захотелось его выучить наизусть:
Поставьте памятник деревне
На Красной площади в Москве,
Там будут старые деревья,
Там будут яблоки в траве.
И покосившаяся хата
С крыльцом, рассыпавшимся в прах,
И мать убитого солдата
С позорной пенсией в руках.
И два горшка на частоколе,
И пядь невспаханной земли,
Как символ брошенного поля,
Давно лежащего в пыли.
Пусть рядом робко встанут дети,
Что в деревнях еще растут.
Наследство их на белом свете -
Все тот же черный, рабский труд.
Присядут бабы на скамейку,
И все в них будет, как всегда, -
И сапоги, и телогрейки,
И взгляд потухший... в никуда.
Ломали кости, рвали жилы,
Но ни протестов, ни борьбы.
Одно лишь "Господи, помилуй!"
И вера в праведность судьбы.
Поставьте памятник деревне,
Чтоб показать хотя бы раз
То, как покорно, как безгневно
Деревня ждет свой смертный час.
«Я об этом когда-то напишу, напишу, по- своему, конечно, но обязательно напишу», - подумала Люда.
Лидия Романовна вдруг замолчала, перевела взгляд в окно. На улице темнело, мела метель, кружила поземкой, ветер завывал в трубах. Люда подбросила дровишек в печь и спросила:
-Лидия Романовна, а как вы с моей мамой познакомились?
Что ответила женщина, Люда уже не слышала.
За окном раздались удары грома. И крупные капли дождя заструились по оконному стеклу автобуса.
Просыпаясь, Люда подумала: «Гром? Зимой? Какие только причуды не таит в себе природа!». Но тут же поймала себя на мысли, что никакой зимы нет, женщины тоже нет, более того, она даже не могла припомнить, чтобы когда-либо к ней заходила незнакомка и рассказывала историю своей жизни.
Это был лишь сон.
Город, в который приехала Люда, обычный провинциальный город , каких в России тысячи. Такие города два столетия тому назад русские классики называли городом N, в этой литере «N» и заключался весь таинственный смысл: города как две капли воды были похожи друг на друга. Можно было бы сказать, что это был современный город N, раскинувшейся в верховьях легендарной реки Дон, в котором соседствуют старинная Озерная улица и революционная улица Ленина. Во времена Советского Союза здесь работали и литейный завод, и фабрика. Вырастали новые микрорайоны пятиэтажных домов. Сейчас же и завод, и фабрика обанкротились.
В любом провинциальном городе жизнь кипит только возле центральных магазинов. Женщины, озабоченные делами, спешат за покупками Мужчины чинно курят возле своих авто, преимущественно отечественного производства, и мотоциклов с колясками. Заезжие «крутые» иномарки, как правило, тут не задерживаются: водители останавливаются, чтобы купить сигарет или воды.
Углы магазинов обтирает молодёжь. С баночкой пива, по-модному прикуривая сигареты, она ничем не отличается от московской, которая «тусуется» возле метро, баров и клубов.
Чем дальше уходишь от центра, тем меньше становится людское движение. А в глухих улочках можно никого не встретить. После Москвы, с её бешеным ритмом, вечным людским потоком, поначалу кажется провинциальная, размеренная жизнь диковинкой. Прогуливаясь по городу, Люда даже забыла, что она в командировке, ей казалось, что приехала на экскурсию посмотреть город.
Утро следующего дня вернуло девушку в реальность. Проблемы….Проблемы… От них, вероятно, нигде не скроешься. Встреча с директорами двух училищ открыли бездну нерешённых задач: сокращение рабочих мест, дотаций, перевод профтехучилищ на бюджет еле дышащего в финансовом отношении региона.-
«Почему? Если крупные города так нуждаются в рабочих кадрах, почему сокращаем? Опытных каменщиков, электриков, сварщиков вырастить, значит, не можем, а набирать гастарбайтеров, всегда пожалуйста. Куда деваться сельским ребятам, для которых учеба в институте – мираж? Для них приобретение таких специальностей – возможность реализоваться в жизни, не свернуть на кривую дорожку быстрого обогащения»- размышляла Люда после встреч с директорами учебных заведений.
- Можно ли сегодня поднять престиж профтехобразования?- спрашивала Люда
- Это зависит от того, будет ли совершена модернизация в области производства, а на старых методах далеко не уедешь, – слышала в ответ.
И каждый новый вопрос рождал каждый новый ответ, но и вопросы, и ответы объединяло одно- они были риторическими. Чем больше Люда узнавала, тем больше становилось неясного, путаного и туманного в ее деле. Парадокс, скажите вы. Может, и так, но он и появляется тогда, когда человека начинают мучить ответы на вопросы, которые раньше его не беспокоили.
Работала, словно в лихорадке. С каждым новым днем к ней приходило истинное понимание вещей. С одной стороны, государство сетовало на то, что не хватает рабочих рук, приходится привлекать рабсилу из других республик бывшего Советского Союза, а с другой- выращивать свою силу нет смысла: не та, стало быть, квалификация. В современных условиях необходима модернизация производства, развитие нового вида наставничества… Слова…слова…слова…Где оно это модернизированное производство?
Предприятия в моногородах, ранее работавшие на Советский Союз, лежали в руинах и давно уже стали местом «разборок» местной «братвы». В крупных городах свои филиалы открывали иностранные фирмы.
Где же современные заводы? Нет госзаказа, нет производственной стратегии. А она, Люда, должна писать о только том, что все устарело, обветшало и требует обязательного закрытия, а профтехучилища - это загоны для детей из малообеспеченных и незащищенных семей, где уж там растить квалифицированного рабочего. Обветшало, устарело только потому, что это результат преступной бесхозяйственности. А эти малообеспеченные и незащищенные брошены теперь на произвол судьбы. Главное - они лишены работы, той работы, которая кормит, одевает, которая в некоторых рождает творческий подъем. Человек должен чувствовать себя мастером своего дела. А теперь он чувствовал себя отбросом, для которого всегда на куче мусора место было вакантно. И это было самым гадким и противным напитком, который предстояло выпить русскому народу.
После долгой работы за компьютером сильно болели глаза и ломило спину. Девушка решилась пройтись. Вечерний осенний воздух был очень свеж. Люда устало брела по старым улочкам. Петляя, она и не заметила, как заблудилась. Пытаясь найти дорогу к гостинице, она то и дело натыкалась на дома, заборы. Это была старая часть города. Постепенно пятиэтажки сменяли дома в два этажа, а потом пошли одноэтажные. Дорога поворачивала к церкви, цвет которой был виден издалека, и это был цвет неба, цвет надежды. Построенная в далеком 19 веке, в стиле эклектики с элементами византийского стиля, хранившая историю своего возникновения еще со времен Ивана Грозного, она и сегодня поражала своим великолепным ансамблем.
. Это было дивное творение рук человеческих и веления Божьего- островок духовной жизни местных прихожан.
Церковь была действующей. Шла служба. Люда вошла. Церковный хор пел «Отче наш». Все прихожане также запели. Словно полноводная река, молитва разливалась по всему храму, напитывая все пространство, сверху донизу, общностью, соборностью. Люда знала слова молитвы, но никогда не пела их раньше, а тут вдруг сразу, подхватывая мелодию, влилась в общее звучание так легко, что, казалось, она всегда пела эту молитву. Девушка чувствовала, что все эти незнакомые люди в церкви, такие разные, стали вдруг ей близки. Как только служба закончилась, Люда вышла из церкви и пошла к гостинице.
Обратная дорога оказалась простой. «Как же я могла плутать так долго, здесь и заблудиться –то не возможно», -думала Люда. Ноги сами шли, на душе было спокойно и светло. Не хотелось думать о работе, о проблемах, хотелось, чтобы скоро закончилась командировка. В этот вечер она могла думать только о Саше. И от этого так сладко заныло груди, что хотелось всё бросить и помчаться в Москву. Какое же это счастье –быть влюбленной. Войдя в номер, не раздеваясь, набрала смс-ку: «Приезжаю завтра в 17.40, встречай. Соскучилась. Люблю безумно. Целую нежно, нежно».
Автобус плавно отъехал от остановки и, набирая скорость, поплыл по дождливому городу. Люда ехала обратно, в Москву.
А Саша уже ждал на автовокзале. В Москве также шел проливной дождь. Юноша смог найти место для парковки только во дворах. Саша нервничал: автобус опаздывал. Пробки. В Москве –час пик. Парень взглянул на часы, стрелки стремительно приближались к 18.00. Из –за поворота наконец появился долгожданный автобус. Саша побежал навстречу. Увидев любимого из окна, Люда выпорхнула, как птичка. Саша крепко обнял девушку.
- Сашка, какой же ты мокрый! Ты что на улице стоял? Как намок, - целуя Сашку, говорила Люда.
-Господи, как же я рад…, как соскучился.… Промок? Это не важно. Я только в вокзал зайду, послоняюсь, сразу тянет на улицу, точно говорят: «самое страшное - ждать и догонять.
. –А мы в пробке стояли, я рада, что наконец-то приехала, что ты меня встретил.
Саша сел за руль своего «Ситроена» и помчался домой. Он был счастлив именно потому, что Люда была рядом, что они скоро приедут домой, будут ужинать вместе, говорить и наговориться не смогут, а ночью дарить друг другу ласку и нежность. Он украдкой взглянул на Люду.
- Что ты? Что так на меня смотришь? - кокетливо спросила девушка.
- Ты похудела. Работы много было, да?
- Много, но об этом потом, - ответила Люда, положив голову Саше на плечо.
Рабочая неделя началась с« запарки»: готовили номер к сдаче, так что Татьяна Борисовна даже не успела посмотреть материал, который Люда уже сдала.
Но в конце недели материал о профтехучилищах был внимательно прочитан редактором. Над редакцией нависла угроза разрушительного цунами. С утра Татьяна Борисовна была не в духе. К обеду она разнесла в пух и прах начальников отделов, а разбор полетов по поводу статьи Люды отложила на послеобеденное время. В редакции все притихли.
-Люда, зайди к Татьяне Борисовне, - заглянув в кабинет, сказала Света, корреспондент отдела культуры.
«Ну, началось, - подумала Люда, главное: не раздражаться, не кричать. Аргументы. Аргументы. Аргументы…Лучшая защита- это нападение».
Татьяна Борисовна, в ярости бросив на стол статью, прошипела:
- Это что? Что это такое? Ты почему не выполнила заказ?
Люда собралась с духом и спокойно ответила:
- Я изучила дело со всех сторон, как Вы мне раньше советовали, провела несколько интервью и поняла…
-Да никого не интересует, что ты поняла, - перебила редактор, - кто тебе разрешил писать про какие-то там двойные стандарты? Ты что хорошо знаешь политику государства по этому вопросу, да? Что ты здесь пишешь: «государство отказывает в финансировании рабочих кадров, оно активно закрывает профтехучилища, потому что их не выгодно содержать». И ещё… Да где же это? А, вот нашла: «большинство профтехучилищ страны, расположенные в регионах, переведены на баланс регионов, что привело к сокращению расходов на обучение профессиональных рабочих». Это как понимать? Во всем виновато государство что ли?
- Да, это правда, со всех трибун у нас государственные мужи кричат о том, что страна нуждается в квалифицированных рабочих, а сами срезают под корень финансирование и выталкивают на улицу тех, кому едва исполнилось 16. Куда они пойдут?
- Почему это тебя так беспокоит? Ты что решила выступить адвокатом этих шестнадцатилетних и в то же время главным обвинителем государства? Стране нужны рабочие именно квалифицированные, обладающие современными знаниями, а не эти, которые только молотками машут, и то неумело. Об этом ты что-то не пишешь?
Люда внимательно посмотрела на Татьяну Борисовну: первая волна гнева откатила от берега, но море было еще не спокойным. Сейчас самое время было бы отступить, сделаться покорной, не лезть на рожон, не перечить. А главное: согласиться. Переделай она статью - и конфликт будет исчерпан. Всё так просто, оказывается. В горле у Люды пересохло, дыхание стало взволнованным. Но согласие было невозможно. Согласиться –это значит струсить. А как же те 85%, которые после закрытия полнили армию безработных. Кто же о них скажет? Кто будет на их стороне? Некоторые, конечно, уехали в крупные города, но другие… Она часто видела их с банкой пива в парках и садах, на лавочках возле дома… Они громко разговаривали, матерились и сплевывали на асфальт. Их сторонились прохожие, они называли их «отбросами общества».
