Сердце Ашглора

Часть I. Разбитый на осколки.

Осколок I. Без имени.

Огни делают городское дно таким ярким и светлым, что даже днем на улицах кажется темнее, чем сейчас. Люди, подобно теням, проносятся мимо огней, которые освещают их утомленные лица. Лишь одно лицо они не в состоянии осветить. Это лицо не замечает никто. Человек идет, словно невидимый для всего окружающего. Он недоступен даже для света, способного, казалось бы, осветить собой все. Мужчина настолько погружен в свои мысли, в полной мере отображающие его намерения, что и сам не замечает проходящих мимо людей и проезжающих мимо машин. В данный момент у мужчины нет имени, и собственная жизнь для него – лишь тень былых воспоминаний. Все, что было когда-то в его существовании, теперь потеряло значение, поскольку душа, словно звезда его собственной солнечной системы, погибла, исчезнув во мраке. Она умерла и превратилась в тень самой себя. Тень, которую никто не замечает.
Человек без имени перешел дорогу, ни разу не сбавив шага и не взглянув по сторонам. Даже в самый час пик он не услышал ни одного сигнального гудка – многочисленные автомобили просто проезжали мимо него. Никто не обратил внимания на эту одинокую и безымянную тень, перешедшую улицу и проскользнувшую затем в холл высокого и престижного жилого здания. Внутри были охранники, одетые в костюмы и экипированные портативными рациями, но даже они не стали обращать внимания на мужчину без имени. А тот очень уверенно, словно уже много раз был здесь, направлялся к лестнице, не поднимая головы. Всю дорогу он шел, глядя себе под ноги так пристально, будто там был вычерчен стрелками нужный ему маршрут. И сейчас мужчина очень уверенным шагом прошел на лестничную клетку первого этажа. Поднимаясь по ступенькам, он прекратил раздумья и начал вспоминать дорогу к этому месту.
Второй этаж. Однажды, на дне рождения своего хорошего друга мужчина познакомился с одной очаровательной девушкой. Ее имя он хорошо помнил – Елена. С первого взгляда мужчина без имени был полностью ею покорен, хотя самому только предстояло это осознать. Он взял у Елены номер телефона и твердо решил для себя, что позвонит ей, чего бы ему это ни стоило.
Третий этаж. Мужчина ей позвонил, и они договорились встретиться. Он подарил Елене роскошный букет цветов и позвал в дорогой ресторан, после чего они несколько часов гуляли по вечернему городу. На этом свидании она показалась ему еще красивее, чем в момент знакомства. Мужчина без имени был ослеплен Еленой, все его мысли были посвящены лишь ей одной. Когда мужчина провожал ее домой, то уже твердо знал, что не может жить без Елены.
Четвертый этаж. Целых три месяца проходит прежде, чем он получает полное право называть Елену своей девушкой. Она является мужчине без имени во снах, а он гордится и даже хвастается своим и чужим друзьям ее красотой. Но хвастовство всегда отбрасывает тень алчности и ревности, поэтому ему было вдвойне тяжело в то время, когда Елены не было рядом.
Пятый этаж. Знакомство с родителями друг друга прошло гладко. Его родители были гораздо богаче, чем ее, хотя и они были далеко не бедные. Отец безымянного мужчины оказался впечатлен выбором сына, и предложил им двоим переехать в квартиру в новом престижном доме. Это был его подарок. Они не стали отказываться, и начали выбирать жилплощадь, а затем занялись ее оформлением.
Шестой этаж. Мужчина без имени вспомнил их первый секс на той огромной кровати, что они вместе выбирали в магазине. У изголовья кровати была красиво оформленная кованая решетка, за которую было удобно держаться руками, лежа на спине. Елене это нравилось.
Седьмой этаж. Счастливая жизнь в новой квартире закончилась довольно быстро. Мужчина без имени сильно ревновал Елену, а она, в свою очередь, не ревновала вообще. Это злило его еще больше, и он думал, что безразличен ей. Мужчина без имени начал обращать внимание на то, что Елена слишком часто не берет трубку мобильного телефона во время его звонков. Правда потом она всегда перезванивала, но мужчина без имени продолжал ревновать все сильнее.
Восьмой этаж. Сейчас в его памяти был пятизвездочный отель на морском побережье. Самые дорогие номера, самое лучшее обслуживание и крупные чаевые. Это был прекрасный момент в его жизни. Момент, когда любимая всегда была рядом, будь то ресторан с умиротворяющей музыкой, будь то пляж, погруженный в шум моря, будь то дорогая яхта, убаюканная нежным плеском волн о борт. Мужчина без имени в очередной раз понял, что не может жить без Елены.
Девятый этаж. Он делает Елене предложение. И при этом дарит ей купленную отцом квартиру, вне зависимости от ее решения. Елена с радостью приняла подарок и попросила время на размышления. Мужчина ее понял, и не торопил с ответом, хотя на душе скребли кошки в ожидании самого худшего.
Десятый этаж. Ссоры были все чаще. Мужчина без имени тяжело переносил томительное ожидание окончательного ответа Елены. Настолько тяжело, что не выдержал и, крупно поссорившись с ней, ушел из дома. Тогда безымянный мужчина в первый и последний раз ударил Елену. Она выбросила коробочку с платиновым обручальным кольцом из окна, а сам он вернулся туда, где жил раньше.
Одиннадцатый этаж. Хотя предпосылок к разрыву отношений было более чем достаточно, он показался громом среди ясного неба. До точки в их отношениях осталось совсем немного: все формальности для окончательной передачи квартиры ее владелице, наконец завершены. Тем не менее, когда все было кончено, мужчина без имени по-прежнему не мог выпустить Елену из головы. Любовь к ней укоренилась так сильно, что ревность и злость сжигали душу изнутри.
Двенадцатый этаж. Сильная влюбленность наряду с необходимостью примириться с разрывом рождало противоречивое безумие в душе. Безумие охватило мужчину без имени достаточно сильно, чтобы осуществить задуманное, но не настолько, чтобы кто-то мог что-либо заподозрить.
Тринадцатый этаж. Для кого-то это несчастливое число. Равномерный ритм шагов по ступенькам сбился и стал звучать по-другому, так как с лестничной площадки мужчина вышел на этаж. Он опустил руку в карман и достал ключи, затем нажал на кнопку вызова лифта и сразу направился в сторону квартирных дверей. Подойдя к одной из них, мужчина без имени открыл ее и прошел внутрь. Проделал он это легко и непринужденно, словно это была его собственная квартира. Несколько мгновений прошло прежде, чем раздались один за другим пять пистолетных выстрелов. Как только все было кончено, тишина установилась вновь, но почти сразу же она была нарушена шумом открывающегося лифта. Человек без имени вышел из квартиры и прошел в открывшийся пятью секундами ранее лифт. Он нажал кнопку на панели управления и двери закрылись.
Через минуту этот человек вышел на улицу и на него по-прежнему никто не обращал внимания. Так, во всяком случае, могло показаться. Он остановился на самом краю тротуара, на бордюре и задумался. Но вдруг что-то заставило его опустить взгляд под ноги, туда, где находилась решетка уличного водостока. Под ней, в куче мусора и грязи лежала коробочка с тем самым платиновым кольцом, что он подарил когда-то Елене, делая предложение руки и сердца. Эта коробочка оказалась приоткрытой, и кольцо было хорошо видно. Но оно потеряло былую привлекательность, не блестело и не сверкало красотой, как раньше. Кольцо словно умерло, как и вся его любовь, в одночасье. И теперь все это похоронено в куче грязи.
Машин на дороге стало очень мало, а количество пешеходов тоже заметно поубавилось. Мужчина поднял голову. В этот момент по его щеке скатилась и упала капля, оставляя за собой след, характерный для слезы. Тут же рядом с ней появилась еще одна, такая же. Затем на другой щеке. Это капал дождь, падавший крупными каплями на хорошо освещенное городское дно. Мужчина вытер влагу с лица и направился вниз по улице.
После него из этого здания вышел лишь один человек. Вышедший был одет в длиннополый черный плащ, который был полностью расстегнут, и было видно, вся его одежда была черной. На нем были черные джинсы, рубашка и туфли. Его лицо обладало немного резкими, но при этом весьма гармоничными и приятными чертами. Волосы были темные, средней длины и при этом аккуратно зачесаны назад. Человек в черном со спины наблюдал за мужчиной без имени, пока тот не ушел в сторону своей прежней жизни, туда, где он вернет себе имя, и его опять начнут замечать люди. Прошло немного времени, как тень мужчины без имени, скользящая сквозь городское свечение, полностью растворилась под проливным дождем. А человек в черном тем временем застегнул пальто и направился в другую сторону. На сегодня он сделал все, что от него требовалось.


Осколок II. Человек в черном.

Он одиноко двигался сквозь дождь по улицам, окончательно опустевшим. Дождь разогнал по домам всех немногочисленных людей, что были на улице в эту ночь. Теперь лишь редкие машины проезжали по дорогам, ярко освещенным уличными фонарями. Все остальное как будто вымерло и обливалось горькими слезами. Капли дождя, словно очищающие слезы невыносимой горечи, пытались смыть с Метрополия всю грязь человеческих пороков. К сожалению, здесь, на улицах, самое дно этого города и именно сюда все смытое стекает, образуя грязные лужи. По этим лужам идет человек в черном. На его лице нет эмоций, в осанке нет напряженности, а в походке невозможно заметить и капли нетерпения. Похоже, он вовсе не замечает дождя, из-за которого асфальт намок так, что можно увидеть свое четкое, почти зеркальное, отражение. Оно выглядит так естественно, что любому наблюдателю могло показаться, будто оно готово начать жить отдельно, совершать собственные телодвижения, например, развернуться и пойти в другую сторону. Но отражение продолжало подчиняться своему хозяину и вместе с ним послушно завернуло за угол, где исчезло за порогом широкой двустворчатой двери. На неоновой вывеске было написано: «Боттом». Это был весьма популярный в городе ночной клуб.
Войдя внутрь, человек в черном сдал плащ в гардероб и посмотрел на себя в зеркале. Он пригладил мокрые волосы и направился к лестнице, спускавшейся вниз на глубину нескольких этажей. Слабый красный свет освещал лестничные пролеты, будто предупреждая о чем-то опасном и уговаривая посетителя развернуться. В конце лестницы была дверь, автоматически раздвигающая створки при приближении человека. Оттуда уверенно пробивался тяжелый ритм электронной танцевальной музыки. Стоило лишь оказаться за дверью, как сразу же взгляд ослеплял свет прожекторов, софитов и прочих элементов светомузыки. Тяжелый и громкий транс заставлял людей двигаться в такт игре света и лазеров. Белые элементы одежды ярко мелькали при свечении ультрафиолетовых ламп. Все это бросалось в глаза в первую очередь, но танцпол человека в черном не интересовал. Вместо этого он направился к узкой винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Этот этаж располагался над сценой и представлял собой широкую площадку с баром-рестораном. Человек в черном поднялся наверх, где занял один из свободных столиков и заказал себе бутылку пива.
Он бросил взгляд на противоположный столик, где сидела очень эффектная и соответствующе одетая девушка с длинными черными волосами, сложенными в красивую прическу. Брошенный на мгновение в сторону девушки взгляд быстро превратился во взгляд заинтересованный и пристальный. Человек в черном взял свое пиво и, поднявшись с кресла, направился к объекту своего интереса. Девушка обратила внимание на идущего к ней незнакомца не в первый раз. Возможно, она заметила его еще раньше, чем он ее.
Изящным движением тонкой руки она поднесла к губам бокал красиво оформленного коктейля, сделала несколько маленьких глотков и поставила стакан на стол, на котором, кроме пепельницы и пачки сигарет, больше ничего не было. В этот момент незнакомец сел в противоположное кресло и приложился к горлышку своей бутылки. Девушка заговорила первой:
 – Ужасная погода снаружи, не так ли?
Человек в черном поставил бутылку на стол и ответил:
 – Сама по себе погода не так ужасна, – он говорил не спеша, четко и с расстановкой. Его голос был приятен. – Гораздо хуже то, что она может символизировать. Например, горькое одиночество, заставляющее быть наедине лишь со своими грустными мыслями. А у Вас они явно не веселые.
 – Откуда Вы знаете?
 – Я не знаю, я вижу это. Вижу по Вашим глазам. Увидел это сразу, как только встретился с Вами взглядом. Вы пытаетесь скрыть внутреннюю непогоду улыбкой, но у Вас в глазах я вижу капли непрекращающегося дождя.
Девушка опустила взгляд на несколько мгновений и подняла его снова. Затем сделала знак официантке, чтобы она подошла. Та была рядом и довольно быстро оказалась около стола:
 – Что вы желаете?
 – Я хочу повторить, – сказала девушка официантке, кивнув на свой почти пустой бокал, затем повернулась к своему собеседнику и добавила: – а что будете Вы?
 – Я буду «Рэд». Как обычно, – сказал человек в черном, обращаясь к официантке. Та, похоже, знала его и поэтому кивнула более уверенно, чем она обычно это делала по отношению к другим посетителям. Когда официантка удалилась, мужчина произнес:
 – Вы пьете «Голубую лагуну»? У вас хороший вкус. Знаете легенду о его происхождении?
 – Нет. Но очень хочу узнать.
 – Эта легенда гласит, что данный коктейль был изобретен прославленным художником Полем Гогеном после того, как врачи запретили ему пить абсент. Они советовали покинуть Париж и уехать на Таити. Гоген был настолько расстроен, что решил создать алкогольный коктейль, после употребления которого, как утверждают знающие люди, на Таити можно не ехать.
 – Значит, я именно поэтому и не собираюсь ехать на Таити в ближайшее время, – сказала девушка шутливым тоном. – Кстати, мое имя Анна.
 – Мне очень приятно, Анна. Меня зовут Винсент.
Вскоре официантка принесла на их столик заказанные напитки, и разговор продолжался до тех пор, пока бокалы не оказались пусты. От Винсента не укрылось, как в каждом движении девушки сквозило томное кокетство по отношению к нему. Он решил не затягивать беседу и предложил покинуть клуб. Они расплатились по счету и вместе покинули заведение. Дождь к тому моменту уже прекратился. Винсент и Анна сели в такси, которое затем тронулось и через полминуты скрылось среди мерцающих огней уличных фонарей.


Осколок III. Темное полотно экрана.

Обветшалое здание на темной заброшенной улице освещалось лишь вспышками проблесковых маячков полицейских машин и кареты «скорой помощи», сосредоточенных около одного из подъездов. Двери на входе в него не было. Единственное, что преграждало путь внутрь, это желтая маркерная лента, за которую не пускали посторонних. Правда, в этот раз никого из зевак рядом не было, поэтому следователи могли спокойно работать. Казалось, что на этой улице вообще не ступает нога человека, настолько все выглядит заброшенным и никому не нужным. На улице ни одного фонаря, в окнах ни одного огонька. Жизнь здесь иссякла настолько, что даже тем сотрудникам полиции, что много повидали на своем веку, находиться в этом районе было невыносимо жутко.
Вдруг стало чуть светлее – сюда добрался свет фар приближающегося автомобиля. Машина остановилась рядом с одной из полицейских, после чего фары погасли, и вышел человек в черной кожаной куртке. Он захлопнул дверцу автомобиля и направился к огороженному подъезду. Полисмены переговаривались негромко, почти шепотом, а некоторые украдкой озирались по сторонам – было видно, что все напряжены. Обычно, на местах преступлений среди служащих правоохранительных органов такого напряжения не наблюдается. Смех, шутки и веселое приподнятое настроение среди некоторых стражей порядка всегда присутствует. Но в этот раз все по-другому. Это сразу же заметил приехавший мужчина. По его лицу можно было без труда определить, что здесь ему не более комфортно, чем остальным.
Не успел он подойти к подъезду, как дорогу ему преградил человек в штатском и сказал с ярко выраженным недовольством:
 – Наконец-то! Почему ты так долго, Тревис?! Я тебя уже полчаса жду!
 – Я ведь прямо из дома приехал, – начал оправдываться Тревис. – Час поздний, а мне еще нужно было собраться…
 – Ладно, ничего страшного. Извини. Просто это место всех нервирует.
 – Да, я уже заметил. Что у нас? Ты сказал, что это наш парень. Это так?
Они вместе двинулись к подъезду. На протяжении этого короткого разговора с напарником, человек в кожаной куртке, почти не сводил взгляда с подъезда. В это время лучи полицейских фонарей неспешно мелькали в окнах подъезда, а также нервно бегали по прилегающей к дому территории в поисках каких-либо улик. Время от времени свет какого-нибудь фонаря попадал в дверной проем подъезда, и тогда можно было заметить тонкую изящную руку, лежащую в луже крови. Самого тела нельзя было отсюда увидеть.
Напарник продолжал разговор:
 – Да, это он. Это уже пятое преступление на его счету.
 – Ты уверен в этом?
 – Честно говоря, у меня нет сомнений. Почерк тот же, – в этот момент они зашли в подъезд, и глазам Тревиса полностью открылось место преступления. – Это убийство очень похоже на те, что мы уже расследуем. Здесь нет мотива, налицо спонтанность, к тому же со времени последнего происшествия прошло всего три дня. Так что, если судить на первый взгляд, то я почти уверен, что это именно наш парень.
 – На самом деле, еще рано утверждать, парень ли это. Что насчет жертвы?
 – Личность сейчас только устанавливается, документов при ней не было. Ясно лишь то, что она была весьма молода. Какой только ублюдок мог это сделать?! – Напарник тяжело вздохнул. – Он убил ее голыми руками, словно взбесившийся зверь. Череп на затылке треснул, пробита височная кость, гематомы на лице и теле. Судя по следам на стене, он бил ее головой об стены пока та не умерла. Впрочем, у нас еще будут результаты судебно-медицинской экспертизы.
 – А откуда столько крови? Тут целая лужа…
 – У нее повреждены обе сонные артерии. Убийца хватал ее за шею так сильно, что пальцами продавил их. Если присмотришься, то на шее увидишь следы от пальцев. Возможно, она умерла как раз от удушья. Впрочем, тут лучше подождать заключения экспертов.
Тревис смотрел на место преступления, и его терзало непонятное ощущение. Он не мог понять и как следует осознать его природу, но оно точно было не из приятных. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, если принять к сведению, что за картина представала перед глазами детектива. Подъезд был узким, поэтому лестница занимала всю его ширину. На лестничной площадке, между порогом и самой лестницей, лежало тело девушки, лицо которой было некогда очень красивым. Это было заметно даже в результате такого чудовищного надругательства. Тело девушки окружала лужа крови, количество которой не позволяло определить даже цвет волос. Если присмотреться при помощи фонаря, то можно было различить несколько небольших рваных ран на шее жертвы, как раз в области сонной артерии. Когда же луч фонаря уходил с трупа, темнота надежно скрывала его, словно свое самое дорогое сокровище. На стенах также были следы крови, и больше всего в глаза бросались кровавые отпечатки женских рук. Кровь была и на ступенях, причем она уже давно запеклась. Вся эта картина, подсвеченная светом фонарей и сопровождаемая грустной и нагнетающей атмосферу мелодией, вызвала определенную реакцию в зале. В первую очередь, реагировали женщины, а их спутники мужского пола, в свою очередь, выглядели весьма озабоченными и напряженными. В этот момент раздался голос кого-то из полицейских:
 – Прошу прощения, детективы, но там уже намерены забрать тело. Вы еще не закончили?
 Тревис перекинулся несколькими взглядами со своим напарником и тот ответил полицейскому:
 – Нет, все в порядке, мы закончили. Скажи им, что тело можно забирать.
 – Хорошо, – кивнул полисмен и удалился.
Тревис в последний раз осветил себе место преступления, чтобы взглянуть на него и нехотя ощутить непонятное чувство, что рождалось в нем. Он не мог его идентифицировать, не мог понять его причины, но все-таки одна фраза предательски вертелась у него на уме. Эта фраза – «дежа вю».
 – Ну что, идем? – услышал Тревис обращенный к нему вопрос напарника.
 – Конечно. Поехали домой.
Оба детектива направились к своим автомобилям. Перед тем как рассесться по своим машинам, Тревис обратился к другу:
– Слушай, Макс. Если моя жена тебе позвонит, скажи ей… скажи, что я на работе… жду результатов судмедэкспертизы или еще что-нибудь в этом роде. Ладно?
 – Ладно, Тревис, – усмехнулся Макс, – хотя я все же надеюсь, что мне не придется врать сонным голосом посреди ночи.
 – Спасибо тебе. Ну ладно, спокойной ночи.
 – Спокойной ночи. Передавай привет Даниэле.
 – Обязательно.
Они сели в машины и разъехались в разные стороны, освещая фарами самый темный и мрачный городской район. Через пять минут место преступления опустело окончательно, стоило только увезти труп. Тишина снова воцарилась в районе, разделив здесь власть со своей главной союзницей – темнотой.


Осколок IV. Вкрапление белого.

Когда закончился фильм и пошли титры, сопровождаемые гнетущей музыкой, зрители продолжали сидеть в креслах. Никаких возгласов, реплик и комментариев в адрес фильма не было слышно. Стояла полная тишина, а люди все еще были во власти мрачных впечатлений. Тем не менее, среди всех был один довольный человек, который наслаждался тем эффектом, что произвел фильм. Этот человек сидел в самом центре зала и одет он был во все черное. Сам фильм ему понравился не меньше реакции окружающих, поэтому выглядел он так, словно был доволен своей работой. Тем временем люди постепенно стали вставать с мест и безмолвно двигаться к выходу. Грустная музыка была единственным, что можно было услышать.
На улице уже стемнело и некоторые из тех, кто смотрели этот фильм, с мрачным видом стали разбредаться по ярко освещенным улицам Метрополия. Другие шли на стоянку, чтобы уехать прочь на автомобиле, а третьи вставали около выхода из зала, доставали сигареты и начинали курить, явно обдумывая и осмысливая увиденное. Они бросали тяжелые взгляды на рекламный постер только что увиденного фильма, но долго смотреть на него не могли или не хотели. Фильм назывался «Кровоточащая бездна» и на его постере был изображен детектив Тревис. Внутрь его силуэта было помещено изображение красной горы на фоне зеленых облаков, подножие которой было полностью покрыто синим пламенем. На заднем фоне был изображен черно-белый город.
Винсент отвел взгляд от плаката и посмотрел на участок дороги, где мимо кинотеатра проезжали машины, ослепляя светом своих фар. В этот момент именно в том месте дорогу переходил человек. Не успев дойти до двух сплошных, тот увидел Винсента и тут же остановился, как вкопанный. Незнакомец его будто узнал, а на лице тут же отпечатался страх. Это был жуткий страх перед смертью. Такой взгляд ни с чем не спутать, поэтому все прекрасно читалось на лице незнакомца. Не прошло и трех секунд, как раздался каскад нервных автомобильных гудков, а свет фар так резко осветил этого человека, что, дезориентировав от неожиданности, вывел его из ступора. Однако было уже поздно. Вместе с протяжным скрипом тормозов раздался глухой звук сильного удара. Автомобиль перед аварией ехал так быстро, что полностью затормозить сумел лишь через тридцать метров от места происшествия. Человек теперь неподвижно лежал на асфальте, но сбивший его водитель не вышел. Вместо этого машина тронулась с места и скрылась из виду. Незнакомец же продолжал лежать на проезжей части. Движение на этой полосе сильно затруднилось, начала образовываться пробка. Трудно себе даже представить степень того шокового состояния, что испытывали большинство очевидцев около кинотеатра, ведь все происходило на их глазах. Девушки начинали плакать, а мужчины стояли как каменные изваяния и не могли пошевелить ни единым мускулом даже для того, чтобы показать свои эмоции. Нервы, натянутые от воздействия фильма, у многих попросту переставали выдерживать. Но были и те, кто быстро пришел в себя. В основном, это были простые прохожие, которые обступили тело и набирали на мобильных телефонах номера полиции и «скорой помощи». Кто-то пытался оказать помощь самостоятельно, но никаких признаков жизни пострадавший не подавал.
Винсент спокойно, словно ничего не случилось, наблюдал за происходящим. Понаблюдав еще пару минут, он уже собрался уходить, как вдруг его взгляд задержался на стенде с рекламой идущих сейчас в кинотеатре фильмов. Среди них его внимание привлек один, под названием «Принятие». Винсент сам не мог понять, чем его заинтересовало это кино. Вдруг он осознал, что находится в нерешительности. Это чувство было ему в новинку, так как в последнее время ему редко приходилось задумываться о своих поступках. И, в конце концов, Винсент отбросил все незнакомые чувства и решил на этот фильм сходить. Размеренным шагом он направился в обход здания кинотеатра, оставляя за спиной суету вокруг мертвого пешехода.
Не прошло и минуты, как Винсент стоял напротив главного входа в кинотеатр, где он мог наблюдать толпу людей, собравшихся туда же, куда и он сам. Видимо, они все уже купили билеты, и теперь курили на улице в ожидании начала сеанса. Это ожидался самый первый показ данного фильма, и именно этим объяснялось большое количество желающих его посмотреть. Винсент прошел внутрь и, отстояв недолго в очереди, купил себе билет. Напоследок он подмигнул молодой кассирше и направился к входу в кинозал. Уже второй раз за сегодняшний день. Как раз в этот момент начали запускать зрителей. Винсент нашел свое место и стал наблюдать за рассаживающимися людьми. Сам он сидел в конце зала, на последнем ряду и с самого верха ему было весьма удобно следить за аудиторией. В основном все эти люди не представляли для него никакого интереса, все выглядели буднично и серо, но в тот момент, когда зал был уже заполнен наполовину, обстановка изменилась. Винсент заметил, как в зрительный зал вошла девушка со светлыми, цвета платины, волосами, обладавшая чрезвычайно привлекательной внешностью. Одета она была в белых, вернее сказать, в кипельно-белых тонах с небольшими вкраплениями черного. Но все равно, при взгляде на девушку казалось, что на ней вся одежда была абсолютно белоснежной. К слову, она очень ярко подчеркивала идеально стройную фигуру.
Девушка села на то самое место, где, сеансом ранее, сидел сам Винсент. Он понаблюдал, как изящно девушка села в кресло, затем вскинула голову, поправляя красиво завивающиеся волосы. После чего его взгляд переместился на других людей, но больше столь подробным и пристальным образом ни на ком не останавливался да самого начала сеанса. Так что следующим, после девушки, объектом пристального внимания стал сам фильм. Он начинался со спокойного и размеренного монолога главного героя.


Осколок V. Светлое полотно экрана.

«Жизнь не бывает предсказуемой. Периодически происходят очень неожиданные ситуации, которые влияют на положение вещей весьма кардинально и даже могут поменять мировоззрение. У каждого человека в жизни обязательно будет момент оценить все произошедшее в новом ракурсе, доселе недоступном. И тогда придется дать новую оценку всему, что пережил ранее. Взглянуть по-другому на весь мир, что был знаком до того, как случилось непоправимое.
Рано или поздно это непоправимое случится и с этим ничего не поделать. Именно поэтому всех без исключения интересует, как же это произойдет. Это может произойти по-разному. Может неожиданно, а может и после долгого и томительного ожидания. Но в любом случае появляется необходимость принять и осознать то, что это было необходимо. И это даже не примирение с ситуацией, это есть осознание целостности мира, где все взаимосвязано и гармонично. Благодаря этим свойствам, человек всегда имеет шанс получить объяснение тому, что произошло и увидеть свою роль в каждом событии.
Каждый человек, независимо от своих каких-либо качеств, имеет обыкновение спрашивать у самого себя, у своего внутреннего голоса то, на что ответ дать очень непросто. Вопросы вроде «Зачем?», «Почему?», «Как?» никогда не оставят нас, но всегда стоит надеяться на то, что шанс получить все ответы у нас будет обязательно. А иначе, какой смысл нам жить? Каждое действие должно получать соответствующее противодействие. Каждая жертва должна быть сполна компенсирована. Каждый вопрос должен иметь ответ, но не каждый должен лежать на поверхности. Многие из них находятся там, где никто не будет искать, разве что кроме совсем отчаявшихся и решившихся на соответствующий своему отчаянию шаг.
Похоже, что смысл жизни в том и есть, чтобы, наконец, понять его. Понять, что все в мире взаимосвязано настолько, что не можешь сомневаться в его Божественном происхождении. Но чтобы понять это, рано или поздно придется принести соответствующую жертву. Такова будет компенсация за нее. Возможность понять сам смысл жизни. Осознать его. И двигаться дальше, туда, где все может начаться вновь. Люди относятся к жизни по-разному, но в каждой судьбе будет момент, когда ее придется вспомнить всю, от начала до конца. Момент, когда вся жизнь пролетает перед глазами. Этот момент бывает разной длительности, и только от него зависит, насколько быстро настанет смерть. Главное – чтобы было, что вспомнить. Тогда времени до смерти будет чуть больше, равно как и шансов смириться со своей участью, принять свою судьбу.
И вот он здесь. Наконец этот момент наступил, и под аккомпанемент скрипа тормозов, звона бьющегося стекла и скрежета покореженного металла начался его отсчет. Времени осталось совсем немного…»


Осколок VI. Скромное обаяние невинности.