А по телевизору выступал президент и говорил о том, что не хватает токарей, фрезеровщиков и работодатели готовы платить, что падает престиж рабочего и средний возраст рабочих – 40- 50 лет, всё это так тревожно. Только вот незадача: те потенциальные рабочие с банкой пива не слышали выступления главы государства.
- Понимаете, Татьяна Борисовна, - с трудом выговорила Люда, - на стройках в Москве работают мигранты, вряд ли они владеют нанотехнологиями, когда строят дома и торговые центры. И уж точно не обладают суперзнаниями . После развала производств мы до сих пор не имеем адекватных представлений по поводу того, какие специальности действительно нужны сейчас в производстве, более того, не имеем также понимания, как в действительности должны внедряться новые методы обучения, их просто нет, потому что на самом деле это никому не нужно…, - последние слова она произнесла тихо, но твердо.
Татьяна Борисовна, словно окаменевшая, молчала.
Наконец она произнесла:
- Ну все, хватит, иначе я тебе такого наговорю… Сдавай дела… Твою статью доработают. Люда, пиши заявление. Мы не сработаемся. Больше я тебя не задерживаю.
Как только закрылась дверь за Людой, Татьяна Борисовна уже набирала номер. Телефонные гудки были продолжительными.
-Алло, - наконец раздалось на том конце телефонного провода.
- Олечка, здравствуй, дорогая. Это Татьяна.
-Таня?! Сколько лет, сколько зим…Ты, конечно же, по делу. По голосу слышу.
Олечка, Ольга Витальевна была сокурсницей Татьяны Борисовны. Они когда-то были даже подругами. Потом Ольга, как принято в народе говорить, удачно вышла замуж. Муж помог открыть свое дело - журнал моды. Дорогой офис в центре Москвы, зарубежные командировки, высокие рейтинги журнала – всё это стало яблоком раздора между подругами. Но сейчас Татьяна Борисовна чувствовала, что былые обиды надо забыть. Кто старое помянет, тому глаз вон.
-Да, по делу. Оля, тут вот какое дело: мне срочно нужен толковый человек, я только что уволила одну строптивую девицу, (чуть до психоза меня не довела), у меня некому проект вести.
- Говорила я тебе, бери на испытательный, присмотришься. Ладно, подберу, не волнуйся. Я, в свою очередь, хочу тоже попросить тебя кое о чем.
-Да что угодно.
- Давай встретимся, посидим, посплетничаем. Как раньше…
- Хорошо, давай, действительно лет сто не виделись.
Люда зашла в кабинет, села за стол и быстро написала заявление. Она окинула взглядом всех сидящих. В самом дальнем углу, у окна, она увидела Сашу. Он только что вошел, сел за компьютер. Люда не стала подходить и, воспользовавшись тем, что он ее не видел, вышла из кабинета.
В этот день она положила на стол главного редактора заявление об уходе.
«Вот опять я безработная», - думала девушка по дороге домой, -значит, опять не получилось. Не сработались. Почему? Почему? Надо молчать? Но ведь задача журналиста не только изложить факты, но и рассказать, что кроется за этими фактами. Не формат? Слово –то какое дурацкое. Кому –то очень нужен этот формат».
Но она не проиграла. Нет. Напротив, понимала, что стоит на пороге какой –то невидимой, но важной схватки. Кровь закипала в жилах, хотелось вернуться и высказать в лицо редактору все, что она думала.
Вечер развеял остатки былой решительности. Люда заварила кофе. Пьянящий запах окутывал комнату. Наконец-то щелкнул замок. «Сашка, любимый!»- обрадовалась девушка, бросившись к двери.
Люда впорхнула в коридор, обняла Сашу, прильнула к груди и, не сдерживая слез, расплакалась.
- Что случилось, Людочка. Я узнал, что ты ушла рано, но ни от кого толком добиться ничего не мог. Ты не заболела часом?
- Нет, Саша, я…, меня…, короче, я больше не работаю, сквозь слезы бормотала Люда.
- Ты уволилась? – недоуменно спросил парень.
-Да, теперь это так называется. А точнее, мне предложили написать заявление.
- Борисовна с дуба рухнула. Но ничего, она отходчива. Денек – другой позлится, потом секретарь позвонит.
-Я не пойду, - твердо ответила Люда.
- Котенок, ты расстроена, я понимаю, давай поговорим об этом завтра. А сегодня, - он взглянул на плиту, -ты заваривала кофе?
-Да, а ты будешь?
- Пожалуйста, я хочу еще поработать немного.
- Что даже не спросишь, из –за чего я уволилась? Тебе безразлично?
Сашка знал, что такой тон был предвестником скандала. Удивительные создания эти женщины! Никогда не знаешь, из-за чего может возникнуть скандал. Хочешь быть внимательным и чутким, а получается все наоборот.
Кофе вскипел. Саша налил себе чашку.
- Что ты, Люда? Почему безразлично? Просто я догадываюсь, что мой борец за правду снова борется с ветряными мельницами.
- Почему с ветряными?
-Потому что в этой борьбе ты - участник, а не победитель.
- То есть, ты хочешь сказать, что я… всегда лузер?
- Ты меня не так поняла. Я хотел сказать, что, если ты выпадаешь из формата, ты не победишь. Редактор определяет редакционное задание: тема, основная мысль, и что там еще…, все это обговаривается заранее, и если ты пишешь не о том, о чем договорились…, понять редактора можно…
Сашка чувствовал, что раздражается, и от этого злился на самого себя.
- А меня кто поймет?
- Тогда тебе надо работать на саму себя. Людочка, давай отложим разговор на потом.
Он подошел к Люде, обнял ее, поцеловал в шею.
- Я соскучился,- нежно прошептал он.
Но Люда освободилась из его объятий и отошла к окну.
-Я не могу, - сказала она - не сейчас, извини.
Саше не хотелось продолжать этот разговор, но также он понимал, что закрой он сейчас эту тему, и Люда надуется, как мыльный шарик. Он и представить не мог, что этот затянувшийся спор так перевернет их отношения.
- Господи, ну давай выкладывай, ты же не успокоишься, пока все изольёшь из себя, как поток из грозовой тучи, - промолвил парень
- Саша, милый Сашка, мы живем вместе, но ничего не знаем друг о друге. Чем ты дышишь, о чем думаешь?
-Зачем тебе все это, Люда? Разве тебе плохо со мной? Обязательно копаться в этом: кто что думает?
- Люди, когда живут вместе, просто должны смотреть в одну сторону, идти одной дорогой, иначе все развалится, - спокойно заметила Люда.
- Не развалится, если мы не развалим. Что тебя гложет?
- Понимаешь, вот мы СМИ. Четвертая власть, как нас называют, фактически мы управляем умами людей, а что мы несем? Ложь. Информация –это оружие, это бомба замедленного действия, когда рванет- не известно. Можно лгать, подтасовывать факты, затуманивать мозги, как говорил Авраам Линкольн «можно недолго обманывать весь народ. Можно долго обманывать часть народа. Но нельзя долго обманывать весь народ». Рано или поздно люди откроют глаза, узнают правду и будут плеваться в сторону лжецов. Бомба взорвется, и осколки полетят в тебя, в меня, в Татьяну Борисовну.
- И ты решила показать правду сейчас? – Ладно, хочешь откровенно- валяй. А кому она нужна, твоя правда? Что от того, что я знаю, что в регионах разваливаются профтехучилища, прекращены дотации, что там и здесь много неудачников и пьяниц. Что я могу сделать? Развернуть акцию протеста? Объявить голодовку? Что-о-о?
Он и не заметил, как сорвался на крик.
- Не кричи, я не глухая, - спокойно ответила Люда, - а ты хотя бы раз задумывался об этом. В редакции, думаешь, кто -то думает о чем – либо, кроме заказа. Все предпочитают отмалчиваться. Мне порой кажется, что дай заказ написать о том, как все цветет и пахнет, когда вокруг всё будет лежать в руинах, так ведь, не задумываясь, напишут же о процветании, никто даже в окно не выглянет.
-Ты злишься, Людик, в тебе говорит обида.
- Нет, Саша, во мне говорит справедливость. Люди растрачивают себя на то, чтобы выслужиться любой ценой, даже если придется выполнять что-то гадкое и противное. Ложь! Ложь в отношениях дома! Ложь на работе.! А спроси у тех, кто лжет, что им ненавистно? Ответят –ложь! Мы приспособились и живем, а в это время с нами творят, что угодно. Наше сознание так извратили, что мы не замечаем, как то, что отвергаем, становится нашей нормой. Говорим: в Бога веруем, в церковь ходим, молимся, и всё равно воруем, лжем. Как это?
Почему мы страдаем? Мы не говорим правды, боимся. На работе прогибаемся. За спиной можем в пух и прах кого-то разнести, а если надо сказать, сказать в глаза то, что только что достойно было глубокого возмущения, мы замолкаем. Не поймут. Выгонят. Так что же мы хотим? Кто за нас сделает то, что должны сами сделать? Спасение утопающих, как говорится, дело рук самих утопающих. То, что я написала, волновало не одну меня. Но сказала только я, и за это получила, Я потеряла место, но я не проиграла. А на фига это место, я тебя спрашиваю, когда оно тебя так выкручивает наизнанку? Ты сейчас прогибаешься, пресмыкаешься, наступаешь на себя только для того, чтобы сохранить работу, которую ты ненавидишь, потому что она убивает тебя. Ну это же абсурд!
- Ты что же полагаешь, что если перестанут прогибаться, начнут говорить правду, то что-то сдвинется с мертвой точки: у людей появится интересная работа, будет строиться социальное жилье, бесплатными станут образование и медицина, люди станут счастливые? Бред какой-то… Это же невозможно. А ты не подумала, что все люди разные: один бунтарь, такой, как ты, а для другого, может быть, прогибаться - это не проблема, может, он такой в жизни, что же ему обновляться теперь?
-Сдвинется сознание. Когда человек будет знать правду, может, он наконец задумается, как он живет, чего хочет, появится цель жизни. А пока он видит, что все всем лгут: и на работе, и быту, и по телевизору, зачем же ему меняться? Так и появляется норма. А между тем это то, что убивает волю, сознание, душу. Душа такого человека мертва.
Я не поверю, что людей, готовых прогибаться, большинство. Просто они живут, убив в себе способность сопротивляться злу. Тогда зло пожирает человека. Когда кому –то плохо, мы произносим отстраненное «не переживай, все будет хорошо», а предложить помощь не можем, мы даже порой боимся, чтобы нас о чем- нибудь попросили, как же напрягаться придется.! А напрягаться-то и не хочется: надо встать с любимого дивана, куда-то поехать да даже подумать, как помочь человеку, и то не хотим. Мы разучились сопереживать, сочувствовать по- настоящему. Мы разучились быть че –ло-ве-ка-ми!
А, мы журналисты, лгуны и притворщики. Вот что будет, как ты думаешь, если поменяется власть. Все телевизионщики и газетчики, вся эта журналистская братия бросится обличать, развенчивать былую политику и политиков. А где же вы раньше были?- нападала Люда
- Да не может быть свободных СМИ, они всегда подотчетны государству. СМИ зависят от того, кто платит. Кто платит, тот девушку и танцует. Знаешь такое высказывание. Ты пытаешься разрушить то, что уже давно сложилось,- защищался Сашка.
- СМИ должны быть подконтрольны и обществу. Они должны стать своеобразным мостом между властью и обществом. А то, что же получается? Отгородились от общества и всё. Даже в законе о СМИ сказано, что письма, приходящие в редакцию использовать можно, если не искажается смысл письма, а вот отвечать на них редакция не обязана. Здорово! Пишите, что хотите, возмущайтесь, требуйте, всё равно никто не откликнется!
Ты говоришь, что не может быть свободных СМИ? А что может быть? Тотальный контроль за любой публикацией. Что толку в моей статье, если я напишу то, от чего всех уже тошнит? Пишите о чем угодно, только не о том, что будет взрывать мозг, заставлять страдать и думать. Вот где опасность: русский должен не думать. Как он живет? Что делает? Как только он начнет думать, начнет страдать. Его страдание выльется из простой кухни в повседневную жизнь. Тогда он вырубит телевизор с его тупыми ток- шоу, новостями и прочим мусором. Все это ему уже будет не нужно, он будет чувствовать боль, раздражение и гнев. Он начнет искать ответы на свои вопросы, а главное, он начнет прозревать, выходить из похмелья, а это состояние контролировать трудно. А чтобы этого не случилось, пиши о том, что русский стал умишком слаб, что ни на что не годен, что и работник из него уже никакой, потому что не владеет современными технологиями, пусть привыкает к себе убогому. Он пьяница, выходит, дебошир и наркоман. А кто создал ему нормальные условия для работы? Кто дал возможность технически образовываться? У него же все отобрали: заводы, фабрики, кафедры в институтах, а что взамен? Продавай, торгуй, воруй или ещё черт знает что?
-Тебе бы трибуну!- с ехидством заметил Саша.
Он понимал, что эта маленькая и худенькая девушка сейчас обличает его, Александра, в бесхребетности и слабости, в приспособленчестве, и от этого становилось противно, хотелось заставить её замолчать.
«Но ведь все так живут. И если бы она не поехала в эту злосчастную командировку, всего этого не было бы…»- думал Сашка.
- Да не нужна мне трибуна, дайте мне сказать! Просто сказать! -вымученно произнесла Люда. Вот ты говоришь, Борисовна отходчива…, секретарь перезвонит, пригласит на работу, а понять не хочешь того, что не нужна мне такая работа, где надо предавать, то дело, которое любишь. Там, в командировке, я встречалась с директором одного училища. Так вот она руками разводила в недоумении. Закрыть учебное заведение?! Около сотни педагогов - на улицу, туда же – учащихся, будущих специалистов начальных классов, мастеров производственного обучения: штукатуров, маляров, плотников. Всех – на улицу! Директор достала кучу писем, адресованных губернатору, президенту. А знаешь, что в ответ? Молчание. Молчание! Никто так и разъяснил: почему закрывают?! А перед мной глаза этого директора, а в них - и страх, и вопрос, который уже стал риторическим. В городе нет рабочих мест. Все уволенные и брошенные на произвол судьбы начнут искать работу. А ее нет. И потянется вереницей рабсила в Москву и Питер. А здесь свои порядки: нанимаем только мигрантов. Вахтенный метод: приехал - поработал- уехал. Выгодно. Не надо тратиться на социалку. Мы же вымираем, Саша, как мамонты, вымираем….
Люда обвила глазами комнату и продолжила:
-Когда мы расставались с директором, она спросила, смогу ли я это написать, и если даже я этого и не напишу, знаешь, что ее утешило? То, что она все это мне сказала…И ты хочешь, чтобы после всего того, что я передумала и перечувствовала, я написала: «закрывают, и поделом, потому что требованиям современности не отвечают!» Кто я после этого?...
И уже совсем тихо Люда добавила:
-Когда, я сидела у нашей Борисовны и слушала, как она разносила меня в пух и прах, странное дело, я не чувствовала себя виноватой, а знаешь, почему? На моей стороне была правда. А правда была в том, что в небольшом местечке закрывают профтехучилище не потому, что кадры не отвечают современности, а потому что кадры эти никому не нужны. Вот в этом и есть правда.
Она пошла в спальню, распахнула окно. Свежий холодный, осенний воздух ворвался в комнату. Люда посидела немного у окна и, не раздеваясь, не расстилая постели, повалилась на кровать. В душе была такая пустота, что хотелось выть. Она попыталась уснуть.
Сашка допил уже остывший кофе, вышел на балкон и закурил. Прошло около часа. Он зашел в спальню, лег рядом с Людой, но уснуть не мог. «Какая же фигня, эта жизнь, -думал Саша, - вот только все было безоблачным, и нате…. Может, успокоится, - утешал он себя, -надо завтра сходить куда- нибудь погулять или в кино. Нет, точно надо успокоить ее, это все нервы, все нервы… Я тоже хорош!»
На часах была уже половина третьего ночи. Ветер отчаянно завыл за окном, с силой распахнул приоткрытое окно. Сашка тихо затворил его, укрыл Люду покрывалом, нежно обнял, прижавшись, и постарался уснуть.
Когда-то, в детстве, Саша, вернувшись с игры в футбол, так сильно хлопнул дверью, что со стола слетела хрустальная ваза для цветов и раскололась. Это была любимая ваза мамы. Сашка чувствовал неловкость. С одной стороны, он был не виноват: вазу же не он толкнул или уронил, она упала сама, а с другой- если бы он так сильно не хлопнул дверью, ваза осталась бы цела. Саша все -таки решил спасти вазу и склеил ее. Ваза до сих пор стоит в гостиной. В нее давно уже не ставят цветов. По телу этой хрустальной красавицы проходит тонкий след- шрам, который напоминал о том дне.
Их отношения- это та самая ваза, склеенная посередине. Она все также была красива, но уже бесполезна.
Первую половину дня Люда просиживала у компьютера в поисках работы, она просматривала почту, рассылала резюме. Всю вторую половину посвящала работе курьера. Она моталась по Москве, доставляя юридическую документацию. К вечеру ноги горели, словно девушка танцевала на раскаленных углях.
С Сашей отношения стали прохладными. Было трудно смириться с мыслью о расставании, хотя все к этому шло, но еще труднее пребывать в этом подвешенном состоянии. Наконец Люда первой разрубила этот гордиев узел.
Она нашла комнату и объявила Саше, что им надо разойтись и пожить отдельно.
Саша ответил зло: «Как хочешь, удерживать не стану, тем более, что ты давно все решаешь сама, мое мнение тебя уже давно не интересует».
Он закрыл дверь спальни, налив себе сто граммов виски, и закурил прямо в комнате.
Испытание
Первый снег укрыл землю в конце октября. Он выпал внезапно к вечеру. Люда уже жила у бабы Тани. Пожилая женщина сдавала комнату за умеренную плату. Дополнительным условием к оплате была покупка продуктов в выходные. Баба Таня была старушкой хоть и неплохой, но сильно ворчливой и педантичной во всем. Она вставала рано и будила Люду, чтобы та скоренько собиралась в магазин. Баба Таня любила чистоту, но не очень любила ее наводить. Она решила, что Люда будет замечательной помощницей, а вскоре и вовсе переложила на плечи девушки уборку в квартире. В комнате бабушки было много старинных вещиц, которые пылились на книжных полках, на кухонных шкафах. Слоники, тигры, индийские танцующие девушки - все эти статуэтки были красивы и интересны, но постоянно раздражали Люду, когда она их перекладывала с места на место, вытирая пыль. Приходилось смириться с некоторыми неудобствами, так как другого жилья девушка пока себе позволить не могла.
Люда работала на двух работах, но ни одна из них не была связана с редакторской деятельностью. Девушка решила взять тайм –аут. Нужно было передохнуть и успокоиться, подумать, как быть дальше. Она чувствовала себя, словно надломленное дерево, в которое случайно ударила молния: дерево ещё жило, но живительных соков в нем становилось всё меньше и меньше.
Долгими зимними вечерами, когда она поздно возвращалась домой, засиживалась в кресле в раздумьях о том, правильно ли она поступила с Сашей. Может, не стоило быть такой категоричной, касаться таких тем, взрывая глубинные залежи Сашкиной души. Живут же другие люди, не влезают в душу друг другу, и ничего живут.
В выходные она часто выходила погулять в парк возле дома. Район, в котором она снимала комнату, был тихим, старым районом, наводненным пятиэтажками. Во дворе - небольшой парк. Он был прекрасен. Старые деревья нагнули свои упругие ветки под тяжестью шедшего вот уже без малого три дня снега. Люда гуляла по парку, дышала морозным воздухом. Навстречу ей попадались молодые мамочки, которые улюлюкали своих крохотных чад, молодые пары, нежно обнимающие друг друга, и от осознания того, что все эти радости жизни могли быть и у неё, становилось скверно: если бы они с Сашей были вместе, то они точно также гуляли бы по парку, воркуя друг с другом, согревая друг друга нежным дыханьем…, а может быть,(странно подумать было сейчас) они бы поженились и вскоре она катала бы по парку коляску, и совсем другие вопросы роились бы тогда в ее голове. Но этого всего не было….
Однажды одним воскресным утром, когда Люда в очередной раз возвращалась из магазина с продуктами для бабы Тани, она услышала:
- Люда, Чернышова, Люда…
Люда обернулась. Рядом с ней стояла Тоня, с которой когда-то они вместе работали на заре своей журналисткой карьеры.
- Тонька, милая, привет. Надо же так встретиться, - обрадовалась Люда. Ты где…, как ты?
-Ой, знаешь, да все хорошо, я пока довольна, замуж вышла. Слушай, а время у тебя есть, ты же где-то здесь живешь? С такими пакетами далеко не пойдешь.
-Да времени у меня полно, я сегодня выходная. А пакеты…, это я не себе. Живу у бабки, за комнату плачу чуть меньше, чем обычно, зато вот в магазин за продуктами хожу раз в неделю. Я здесь рядом живу, давай зайдем. У меня своя комната. Бабка в претензии не будет.
- Пошли, мой только завтра будет, в командировке сейчас, что же мне скучать что ли? –рассмеялась Тоня, - ой, Людочка, я так рада, что тебя встретила!
Люда бросила на сковородку окорочка, пожарила картошку, достала домашние соления, Тоня порезала немного колбаски, которую себе купила на ужин. Даже наливочка собственного приготовления нашлась: бабушка Люды постаралась. Осенью собирала клюкву, а к первым морозам– настойка в самый раз.
Разговор завязался быстро. Тоня рассказывала о том, как конфликтовала с Ольгой Ивановной и ушла из редакции, как встретила Эдика и он «запал» на нее.
-Он у меня начинающий бизнесмен, в «раскрутке» сейчас. Хочет заниматься поставкой плитки. С другом арендовали офис, сейчас мотаются в Испанию, Италию, закупают, продают. Теперь без этого не проживешь. Я т сидела без работы, потом пошла к мужу. Пишу рекламные проспекты, сочиняю слоганы, создаю презентации. Ну а ты как? Где работаешь?
-Работала в редакции, ушла - не сработались с главной. Сейчас вот курьер и рекламный агент, рекламирую всякую бурду, сама себе противна. За комнату платить надо…
- Слушай, Люда, а у меня идея. Зачем тебе где-то искать работу, если ты можешь работать со мной. У нас и своя редакция есть. Будем вместе создавать рекламу. Теперь без неё никуда. Реклама – двигатель торговли. Зарплата у тебя будет больше, чем ты на своих двух работах получаешь.
- А в чем специфика работы?
- Да ничего особенного, ты же когда-то копирайтером работала, так это почти то же самое. Слоганы, рекламные тексты, создание презентаций, встречи тоже могут быть, интервью. А перед презентациями и выставками рассылаем поздравления, буклеты и прочую дребень. Да ты справишься.
- Не знаю, надо подумать. Это не мой профиль.
- Милая, пока ты будешь искать свой профиль, с голоду опухнешь: всё же дорожает, а тебе и одеться надо, и покушать тоже, ты же приезжая- за квартиру заплати, да еще и маме, поди, отсылаешь, так что думай быстрее, я тебя жду. У нас будет отличная команда, -обняла подругу Тоня, - Ой, поздно уже. Я поеду.
- Я тебя проведу.
-Спокуха, подружка, сейчас такси вызову, не пристало нам, барышням, на метро ездить. Вот, Люда, решишь к нам – и ты на такси ездить будешь, а то, гляди, машину купишь. У нас пока одна- у мужа, но я так чувствую, что мне тоже скоро понадобится.
Они ещё около часа пили чай с брусничным вареньем, вспоминали свой первый опыт редакторской работы, пока на мобильный телефон Тони не раздался звонок.
- Ну вот, такси подъехало. Люда, спасибо за прием, чай с вареньем восхитительный…. Обещай мне, что подумаешь. Свой номер я тебе дала. Звони. Буду ждать.
Она по- дружески поцеловала Люду в щёку и вышла.
Людмила никак не могла уснуть, она все вертелась на кровати, думала. Думала над предложением Тони. Люда даже не понимала, почему этот разговор так мучил её, ведь она давно уже решила, что работа в рекламе- это вынужденная мера, просто надо немного стать на ноги , а потом она будет добиваться своей цели. А Тоня предлагала перейти в рекламу надолго. Что же получается? В разговоре с Сашей она с жаром нападала на ту часть населения, которая выбрала путь приспособленчества, пассивного подчинения, а теперь сама она шла по этому пути? И всё это ради того, чтобы как сыр в масле кататься? А как же журналистика? Да, сейчас девушка взяла передышку, но потом, потом она точно найдет себе настоящее дело. Впервые возникла идея издать журнал. Свой журнал. Идея пришлась ей по душе, и она уже написала рубрикатор. Ей хотелось создать журнал о жизни людей на малой родине. Их беды, радости, чаяния, психология - все это было так интересно для Люды. Из газет и телепередач Люда узнавала только то, что человек в малых городах, в селах пьет нещадно, ворует, деградирует. Но девушка понимала, что не так всё просто, а, напротив, сложно. Журналисты не хотят копаться в причинах, не хотят исследовать всю глубину нравственного падения, вникать в психологию. Она чувствовала, что у нее получится.