Винсент стоял около кровати. На нем были джинсы темного цвета, а также черные кроссовки и черная, слегка помятая со вчерашнего дня, рубашка. Стоя около кровати, Винсент смотрел, как в ней спала очень миловидная девушка. Она лежала на животе так, что одеяло аккуратно прикрывало ее только до пояса. Это была кассирша из того кинотеатра, что вчера посещал Винсент. У нее была красивая и ровная спина, изящно приподнимающаяся в такт размеренному и безмятежному дыханию.
Стоит отметить, что Винсент никогда не испытывал проблем с женщинами и, как правило, получал от них все, что хотел. И эта симпатичная кассирша не была исключением. Сейчас он возьмет свой плащ, лежащий рядом на кресле и исчезнет из ее жизни столь же стремительно, как и появился в ней. Одной ночи, проведенной в постели с любой девушкой, ему вполне хватало. Поэтому из жизни каждой Винсент исчезал окончательно и бесповоротно. Любые другие формы отношений были ему неинтересны.
Винсент в последний раз посмотрел на спящую девушку и удалился, закрыв тихо за собой все двери. Спускаясь по лестнице, он с удивлением думал о том, что в своем сегодняшнем взгляде на молодую кассиршу было нечто такое, чего раньше у него ни разу не было: глядя на одну женщину, он вспоминал другую.
Так было и на улице, лишенной солнечного света из-за серого пасмурного неба. В каждой проходящей мимо женщине он надеялся увидеть столь запомнившиеся ему мягкие и гармоничные черты лица, красиво завивающиеся платиновые волосы, а также идеальную фигуру, подчеркнутую искусно подобранной одеждой. Все это в его сознании сформировало ясный образ самого настоящего ангела во плоти. Сейчас Винсент сам себе удивлялся, ведь об ангелах ранее он никогда даже не задумывался. Он в жизни видел много прекрасных женщин, но ни одной из них не мог впечатлиться настолько сильно, чтобы в последствии сравнивать с этими небесными созданиями, а тут подобное сравнение само собой явилось Винсенту из глубин подсознания.
Его мысли плавно перешли на воспоминания о вчерашнем фильме со странным названием «Принятие». Впечатления от него полностью заглушили удовольствие от предыдущего. После того момента, как на экране пошли титры, Винсент настолько ушел в себя, обдумывая фильм и пытаясь осознать свои собственные эмоции, что забыл про своего «ангела». Лишь и потом, когда удалось отвлечься от раздумий, он вспомнил про девушку, но было уже поздно. Винсент не сумел найти ее в расходящейся по сторонам толпе людей. Поэтому ему пришлось «довольствоваться» кассиршей, у которой как раз заканчивалась смена.
Сейчас Винсент ощущал изменения в своем настроении, но, все же, старался не обращать на них внимания. Скорее всего, это связано с усталостью, а значит надо поскорее добраться домой. Дом, в котором жил Винсент, внешне был очень красив и впечатлял своей дорогой архитектурой. Стены из красного кирпича были инкрустированы искусно выполненными скульптурами и балюстрадами. В здании было двенадцать этажей, и на каждом были высокие окна и длинные полностью остекленные балконы. На территории дежурило несколько охранников, курсируя между дорогими автомобилями. Именно они следили за тем, чтобы внутрь не проникали посторонние. Парадный въезд на территорию был организован через широкую арку в самом здании, весь радиус которой занимали массивные кованые ворота с дистанционным управлением. Мостовая перед аркой была выложена брусчаткой, и по обе стороны от въезда красовались бронзовые пушки, выполненные в стиле девятнадцатого века. Само здание было угловым, и попасть во внутренний холл можно было через один из четырех подъездов, украшенных металлическими скульптурами. Иными словами, это был элитный дом в довольно спокойном районе, с дорогими и просторными квартирами. И одна из них принадлежала Винсенту.
Массивная дубово-стальная дверь на двенадцатом этаже впустила своего хозяина в квартиру и с глухим аккуратным хлопком закрылась за ним. Винсент снял ботинки и начал движение по шикарно обставленной квартире. Он на ходу снимал с себя одежду и бросал ее на пол, не заботясь о порядке. Впрочем, квартира эта сама по себе была настолько красивой, что пара лишних тряпок на полу не могли испортить ее общий вид. Так он прошел до своей спальни, сняв по пути все, кроме джинсов, и с облегчением плюхнулся на широкую кровать. Заснул он довольно быстро.
Когда Винсент проснулся, то увидел, как его спальня была залита красным светом садящегося за горизонт солнца. В его памяти начали всплывать, словно далекие воспоминания, неясные образы. Ему что-то снилось, но он не мог вспомнить, что именно. Внутренний голос слабо, но настойчиво требовал осознать, что внутри что-то меняется. Ведь раньше Винсенту вообще не снились сны. Придя в себя, он вышел на залитый красными лучами солнечного света балкон и посмотрел на город с высоты последнего этажа. На улице становилось прохладно, поскольку очередная осенняя ночь постепенно вступала в свои права. На коже слегка ощущалось тепло последних на сегодня солнечных лучей, что означало еще не скорое наступление зимы. Но все равно на уличном воздухе было очень свежо и прохладно. Винсент ушел с балкона, не став закрывать за собой дверь.
Солнце плавно скрылось за высотками, а его лучи перестали попадать на улицы города. Прохлада была верным признаком наступления ночи. Уличные фонари загорались повсюду, прогоняя тени с главных проспектов многомиллионного города. Мерцание света окон заменяло мерцание звезд, которые были редкими гостями на здешнем небе. Остатки солнечного света, делили небосвод на две, пока еще равных, части, меж которых плавно проходила едва заметная граница. Шедшая с востока темная ночь медленно, но верно поглощала яркий западный вечер. И чем увереннее наступала ночь, тем меньше людей становилось на улице.
Многие из них спешили все быстрее и быстрее, словно опасались чего-то. Спешили туда, где было для них наиболее спокойное место. Все прекрасно знают, что по ночам на улице небезопасно, и не зря родители волнуются, когда их ребенок не приходит домой вовремя. Так было в одной из обыкновенных семей, где свое волнение в большинстве случаев пытаются заглушить при помощи телевизора. Телевизор помогает даже в те минуты, когда мобильный телефон дочери не отвечает, а назначенное ей время возвращения домой уже давно прошло. Но вдруг в эфире начинается передача с хроникой происшествий за последние сутки, как рука отца судорожно сжимает пульт и переключает канал. А мать в который раз набирает номер мобильного телефона своей дочери. На том конце очередное нервирующее сообщение о том, что абонент недоступен.
Телефон у девушки был выключен из-за разрядившейся батареи. Она была в гостях у подруги, но задержалась больше, чем рассчитывала сначала. Иногда общение с хорошими друзьями так увлекает, что расставаться нет никакого желания. И сейчас она, несмотря на данное родителям обещание быть дома в условленное время, вышла от подруги на целый час позже и направилась в сторону автобусной остановки, так как жила она довольно далеко от этого места. К ее сожалению автобусов долго не было, и она решила пойти на другую остановку, где подходящий маршрут ходил более регулярно. Перейдя через дорогу, она оказалась около городского парка. Остановка была как раз по другую его сторону. Но идти напрямик сквозь парк она не решилась, поскольку в это позднее время там было слишком много разного сброда. По этой причине девушка направилась в обход.
Фонари по обходящей парк дороге в большинстве своем не горели. Поэтому даже позитивная музыка в плеере не могла заставить молодую девушку чувствовать себя спокойно. Тем более что внутреннее напряжение сковывало ее нутро, словно цепями, так, что собственное учащенное дыхание заглушало все внешние звуки. Возможно, ей подумалось, что пойти на другую остановку было не слишком удачной идеей. Тем не менее, она продолжала идти. Мимо девушки медленно проплыл один из немногочисленных работающих фонарей, заставив ее наблюдать за собственной обгоняющей тенью. Тень увеличивалась в своей длине по мере удаления от источника света и растворялась во вновь наступающем мраке. Но это была не единственная тень, увиденная девушкой. Прямо под ногами растворялись еще три длинные тени. Сердце тут же ускорило ритм, равно как и шаги ускорили свой темп. Ничего хорошего эти тени не предвещали, как подсказывал ей внутренний голос. Девушка на всякий случай отключила музыку и вынула наушники из ушей, чтобы не притуплять слух. Сзади до нее тут же донесся громкий и очень неприятный мужской смех. По голосам девушка без труда определила, что идущие позади изрядно пьяны, и поэтому она не переставала ускорять шаг. Она шла настолько быстро, насколько могла, но дорога казалась бесконечной. Впрочем, конец парка и поворот за угол уже хорошо виден. Тем временем голоса стихли, и девушка не могла расслышать ничего, что выдавало бы присутствие тех троих. От волнения она вообще не могла ничего расслышать, кроме собственного дыхания и звонкого стука каблуков, но обернуться и посмотреть не хватало смелости. Поэтому она шла прямо, и, не сбавляя скорости, приближалась к спасительному повороту, до которого оставалось порядка двадцати метров. Там девушку ждет оживленная городская улица, а значит и людная автобусная остановка, где будет чувствовать себя в безопасности. Но пока это были лишь лихорадочные мечты, которые отделялись от реальности еще целыми двадцатью метрами. Девушка по-прежнему не знала, где находятся те трое – отстали ли они или идут по пятам. Это нервировало так сильно, что очень хотелось побежать изо всех сил, но девушка боялась показаться самой себе трусихой и старалась сохранять остатки хладнокровия.
Девушка продолжала идти, слыша лишь собственное дрожащее дыхание и стук каблуков. На пути к повороту оставался последний работающий фонарь по эту сторону парка. Заметив его, девушка стала с трепещущим сердцем следить за забором слева от себя. Когда она поравнялась с фонарем, то увидела, как ее собственная тень проплыла вперед по забору слева от тротуара. Только тень начала увеличиваться и, растворяясь, удаляться, как тут же следом выплыли еще три тени, по своим размерам практически такие же. Это означало, что незнакомцы были прямо за спиной девушки. Это был серьезный удар по ее нервам, в результате которого испарилась последняя капля хладнокровия. Девушка побежала, в надежде спастись, но тут же услышала тяжелый топот пары ног и через мгновение ее обхватили сильные руки, выбраться из объятия которых столь хрупкому созданию не представлялось возможным. Одна рука зажала ей рот, другая обхватила живот. Затем мужчина приподнял девушку над землей и занес ее через дыру в заборе на территорию парка. Вслед за ними в парк вошли остальные двое мужчин.
Так девушку завели в глубь парка, и посадили на одну из укромных скамеек. Ей сказали, чтобы она не кричала, грозя насилием в случае непослушания. И пока она тихо причитала и молила незнакомцев с дрожью в голосе, они осматривали свою «добычу» при свете стоящего рядом фонаря. На ней была надета короткая темная юбка, демонстрирующая очень стройные ноги. Выше был надет топ, обтягивающий и подчеркивающий красивую, в данный момент без бюстгальтера, грудь. Завершали картину ее привлекательной внешности легкая черная ветровка, прямые темные волосы и открытые туфли на высоком каблуке. Разумеется, в таком наряде она никак не могла убежать от троих здоровых и молодых мужчин.
Как бы девушка ни была шокирована происходящим, но она осознала, что все они были молоды. Во всяком случае, двое из них были не старше двадцати пяти лет. Третий, и  видимо, главный из них был лет тридцати на вид. Одеты они были непритязательно, и даже, можно сказать, скромно. Джинсы, кроссовки и темные осенние куртки. Двое из них, которые помоложе, сели по обе стороны от нее и начали приставать, шутя и смеясь. Девушка была очень испугана и с трудом могла сопротивляться. Вместо этого у нее получались лишь робкие попытки, которые только заводили парней. Они клали свои руки на ноги, грудь, под одежду и отпускали непристойные шутки, заставляя несчастную девушку вдыхать сквозь слезы вызывающий тошноту запах перегара. Чем дальше заходило это действо, тем сильней она сопротивлялась и в один момент девушка смогла вырваться и побежала через кустарники. Одна из туфель слетела, ноги сильно царапались о ветки, но сильный испуг заставлял не обращать на это внимания. Девушка продолжала бежать, как могла, пока ее не догнал самый старший из тех мужчин. Он схватил ее и повернул лицом к себе:
 – Куда ты собралась, девочка? – прошипел он. – Ты же любишь привлекать внимание к своей роскошной персоне. Иначе бы ты так не оделась.
 – Пожалуйста, отпустите меня… Я ничего вам не сделала плохого! – закричала она.
 – Заткнись! – мужчина влепил ей звонкую пощечину. – Только посмей закричать еще раз и очнешься в больнице. И то если повезет.
В этот момент сзади послышался голос:
 – Ну что, Марк? Она сказала тебе свое имя?
 – Ага, как же! И даже дать мне успела, пока вас, придурков, здесь не было!
В ответ на шутку двое подбежавших громко загоготали, после чего один из них сказал:
 – Что-то ты быстро управился, как я посмотрю. Давай ее нам теперь, шутник недоделанный!
 – Ты поосторожнее с выражениями, а то я сам тебя отымею. Держите!
Марк толкнул ее, и она оказалась в объятиях двоих молодых людей. Они довольно быстро смогли снять с нее куртку, после чего начали распускать руки. Один из них помогал другому, зажимая ей рот. Шуток больше не было слышно, теперь только усердное сопение молодых людей и приглушенные стоны несчастной девушки.
Пока приятели пробивались сквозь слабеющее сопротивление девушки, Марк закурил. Он стоял спиной к происходящему и на время ушел в себя. Казалось, он ничего не замечал вокруг. Даже, когда один из друзей оставил почти сломленную девушку другому и окликнул Марка, тот не обратил на него никакого внимания. Так было до тех пор, пока пепел с сигареты сам не отвалился. Марк вышел из раздумий и направился к рыдающей от бессилия девушке, уже лежащей на земле без топа, с голой грудью. Его друг уже почти добился своего. Марк обратился к нему:
 – Все, хватит, Дамир! Вставай и надевай свои штаны.
Эта фраза, видимо, была для Дамира полной неожиданностью. Он очень убедительно изобразил удивление на своем лице, после чего начал недоумевать:
– Что?! Марк, ты что там выкурил? Какого черта?!
– Ты все прекрасно слышал. Хватит с нее. Мне не нужны проблемы из-за какой-то дешевки.
– Чем она отличается от остальных? На кой ты ее защищаешь?
– Твою ж мать, я тебе сказал, кажется, тебе мало этого?! – поднял тон Марк. – Прекращаем это извращение и сваливаем отсюда!
Тут заговорил третий:
– Марк, в чем дело? Что за чертова добродетель?! Никто ведь не узнает!
– Вы сначала протрезвейте, а потом подумайте. Думаете, она не пойдет в полицию? Думаете, она вас не запомнит после того, что вы с ней сделаете? Да вас за неделю потом поймают, потому что вы идиоты и не хотите понимать простых вещей!
– Это мы идиоты?! – возмутился Дамир. – А, по-моему, это ты – идиот! Ты хоть посмотри на нее! Когда у тебя такой шанс будет?!
По лицу Марка легко можно было понять, что его терпение закончилось. Он положил руку во внутренний карман куртки, а когда ее оттуда вынул, в ней уже что-то темнело. Дамир быстро догадался, что это было, так как этот предмет был направлен прямо на него. Это был пистолет.
– Стой, Марк, не делай глупостей. Убери пушку!
– Знаешь что, Дамир… Ты меня достал своими пререканиями. Я все время слышу от тебя одно и то же: «Какого хрена? Какого черта?». Когда же ты научишься слушать меня и других? – тут третий попытался было что-то возразить, но Марк обернулся и перебил его: – Заткнись и молчи, упырь, это не твое дело!
Услышав это, Дамир вспылил еще больше:
– Не смей оскорблять моего брата! Ты ему вообще никто!
– Зато ты для него пример для подражания! Поэтому он такой же недалекий идиот, как и ты!
Через несколько мгновений Марк почувствовал настолько резкую боль в спине, что он не устоял на ногах. Он стоял спиной к третьему, который, не выдержав первым, вонзил нож в спину Марка. Он это понял, когда дотянулся к горящему от боли месту и нащупал торчащую оттуда рукоятку. Дамир понял, что брату угрожает опасность, пока у Марка есть пистолет и набросился на него. Завязалась борьба и в течение минуты были слышны только сопровождающие ее звуки. Затем раздался выстрел, а спустя несколько секунд раздался второй. Затем наступила тишина, в которой слышно было лишь тяжелое дыхание. В темноте тяжело было понять, кто кого убил до тех пор, пока один из боровшихся не стал подниматься на ноги. Второй тем временем лежал на земле неподвижно. Брат Дамира, глядя на поднимающуюся с земли тень, не мог различить, кто именно это был: Марк или Дамир. Тем не менее, было видно, что этому человеку очень больших усилий стоило подняться на ноги. Затем рука тени поднялась, и брат Дамира все понял за долю секунды, после чего он, получив три выстрела в грудь, упал на спину и больше не шевелился. Марк, стиснув зубы, вытащил из спины нож. Затем он медленно проковылял сквозь кустарники в темноту, где и растворился, слившись с тишиной.
В это время девушка сидела полуголая, прислонившись к дереву. Она дрожала от холода и  шока. Сначала ее чуть не изнасиловали, после чего ей своими глазами пришлось наблюдать смерть двоих людей. Это могло свести с ума кого угодно. Но девушка, тем не менее, сохраняла рассудок и, осматриваясь по сторонам, увидела, как к ней приближается какая-то тень. Девушка стала напряженно наблюдать за ней и увидела, как этот человек переступил через один из трупов, затем наклонился к земле, подобрав что-то, и приблизился к ней.
Незнакомец был одет в черный осенний плащ и внешне был весьма симпатичным. Он держал в руках топ, который с нее сняли преступники. Незнакомец протянул его девушке и спокойным, приятным голосом произнес:
 – Вам надо одеться, на улице холодно.
Пока она надевала топ, человек в черном нашел рядом на земле ее ветровку. Он подошел поближе и по-джентельменски помог надеть куртку. Затем взял ее за руку и повел сквозь кустарники в сторону света ближайшего фонаря. Бояться его у девушки уже не было сил, столько всего ей пришлось пережить всего за полчаса. Или за час, она не могла точно сказать.
Они подошли к той самой лавке, на которую ее тогда посадили. Здесь лежала ее сумочка. Девушка проверила ее содержимое, но там все было на месте. Затем она услышала позади себя успокаивающий голос незнакомца:
 – Вы можете ехать домой? Или вам лучше привести себя в порядок?
 – Даже не знаю. Родители меня убьют в любом случае.
 – Тогда я отвезу вас туда, где вы сможете принять душ и успокоиться. После чего будете отражать атаки своих родителей.
 – Вы, правда, поможете мне? – помимо шока, в ее глазах читалась искренняя благодарность. От этого ему стало несколько неуютно.
 – Да, разумеется, я помогу. Я ведь это предложил Вам. И не беру своих слов обратно. Как вас зовут?
 – Меня зовут Мария.
 – Очень приятно, Мария. Мое имя Винсент.
Перед тем как уйти они направились на поиски потерянной туфли. Поиски увенчались успехом довольно быстро – Винсент нашел потерянную обувь под одним из кустарников. Он услужливо помог Марии обуться, после чего они направились к выходу из парка. Выйдя на дорогу, Винсент поймал такси и посадил девушку на заднее сиденье. Сам он сел рядом с ней и назвал водителю нужный адрес. Минут десять автомобиль двигался по улицам, пока не остановился рядом с воротами, украшенными бронзовыми пушками по обеим сторонам. Винсент расплатился с таксистом и вышел из автомобиля, приглашая девушку сделать то же самое. Она робко подала руку, и он помог ей выбраться из транспортного средства. Не лице девушки в полной мере отображалось все, что стало результатом ее недавних переживаний: страх, моральная и физическая усталость, смятение. Однако Винсента она почему-то не боялась, хоть и проявляла осторожность и смущение в своем поведении с ним.
Он провел ее через парадные ворота в один из подъездов, где находилась его квартира. Войдя в апартаменты, Винсент первым делом показал Марии свою большую ванную комнату. От джакузи девушка отказалась, решив ограничиться душем. Затем она закрыла за собой дверь, а Винсент направился в гостиную комнату, включил телевизор и открыл свой внушительных размеров бар. Внутри стояло большое количество бутылок с дорогими и не очень алкогольными напитками. Винсент взял опустошенную наполовину бутыль текилы, на кухне из холодильника достал уже нарезанный лайм, затем взял соль и с комфортом устроился перед телевизором. С различным интервалом он переключал каналы до тех пор, пока не попал на рекламный ролик фильма «Принятие». И тут же ему вспомнилась та девушка из кинотеатра. Дальше продолжалась обыкновенная засоряющая мозги реклама, но Винсент уже не обращал на нее внимания. Сейчас он впал некое подобие оцепенения, из которого его вывел звук хлопнувшей двери ванной комнаты.
Винсент покинул гостиную и вышел в коридор, где увидел Марию, смущенно потупившую взгляд при его появлении. Он заговорил первым:
 – Ну, как ты себя чувствуешь?
 – Хорошо, спасибо. Вы мне очень помогли.
 – Не стоит ко мне так официально обращаться. Я не для этого сказал тебе свое имя, – он выдержал небольшую паузу. – Ты голодна, собирайся.
 – Нет что Вы? То есть… эм-м… Винсент, я не голодна.
 – Не скромничай. Я прекрасно знаю, что ты хочешь есть. Это единственное, что сейчас тянет тебя домой, – говорил Винсент, одеваясь. – Но там тебя сначала ждет серьезный разговор с родителями. Так что поужинать лучше в спокойной обстановке.
 – Но… я и так уже сильно опоздала домой…
 – Тем лучше для тебя.
 – Что ты имеешь ввиду?
 – Обувайся, – мягко велел он, пропустив ее вопрос мимо внимания.
Когда Мария была готова, Винсент выключил везде свет и выпустил ее из квартиры, после чего вышел сам и попросил свою спутницу вызвать лифт. Как только Винсент запер за собой дверь, двери лифта открылись и они прошли внутрь. В движущемся лифте он вернулся к ее вопросу:
 – Дело в том, что чем больше беспокоятся родители, тем меньше они тебя потом ругают. Если они решат, что с тобой что-то случилось и, вдобавок ко всему этому, позвонят в полицию, радость и облегчение от твоего возвращения затмит негодование от твоего долгого отсутствия.
 – Но ведь я не могу так с ними поступить!
В этот момент двери лифта открылись, и Винсент с Марией оказались в приятной сумрачной обстановке дорогого ресторана. Играла легкая классическая музыка, и вежливый обслуживающий персонал в такт ей плавно курсировал меж роскошно сервированных столов. В таких ресторанах Марии нечасто доводилось бывать. Они сели за один из столиков, и к ним тут же подошел официант. Винсент прекрасно знал здешний ассортимент, но решил пока ничего не заказывать и взял меню. Официант на время покинул их, а Винсент продолжил разговор:
 – Ты говоришь, что не можешь с ними так поступить? Так ты уже так поступила, задержавшись в гостях.
 – Что?! Откуда ты это знаешь? – Мария взволновалась от удивления.
 – Не важно, откуда я это знаю. Главное, что я знаю правду. И я знаю, что для тебя на самом деле важно на данном жизненном этапе. Твоим родителям пора начинать привыкать к тому, что они больше этим самым важным не являются.
По Марии было видно, что ей хочется возразить, но в глубине души она прекрасно осознавала, что все это правда. Она больше не хотела зависеть от своих родителей.
 – Ну ладно, – сменил тему разговора Винсент, – давай лучше поужинаем, а то мы оба очень проголодались. Выбирай все, что тебе хочется. Только не стесняйся, иначе мне придется сделать обиженный вид.
Сделав заказ, они разговорились, и постепенно Мария полностью пришла в себя после всех жутких событий и больше о них не вспоминала сегодня. Так прошло где-то полтора-два часа, после чего Винсент расплатился и вызвал для Марии такси. Она попрощалась с ним, горячо поблагодарила за помощь и уехала домой.
Все случилось практически так, как он и сказал. Отец обзванивал полицейские участки и больницы, а мать была на грани нервного срыва. Поэтому серьезный разговор был отложен на ближайшее будущее, поскольку сил на него уже ни у кого не было. Так очередной тяжелый день подошел к концу.

Осколок VII. Лепестки георгин.