« Нет, моё время ещё не пришло, свой путь надо выстрадать», - засыпая, подумала Люда.
В конце февраля в квартире раздался тревожный звонок.
-Люда, это тебя, - сказала хозяйка, взяв трубку.
Люда подошла к телефону и услышала взволнованный голос бабушки:
-Людочка, внученька, мама заболела, - чуть не плача, еле выговорила бабушка.
- Что-то серьезное, бабуля?
-Ой, не знаю, она только анализы сдает, но предчувствие у меня плохое: она так сильно похудела, приезжай, внученька.
-Конечно, бабуля, я приеду.
Люда взяла отпуск за свой счет, быстро собрала вещи, купила билет.
И вот поезд уже мчал по заснеженной России. Попутчиками ее были мужчины: Павел, сорока лет, историк по образованию, работал менеджером по продаже оргтехники, Денис Петрович, солидный мужчина, пенсионер, и Захар, молодой человек, у которого был уже свой интернет- магазин. Мужчины радушно приняли Люду в свою компанию и заверили ее в том, что они интеллигентные и воспитанные люди и будут ее охранять. Общаться не очень хотелось, на душе у девушки было тревожно. Люда старалась снять напряжение, выпив таблетку от головной боли.
Мужчины вели себя тихо. Как водится в дороге, когда едут мужчины, они всегда прихватывают с собой бутылочку беленькой и закуску. Развернув на маленьком дорожном столике скатерть- самобранку и налив по стопочке, завели неторопливую беседу. Люда проснулась. Захар любезно предложил:
- Людочка, милости просим к нашему шалашу.
- Спасибо, что –то не хочется.
-Но хоть посидите с нами, украсьте нашу компанию.
Люда повиновалась. Горячий зеленый чай с шоколадными конфетами немного успокоил нервы.
- Людочка, а вы в гости едете?- спросил Павел.
- К маме. Мама заболела, надо узнать, что и как? Бабушка ничего толком объяснить не смогла.
- Надеюсь ничего серьёзного. Да, родители – это святое, - с чувством заметил Павел, - я тоже к маме еду, ей уже 80, старенькая. Уже меня почти не узнает, сколько звал ее к себе в Москву, и жена согласна, а мама – ни в какую! Умирать, говорит, на своей земле хочу. Правда, сестра там живет, она ее к себе забрала, присматривает…
И, взяв в руки бутылку водки, спросил у Люды:
- Не возражаете? Мы по маленькой, так для поддержания беседы.
- Пожалуйста, - ответила Люда.
- Ну, мужики, давайте ещё по одной, вздрогнем…
Закусывая лимончиком, Павел продолжал:
- А вы, Людочка, если не секрет, чем занимаетесь?
- Работаю курьером, рекламным агентом, рекламируем посуду из Германии.
- Вот, вот, все торгуют. Я вот тоже менеджер, продаю оргтехнику. А что я знаю об этой оргтехнике? Ничего. Просто продаю и всё. Я историк по образованию, но разве по специальности можно заработать? У меня двое детей. Старшей дочери в этом году поступать- деньги нужны.
- Не понимаю, а что Вас не устраивает?- вмешался Захар, - работа есть, деньги тоже, чего же ещё желать…?
- Вот именно, только это и надо желать, и ни о чем не думать, не думать. Мы продаем на своей территории всё импортное. Посмотрите, мы же во всем иностранном. А из чего оно, это иностранное, полезно ли, не знаем?- возмущался Денис Петрович.
- Раз не умерли, значит всё в порядке. А чё об этом думать? Если так думать, то ни есть, ни одеваться не нужно, тогда лучше гробик сколотить и помирать. Я лично не хочу. Я удовольствия хочу, пока молодой, - заметил Захар.
- Я не согласна, - сказала Люда, мы должны знать, что едим, пьем, во что одеваемся, потому что это наше право, только нам им лень пользоваться.
Захар горячился:
- Знаете, я вот в командировке в Европе был и в Америке. Вот там люди живут. Производство налажено, заводы работают. Нам бы поучиться у них.
Павел не медлил с ответом:
- Чему это поучиться? Что это за философия такая странная: «запад- наше всё», на западе всё отличное, а у нас всё дерьмо, значит, прошу прощения за резкое слово. А знаете, что процветание Запада и Америки- это результат захватнических войн. Зачем они воюют? Затем, чтобы быть хозяевами. Война дает победителю всё: собственность, рабов, ресурсы. Победитель может диктовать свою волю.
Так, «добропорядочная» Германия стала одной из самых мощных технологических держав в результате войн с Австрией и Францией. Заполучив запасы полезных ископаемых французских городов и областей, германская промышленность набирала обороты, интенсивно развивая металлургию. Вот так в конце XIX века немецкие товары становятся самыми конкурентоспособными. А когда у германских воротил выросли аппетиты и им снова понадобилось сырье, они развязали Первую мировую. А «свободолюбивая» Америка с её пресловутой демократией наживалась за счет предоставления займов воющим сторонам, таким образом создавая себе должников, и вовсе не думала, плохо это или хорошо. Главное – выгодно. А потом, создав МВФ, НАТО она однажды решила, что может вмешиваться во внутренние дела других государств и решать, как им распоряжаться сырьем, промышленностью, своей жизнью в целом. Так что их налаженное производство обагрено кровью ни в чем не повинных людей.
В купе повисло молчание. Захар не знал, чем возразить. А Павел, налив водки, поднял бокал:
- Давайте, мужики выпьем за то, чтобы наша страна вылезла из этой(он посмотрел на Люду)… ямы и зажила своей жизнью. Чтобы русский мужик не лазил по электричкам, предлагая всякую бурду, чтобы не стоял у метро, нацепив на себя рекламный проспект «посетите наш салон модной стрижки», не уходил бы в криминал ради жирного куска, а смог бы применить в жизни своё умение, потрудиться, заработать копеечку, чтобы семья жила, не нуждаясь, и стране польза была.
- Согласен, Паша, - сказал Денис Петрович, слегка захмелев и перейдя на «ты». Преклоняемся перед ними, этими заморскими…., словно шавки какие-то, а между прочим, у нас ещё в Петровское время были выходцы из простых крестьян, которые ещё тогда понимали, что Россия должна торговать не только сырьем, но и готовой продукцией. Вот я про Посошкова читал. Он предложил не тащить с Запада разную дребень, а изготавливать у себя. А сейчас что? Лес продаем, а не перерабатываем - перерабатывают ОНИ! Да до каких же пор?!
- Вот вы говорите, надо производство налаживать, изготавливать всё у себя, а как его налаживать, если его попросту нет, его ещё в начале 90-х растащили, так сказать, «прихватизировали», - сказал Захар, видимо, решив взять реванш в споре, - куда податься молодым? Я, может быть, и пошел в институт учиться на инженера, только потом куда с дипломом подамся? Где меня ждут? Вот и пошел в менеджеры, а «насобачившись», уже открыл свой интернет- магазин, и ничего, не жалуюсь… А те, что у метро стоят с рекламными проспектами или по электричкам ходят, неудачники просто, они думать не хотят, как и где можно заработать, - рассуждал Захар.
- Вот в том и наша беда, что крутимся, выкручиваемся, а главного –то и не понимаем: временно все это. Весь этот наш комфорт – временный. Сила не в нём, сила -в понимании, для чего живёшь, что можешь дать семье, стране, сила- в идее. Национальной, русской идее. Я подчеркиваю, русской. До отъезда попалась мне статья о белорусской экономике. Автор обличал политику Лукашенко, что тот, мол, отгородиться хочет от всех и вся. Не со всеми выводами я согласен, конечно. Но не это главное. Я решил оставить свой комментарий. Пробежал глазами отзывы и наткнулся на одно мнение: человек писал, что он согласен терпеть страдания, лишь бы во благо страны, чтоб он видел, как поднимается экономика, производство, сельское хозяйство, образование и так далее. Оказывается, наша сила - в осознании себя как нужной частицы государства, в сильном лидере наша сила, который за народ стоять будет, а не разбазаривать его налево и направо. Соскочит окончательно с нефтяной иглы наша «энергетическая супердержава» и тогда посмотрим, с чем останемся? А может, тогда и проснемся, а? Соберемся воедино, и репу почешем, как жить дальше…,- заключил Павел.
- Странно, - ухмыльнулся Захар, - странно, что Вы так всему верите, этим комментариям. Да просто мужик написал, что готов терпеть, а на самом деле, может, совсем не так. У него, может, как раз жизнь наладилась: пыжился человек, пыжился -и наконец-то поднял свой бизнес, наладил поставки, обзавелся квартирой, дачей, машиной, планы строит на будущее. А тут ему, как обухом по голове, «будем перестраиваться».
- Это психология приспособленца, такой с любыми обстоятельствами уживется, а мы говорим о человеке думающем, мыслящем. Я читал, Павел не даст соврать, где- то на рубеже XIX- начала XX века Россия, да, да, та самая царская Россия производила больше всех в мире изделий из хлопка и ситца, а твой пресловутый бизнесмен, наладив поставки, как ты говоришь, закупает за рубежом черт знает что. А мы потом всем этим пользуемся, болеем и умираем потихоньку. Зато хорошо: у твоего бизнесмена жизнь-то налаживается, можно и планы на будущее строить. А это «будем перестраиваться», я думаю, больше касается мозгов. Понимать надо..., -з акусывая, говорил Денис Петрович.
- Хвастаемся, не знамо чем, - хмелея, с болью продолжал Павел, - «нефтяная сверхдержава» «газовая империя!» Прямо противно, ей Богу. Взять бы да и ограничить продажу нефти, как это когда-то Николай II сделал, не продавать цистернами, а именно ограничить, а развивать у себя нефтеперерабатывающие предприятия. Тогда, и бензинчик, подешевле-то был бы. А, Захар, не думал об этом?
Захар недоуменно посмотрел и ничего не сказал.
За окнами вагона медленно спускалась ночь. Мужчины выпили ещё по одной, закусили.
- Хорошая беседа получилась, мужики, жизненная, до сердца достала, - сказал Денис Петрович. Захар, пойдем покурим и спать, а ты как, Паша?- спросил Денис Петрович.
- Я не курю, бросил, - ответил Павел.
Когда мужчины вышли, Павел обратился к Люде:
- Людочка, Вы извините, что мы тут так резко… и о политике…., Вам, наверное, неинтересно было наши излияния слушать, в некотором роде, водка виновата, а больше - душа, она, злодейка, никак она не успокоится.
- Нет, ошибаетесь Вы, Павел, мне очень было даже интересно. Я ведь до работы в рекламе занималась журналистикой, вот как раз эти проблемы изучала.
- А почему ушла из журналистики?
- Не сошлась с главным редактором, непримиримые противоречия, так сказать, а короче, струсила, что силенок не хватит свою позицию отстоять. Я же думала, нас мало, тех, кого беспокоит то, что происходит в России, а оказывается, нет, много нас…
- Единомышленники, значит…., - сказал Павел.
Люда поднялась на вторую полку. Павел приглушил свет в купе.
Утро встретило морозом и снегом. С вокзала она отправилась сразу в больницу. Там только что врач закончил обход. У медсестры она узнала, что надо подождать, а уже через несколько минут к ней навстречу шел доктор:
Вы Чернышова?- спросил он.
- Да, я Чернышова Люда. Моя мама здесь лежит, я хочу ее проведать. Можно? Я только с поезда.
- Понимаете, Люда, тут дело вот в чём: вашу маму прооперировали, у нее опухоль желудка, нужна была срочная операция, сейчас ваша мама в реанимации.
- Ей…., она…почему? Ей плохо?- еле держась на ногах, спросила Люда.
- Давайте присядем.
- Операция была непростая, сейчас ее состояние стабильное, но к ней пока нельзя. Если всё будет в порядке, уже через 3 дня можно будет ее повидать.
Люда чувствовала слабость во всем теле, слегка подташнивало, качало из стороны в сторону после поезда.
Когда она вошла во двор, ноги сами подкосились и, ухватившись за шершавый ствол старой, корявой груши, опустилась медленно на снег. Сильно стучало в висках. Люда приложила к вискам холодный снег и дала волю слезам.
Дверь распахнулась, и на пороге девушка увидела бабушку.
- Внученька, милая, что ты? Родненькая моя, приехала, заходи в дом. Что ты… на снегу? Холодно же, - еле сдерживая слезы, сказала бабушка.
В доме было тепло. Раиса Михайловна поставила на печь кастрюлю воды, чтобы Люда помылась, и стала хлопотать возле плиты:
-Мамку –то, Люда, прооперировали, теперь в реанимации..., - она не договорила, слезы сдавили горло.
- Я знаю, бабуля, я заходила.
- Так ты что же прямо с поезда в больницу?…Сердешная. Будем молиться, я каждый день в церковь хожу, молюсь. Ладно, давай ты мойся, вода уже вскипела, а я на стол соберу…Выдюжит мамка, вот увидишь, Бог поможет.
Маму на четвертый день перевели в палату. Люда бегала к ней каждый день. Хотя мама была слаба, она старалась крепиться. Сил придавало то, что ее дочка, ее Людочка, приехала. А Люда верила, что мама пойдет на поправку. Врачи сказали, что лечение будет длительным. Люда решила пребывать дома, пока не выпишут маму, а потом, по возвращении в Москву, обязательно позвонить Тоньке насчет работы. Сначала будет присылать деньги маме на лечение, а потом увезёт ее в Москву на консультацию к лучшим специалистам.
Когда маму выписали домой, Люда решила задержаться, чтобы побыть с ней. Девушка с радостью взяла на себя все заботы по дому. А Степанида Ивановна все старалась подняться, храбрилась и говорила, что она вот-вот встанет, замесит тесто и поставит пирожки.
- Господи, спасибо тебе, Всевышний, что помог нашей Стешеньке побороть болезнь, - говорила бабушка, - ничего, всё бывает. Каких только испытаний не посылает Господь, чтобы проверить на крепость человека! Ничего… Выдержим , Стешенька, ты же у меня сильная…, - говорила бабушка.
Раиса Михайловна шла в церковь, стояла службу, молилась исповедовалась и причащалась. С ней ходила и Люда.
- Ничего, внученька, -говорила бабушка, -это испытание Господь нам посылает. Мы выдержим. Мы всё выдержим!
-Бабуль, - спрашивала Люда, глядя на лики святых на иконах, – за что святые страдали?
- За веру. А Господь какие муки принял! За людей грех искупил.
- Какой грех?
- Грех проклятия. Господь дал нам возможность покаяться в грехах.
- Не понимаю, бабушка. В церковь приходят и воры, и убийцы или просто злые люди, исповедуются, раскаиваются в грехах, а потом снова совершают злодеяния.
- Так ведь Бог всё видит: кто да с чем пришел, что у кого на сердце. Бога –то не обманешь. Человек идет в мир, творит зло и вроде бы ему ничего не делается: ест, пьет, шикует, по странам разным катается, а жизнь всё равно наизнанку вывернута. Не любят его искренне, нет радости в доме, нет тепла, да ещё и напасть одна за другой идет. А потому что грешил и не каялся. Благословение у Господа на одно просил, а думал о другом-то. Вот Господь и дал то, что заслужил человек.
Ночи были беспокойными. Степанида Ивановна часто просыпалась от сильных болей, пила таблетки. Люда чутко спала и слышала, как мама сыпала порошки в стакан.
- Мам, тебе плохо, у тебя боли?- спрашивала Люда.
- Ничего, доченька, это сразу не пройдет, надо потерпеть. Иди ложись, я таблетки выпила, минут через 15 отпустит.
Люда сидела у постели мамы, пока та не засыпала. А утром маме становилось легче, она поднималась с постели и, держась за руку дочери, ходила по дому, выходила во двор, радуясь солнечному морозному дню.
- А что, дочка, весной надо сорта картошки посмотреть. Что-то я мало на посадку отобрала. Помидоры хочу посадить голландские, Петровна мне семена дала, посмотрим, что оно за заморское чудо.
В такие минуты Люде казалось, что мама только немного захворала и завтра от болезни не останется и следа.
Когда поезд обратно привез девушку в Москву, у неё уже был точный план действия.
- Алло, - раздался в трубке сонный голос.
- Привет, Тонечка, это Люда.
- Какая Люда?- не поняла Тоня.
- Тонь, это Чернышова, мы работали вместе в редакции, ты у меня недавно в гостях была.
- А Людка, привет, не узнала – богатой будешь. Я просто вчера поздно легла. Гудели в ресторане.
- Тоня, ты мне работу предлагала, говорила, чтобы я подумала. Так я подумала – я… согласна, а твоё предложение в силе? Мне просто очень нужна работа.
-А-а, понятно, ну пока в силе. Слушай, подъезжай сегодня около часа в редакцию, поговорим…Пиши адрес.
Через два дня у Люды была уже новая работа. И она с головой окунулась в анализ поставок и продаж. Быстро освоила PR – технологию, составила медиа- план, медиа- стратегию компании. На первом же совещании озвучила свои предложения по продвижению товара. Эдуарду, директору компании, пришлись по душе инициативность, креативность молодого специалиста. Поговорив с Тоней, он решил назначить ее заместителем директора по PR- проектам. Тоня сообразила, что можно большую часть работы доверить Люде: она ответственная, дотошная, старательная, она справится.
- Вот, бонус, - бросив конверт на стол, сказала Тоня. Скоро презентация - работы предстоит непочатый край.
Людик, а не просто так зашла к тебе,- она хитро посмотрела, - у меня предложение. Мы скоро будем издавать журнал. Я хочу, чтобы ты была редактором. О команде можно поговорить позже, людей подберем. Давай-ка к следующей неделе подумай над рубрикатором. Ну, как тебе моё предложение? Эх, Людочка, какие дела начинаются, одно слово- бизнес…, -тараторила Тоня, даже не дав опомниться.
Люда не знала, что ответить. Ей бы благодарить судьбу, что так всё удачно складывается, не успела прийти, а тут предложения сыплются, как манна небесная.
-Тоня, о чем ты мечтаешь? – спросила Люда.
- Ну о разном: хочу машину, потом… мы с мужем наметили домик построить, отдохнуть хочу уже не в Египте, а, например, на Мальдивах.
- Я не о том. Это материальное благо. О чем духовном мечтаешь?
- Господи, да что ты, Людик? Что на тебя нашло. Живи просто, наслаждаясь жизнью.
Тоня всегда знала, чего хочет, более того, знала, как этого достичь. Она слишком быстро уловила дух времени: старайся плыть по течению, где надо, будь гибкой, прогнись, не сопротивляйся и ищи то, что выгодно. Она лишена была того творческого воображения, того внутреннего огня, который способен зажечь что-то новое, зато была хорошим исполнителем: если надо достать что-то, то Тоня была кстати. Там же, где требовалось творчество, Тоня так хитро петляла, что, казалось, будто не она этого не может, а ты предлагаешь что-то не то. Теперь, когда у неё появился помощник, на плечи которого можно было свалить почти всю редакторскую работу, а самой при этом только контролировать, она чувствовала небольшое превосходство над своей подругой.
-Знаешь, Люда, ты много думаешь. Над всем. У тебя много всяких мыслей, которые будоражат твою…, твой мозг. Зачем? Что ты делаешь не так? Что мы делаем не так? Мы не воруем, не убиваем, мы торгуем. Сейчас вся Москва торгует, вся Россия. Время такое. Кажется, ещё Бенжамин Франклин сказал : «Торговля не разорила ещё ни одного народа». Ты только подумай, как изменится твоя жизнь, когда ты начнешь прилично зарабатывать. Квартиру снимешь, машину купишь, а главное, маму вылечишь, тут же специалисты покруче. Я подключу своего мужа, у него знакомые в медицине есть.
- Да, ты права, конечно, без денег мне маму не поднять, мне только надо, чтобы мама выздоровела, а машина…., дача….- это не важно, главное- мама...
В мае они уже выпустили первый номер журнала. Люда, конечно, стала заместителем главного редактора. Тоня числилась главным редактором, хотя всю подготовительную работу к выпуску журнала тащила на себе Люда, словно тягловая лошадь. Тоня вообще стала редко появляться на работе. Она постоянно была в разъездах, проводила какие-то встречи и только раз в неделю назначала совещание, на котором Люда отчитывалась в том, как идет подготовка к новому номеру, какие новые рубрики предлагает редакторский отдел. Тоня, скучая, выслушивала отчёт и предложения Люды, она знала, что её заместитель придумает всё, как можно лучше. И, просматривая макет нового номера, делаля кое-какие замечания, не вдаваясь в подробности, выпивала чашечку кофе, между прочим спрашивала о делах и уходила. Люда окуналась в работу с головой. Её дверь не закрывалась ни на минуту, к ней постоянно шли, спрашивали, советовались. Телефон просто раскалялся от звонков.
Люда уже прилично зарабатывала. Она сняла однокомнатную квартиру, ежемесячно посылала деньги маме на лечение. В гости к родным о летала исключительно самолетом. Мама проходила курс химиотерапии, и была ещё слаба, поэтому Люда решила, что привезёт ее на обследование уже в конце лета. Это самое лучшее время: маме надо было набраться сил, к тому же у Люды будет отпуск в конце июля.
Однажды Людмила, проснувшись утром, взглянула в окно. От позолоты на улице рябило в глазах. Девушка посмотрела на календарь: 15 сентября. Суббота. В этот день Люда должна была ехать в онкологический центр проведать маму. Мама уже почти месяц лечилась в Москве у лучших специалистов. Люда даже не сомневалась, что мама вылечится:
- Мама, здесь тебя вылечат. Всё будет в порядке, -заверяла дочка.
- Я знаю, я же не одна, у меня есть ты, есть моя мама, мне не придется в одиночку бороться с этим, а значит, болезнь отступит, - с уверенностью отвечала мама, держа руку дочери.
Здесь, в Москве, Степаниде Ивановне сделали ещё одну операцию. Удалили почти весь желудок. Пища стала плохо проходить, поэтому мама кушала очень мало, из –за этого она сильно похудела и выглядела, словно девушка семнадцати лет. Люду очень беспокоили эти изменения.
В этот день девушка собралась быстро, захватила с собою зонт. Едва только повернула замок, чтобы открыть дверь, как за спиной услышала звон стекла. Девушка встрепенулась. Быстро бросилась в комнату. На полу гостиной, возле двери, она увидела битое стекло. Со стены непонятно как сорвалась картина в стеклянной рамке. На картине были виды Венеции. Странное предчувствие охватило душу, но Люда поспешила в больницу.
Мамы в палате не было. Ночью ей стало хуже, открылось кровотечение, и ее перевели в реанимацию. Люда почувствовала внезапную слабость во всем теле, стоять стало невмоготу, девушка вдруг ощутила какой-то горький привкус во рту. Она без сил опустилась на стул и попросила воды.
- Вам плохо, - спросила медсестра, которая вышла из палаты, где совсем недавно лежала Степанида Ивановна.
- Да, мне плохо, - еле ворочая языком, проговорила Люда.
- Подождите минуточку, я принесу успокоительное, сказала медсестра.
Только теперь, как молния, прожгли сознание слова лечащего врача, сказанные накануне. Он предупреждал Люду, что состояние мамы ухудшилось, «надежды мало»…, «мы делаем всё возможное», «крепитесь»
-Надежды мало? Нет!нет! Нет! – вырвалось невольно из груди.- Мама! Мама! Как же это? Этого не может быть! Мама!- с надрывом кричала Люда.
По коридору уже бежала медсестра. С Людой случилась истерика. Она опустилась на пол, всё тело содрогалось, глаза смотрели прямо, но видели лишь пустоту. Она даже не чувствовала боли от укола, и поняла, что ей сделали укол только после того, как, немного успокоившись, увидела закатанный рукав, а рука была согнута в локте. Девушка сидела в кресле возле поста медсестры.
- Как мама? – спросила она.
- Она в реанимации, может, Вы поедете домой, немного отдохнете.
- Нет, я ещё посижу, - отстраненно сказала Люда.
Небо затянуло тучами. Ветер безжалостно срывал золото с деревьев, бросая его на землю, где оно, прибитое дождем и смешанное с мокрой землёй, меркло, обесцвечивалось.. Дождь лил как из ведра. Люда подошла к окну: на улице разыгралась страшная буря, ветер гнул деревья к земле, изломанные ветки с треском летели на землю. «Мамочка, милая, я не отдам тебя ни этой земле ни этому небу, ты будешь со мной всегда…, как же я без тебя? Работа…эта квартира…, шмотки, -всё это пыль, пыль, ничто! Кто я без тебя? Что я? Ты выживешь, выживешь, слышишь?!»