Один из множества городских проспектов, как и весь остальной город, был полностью во власти глубокой ночи. Дорога словно наслаждалась покоем после дневной суеты, она с удовольствием впитывала в себя свет уличных фонарей, который тоскливо и меланхолично переливался на мокром асфальте бесчисленными миллиардами крошечных звездочек. В это позднее время здесь было настолько тихо, что в каждом фонаре можно было без труда расслышать слегка дребезжащее жужжание электрической лампы. К слову, количество уличных светильников было столь велико, что небо за ними казалось просто черной бездной, где не существует ни луны, ни солнца, ни единой звезды. Впрочем, это было на самом проспекте, по краям же его окаймляли два однополосных дублера, проходящих вплотную к зданиям. Между ними и самим проспектом располагались ровные насаждения из тополей, которые отбрасывали свои могучие тени на дублирующие дороги и рисовали на них узоры из прорезающегося сквозь редеющую листву света. Эти узоры покрывали не только дорожное полотно, но и обочины вместе с немногочисленными автомобилями на них.
Вдоль одной из таких обочин неспешно двигались две тени. Когда они поравнялись с одним из автомобилей, то остановились и стали рассматривать его салон. Это был черный седан бизнес-класса, блестящий и идеально чистый, будто только что из мойки. Хоть стекла и были затонированы, этим людям не составило большого труда понять, что внутри машины находится человек. Один из них постучал по стеклу, но человек, что сидел внутри никак на это не отреагировал. Похоже, он спал, причем так крепко, что потребовалось постучать еще сильнее для того, чтобы он проснулся. Когда человек за рулем пришел в себя, то сразу же понял, кто эти люди. С явным разочарованием на лице он вышел из машины и, зевая, спросил:
 – Что-то не так?
Один из полицейских тем временем стоял с другой стороны машины. Он облокотился на крышу автомобиля и молча стоял, давая своему напарнику возможность самому разобраться в ситуации. Поэтому заговорил другой:
 – Вы в курсе, что парковка здесь запрещена?
 – Ну… – замялся водитель машины. – Вообще-то, нет.
 – Значит, теперь вы знаете об этом. Боюсь, я должен вызвать эвакуатор и отогнать вашу машину на штрафстоянку.
 – О, нет! Не делайте этого! Это ведь не моя машина!
 – Тогда что вы в ней делаете?
 – Я наемный водитель. Это машина моего работодателя. Документы и доверенность у меня есть, можете проверить.
 – Могу и проверить.
Водитель сел в салон автомобиля и стал рыться в бардачке. Спустя минуту он вынес все необходимые документы из машины и показал их постовому. Из-за темноты тот довольно долго вглядывался в предоставленные листки бумаги, заставив водителя изрядно померзнуть от ночного холода, ведь на нем был надет только строгий костюм. Наконец, полицейский перестал рассматривать документы и вернул их со словами:
 – Честно говоря, мне все равно, чья это машина. В любом случае, ее придется отбуксировать.
 – Нет, прошу вас, не делайте этого. Давайте договоримся.
 – О чем же вы собираетесь с нами договариваться?
 – Меня ведь уволят, если что-то случится с машиной.
 – Раньше надо было думать.
 – Поймите, мне больше негде было встать! – водитель машины продолжал оправдываться. – В ресторане, около которого мне нужно ждать своего начальника, больше нет парковочных мест. Не на крышу же мне ее ставить!
 – Закон есть закон. Раз нельзя – значит нельзя. Извольте принять наказание.
 – Черт возьми! – уже отчаялся водитель. – Ладно, сколько?
 – Что, сколько? – переспросил полицейский, делая вид, что не понимает, о чем идет речь.
 – Ну, штраф.
Постовой переглянулся с напарником, затем вновь посмотрел на своего «клиента», окинул его и машину оценивающим взглядом и сказал:
– Сто пятьдесят.
– Дьявол! – водитель был крайне разочарован. – Ну и расценки нынче…
– Ничего не поделаешь.
– Может, сбросите немного, а? Это все, что у меня есть.
– Я же сказал, ничего не поделаешь, – непреклонным тоном ответил полицейский и всем своим видом демонстрировал, что торговаться с ним бесполезно. В ответ водитель только вздохнул. Он запустил руку во внутренний карман пиджака и извлек оттуда кошелек. Отсчитав нужную сумму, водитель отдал ее полицейскому. Тот взял деньги и отдал честь.
– В следующий раз будьте аккуратнее, – сказал он, отходя от машины. – До свидания.
Полицейский развернулся и пошел прочь, а его напарник последовал за ним, оставив водителя одного. Его короткие черные волосы были взъерошены, под глазами располагались обширные синяки, а красные от недосыпания глаза было видно даже в темноте. Весь его вид говорил о жуткой усталости, к которой теперь прибавилось еще и невезение. Водитель сел в машину, включил свет и, щурясь, проверил оставшееся после полицейских содержимое кошелька. Оказалось, что он отдал почти все деньги, и это сильно его расстраивало. Лишь несколько купюр низкого достоинства осталось в кошельке, которых даже при самой жесткой экономии могло хватить максимум на неделю. Он откинулся в водительском кресле и закрыл глаза. Как только он это сделал, то моментально провалился в прострацию.
Казалось, что прошло всего несколько секунд прежде, чем он сквозь сон услышал, как кто-то приближается к машине. Водитель очнулся и через окно увидел знакомую фигуру. Он разблокировал двери, завел двигатель, включил радиостанцию со спокойной музыкой и стал протирать глаза в ожидании приближающегося человека. Когда задняя дверь открылась, тишину нарушил довольно грубый мужской смех вперемешку с тоненьким девичьим щебетом. Первой на пассажирском сиденье устроилась молодая девушка с тоненькой фигуркой и острым личиком. Затем к ней подсел грузный мужчина в распахнутом светлом костюме с перевалившимся через ремень животом. Его изрядно вспотевший лоб был испещрен слипшимися волосами, а на рубашке виднелись мокрые от пота разводы. Он захлопнул за собой дверь и тут же приобнял свою спутницу, сказав ей что-то на ухо. Девушка, которой на вид было не больше девятнадцати лет, выслушала своего спутника и сразу же обратилась к водителю неуверенным повелительным тоном:
– Поехали, Рафаэль!
– С удовольствием, – последовал ответ с усталой услужливостью в голосе. – Куда вы хотите ехать?
Грузный мужчина вновь что-то шепнул своей спутнице, после чего она произнесла:
 – Как обычно. Ты знаешь, куда ехать.
 – Хорошо. Считайте, что мы уже на месте.
Рафаэль вырулил с обочины и стал со средней скоростью двигаться по дороге-дублеру, держа в уме нужный маршрут. Тот мужчина на заднем сиденье был его босс. Его звали Антон, хотя сам он предпочитал, чтобы все его называли Антуаном. Этот человек владел одним из крупнейших казино во всем городе, а также заведовал довольно успешным продюсерским центром, из-под крыла которого вышло несколько известных звезд шоу-бизнеса. Антон был богат и расточителен, ночи напролет проводил на светских вечеринках, где находил себе развлечение в виде смазливых официанток подобно той, что сидела сейчас рядом с ним. Он наверняка пообещал ей помочь «выбраться в люди», «сделать настоящей звездой», рассыпаясь комплиментами по поводу ее голоса и внешних данных. Неискушенные в подобных вопросах молодые девицы с легкостью клевали на подобную приманку и становились для Антона игрушкой на пару недель.
Рафаэль продолжал вести машину, при этом буквально затылком ощущая то, что происходит на заднем сиденье. Звуки поцелуев прерывались робкими, с придыханием, вопросами девушки:
 – Ох, Антуан… может, нам не стоит… так торопиться?
 – Не вижу смысла сдерживаться, – тут же получала она в ответ похотливое замечание.
 – Но мы не одни…
 – У Рафаэля нет глаз на затылке. Он ничего не увидит.
 – Но у него есть зеркало…
 – Оно направлено в окно, а не на нас.
 – Но ведь ему все слышно, – дрожащий от волнения голос звучал все слабее, переходя в шепот.
 – Он сделает музыку громче и, кроме нее, ничего не услышит.
Рафаэль тут же сделал так, как и сказал его босс – увеличил громкость играющей в салоне музыки. Больше он ничего не слышал из того, что происходило на заднем сиденье. Впрочем, не слышал он не столько из-за музыки, сколько из-за равнодушия ко всему окружающему. Рафаэль был привычен к подобным ситуациям, происходящим за спинкой его водительского кресла. Каждый раз все это выглядело одинаково, и лишь лица участниц менялись с короткой периодичностью, но и они были для него абсолютно идентичны. Дело в том, что все эти молоденькие красавицы самим своим существованием сыпали соль на незаживающие раны Рафаэля. Все девушки для него делились на две группы: в одной было лишь одно единственное имя, в другой же были все остальные. Поэтому, ежедневно сталкиваясь в одной группой, он каждый раз вспоминал о другой, и эти воспоминания причиняли ему боль и не давали спать по ночам. Изможденный и с пустотой в глазах Рафаэль, тем не менее, продолжал следить за дорогой, ведущей к очередному пункту назначения своего босса.
Совсем скоро Рафаэль привез своих пассажиров в нужное место, и даже немного пожалел о скоротечности пути, ведь езда по пустым улицам ночного Метрополия доставляла ему приятные ощущения. Несмотря на ватные мысли и изрядно отяжелевшие веки, он бдительно следил за дорогой, к которой был неравнодушен, до самого конца назначенного пути. Сейчас автомобиль стоял напротив входа в одну из самых дорогих гостиниц города и терпеливо ожидал, когда пассажиры выйдут и скроются в ее дверях. Антон со своей спутницей поспешно привели себя в порядок и покинули салон. Довольно быстро эти двое скрылись за дверьми гостиничного холла, великолепие которого окончательно ослепит девушку, и она полностью окажется во власти своего «неотразимого» продюсера. Даже если у нее и были какие-то сомнения на его счет, то вид шикарного номера не оставит от них ни следа. Это действует на всех молодых спутниц Антуана. К слову, на них у Антона глаз уже давно наметан – подобно опытному льву, он знает, как в стаде беззащитных газелей не нарваться на ту, что сможет за себя постоять. Со зрелыми и искушенными женщинами его не видели ни разу, за исключением, разве что, жены.
Проводив взглядом своего босса, Рафаэль поехал прочь от гостиницы. На этом его рабочий день завершен и теперь он смело мог возвращаться домой. С каждой минутой веки Рафаэля становились все тяжелее и тяжелее, напоминая о дикой усталости, но все же он продолжал уверенно управлять машиной. Дело в том, что он и дорога – как одно целое. В мире вряд ли было что-то такое, что Рафаэль смог бы полюбить сильнее дороги. Он никогда не попадал в аварии, обладал авторитетом среди городских автолюбителей, а любое, даже самое ржавое корыто на четырех колесах в его руках превращалась в грациозно плывущую по воздуху лодку. Именно благодаря этой любви к дороге даже адская усталость не могла сразить его за рулем. Стоит только отобрать у него эту любовь или хотя бы на время заместить ее равнодушием, дни и часы Рафаэля будут сочтены.
Когда он приехал домой, то почти сразу же лег спать. Поначалу сон Рафаэля казался крепким, но прервался он, когда на улице было еще темно. Ему снились тяжелые сны, из-за которых в очередной раз весь ночной отдых был скомкан. Остаток утра Рафаэль промучился в попытках нормально заснуть, и каждый раз, когда ему это вроде бы удавалось, он тут же просыпался в напряжении. Сны, которые постоянно виделись Рафаэлю, не давали ему покоя, и так было уже на протяжении нескольких месяцев. За это время, как снежный ком, усталость накапливалась и превратилась в измождение, которое и по сей день продолжает нарастать подобно снежной лавине. При всем этом дополнительные силы тратятся еще и на необходимость выглядеть абсолютно бодрым перед своим начальником, ведь в ином случае есть существенный риск быть уволенным. Действительно, кому захочется рисковать жизнью, доверяя руль водителю со слипающимися от усталости глазами?
Когда Рафаэль оставил свои тщетные попытки уснуть, все, что ему оставалось – это бесцельно бродить по квартире в поисках какого-нибудь интересного занятия. Он сидел в интернете, переключал телеканалы и радиостанции, но рассеянное усталостью внимание не могло ни на чем остановиться. Рафаэль не знал, чем заняться, и его мытарства тянулись час за часом, изматывая не меньше бессонницы. Хотя, безусловно, было занятие, которое могло доставить ему удовольствие, но в данный момент оно было недоступно. Этим самым занятием было вождение. Рафаэль с удовольствием бы сел сейчас за руль автомобиля и, нежно гладя руками идеально ровную окружность, воссоединился бы со своей любимой стихией – дорогой. Он бы даже не стал включать музыку в салоне, чтобы дать возможность бархатному шуршанию колес об асфальт ласкать слух. Держа в своих руках рычаг коробки передач, он мог, не много не мало, управлять пространством вокруг себя. Но все это было возможно только лишь на работе. В свободное время Рафаэль старался не тратить бензин, поскольку излишки ему бы пришлось оплачивать из собственного кармана – его босс довольно педантично следил за своими тратами. Своей машины у Рафаэля не было, поэтому работа являлась единственным местом, где предоставлялась возможность заняться любимым делом. Поэтому сегодня ему в очередной раз приходилось с нетерпением ждать звонка своего начальника.
Долгожданная трель телефона прозвучала после полудня. Рафаэль курил на балконе в момент, когда это произошло. Не делая никаких резких движений, словно боясь самому себе признаться в нетерпении, он выбросил на улицу недокуренную сигарету и направился в спальню, где лежала телефонная трубка. Найдя ее, Рафаэль без промедления ответил на звонок:
 – Алло.
 – Здорово, Раф, – на другом конце провода был слышен заспанный голос Антона. – У меня сегодня совещание, так что через двадцать минут будь у гостиницы.
 – Да, шеф, – произнес Рафаэль и тут же услышал в динамике короткие гудки. Положив трубку на место, он стал собираться. В этой же комнате на дверце шкафа аккуратно висел его черный костюм, который казался неким инородным телом посреди царившего в квартире беспорядка. Рафаэль быстро одел его на себя, затем надел ботинки, взял ключи от машины и квартиры, после чего покинул свой дом. Не прошло и двадцати минут, как блестящий черный седан под его чутким управлением уже затормозил напротив входа в гостиницу. Рафаэль набрал номер мобильного телефона босса и, когда тот ответил, сказал, что на месте. Затем он заглушил двигатель, поняв, что Антон еще не готов выйти. Все-таки Рафаэль не первый год работал со своим начальником, а потому хорошо его знал и всегда был готов к довольно длительному ожиданию.
Прошло порядка тридцати минут прежде, чем Антон вышел на улицу, причем вышел он не один, а с той самой девушкой. Похоже, для начала придется подбросить ее до дома. Именно это и сказал первым делом Антон, когда они уселись на пассажирском кресле. Девушка назвала адрес, и Рафаэль сразу же понял, какого маршрута ему нужно придерживаться.
Когда они ее высадили у нужного дома, Антон велел отвезти его к казино. Рафаэль повиновался и уже через сорок минут, несмотря на многочисленные заторы, он затормозил напротив входа в одно из крупнейших казино города. Во всем городе было три наиболее крупных и престижных игорных заведения, и это – одно из них. Правда, Антон не был единоличным его владельцем, по слухам, свое место главного босса он с недавних пор стал делить с одним из партнеров. Похоже, что ему надоело в одиночку справляться со столь хлопотным бизнесом, а потому он переманил от конкурентов одного из наиболее талантливых руководителей взамен на изрядную долю в своем деле. И теперь Антон лишь проводит плановые совещания высшего руководства, не принимая в управлении казино никакого участия и стабильно получая при этом свой жирный кусок. Впрочем, Рафаэль не знал наверняка, правдивы ли все эти слухи, да ему это и не было интересно. Он знал лишь, что Антон сейчас отправился на совещание высшего руководства, но не более того. Все-таки, босс Рафаэля не имел привычки распространяться при нем о проблемах своего бизнеса, будь то казино или продюсерский центр.
Примерно через час ожидания, Антон показался в парадных дверях и направился к машине. Было видно, что он переоделся, так как вместо помятого вчерашнего костюма на нем был совсем новенький серый и, разумеется, не менее дешевый. Во рту у Антона была зажженная сигара, а потому, стоило ему сесть в машину, как салон тут же наполнился терпким ароматом высококачественного табака. Рафаэль подождал, по его начальник не выпустил очередную порцию дыма и спросил:
 – Куда Вас отвезти, Антуан?
 – Поехали ко мне домой. Пришла пора провести время с семьей.
 – Как скажете, – Рафаэль завел двигатель и тронулся с места. Он филигранно вел транспортное средство, объезжая при этом все пробки так, что вплоть до выезда на нужный проспект машина ни разу даже не притормозила. Именно за это в первую очередь Антон и ценил своего водителя, который обладал невероятным талантом – даже в самый час пик он без труда находил свободные дороги. Будто машина сама подсказывала Рафаэлю, куда поворачивать, чтобы тот мог просто ехать без остановок и получать от езды истинное удовольствие. Впрочем, для него это было не столько удовольствие, сколько смысл жизни.
Когда Рафаэль вырулил на проспект, он вдруг убавил звук играющего радио и с некоторой неуверенностью в голосе произнес:
 – Антуан, можно спросить у вас кое-что?
 – Спрашивай, – ответил Антон после некоторой паузы, в течение которой он с блаженством на лице выдыхал дым своей сигары.
 – Дело в том, что сегодня ночью кое-что случилось…
 – Да? И что же?
 – Маленькая неприятность в виде двух полицейских, которые оштрафовали меня за неправильную парковку.
 – Что ж ты так?
 – Еще хорошо, что просто оштрафовали, а то могли и на штрафстоянку машину отбуксировать.
 – Да, можно сказать, что повезло. А спросить-то ты что хотел?
 – Не могли бы вы мне восполнить денежные потери? Мне пришлось полторы сотни отдать, а это практически все, что у меня было.
 – Ты сейчас без денег что ли?
 – Вроде того.
 – Хорошо, я выдам тебе аванс пораньше.
 – Э-э… – Рафаэль несколько замялся и переспросил:
 – Аванс?
 – А ты хотел, чтобы я тебе просто так полторы сотни отдал?
 – Но…
 – Послушай, Раф, это не я ставил машину в неположенном месте. Если это твоя ошибка, то сам за нее и расплачивайся. Радуйся, что я тебя не увольняю за то, что ты мою машину паркуешь хрен знает где.
 – Так машину ставить больше негде было! На стоянке ресторана все места были заняты.
 – И что? По-твоему, этой проблемой я должен заниматься? Я тебе не для того исправно плачу зарплату, чтобы кроме этого еще и за твои развлечения с полицией платить сверхурочно. Откуда мне вообще знать, что там действительно была полиция? Может ты просто решил у меня полторы сотни стрельнуть на халяву.
 – Нет, нет, ну что вы! – Рафаэль затряс головой. – Ни в коем случае!
 – Ну, тогда замнем этот разговор. Будем считать, что ты эти деньги на шлюх потратил. Или пропил, мне все равно. Только пусть такое больше не повторяется, так как мне не нужны проблемы с полицией.
 – Хорошо, Антуан, я понял. Простите.
 – А твои полторы сотни я тебе отдам, но с вычетом из зарплаты.
 – Спасибо.
 – У тебя все?
 – Да, шеф.
 – Тогда продолжай заниматься своим прямым делом. И верни музыку на прежнюю громкость.
 – Конечно, – сказал Рафаэль и прибавил звук в магнитоле. Остаток пути они ехали молча.
Дом Антона был в районе, называемом Сосновым поселком. Он так назывался потому, что располагался на окраине и, по сути, представлял собой лес с большим количеством сосен. И как раз по всему этому лесу были разбросаны коттеджи, между которыми петляли узкие и ровные асфальтированные дороги. Построить дом в Сосновом поселке могли позволить себе только обеспеченные люди, так как земля здесь была очень дорогая. Когда Рафаэль приехал к дому своего босса, тот дал ему обещанный аванс и добавил, что будет дома до завтрашнего дня. Таким образом, рабочий день на сегодня был закончен, и можно было ехать домой.
На обратном пути в город Рафаэль получил неожиданный звонок на мобильный телефон. Это звонил его старый друг, который предложил встретиться. Рафаэль не горел желанием встречаться сейчас с кем-либо, но умирать от скуки дома ему хотелось еще меньше, так что он ответил согласием на поступившее предложение. Он согласился заехать за своим другом и уже держал в уме новый маршрут.
Совсем скоро приехав у дому друга, Рафаэль по телефону сообщил ему о своем прибытии. Затем он вышел из машины и закурил. Друга звали Дмитрий, знакомы они были еще с университета, где учились на одном факультете. Когда они познакомились друг другом на одной из вечеринок, посвященных поступлению на первый курс, оказалось, что они жили в соседних районах и имели много общих знакомых. И уже потом выяснилось, что совпадают у них не только круги общения, но и интересы: футбол, девушки, пьяные вечеринки, и, что самое главное, автомобили. В те годы Рафаэль был весьма компанейским молодым человеком и его всегда звали во многие дружеские компании. Теперь же все по-другому – он стал одинок и нелюдим, а Дмитрий с тех пор остался единственным человеком кроме Антона, который мог сам позвонить ему. Рафаэль должен был радоваться этой встрече, но что-то не позволяло это сделать. Он по-прежнему стоял у машины своего начальника и курил, не испытывая в ожидании встречи никаких особенных эмоций. Даже в тот момент, когда его друг вышел из подъезда, он продолжал стоять на месте с пустыми глазами.
 – Привет, дружище! – Дмитрий казался воплощением жизнерадостности на фоне своего старого товарища. Он быстрыми шагами подошел к Рафаэлю и обнял его. Дмитрий похлопал друга по плечу, затем отстранился и, окинув быстрым взглядом Рафаэля, спросил:
 – Как твои дела?
 – Нормально, – последовал ответ. – А у тебя?
 – Тоже ничего. Слушай, ты как насчет пиццерии? Тут рядом открылась совсем недавно, в ней очень уютно и пицца вкусная. Можем там посидеть и поговорить. Что скажешь?
 – Мне, в принципе, все равно, – произнес Рафаэль и выбросил свой окурок. – Тогда веди меня.
Рафаэль заблокировал двери автомобиля, и они пошли по дворам. Дмитрий продолжал говорить:
– Эта пиццерия совсем молодая. Наверное, именно поэтому они так хороши. У них, между прочим, отменное пиво продается. В общем, тебе там понравится, – он вдруг внимательно посмотрел в лицо Рафаэлю и спросил:
 – Или я ошибаюсь?
– Посмотрим, – Рафаэль явно не разделял его энтузиазма.
– Рафик, в чем дело? Я так рад, наконец-то, тебя увидеть, а ты сам на себя не похож! Что-то произошло?
– Нет, просто я очень устал?
– Отчего же ты так сильно устал? Неужели от вождения?
– Нет, Дим, вождение здесь ни при чем. Просто я очень плохо сплю. Мне постоянно снятся георгины…
– Твою мать! – выругался Дмитрий. Его веселость начала улетучиваться. – Я так и знал! Ты все еще убиваешься из-за нее?
– Я не могу ее забыть, как бы мне этого не хотелось.
– Хорошо она тебя прижала…
– И не говори…
– Сколько времени уже прошло с тех пор, как вы расстались?
– Четыре месяца.
– Ты меня извини, друг, но, по-моему, это ненормально – убиваться столько времени из-за девчонки, которая тебя даже не уважала.
– Я ничего не могу с собой поделать. И вообще, давай закроем эту тему. А то я свихнусь, к чертям. Мне и так здесь все о ней напоминает.
– Ты прав, давай поговорим о чем-нибудь другом, – Дмитрий хоть и хотел помочь другу, но бередить его старые раны он не желал. – Как дела у нашего дорогого Антуана?
– У него все хорошо, как всегда.
– Чем он сейчас занимается?
– А чем ему еще заниматься? Бухает да спит с малолетками.
– Ну, в этом деле он мастер. Он даже нас с тобой когда-то поимел, в каком-то смысле. Я до сих пор помню всю нашу амбициозную компанию, пришедшую к нему на первом курсе. Он обещал нам золотые горы, а мы, развесив уши, верили ему.
– Но ты ведь не будешь отрицать, что он очень грамотно это делал?
– Еще бы! Ведь мы были готовы работать бесплатно ради обещанного. Я помню его разговоры о создании перспективной команды менеджеров, помню даже тренинги, которые он проводил. Он так все грамотно сделал, что мы считали себя особенными и невероятно везучими оттого, что попали к нему. Что не говори, а язык у Антона был прекрасно подвешен.
– Он и сейчас у него подвешен неплохо.
– Не сомневаюсь. Лично я знаю мало людей, которые могут врать напропалую и при этом убеждать в своей правоте. Если захочет, он может в своем казино предлагать русскую рулетку с шестью боевыми патронами в барабане револьвера, а люди еще и платить за это будут. А мы четко выполняли свою роль, ожидая, когда к нам придет обеспеченное будущее. А когда мы поняли, что все это бесполезно, Антон уже получил от нас все, что хотел. Теперь ты, кажется, единственный из всех нас, кто остался с ним работать. Правда, совсем не в том качестве, в котором рассчитывал.
– Я не жалуюсь.
– Знаю. Ты каждый день сидишь за рулем отличной машины, казалось бы, чего тебе еще надо? Но если подумать… ты ведь не об этом думал, когда мы шли к нему, верно? Расскажи, как ты представлял себе свои планы в тот момент, когда мы верили, что Антон сделает нас успешными и богатыми?
– Ну, на самом деле, – Рафаэль вдруг призадумался. – Кажется, я хотел, заработав денег, отойти от дел и открыть свой автопарк. В нем были бы услуги такси, прокат лимузинов, мойка и автосервис, в общем, целый комплекс.
– О, это было бы круто!
– Спасибо. Но все это как было мечтой, так ей и осталось.
– Надеюсь, она у тебя еще исполнится, – подбодрил Дмитрий.
– Это вряд ли, – последовал ответ весьма безучастным тоном. Так Дмитрий понял, что настроить друга на позитивный лад, скорее всего, не получится. Он решил пока ничего не говорить, и в этом молчании они продолжили свой путь. В один момент Рафаэль неожиданно остановился как вкопанный, а на его лице застыло такое выражение, будто в землю перед ним только что ударила молния. Взгляд его был направлен в сторону аптеки, мимо которой они с Дмитрием сейчас проходили. «Я сейчас», – бросил Рафаэль и пошел к аптеке.
Пока он шел к ней, для него не существовало ничего, кроме образа стоящей прямо по курсу девушки. Она не видела приближающегося на ватных ногах Рафаэля, так как внимательно изучала маленькую коробочку, по-видимому, с таблетками. Он, тем временем, продолжал идти к ней, чувствуя, как время вокруг него ощутимо замедлилось. Неожиданность встречи буквально оглушила Рафаэля и он, будто под гипнозом, разменивал сантиметры пути на невыносимо долгие минуты ожидания. Ожидания того момента, когда же она, наконец, поднимет на него свой взгляд. Но перед тем как это случилось, Рафаэль посмотрел на коробочку в ее руках – это были противозачаточные таблетки. Он понял это сразу, так как раньше он уже их видел. Внутри все словно упало, а немой приступ ревности комом привалил к горлу. Чувства настолько сильно захлестнули его, что он даже не заметил, как девушка убрала коробочку к себе в сумку.
 – Рафаэль?! – женский голос вывел его из ступора.
– Здравствуй, Далия. Какая неожиданная встреча…
– Неожиданная – не то слово! Что ты здесь делаешь?
– Честно говоря, просто гуляю, – Рафаэль был мрачен.
– Один?
– Нет. С Димой.
Далия выглянула из-за его плеча и увидела на прохожей одиноко стоящего Дмитрия. Она помахала ему рукой и, получив ответное приветствие, вернулась к разговору с Рафаэлем:
– Ты плохо выглядишь. У тебя все хорошо?
– Нет, не все. Я плохо сплю. Уже четыре месяца, между прочим.
– Все понятно, – ее голос резко изменился. Он стал сухим и недовольным. – Так ты об этом хочешь поговорить?
– А о чем тут говорить? Ты ведь все равно не вернешься…
– Ну, раз нам не о чем говорить, значит…
– У тебя есть кто-то? – Рафаэль не дал ей закончить фразу.
– Что?! Какая тебе разница?!
– Скажи. Мне нужно знать…
Не успела Далия ответить, как вдруг что-то привлекло ее внимание. «Подожди», –  сухо бросила она Рафаэлю и ушла в ту сторону, где стоял Дмитрий. Провожая ее своим усталым взглядом, Рафаэль увидел, как Далия подошла к какому-то мужчине в черном осеннем плаще. Около минуты она беседовала с ним, после чего развернулась и пошла обратно. Мужчина в плаще продолжал стоять на месте, видимо, ожидая Далию.
– Ну, и кто этот человек в черном? – спросил ее Рафаэль, когда она вернулась к нему.
– Его имя тебе ни о чем не скажет, так что это не твое дело. На самом деле, Рафаэль, я не понимаю, чего ты сейчас хочешь добиться своей ревностью. Мы с тобой расстались, и ты уже давно не имеешь права меня ревновать.
– Ты спишь с ним? – не унимался Рафаэль.
– Да, черт возьми, я сплю с ним! – Далия начала выходить из себя. – А тебе-то что?! Ты морду ему набьешь?! Или, может быть, мне? Успокойся уже! Четыре месяца прошло, пора тебе забыть обо всем, что было в прошлом!
– А если я не могу забыть?
– Значит, ты слабак! Более того, ты – ничтожество! Пойми, я никогда тебя не любила! Ты лишь очередная ошибка в моей жизни! Если бы я тогда знала, что эта машина вовсе не твоя, я бы ни за что не села к тебе! И ничего этого не было бы! Я вообще не понимаю, как мы с тобой смогли провстречаться целых три месяца, ведь ты о машинах думал больше, чем обо мне! Успокойся уже и оставь меня в покое! А теперь извини, но мне пора идти. Пока!
Не дожидаясь ответа, Далия ушла. Впрочем, Рафаэль ничего и не собирался говорить в ответ. Он просто молча стоял с мрачным выражением лица и пустым взглядом наблюдал за тем, как его бывшая девушка уходит. Она была невысокого роста, с миниатюрной фигуркой и черными как смоль волосами. Одета Далия была в туфли на высоком каблуке, короткую джинсовую юбку и светлую ветровку с расстегнутой по грудь молнией. Далия была по-прежнему очень эффектна, но самой красивой частью тела для Рафаэля оставались ее черные, как бездна, глаза. Дразнящие и беспощадные, в них пылал огонь игривой дерзости. Когда-то на него смотрели именно такие глаза, но сегодня в них было лишь абсолютное равнодушие и это мучило его. Униженный и подавленный, Рафаэль наблюдал за тем, как Далия уходила по улице под руку с тем человеком в черном. Этот стильный красавец уводил ее прочь, и от этого вида внутри все закипало адским пламенем. Впрочем, внешне Рафаэль это ничем не проявлял, так что подошедший к нему Дмитрий даже ничего не заподозрил. Он сказал:
– Ну что, Раф, пойдем? Пиццерия уже близко.
– Знаешь, Дим, иди без меня, – Рафаэль не спускал глаз с двух отдаляющихся силуэтов. – У меня что-то совсем пропало настроение.
– Да у тебя его и так не было, на самом деле. Ладно, давай тогда на другой раз перенесем.
– Хорошо. Пока.
– Пока. Удачи тебе.
Рафаэль молча направился к тому месту, где он оставил машину своего босса. Дмитрий же остался стоять на месте, провожая его грустным взглядом до тех пор, пока тот не скрылся из виду.
Далия – это имя в переводе означало «георгин». Георгины – красивые и долгоцветущие растения с широкой гаммой окраски соцветий и разнообразием форм. Георгины своим обильным цветением способны украсить любое помещение, любую компанию. Цветущие георгины замечательно смотрятся и вблизи, и издали. Но своей красотой они будут радовать только в случае постоянного ухода за ними. Если не суметь обеспечить нужный уход – цветок погибнет. Рафаэль не сумел. Именно об этом он думал, сидя за рулем автомобиля. Рафаэль не знал, куда он ехал, по сути, дорога в данный момент его вообще не волновала. Он видел перед собой лишь образ цветов, которые ненавидел больше всего. Рафаэль не разбирался в цветах, лишь розы и ромашки мог отличить от остальных, но когда он семь месяцев назад встретил Далию, георгины стали неотъемлемой частью его жизни.
Знакомые места за окном отвлекли Рафаэля от размышлений. Он остановил машину и, оглядевшись, понял, что находится рядом с домом Далии. Рафаэль заглушил мотор и стал наблюдать за ее окнами, которые без труда нашел. Он сидел в салоне и ждал, хотя сам не знал, чего именно. Ждать была его работа, так как все время приходилось дожидаться Антона, но в этот раз ожидание было особенным. Скорее всего, оно было таким из-за неопределенности, которая пронизывала Рафаэля насквозь.
Медленно и мучительно прошел час. Из-за сильной усталости, веки были очень тяжелые и смыкались при каждом удобном случае. Рафаэлю приходилось мучительно терпеть это, с каждым разом прилагая все большие усилия, чтобы размыкать уставшие глаза. В один момент он все же не справился с навалившимся грузом и провалился в беспокойный сон. Около трех часов Рафаэль находился в тревожном забытьи, постоянно просыпаясь и засыпая вновь, пока не проснулся окончательно. Ему снились георгины, а точнее лепестки, которые летали вокруг него, напоминая о Далии. Все эти лепестки были копиями ее черных глаз, смотря в которые Рафаэль читал ее последние слова: «Ты – ничтожество!», «Я никогда тебя не любила!» и «Оставь меня в покое!». Эти слова терзали душу, выбрасывая из сна, но затем сон возвращался, и все повторялось вновь. Так было до тех пор, пока лепестки-глаза не облепили Рафаэля настолько плотно, что он стал задыхаться. В холодном поту он проснулся окончательно. На улице уже стемнело, а на душе скребли кошки от унизительных слов, что врезались в память и никак не могли выветриться оттуда. Тоска и ненависть овладели Рафаэлем, он посмотрел на окна Далии, в которых горел свет. Сон опять начал подступаться к нему, но в этот раз Рафаэль был сосредоточен на окнах в своем томительном ожидании и не давал шанса себя одолеть.
В один момент свет в окнах погас, давая Рафаэлю понять, что его ожидание закончилось. Как только он это осознал, сильное волнение овладело им и стало требовать от него активных действий. Рафаэль понятия не имел, что им двигало и что теперь нужно предпринять, так как не имел плана на этот счет, а потому решил идти на поводу у своего внутреннего голоса. Он вышел из машины и направился к подъезду быстрым шагом, чтобы успеть до того, как выйдет Далия. Он встал около двери и, прижавшись к стене, стал ожидать. С каждой секундой нервы натягивались все больше и больше, а в глубине души разгоралось волнительное пламя. Буквально всем своим существом Рафаэль чувствовал приближение Далии, и чем ближе она становилась, тем сильнее разгорался огонь внутри него, парализуя собой дыхание и мышцы тела. Рафаэль продолжал стоять, прислонившись к стене, словно облитый бензином. Отвратительное пищание отрывающегося домофона подействовало подобно искре. Полыхавший внутри Рафаэля огонь вспыхнул и снаружи: он заместил собой все чувства, огонь приглушил сознание, остановил дыхание и парализовал все тело. Лишь помутненный взгляд был более-менее сфокусирован на вышедшей из подъезда девушке с черными, как смоль, волосами. Когда она проходила мимо, не заметив Рафаэля, все, что он мог сделать – это провожать ее своим усталым взглядом, передающим все сигналы в мозг в замедленном режиме. Силуэт Далии двигался очень медленно, казалось, что он тоже попал под влияние полного оцепенения. До тех пор, пока хлопок закрывшейся двери подъезда не вывел из него Рафаэля. Как только он пришел в себя, ноги сами понесли его вдогонку за Далией. Он догнал девушку в тот момент, когда она уже поравнялась с машиной босса. Рафаэль схватил Далию, зажал рот руками и, не обращая внимания на те сдавленные звуки, что она издавала, потащил к машине. «Ты забрала у меня душу. Я же заберу ее обратно», – зло прошипел он ей на ухо, после чего без лишних церемоний посадил в автомобиль. Затем сел в него сам и поехал отсюда прочь.
Свет уличных фонарей проскальзывал по лобовому стеклу и исчезал в крыше автомобиля прямо в такт стуку кузнечных молотов в висках. Из-за огромной дозы адреналина Рафаэлю было непросто сосредоточиться на дороге, поэтому он не развивал высокую скорость. Тяжелый металлический лязг в голове заслонил собой все звуки, а руки вцепились в руль так, словно это был спасательный круг посреди беснующегося моря. Тем не менее, он продолжал движение, и постепенно родная стихия привела его в чувство – руки вновь начали мягко гладить руль, огонь ушел с поверхности тела в глубины души, а стук кузнечных молотов, притихнув, дал дорогу всем остальным звукам.
 – …ерта ты творишь?! – пробился истошный крик Далии. В ответ Рафаэль так резко повернулся к ней, что его глаза сверкнули.
 – Заткнись! – гаркнул он так, что во взгляде Далии тут же отпечатался невероятный испуг. У нее не было иного выхода, кроме как повиноваться ему. Остаток дороги оба ехали молча. Минут через десять Рафаэль остановил машину, заглушил двигатель и вышел. Затем он открыл пассажирскую дверь, чтобы Далия могла выйти, и сказал ей:
 – Чтобы ни звука, ясно?
 – Что ты хочешь сделать? – испуганно вопрошала она.
 – Я сказал, ни звука! – Рафаэль был тверд. – Выходи.
Испуганная Далия вышла из машины и осмотрелась. Она сразу поняла, что это за место – это был дом, в котором Рафаэль жил. Когда-то Далия была здесь, и не один раз. Рафаэль под руку провел ее через давно знакомый подъезд в свою квартиру.
Там он закрыл дверь на все замки и велел Далии пройти в спальню. Сам он ушел в другую комнату, где некоторое время что-то усердно искал. Когда Рафаэль вернулся, то держал в руке розовые меховые наручники. Он показал их сжавшейся от испуга девушке и сказал:
– Помнишь, как ты мне их дарила? Очень щедро для подарка на день рождения, ты не находишь?
– Что ты хочешь этим сказать? – голос Далии дрожал. – Зачем они тебе?
– Даже делая подарки, ты в первую очередь думала о себе. Иди к батарее.
– Что?! Нет, пожалуйста, прошу тебя… – взмолилась Далия.
– Я не хочу повторять по десять раз, – Рафаэль был неумолим, а его голос был тверд, как камень. – Делай, что я сказал.
Ей ничего не оставалась, кроме как послушаться. Далия подошла к углу комнаты, после чего Рафаэль приковал ее наручниками к батарее, которая в этом углу находилась. Испуг девушки постепенно начал превращаться в отчаяние, и ее глаза наполнились слезами.
– Не делай этого, прошу тебя… – молила она сквозь слезы.
Рафаэль отошел от батареи и сел в кресло напротив. Он посмотрел на плачущую Далию и заговорил:
– Мне очень тяжело без тебя. Но я знаю, что по своей воле ты ко мне не вернешься. А встречаться с тобой, зная, что ты сделала мне одолжение, я вряд ли смогу. Честно говоря, я не уверен, что твое присутствие здесь поможет мне, но мне больше ничего не остается. Четыре месяца были для меня сродни жизни в аду, и все это из-за тебя. Я не знаю, как справиться с зависимостью от тебя. И это притом, что я в свое время от тебя никакой любви даже не получил. Быть может, ты вообще не способна любить? Зачем же я тогда так убиваюсь? Как это назвать? Быть может, это проклятие?
– Называй это как хочешь… только отпусти меня… пожалуйста… – Далия с трудом выговаривала слова из-за обилия слез.
– Ты живешь в таком же доме, так что ты знаешь, какая хорошая здесь звукоизоляция. Кричать бесполезно. Живу я один, друзья ко мне не заходят, так что никто тебя не спасет. Никто не знает, что ты здесь. Оторвать батарею ты не сможешь, а под этим мехом скрываются настоящие стальные наручники. Так что не трать силы понапрасну, отныне я – твоя единственная надежда на выживание. Подобно георгину, нуждающемуся в тщательном и кропотливом уходе, ты будешь здесь меня ждать. Благодаря тебе, кстати, я почти все знаю о цветах, которые теперь ненавижу. Например, ты знала, что георгины надо обильно и регулярно поливать? Как часто это делать – зависит от температуры и влажности воздуха. В сухую и жаркую погоду в первую неделю после посадки георгины поливают ежедневно, затем реже, но почва под растениями всегда должна быть влажной. Иначе георгины будут хуже расти, и на них завяжется меньше бутонов. После каждого полива землю под георгинами нужно рыхлить и удалять сорняки. Не видишь тут никакого сходства?
В этот момент у Рафаэля зазвонил мобильный телефон. По мелодии он сразу же понял, что звонит его начальник, а, значит, трубку нужно взять обязательно.
– Алло?
– Привет, Раф. Ты мне нужен. Чтобы через полчаса был у меня дома.
– Понял. Я выезжаю.
Когда этот короткий телефонный разговор прервался, Рафаэль положил мобильник к себе в карман и направился к выходу из квартиры. Не обращая внимания на истошные вопли Далии, он вышел и закрыл за собой дверь. Напоследок Рафаэль убедился, что крики не пробиваются в подъезд, после чего он сел в лифт и поехал вниз.
Рафаэль ехал по вечернему Метрополию, и все его мысли были заняты недавними событиями. Его мучил вопрос о том, правильно ли он поступил с Далией. Поможет ли ему ее постоянное присутствие? Поможет ли ему забыть свой комар? Рафаэля мучила неопределенность, и в этих мучениях одна его часть требовала наказать девушку за причиненные страдания, а другая давила на жалость и терзала совесть. Разрываясь на части, он не сразу заметил, что попал в пробку. Это явно не входило в его планы, ведь любое опоздание могло обернуться для Рафаэля потерей работы. К счастью для него, пробка была небольшой, и он свернул на первом же перекрестке. Дальше он пытался сосредоточиться на дороге, но получалось это у него не слишком хорошо. То и дело его мысли занимались душевными метаниями, и, тем не менее, он сумел доехать до места назначения вовремя. Если бы дело было днем, то Рафаэль мог застрять в городе гораздо серьезнее. Припарковавшись, он сообщил Антону о своем прибытии и стал ожидать его выхода. Ожидания были тяжелыми, так как Рафаэля неумолимо клонило в сон. Его веки были словно налиты свинцом, удержать их открытыми было крайне сложно, но, тем не менее, это необходимо было сделать. Вряд ли Антон будет рад, если увидит своего водителя спящего за рулем.
Когда тот вышел с территории своего дома, то был не один, а со своей женой. Это была женщина лет тридцати пяти, крашенная блондинка, ухоженная, в дорогих побрякушках и весьма вальяжная в своих манерах. Супружеская чета разместилась на заднем сиденье, после чего Рафаэлю велели ехать. Место назначения – элитный ресторан в центре города. Видимо, у них сегодня не обошлось без скандала, по ходу которого жена упрекала своего мужа во всех смертных грехах. Это было уже не в первый раз, поскольку ей явно хотелось светской жизни, но вместо этого приходилось сидеть дома, с двумя детьми, пока ее муж развлекается по-полной. Это было весьма логично, ведь там, где есть молоденькие красавицы, собственная жена нужна меньше всего. Сейчас по лицу Антона читалось равнодушие, которое означало, что вся эта затея с рестораном – лишь способ «умаслить» недовольную жену. На лице которой, в свою очередь, читалось чувство неудовлетворенности, как от жизни, так и от брака.
Присутствие этой женщины в машине постоянно напоминало Рафаэлю о Далии. И вновь все его мысли были о своей бывшей девушке, находящейся в его квартире взаперти. Как и раньше, он не мог забыть о Далии, но с тех пор, как она находится у него дома, все стало только хуже. Теперь даже дорога не могла отвлечь Рафаэля от душевных терзаний. С каждой очередной сотней метров пути сил у него становилось все меньше и меньше. Веки утяжелялись, каждую секунду они норовили погрузить Рафаэля в несвоевременный сон. Черно-белые лепестки георгин уже начали кружить над машиной, и их число неумолимо возрастало. Лепестки заслоняли лобовое стекло, пришлось даже включить дворники, но эта мера не могла быть эффективной. Заметив включенные дворники, жена Антона спросила: «Неужели дождь?», и стала внимательно рассматривать улицу за окном. Рафаэль ничего не ответил, так как у него не было на это сил. Все остатки своих внутренних резервов он бросил на борьбу со сном, так что даже думать ему удавалось с трудом. Лепестки георгин уже проникли в машину. Где-то в глубине сознания промелькнула мысль, что он больше не в состоянии вести машину. Нужно снизить скорость, но руки не слушаются. Он должен рассказать о своем состоянии пассажирам, но не моможет этого сделать. У него просто не было сил. Сон уже начал принимать Рафаэля в свои крепкие объятия.
 – Рафаэль?! С тобой все хорошо? Рафаэль! – все слабее доносился до него женский голос. – Рафаэль!!
Окруженный лепестками, автомобиль на большой скорости ехал по дороге. Черно-белые листочки кружили вокруг него подобно рою летающих насекомых. Они заполнили собой весь салон, усыпляя Рафаэля своим шелестом. Силы покидали его в геометрической прогрессии, а голос, зовущий его по имени менялся и из истошно-надрывного голоса жены Антона он превращался в мягкий, нежный и успокаивающий голос Далии. Рафаэль открыл глаза и увидел прямо перед собой два лепестка, которые выделялись среди остальных. Они были точными копиями тех самых глаз, что он никак не мог забыть. Это были дразнящие и беспощадные глаза, в них ярко пылал огонь игривой дерзости. Казалось, что они смеялись. А знакомый до боли голос кричал будто издалека: «Рафаэль! Рафаэль!».
Рафаэль сдался. Он не мог больше бороться. Он уже не ехал на машине, вместо этого он шел по залитому солнцем полю, окруженный роем георгиновых лепестков. Рафаэль не слышал шума покореженного металла с пробитого дорожного ограждения, равно как и криков обреченных пассажиров. Он не видел, как мир перевернулся вверх дном. Рафаэль мог видеть лишь лепестки георгинов, которые невозможно было сосчитать. Их было так много, что они заволокли собой все небо, погрузив Рафаэля в кромешный мрак.
По иронии судьбы это была его первая и последняя авария.


Осколок VIII. Судьбоносное знакомство.