И мама еще жила. Сейчас она видела такой же осенний день, дождливый и ветреный, когда, осторожно спускаясь по лестницам роддома, заслоняла от дождя личико своей дочурки. Так хотелось, чтобы дождь прекратился и вышло солнце. К ней подбежали родственники с раскрытыми зонтами, с цветами. Поздравления сыпались со всех сторон, и была она самой счастливой мамой на свете. И вдруг последние капли дождя ударили по земле, крыше роддома. А одинокий луч уже пробивал себе дорогу. В тот счастливый день Степанида Ивановна дождалась солнца.
Мамы не стало, когда за окнами утихала гроза. Небо было ещё серое, но вдалеке виднелся уже нежный голубой просвет. По щекам Люды стекали крупные слезы, но теперь она плакала беззвучно. Её глаза, беспомощно блуждающие по коридору больницы, спрашивали: «Как же это могло случиться? Нет, я этого не хотела. Этого не могло случиться!»
Всё дальнейшее было как будто в кошмарном сне. Похороны, обезумевшая от горя бабушка, поминки, дом, надышавшийся горем и плачем, родственники, соседи, мамины подруги, которые повторяли то «держись», то «крепись» - всё это было наяву, но Люде казалось, что это сон. Завтра она проснется, и всего этого не будет. А будет утро, солнечное осеннее утро, за окном будет бабье лето, любимая мамина пора, и мама как всегда скажет: «Пирожков хочется, сил просто нет. Пойду тесто поставлю».
Но утро следующего дня было мрачным: моросил дождик, небо было пасмурным. Люда открыла глаза, окинула взглядом комнату и увидела занавешенные зеркала, и вчерашний день болью отозвался в сердце. Она уткнулась головой в подушку и горько заплакала.
Прошло 5 лет. Люда стала главным редактором журнала. И не только. Она отвечала за наполнение интернет- сайта. На ней было всё: подбор кадров, отбор материала, размещение его и на сайте, и в журнале , подготовка и проведение презентаций, выставок.
Каждое утро она пробегала глазами распорядок дня, делала несколько звонков, потом проводила совещания, встречалась с партнерами. Она загружала себя работой до отказа. На метро Люда уже не ездила. Каждый день к офису подъезжала новенькая «Мазда», а вечером, плавно выруливая на проспект, летела домой , словно ошпаренная. Люда стала думать о приобретении новой квартиры.
Вот и сбывалось всё, о чем когда-то говорила Тоня. Она совсем отошла от дел, потому что стала мамой, у нее родился чудный сынишка. Они всё-таки оставались подругами, звонили друг другу, чтобы поделиться женскими секретами или просто посплетничать. Люда часто бывала у них на даче. Тоню не покидала мысль – познакомить свою подругу с хорошим мужчиной.
- Людка, хватит холостяцкой жизнью жить, - любила говорить Тоня.- Надо тебе уже думать не только о работе…
- Тонь, не начинай, -уклончиво отвечала Люда. -Подарит судьба человека- раздумывать долго не буду, а так просто, чтобы рядом кто-то был, не хочу.
- Людик, да в наше время мужика надо брать, как кастрюлю с плиты, горячей и без прихваток, чтобы опомниться не успел.
Люда ничего не отвечала. Свою душу она надежно заперла на замок, а ключ потеряла. За эти годы Люда по- настоящему осиротела. Через год после смерти мамы, умерла бабушка. Последнее время Раиса Михайловна крепилась, конечно, из последних сил, но тоска одолевала постоянно. Люда часто навещала ее. Летними вечерами, когда просматривала материалы по ноутбуку, она вдруг увидела, как бабушка сидела на скамейке и с грустью провожала закат. Глаза её наполнялись слезами, катились горячими потоками по старческим щекам. Люда понимала, что в это время она вспоминала свою дочурку, свою Стешу.
-Бабушка, что ты?- нежно обнимая, шептала Люда, тоже еле сдерживая слезы.
- Не буду, не буду, внученька, просто это страшно: хоронить своих детей. До сих пор смириться не могу. Ну ты не волнуйся, - справлюсь, - утирая краем фартука щеки, отвечала бабушка.
Так и сидели они на скамейке два родных человека, пока солнце красило багровым румянцем закат, а потом совсем исчезло, и вечерняя прохлада незаметно подкрадывалась, холодила руки и ноги.
Теперь это было живо лишь в воспоминаниях. В реальной жизни осталась одна работа. Люда ходила туда по обыкновению, потому что надо работать, зарабатывать деньги. Люда уже давно не говорила о том, что когда-то волновало ее душу. Когда же она в кругу друзей, иногда пыталась завести разговор, например, о том, что же будет, когда упадут все продажи или кончится нефть, или упадет резко доллар, на нее смотрели как на сумасшедшую. Создавалось такое впечатление, что люди настолько срослись с товарами, которые они рекламировали, продавали или покупали, что они даже мысли не допускали, что это может когда-то исчезнуть. И Люда замолкала, слушала других или заглядывала в чашку, помешивая кофейную гущу, как будто на дне этой самой гущи были ответы на все её вопросы.
В конце сентября Люда готовилась к выставке. Работать приходилось много. Возвращалась поздно. Сил не оставалось даже на то, чтобы разогреть себе ужин. А тут угораздило ещё простудиться. За два дня до выставки страшно разболелась голова, поднялась температура. Люда раньше ушла с работы. А на следующий день, наглотавшись разных жаропонижающих, предупредила, что на работу не выйдет. В офисе случился переполох, даже несмотря на то, что почти всё было готово к выставке, ей всё- равно звонили. После обеда позвонил генеральный директор
- Людочка, привет, я хочу спросить: как ты?
- Кажется, прихожу в норму, таблетки делают свое дело, только слабость во всем теле сильная.
- М-да…, надо же , ты там не раскисай, теперь налегай на народные средства: чай с малиной, мед с молоком, и такое прочее…Ты нам завтра очень нужна, без тебя же, понимаешь, никак… Поправляйся….
- Конечно, сейчас ударю по болезни из всех орудий, -пыталась шутить Люда.
«Вот тебе и внимание, и забота к сотрудникам, да что там к сотрудникам, к друзьям. Я же всё досконально подготовила, заместитель может вполне справиться с работой, но нет, выходи, Людочка, живая или мертвая. Незаменимая просто. Все мы винтики одной шестерёнки под названием «бизнес». И если винтик чуть погнулся, его выгнут и вставят в шестерёнку, а если выпал, выбросят и забудут. Всё, после выставки возьму отпуск и отправлюсь по Золотому кольцу России. До конца навигации осталось две недели, так что времени хватит», -думала Люда, нагревая молоко.
После выставки Людмила взяла десятидневный отпуск. Два дня отлежалась дома, .а потом купила тур по Золотому кольцу.
Вечером в квартире раздался звонок. Звонила Тоня.
- Привет, Людик, как себя чувствуешь? Эдик говорил, что ты заболела…
- Да уже ничего. Собираюсь по Золотому кольцу двинуть
- А почему по Золотому? - спросила Тоня, - съездила бы в Грецию, или, если так любишь путешествовать, можно в тур по Европе.
- Не хочется что-то, Россию посмотреть хочу.
- А что там смотреть? Всё в развалинах, ну пару - тройку культурных, архитектурных строений увидишь, и все.
- А мне и этого хватит, - со вздохом сказала Люда.
- Ладно, хороших тебе впечатлений.
День выдался, на редкость, солнечным. Теплоход резал синюю гладь реки, словно острый нож масло, оставляя белую бурлящую дорожку.
Люда рассматривала берега, утопающие в осеннем солнце, и вспоминала свою первую командировку, когда она любовалась осенью сквозь окно автобуса, бродила по осенним дорожкам городка, радуясь, сама не зная чему. «Осень – мое любимое время года, - думала она. Как же хорошо, что я не поехала за границу. Здесь тоже есть на что посмотреть. »Возможно, она устала от однообразной работы, в которой, как ни старалась увидеть рациональное зерно, не получалось. Пусть она стала хорошим руководителем, умело наладила процесс, но душа к этому уже не тянулась. А вот сейчас чувствовала себя свободной от всего.
- Тоже любите солнце, - услышала она за спиной приятный баритон.
Люда увидела не слишком молодого человека, лет 35- 40, с легкой проседью, довольно приятной наружности, высокого, худощавого телосложения, слегка сутуловатого, широкоплечего, с большими руками. Его улыбка просто обезоруживала.
- Извините, - продолжил он, - не мог не удержаться, чтобы не заговорить с Вами. Обычно люди так купаются в лучах солнца на берегу моря, а Вы, наверное, так любите солнце, что хотите, чтобы оно Вас поглотило, съело целиком.
- Да, Вы правы, - поддерживая шутку мужчины, ответила Люда. – Последнее время я его почти не вижу. Нет, не думайте, я не сидела в темнице, просто в большом городе этой красоты не видишь. Кругом коробки до небес. Путь на работу, а потом домой - за рулем автомобиля. Конечно, я бываю с друзьями на даче, на природе, как говорят, на шашлыках, но это все не то.
Не зная почему, Люда вдруг говорила откровенно с этим незнакомцем.
- С Вами полностью согласен. В Москве солнце видишь редко, а осенью тем более. Когда наступает пора бабьего лета, тогда оно заливает твою комнату светом, вот, пожалуй, и всё. Вас как зовут?
- Люда.
-А меня Андрей. Приятно с Вами говорить. Я не слишком приставуч.
-Пока нет, когда это случится, я Вам скажу, - улыбнувшись, ответила Люда.
-Я работаю врачом в городской клинике. Хирург. А Вы?
- Я редактор одного рекламного журнала, каких на прилавке -миллионы. Ничего примечательного. Наша компания занимается продажей плитки.
Люда пристально заглянула в глаза Андрею. Тёмно- голубые, как цвет волны, они смотрели прямо, добродушно, искренне.
- Андрей, а хирург - это Ваше призвание или..?
- Не знаю, просто как-то в девятом классе пришёл к маме на работу. Она работала старшей медсестрой в больнице. Я в тот день ключи забыл. Пока ждал маму, к приемному покою три «скорой» подъехали. Больных выводили, выносили, к ним подходили врачи. Вот тогда я подумал: «Наверное, здорово это, людей спасать». Так и стал врачом, видите, всё весьма прозаично. Почему Вы спросили, Люда?
- Мне кажется, что то, чем я занимаюсь, не моё, это не моя работа, не моя жизнь, странно то, что, чем успешнее я становлюсь, тем ближе подвигаюсь к какому-то обрыву.
- Отойдите подальше от края обрыва, - подойдя вплотную к Люде, с чувством произнес Андрей, - и посмотрите вдаль. Как знать, может быть, вдалеке, Вы увидите новый свет, и Вам понадобятся силы, чтобы дойти к нему. Дорогу, как известно, осилит идущий.
- Вы ясновидящий?- лукаво спросила Люда.
- Нет. Просто я знаю, конец чего-то, это не конец вообще, это начало нового…
Неожиданно подкрадывался вечер, на воду опускались сумерки, с реки потянуло прохладой. Люда поёжилась.
- Мне пора, - сказала она, - спасибо за приятную беседу.
- Увидимся, - сказал Андрей.
А теплоход все плыл по реке, заходил в старинные русские города: Углич, Рыбинск, Ярославль , Мышкин и другие. Как только теплоход причаливал к пристани, на берег высыпали туристы. Там их уже ожидали экскурсоводы.
Люда слушала историю гибели маленького царевича Димитрия в церкви Димитрия на крови, рассматривала роспись, детально отображавшую его кончину, и воображение рисовало играющего маленького ребенка, страдающего эпилепсией, и людей, облаченных в черные одежды, которые прячась, словно воры, ударили ножом мальчика.
А может, и не было этого убийства. Существует же другая версия о том, что ребенок, играя, сам напоролся на нож. История, сотканная из противоречий, ловко прячет правду столько веков
Выходя из церкви, Люда вдруг спросила Андрея:
- Вы верите, в то, что, чтобы взойти на трон и править, надо убить законных наследников.