Солнце стояло в зените и, из-за полного отсутствия ветра, было очень жарким. Винсент стоял на остановке в ожидании такси уже десять минут, но ни одной свободной желтой машины пока не проехало мимо. В то время самочувствие его оставляло желать лучшего вследствие бурной ночи, проведенной в компании молодых людей. Винсент познакомился с ними в ночном клубе и решил не отказывать себе в удовольствии хорошенько повеселиться. После клуба вся компания отправилась домой к одному из ее участников, в очень просторную и богатую квартиру. Там все без исключения принимали алкоголь и легкие наркотики в довольно крупных количествах, поэтому Винсент чувствовал себя соответствующе. А тут еще и это жаркое солнце, из-за которого становилось еще хуже, ведь Винсент был одет, как всегда, во все черное. Поэтому, когда подъехал автобус, свой плащ Винсент держал в руках, две верхние пуговицы рубашки были небрежно расстегнуты, а волосы были мокрые и лишь слегка приглажены. Но, не смотря на свое не лучшее самочувствие, выглядел он вполне прилично и не привлекал внимания какой-либо чрезмерной небрежностью внешнего вида.
Такси по-прежнему не было, и Винсент решил сесть в подъехавший автобус, лишь бы не плавиться в этой жаре. Это был подходящий ему маршрут и он, купив у водителя билет, прошел через турникет. Винсент сел на свободное место в передней части автобуса и устремил свой невидящий взгляд в невидимую точку прямо перед собой. Так он ехал несколько минут до тех пор, пока красивый женский голос не вывел его из раздумий:
 – Молодой человек, Вам плохо? Быть может, сядете к окну?
Винсент обернулся к соседнему креслу и сразу же утонул в лазурной глубине ясных глаз. «Выплыть» из этой глубины было отнюдь не просто, но, как только Винсенту это удалось, он не поверил своим глазам – рядом сидела та самая девушка из кинотеатра, что приглянулась ему в зрительном зале. Девушка с участием смотрела на него своими небесными глазами, а он оказался в некоем подобии гипноза, выйдя из которого, Винсент тяжко усмехнулся и с трудом перевел взгляд. Девушка заговорила опять:
 – В чем дело? Молчите, потому что не знакомитесь в транспорте?
 – Хм, – усмехнулся Винсент еще раз, но уже еле заметно, – да, пожалуй, не знакомлюсь. Но это только потому, что я редко им пользуюсь. А сегодня просто особый случай.
 – Особый случай? – девушка улыбнулась, и в ровной глади ее глаз заискрились золотые лучи солнца, словно это были не глаза, а два озера с кристально чистой водой. – Особый в том, что Вы едете в автобусе? Или вся особенность в Вашем тяжелом утреннем состоянии?
 – Не стоит называть меня на «вы». Мое имя Винсент.
 – Анжелика. Мне очень приятно с тобой познакомиться, Винсент.
Они пожали друг другу руки. Показалось, что в этом пожатии их десницы задержались чуть дольше обычного и разнялись с неохотой. Самочувствие Винсента даже немного улучшилось от этого прикосновения. Он словно держал в руке что-то безумно дорогое и хрупкое, но при этом это что-то казалось далеким и недосягаемым. Во всяком случае, для Винсента.
Молчание длилось недолго, около трех или пяти секунд и первым его нарушил Винсент:
 – Где ты выходишь, Анжелика?
– Буквально через две остановки.
– Значит, мне действительно лучше сесть к окну. Мне ехать гораздо дальше и тебе будет легче выходить.
– Согласна, – произнесла Анжелика и они поменялись местами. Оказавшись около окна, Винсент приоткрыл его чуть шире и впустил больше воздуха в салон. Из-за большого количества автомобилей на шоссе автобус ехал не очень быстро, а значит, сильного сквозняка можно было не опасаться.
– Скажи мне, Анжелика, неужели я так паршиво выгляжу?
– Ты выглядишь нормально, просто видно, что самочувствие у тебя явно не в норме. Смею предположить, что это из-за бурно проведенной ночи. Так в чем же состоит твой сегодняшний особый случай? Ты мне так и не ответил.
– Для меня он не столько особый, сколько особенный.
– Да? И в чем же ты видишь разницу?
– Хм… расскажу на примере. Особый – это как синоним слова «выделяющийся». Это слово звучит достаточно скромно по сравнению со словом «выдающийся». И как раз «выдающийся» кажется мне синонимом особенного. К тому же, обрати внимание на фонетику – «особый» и «особенный». Разница определенно есть, причем даже в произношении: «особый» проговаривается быстро, будто проглатывается; а вот «особенный», в свою очередь, растягивается и произносится с выражением. Оно словно смакуется истинным гурманом.
– Интересная мысль… – Анжелика немного задумалась, видимо, произнося и сравнивая эти слова мысленно. – Никогда не думала об этом.
– Так вот, мой особенный случай – это знакомство с тобой. Это гораздо важнее, чем внеплановая поездка на общественном транспорте или очередное утро, отяжеленное сильным похмельем. Ведь таких красивых и интересных девушек, как ты, встречаешь крайне редко, независимо от того ищешь ты или нет. Да и то, даже если специально ищешь, невозможно руководствоваться лишь своей фантазией. Таких женщин сначала встречаешь, и только затем понимаешь, что конкретно ты искал. А значит, именно после этой встречи образ идеала приобретает четкие человеческие черты. Вот мое мнение.
Анжелика выслушала и затем несколько засмущалась. В ее лазурных глазах поселилась благодарность, как вся ее суть. Этот комплимент был ей очень приятен:
– Большое спасибо, Винсент. Не ожидала от тебя комплимента. Мне очень приятно.
– Не стоит благодарности, – Винсент ощутил некоторую неловкость, наверное, он не привык к искренним благодарностям посторонних. – Я говорю то, что думаю, не более того.
– Не скромничай, мне действительно очень приятно. И еще такое чувство, будто ты меня знаешь уже гораздо дольше, чем пара автобусных остановок.
– Быть может, так оно и есть… – мечтательно проговорил Винсент. В ответ Анжелика посмотрела на него как-то странно, будто ожидая услышать что-то еще. Но Винсент молчал, глядя куда-то в сторону. Между ними двумя воцарилось непродолжительное молчание, которое первой нарушила Анжелика. Она заметила приближение своей остановки и дала понять, что ей пора выходить. Анжелика тепло попрощалась с Винсентом и направилась к выходу. На ней была надета бирюзовая шелковая блузка, обтягивающая до колен юбка, такого же цвета, а сверху было надето легкое белоснежное пальто. Длинные волосы цвета платины, были распущены и развивались на легком транспортном сквозняке. Когда автобус остановился, и двери открылись, Анжелика легко, словно порхая, оказалась на улице и, звонко цокая каблуками, направилась к большому небоскребу, к которому эта остановка и была приписана.
Горожане этот небоскреб называли «Маяком», и это было самое высокое здание в Метрополии. Маяк включал в себя самый настоящий центр досуга, не только внутри, но и вокруг которого круглые сутки кипела жизнь. Маяком это здание назвали не только из-за некоторого внешнего сходства и большой высоты, но и потому, что на крыше раз в неделю загорается яркий свет, который виден в любой точке города. Природу этого света никто не знает, но предположений на его счет, как всегда, прямо пропорционально количеству живущих в городе людей. Одни говорят, что это для самолетов, другие думают, что городская мэрия хочет сделать свою главную достопримечательность восьмым чудом света, третьи утверждают, что это некие сигналы, связанные с НЛО, а четвертые предлагают и вовсе мистические или религиозные варианты. Ни к кому из них Винсент себя не относил. Он вообще был, пожалуй, одним из тех редких людей, которые не интересовались этим вообще. И сейчас он следил за объектом своего интереса по имени Анжелика. Следил до тех пор, пока девушка не пропала из его поля зрения. И, тем не менее, даже когда силуэт Анжелики растворился в людском потоке, Винсент продолжал сидеть в пол-оборота и наблюдать за толпой. Лишь когда автобус тронулся с места, он вернулся в исходное положение и вновь почувствовал себя отвратительно.


Осколок IX. Коммивояжер.

Осень. Каждый новый день становится на несколько минут короче, чем ночь. И так происходит большую часть лета, начиная со дня летнего солнцестояния. Разница незаметна, поскольку все цветет и радуется, горит и переливается яркими цветами. На подобные мелочи даже не хочется обращать никакого внимания, поскольку в эти дни одолевает желание отдыхать и ничего не делать, радуясь при этом удачно складывающейся жизни. Хочется хвастаться своей беззаботностью и рассказывать о времени, проведенном впустую. Город отдыхает, а природа радуется. Но в один момент наступает осень. Каждый день до ее наступления укорачивался всего на пару минут, но именно осень заставляет каждого взглянуть в лицо своей реальности. В этой реальности по-прежнему никто не замечает, что дни становятся короче. Но все знают, что осенью ночи становятся длиннее, а любой день в таких условиях неумолимо теряет свою значимость. Листья начинают опадать, вместо травы появляется грязь, а свинцовые облака накрывают весь Метрополий непроницаемым панцирем. Вместо солнечных лучей на город все чаще падают тяжелые капли холодного дождя. Эти капли тяжелы настолько, что утяжеляют даже мысли людей, глаза которых излучают все меньше радости. Пробки на дорогах снова занимают свое привычное место, а каждый час пик сопровождается столпотворением в метро и на автобусных остановках. Серые людские массы двигаются и живут по одному и тому же расписанию, они растут с каждым днем все больше и больше, поливаемые бесконечным дождем, словно из лейки.
Такова городская осень. Дым из труб еле различим на фоне городского неба, кажется, что он сливается с ним, подпитывает его, но это мало кого волнует. Все прячутся под зонтами и не видят ничего выше своего тяжелого взгляда, направленного себе под ноги. Они не смотрят на свое отражение в мокром асфальте, так как вместо себя там можно увидеть лишь расплывчатые черные пятна. А кому хочется видеть вместо себя черное пятно? Кому угодно, но только не тем, кто боится промокнуть. К сожалению, таких людей большинство. Они все существуют в той реальности, что им была предложена сначала, после чего категорично отрицают любую другую. Ограниченность восприятия мешает им смотреть вверх и по сторонам, вместо того, чтобы, опустив голову, смотреть себе под ноги. Наверное, они просто боятся споткнуться и смотрят в одну точку на протяжении всей своей жизни. И им нет никакого дела до многих вещей и людей, выходящих за рамки их эгоцентричного восприятия своего собственного мира.
Разумеется, что никому нет дела до одинокого старика, медленно бредущего через железнодорожные пути небольшой станции на окраине города. Он с видимыми усилиями перешагивает через полотно, чтобы добраться домой и лечь там спать. За его спиной проносится электропоезд, но старик не оборачивается, он уже привык к этому. Да и вряд ли там можно увидеть что-нибудь новое, кроме редких темных фигур в горящих окнах. Старик продолжает медленно брести, перешагивая через пути и боясь споткнуться о них. В его возрасте уже некуда торопиться. Дома он живет один, посетителей у него не бывает, поэтому все, что у него есть, это ночной сон и телевизор со всего несколькими работающими каналами из-за старой антенны.
Он подходит к дому, который располагается рядом с железной дорогой. Здание серое и унылое, оно точно такое же, как и все соседние дома. Этот маленький полумертвый район скоро снесут, недалеко уже во всю идут строительные работы. Там строятся офисные здания, торгово-развлекательные центры, многоэтажные жилые дома, а также детские и спортивные площадки в их дворах. Относительно спокойные спальные районы будут граничить с деловыми центрами, кишащими жизнью людей, а также их цинизмом. Вполне логично следует предположить, что этот и район подвергнут очень модному нынче явлению – модернизации. И в результате этого тихая и малолюдная железнодорожная станция превратится в оживленное место, где поезда будут останавливаться все чаще.
Наступило утро. Старик проснулся рано, так как ему пора идти на работу. У него давно наступил пенсионный возраст, но жить лишь на пенсию здесь тяжело. Да и трудно оставлять дело всей жизни, давно ставшим частью самого себя. Старик работал всю свою жизнь коммивояжером и торговал в поездах. Он был перспективным продавцом и в конторе его ценили за его навыки. В один момент он даже стал подниматься по своей карьерной лестнице и занял руководящий пост, но управлять другими продавцами он оказался не в состоянии. Поскольку он с трудом мог ручаться даже за себя, остальные выходили из-под контроля, и он вернулся к тому, с чего начинал. К сожалению, то, с чего он начинал, уже было недоступно из-за постоянно идущего вперед времени. В самом начале он был молод и красив, был дважды женат и имел множество знакомых, называвших себя друзьями. Он был энергичен и красноречив, что помогало ему завоевывать популярность у окружающих. Вся его жизнерадостность и оптимизм привела его к мимолетному успеху, воспользоваться которым у него не получилось. Но со временем все изменилось и полноценного возвращения к началу не вышло. Бывшие жены отсудили свои алименты и большую часть имущества, и возвращение в старую квартиру своих покойных родителей было вынужденной мерой. Таким образом, единственным, что совпадало с его началом, было полное отсутствие денег и квартира с выходящими на железную дорогу окнами. Но у него больше не было молодости, энергии, привлекательной внешности и крепких нервов. Работа перестала приносить удовольствие. Образ жизни превратился в проклятие, которое невозможно было с себя сбросить. Было уже поздно.
Сейчас он просто никому не нужный старик. Стук колес проезжающего мимо поезда был его колыбельной песней, под которую он не только засыпал, но и просыпался. И сейчас он одиноко бредет к станции, чтобы продолжать делать свою работу. Над стариком свинцовый панцирь из облаков, но он его не видит, поскольку смотрит лишь себе под ноги. Дождь мало волнует старика, уж слишком он привычный и обыденный.
Старик с большим трудом поднимается по лестнице, ведущей на платформу. Если бы он мог, он пошел бы по путям, но залезать на платформу самому еще тяжелее, чем подниматься по неравномерным ступеням, идя при этом в обход. Но вот он добирается до конца лестницы, впереди его ждет ровный участок моста, огороженный ржавым парапетом, а это значит, что самый трудный участок уже позади. Он спускается по лестнице и наблюдает, как люди моложе с легкостью обгоняют его, спеша на прибывающий электропоезд. Это люди из соседних районов направляются в город. Этот способ довольно удобен, так как конечная станция располагается почти в самом центре города, поэтому утро есть наиболее оживленное время для этой станции. Люди помладше спешат на учебу, а те, что постарше – на работу. Из всех не торопится только один человек. Это старик, который медленно спускался по лестнице вниз, на платформу.
Когда поезд уехал, платформа опустела. Теперь старик шел вдоль нее, не боясь, что кто-то в спешке случайно толкнет или заденет без всякого для себя сожаления. Он шел и не торопился, поскольку спешить ему было некуда. Работал старик в газетном киоске, где большая часть прессы была «желтой» и годящейся лишь для засорения сознания. Хотя были и более-менее приличные глянцевые журналы, но здесь мало кто ими всерьез увлекался. Работа в киоске была единственным, чем старику смогла отплатить контора за столько лет работы. Новое руководство не признает таких понятий, как прошлые заслуги, поэтому старику было отплачено так, как и следовало от них ожидать. В конце концов, он ведь не полный дурак, чтобы надеяться на людскую доброту и верить в человеческие отношения. «Сейчас этому не учат. Да и раньше, в общем-то, тоже…», –  так думает сейчас старик, когда кроме мыслей больше ничего нет. Нет дела, нет эмоций, и нет даже желания иметь что-либо из этого. Как можно желать то, чего даже не помнишь? Как давно он в последний раз с удовольствием ходил по вагонам, продавая что-то? Старик этого уже не помнил. Каждый день в последние десять лет одного и того же серого цвета. Желтизна газет не может хоть сколько-нибудь скрасить столь унылую палитру. Под свинцовым небом летние солнечные деньки забываются так же быстро и глухо, как и все то, что приносило радость когда-то. С течением времени и наступлением старости радость от своего единственного и неповторимого образа жизни сменилась серой обыденностью. Серое небо воспринимается как реальность гораздо охотнее, нежели яркое солнце. А как иначе смотреть на мир, если любимое дело жизнь превращает в проклятие? Старик пытается вспомнить старые дни, но это получается с огромным трудом. Лишь неясные очертания в дальних уголках памяти. Он пытается вспомнить молодость, но, сколько не старается, ни одного образа воспроизвести не может. Старик вспоминает лишь то, что ему и так прекрасно известно – когда-то он был молод и любил жизнь. А сейчас он стар и ненавидит ее. Причина ненависти очень проста – источники радости давно истощились.
Наступил вечер. За весь день ни одного покупателя, но, тем не менее, он закончил свой рабочий точно по расписанию. В это время уже стемнело. Старик закрыл замок на металлической двери киоска, и направился к концу платформы, чтобы слезть с нее – так до дома гораздо ближе. Спуститься с платформы, пусть даже на неровную насыпь из камней, гораздо легче утомительного подъема по неравномерным ступеням. Лучше один раз стерпеть резкую боль в суставах, нежели мучиться несколько минут без перерыва.
Старик спрыгнул с платформы, держась за перила так, что бы не упасть. Впрочем, действие это было весьма привычным, и он проделал все так ловко, насколько мог, лишь издал приглушенный крик боли. Теперь старик шел через пути и прямо у него за спиной промчался экспресс. Это один из тех поездов, проезжающих мимо этой станции без остановки. По вечерам здесь так безлюдно, что экспрессы даже не издают предупреждающих сигналов, даром что проносятся на полной скорости. Старик прекрасно знал об этом поезде, который ежедневно проезжал здесь точно по расписанию, а потому даже не оборачивался на него. Старик и на этот раз не обернулся. Он продолжал брести через пути, кряхтя и с трудом перешагивая рельсы, и через некоторое время он уже был дома. По телевизору шла сплошная реклама, и больше ничего. В одном из роликов упоминалось о некой рекламной акции, действующей только до тридцать первого октября. В ролике предлагали при покупке плазменного телевизора выбрать либо скидку, либо утюг с чайником в подарок при выборе полной стоимости.  И тут старик задумался. Нет, телевизор он не мог себе позволить, а утюг ему не нужен, так как гладить им было нечего. На самом деле, старик поймал себя на мысли, что ему было неизвестно, какое сегодня число и день недели. Календаря дома не было уже давно. Единственным, что он знал о времени, было то, что его начальство уже примерно неделю с ним не связывалось. Новых номеров газет и журналов не присылали, и это казалось ему необычным. Ему никто не звонил и никто к нему не приходил. Не исключено, что этого киоска уже официально не существует, что его продали новым владельцам, а самому продавцу сказать забыли или не смогли. Да и как можно об этом сообщить, если телефон уже давно отключен за неуплату? На мобильном телефоне денег тоже нет, да и номера почти никто не знает. Отныне вполне уместно задаться вопросом: «Существую ли я вообще?». Именно с такими мыслями старик лег спать сегодня. Мысли эти не были приятными, но стук колес проезжающих поездов отвлекал и убаюкивал старика, напоминая о далеком детстве. Будучи маленьким, он лучше всего засыпал именно под размеренный лязг длинных товарных составов, похожий на звук ксилофона. С тех пор стук колес поезда был для старика его колыбельной песней.
Наступило очередное серое утро. Старик вышел из подъезда и в очередной раз направился в обход, чтобы подняться по лестнице, затем спустится по ней и добраться до своего рабочего места. Свинцовые тучи по-прежнему нависали над станцией, а молодые люди все также спешили на поезд, который, уходя, оставлял за собой пустую платформу с одиноким стариком на ней.
Весь день был точно таким же, как и все предыдущие. Покупателей не было, вестей от начальства тоже. Похоже, про старика все забыли, но это не удивительно, ведь он даже не знал, какое сегодня число и месяц, а это значит, что ему нечего ждать от этой жизни. Все остальные люди считают дни в своих ожиданиях, но он больше к ним не относится. Неужели это конец? Ведь и отсутствие покупателей его ни сколько не волновало, будто все уже кончено. Жизнь идет к своему логическому завершению и уже лет десять беспрестанно намекает ему на это.
Тем не менее, старик продолжает сидеть в обшарпанном киоске наедине со своими тяжелыми мыслями, а на улице тем временем вовсю льет дождь. Темное свинцовое небо темнело до тех пор, пока не зажглись фонари на улицах. На самой станции фонарей было мало, но в свете тех, что были, расплывчато виднелась одна человеческая фигура. Этот силуэт медленно двигался вдоль платформы в полном одиночестве. Старик видел его и не мог понять, что здесь делает этот человек, ведь ближайший поезд проезжает мимо без остановки, а следующий останавливается здесь не раньше чем через час. Но как бы то ни было, это чужие проблемы. Время говорило, что пора уходить. Пока старик закрывал замок на двери, тот одинокий человек на платформе подошел к нему и сказал, что хочет сделать покупку в газетном киоске. Старик ответил, что уже все закрыто, к тому же в наличии нет ни одной свежей газеты. Незнакомец был одет во все черное и, судя по голосу, был весьма молод; он сказал, что ему нужен глянцевый журнал. Старик подумал немного, и все-таки решил продать журнал, ведь это была его работа. С недовольным ворчанием старик снова открыл дверь и вошел внутрь киоска, где нашел нужный номер и дал его человеку в черном. Тот расплатился и начал разрывать оберточную пленку.
Старик вышел из киоска и закрыл за собой дверь. Когда он это проделывал, что-то странное закралось в его мысли, что-то непонятное. Старика терзало чувство, что сейчас, закрывая замок, он запирает дверь за своей собственной жизнью и выбрасывает ключ от нее. Он уже догадывался, что может произойти в следующие несколько минут, но не хотел больше ждать. Сейчас все чего-то ждут, но только не он. Ждать чего-то в этой жизни старику надоело так сильно, что он просто не мог больше этого делать. Он устал. И действительно, сколько уже можно терпеть все это? А значит, будь что будет. Ни один исход язык не повернется назвать несправедливостью.
Со смешанными чувствами старик отошел от киоска и направился к концу платформы, как вдруг услышал позади себя голос человека в черном: «Кстати, с днем рождения Вас!». Этот возглас возымел оглушающий эффект: старик стоял на месте как вкопанный и не мог пошевелиться. От неожиданности он даже выронил ключ от киоска. Внезапно старик понял, какое сегодня число – шестнадцатое октября, именно в этот день он родился. Но при этом не мог точно вспомнить свой возраст, настолько он казался сам себе лишним для этой жизни. Старик обернулся, но никого не увидел. Он не имел ни малейшего представления, откуда этот человек мог знать дату его рождения. И сейчас на платформе, кроме старика, больше никого не было. Не став поднимать лежащий на платформе ключ, старик продолжил свой тяжелый путь. Он уже смирился с тем, что больше никогда не будет держать его в руках. Никому до старика нет дела, и очень странно, что он не единственный знает дату своего рождения. Но с какой стати он должен быть уверен, что сегодня именно этот самый день? Быть может, этот человек обманул старика? Или он просто плод больного воображения? А впрочем, какая разница? Ведь старик даже не знает, сколько лет ему должно исполниться в этот день.
Издав приглушенный возглас, полный боли в конечностях, старик спустился с платформы и начал медленно двигаться в сторону дома. Сейчас он услышал характерный скрипящий звук, идущий от железнодорожного полотна. Этот звук становился все громче и вот уже он превратился в отчетливый стук колес. Старик в привычном темпе дошел лишь до средины железнодорожного пути, но не стал поворачивать взгляд навстречу поезду – этот экспресс он уже много раз видел. Примерно так старик себе все и представлял несколько минут назад. В голове прозвучала последняя мысль: «И все-таки с днем рождения тебя!», а стук колес напевал последнюю колыбельную песню.


Осколок X. «Небеса»

На Центральной площади Метрополия, рядом с Маяком всегда оживление. В любую погоду здесь много людей, спешащих по своим делам. Это место находится в самом центре города, и почти все маршруты общественного транспорта пролегают через это место. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Маяк является наиболее популярным местом для встреч. Здесь назначаются свидания, деловые встречи, а также множество других горожан предпочитают проходить мимо этого высочайшего здания. В этом месте все чувствуют себя в безопасности, поскольку людно здесь в любое время дня и ночи. Даже рано утром, на рассвете встречаются целые группы людей. Здесь самый низкий уровень преступности во всем городе и люди, не желавшие никого убивать и грабить, это прекрасно понимали.
Маяк был окружен неработающими фонтанами, сезон которых уже давно закончился. Впрочем, отсутствие шума воды не сделало площадь менее тихим местом. Сейчас был поздний вечер, уже включились уличные фонари, и молодежь заняла свои места на лавочках и парапетах фонтанов для употребления легких спиртных напитков и поиска новых знакомств. Отовсюду слышится смех и веселые шутки. В большинстве своем это были студенты, но иногда попадаются и школьники из старших классов. Точнее, школьницы, по внешнему виду большинства из которых было ясно видно, что они здесь ждут знакомств с молодыми людьми. Винсент сидел на скамье как раз рядом с двумя несовершеннолетними подругами, которые частенько косились на него. В данный момент девушки мечтали о том, что Винсент заговорит с ними, и он это знал. Впрочем, всерьез он их мнение не воспринимал, так как столь юные красавицы были для Винсента чересчур просты и неопытны. К тому же он здесь находился по конкретному делу.
На Центральной площади каждый человек мог чувствовать себя в безопасности, но только не Винсент. Он очень не любил это место и, находясь здесь, чувствовал напряжение и необъяснимую тревогу. Это также было одной из причин его незаинтересованности в окружающих. В один момент Винсент даже подумал о том, что стоило остаться в машине, но затем вспомнил, что так был риск пропустить искомого человека.
Вдруг его безучастный взгляд изменился и стал с нескрываемым интересом высматривать кого-то конкретного. Винсент встал со своего места и направился вслед за объектом своего внимания. Он шел очень торопливо, чтобы не упустить из виду того, кого уже давно здесь ждал и искал глазами. Это была Анжелика. Через минуту, когда до нее оставалось всего несколько метров, Винсент неожиданно остановился. Тут уже и Анжелика прекратила свой шаг, после чего обернулась и увидела Винсента. Ее лицо озарила улыбка.
 – Привет, Винсент.
 – Здравствуй, – Винсент улыбнулся в ответ. – Вижу, ты меня помнишь.
 – Разумеется. Только не делай вид, что ты удивлен этому.
 – Зачастую люди меня быстро забывают, – отвечал Винсент, медленно подходя к ней ближе.
 – Не понимаю, как про тебя можно забыть так быстро.
Поравнявшись с ней, Винсент жестом предложил идти дальше. Анжелика приняла его предложение, и дальше они шли рядом.
 – Ты сильно торопишься? – спросил Винсент.
 – Не сильно, но тороплюсь.
 – Тогда я могу подвезти тебя.
 – Ты на машине? Какая удача! Я как раз звонила в такси, а там нет ни одной свободной машины.
 – Видишь, какая ты везучая. Тем более что сегодня выходной и дороги в основном свободные. Суббота, ночная жизнь кипит, и, судя по всему, ты сейчас собираешься стать ее самой яркой частью.
 – Ты так говоришь, словно знаешь, куда я направляюсь.
 – Я об этом всего лишь догадываюсь. Ты ведь живешь в Маяке, верно?
 – Да, я там живу. Поэтому ты решил, что я иду в клуб?
 – Ты выходишь из дома поздно вечером, а под плащом у тебя потрясающе красивое вечернее платье. Тебя невозможно не заметить, ты вся светишься от приятных ожиданий. И сейчас, рядом со мной идет самый яркий источник света из всех, что освещают вечерний Метрополий.
 – Пожалуйста, не смущай меня, – лицо Анжелики приобрело умиленное выражение. – Ты прямо заваливаешь меня комплиментами.
 – Ты хочешь сказать, что для тебя это непривычно?
 – Именно так.
 – Странно… кстати, вот и моя машина, – в подтверждение этих слов Винсента тут же прозвучал звук отключающейся сигнализации. Анжелика увидела, как Винсент открыл дверь черной «Феррари» и пригласил ее сесть на место пассажира. Несколько секунд она поколебалась, а после произнесла, садясь в автомобиль:
 – Теперь я понимаю, почему ты не ездишь на общественном транспорте.
Винсент в ответ только улыбнулся, закрыл за Анжеликой дверь и сел на место водителя. Двигатель завелся и, нежно шепча, автомобиль тронулся с места. Винсент включил радио, где играла тихая романтичная мелодия, которую он не стал переключать.
 – О, отличная песня, обожаю ее, – томно произнесла Анжелика.
В этот момент Винсент и сам почувствовал, что эта грустная мелодия ему не противна. Раньше к музыке он был равнодушен, а сейчас он вдруг ощутил нечто новое, вслушиваясь в посвященные любви прекрасные слова. Анжелике он ничего не отвечал примерно с полминуты, просто ехал вперед до тех пор, пока она вновь не заговорила:
 – У тебя потрясающая машина.
 – Спасибо. Мне просто хотелось произвести на тебя впечатление.
 – Тебе это удалось. А она знает, куда мне нужно ехать?
 – Нет, не знает, – Винсент слегка усмехнулся, – прости, я забыл спросить, куда тебе нужно.
 – Мне нужно в «Небеса». Ты знаешь это место?
 – «Небеса»? Да, я знаю, это один из самых элитных клубов Метрополия. Хотя я бы назвал его самым лучшим среди себе подобных.
 – Ну, насчет самого лучшего я не знаю, но там сегодня светская вечеринка. Там будут все знаменитые деятели культуры: режиссеры, продюсеры, актеры, писатели, художники. Плюс олигархи, богатые бизнесмены и даже мэр города.
 – А какая из этих ролей твоя?
 – Никакая. Я там просто как спутница.
 – Я не знаю, кого ты там сопровождаешь, но я ему уже завидую.
 – Поверь мне, не стоит этого делать.
 Похоже, Анжелика почувствовала перемены в настроении Винсента, несмотря на его прежнее дружелюбное выражение лица. И действительно, чувствовал он себя несколько непривычно уже который раз. Но в данный конкретный момент этим непривычным чувством была… ревность. Винсент впервые чувствовал нечто подобное. Очевидно, что ему неприятно было слышать про некоего спутника Анжелики, и она больше ничего не говорила на эту тему. Винсент ехал на большой скорости, нисколько не опасаясь дорожных правоохранительных служб. Опасность получить штраф за превышение скорости нисколько его не беспокоила, он только смотрел на дорогу и ничего не говорил в течение нескольких минут. В это время машине была слышна лишь грустная музыка, которая помогла Винсенту более-менее справиться со своими эмоциями. Он, наконец, прервал воцарившееся молчание:
 – Извини, я что-то задумался. Между прочим, мы уже практически на месте.
Буквально через несколько мгновений было можно было заметить оживление, царившее рядом с «Небесами». Анжелика попросила притормозить не рядом с входом, а неподалеку, в менее людном месте. Винсент выполнил просьбу и остановился рядом с небольшой группой курящих людей, одетых очень опрятно и владеющих определенными манерами, характерных для людей той категории, чье присутствие на любой вечеринке делает ее светской. Создавалось впечатление, будто здесь собирался целый сонм городских богов – настолько лишними в их жизни были проблемы простых смертных.
Готовясь к выходу, Анжелика подобрала сумочку и плащ, после чего произнесла:
 – Спасибо тебе большое, что подвез, иначе я могла опоздать. Я была очень рада тебя увидеть.
 – Не стоит благодарности, я ведь сам предложил. И тоже был очень рад тебя увидеть. Только я одно забыл спросить у тебя.
 – Что именно?
 – Я хочу пригласить тебя на ужин. Ты согласишься, если я это сделаю?
 – Я не против этого. Так что приглашай, – в ее голосе прозвучали кокетливые нотки.
 – Договорились.
Анжелика вышла из машины и изящной походкой направилась к главному входу, а Винсент смотрел ей вслед. Когда она ушла достаточно далеко, он поехал вперед, но через несколько десятков метров остановился, заглушил двигатель и вышел из машины. Быстрым шагом он направился в сторону главного входа в клуб, полы его плаща развивались на ходу, а несильный ветер растрепал волосы. Когда Винсент подошел к входу в клуб, никто из стоящих на улице джентльменов не обратил на него ни малейшего внимания. Некоторые из них проходили в клуб, но тут же им на смену выходили новые, значит, главное мероприятие, ради которого всех сюда собрали, еще не началось. Винсент прошел внутрь и при этом никто из охраны не стал его останавливать. На него вообще никто не обращал внимания. И вот Винсент внутри, стоит под голубыми сводами неоновых светил в виде облаков и наблюдает за происходящим вокруг. Официанты гордо разносят шампанское и бренди, заканчивают сервировку столов, которые уже сейчас аккуратно сервированы фруктами, дорогими бутылками и драгоценными сервизами. Играет классическая музыка великих композиторов прошлого, исполняемая оперным оркестром. Винсент наблюдал за происходящим вокруг с весьма скептическим выражением лица, видимо, происходящее в клубе его мало интересовало.
Прошло еще пятнадцать минут, как число сидевших за столом гостей заметно увеличилось, а значит, скоро начнется торжественная часть. Люди рассаживались, подзывали официантов, которые тут же наполняли пустые фужеры. Все выпивали, закусывали и ждали начала. И вот, когда все уже были на местах, когда списки приглашенных были проверены полностью, включился свет. Это были шикарные люстры с множеством ламп, свет от которых проходил через неоновые облака и рассыпался на сотни красивых узоров. На небольшой, но красиво украшенный подиум вышел человек и тут же ему начали неистово аплодировать. Все знали этого человека, и Винсент не был исключением. Этот человек был режиссером фильма «Принятие», старт которого оказался весьма успешным. И сейчас, похоже, именно этот успех и заставил прийти сюда всех этих людей, вершащих судьбы жителей города. Когда аплодисменты улеглись, человек на подиуме начал свою речь:
 – Всем добрый вечер! Я очень рад всех вас видеть здесь, в этом прекрасном зале, на вечеринке в мою честь. Ваша поддержка на пути к этому моменту была для меня целым источником жизни, поддерживающим мое творческое начало. Поэтому я хочу выразить, для начала, свою благодарность всем, кто приложил руку к этому успеху. Хочу сказать спасибо своей матери за терпение и понимание. Она прекрасно понимает, что важно для ее сына и поэтому, он самая лучшая мама, которую можно только пожелать. Если бы не ее поддержка, этого фильма бы не было и помине, – с этими словами он отправил воздушный поцелуй своей матери, что находилась в первом ряду. – Также я хочу поблагодарить своего продюсера, господина Лагранжа. Давайте мы его поприветствуем, ведь именно его средства позволили нам создать нечто прекрасное, то чем мы с вами можем гордиться!
Очередная порция аплодисментов, как он и просил, была адресована именно господину Лагранжу – это был уже немолодой, строго одетый в дорогой костюм мужчина, всем своим видом демонстрирующий, что дело для него превыше всего. Он был главной киностудии, снявшей это кино. Тем временем режиссер продолжал:
 – Спасибо я хочу сказать и всем вам, за то, что пришли. Глядя на вас, я понимаю главное – что наш мир становится лучше. Мы с вами прекрасно понимаем цену настоящему искусству. Ведь именно искусство способно делать наш мир красивее, насыщать его яркими красками, вызывая те эмоции, которые влияют на всех нас. Ваши мнения всегда характеризуются  тем, что вы все прекрасно помните свои эмоции. Под их влиянием вы можете меняться, задумываться о вещах, которые раньше были для вас пустым звуком. Поэтому мы снимаем кино! Чтобы делать мир лучше, красивее, ярче и прекраснее! Кино должно заставлять не только сопереживать, но и давать оценку. Оно позволяет выражать свое мнение по тому или иному вопросу. Оно визуально демонстрирует возможности человеческой души. И ваше единогласие в отношении моего нового фильма греет мне душу. Пусть оно заключается не в самой сути фильма, о которой можно спорить, а о конечном впечатлении о нем, все равно я считаю это огромным нашим успехом, и все вы являетесь частью этого успеха. В первую же неделю мы почти покрыли свой бюджет, а это значит, что мы смогли достучаться до многих людей. Они не пожалели денег и я догадываюсь почему. Когда мы с вами видим рекламный ролик фильма, затрагивающий до глубины души, мы готовы раскрыться. И люди раскрываются, находясь в кинозале, они готовы воспринимать что-то новое, движимые своим интересом. Они задаются вопросом и пытаются получить на него ответ, чего большинство не делает в повседневной жизни. Именно поэтому мы с Вами делаем Великое дело.
Громкие аплодисменты сотрясли воздух в зале и продолжались несколько минут, но режиссер еще не закончил говорить. Он продолжил свою речь:
 – Ваши аплодисменты как волна чистой энергии, очищающей мир. Спасибо вам за это. Но еще я хочу, чтобы вы все поблагодарили тех художников, что трудились, не смыкая глаз над декорациями, корпели над актерами и делали все возможное для того, чтобы фильм стал таким, каким он есть сейчас: успешным и цепляющим за душу, – люди вставали со своих мест и им звучали аплодисменты.
Режиссер продолжал свою речь:
 –  А еще давайте поприветствуем нашего композитора! Ведь его музыка, написанная для нашего кино достойна войти в классику не только кинематографа, но и искусства в целом! – Винсент посмотрел на композитора, который поклонился в зал и получил огромную порцию аплодисментов. Этот человек был лет сорока на вид, но на самом деле ему было за пятьдесят – так молодо он выглядел. Винсент с уважением посмотрел на него, ведь его музыка действительно была очень инетресна, а когда композитор сел, взгляд вновь переместился на подиум. Речь режиссера продолжалась:
 – Я еще не сказал самое главное для себя «спасибо». И сейчас я его скажу, преклонив колени. Скажу самой прекрасной для меня девушке на свете, которая находится сейчас в этом зале. Она была моей музой в течение нескольких лет. Все это время я был счастлив с ней настолько, что не мог описывать словами свое состояние. Это ангел, который спустился с небес ради спасения моей души. Дорогая, поднимись, пожалуйста, сюда, я хочу, чтобы все тебя видели!
В этот момент все обернулись. Из зала шла Анжелика в великолепном белоснежном атласном платье, и все присутствующие были заворожены, включая даже женщин. Она шла, и казалось, что от нее исходит сияние, словно это было неземное существо, спустившееся с небес. Переливающиеся светом с люстр узоры покрывали ее образ, а она освещала собой все вокруг, пока люди заворожено смотрели на Анжелику. Винсент переживал этот момент вместе со всеми – ведь он тоже увидел ангела, спустившегося с небес. Он вместе со всеми с завороженно наблюдал, как девушка изящно пролетала над ступеньками, звонко цокая каблуками. Когда она оказалась рядом с режиссером, то повернулась к залу и все увидели на ее лице счастливую улыбку. Именно таких улыбок не хватает в этом городе, легких, счастливых и обаятельных, способных растопить даже вековой лед равнодушия.
 – Внимание! Сейчас я сделаю самую безумную, и при этом самую главную вещь в своей жизни! – говорил с подиума режиссер, обращаясь к залу. Затем он повернулся к Анжелике, взяв ее за руку, встал на одно колено и произнес в полной тишине:
 – Анжелика, любимая моя. С тех пор, как ангел в твоем лице проник в мою жизнь, она превратилась в одно большое великое чувство. Ты есть мое счастье, и я не в силах прожить без тебя, – он достал из кармана красную коробочку, открыв которую, протянул ей. – Ты выйдешь за меня замуж?
На несколько секунд воцарилось молчание, в течение которого ни один из присутствующих не мог проронить ни слова. Гробовая тишина повисла в зале. Также как и все, Винсент застыл в ожидании ответа и вскоре услышал дрожащий от счастливого волнения голос:
 – Да, Роман. Я согласна!
Шквал аплодисментов словно сбил своей мощью тысячи блесток с потолка, которые принялись осыпать подиум, где счастливой до глубины души Анжелике жених надевал на руку обручальное кольцо. Но этого Винсент уже не увидел. Под гром аплодисментов он, не оборачиваясь, шел в направлении выхода.