- Это власть, Люда, там всё так перепутано. Одно я понял: власть, взошедшая на трон на крови, не может быть властью от Бога, потому что нарушен главный закон: «Не убий!». А если вспомнить страницы истории, то с появлением на троне Бориса Годунова началось сближение России и Запада, иностранцы попали даже на службу. А с боярами Борис Годунов и вовсе стал сводить счеты, поощрял доносы на князей. Летописи говорят, что вскоре началась череда катастроф: дожди и ранние морозы уничтожили посевы, начался голод. Цена на хлеб значительно выросла. Но я читал, что царь запретил продавать хлеб дороже отпущенной цены, а хлеб был, был у богатых людей, он даже гнил, потому что его не продавали. Царь настолько был ослеплен своей властью, что не заметил, как сам стал причиной голода. Люди стали думать, Людочка, что это Божья кара. Не благословил Бог на царствование, значит, добра не будет.
- Вы любите историю?- спросила Люда.
- Так интересовался.
Визитной карточкой города Мышкина, конечно же, был музей мыши, но Люде было интересно другое: музей Русского валенка. Люда вообще любила народные промыслы. В Переславле – Залесском на ярмарке оторваться не могла от тканых вещей. Путешествуя по Ивановской области, как-то попала в поселок Холуй.
Город на воде – для Италии привычное дело, но вот, чтобы русское село утопало в воде, такое воочию удалось увидеть впервые. Во время паводка жители здесь передвигались на лодках. Село прославилось сохранившейся с древнейших времен росписью шкатулок. Этим ремеслом занималась добрая половина сельчан. Тонкими, беличьими кисточками, обмакнутыми в яркие краски или в дорогое сусальное золото, мастера создавали настоящие шедевры. Одну такую шкатулку Люда подарила на день Рождения Тоне. Когда Тоня развернула подарок, все замерли: шкатулка была словно из сказки. Никакой «Красный куб» с его подарками сравниться не может с такой красотой.
Только беда в том, что купить такую красоту в Москве не просто. Вот китайских товаров, хоть завались, а нашего, русского, национального, днем с огнем не сыщешь. Только в дни выставок народного промысла можно что-то выбрать себе.
Люда вышла из музея и решила пройтись по набережной. Вид открылся просто замечательный, величественный. Девушка шла по набережной и сожалела, что она не писатель. Вот если бы владела пером, как предположим, Александр Островский, так бы и написала: «Городской бульвар на высоком берегу Волги с площадкой перед кофейной; направо…вход в кофейную, налево - деревья, в глубине низкая чугунная решетка, за ней вид на Волгу, на большое пространство: леса, села…» И пусть город, которому посвящены эти строки, не Мышкин, пусть нет уже тех кофеен, а решетку сменила кованая ограда, главное то, что есть что-то объединяющее во всех городах на Волге- в них спокойно и уютно. В монастырях и церквях, в исторических музеях и музеях народного промысла, в необъятных просторах русской природы и покосившейся от ветров истории провинции спрятано то, что отнять никто и никогда не сможет - русский дух. Какое положение ни занимал бы человек в Москве: директор ли, служащий, студент ли, домохозяйка, да мало ли ещё кто, он одинаково радуется, когда удается порыбачить в Волге, пройти по старинной мощеной улице, подивиться ремеслу, которое каким –то чудом уцелело, а прикоснувшись к стенам монастыря, с гордостью сказать: «умели же строить - на века», и довольный и гордый тем, что он причастен к истории, которую считает своей, бросится покупать сувениры родным и друзьям.
Поглощённая собственными мыслями, она и не заметила, как почти налетела на Андрея. Он смотрел на изгиб реки, берега которой утопали в оранжево - золотом блеске, и спокойно курил.
- Любуетесь?- спросила Люда.
- Оторваться не могу, - ответил мужчина.- А Вы, Людочка, что смотрели, что узнали?
Он снял с себя куртку и бережно набросил Люде на плечи. К вечеру стало прохладно, и куртка была как нельзя кстати. Люде была приятна такая естественная забота Андрея, она чувствовала, что этот мужчина таинственным образом заронил симпатию в её сердце. Андрей чувствовал, что эта девушка очень нравится ему.
- В музее была…, - уклончиво ответила Люда, скрывая смущение, потому что не сводила глаз с Андрея. Ей хотелось рассказать о том, что ей так интересны русские ремесла и сам процесс валяния, но язык, словно чужой, задеревенел, и она выдавила из себя:
- А Вы что сегодня посмотрели?
- Музей уникальной техники, - также уклончиво ответил Андрей.
Разговор явно не клеился. Андрей предложил прогуляться по набережной.
Они шли молча, Андрей держал Люду за руку, не замечая того, что сильно сжимает ей ладонь.
- Андрей, моя ладошка скоро станет плоской, как блин. Я не собираюсь убегать от Вас, - нежно улыбнувшись, сказала Люда.
- Ой, простите, - спохватился мужчина, - я и не заметил, как сжал Вам ладонь.
Он тут же нежно поцеловал руку.
- Я думаю, - сказал он, - так быстрее заживет.
Они поднялись на палубу теплохода. Вечер уже окутывал всё водное и земное пространство. Люда, простившись с Андреем, пошла в свою каюту. Она, конечно, хотела постоять немного на палубе, поболтать, но чувствовала, что мощная сила чувств поднимается из глубины сердца и передается каждому участку тела. Она знала цену своей страсти, поэтому волю этой силе сейчас давать не хотела.
Во всех городах, в которые заходил теплоход, Люду привлекали церкви, храмы и монастыри. Она долго ещё рассматривала росписи на стенах. С икон смотрели на Люду святые взглядом спокойным, глубоким. Глядя на расписанные стены, Люда видела настоящие картины библейской жизни, в которой странным образом были переплетены святость и будничность.
Об Алексеевском монастыре, что расположен на невысоком холме, названном когда-то «Огневой горой», Люда слышала впервые. Девушка слушала историю мужественной защиты этого монастыря и мурашки бежали по телу. Около 60 монахов и всего 500 жителей сдерживали осаду поляков. Все защитники погибли, их засыпали заживо. Люда смотрела на белоснежную Успенскую церковь, стоящую возле монастыря, и видела три свечи, свет которых горел над могилой погибших.
Вечером она долго стояла на палубе. Андрей искал её, а потом просто решил прогуляться по теплоходу. Увидев Люду, он не решился подходить. Ее лицо выражало смятение и задумчивость, как будто что-то неразрешимое терзало её душу. Люда, увидев его, заговорила первой:
- С Вами можно поговорить?- спросила она.
-Надо же, а я всё боялся, что Вы не расположены к разговорам, Вы сегодня так задумчиво - загадочны.
- А знаете, Андрей, я вот сейчас подумала, могла бы я в офисе с кем –нибудь так откровенничать, как мы беседуем здесь с Вами? Однозначно - нет. Мне бы точно покрутили у виска или предложили съездить в отпуск. Почему это невозможно?
- Что невозможно?
- Говорить о душе? О покупках можно, о машинах тоже, сплетничать, хоть это не хорошо, но всё равно можно, а о душе не получается, а ведь многие хотят поговорить о наболевшем.
- Может, боятся?
-Чего?- недоумевала девушка.
- Не поймут, сочтут за странного, да мало ли что! Вот едешь в поезде, бывало, разговоришься с попутчиками, всю душу раскроешь. Не боишься. Потому что разойдутся пути - дороги, и поминай, как звали. А если вот так на работе душу наизнанку - потом на следующий день снова надо встречаться с человеком. Что он о тебе за эти сутки передумал или не думал вовсе, не поймешь? Так о чем Вы, милая моя спутница, хотели поговорить?- спросил мужчина, одаривая Люду нежнейшим взглядом.
- О вере.
- О вере? Это интересно.
- Вот я сегодня стояла и смотрела на Успенскую церковь и думала, думала о том, как погибли ее защитники, засыпанные заживо. Можно было сдаться, кто знает, вдруг бы спасли жизнь, но для них так вопрос не мог стоять, сдаться - невозможно, потому что невозможно предать веру.
-Наверное, никакая вера не претерпела столько лишений, как христианская. Читал как-то о том, что постигло Москву после вторжения французов: соборы нещадно грабились, иконы уничтожались, а в Успенском соборе построили горн для переплавки золота, там же топтались лошади, более того, французы глумились над иконами, как хотели. Вот от этого бросает в дрожь. Может, и дрались русские с таким самоотречением только потому, что никому не позволено вторгаться в Отечество и веру. Накануне битвы всё русское воинство молилось чудотворной иконе Смоленской Божьей Матери. А французы думали, что молебен –это проявление варварства и дикости. Религиозность русских, полагали они, должна уничтожить просвещенная Европа. Ладно, то были французы, иностранцы, но вот что случилось с нами, когда, как слепые котята, повиновались страшному лозунгу: «Религия - опиум для народа».
В Советские времена упраздняли церкви и приходские храмы. Знаете, Люда, я постоянно думал, почему? Что такого плохого сделала им всем церковь?
- И к чему пришли?- спросила девушка, чувствуя интерес к продолжению беседы.
- Я понял, что она мешала строить нового человека, да конечно, потом был придуман кодекс чести, своеобразный нравственный закон, но невозможно построить новое, разрушив то, на чем строилась и формировалась русская нация, народ, и время это доказывает с неумолимой силой. Сегодня многие законы нравственности не работают: в них просто никто не заинтересован, потому что, как и много лет назад, снова понадобился новый человек, и если вера не удержится на острие копья, то тогда всем нам кирдык, Люда. Вы никогда не думали, что может быть, если начнется неразбериха, хаос? Думаю, что мы передавим друг друга. Вот это-то и опасно.
Нам надо возвращаться к вере. Не просто ходить в храмы и церкви, а с Божьей помощью обратиться к себе: что сделал хорошего, что плохого, как исправиться, как помочь другому? Если и появится новый человек, то он должен прийти в этот мир с пониманием греха и добродетели.
Эти монахи и жители, оказавшееся в монастыре, держались, потому что были едины, их объединяла та самая христианская вера. Поляки для них не просто враги, поработители, они гонители веры. А как русскому под чужой верой жить? Это уж ни в тын и в ворота, тогда уж лучше смерть.
- Значит, чтобы выжить сегодня, нам надо объединиться? Но как? Вера сегодня этого сделать не может. Да и за годы перестройки, постперестройки многие научились жить, не думая, что они делают. Их как обратить в веру?
-Думаю, что надо создавать сообщества, профсоюзы с реальной властью. Может, звучит это пафосно, странно. Но там, где ещё не всё продается, а такие есть места, надо укреплять веру людей в то, что добро ещё живет, потому что мы его сами творим. Кто-то же лечит и не берет денег, кто-то учит за нищенскую плату, кто-то, рискуя жизнью, преследует преступника, лезет в огонь, кто-то охраняет, спасает и не ради звездочки на погонах, а потому, что иначе не может. Профсоюзы нужны для того, чтобы защищать права именно этих людей. …И люди когда-то это поймут…
Андрей говорил с жаром, видно было, что всё сказанное, переболело не один раз.
- Вам больно, Андрей, - заглянув в глаза, спросила Люда, - я разбудила то, что не надо, да?
- Да, - выдавил он, -но рад, что здесь, во время круиза, когда, казалось бы, путешествие не располагает к беседам «про жизнь», я нашел в Вас…прекрасного собеседника. Рад, что всё это сказал…, а Вы выслушали… Рад, что судьба подарила мне такую встречу…Они стояли близко друг к другу.
Он волновался, как школьник, лицо пылало жаром, ладошки стали влажными. Эту девушку не хотелось отпускать, а хотелось прижать к груди, крепко обнять, и так стоять на палубе всю ночь, заслоняя ее от холода и ветра.
Теплоход подошел к пристани в Москве, закончив свой круиз в 19.00. Люда спустилась по трапу и медленно зашагала по пристани. Она не хотела оборачиваться и искать глазами Андрея. Молодой человек, напротив, заметив уходящую Люду, поспешил к ней.
- Люда ! Люда!- закричал он.
Услышав за спиной знакомый голос, девушка остановилась. По трапу быстро сбегал Андрей.
- Ну куда же Вы? – спросил он, немного отдышавшись. – Мы не попрощались даже. Люда , я хотел Вам оставить свой номер телефона, так на всякий случай. Знаете… Мало ли что…Конечно, мы почти не знаем друг о друге ничего, но всё-таки уже знакомые, может, уже приятели…
- Вы не против?
-Не против чего? – недоумевала Люда.
Она выглядела какой-то растерянной.
- Не против… номера … может, обменяемся номерами, - волнуясь, повторил свою просьбу Андрей.
Словно очнувшись ото сна, Люда воскликнула:
- Конечно, конечно, давайте я запишу прямо сейчас в мобильный.
Они обменялись номерами, и он предложил подвезти ее к дому, но Люда вежливо отказалась. Как-то банально выглядело это расставание. Он сжимал ее руку, говорил шаблонные фразы, она отвечала невпопад. Оба говорили не то, что хотели бы сказать.
На работе у Люды с утра ничего не клеилось. Девушка чувствовала себя не в своей тарелке, все валилось из рук: листала план, пробегала его глазами тысячу раз и не понимала, что надо делать, машинально подписывала бумаги. В кабинет то и дело забегали сотрудники с разными вопросами, она отвечала рассеянно, что посмотрит, изучит, сообщит.
Налив себе кружку горячего чаю и сделав несколько глотков, Люда наконец-то почувствовала себя спокойно. Взяла лист бумаги и ровным, красивым почерком написала «заявление». После обеда она сидела в кабинете генерального директора, держа в дрожащих руках заявление, и ждала, когда же он оторвется от кипы бумаг и обратит на неё внимание.
- Людочка, извини дорогая, дел невпроворот. Как съездила? Как отдохнула?
- Хорошо, - отстранённо ответила Люда.
- Ну, а ко мне с чем пожаловала? - пробормотал Эдик, едва оторвавшись от бумаг.
- Вот, - протянула ему лист бумаги Люда.
-Так, посмотрим.
Он быстро пробежал глазами написанное. На лице появилось недоумение, глаза округлись, видно было, что Эдуард не был готов к такому повороту событий.
- Что значит «по собственному»? Как это уволить? Почему?
- Эдуард, - сказала девушка, я понимаю, что огорошила тебя всем…этим.., но это не спонтанное решение, а продуманное. Мне надо многое поменять в моей жизни, я так решила..
- Я так решила, - повторил ее фразу Эдуард. Такой фронт работ накануне презентации кому я поручу? Где я человека найду так скоро? Не ожидал, Люда.
- Я все понимаю, я подготовлю презентацию, подчищу все дела, пока ты человека пока найдешь.
-М-да… Ладно. Меняй жизнь, если надо. Жаль, конечно…Хорошо сработались. Но… что там говорить, будем… искать.
Через три недели Люда передала дела и получила расчет.
Путь к себе.
Люда встала из-за стола и подкинула дровишек. В доме стало тепло. А за окнами не унималась метель, мокрые хлопья снега налипали на окна.
Надо было что-то делать, чтобы отвлечь себя от грустных мыслей. Девушка затеяла уборку. Всё тщательно вымыв и вычистив, она устало повалилась в кресло, и, приготовив себе травяной отвар, включила телевизор. Вечером она решила, что поговорит с тетей Зиной по душам.
С утра Люда спешила к тете. Снега намело за ночь почти по колено. Зинаида Ивановна вставала рано, хлопотала по хозяйству. Вот и сейчас из дымохода валил густой пепельный дым: тетя Зина затопила печку.
- Доброе утро, теть Зин, - сказала Люда тетке, которая набирала дрова из сарая, - давайте помогу.
Ой, племяшенька, доброе утро, милая, я и не заметила, как ты в калитку-то вошла, - передавая несколько поленьев Люде, ответила тетя, - пошли в дом-то.
И окинув взглядом двор, озабоченно сказала:
- Ты смотри, сколько снегу – то навалило. После завтрака расчищать надо.
Они вошли в дом. Тетя быстро собрала на стол.
-Давай, племяшка, перекусим, чем Бог послал. За завтраком Люда начала неспешный разговор. Она спросила и о здоровье, и о пенсии, поинтересовалась, уродила ли картошка. Тетя Зина рассказала о том, что сердце побаливает частенько, ноги по осени пухнут, жаловалась, что пенсия, сущий грех, а не пенсия. Но чувствовала, что Люда не одним теткиным житьем-бытьем интересоваться пришла, а о чём-то важном сказать хотела.
- Ох, племяшка, дорогая, что-то мне кажется, тебя другое волнует, выкладывай, что на сердце-то?
Люда немного поёжилась:
- Тёть Зин, я… в церковь сходить хочу. Мне посоветоваться надо, поговорить с батюшкой. Совет мне нужен, - с трудом выговорила Люда, - плохо мне, понимаете?
-Понятно..- вздохнув, сказала тётя Зина, - тяжело без мамки-то остаться. Но ты не одна, я же ещё есть, как –никак, а родная душа. Вот что мы сделаем: завтра, как рассветет, поедем в одно место, есть там монах - старец, дай Бог ему здоровья. К нему со всех концов земли едут за советом. Я ездила о Сашке узнать, что делать, чтобы не пил. Старец так мудрено говорил, а поняла я потом, когда домой приехала да в тишине всё обдумала.
Выехали рано, едва стало светать. Сашка завел свою старую «копейку». Ехать было трудно, дорога - сплошные ухабы да сугробы. Ехали молча. Люда думала о том, какие вопросы она будет задавать старцу, тётя Зина –о том, что правильно сделала, что решила повести племяшку к старцу , так как ей, бедной, никто не поможет, а только родная душа на беду откликнется.
Сашка вообще ни о чем не думал. Он ругал заснеженную дорогу и следил только за тем, чтобы не влететь в какой-нибудь сугроб.
Дорога круто стала подниматься вверх, и, преодолев крутой подъем, машина выехала на ровную поверхность. Взору открылся старый, заброшенный храм с полуразрушенными, неухоженными кирпичными стенами, рядом с храмом -погост с покосившимися оградами и крестами.
- Здесь?- спросила Люда.
-Здесь. Ты не гляди, что он неприглядный с виду, он действующий.
Когда вошли в храм, Люда остановилась возле иконы Божьей Матери, поставила свечки, перекрестилась, тетя Зина о чем-то шепталась с матушкой. Матушка провела Люду в маленькую с низкими потолками комнату, всю обставленную иконами. Вскоре в комнату вошел невысокого роста, худощавый сгорбленный старик. У него седая жидкая борода, сухие тонкие пальцы. И только глаза, глубокие, живые, смотрели добро и спокойно.
- Крещёная?- спросил старец.
-Да, - ответила Люда, -в детстве крестили.
-Крест носишь?
-Ношу.
- Как зовут?
-Людмила.
Старец положил руки на слегка склоненную голову Люды, стал читать молитву. Окончив, сказал:
-Душа у тебя рвётся. Мечешься ты. Путь свой ищешь.
-Да, - пораженная такой прозорливостью, ответила Люда, - с прежней работы ушла, не смогла больше. Приехала домой, здесь уже два месяца. Родных, маму и бабушку, похоронила…
-Трудно тебе в дому-то?
- В доме я привыкаю оставаться одна, а вот…, понимаете, не вижу я себя здесь, не знаю, чем могу заняться в родном городе.
-А в Москве чем занималась?
- Так, работала в одной фирме, компания плитку продавала из Испании, Италии, я составляла тексты, чтобы лучше продать, а потом вдруг, как током поразило, не моё это…Я должна не в рекламе работать.
- Стало быть, где-то видишь себя?
- Я хочу свой журнал издавать о жизни простых людей в маленьких городах. Мы ведь отрезаны друг от друга, не знаем, что за МКАДом делается. Я уже рубрикатор составила, очертила круг городов, о которых хочу рассказать.
- Так за чем же дело стало?- спросил старец.
-Деньги. Денег надо много. Чтобы офис арендовать, оборудование купить. К тому же, тематика не простая, в том смысле, что, когда люди заняты потреблением, продажей, мало кого будет интересовать жизнь простых людей…, не актуально…, - вздохнула Люда.
-Страх, значит… Человек создан не только для того, чтобы потреблять, наживаться. Человек создан для того, чтобы бороться и побеждать свои пороки и страхи. В каждом из нас сидит дьявол, но не каждый может его побороть. Кто же начал борьбу – иди до конца, не останавливайся, иначе благодатный свет, который откроется на пути, может сразу погаснуть, - задумчиво сказал старец.
-А где взять сил для борьбы?- спросила Люда.
- Вера поможет. Молитва укрепит. С верой любую преграду преодолеешь. А ослабеет вера - и нет человека, оболочка-то есть, а души нет. Посмотришь вокруг: все спешат, торопятся. А для всего надо время. Всякому свой час. Сейчас зима. Снег начнет таять только весной, а в зеленую листву лес оденется ближе к лету. Плод завяжется, окрепнет и созреет только в свое время. И человек тоже должен созреть и окрепнуть.
- Так ведь и молодость может вся пройти, а в старости мне ничего не надо будет, да и силы будут уже не те, - возразила Люда.
Старец улыбнулся, снисходительно посмотрел на девушку и сказал:
- Все мы под Богом ходим. Сколько кому отмеряно, знать того не можем. Человек наделяется умом, сердцем, совестью. У каждого есть свобода, что творить: добро или зло. Люди знают, что творят, но молчат, таятся от себя, от других. А перед Богом утаить ничего невозможно. Он всё видит. Поддался человек дьявольской силе, не устоял, выбрал зло - управлять им легко, куда укажешь -туда и пойдет, нет больше у него свободы. А устоял, выстрадал, прошел испытание - окреп духовно. Такого человека с пути не собьешь. Для такого человека возраст не главное.
Люда вновь наклонила голову, старец положил руки на голову и снова стал читать молитву. Перед выходом он сказал:
- Ничего не бойся. Душа окрепнет. Расправишь крылья. Бог поможет деяниям твоим.
Весь обратный путь девушка молчала. Зинаида Ивановна понимала, поэтому не тревожила расспросами.
Только вечером, глядя на красные языки пламени, мерцающие в печи, Люда осмысливала сказанное старцем. «Может, - думала она, - я еще не до конца поборола дьявола, и он сбивает меня с пути. С пути? Но ведь я вижу свой путь, вижу ясно. Проблема в другом- деньги… Почему старец говорил о страхе? … «Всему свой час». Может, я еще не готова, духовно не готова. Ну, конечно, «плод …окрепнет, созреет». Дело не в возрасте и не в деньгах. Дело только во мне. Я должна созреть для нового дела, для борьбы…А для этого надо поверить в себя. «Вера поможет!» Мне нужен план и срочно».
Люда разложила материалы, которые она захватила с собой из Москвы, внимательно изучила их. Читая, она не замечала уже ни сгустившихся сумерек за окном, ни наступления ночи. Свет в окне горел до раннего утра. Только, когда дом стал немного остывать, Люда посмотрела на часы. Половина пятого утра. Девушка вышла во двор. На улице сильно подморозило. Люда поежилась от холода, подняла глаза к небу: темно-синее небо с миллионами рассыпанных по нему звезд дышало таким спокойствием, что впервые за долгие месяцы душевных и физических мук девушка почувствовала себя легко. Она слышала, что говорило ей небо.
Утром Люда была уже у тетки.
- Теть Зин, а я решила, что буду делать, - сказала Люда, отхлебнув горячего чая.
-И что же?
-Я в Москву возвращаюсь. Есть у меня там неоконченные дела, вернее, начатые и заброшенные, надо всё в порядок привести. В доме пусть живут ваши квартиранты. Расчеты ведите сами, так лучше будет.
- Что помог-то старец, - обрадовалась тетя.
- Помог, теть Зин.
- Ну что же. Дело верное: ты молодая, что тебе киснуть в нашей глуши, тебе простор нужен. А за дом - спасибо. Пригляжу. Люди хорошие, чистоплотные, давно их знаю.
Вечером Люда ждала московский поезд. Её провожали тетя Зина и Сашка. Поезд опаздывал на 15 минут, поэтому стоянку сократили. Они быстро попрощались, и Люда, зайдя в купе, остановилась возле окна и помахала рукой родным. Зинаида Ивановна смахнула слезу. Сашка стоял рядом и курил. Когда поезд тронулся, тетя зашагала вослед, отчаянно замахав рукой. У Люды защемило сердце. Никогда прежде она не чувствовала такого тепла и нежности к этим родным людям. Вглядываясь в снежную равнину сквозь грязные окна вагона, она вдруг подумала, как замечательно, что у неё есть родственники. Когда у неё все сложится, а теперь точно всё сложится, она заберёт Сашку в Москву, поможет ему с работой. Всё у них будет хорошо. Поезд набирал ход, прорываясь через снежные заносы и разметая их своими железными обручами. Ему надо было нагнать упущенное время. Он нес Люду к новым свершениям, к новой надежде, к новой жизни.
В Москву он прибыл по расписанию.