Осколок XI. Одержимый силами.

Жуткий треск застилает слух, а сопровождаемая им головная боль является наглядным свидетельством того, что треск этот слышит лишь один человек. Сейчас для него нет ничего, кроме собственных отвратительных ощущений. Также невыносимо болит все тело: лицо распухло, а все конечности и туловище ломились после целой ночи проведенной на асфальте. Зрение было весьма ограничено, так как один глаз сильно заплыл, а с другого не сходила мутная пелена. Видны были лишь очертания людей, столбов и прочих препятствий по пути домой. Похоже, ночью пришлось крепко подраться, но где подобное могло произойти и с кем, этот человек не помнил. Впрочем, удивляться чему-то такому не приходилось, ведь кулаки сбиты в кровь уже давно, и почти каждый день на них появляются новые раны и царапины, не сопровождаемые при этом какими-либо воспоминаниями об их происхождении. Свежая кровь лишь перемешивалась с грязными запекшимися сгустками, которые чуть ли не хрустели, когда в очередной раз сжимались кулаки.
Самуэль продолжал идти. Пусть мутная пелена постепенно спадала, и зрение к нему возвращалось, но мышцы и суставы по-прежнему болели, напоминая устаревший и сильно износившийся механизм, который уже поздно было подвергать ремонту. Тяжелый взгляд, тяжелый шаг, тяжелый груз на плечах, ощущение, что у тебя кто-то за спиной и постоянные приступы тревоги не давали нормально ощутить себя полноценным человеком. Скорее, мешком с болячками и условными рефлексами. Этот человек уже давно не называл никому своего имени, поскольку он никому не был интересен. Денег в кармане практически не было, друзей уже нет и в помине. Самуэль прекрасно осознавал, что является пропащим человеком, но ничего не мог с этим поделать – такова была его жизнь. Самуэль вспомнил про работу, которая давала стабильный заработок и позволяла чувствовать себя полноценным членом общества. Когда-то он работал поваром в ресторане престижного отеля, но сейчас был просто пьяницей, которого жизнь давно списала со счетов. На бутылку водки он зарабатывал, сдавая одну из комнат в своей двухкомнатной квартире. Этих денег было мало, поэтому иногда приходилось продавать свои вещи, купленные еще во времена относительного благополучия.
Сейчас Самуэль с трудом передвигался по улице, бородатый, грязный после уличного ночлега и с заплывшим лицом. Прохожие косились на него с нескрываемым отвращением и испугом, но он не обращал на это внимания, поскольку уже давно смирился со своим положением. Все, что в данный момент волновало Самуэля – это громкий треск похмельного синдрома, сквозь который с трудом пробивался уличный шум. На дорогах появлялись первые признаки часа пик, а, значит, время уже послеобеденное и до вечера осталось не так много. У большинства жителей Метрополия день постепенно подходит к концу. А вот у Самуэля все только начинается, ведь с тех пор как он проснулся, не прошло даже часа. Что ждало его впереди, ему было безразлично, так как о будущем Самуэль вообще перестал думать. Действительно, если каждый день – это копия предыдущего, как в таких условиях можно задумываться о грядущих событиях? Будущее для Самуэля – это его настоящее и прошлое. Будущее – это данный конкретный момент, в котором нет ничего кроме боли во всем теле, жуткого похмелья, мыслей о жалости к себе и желания заглушить их бутылкой водки.
Мимо прошли студенты, не обратив никакого внимания на этого несчастного. Его это никак не задело – ведь это всего лишь наглядное подтверждение того факта, что жизнь давно отодвинула Самуэля на задний план. Он и сам вдруг вспомнил, как много лет назад, будучи молодым, ходил по улицам, не обращая никакого внимания на бомжей и алкашей, подобных ему сейчас. Тогда он был очень активным молодым человеком, которому не сиделось на месте. Днем Самуэль работал поваром, а ночью подрабатывал барменом в ночном клубе. Он всегда мог с кем-то подраться, любил спорт и был очень энергичным во всем. Но в один момент случилось непоправимое – Самуэль оказался на дне бутылки. Сначала он пил просто за компанию, затем из-за начавшихся проблем. В один момент Самуэль понял, что катится ко дну, и предпринял несколько попыток избавить свою жизнь от алкоголя, но ничего из этого не вышло. Бросить пить не получилось – и он соскользнул на  дно бутылки окончательно и бесповоротно, где и находится до сих пор. Только что мимо Самуэля прошла молодая девушка, которая с отвращением на него покосилась. И теперь уже другие воспоминания его одолели: про его первую любовь еще в школе, про жизнь в институтском общежитии, где он был популярен среди девушек и, причем, не просто так. Многие считали его весьма симпатичным. В отличие от сегодняшнего дня, когда все нормальные люди его сторонятся и с трудом сдерживают брезгливость на своих лицах; и когда все воспоминания из прошлого воспринимаются, лишь как полузабытый радостный сон.
Среди толпы мимо Самуэля прошла пожилая женщина. В ее мимолетном взгляде на него, было что-то очень похожее на взгляд его матери, и все воспоминания резко омрачились. Дело в том, что мать откровенно ненавидела Самуэля. Где она была сейчас, он не имел ни малейшего представления, поскольку та даже слышать о нем не желала. Впрочем, у матери было на это полное право. Однажды ее сын крупно поссорился со своим отцом и убил его, избив до смерти. К тому моменту Самуэль уже находился в зависимости от алкоголя. Нетрудно догадаться, насколько пагубной была эта зависимость – под действием алкоголя он становился совсем другим человеком, вся скопившаяся в нем энергия выходила наружу в виде необузданной ярости. Так, для некоторых это заканчивалось плачевно. Выйдя из тюрьмы, Самуэль пытался выйти на контакт со своей матерью, но не получилось. Дверь домой была закрыта для него навсегда. За проведенное в тюрьме время он бросил пить, но, вскоре после выхода, чувство вины подтолкнуло Самуэля вернуться к бутылке. Тогда он и лег полностью всем своим телом на городское дно, и до сих пор не знает, где его мать, жива ли она или уже умерла. Все-таки ее здоровье было окончательно подорвано из-за той семейной трагедии, когда она лишилась одновременно и сына, и мужа.
После выхода из тюрьмы Самуэль понял одну важную вещь – он по-прежнему был в неволе. Свобода была лишь иллюзией, и он прекрасно это понимал в те моменты, когда был трезв. Каждый проходящий мимо него человек напоминал ему о его прошлых ошибках, которые уже не невозможно было исправить. Из одной клетки Самуэль переселился в другую, став пожизненно заключенным. Прошлое не просто преследовало его – оно держало его за стальной решеткой, сломать прутья которой Самуэлю было не по силам. Он был пленником в пределах своего собственного разума. В каждом пойманном брезгливом взгляде, в каждой наглой насмешке, в каждом жалостливом жесте по отношению к себе он видел и слышал напоминание о своем ничтожестве и убожестве. Мысли о несправедливости жизни, бросившей Самуэля, сдавливали легкие, не давая нормально вздохнуть. Он понимал, что это все это есть заслуженное наказание за прошлые грехи, но жалость к себе все равно бередила душу. Это и была та самая клетка Самуэля. Выбраться из нее он мог лишь через бутылку дешевой водки, заставляющей разум отступить в недра сознания.
Уже начало темнеть, когда Самуэль пришел к себе домой, где ничего дорогого сердцу уже давно не было. Ценных вещей дома уже не осталось, а одну из комнат снимал такой же пропащий человек, как и сам хозяин. И дело не только в том, что хозяин квартиры был настолько асоциальным типом, но и в самом районе, где это жилье находилось. Данный район находился на городской окраине, и здесь по ночам было очень темно из-за практически полного отсутствия освещения. Городским властям этот район был все равно, что бельмо на глазу из-за высокого уровня преступности и антисанитарных условий. За бутылку здесь можно было приобрести жилье и убить человека. Подвалы местных полуразвалившихся серых зданий были облюбованы незаконными эмигрантами, фактически питавшихся с крысами из одной посуды. Также здесь было множество наркоманских притонов, а потому нередки были рейды полиции. Естественно, ни один нормальный человек не в состоянии вынести подобные условия и таких соседей. Правда, когда Самуэль покупал себе здесь квартиру, данный район еще не был в столь плачевном состоянии, и большинство семей только начинали съезжать отсюда из-за засилия эмигрантами и отсутствия ремонта в старых зданиях. В свою очередь уже тогда заезжать сюда никто не хотел, поэтому квартиры продавали очень дешево. Это было еще до несчастного случая с отцом.
Когда сосед предложил Самуэлю выпить с ним, тот не стал отказываться. Их пьянство продолжалось около нескольких часов, когда улице уже воцарился поздний вечер, и находиться в этом районе стало не только опасно, но и страшно. А тем временем дома у Самуэля начинал разгораться скандал меду ним и его соседом. Этим соседом был мужчина сорока лет, который въехал совсем недавно, и при этом их отношения не были похожи на дружеские. Скорее на сугубо деловые, и этим самым «делом» были вечерние застолья. Это был их единственный общий интерес, а во всем остальном их раздирали сплошные противоречия, которые натягивали отношения между ними как тетиву тугого лука. Рано или поздно эта тетива порвется и лишь одному Богу известно, что тогда будет.
И вот снова это ощущение отчужденности и отрешенности от всего сущего, от всего, чем обращает на себя внимание этот мир. Самуэль чувствовал, как прутья его клетки растворяются и исчезают во тьме, поглощающей сознание. Сквозь мутные плавающие очертания яркими вспышками проступали искры ярости из-за очередных разногласий. Сосед не только не понимал Самуэля, но и делал все наперекор, а это очень сильно злило. Стакан за стаканом тетива достигала своего предела. В очередной раз в Самуэля кто-то вселился под влиянием алкоголя, и этот кто-то не терпел чужого мнения. Даже мнения самого Самуэля уже не существовало, так как его сознание было вытеснено чем-то яростным, необузданным и при этом столь сильным, что сметало все на своем пути. Сейчас на этом самом пути был человек, который перечил ему везде и во всем, черты его лица вызывали ненависть к себе, его голос был противен, и каждое сказанное им слово полосовало острым ножом по натянутой до предела тетиве до тех пор, пока та не оборвалась.
 Ярость внутри Самуэля была так сильна, что блеснувшее на свету лезвие почти отделило голову от туловища. На стол брызнул поток крови, а в горле собутыльника зияла широкая темно-красная бездна, ознаменовавшая его жуткий конец. Никаких сожалений и прочих лишних эмоций, только оголенная ярость и ненависть – вот та самая сила, что подпитывалась алкоголем. Одержимый ею, Самуэль стоял, сжавшись от напряжения, и наблюдал, как сваливается на пол его сосед. Когда тот распластался на полу, Самуэль не выпустил из рук из рук кухонный нож, на котором присохшие крошки от хлеба смешались с человеческой кровью. Наоборот, выделяющаяся мощными волнами энергия ярости заставляла сжимать столовый прибор еще сильнее. Тем временем сосед еще бился в последних мгновениях страшной агонии, но еще один удар ножа сократил их число до минимума. Одержимый Самуэль, спотыкаясь, направился к выходу из квартиры, задевая по дороге все дверные косяки и сваливая на пол кучи старых газет и прочего хлама, что злило его еще больше. В коридоре он сбил старый обшарпанный стул, который, мало того, что преградил дорогу, так еще при падении громыхнул невероятно сильно и этим еще больше взбесил своего невменяемого хозяина. Всего через несколько мгновений от стула остались одни лишь щепки, но этого Самуэлю показалось мало. Он набросился на входную дверь, ведущую в темный и грязный подъезд, и начал отчаянно кромсать ее своим ножом, сбивать об нее в кровь руки и ноги. В ход пошла даже стоявшая неподалеку лавочка, грохот которой мог разбудить даже ангелов на небесах.
Дверь, несмотря на свою видимую изношенность, выстояла дольше, нежели от нее можно было этого ожидать. Она вывалилась в подъезд вместе со своим одержимым хозяином, безумные глаза которого одним взглядом могли запросто испепелить живую плоть. Грохот упавшей на лестничную клетку двери только подлил масла в полыхающий огонь нечеловеческой ярости. Самуэль поднял глаза и увидел перед собой перепуганного мужчину, слишком хорошо одетого для этого дома, что взбесило его еще сильнее прежнего. Лишь Самуэль чуть привстал с упавшей двери, то тут же бросился на незнакомца. В ответ тот резко дернулся с места и, с трудом успевая перебирать ступеньки ногами, начал спускаться вниз по лестнице на большой скорости. Незнакомец заданного темпа выдержать не сумел, он начал терять равновесие и уже на следующем лестничном марше кубарем покатился вниз. Приземлившись на площадку, этот человек сильно ударился головой об стену, и на месте удара остался кровавый след. Одержимый подбежал к нему и со всей силы ударил ножом в живот, пока тот лежал. Раздался приглушенный крик пострадавшего, который затем повторился еще несколько раз – ровно по количеству ударов ножом. Затем Самуэль столкнул незнакомца с лестницы и тот беспомощно покатился по ступеням вниз, до следующей лестничной площадки. Так, к глубоким ножевым ранениям добавились множественные переломы и обширные гематомы по всему телу.
Все происходящее было словно в тумане, спровоцированный алкоголем эмоциональный выброс заглушил все чувства, которые отличают человека от животного. Самуэль стал бить свою жертву ногами в такой ярости, будто та только что нанесла ему невыносимое оскорбление. Когда он перестал бить истекающего кровью незнакомца, то протащил его вниз по ступеням вплоть до самого выхода из подъезда, где и бросил умирать. Затем Самуэль быстрым шагом вышел из подъезда, чувствуя, что утолил свою жажду крови. Пар был спущен, а сознание прежнего Самуэля по крупицам начало возвращаться. Шаг его замедлялся, а нож выпал из испещренной ссадинами руки. Звон нержавеющей стали стал единственным звуком в воцарившейся тишине. Одинокая тень медленно и устало брела сквозь самый неблагополучный район этого города.
На следующий день Самуэль проснулся раньше обычного – кто-то тряс его за плечо. Открыв глаза, он ощутил дикую боль в голове, напоминающую треск чего-то разламывающегося. Этот жуткий треск застилает слух, а сопровождаемая им головная боль является наглядным свидетельством того, что треск этот слышит лишь один человек. Этот треск не дает расслышать, что говорят силуэты, разбудившие Самуэля. Перед глазами пелена, все расплывается и различимы лишь контуры людей, что стояли сейчас над ним и отвешивали бесцеремонные пинки. «Чего вам нужно?!», – хочется крикнуть им, но получаются лишь невнятные хрипы и стоны. Самуэль лежал в одной лишь грязной фланелевой рубашке и рваных джинсах, поэтому сильно мерз – было видно, как он дрожит, подобно осиновому листу. Подгоняемый пинками, Самуэль смог встать на ноги и тут же зрение стало четче, что позволило как следует разглядеть людей, что разбудили его. Они были одеты в полицейскую форму. Сквозь смутные воспоминания о прошлой ночи Самуэль смог различить голос одного из них:
 – Давай, приходи в себя. Ты пойдешь с нами.
В полицейском участке Самуэлю предъявили обвинение, а он в ответ ничего не подтверждал и не отрицал. Он все равно не знает всей правды о том, что случилось, так как память его испещрена черными пятнами. Оказалось, что у полиции на Самуэля было досье, в котором упоминались многие факты его биографии, в том числе и возраст. Услышанная цифра никак не вязалась с увиденным в зеркале лицом, принадлежащим убогому старику с опухшим лицом и заплывшим глазом. Самуэль выглядел лет на двадцать старше своего возраста, и это вновь дало повод пожалеть о необратимости совершенных ошибок. Этим он и занимался вплоть до самого заседания суда, которое в этот раз было назначено гораздо быстрее, чем в прошлый.
В зале суда для обвинения не понадобилось много времени и труда, чтобы доказать вину подсудимого. Служба социальной поддержки населения в лице молодого и неопытного адвоката пыталась выдать преступление как совершенное в состоянии аффекта, но сильно никто не старался. Властям необходимо было лишь сделать вид, что они заботятся о малоимущих гражданах, причем даже в таких ситуациях, когда мало у кого есть желание защищать человека, совершившего столь жестокое преступление. Самуэль пожалел про себя молодого адвоката, которому досталась столь никчемная работа, наверное, ему пришлось согласиться на нее лишь из-за нехватки денег.
Смертные приговоры очень большая редкость для суда, но сегодня был озвучено именно такое решение. Наверняка, кто-то из влиятельных друзей погибшего незнакомца хорошо заплатил за это – тот, кому его смерть была очень невыгодна. Смерть соседа при этом не играла особой роли, она была лишь небольшим довеском, этаким приятным для обвинения «бонусом». Под гром аплодисментов судья и обвинители покидали зал суда. Немногие богатеи видели подобный аттракцион, поэтому стоит ожидать большое количество наблюдателей за последними мгновениями жизни Самуэля.
Его посадили в тюрьму и вплоть до назначенного срока даже неплохо кормили в блоке смертников, в котором он был единственным заключенным. Самуэль сидел в камере в ожидании приговора и размышлял о жизни, которая прошла впустую. Он не отчаивался из-за тюрьмы, можно даже сказать, что у него вообще не было никаких эмоций. Из одной клетки он всего лишь переместился в другую, а это с ним происходило постоянно. Каждый раз, когда Самуэль проходил по улице и смотрел на окружающих людей, успешных, счастливых и полноценных по сравнению с ним, то нутром ощущал свое ничтожество. Подкрепленная фундаментом из былых проступков и ошибок, это была самая настоящая клетка, и лишь алкоголь помогал ему выбираться из нее. Но и там его ждало полное подчинение той необузданной силе, что выходила наружу, неся боль и страдания. Никакой свободы для него не существовало вовсе. Так что, по сравнению со всем этим, его новая камера, в блоке смертников, не имела никаких шансов испугать Самуэля, даже притом, что она сулит скорую расправу. Смерть в таком случае могла стать избавлением от всех страданий, в том числе и от мучительной алкогольной «ломки». Несколько дней прошли в страшных мучениях – организм настойчиво требовал дозу этила. Самуэль кричал и бился в судорогах дни и ночи напролет, пока самочувствие не начало чуть-чуть улучшаться. Именно в один из таких дней, ознаменовавшихся первыми признаками облегчения, за ним пришли.
Ровно в полдень Самуэля вывели из камеры и посадили в машину с решетками на окнах. Его везли за город, где он не был уже очень давно. В окне Самуэль видел серые деревья и выцветшую траву, утопающую в грязи от постоянных дождей и покрытую месивом из опавшей листвы. Он с интересом наблюдал, как на проносящихся мимо деревьях опадают листья, кружась в грустном хороводе тускнеющих цветов. За этими наблюдениями время в дороге пролетело незаметно.
Когда Самуэля вывели из машины, толпа людей уже была готова наблюдать за его казнью. Проходя мимо толпы, он заметил среди всех одно знакомое лицо – это было лицо состарившейся от времени и горя матери. Он даже не сразу поверил своим глазам, поэтому остановился и обернулся, чтобы еще раз на нее взглянуть. Сопровождающие полисмены тут же грубо подтолкнули его, не позволяя сбавлять шаг, но он все-таки успел еще раз увидеть лицо женщины. Это была не его мать. Он очень давно ее не видел и мог спутать с кем угодно. И все же он надеялся, что она будет здесь – это зрелище могло бы принести ей хоть какую-то радость и веру в справедливость. Сейчас он в очередной раз жалел о том, что испортил жизнь своей матери. Самуэль, как единственный сын, должен был быть воплощением ее мечты, но вместо этого стал причиной страданий, поломавших все планы на жизнь. На волне этих мыслей Самуэль вдруг ощутил абсолютную закономерность происходящих с ним событий. Он понял, что расплачивается за все свои грехи, и жизнь все расставляет на свои места. Теперь Самуэль желал лишь одного – поскорее закончить со всем этим. Но что-то задержалось. По разговорам вокруг стало ясно, что ждут очень важных зрителей, которые наверняка и являются заказчиками этого мероприятия. Самуэлю оставалось лишь стоять в ожидании перед продолговатой ямой, которую вырыли специально для него. Он даже был немного польщен тем, как много для него делают посторонние люди.
Он смотрел в могилу и видел только темноту, которая словно затягивала в себя. Ему показалось, что оттуда доносится еле слышный смех матери, а также мужской баритон, удивительно знакомый и зовущий его по имени. В сознании вспыхнули образы идущих под руки матери и отца: они удалялись от Самуэля, который, забыв про них, крутил головой в поисках игрушек и развлечений; затем, когда зовущий голос отца выдергивал его из поисков, маленький Самуэль догонял родителей и слышал, как шутит отец и как заливисто смеется над этим мама. Самуэль сначала не поверил своим ушам, но затем в очередной раз осознал страшную для себя правду – все это было им же и похоронено как раз в одной из таких вот ям. Доносящиеся из глубины голоса становились тише, пока не потонули в шуме прибывающих машин. Хлопнули дверцы, и началось оживление среди присутствующих. Осталось совсем немного.
Самуэль продолжал вглядываться в темноту своей могилы, но больше ничего не смог услышать и стал смотреть в лес. Лес был тих. Он словно ждал чего-то, готовясь принять и навечно скрыть в себе очередную страшную тайну. Самуэль смотрел в самую его глубину, наслаждался свежим осенним воздухом, пропитанным влагой, которым не дышал уже много лет. За спиной началась официальная часть казни, кто-то зачитывал приговор, доходящий до ушей Самуэля лишь отрывками: «Заключенный Самуэль… суд приговорил Вас к смертной казни… через расстрел…». Он не желал слышать эти осуждающие человеческие голоса, ощущать на себе взгляды отвращения и ненависти. Всю свою жизнь он впитывал их, так как вокруг больше ничего не существовало. Иначе и быть не может, когда живешь среди серых стен и грязных городских помоек. А здесь, помимо всеобщего осуждения, была еще и природа. Самуэль наслаждался ей, вглядывался в каждую крону и веточку, дышал насыщенным воздухом так усердно, что начинала кружиться голова. Это было приятное чувство, которое, не много не мало, давало надежду на искупление. Даже признаки алкогольной «ломки» отошли на второй план.
Кто-то встал у него за спиной. Послышался звук взводящегося курка пистолета, и Самуэль в последний раз глубоко вздохнул. Выстрел прозвучал в тишине и эхом разнесся по лесу, который звал Самуэля к себе. Его безжизненное тело упало в яму и тут же ее стали засыпать землей нанятые полицией работники.
Под шум вгрызающихся в сырую землю лопат зрители стали молча расходиться. Даже при всей дороговизне представления, казнь оказалась не слишком приятным зрелищем.


Осколок XII. Разрушенная идиллия.

Ночь опускалась на элитный район, и в окнах коттеджей загорались огни, освещающие собой свои участки и лес вокруг. В лесополосу на окраине Метрополия стараниями архитекторов и дизайнеров органично вписывались двух-, трех- и четырехэтажные дома, образовавшие собой элитный  жилой квартал. Чистый воздух и зелень вокруг были теперь атрибутом жизни исключительно богатых людей, в то время как обычные горожане довольствовались повсеместными загазованностью, асфальтированием, пробками и серой осенней палитрой городских многоэтажных домов, зачастую размытой из-за дождей. Постоянная городская суета очень сильно контрастировала с теми тишиной и покоем, что царили здесь. Местная тихая атмосфера настолько укоренилась в этом месте, что ее не могли нарушить даже шумные многолюдные вечеринки, которые здесь время от времени происходили на том или ином участке приватизированной земли.
В одном из местных дорогих коттеджей сейчас было тихо и темно. Ни одного горящего окна не было видно, лишь слабый мерцающий свет из беседки и шум костра разносился по участку. В беседке горел камин, который согревал и без того счастливые сердца двоих влюбленных, молча смотревших на играющиеся другом с другом языки пламени. Эти двое только смотрели на огонь и молчали, поскольку они могли понять друг друга без единого слова. Им обоим хотелось лишь уединения и покоя, особенно после трех совершенно безумных дней, насыщенных вечеринками и огромным количеством их участников. Сначала была вечеринка в элитном клубе, с участием всей городской «верхушки», где состоялась их помолвка. Следующий праздник был посвящен грядущей свадьбе этой пары, а вчера они принимали родственников и близких, чтобы отметить это счастливое событие в тесном кругу. И вот теперь молодая пара сидела на мягком диване, завернувшись в плед. Больше никакой торжественности от них не требовалось, поэтому мужчина сидел с растрепанными волосами и легкой небритостью на лице, а девушка впервые за последнее время была без косметики. На самом деле, она не любила пользоваться косметикой очень ярко, но уж больно много счастливых и праздничных событий произошло в последнее время. И сейчас, когда эта пара определилась со своим общим будущим, их путь только начинался. Мужчина и женщина готовились к созданию чего-то нового и прекрасного, и поэтому их сердца слились в один большой и яркий семейный очаг. Сама Жизнь была на стороне влюбленных, и ни один человек не пытался нарушить их безмолвного счастья. Но вдруг какой-то звук донесся из дома и сбил царившую в беседке идиллию. Это звонил телефон. Мужчина с неохотой начал выбираться из-под пледа, а его девушка заговорила:
 – Может не стоит брать трубку? Ведь нам так хорошо…
 – Я знаю, – сказал он и поцеловал ее в губы. – Но это может быть что-то важное.
 – Неужели ты думаешь, что может быть что-то важнее нас?
 – Конечно, нет! Самое важное я люблю оставлять на десерт. Не переживай, Анжелика, я быстро.
 – Жду…  – с легкой грустью произнесла она и повернулась к огню. В немного грустных глазах девушки желтые языки пламени отражались золотом. Роман отправился в сторону дома, откуда настойчиво и терпеливо доносились повторяющиеся трели. Он вбежал в дом и, подойдя к висящему на стене коридора телефону, без промедления снял трубку. На том конце провода был отчетливо слышен спокойный и приятный мужской голос:
 – Добрый вечер. Я говорю сейчас с Романом?
 – Да, – Роман пытался вспомнить этот голос, но безуспешно, так как слышал его впервые. – Я вас слушаю.
 – Вы меня не знаете, но зато я знаю вас. Сейчас вы наверняка подумали, что я очередной ваш поклонник, надоедающий своим фанатизмом. Я прав?
 – Да, пожалуй. Я об этом подумал.
 – Что ж, это не так. Мне очень нравятся ваши фильмы, но я вам звоню совершенно по другому делу.
 – По какому же?
 – У меня сейчас ваш паспорт, который вы потеряли. Я нашел его вчера вечером около входа в магазин «Эллипс».
 – Ошибаетесь, я ничего не терял.
 – Вы уверены в этом?
 – Абсолютно. А теперь до свидания. Рад был пообщаться.
Не дожидаясь ответа, Роман бросил трубку. «Наверняка очередной шантажист-мошенник, желающий подзаработать», – подумал он, но тут же вспомнил вчерашний день. Перед приемом родных и близких они с Анжеликой заезжали в супермаркет для закупки продуктов, причем назывался этот магазин именно «Эллипс». Роман не поверил словам незнакомца, но все же решил убедиться в наличии у себя паспорта и отправился в кабинет, где лежали все его бумаги и документы. Там его не оказалось. Затем Роман обшарил все места в доме, где бы он мог лежать, но снова поиски ни к чему не привели. Наконец, он решил проверить свой гараж и находящиеся в нем автомобили, и в первую очередь тот, которым он вчера пользовался. К сожалению Романа, паспорт так и не был найден. Счастливые мгновения последних дней заслонили собой все бытовые «мелочи». Роман осознал, что документ действительно потерян и сел на диван в своей роскошной гостиной, чтобы немного подумать. Едва он прислонился к спинке дивана, как тут же раздался телефонный звонок. Роман снял трубку и услышал уже знакомый спокойный голос:
 – Любовь ослепляет, не так ли?
 – Что вы имеете в виду?
 – Что пора возвращаться в реальность. У меня по-прежнему ваш паспорт и я не знаю, что с ним делать, иначе бы не стал звонить вам во второй раз.
 – И что Вы предлагаете?
 – Я предлагаю встретиться. Вам есть, где записать адрес?
 – Да, секунду…
Спустя некоторое время Роман уже склонился над журнальным столом и начал записывать диктуемый незнакомцем адрес. Он записал улицу, дом и номер подъезда и квартиры, после чего продолжил разговор:
 – Это ваш адрес?
 – Да, я здесь живу, а вас что-то смущает?
 – То есть я должен приехать к вам домой, верно?
 – Да. Вы уж извините, но у меня нет машины, чтобы иметь возможность приехать к вам, да и вам это нужнее чем мне.
 – Хорошо. Ждите в течение часа.
Роман положил трубку и задумался. Сейчас ему предстояло ехать в самый неблагополучный район города, в котором находиться было небезопасно. Но теперь уже было поздно и надо было собираться в путь. Роман повернулся к выходу из гостиной и увидел стоящую в проходе Анжелику. В ее глазах была заметна тревога.
 – Куда ты собираешься? – спросила она.
 – Помнишь, мы вчера ездили по магазинам?
 – Помню.
 – Так вот, – Роман стал обрисовывать сложившуюся ситуацию и собираться в путь, – рядом с «Эллипсом» я потерял свой паспорт. Сейчас позвонил какой-то незнакомец и сказал, что нашел его. И сейчас я еду к нему, чтобы забрать паспорт.
Услышав все это, Анжелика заметно забеспокоилась:
 – Слушай, Рома, не нужно тебе туда ехать. У меня плохое предчувствие.
 – Не переживай за меня, я только заеду по нужному адресу, заберу свой паспорт и сразу же отправлюсь домой, к тебе.
– Меня это не успокоило. Я хочу поехать с тобой.
 – Не надо. Лучше жди меня дома, я не надолго, – с этими словами Роман поцеловал Анжелику и вопросительно посмотрел в ее красивые глаза. В них были видны следы сильной душевной борьбы, позволившей ей, тем не менее, согласно кивнуть в ответ. Роман улыбнулся ей, поцеловал еще раз в губы, после чего отправился в гараж, схватив по дороге ключи от автомобиля. Через некоторое время в ласкающей слух лесной тишине раздался шум открывающихся ворот гаража и главных ворот участка. Блестящий от недавней мойки автомобиль цвета серого металлика с легким шуршанием выехал за пределы участка, который сейчас освещал яркий свет множества фонарей. Анжелика с грустью в глазах смотрела ему вслед и, когда машина скрылась из виду, быстрым шагом направилась в дом.
Тишину элитного района быстро сменил шум городской суеты. Повсюду мелькали огни, освещающие городское дно. Иногда они ослепляли своим ярким светом, а иногда в глазах начинало рябить от их большого количества до тех пор, пока автомобиль не встал в пробку на одной из центральных проспектов. Нужный район был на другом конце города и имел очень плохую репутацию. Жить там было невозможно в силу его заброшенности, и Роману это было прекрасно известно. Здания там уже давно не ремонтировались, дороги были разбиты и не имели разметки, большинство магазинов давно закрылось, а людей на тамошних улицах практически не было, поскольку все этого места боялись. Даже тех несчастных пьяниц и нелегалов, что там жили, не было видно, во всяком случае, в те моменты, когда Роману приходилось проезжать мимо. Но в этот раз мимо проехать не получится, поскольку листок с адресом неумолимо диктует свою волю, которой Роману оставалось лишь подчиниться. Как бы ни было противно и неуютно ехать в самый грязный городской район, но проблем из-за отсутствия паспорта ему хотелось не больше. Все-таки на носу свадьба с Анжеликой, и Роману не хотелось ее переносить из-за такой мелочи. Дорога, тем временем, длилась уже сорок минут, последние двадцать пять из которых он простоял в пробке. Ждать дальше Роман не хотел и свернул с проспекта, чтобы проехать менее загруженными путями. Терять время не было смысла, тем более что поздний вечер все быстрее превращался в позднюю ночь.
Ночная темнота медленно и вальяжно распростерла свои объятия, готовясь принять одиноко едущий по темным улицам автомобиль. Фонарей было все меньше, и лишь свет индикаторов на приборной панели машины мозолил периферический взгляд. Радио наигрывало популярную танцевальную музыку, и это, пусть немного, но бодрило в той унылой обстановке, что окружала серебристый автомобиль.
Фары освещали путь к нужной улице, вылавливая из тьмы лишь серые полуразвалившиеся здания и тихие подозрительно безжизненные деревья. Вдруг светофор загорелся красным и роман остановился, хотя могло показаться, что это вовсе не обязательно, ведь этот район уже давно никому не нужен, в том числе и полиции. Соответственно, не было ничего удивительного в том, что это место Романа несколько напрягало. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул, желая расслабиться. Однако тут же внезапным образом радио перестало работать, и в салоне автомобиля установилась полная тишина. Он не видел ничего, кроме зеленого света светофора, казавшегося через стекло чем-то вроде зеленой звезды, горевшей посреди черной бездны. Роман понятия не имел, почему машина вдруг заглохла, но выяснение причин решил оставить на неопределенное будущее. Он нащупал ключ в замке зажигания и повернул его. Машина завелась, и тут же включились фары, в свете которых теперь стояла темная тень. Эта тень стояла в неестественной позе, а то, что она собой представляет, Роману было не совсем понятно по причине его неожиданного испуга. Вдруг эта тень начала движение к машине, и казалось, что идти ей непросто – она постоянно спотыкалась и переваливалась из стороны в сторону. Наконец, Роман разглядел в этой тени человека, прикрывающего глаза рукой от яркого света фар. В другой руке находилась наполовину пустая бутылка с темной жидкостью. Этот человек, явно что-то бормоча, приближался к машине и был уже в паре метров, как вдруг начал извергать слова проклятий и швырнул бутылку прямо в машину. Один громкий стеклянный хлопок рассыпался на множество звонких осколков, а недопитое пойло коричневого цвета растеклось по капоту автомобиля и стекало на асфальт. Роман этого никак не ожидал, но, тем не менее, нажал на газ и машина, набирая скорость, оставила позади пьяного человека, вероятно, находящегося не в своем уме. В зеркале заднего вида было видно, как этот несчастный опустился на колени и начал слизывать разлитый алкоголь с грязного асфальта.
Сердцебиение постепенно стихало, но до конца успокоиться не могло из-за жуткой и опасной обстановки. А нужный адрес, тем временем, становился все ближе. С одной стороны это было хорошо, поскольку можно поскорее сделать все дела и уехать отсюда прочь, но с другой – выходить из машины совсем не хотелось. В салоне своего автомобиля Роман чувствовал себя пусть немного, но все-таки спокойно. Наконец, машина остановилась посреди одного из местных безмолвных дворов. Казалось, будто целый район коварно затаился в тот момент, когда Роман приехал сюда. Лишь кое-где горели окна, но силуэтов жильцов в них не было видно. Редкие крики и звон бьющегося стекла разрезали тишину, доносясь откуда-то издалека. Здесь же царила атмосфера какого-то нервного ожидания.
Роман заглушил двигатель и сразу же вышел из машины. Свет одиноких фонарей пробивался через редкую листву многочисленных деревьев, которые отбрасывали кривые бесформенные тени. Роман шел сквозь них, а они огибали его словно некое инородное тело, выделяющееся в этом жутком месте не только своим внешним видом, но поведением. Озираясь, он шел к одному из подъездов дома, на котором отсутствовали какие-либо указатели, но это не смущало его. Что-то подсказывало Роману, что это тот самый дом и тот самый подъезд, где осталось лишь отыскать нужную квартиру.
Если на улице было хоть немного светло от редких уличных огней, то внутри подъезда весь свет словно поглощался тьмой – настолько здесь было темно. Роману приходилось очень аккуратно и размеренно наступать на ступени, чтобы не споткнуться и не нашуметь, поскольку привлекать внимание местных обитателей он не желал. Почти все окна в подъезде были забиты досками, сквозь которые пробивались еле заметные плоские лучики света. Именно они позволяли рассмотреть хоть что-то в этом подъезде.  Роман медленно поднимался по этажам, ища нужную дверь. Кое-где на дверях квартир были номера, а значит, ориентироваться было вполне возможно. Поскольку на одну лестничную клетку приходилось по три квартиры, то можно было без труда определить нужный этаж – в данном случае Роману нужен был четвертый. Он, тем временем, продолжал осторожно подниматься по лестнице, ощущая биение своего сердца и вслушиваясь в каждый шорох, который натягивал нервы как струны. Казалось, все доносящиеся из квартир звуки таили в себе нешуточную опасность. Богатое воображение Романа с легкостью художника набрасывало контуры и раскрашивало их в жуткие картины. Подъезд был для него логовом жутких и кровожадных монстров в виде квартир, и именно через это логово Роману нужно было пройти, замирая каждый раз, когда доносился какой-либо негостеприимный звук из-за дверей. Пока что все монстры спали и лишь мирно ворочались во сне, за единственным лишь исключением на третьем этаже. Когда Роман приблизился к этому этажу, то без труда различил громкие голоса двух пьяных мужчин, которые весьма ожесточенно спорили между собой. Таким образом, один из монстров спал сейчас очень неспокойным сном, чреватым несвоевременным пробуждением.
Роман быстро вбежал на четвертый этаж, чтобы не задерживаться на третьем и увидел нужную ему дверь. Дверной звонок не работал, поэтому он постучал, но никакого результата это не дало. С другой стороны двери было тихо настолько, насколько позволял это понять шум этажом ниже. Роман стучал еще несколько раз, но к двери так никто и не подошел. Он стоял под дверью несколько минут, напряженно слушая шум пьяной ругани этажом ниже. Вдруг Роман решил нажать на ручку и, к своему удивлению, увидел, как дверь со скрипом открылась, причем открывалась она под собственным весом. Когда Роман отпустил ручку и стал вглядываться в темноту этой квартиры, дверь продолжала свое движение, пока не ударилась с глухим стуком о стену. Этот звук немного испугал его своей неожиданностью, заставив нервно дернуться. Роман перестал вглядываться в темноту и перешагнул через порог, закрыв собой дверь. Дверная ручка щелкнула, но никакого замка Роман обнаружить не смог, тем более что действовать приходилось наощупь из-за полной темноты. Роман оставил в покое дверь и прошел немного вперед по коридору, после чего снизил шаг и негромко попытался позвать хозяина. Не дождавшись ответа, он продолжил аккуратно продвигаться вглубь квартиры, и, единственным, что он видел, было тусклое пятно оранжевого света на стене слева в конце коридора. Несмотря на остальную темноту, в которой можно было различить лишь темные стены и пол, было ясно, что помещение было в плачевном состоянии. На полу от шагов Романа шуршала бумага, а иногда слышался треск битого стекла. Мебели почти не было, а запах пыли забивал все обоняние своей насыщенностью. Роман приближался к концу прихожей, где смог внимательнее осмотреть свет на стене. Скорее всего, это был свет от уличного фонаря, который находился как раз на уровне окна четвертого этажа. На рваных обоях расплывались грязные разводы от оконного стекла, а между ними зияла большая тень, принадлежащая человеку. Как только Роман мысленно сделал предположение насчет этой тени, как она тут же зашевелилась на пару секунд, будто отбрасывавший ее человек развернулся, и снова замерла в неподвижности. Роман напрягся и задержал дыхание. В сильном напряжении он понаблюдал еще несколько секунд за этой тенью, но она больше не шевелилась. Наконец, Роман собрался с силами и зпрошмыгнул за угол, как раз в сторону источника света. Там, в конце коридора, он увидел небольшое помещение практически без мебели, где все внимание привлекало окно без занавесок и темный силуэт на его фоне. Этот человеческий силуэт стоял неподвижно, а лицо невозможно было различить из-за светящего прямо из-за спины уличного фонаря, но, несмотря на это, Роман кожей ощущал на себе взгляд незнакомца. Похоже, этот человек был одет во все черное. Роман медленно продвигался по направлению к нему и заговорил первым:
 – Добрый вечер. Это вы мне звонили насчет паспорта?
 – Да, Роман, это я вам звонил, – голос незнакомца был спокоен и приятен – именно его Роман слышал по телефону. Это его немного успокоило, а человек в черном тем временем еле заметно кивнул, указывая на пыльный, весь в трещинах, стол справа от Романа. На этот стол падал свет уличного фонаря, в котором был виден лежащий в пыли паспорт. В этот момент незнакомец произнес:
 – Берите. Это он и есть.
 – Хорошо, – Роман подошел к столу, взял свой документ и, предварительно проверив, положил его к себе во внутренний карман своего пальто. Рядом, на столе он увидел рекламную брошюру фильма «Принятие» и черный маркер, после чего снова повернулся к незнакомцу.
 – Я вам очень благодарен, – сказал Роман.
 – Поверьте, не стоит, – последовал ответ незнакомца.
 – Вы чего-то хотите?
 – Нет, вряд ли. Все что мне нужно я уже получил.
 – И что же вы получили?
 – Вы приехали сюда. Жаль, что у меня нет друзей, иначе бы я смог рассказать кому-то о нашей встрече. Но вы можете дать мне свой автограф.
 – Без проблем. Где мне расписаться?
В ответ человек в черном снова кивнул на стол, где лежали брошюра и маркер. Роман все понял и спросил:
 – Для кого?
 – Для Винсента.
В тишине было отчетливо слышно, как скрипит маркер по ламинированной бумаге. Звук сопровождался характерным запахом фломастерного спирта. Теперь на брошюре отчетливо виднелась черная надпись: «От Романа благодарностью для Винсента», написанная не очень аккуратным почерком, а также размашистая роспись под ней. Роман вернул маркер на стол, пожал руку Винсенту и собрался уходить. В свете фонаря он, наконец, разглядел его лицо, которое обладало вполне приятными чертами. Роману казалось странным, что весьма солидно выглядящий человек мог жить в таких условиях: без мебели, с рваными обоями, кучами мусора на полу и огромными слоями пыли.
Выйдя в коридор, Роман обернулся и спросил у Винсента:
 – А вы видели мой последний фильм?
 – Я видел их все. А ваш последний фильм мне понравился больше всех. Лично я считаю его шедевром.
 – Спасибо Вам большое. До свидания.
 – Прощайте.
Удовлетворенный похвалой в адрес «Принятия», Роман вышел в подъезд. Ссора этажом ниже уже прекратилась, поскольку ее не было слышно, лишь какие-то глухие звуки следовали с разной периодичностью, будто кто-то бился о стены, и ломалась мебель. Роман медленно, чтобы шагами не мешать себе прислушиваться к звукам, спускался вниз. Так он почти дошел до третьего этажа, как вдруг одна из дверей содрогнулась от сильного удара. Эти удары продолжились, и подъезд наполнился звуками грохочущего неравномерного ритма. Нервы Романа натянулись до предела, и он постарался ускорить свой шаг, и при этом четко слышал, как с той стороны дверь не только били, но и полосовали чем-то острым.
Когда Роман ускоренным шагом проходил мимо двери, то обратил внимание на то, с каким трудом изношенные петли держались под столь мощным напором. Не успел Роман подумать, что дверь долго не продержится, как она тут же с оглушающим грохотом упала на лестничную площадку прямо у него за спиной. От неожиданности Роман замер на месте и несколько секунд, словно загипнотизированный, смотрел в переполненные злобой и бешенством глаза пьяного человека, вывалившегося из квартиры вместе с дверью. Свет из открывшейся столь неожиданным образом прихожей частично освещал лестничную клетку и выдал Роману нечто, что этот человек держал в правой руке. Скорость подсознания позволила ему догадаться, что это был окровавленный нож, и, обуянный ужасом, Роман тут же бросился вниз по лестнице, как раз в тот самый момент, когда незнакомец вскочил с выбитой двери. За спиной послышался звук взмаха ножа, который подстегнул Романа как хлест тугой плети. Сильный испуг спровоцировал настолько мощный выброс адреналина, что он заслонил собой весь рассудок, позволяя лишь слышать за спиной тяжелое и бешеное дыхание. В этой темноте Роман с трудом успевал перебирать ступени ногами, поэтому уже на следующем пролете он не смог удержать равновесия и упал вниз, ударившись головой об стену. Резкая боль в затылке пронзила голову и прошла через все тело, откуда больше не уходила. Таким образом, один из монстров этого темного логова все-таки проснулся и теперь жаждал крови.
Роман с трудом мог пошевелиться, но он ясно чувствовал, как теряет сознание от столь сильной травмы. Но резкая боль в брюшной полости не дала ему потерять его – незнакомец вонзил в него нож. Эта жуткая боль повторилась еще несколько раз, после чего Романа начали сталкивать вниз по лестнице. К этому моменту не то что кричать, но и даже стонать сил уже не было. Роман молча, но, издав, тем не менее, достаточно громкий выдох, скатился вниз по ступеням, и чувствовал он при этом лишь то, как боль становится единственным ощущением в теле. Когда Роман прекратил катиться по лестнице, на него посыпались множественные удары ногами. В каждом таком ударе чувствовалась отдача невыносимой ярости, от которой ломались ребра и кости лица. Боль заслонила собой все, и теперь даже страха перед дикой ненавистью не было у Романа, настолько безразлично казалось все вокруг. Веки его отяжелели от гигантской усталости, а вместе с этим казалось, что в организме вдруг начал вырабатываться иммунитет к боли. Все стало отходить на второй план, пусть незнакомец и продолжал спускать окровавленное и обмякшее тело Романа по ступенькам до самого выхода, сталкивая его как руками, так и ногами.
Для Романа все кончилось раньше, чем его тело оказалось у выхода. Широкий кровавый след тянулся со второго этажа и завершался в самом низу, около порога подъезда на грязном и холодном полу. Все кончилось. Роман больше не слышал, как тяжело пыхтел от напряжения его убийца, как воцарилась полная тишина после его ухода, как звон упавшей на асфальт нержавеющей стали раздался где-то на улице, и как мягко хлопнула дверь подъехавшей к дому машины. Затем мерный стук каблуков быстрыми темпами увеличивал свой ритм.
Из окна подъезда Винсент увидел, как девушка с платиновыми волосами подбежала к этому самому подъезду, где ее ожидало самое трудное испытание. Спустя мгновения стал слышен тихий плач, переходящий временами в разрывающие душу рыдания. Винсент находился на площадке между вторым и третьим этажами, и слушал, уставившись в кровавые следы на ступенях. Страдания Анжелики проникали в самую его душу, и от этого он чувствовал себя паршиво. Винсент просто стоял у окна и чувствовал, как что-то рвется на клочки у него внутри. Он молча слушал, как Анжелика с мобильного телефона набирала номера экстренных служб и, с трудом сдерживая рыдания, диктовала адрес происшествия; наблюдал, как подъехали машины полиции, а затем и скорой помощи. Место преступления огородили, лучи фонарей забегали по подъезду, полицейские искали улики и стучались во все двери в поисках свидетелей. Но никто не обращал внимания на Винсента, точно так же, как и он не обращал никакого внимания на оживший подъезд за его спиной. Он просто стоял около окна и сквозь разбитое стекло смотрел в даль даже тогда, когда плач стих и Анжелика, наконец, взяла себя в руки.
Когда тело Романа грузили в карету скорой помощи, Винсент опустил свой взгляд. Он мрачно наблюдал, как Анжелика в белом от природы и в красном от крови пальто шла рядом с каталкой и держала свою руку на безжизненной деснице, торчащей из-под окровавленного покрывала. Затем эти две руки расстались навеки, и Анжелика снова заплакала, опустившись от бессильного отчаяния на колени. Карета «Скорой помощи» уехала, а следственная группа начала готовиться к отбытию. Анжелику посадили в служебный автомобиль и увезли в полицейский участок в интересах следствия. Вскоре место преступления покинули и все остальные, после чего район вновь погрузился в свою мрачную тишину. Издалека доносились крики, звон битого стекла, шумы драк, но именно здесь все было тихо. Винсент вышел из подъезда и с мрачным видом побрел сквозь темноту. В этот момент начался дождь, который быстро превратился в очищающий ливень. В этой части города дожди должны идти гораздо чаще, чем в остальных.


Осколок XIII. Вместилище боли.

Воздух в Центральной городской больнице точно такой же, как и во всех остальных: от стен буквально веет запахом болезней, боли и страданий, которые они выделяют взамен поглощаемого чувства радости. Кажется, что это место окончательно высасывает жизнь из человека вместо того, чтобы дать ему шанс исцелиться. Стоит лишь подойти к любой местной стене и прикоснуться к ней рукой, чтобы почувствовать, как нечто теплое словно пылесосом вытягивается из нее, и тогда мысли о выздоровлении сменяются мыслями о смерти, которая постоянно витает в воздухе, так как каждый день рядом кто-то умирает.
Наиболее часто это происходит в корпусе с онкологическими больными. Этот корпус один из самых крупных на территории больницы, и он почти всегда полностью загружен пациентами. Вот только врачей там очень мало, так как это место отталкивает любого, в ком еще теплится жизнь. Каждый день здесь освобождаются палаты и почти сразу же они занимаются вновь. День за днем Смерть не покидает это место, ведь оно, по сути, позволяет ей чувствовать себя здесь как дома. Даже живые и здоровые люди привыкли к ее постоянному присутствию в этом корпусе. Зайдя в одну палату, Смерть без тени усталости шла в другую, затем в следующую. Следом за ней шли санитары – они освобождали палаты от умерших пациентов. Денно и нощно Смерть совершала свой мрачный обход, без малейшего перерыва на отдых она работала в свое удовольствие. И сейчас на очереди у нее была очередная палата.
В ней лежала женщина преклонных лет, сильно исхудавшая и с впалым лицом, изрезанным глубокими морщинами. Смертельная болезнь пронзала ее тело насквозь. Жизнь в ее глазах давно угасла, вместо них остались лишь две бездонных пропасти, наполненных густой дымкой безнадежности. Именно по глазам было отчетливо видно, насколько эта женщина устала от невыносимых страданий и больше всего на свете хотела поскорее покончить с ними. Так как надежды на выздоровление у нее никакой не было, и быть не могло, все, о чем она могла мечтать – это смерть. Женщина понимала, что иного исхода в ее положении быть просто не могло, но даже тут имел место подвох. Она лежала здесь уже около месяца, но жизнь до сих пор не покинула ее. Вместо этого с каждым новым днем боль в пораженном теле становилась сильнее, что вкупе с муками ожидания смерти давало поистине адский результат.
Сама себе помочь приблизить долгожданный конец женщина была не в состоянии, ведь даже пальцем пошевелить без невыносимой боли не представлялось возможным. Ей необходима была помощь в этом, и каждый день ей только и оставалось, что молиться о долгожданном окончании ее страданий. Страданий, которые были сильны настолько, что сковывали не только тело, но и мысли.
Вдруг что-то изменилось и кроме боли появилось нечто новое. Именно в этот момент в палату кто-то вошел. Стоило женщине почувствовать чье-то присутствие, как тут же ее истерзанные нервы обволок холодный страх. Это было неудивительно, если учесть, что она давно отвыкла от посетителей. Даже врачи к ней редко приходят. И, тем не менее, корни этого страха были не только в исключительности произошедшего события. В этом страхе крылось что-то еще, гораздо менее уловимое.
С трудом женщине удалось приподнять голову и посмотреть на своего загадочного посетителя. Это был мужчина, которого она видела впервые. У него была приятная внешность, его лицо обладало, пусть немного резкими, но гармоничными чертами, а средней длины волосы были аккуратно зачесаны назад. Из верхней одежды на нем был черный плащ, распахнутый так, что было отчетливо видно его черную рубашку с расстегнутым воротником и черные джинсы на черном ремне. Вся его одежда казалась настолько аккуратной, без единого мятого места, словно этот человек только что вышел из дома. Медленно и неспешно он выстукивал по полу ритм каблуками своих туфель. Походка его была размеренна и спокойна, а на лице при этом играла едва заметная ухмылка. Человек в черном подошел к изголовью койки и посмотрел в безжизненные глаза женщины. Страх, тем временем, только усиливался, несмотря на то, что приятная внешность мужчины пыталась внушить ей доверие. Только взглянув в его черные глаза, женщине тут же захотелось отвести их, но у нее просто не было на это сил. Он приковал ее взгляд к себе и держал его, не выпуская, словно хищник добычу.
В болезненном волнении женщина попыталась было спросить его о том, кто он и зачем пришел, но не смогла издать ни звука. Лишь невнятное шипящее шептание издавали ее шевелящиеся губы. Женщиной овладело беспомощное отчаяние, а одеяло над ней начало ходить волнами из-за ее попыток хоть как-то высказать свое опасение. Несмотря на невыносимую боль, которую доставляло каждое движение, она продолжала дергаться от страха. Казалось бы, что жажда смерти должна была сделать ее равнодушной к страху, однако этого не случилось. Страх сковал женщину так сильно, что он отражался даже в тех бездонных пропастях, что были когда-то ее глазами. Человек в черном приложил палец к своим губам и это подействовало моментально – женщина перестала брыкаться.
 – Не надо меня бояться, – произнес он. Его голос словно напевал ей, помогая успокоиться. – Ты и так обессилела, не стоит тратить последнее из-за меня.
Незнакомец обладал очень спокойным и приятным голосом, слова он произносил с расстановкой и правильной дикцией. Постепенно женщина почувствовала, как внутри все успокаивается, и даже боль немного стихла, что позволило, наконец, обратиться к собственным мыслям. Кто же этот человек в черном? Если они и были знакомы, то женщина не могла его вспомнить, а представляться он явно не спешил.
 – Мое имя тебе ничего не даст, – сказал человек в черном. – Без своего дара речи ты все равно не сможешь ко мне обратиться.
Неужели это значит, что они незнакомы? Тогда кто он и что ему от нее нужно? Человек в черном, казалось, понимал ее мысли.
 – Я – тот, – сказал он, – кто понимает тебя. Я – тот, кто слышит тебя. Я – тот, кто знает о тебе все, – незнакомец сделал паузу, чтобы пододвинуть к койке стул и сесть на него. – Я – тот, кто чувствует тебя, Лилия. Эта боль, что терзает тебя… она ужасна. И ради чего эти страдания? Ради чего ты лежишь здесь, раба божья, и изнываешь под прессом невыразимой боли? Это потому, что он так решил? В назидание другим он решил наказать тебя за грехи, устроив ад еще при жизни? Как это ужасно, когда ты лежишь, запертая в собственном теле… когда каждое твое движение отдается пронзительным эхом через все тело… когда ты, прикованная к постели до конца своих дней, даже сказать ничего не можешь. Ты одинока и единственные твои посетители – это медбратья, которые убирают за тобой горшок. Но и они редко приходят, так ведь? Им неохота возиться с такими живыми мертвецами, как ты, Лилия. И зачастую приходится часами лежать в луже собственного дерьма не в силах пошевелиться и чувствовать, как гниет заживо твое тело. И ты чувствуешь себя настолько раздавленной этим самым прессом невыразимой боли, что даже нет сил испытать чувство стыда оттого, что молодой парень раздевает тебя, чтобы подложить горшок, а потом где-нибудь глумится над тобой вместе с друзьями за бутылкой пива. Это и есть Божественная Справедливость? Если бы ты знала, что тебя ждет в конце жизни, захотела бы ты вообще рождаться на свет? Почему ты до сих пор жива, когда милостивый бог уже давно мог подарить тебе смерть и избавить тем самым от жутких страданий? Не только ему – всем давно известно, чем все закончится, но все равно этот фарс продолжается и окружающие делают вид, что надежда еще есть. Почему? Ответ только один – ему нужны твои мучения. Так он поучает всех нас. Он тянет до последнего, и это даже притом, что каждого грешника ожидает ад после смерти! – человек в черном театрально воздел руки кверху. – Но он любит всех нас! Мы все его дети, и он обязательно нас обнимет, прежде чем скинуть вниз, в царство вечных мучений. А почему бы и нет? Ведь на все воля божья…
На безжизненные глаза Лилии навернулись слезы. Каждое слово, произнесенное человеком в черном надавило на больные точки, которых у нее хватало. Кем она стала? Когда-то она была красивой женщиной с отменной фигурой, популярной у мужчин, недостатка внимания от которых она никогда не ощущала. А теперь эта женщина – лишь немощное тело, умирающее клетка за клеткой. Все, что у нее было – это одиночество и боль. Незнакомец, тем временем, продолжал говорить:
 – Если бы существовал таксист, который мог бы отвезти в абсолютно любое место, и ему бы назвали такой адрес, как «Вместилище боли» или «Дом страданий», то он бы направился именно сюда. Здесь, в этом больничном корпусе, таких людей, чьи тела являются настоящими вместилищами боли, очень много. Это место называется лечебницей, но является, по злой иронии, домом страданий. Именно здесь бог простирает к людям свои объятия. Быть может, он и тебя бы призвал в мир иной, да, видимо, занят другими умирающими. Стало быть, не такой уж он и могущественный. Либо ему действительно нужны твои страдания. Так позволь мне облегчить их. Скажи мне, что ты хочешь? Я исполню любое твое желание.
Умереть, перестать, забыть, кануть – вот все, что Лилии сейчас может хотеться. Все это с легкостью умещается в одном слове, которое и вертится сейчас на уме. Лилия с мольбой посмотрела на Человека в черном, который все прекрасно понимал. Она, кажется, догадывалась, кто сейчас перед ней. Этот человек слышит ее мысли, знает ее имя, готов исполнить любое желание – он должен согласиться исполнить то, о чем она попросит. Пусть даже сам Бог разгневается на нее за это, Лилию уже ничем не удивить. Те страдания, что она выносит по его воле, не способствуют священному благоговению перед ним. Лилия продолжала смотреть прямо в черные глаза незнакомца, пока тот не ответил:
 – Я не могу взять твою душу. Не я тебе ее дал. Так что попроси что-нибудь иное. Быть может, ты хочешь, чтобы кто-то пришел к тебе?
Родные. Лилия давно о них не думала и смирилась с тем, что они ее не навещают. Скорее всего, это потому, что никто из них даже и не знает о ее болезни. Перед ее безжизненными глазами пролетели воспоминания о ее единственном сыне, с которым ей приходилось часто ссориться. Их дороги разошлись лет десять назад, именно тогда она видела его в последний раз. Как раз в то время он женился без ее одобрения, и это стало последней каплей для Лилии. Она тогда взбесилась настолько сильно, что прокляла сына и его невесту прямо на свадьбе, после чего ушла из его жизни насовсем. Сейчас Лилия жалела о том, как много гадостей высказала ему за свою жизнь. Наверняка он сейчас красив и статен, быть может, имеет свое дело и квартиру в центре Метрополия, а может даже и коттедж в Сосновом поселке, который являлся самым элитным городским районом. Лилия представляла, как по квартире его сына бегают внуки, похожие на него и, возможно даже, на свою бабушку. Сложись все иначе, такая картина была бы перед глазами наяву, а не в бреду умирающей от рака старухи. Как бы то ни было, она хотела вновь увидеть своего единственного сына, и извиниться перед ним. Только сейчас, думая о нем на смертном одре, Лилия вдруг поняла, чего себя лишила в бесконечных погонях за авантюризмом транзитом через всевозможные притоны, общежития и дешевые бары.
 – Хорошо, – сказал человек в черном, вставая с места, – я все сделаю.
Как только он вышел из палаты, на Лилию вдруг навалилась сильная усталость. Будучи не в силах сопротивляться, она погрузилась в очередной беспокойный и болезненный сон.
Лилия проснулась оттого, что в палату кто-то вошел. Ей было не видно, кто это, и, пока женщина прикладывала невообразимые усилия, чтобы приподнять голову, в мыслях один за другим проносились образы ее красавца-сына, который стоит сейчас у стены напротив и смотрит на нее. Каждое движение сопрягалось с адской болью, но Лилия и не думала сдаваться. Ей так хотелось увидеть его поскорее, что она выбивалась из сил, терпела, превозмогала, и в итоге все получилось. Но как только ее положение позволило рассмотреть гостя, внутри Лилии все словно упало. Отчаяние охватило ее, так как результат явно не соответствовал приложенным усилиям. У стены стоял не вовсе сын. Это был даже не мужчина. Голова Лилии беспомощно упала на подушку, а отчаяние и разочарование нахлынули так резко, что перехватило дыхание. В один момент показалось, что это конец, и страх перед смертью возобладал над ее разумом, но, в конце концов, ценой больших усилий, дыхание вернулось в прежнее состояние, оставив лишь чувство страха, боли и унылой тоски.
Посетительница подошла к изголовью кровати, и на ее лице играло странное выражение, демонстрирующее нечто среднее между ненавистью и отвращением. Помимо этого ее лицо казалось Лилии отдаленно знакомым, но, как ни силилась, вспомнить она эту женщину не могла. Из остальных внешних признаков Лилия выделила ее мокрую осеннюю одежду, по-видимому, из-за уличного дождя. В руке женщина держала белый конверт.
 – Так вот что с тобой стало… – начала она с нескрываемым ядом в голосе. – Вижу, ты получила по заслугам, убогая ведьма! Господи, когда я шла сюда то только и мечтала о том, чтобы убить тебя собственными руками. Но, похоже, мне не придется брать грех на душу. Марать об тебя руки так же противно, как и смотреть на тебя. Нет, я ни за что не подарю тебе смерть, вместо этого ты будешь мучиться дальше, до тех пор, пока не сгниешь заживо. Вот, – незнакомка потрясла перед Лилией конвертом и бросила его на тумбочку рядом с койкой, – Дамиан очень хотел, чтобы до тебя дошло это письмо. Хоть мне и противно видеть тебя, но я не могла не исполнить его пожелания.
В голосе женщины было столько ненависти, что последовавший за ними плевок в лицо виделся логичным завершением ее монолога.
 – Давно мечтала это сделать, – сказала женщина. – Что, даже сказать нечего? Или у тебя речь отнялась? Ладно, счастливо оставаться.
Сказав это, женщина вышла из палаты, и еще несколько минут был слышен стук ее каблуков по коридору. Лилия тем временем приходила в себя от столь обескураживающего появления первого за долгое время гостя. Она ждала совсем другого, тем более что человек в черном обещал привести к ней сына, но вместо этого по ее лицу теперь растекался тот самый яд, что ей пришлось беспомощно выслушивать. Вытереть плевок она была не в состоянии, и потому все, что ей оставалось, так это продолжать лежать все также неподвижно, как и весь последний месяц.
Совсем скоро появился человек в черном, всем своим видом давая понять, что он выполнил обещание. Он извлек из внутреннего кармана плаща платок и вытер лицо Лилии, которая была явно не рада его приходу. Он ведь обещал ей сына, но тот так и не пришел. Почему же?
 – Ты хотела повидать кого-то из родственников, – пояснил человек в черном. – Так что я выполнил свое обещание.
Лилия не понимала, как эта ядовитая змея могла быть ее родственницей. У нее были старшие брат и сестра, с которыми она уже давно не общалась. Вряд ли эта незнакомка могла быть кем-то из их отпрысков, скорее всего, она как-то связана с Дамианом. Но как? И вдруг в сознании Лилии возник образ, который все объяснял. Неужели…
 – Да. Она не спроста показалась тебе знакомой. Ты уже видела ее раньше. На свадьбе своего сына.
Лилия все поняла. Это приходила жена Дамиана. Тут же вспомнилось, как она плакала на своей свадьбе, которую Лилия, по сути, испортила своей выходкой. Она тогда прокляла всех, включая жениха и невесту, будучи абсолютно пьяной. Ярость оттого, что сын не попросил ее благословения, завладела ей тогда настолько, что именно тот самый день – день его свадьбы стал последним, когда она видела своего Дамиана в последний раз. Она демонстративно покинула церемонию и была такова. И вот теперь ее собственный сын даже не хотел ее видеть.
С тех пор обстоятельства сложились так, что Лилия понимала – пришло время извиниться перед Дамианом за все. Она хотела этого, но он не пришел. Почему же он этого не сделал, ведь он наверняка хотел услышать из уст своей матери мольбы о прощении. Она бы приложила все свои последние усилия ради того, чтобы он смог понять ее. Даже если бы для этого понадобились ручка и бумага. Почему же он отправил свою жену вместо себя? Наверняка он вместе с ней узнал о том, где сейчас находится его мать. С надеждой во взгляде Лилия покосилась на конверт, который оставила ее сноха. Быть может, в этом письме найдутся ответы на ее вопросы?
Боль в очередной раз пронзила тело Лилии, на этот раз в попытках протянуть руку к тумбочке. Тут человек в черном пресек ее действия, мягко качнув головой. Он сказал:
– Давай лучше я его прочитаю вслух.
Лилия согласилась. Она была слаба для самостоятельных действий, поэтому она решила собрать в себе все силы, чтобы сконцентрироваться на своем слуховом восприятии. Пока человек в черном раскрывал конверт, Лилия пыталась вспомнить голос своего сына, но это у нее так и не получилось. Она забыла о нем все, пока коротала время в компании авантюристов-неудачников на бесконечных пьяных вечеринках в течение последних десяти лет. В то время Лилия и подумать не могла, что однажды ее настигнет расплата за все это и даже подержать в руках письмо – последнее, что у нее от него осталось – она будет не в состоянии. Ей оставалось только слушать ровный голос человека в черном, читавшего ей письмо от Дамиана:
«Здравствуй, мама. Сижу сейчас дома в одиночестве, и вот решил написать тебе письмо. На самом деле я понятия не имею, зачем пишу эти строки, ведь они все равно не дойдут до тебя. Я даже не знаю, где ты находишься. Возможно, ты дома сейчас, но я в этом не уверен. Так что с полной уверенностью могу заявить, что не знаю, где ты была все эти десять лет и где ты есть сейчас. Признаюсь, я не искал тебя все это время, так как знаю, что ты не захочешь меня видеть. Да и у меня нет желания выслушивать твои бесконечные ругань и недовольство. Всю жизнь я выслушивал это от тебя и сейчас у меня дрожат руки так, что тяжело писать, а дрожат они от малейшего воспоминания о тебе. Мама, неужели это правильно?! Я до сих пор боюсь тебя! Боюсь сделать что-то неправильно, боюсь ошибиться, и, как назло, я постоянно ошибаюсь! Я не верю сам в себя, и мне кажется, что я жив до сих пор только благодаря моей жене. А ведь однажды передо мной стоял выбор – ты или она. Ты прямо так и заявила мне на свадьбе, помнишь? Но что же я мог выбрать?! Как я мог остаться с тобой, если ты меня презираешь?! До свадьбы я не знакомил тебя с Ириной по той простой причине, что боялся говорить с тобой, зная, как ты к этому отнеслась бы. Я был растерян и не знал, что делать. Ты – моя мама, и я не хотел тебя расстраивать, но все равно мне в итоге пришлось смотреть тебе в спину. Ты ушла, как будто тебя и не было никогда. Остались лишь я и Ирина с разбитыми мечтами о самой красивой свадьбе. А моя жизнь как была убогой и словно смытой в унитаз, так и осталась такой. Почему так? Я начинаю думать, что моей жене будет лучше без меня. Я только и делаю, что падаю вниз, но она из-за всех сил старается затащить меня наверх. Впрочем, зачем я тебе пишу это? Тебе не интересно знать что-либо о моей жене. Могу лишь надеяться, что вы никогда не увидитесь.
У меня продолжают дрожать руки. Я пишу сейчас, а они дрожат. Я стараюсь унять дрожь, даже несмотря на то, что это письмо никогда не будет прочитано. Зачем я вообще его пишу? Быть может, потому что так я могу высказаться? На самом деле, мне так гораздо проще. Сказать тебе что-то в лицо я бы не смог, даже если бы ты сейчас была передо мной. А написать гораздо проще. Бумага не наорет на меня, и не будет относиться ко мне как все твои мужья и любовники, у которых самыми ласковыми ко мне обращениями были «говнюк», «засранец» и «убожество». Я до сих пор помню, как ты смеялась, когда слышала это…
Я помню, как ты устраивала вечеринки для своих друзей. Чтобы не получить от них по шее, мне приходилось прятаться на чердаке. Мне до сих пор он снится, вместе с доносящимися туда звуками пьяных оргий, которые вы устраивали. Я не любил школу, но и домой идти тоже боялся. А друзей у меня почти не было, так что деть мне себя было некуда. Надо мной часто издевались одноклассники, но тебе было все равно. Так ли это? Знала ты обо всех моих бедах? Конечно, нет. Тебе это даже не было интересно.
Вот такой вот у меня взгляд на мою жизнь. Помнится, когда я приходил в гости к одному своему знакомому, то очень удивлялся той обстановке, что царила у него дома. Он жил с мамой и папой, и они не только не ругали его, но и поддерживали. И при этом любили друг друга. Мне же было стыдно показывать свой дом кому-то, так как все, что в нем было – это окурки и пустые бутылки во всех углах. Вот такое у меня было счастливое детство… – тут человек в черном прекратил чтение, так как обнаружил несколько зачеркнутых строк. Он нашел продолжение на другом листке и продолжил чтение. – Мне пришлось сделать перерыв, так как у меня очень болят руки. Дрожь перешла в боль. Я не могу даже долго писать из-за нее. Я вчера закончил письмо и решил попробовать отдать его тебе, но я тебя не нашел. Поэтому я просто зачеркнул последние строки, так как у меня нет сил переписывать все это. Помнишь квартиру, которую я купил тебе? Я сегодня заходил в нее, но оказалось что ты там уже не живешь. Хозяева сказали, что живут там уже около семи лет. Ты продала ее? Наверное, ты это сделала ради денег на алкоголь и наркоту. А может и с другой целью. В принципе, мне все равно, зачем ты это сделала, просто обидно немного. Дело даже не в том, что я десять лет работал на износ, чтобы купить тебе эту квартиру. Дело не в том, что ты все время говорила, что я ничего не добьюсь в своей жизни, как и мой отец, которого я никогда не видел. Этой квартирой мне хотелось доказать обратное, но у меня ничего не получилось. Видимо, все дело в том, что я для тебя всегда был нежеланным ребенком, обузой. Я понимаю, в девятнадцать лет тебе хотелось свободы, а тут появился я. Наверняка это выяснилось поздно, иначе аборт исправил бы ситуацию. Насколько мне известно, ты этим не гнушалась в последующие годы. Так вот, иногда я завидую своим нерожденным братьям и сестрам. Если бы они родились, то оказались бы в том аду, в котором пришлось жить мне. Может, и мне стоило умереть еще у тебя в чреве? Думаю, всем от этого было бы только лучше.
У меня опять болят руки, так что надо заканчивать. Когда я начинал писать письмо, то на самом деле думал, что есть хоть какой-то шанс, что оно до тебя в один момент дойдет. Мне казалось, что мне есть много что тебе сказать, ведь в письменной форме мне это сделать проще. Но, честно говоря, мне совсем не хочется больше этого делать. Продав квартиру, ты вычеркнула меня из своей жизни. Больше ни одной ниточки у меня к тебе не осталось, кроме тех, что находятся в моей голове и душе, но бесполезны и теперь я бы с удовольствием от них избавился. Не вижу, как это письмо может к тебе попасть. Так оно и будет лежать у меня дома под слоем пыли. Мне кажется, что этот клочок бумаги также бессмыслен, как и вся моя жизнь. Зачем я его писал? Даже не знаю… наверное, я просто хотел, чтобы ты знала, что я у тебя был. Тогда был бы хоть какой-то смысл. А так его нет, и не будет. Жаль оставлять Ирину, она меня действительно любит. Но я чувствую, что являюсь обузой для нее, как и для всего этого мира. Поэтому свой скорый конец я приму с удовольствием и, пожалуй, с облегчением.
На этом все. Прощай, мама. Твой сын, Дамиан».
Человек в черном престал читать. Последние строки вселили в Лилию тревогу, которая смешивалась остальными чувствами, и в первую очередь, с чувством вины перед сыном, который был несчастен из-за нее. Каждый услышанный слог из письма резал сознание мыслями о ненависти к собственной персоне. Ее единственный сын прожил поистине отвратительную жизнь, и вина в этом была только ее и ничья больше! Лилия проклинала себя, ненавидела и уже начала думать, что все мучения ей на самом деле даны справедливо. Внутри нее все сжималось и расширялось, и с каждым разом эти душевные сокращения были все сильнее. Тревога от последних строк письма начала сжигать Лилию. Никаких ответов на ее вопросы письмо не дало. Что с сыном? Где он сейчас? Внутри все клокотало так, что Лилия перестала обращать внимание на боль. Все ее существо требовало ответа, на вопрос, где Дамиан. Она не могла больше спокойно лежать. Пусть это произошло слишком поздно, но материнский инстинкт все-таки проснулся в Лилии, и теперь душевные терзания волнами исходили от ее беспомощного тела. «Где он?! – кричало все ее нутро, – Где мой сын?!».
– Знаешь, – начал человек в черном своим обычным спокойным голосом, – не так давно ученые проводили исследование. Они все время это делают. И вот они выяснили, что люди имеют способность предчувствовать события. Например, теми транспортными рейсами, которые обречены на катастрофу, пользуется гораздо меньше людей, чем обычно. У одних появляются другие, более важные дела, другие опаздывают по какой-то причине, третьи просто передумывают. Это не случайность. А среди тех, кто трагически погибают, бывают и такие, кто сознательно и подсознательно отметает все предупреждения об опасности. Боюсь, что с твоим сыном случилось нечто подобное. Прими мои соболезнования.
Пока человек в черном говорил свою речь, тревога росла внутри Лилии, как на дрожжах, до тех пор, пока не лопнула. У нее вновь перехватило дыхание, тысячи длинных игл пронзили ее тело – так нервы реагировали на вспыхнувшее огнем эмоциональное возбуждение. Лилия не могла дышать, как не силилась, но страха перед смертью теперь не было, было лишь пламенное чувство вины. Ее конечности и нутро обжигало болью от лавины обрушившегося на нее осознания утраты. Из последних сил Лилия пыталась представить себе своего сына и его голос, но получалось это с трудом. Оказалось, что Дамиан умер для нее гораздо раньше, чем произошла катастрофа. Как сын, он умер, даже не родившись на свет, и оттого отчаяние стальными тисками еще сильнее сжало грудь Лилии. Изорванная на куски душа тоже сжалась, собравшись воедино для того, чтобы, наконец, отлететь.
Человек в черном продолжал стоять рядом с Лилией и наблюдал за тем, как она умирает. Женщина посмотрела в его черные глаза и холодное, сжимающее горло невыразимое чувство обволокло душу и тело. Почему он обманул ее? Он ведь должен был выполнить ее желание! Но вместо того, чтобы увидеть своего сына, Лилия узнала о его смерти. Чем тогда этот Ангел Смерти лучше Бога? Абсолютно ничем…
Воздух в легких уже закончился, а дыхание к Лилии так и не вернулось. Впрочем, она этого и не хотела, ведь страха перед смертью больше не было. Было лишь желание умереть, чтобы прекратить все это. Легкие начали сжиматься, а в висках грохотали кузнечные молоты, которые подобно звону колоколов извещали о свершении.
И вдруг Лилии стало страшно. Но тут же холодок пробежал по ее телу, и исчез вместе с болью, он словно забрал все ощущения. «Бог и Дьявол… одно и то же…», – повисла в воздухе последняя мысль Лилии. Как только ее сердце перестало биться, воздух вокруг нее еле заметно потемнел. Человек в черном положил письмо на тумбочку, бросил последний взгляд на безжизненный труп женщины и вышел из палаты.
Минут через пятнадцать сюда вошли санитары, или, вернее сказать, уборщики. Тело Лилии вместе с грязной и скверно пахнущей простыней перенесли на каталку, затем завернули в нее все тело и увезли прочь. Когда палату готовили к «заезду» следующего больного, один из работников больницы нашел лежащее на тумбочке письмо, а уже из его рук оно перекочевало в ближайшую мусорную корзину.


Осколок XIV. Надир.

Это был один из самых бесцветных дней этой осени. Темно-серое небо отражалось в лужах, и из-за этого они сливались с асфальтом в единое серое целое. Люди продолжали торопиться и не замечали разницы, по какой части асфальта можно идти, поэтому все наступали в эти лужи. Одни оглядывались и отряхивались, другие продолжали смотреть себе под ноги, словно мысли были так же серы, как и небо. Весь Метрополий спешил куда-то, люди торопились, обгоняя друг друга в уличных и подземных толпах, а машины образовывали многокилометровые пробки. Но все это ничем не выделялось в царящей в городе серой палитре, поскольку все смешалось в один сплошной цвет: автомобили, люди, дома и дороги. Все сливалось друг с другом, не было никаких четких линий. Дома на фоне неба ничем не выделялись, движение машин мало чем отличалось от движения людей, каждый из которых чувствовал себя крупинкой в одной большой серой массе. Эту массу можно перемешать чем-нибудь, но ее форма останется прежней, настолько все границы были размытыми.
У городских обитателей есть поразительная способность к подражанию, и, так же как и у хамелеонов, это является защитной функцией. Люди прекрасно умеют приспосабливаться к внешним условиям, копировать схемы поведения и даже сливаться в единое целое с себе подобными, несмотря на все бесчисленное многообразие индивидуальностей. Это происходит потому, что никто не хочет выделяться, а значит, все они боятся ответственности. И даже за самих себя. Людям гораздо проще подчиниться ситуации и выполнять ее требования, перекрашивая себя из одного цвета в другой ради удовлетворения требований инстинкта самосохранения. Именно поэтому Метрополий в данный момент выглядит как сплошная серая масса, разрастающаяся по природе и паразитирующая в ее организме. Толпа сейчас – часть этой массы и из нее выделяется лишь один человек, одетый во все черное. Он не является частью толпы, он из нее выделяется и поэтому все на него смотрят с испугом и недоверием в глазах. Вряд ли они понимают, что на нем лежит немалая часть их ответственности, скорее всего они просто боятся всего, что на них не похоже.
Винсент шел сквозь толпу, держа в руках цветок. Это была красная гвоздика. Быстрым шагом Винсент пересекал проспекты и улицы, заполненные автомобилями, площади и тротуары, заполненные людьми, и постепенно шум города стихал по мере его приближения к месту назначения. То тихое место, куда он пришел, было элитным кладбищем, где хоронили только тех немногих, чьи заработанные при жизни средства могли это позволить. Поэтому на стоянке кладбища всегда стояли исключительно дорогие автомобили и лимузины, точно так же как и сейчас. Винсент прошел между идеально гладкими блестящими машинами, после чего вошел в очень широкие и роскошные кованые ворота. За ними его глазам открылся вид зеленых ухоженных лужаек на могильных участках, с вымощенными дорожками между ними. Многие участки огораживали красивые кованые ограждения, на самих участках возвышались скульптуры и художественно украшенные надгробия, обложенные огромным количеством букетов и венков. Кое-где вместо надгробий стояли целые мавзолеи, благо участки это были наиболее крупные. Некоторые этих роскошных могильников были подарены их хозяевам еще при жизни.
Винсент шел по вымощенной дорожке идеальной ровности, и стук каблуков его черных ботинок мерно звучал в этой убаюканной вечностью тишине. Этот звук очень гармонично сочетался с тишиной кладбища, так как подчеркивал постоянную атмосферу трагичности аккуратной пунктирной линией. Не спеша, Винсент направлялся к похоронной процессии и уже издалека он увидел развевающиеся на легком ветру шикарные платиновые волосы, выделяющиеся из довольно широкой черной толпы. Впервые она предстала перед ним в черных одеждах, от которых ветер доносил запах траура и печали. Не смотря на то, что печаль и черный цвет вокруг скрывали ее сияние, Анжелика была по-прежнему прекрасна.
Винсент подошел к процессии и слился с ней в единое скорбящее целое. Священник к тому моменту уже прекратил молитвенные причитания и ушел, что означало конец этой мрачной церемонии. Роскошный гроб был надежно закрыт и опущен в аккуратно подготовленную для него яму. Люди стали прощаться с усопшим, бросая горсть земли в яму, и каждый раз в тишине было четко слышно, как ударяются о крышку гроба сырые клочки земли. Простившись, люди отходили и начинали тщательно вытирать платками руки с брезгливым выражением на лице. Они шли к воротам, где их ждали их машины, по пути многие объединялись в группы и начинали беседовать. Все эти люди скорбели, но большинство из них – вовсе не по умершему. Большинство сейчас думало о себе и тех проблемах, которые им может принести эта смерть. Продюсеры вроде господина Лагранжа думали о потере перспективной доходной статьи в лице некогда преуспевающего режиссера Романа, его собственная мать боялась потерять свое светское положение, композитор его фильмов боялся стать безработным, а друзья сожалели о потере мощного канала связей для собственного обустройства.
Винсент чувствовал, насколько лицемерна была эта толпа, пришедшая сюда проститься со своими собственными интересами и надеждами. Да и он сам здесь не ради умершего. По стечению обстоятельств Винсент был последним из всех здесь присутствующих, кто видел Романа живым, но этот факт его ни сколько не беспокоил. Он внимательно следил за Ажеликой, которая была среди одной из немногих искренне скорбящих о потере близкого человека. Винсент смотрел на нее, не отрываясь, как вдруг поймал себя на мысли, что взгляд этот начинает даваться ему с трудом. В конце концов, когда все простились, и Анжелика осталась одна перед могилой жениха, ему уже не хватало сил смотреть на нее.
Анжелика села на корточки и опустила взгляд вниз, чтобы тихо заплакать. Один из участников похоронной процессии ожидал ее, стоя на мощеной дорожке за ограждением, и ждать он был готов хоть до наступления темноты, поскольку их с Анжеликой горе действительно было общим. Скорее всего, это был лучший друг Романа, в сердце которого освободилось столько места, сколько не в состоянии заполнить ни одно живое существо. Ведь настоящая дружба – это дар судьбы, которая обладает непоколебимым правом обратного взыскания. Анжелика, тем временем, продолжала плакать, а Винсент просто стоял и смотрел на нее до тех пор, пока плач не прекратился. Наконец она вытерла слезы, собралась с духом и кинула горсть земли вниз. Затем Анжелика встала и кивнула работникам кладбища, которые тут же начали засыпать могилу землей, ловко орудуя лопатами. Она прошла мимо Винсента и при этом даже не взглянула на него, а он, в свою очередь, не мог посмотреть ей в глаза. Винсент просто не смог этого сделать, хотя желание было. Впервые Винсент чувствовал себя виноватым.
Как только Анжелика вышла за красивую кованую калитку, то сразу попала в сопереживающие объятия ожидавшего ее мужчины. Он должен был быть свидетелем на ее свадьбе, но вместо этого стал главным организатором похорон – вот как сильно могут расходиться ожидания и действительность. Анжелика и поддерживающий ее мужчина шли по направлению к главным воротам кладбища, не оборачиваясь, а Винсент просто смотрел им вслед. Когда они скрылись из виду шум лопат стих, а работники кладбища покинули данное место захоронения. Таким образом, Винсент стоял радом с могилой в полном одиночестве и слышал лишь шум ветра вокруг.
Он подошел к надгробию и увидел, что яму очень аккуратно засыпали и вместо нее теперь лишь темно-коричневое прямоугольное пятно, зияющее посреди ухоженной зеленой травы. По углам этого участка стояли мраморные скульптуры ангелов, а надгробие было выполнено также из мрамора в форме большого круга на крупном постаменте. Из этого круга на Винсента смотрело улыбающееся и счастливое лицо Романа. Его высеченное изображение было таким же радостным, как и его лицо на вечеринке в «Небесах». Эта скульптура наглядно демонстрировала, каким счастливым человеком умер Роман. Ужасы последних минут ничто перед тем фактом, что у этого человека в конце жизни было абсолютно все из того, что ему было нужно: признанное людьми творчество, лучший друг, матриальное положение и крепкая любовь. Винсент положил гвоздику на свеженасыпанную землю и сунул руку в карман. Он извлек оттуда листок с рекламной брошюрой фильма «Принятие» с подписью его режиссера: «От Романа благодарностью для Винсента». Затем он положил листок обратно и увидел, как работники кладбища возвращаются, чтобы уложить газон на могиле и красиво разложить многочисленные венки с букетами. Винсент не стал дожидаться, когда они продут, и покинул участок. Он направился к главным воротам, чтобы вновь окунуться в серую городскую массу, которая постепенно отступала под влиянием темноты.
Ночь накрывала Метрополий траурной вуалью, которая отбрасывала тень на дома с горящими окнами и освещенные фонарями проспекты. Людские и автомобильные потоки сокращались, оставляя пустыми улицы и переулки. Повсюду загорались огни, из-за чего городское дно становилось светлее, чем днем. Разумеется, так было не везде: парки, скверы, закоулки и целые районы, находящиеся на окраине, становились все темнее по мере удаления от центра, где находился Маяк, самое высокое здание в городе. Именно на центральной площади было светлее всего, словно этот Маяк и освещал улицы. Казалось, что Маяк – это источник всего городского света и освещенность улиц неизменно ослабевала по мере удаления от него. Там, куда не попадал его свет, было опасно для жизни, поэтому эти места люди старались обходить стороной.
Но как бы то ни было, Винсент не относился к числу этих людей. Он пересекал темные скверы и закоулки, сосредоточившись лишь на своих собственных мыслях. В одном из темных дворов он избавился от брошюры «Принятия», скомкав ее и выбросив в грязную лужу. У Винсента было паршивое настроение, и он брел по городу с очень мрачным видом, пока не вышел на шоссе. Очень быстро он поймал такси и уселся на заднем сиденье. Захлопнув за собой дверцу, Винсент молча уставился вперед. Таксист ждал, когда его новый пассажир придет в себя и назовет нужный адрес, но ничего подобного не происходило – человек в черном просто сидел и молчал. Наконец, водитель спросил:
– Куда едем?
Винсент выдержал паузу, посмотрел в зеркало заднего вида, где отражался несколько встревоженный взгляд таксиста, после чего отвернулся в сторону и произнес:
– В клуб «Боттом».
Автомобиль тронулся и начал быстро двигаться по улицам Метрополия. Таксист, видимо, хорошо знал свое дело и довез до места, ни разу не попав в пробку. Винсент расплатился, вышел из машины и через минуту он уже сдавал свои вещи в гардероб, по которому можно было без труда определить, что народу в клубе еще мало. Так оно и было на самом деле – танцпол был практически пуст, и лишь небольшие группы танцевали в отдалении друг от друга. Зато большинство мест рядом с баром были заняты теми, кто решил прийти сегодня пораньше. Одни пили коктейли, другие предпочитали пиво и крепкие напитки.
Винсент сел за один из немногих свободных столиков, и тут же к нему подошла официантка. Она спросила, чего он хочет, и вопросительно посмотрела на него. В ее взгляде читалось кокетство, но Винсенту это было безразлично, поскольку сегодня ему хотелось просто напиться. А значит, его ответ на ее вопрос не заставил себя долго ждать:
– Я буду «Ред хот слэммер», – он кинул взгляд на грудь девушки, где висел клубный бейдж с ее именем, – и еще, Кристина, как только я допью один, тут же приноси мне другой.
Она кивнула и вскоре принесла напиток. Винсент неспешно пил его и каждый, раз, когда он допивал до дна, тут же ему приносили очередной полный бокал. По официантке было видно, что она пытается произвести впечатление, обслуживая его с особым усердием, но Винсент, похоже, не замечал этого. Винсент просто сидел в мягком кресле и пил, не двигаясь с места уже в течение пары часов. К тому моменту клуб был уже заполнен весьма прилично, и на танцполе двигалась в общем ритме очень внушительная толпа.
Винсент пил очередной бокал своего коктейля, как вдруг к нему за столик подсел вспотевший мужчина в белых брюках и рубашке. У него были светлые волосы и добродушное, мягкое лицо, довольное жизнью. Мужчина был очень разгорячен и пот с него лился рекой, а как только смог отдышаться, то сразу же заговорил с Винсентом:
– Надеюсь, тут не занято?
– Теперь занято, – прозвучал лаконичный ответ.
– Хм… а я тебе не помешаю?
– Мне все равно.
– Ну и отлично, а то я устал. Надо передохнуть, а тут как раз единственное свободное место.
Тут подошла официантка по имени Кристина и, косясь на безразличное выражение лица Винсента, спросила у человека, чего он хочет. Тот сказал, что хочет пива, и она удалилась. Через минуту девушка принесла расслабленно развалившемуся в кресле светловолосому человеку запотевшую бутылку холодного пива. Он поблагодарил ее и с нескрываемым наслаждением сделал несколько глотков, после чего с улыбкой посмотрел на своего мрачного соседа и сказал:
– Как тебя зовут?
– Винсент.
– Отлично. А мое имя Киран. Рад с тобой познакомиться.
– Я тоже.
Киран смотрел на Винсента, словно пытаясь понять его мысли, а тот сидел с отсутствующим видом и смотрел в одну точку. Так они сидели друг напротив друга примерно минуту, пока Киран не продолжил разговор:
– Неужели? И откуда только в тебе столько скептицизма?
– Не имею понятия.
– И пьешь «Ред хот слэммер», в котором нет ни одного безалкогольного напитка. Водка, джин, текила, ром, гренадин и шампанское в одном месте свалят с ног лошадь. Интересно, сколько ты выпил?
– А тебе не все равно? – Винсент медленно перевел взгляд на своего соседа. – Мне самому это безразлично, с какой стати тебя это должно интересовать?
– А с той, что передо мной сидит несчастный человек, решивший напиться. И, видимо, с горя.
– Ошибаешься. У меня нет горя. А даже если бы и было, мне не нужно твое сочувствие.
– Знаешь, Винсент, тебе нужно не сочувствие, – лицо Кирана вдруг стало серьезным, – тебе нужен совет. Но ты не будешь их принимать, потому что не умеешь слушать людей вокруг себя. У тебя собственная жизненная философия, в рамках которой ты себя содержишь и не смеешь выходить за эти пределы. Но как только ты начинаешь чувствовать угрозу извне, ты закрываешься и категорически не желаешь идти по пути внутреннего развития. Ты боишься заглянуть внутрь и не хочешь поддаваться изменениям, стараясь всегда вернуться к привычному для себя мироощущению. Поверь, Винсент, так ты не скоро покинешь это место.
– Что? О чем ты говоришь? – спросил Винсент с удивленным видом, не скрывая при этом радражения.
– Я говорю о тебе. Выслушай меня, возможно, мы с тобой больше никогда не увидимся. Но тогда все это тебе скажет кто-то другой, и если ты к тому моменту не начнешь воспринимать людей всерьез, тебе будет только хуже. Это будет самый настоящий ад, про который так много фантазируют в книгах. Тебе дан шанс исправиться, и ты должен им воспользоваться. Это не значит, что тебе надо упиваться собственным превосходством над обычными людьми. И вот когда ты это поймешь, тебе будет с кем поговорить.
Киран допил свое пиво и поставил опустевшую бутылку на стол. Винсенту, тем временем, принесли очередной коктейль. Киран встал со своего места и приготовился уходить:
– Я отдохнул, так что я пойду. А тебе напоследок я все-таки дам пару советов: во-первых, прекращай пить. Ты сидишь на одном месте уже битый час и пьешь, не замечая опьянения. Но рано или поздно настанет момент, когда ты встанешь и поймешь, что ситуация вышла из-под контроля и стоять на ногах ты не в состоянии. А во-вторых, подумай о том, кто ты такой. Удачи.
Киран отошел от стола и растворился в толпе веселящихся людей, а Винсент продолжал мрачно сидеть за столом. Он позвал Кристину и попросил счет. После чего тихо произнес:
– Кто я такой? Я знаю, кто я… Я лишь одно из воплощений дьявола.
Произнеся эту фразу, он залпом выпил свой последний на сегодня коктейль, и тут же ему принесли счет. Он положил крупную купюру на стол, пояснив, что сдачи не нужно. После этого он встал из-за стола, чтобы убраться отсюда восвояси.


Эпилог. Часть первая.

Темнота везде. Она приходит каждый вечер все раньше, скрывается все позже, и каждая ночь холоднее, дождливее и грустнее другой. Жизнь замирает все чаще, пение птиц звучит все реже, и только город сохраняет свою привычную эфемерность жизни и смерти. Эфемерность эта не только сохраняется, но и растет количеством машин, пробок, сигнальных сирен и клаксонов, а также толпами людей в метро и на улицах. По календарю лето уже закончилось и вместе с его уходом умирает жизнь, возрождая тем самым город. Через полгода будет наоборот, ведь с каждым приближением лета жизнь и ее тепло ощущается тем яснее, определенней и уверенней, чем быстрее замирает город: автомобили исчезают, пробки сокращаются, и людские потоки перестают быть той самой злой силой, с которой они ассоциируются. Кажется, что Природа для города – будто лактоза для грудного младенца, без которой такой молодой и беспомощный организм не может нормально развиться и встать на ноги. Она – словно нечто в нашей душе. То, что заставляет нас стать своим рабом вплоть до тех пор, пока судьба не сведет с нами свои счеты, или мы сами ее не поторопим это сделать, потеряв в себе это «нечто».
Темнота повсюду и от нее никуда не спрятаться. Она окружает Его со всех четырех сторон и сверху… и света всего бесчисленного количества звезд не может хватить даже на то, чтобы пробиться через тьму местного небосвода. И даже луна, как неотъемлемая часть природы, замерла и исчезла надолго, лишив возможности хотя бы немного рассеять темноту внутри Его души при помощи своего отраженного от центра солнечной системы яркого света.
Темнота везде, где кончается жизнь, и начинается смерть, и только внизу заканчивается смерть и начинается жизнь. Там, под мостом, нет темноты, только там и есть жизнь в данный момент времени, на шоссе, являющимся сосредоточием всего движущегося, живого, работающего, любящего и ненавидящего настолько,  что даже дождь не привлекает там почти никакого внимания. Ведь природа мертва. И ее слезы горечи – все реже прекращающийся дождь – это все, что город еще хоть как-то замечает, хотя большинству до него нет абсолютно никакого дела. Там внизу, жизнь бьет ключом – эта жизнь в автомобилях, в работе двигателей, радиопередач и сотовых телефонов; жизнь кипит так, что от нее идет пар и распространяется шум одного длинного эха, которое называется шумом Метрополия, символом его жизни и загробным голосом для Природы. Вместо звезд теперь мириады человеческих эмоций, чувств и мыслей, причем нередко они приводят к глубоким раздумьям именно об этом самом «нечто», заставляющем либо любить жизнь, либо ее ненавидеть.
Он был поглощен своими мыслями настолько, что не мог обращать непосредственного своего внимания на материальные аспекты двух параллельных миров, о которых он задумался так плотно, что не замечал вокруг своей беспокойной сущности вообще ничего, и именно это спасает ему жизнь. Он не замечает ни бесконечного автомобильного потока внизу, ни проехавшего, стуча колесами, как ни в чем не бывало, только что мимо Него тепловоза с тремя грузовыми вагонами, так и тем более не замечает Он осеннего дождя, намочившего и сделавшим невыносимо скользким парапет моста, по которому он ходил словно страдающий лунатизмом человек в своем беспокойном сне. Лунатик способен пройти по самой тонкой балке на самой высокой высоте не хуже профессионального канатоходца потому, что не осознает, где он находится, а значит если его разбудить в этот момент, то его шансы упасть в пропасть становятся высоки настолько, что в девяти случаях из десяти именно это и происходит. Здесь на этом парапете одинокого железнодорожного моста проходит четкая граница между Метрополием и Природой, между Жизнью и Смертью, четкости которой достаточно для того, чтобы одна лишняя мысль смогла отправить Его вниз на встречу с Жизнью. Но пока он словно не проснувшийся лунатик балансирует на грани того выбора, который уже сделан. Сделан им же по той же причине, задумавшись о которой Он, сам того не осознавая, сохраняет себе жизнь. Это то самое «нечто», что заставляет нас, более или менее окрепнув телом и духом, осознав себя как будущую личность, двигаться по дороге длиною разной у всех, но с одинаковым для всех названием «Жизнь». Оно рождается и заставляет нас стать его рабом вплоть до тех пор, пока судьба не сведет с нами свои счеты, или мы сами ее не поторопим это сделать, потеряв в себе это «нечто».
«Нечто» – это словно имеющий свое собственное имя шарж, рисуя который, человек выделяет наиболее значимые его черты с разной степенью детализации. Нарисовав его и двигаясь вперед по дороге с одинаковым для всех названием «Жизнь», человек дополняет по возможности свой рисунок новыми характерными чертами, будто нанося на карту новые метки для того, чтобы ориентироваться по ней в своих поисках. А продолжаться они могут очень долго, и зависит это во многом от того, насколько хорошо эта шарж-карта нарисована, то есть, как хорошо человек себе представляет, как выглядит его собственное «нечто». У каждого оно свое и описывается разными словами, разными метафорами, эпитетами и выглядит это в нашем воображении тоже по-разному. Но как бы оно не выглядело, но все стремятся к нему, также как стремятся к обретению счастья. Но счастьем это «нечто» не является по определению, оно лишь иллюзия предпоследней станции по пути к конечному пункту назначения на той дороге, которая обладает одинаковым для всех названием «Жизнь». Выйдя подышать на этой станции, ты осознаешь, что дорога эта подходит к концу, и тут же подступает облегченный вздох, потому что следующая станция должна называться «Счастье». Так всем хочется верить, и каждый имеет на это право. Право верить в счастливый конец своего пути. Ведь ради этого он и ехал всю дорогу, чтобы с радостной улыбкой на лице осознать приближение конца своего жизненного пути. Такая ирония слишком жестока, но от этого никуда не деться: иронично, что человек, порождение Природы, порождает и поощряет средства Ее уничтожения, будто взрослый сын, сдающий свою собственную мать в какой-нибудь дом престарелых, не думая ее дальнейшей судьбе; иронично, что смерть одного человека является трагедией, а гибель миллионов – всего лишь статистикой; иронично, что женщина, из любви опасаясь за жизнь своего любимого и желая спасти ему жизнь, сама становится причиной его гибели. Порой судьба сама по себе словно порождение иронии, по которой в конце пути нас ждет та самая желанная последняя станция. Но ее название вовсе не «Счастье», а «Смерть».
От старости и других стечений обстоятельств, называемых несчастными случаями, умирают только те люди, которые не смогли ни потерять свое «нечто», ни обрести его. Обретя его, человек тратит на осознание себя счастливым разное время, от нуля до единицы, но чем меньше времени он тратит на ту самую иллюзию вселяющей надежду предпоследней станции по дороге, называющейся «Жизнь», тем раньше он начинает осознавать, что все это было именно иллюзия и следующая называется не «Счастье», а «Смерть». Ведь это как переспать с богиней, и осознать, что она на таком близком и желанном всю жизнь расстоянии очень похожа на обычного человека. На самого обычного и заурядного человека из такой же плоти и крови,  значит и этим самым «нечто» быть не может. По мере приближения к концу пути смысл всей жизни, растворяясь, исчезает, и, постепенно это осознавая, человек не может или не хочет обратить внимания на настоящую станцию «Последний шанс». Пересадка на другой жизненный путь, являющаяся способностью найти для себя новое «нечто», на что способны далеко не все. Так теряется надежда на его приобретение даже после того как удается его найти, а надежда, как известно, умирает последней. После нее умирать больше некому, кроме человека. Не заметив и пропустив мимо, словно задумавшийся за гранью реальности человек на парапете одинокого железнодорожного моста, станцию под названием «Последний шанс» он становится все ближе и ближе к станции под названием «Смерть», подобно природе, слабеющей с каждым новым возрождением Метрополия.
И снова темнота. Темнота вокруг, словно смерть, но от нее никуда не деться. И только там внизу оживленное движение жизни напоминает о себе, не прекращаясь ни на минуту. Здесь, на границе между Жизнью и Смертью находится человек, будто лунатик во сне, не проявляющий абсолютно никаких эмоций и не обращающий внимания на темноту, тишину и дождь сверху, а также на свет, шум и пар снизу. Точно так же, как он не обратил внимания на предпоследнюю станцию, под названием «Последний шанс». А все дело в том, что Он, размышляя о своем «нечто», наконец осознал, на каком отрезке своего пути он находится, и какая следующая станция его ожидает.
«И все-таки она и вправду милашка», – очередная мысль пришла ему в голову только что, но это еще не был шаг в какую-либо из сторон. Он лишь констатировал факт. Его «нечто» имело человеческую форму, женскую форму. Ту, которую называют часто «Своей единственной», «Второй половинкой» и «Самой прекрасной». Эти три понятия и были его одним-единственным, тем самым «нечто». Его, а точнее Ее поиски волновали этого, стоящего на парапете мужчину, больше всего. В целом, он к своей жизни относился нормально: добросовестно работал, уважал друзей, любил родителей и был ничем не выделяющимся из одной сплошной городской массы людей, уничтожающей все живое в природе. Но к женщинам отношение было выходящим за рамки этой сплошной массы, оно было особенным, потому, что свое «нечто» он называл женским именем. Он любил свою мать самым глубоким чувством, боясь ранить, огорчить и расстроить ее. Этот мужчина был готов на все ради нее. Или почти на все. И он называл ее свой «милашкой», но про себя, лишь в мыслях. Так его «нечто» и обрело свое имя, осталось лишь найти его реальное воплощение. Воплощение это существовало в красивом, сводящем всех мужчин с ума, словно со страниц мужского журнала, молодом теле; с красивыми, манящими, словно веселящимися даже когда ей грустно, зелеными глазами; с развивающимися легко и нежно, словно бархат на ветру, светлыми волосами; с милым, успокаивающим, легким и нежным голосом, способным как накрепко усыпить страдающего бессонницей, так и вывести из комы самого безнадежного пациента. Это все было именно про Нее.
До сих пор ничего не поменялось. Темнота все та же, и городское свечение шоссе не изменилось. Проезжающим внизу нет никакого дела до стоящего на границе Жизни и Смерти человека, так же как до слез умирающей от такой наглости Природы в виде дождя. Но при этом мужчина уже не является частью природы. Частью природы, ее порождением является судьба, которая словно самый первый, а значит и самый старший ребенок, содержит свою постаревшую и ослабевшую мать и добросовестно помогает ей исполнять свои обязанности, подчиняя постепенно их своей воле. Невозможно понять ее намерения, но именно по ее прихоти происходит то, что мы называем жизнью и смертью. Кто бы мог подумать раньше, что человек, под руководством своей сводной сестры по имени Судьба, создаст Метрополий, город, который, в свою очередь, будет вредить Природе, уничтожать ее. И именно судьба предоставит этому мужчине быструю возможность найти свою милашку, оставив его перед выбором здесь на мосту, парапет которого и является границей между Городом и Природой, между Жизнью и Смертью. Следовательно, этот человек на парапете больше не является частью природы. Частью города он тоже не является, раз его никто не замечает, что хотя бы честно по отношению к нему. Толпы любопытных любят собираться рядом с местами, где происходят подобные события, но, как правило, они редко имеют возможность видеть то ради чего пришли, так как известно, что если человек не прыгнул сразу, то он не прыгнет вообще.
Мимо снова проехал тепловоз, на этот раз без вагонов. Возможно, это тот же самый тепловоз. И он снова не заметил этого мужчину. Или просто не обратил на него внимания, будто понимая, что выбора здесь у него никакого нет, а потому он больше и не часть этого мира. Что выбор он сделал, и прыгнул бы сразу, но просто задумался так, что стук колес не способен его отвлечь и отправить вниз, в сторону жизни с прибытием на станцию «Смерть». Он просто вспомнил, как познакомился со своей Милашкой, как водил ее смотреть на звезды, как страстно танцевал с ней в ночном клубе, как покупал ей цветы, как ужинал с ней при свечах и как занимался с ней любовью. После чего он однажды проснулся, словно рядом с богиней, и осознал, что она на таком близком и желанном всю жизнь расстоянии очень похожа на обычного человека. На самого обычного и заурядного человека из такой же плоти и крови,  значит и этим самым «нечто» быть не может. Именно так ожидания не и совпадают с действительностью. Формально эти мысли сохраняют ему жизнь, но на деле они же и являются причиной его смерти, приближения к самому концу пути, который, пожалуй, с момента последней остановки сильно затянулся. «Вот теперь я вижу» – конец дороги, называющейся «Жизнь», уже выплыл из туманной дымки. Там станция и на ней этот человек видит свою милашку. Она что-то кричит ему. Он пытается услышать, не сразу не получается. Станция все ближе, ее название уже можно прочитать, и там написано – «Смерть». Значит это правда, и выбора действительно нет – слишком поздно, поезд не даст задний ход, для этого нет достаточно веских причин.
«Что ты делаешь?!», – крик милашки по мере приближения поезда звучит четче. Этот крик выводит в реальный мир как землетрясение, и Его корпус начинает крениться с моста вниз, чтобы умереть, утонув в Жизни. «Я люблю тебя, не делай этого!», – даже сейчас, ее, казалось бы, истошный крик, не вселяет чувства тревоги, он кажется таким же успокаивающе нежным и милым как всегда.
«И все-таки она и вправду милашка», – с удовольствием подумал он перед тем, как его тело исчезло с ее глаз в той безумной реке жизни, которая текла под одиноким мостом посреди мертвой природы и заглушала шумом своего течения безутешные рыдания девушки, бывшей смыслом жизни и ставшей причиной смерти.
«Судьба и в правду не лишена иронии», – подумал человек в черном.  Он молча стоял на обочине, наблюдая, как горькие слезы смешивались с дождем и стекали в эту стремительную реку городской жизни.
























Часть II. Точка сбора.

Глава I. Омут прошлого.

Теплое сентябрьское солнце заливало Метрополий своим светом, поднимая настроение его жителям. Даже те, кто жил лишь в своих проблемах и не видел ничего кроме них, чувствовали определенный подъем в своем состоянии – такова магия самого яркого небесного светила. Пение птиц в парках и жилых районах заглушало слабый шум автомобильных дорог. Четкие городские очертания составляли насыщенную и красочную геометрию домов, дорог, теней и машин. Люди, тем временем, приезжают с отпусков и постепенно начинают возвращать свою жизнь в свой обыденный ритм, где почти нет места отдыху и праздности. Но все равно, лица с улыбками встречаются еще довольно часто, поскольку в воздухе чувствуется, пусть уходящее, но все же дыхание лета. Везде царит расслабленность и покой.
На улицах нет больших толп, длинных пробок и темных тонов в одежде прохожих. Легкий ветер гуляет между зданиями, оставляя после себя приятное ощущение на теле, которое, не чувствуя стеснения большим количеством одежды, дышит этим ветром, солнцем и прохладой теней высотных зданий. Именно так ощущал себя один молодой человек, что шел вдоль улицы и искренне радовался теплу и ощущению свободы. Лишь папка с тетрадями в правой руке не позволяла расслабиться полностью. Он бы с удовольствием оставил ее дома, если бы не занятия в университете.
Адриан шел по улице, и на нем были надеты светлые джинсы и рубашка с завернутыми рукавами. Ветер мягко трепал ее полы и расстегнутый воротник, обнажая загорелое юношеское тело, которое наглядно указывало на недавнее его возвращение с морского побережья.
Молодой человек шел по свободной от большого количества людей и машин улице, и на его лице читалось заинтересованность в жизни. Даже с высоты птичьего полета было видно, что он ничем сейчас не обременен. С любопытством он рассматривал рекламные плакаты на стенах высоток, следил за проезжающими по проспекту автомобилями, улыбался проходящим мимо него девушкам, а они улыбались ему в ответ. В данный момент Адриан был просто-напросто счастлив ощущать себя живым, быть счастливой частичкой этого мира, что приветствовал его своим ярким светом.
Двигаясь в тени огромных зданий, он свернул к входу в метро, и исчез за одной из множества стеклянных дверей, открывающихся в обе стороны. Внутри он прошел по не очень длинному коридору, спустился вниз на эскалаторе и оказался в светлом и просторном зале. В кассе Адриан купил билет в метро, дающий право на проезд в течение целого месяца, затем прошел через турникет на станцию.
Он сел в вагон подъехавшего поезда и с комфортом разместился на одном из нескольких свободных мест. Проехать ему нужно было всего несколько станций и при этом напрямую, так, что не было никаких пересадок, – очень удобно, благодаря чему ездить в университет зачастую ему было в удовольствие.
Спустя четверть часа Адриан вышел из метро и направился к большой зеленой аллее, залитой яркими лучами солнца. Над кронами деревьев величественно возвышалось очень высокое здание университета, который был одним из самых престижных в городе. Сама аллея была заполнена смеющимися и жизнерадостными юношами и девушками. У некоторых из них занятия уже закончились, и, общаясь с ними, остальные только обдумывали степень необходимости посещения своих занятий.
Адриан шел вдоль лавочек, и довольно часто останавливался, чтобы поздороваться со знакомыми, которых у него за четыре предыдущих курса набралось немало. Они все радостно приветствовали его, поскольку не виделись с ним большую часть лета. Девушки приветливо улыбались и кокетничали, а парни пожимали руки, обнимали его и угощали пивом и сигаретами. Так он шел, ощущая приятную для себя атмосферу студенческой жизни, в которой теплая и солнечная погода с чистой совестью называется главной причиной прогулов. И действительно, когда Адриан сидел в тени дерева с бутылкой пива в руке и наблюдал за одетыми по-летнему девушками, мысль об унылой и холодной аудитории казалась ему весьма неприятной. Впрочем, долго думать об этом ему не пришлось, поскольку зазвонил мобильный телефон. Адриан посмотрел на дисплей с высветившимся на нем именем и без раздумий ответил:
– Да?
– Привет, Адриан, – послышался бодрый мужской голос в динамике, – ты где сейчас?
– Я в аллее сижу, а где ты?
– Я уже на подходе, только из метро вышел.
– Ты что, один? А где Квинн?
– Он сейчас подъедет, так что давай на стоянке встретимся.
– Хорошо, давай.
Адриан закончил разговор и положил телефон себе в карман джинсов. Он встал с места, попрощался с друзьями и пошел к автостоянке. По дороге он допил пиво, которым его угостили, и оставшуюся от него пустую бутылку выбросил в урну, поскольку не любил мусорить где попало, а тем более на территории университета, в котором ему предстояло учиться еще целый год.
Прошло около десяти минут, как Адриан уже сидел на гранитном парапете, что огораживал участок автостоянки. Он достал из-за уха сигарету, которую ему дали знакомые в аллее, но обыск карманов выявил отсутствие зажигалки, хотя еще в метро без труда нащупывал ее у себя в кармане. Скорее всего, он одолжил ее кому-то и забыл забрать. Впрочем, факт ее отсутствия не мог испортить Адриану его отличного настроения, тем более что он увидел того человека, с кем договаривался о встрече здесь.
Это был невысокий молодой человек с пепельного цвета волосами и одетый в джинсы и светлую футболку. Быстрым шагом он приближался к Адриану, ритмично покачивая головой, видимо, в такт музыке. Когда он был уже близко, Адриан встал с парапета и направился навстречу. Пришедший вытащил из уха один наушник и, слегка ускорившись, с чувством пожал ему руку и обнял со словами:
– Здорово, дружище! Ужасно выглядишь!
– Здорово, Алекс! Я тоже рад тебя видеть.
– Сколько ты загорал этим летом? Ты днем от солнца в солярии прятался?
– Слушай, ты, нормальный у меня загар! Не завидуй. Проведешь месяц на морском побережье, будешь выглядеть не лучше, поверь.
– Да я знаю. Тем более что я не такой красавчик как ты. Ну, расскажи, как отдохнул?
Адриан достал из-за уха сигарету и взял ее в губы. Он спросил, нет ли у Алекса зажигалки, но тот в ответ только мотнул головой. Посмотрев по сторонам, они оба уселись на парапет. Адриан сунул сигарету обратно за ухо и продолжил разговор:
– Как я отдохнул? Да ничего особенного, если честно. Первые полторы-две недели неплохо, а вот потом уже скучно. Хотелось поскорее домой вернуться, почему я и радостный такой сейчас, что свалил оттуда наконец-то.
– Делать тебе нечего, на месяц туда ездить. Ты там хоть девчонку себе нашел?
– Я бы не ездил туда на столь долгий срок, если бы там не было родни. А девчонку не нашел, не переживай.
– А кого нашел? Парня?
– Да никого я не нашел, успокойся! – поднял тон Адриан. – Я не видел тебя месяц, а твои шутки меня уже достали.
– Пора бы привыкнуть уже, – с ухмылкой произнес в ответ Алекс. – Но ведь ты должен же кого-то встретить рано или поздно. Хотя бы ради душевного равновесия. А как это произойдет, если ты даже не ищешь?
– Тут я полагаюсь на судьбу. А тащить в постель всех подряд, как Квинн, я не могу. Кстати, где он? – Адриан посмотрел на часы. – У нас уже пара началась, вообще-то.
– Да должен уже… А вот он!
В этот момент на стоянку въехал черный «Порше» с открытым верхом, и тут же окружающий стоянку воздух завибрировал от воздействия мощной акустической системы. Вдруг машина резко завернула в проем между припаркованными машинами, как раз туда, где сидели эти двое. Автомобиль уверенно затормозил в полуметре от парапета, но ребята не испугались, а лишь приподняли ноги на всякий случай.
Молодой человек, вышедший из салона, был одет во все черное, был среднего роста, его довольно длинные темные волосы были зачесаны назад и лишь отдельные тонкие пряди спадали на глаза. Друзья направились к нему и стали горячо приветствовать, а особенно это относилось к Адриану, и не только из-за долгой разлуки, но и потому что тот считал Квинна одним из лучших своих друзей. Знали они друг друга давно, еще со школы и после ее окончания им весьма посчастливилось попасть в один университет, причем в очень престижный.
Родители Квинна были очень богатыми, его отец являлся членом совета директоров «Горойла», крупной нефтяной компании, благодаря чему нашлись такие связи, чтобы сын мог учиться на бюджетной форме очного обучения. Адриан же сам сумел пробиться в это учебное заведение, хотя его родители вполне могли бы себе позволить устроить его на платную форму, поскольку были вполне обеспеченными.
Что касается самой дружбы, то эти двое были его лучшими друзьями. Практически во всех увеселительных мероприятиях они участвовали все вместе, на занятиях сидели всегда рядом друг с другом, за помощью в решении проблем обращались в первую очередь друг к другу. В общем, у этих троих были хорошие отношения, и к их компании нередко тянулись другие люди, так как в ней всегда царила веселая атмосфера. К учебе они слишком серьезно не относились, но, несмотря на это, проблем с этим практически не было. Разве что Алекс старался учиться в основном на «отлично» и вполне успешно это делал.
Квинн сел в машину, чтобы заглушить мотор, после чего покинул салон автомобиля, прислонился к дверце и обратился к Адриану:
– Ты курить так и не бросил?
Адриан достал из-за уха сигарету, на которую покосился Квинн, задавая вопрос, взял ее в губы и ответил:
– Нет. В такую замечательную погоду невозможно бросить курить. У тебя есть зажигалка?
– Должна быть, посмотри в бардачке.
Адриан подошел к пассажирскому сидению и заглянул в бардачок, где лежало столько всего, что быстро найти что-то было очень непросто. Порывшись минуту, он выловил, наконец, зажигалку и прикурил. В этот момент он почувствовал себя так хорошо, что решил сесть на пассажирское сиденье. Когда за Адрианом мягко захлопнулась дверца, он расслабился и, вдыхая дым, почувствовал блаженство. И действительно, как еще можно себя ощущать себя, когда сидишь в дорогом автомобиле с открытым верхом, ветер нежно треплет волосы, играет отличная музыка, плюс рядом два лучших друга и сигарета во рту. Можно выключиться на время и просто смотреть, как выпускаемый из легких сизый дым извивается в такт музыке.
Это расслабленное состояние вдруг натолкнуло на мысль, что у Адриана в данный момент не было желания идти на занятия. Он посмотрел на общающихся между собой друзей и произнес:
– Слушайте, а нам обязательно на пары идти?
– Конечно, нет, – ответил Алекс. – Сейчас же сентябрь.
– От кого я это слышу! – воскликнул Квинн. – От отличника, который еще не пропустил ни одного занятия!
– А, быть может, я вас ждал эти две недели, так как знал, что с вами ходить никуда не буду, – парировал Алекс. – Так хоть проблем потом будет меньше.
– У тебя их и так не бывает. Ладно, пойдем учиться, а то получится, что я зря приезжал сюда, – с этими словами Квинн сел на водительское сиденье своей машины, чтобы выключить музыку и закрыть машину. В свою очередь, Адриан вышел из нее и, захлопнув за собой дверь, сказал в воцарившейся тишине:
– Знаешь, Вин, вообще-то это не ты на метро сюда приехал. И при этом наверняка с кем-то развлекался всю ночь. Так что тебе не на что жаловаться, тем более что друзей увидел, наконец. Я вот, например, рад тебя видеть настолько, что мог бы пожертвовать университетом ради того, чтобы пообщаться где-нибудь за бутылкой пива.
В этот момент они уже шли по направлению к парадному входу в учебное заведение. Адриан, закончив фразу, докурил свою сигарету и выбросил ее в одну из урн, после чего услышал ответ Квинна:
– Вижу, тебе не терпится свалить отсюда поскорее.
– Просто у меня хорошее настроение.
– Я уверен, что такая мелочь, как пары, его точно не испортит. Поверь, я очень рад тебя видеть, поэтому сегодня мы поедем ко мне и хорошенько выпьем за твой приезд. Ну, и за начало нашего предпоследнего семестра, разумеется. Я как раз свой бар обновил на днях, надеюсь, нам этого хватит.
– А, кажется, я понял! – Адриан широко заулыбался, услышав про бар. – Так значит, ты хочешь пойти на учебу, чтобы иметь полное право выпить за ее начало?
– Конечно! Я же еще не был здесь в этом учебном году, так что мы с тобой чокнемся пару раз. А Алекс пускай сам себе повод найдет, он и так умный.
– Опять пошутил, да? – включился в разговор Алекс. – И когда мне посмеяться? Сейчас или попозже?
– Вечером посмеешься, – отвечал Квинн. – Намутим тебе план, и хоть умри со смеху.
– Вот так бы и сразу, – последние услышанные слова явно воодушевили Алекса, а Квинн, заметив его реакцию, сказал:
– Вот странный ты человек, Алекс… дуешь как заправский наркоман из подворотней, и при этом еще хорошо учишься. Еще, небось, маме с папой звонишь каждый день?
– По-моему, это не твое дело. И нечего орать посреди универа, что я дую, это никому не интересно.
– Вот тут ты не прав, я могу найти целый отдел, который это очень даже заинтересует.
– Только попробуй…
Так эта троица вошла в здание университета, а Квинн с Алексом не переставали подшучивать друг над другом. Адриан просто шел и молчал, с улыбкой слушая бредовый юмор своих друзей, пока они не оказались перед дверьми лекционной аудитории. В коридорах было тихо и безлюдно, поскольку занятия уже шли. Перед тем, как войти в двери, откуда доносился монотонный мужской голос, Квинн произнес вопросительным тоном:
– У нас в этой аудитории?
– Да, в этой, – ответил Адриан.
– А предмет какой?
– Какой-то менеджмент…
Квинн с вопросительной насмешкой перевел взгляд на Алекса, но что тот немедленно отреагировал:
– Вин, пошел в задницу! Не знаю я!
– Хорошо. Тогда пошли туда вместе.
Адриан только ухмыльнулся, наблюдая за этой сценой, после чего проследовал за Квинном в аудиторию. Это было очень просторное помещение, одно из самых больших в университете. Аудитория была заполнена примерно на треть, что являлось неплохим показателем посещаемости, несмотря на популярность данной специальности, которая предусматривала подготовку квалифицированных управленцев. Адриан не выбирал ее, поскольку сам еще не знал, чего хотел. Зато родители решили за него и велели ему идти на эту специальность, руководствуясь теми соображениями, что это модно и престижно. А сам Адриан не имел ничего против их желания, так как главным для него был сам факт поступления в университет.
Сейчас он был уже на пятом курсе, и до сих пор так и не смог понять, в чем его призвание. Множество разновидностей одного теоретического курса под названием «менеджмент» не могли дать ответ на этот вопрос. Единственным, что Адриан прекрасно осознавал, было нежелание посвящать свою жизнь бизнесу и экономике, но другого пути видно пока не было. Впрочем, это не сильно беспокоило Адриана, и в этом сказывалось влияние Квинна, который, казалось, был полностью безразличен к собственному будущему.
За аудиторной кафедрой стоял пожилой человек и самозабвенно рассказывал о своем предмете. Передние парты, как всегда внимательно слушали и записывали его слова, а вот с задних рядов постоянно доносились смех и разговоры. Преподаватель даже не обратил внимания на Адриана и его друзей, и это несмотря на то, что прошло уже полчаса от начала лекции.
Ребята уселись на места и переглянулись, уже по привычке оценивая нового учителя. По выражению глаз Квинна Адриан понял, что впредь появляться здесь вовсе не обязательно. И этот факт нисколько не смущал их обоих. Адриан не мог сказать, согласился бы с этим Алекс, но учиться здесь было несложно. Такой взгляд в глазах Квинна был не редкостью, и каждый раз это воспринималось с неким моральным воодушевлением. И как могло бы быть иначе в моменты, когда приходит понимание, что как минимум «четверку» получить будет несложно. Правы те люди, которые поступают сюда ради легкой жизни, ведь учиться здесь действительно нетрудно. Лишь изредка случаются исключения, в виде жесткого преподавателя по непрофильному предмету, но большинство, тем не менее, очень похожи как раз на того, что стоял сейчас за кафедрой и рассказывал бесконечные определения и их примеры из менеджерской практики.
Из-за получасового опоздания данная пара закончилась довольно-таки быстро, и, как только прозвучал сигнал к ее окончанию, друзья вышли в коридор, где царило оживление, которое усиливалось все больше по мере выхода студентов из аудиторий. Находясь в этой толпе, Адриан осознал, насколько он отвык от заданного когда-то городской жизнью студенческого ритма. Шум толпы казался ему оглушительным, а ее размеры заставляли ощущать себя сухим осенним листом, упавшим на волнующуюся поверхность бурной реки. Подобно течению, эта толпа уносила с собой, болтала из стороны в сторону и подавляла любые признаки проявления индивидуальности. Впрочем, подобные свойства могла иметь любая другая толпа, независимо от ширины, длины и силы ее течения.
К счастью для Адриана, он был в безопасности, поскольку рядом был тот, кто был способен вытянуть за собой утопающего и не пустить его обратно. Этот человек выделялся из толпы, и не только на первый взгляд. Квинн никогда никому не подражал и не обсуждал проблемы других людей, поскольку они не были ему интересны. Он всегда хранил при себе свое мнение, и понять его мысли было крайне проблематично для посторонних. Держал он себя обособленно и со всеми соблюдал определенную дистанцию. В осанке Квинна не было ни капли высокомерия, но что-то в нем приковывало взгляд и вводило душу в неопределенный трепет. За общим множеством и разнообразием атрибутов его внешнего окружения скрывалось внутреннее одиночество, держащее на приличном расстоянии даже Адриана, который был к нему, пожалуй, ближе, чем кто-либо другой в этом городе.  Сомнительно, что кто-нибудь в этом мире был способен заглянуть в душу Квинну, а тем более заставить его открыться самому.
Вполне естественно, что у него было собственное мировоззрение, и за его сдержанностью невозможно было определить, как он относился к какой-либо ситуации или проблеме. Казалось, что, выслушивая какое-либо мнение, во взгляде Квинна самым необычным образом органично уживались интерес и равнодушие, понимание и насмешка. Во время общения с ним Адриан нередко ловил себя на этой мысли, и каждый раз это свойство не только казалось ему удивительным и загадочным, но и заставляло чувствовать некий дискомфорт. Все люди уникальны, но Квинн был наиболее интересным экземпляром среди всех. Так, быть может, это своеобразная жажда познания заставляет дружить с ним? Или это тяга беззаботной и богатой жизни, наполненной дорогими машинами, девушками и клубами?
Адриан ушел в себя в раздумьях, но не успел он на последние заданные себе вопросы, как услышал, что его зовут. Бурное течение толпы начало уже уносить его, как тут же голоса друзей заставили открыть глаза. Как только он это сделал, то захотел вздохнуть, но не смог. Адриан тонул в реке, руслом которой был коридор университета. Эта река заливала собой все этажи и холлы, все кафедры и аудитории, унося с собой Адриана. Он не мог вздохнуть, как нельзя это сделать в воде; он ничего не мог увидеть, как это нельзя сделать во взбаламученной мутной воде; он не мог двигаться, как хотел, как нельзя это сделать в многократно превосходящей стихии. Иногда у него получалось вынырнуть на поверхность, но зацепиться было не за что, и течение продолжало его уносить бурными потоками. Затем Адриана вновь затаскивало под воду, но выплыть обратно было все тяжелее с каждой секундой. Он начинал захлебываться, а река уносила его как можно дальше.
Вдруг Адриан сумел выбраться на поверхность, и жадно вдохнуть в себя глоток воздуха. Он посмотрел туда, где должны были быть его друзья и увидел их: они стояли на берегу и один из них, Алекс, кричал ему что-то. К сожалению, Адриан не мог расслышать из-за окружающего его со всех сторон бурления голосов, сливающегося в один оглушающий шум воды. Впрочем, этот оглушающий эффект прекратился, как только его с поверхности затянуло обратно под воду. Весь шум тут же превратился в приглушенный булькающий подводный звук, не оглушающий, но давящий на уши своим количеством и массой. Мышцы наливались свинцом из-за недостатка кислорода, двигать ими было все тяжелее, а река тем временем только ускорялась.
Захлебываясь, Адриан был все более беспомощен, на поверхность он выбраться не мог. Неожиданно ему удалось глотнуть воздуха, высунув немного голову из воды. Адриан попытался посмотреть, сколько до берега, чтобы попытаться сделать последнее усилие и доплыть до него. Мутная, почти непрозрачная вода, вода своими брызгами застилала глаза, но, тем не менее, он сумел понять, что берега по близости не было. Казалось, что течение принесло его в широкий проточный водоем.
Адриана вновь затянуло под воду, но в этот раз это было нечто гораздо более сильное, нежели течение. Его тянуло вниз, а в ответ он ничего не мог с этим поделать. Адриан понял, что попал в водоворот, и сил сопротивляться у него не больше было. Он не мог больше бороться за свою жизнь, как бы ему этого не хотелось, и оставалось лишь ощущать, как рот сам рефлекторно начинает открываться, чтобы глотнуть воздуха, которого так не хватает, но взамен в рот вливалась лишь вода. Из последних сил Адриан пытался не открывать рот, но бесполезно. Водоворот тянул его все ниже, и шансы спастись при этом таяли в геометрической прогрессии.
Вдруг Адриан понял, что его утянуло на самое дно. Он лежал на нем и не мог пошевелиться, лишь сильные конвульсии сотрясали его, а чувство заполняющей внутренности воды приносило последние мысли о наступившем  конце. Наконец, в глазах все начало покрываться синими точками, число которых росло столь стремительно, что через какие-то мгновения зрение покинуло его, а спустя еще секунду сознание испарилось.



Глава II. Студенчество.

Адриан открыл глаза и увидел перед собой голубое небо с редкими облаками. Он с радостью вдохнул свежий воздух и услышал пение птиц. В такие моменты он с радостью понимал, как прекрасна жизнь, причем в самых простых ее проявлениях. Каждый день он видел солнце, небо, деревья, но лишь в такие моменты не только он, но каждый, ценил их в полной мере. Сейчас Адриан ощущал в себе чувство, вполне сравнимое с облегчением, которое бывает в момент пробуждения от самого кошмарного сна. Он успел уже распрощаться с жизнью, как вдруг все оказалось лишь иллюзией, и теперь он медленно приходил в себя, наблюдая за плывущими по небу облаками.
Постепенно Адриан почувствовал в себе силы и немного привстал, как тут же заметил, что вокруг него много народу. Он лежал на скамье рядом с входом в университет, и вокруг него толпились люди в ожидании его пробуждения. Их лица выражали заинтересованность и изредка озабоченность, следы которой быстро растаяли, стоило Адриану прийти в себя. Понемногу люди стали расходиться, но его это не сильно беспокоило. Он сел на скамье и тут же услышал знакомый голос:
– Ну, как ты, дружище? – Алекс сел на корточки перед ним и на его лице четко читалась обеспокоенность.
– Голова раскалывается. А что случилось?
– Это я у тебя должен спросить, что случилось.
– Я сам толком не знаю. А где Квинн?
– Отошел куда-то, сказал, что скоро вернется, – Алекс сел на скамью и с явным облегчением откинулся на спинку. – Ты ничего не помнишь?
– Честно говоря, смутно. Меня словно унесло течением, затем я попал в водоворот и ясно ощущал, как захлебываюсь. Потом я уже ничего не помню вплоть до данного момента. А что было?
– Я сам ничего толком не понял, – начал делиться впечатлениями Алекс. – Мы шли по коридору, а ты почему-то отстал. Когда мы с Квинном это заметили и начали тебя искать, то увидели, что ты очень странно себя ведешь: сначала ты стоял с отсутствующим видом, потом вдруг тебя начало качать из стороны в сторону, ты будто стал задыхаться, размахивать руками… и таким образом ты продефилировал через весь коридор в холл, где ты свалился на пол и начал задыхаться, после чего вырубился. Народу было много, и следить за тобой было непросто. Потом мы вынесли тебя на свежий воздух, и здесь ты пролежал минут двадцать.
– Ясно, – Адриан попытался вспомнить все, что с ним было, с учетом новой информации, и кое-что действительно сопоставилось: это толпа несла его словно река, она вынесла его в холл, который и был тем самым широким проточным водоемом. Через пару мгновений перед ним выросла тень, и он, прервав свои раздумья, поднял свой взгляд на нее – это был Квинн. В очередной раз на его лице не было более или менее яркого проявления эмоций, и уже в который раз Адриан не понимал, как реагировать на это: расстраиваться видимому равнодушию или радоваться успокаивающей уверенности.
– И часто у тебя такое бывает, друг мой? – спросил Квинн. Он держал в правой руке бутылку минеральной воды, которую протянул Адриану. – Держи, это тебе.
– Спасибо. Насколько я знаю, это впервые. Но я сейчас вспомнил, как мать говорила мне о том, что в детстве у меня случались приступы паники.
– Паники? – переспросил Адриан. – Это как-то связано с твоей гомофобией?
– Чего?! Алекс, твою мать, ты достал со своими тупыми шутками! И так башка раскалывается! – шутка Алекса не привела Адриана в восторг.
– Ладно тебе! – сказал, смеясь, Алекс. – Я просто пошутил.
– Ты тупо пошутил.
– Да будет так, – Алекс повернулся к Квинну посмотреть на его реакцию, но оказалось, что тот не обращал внимания на этих двоих. – Вин, ты увидел что-то?
– Да. То же, что и все парни вокруг, – последовал ответ. – Ты только посмотри, что прошло через парадную дверь!
Алекс и Адриан повернули головы и сразу же поняли, о чем идет речь, вернее о ком. С крыльца университета по ступенькам медленно и изящно спускалась сногсшибательно выглядящая девушка. О ее внешности наглядно говорила реакция Квинна на ее появление, который выражал восхищение с немалой долей удивления. Последнее чувство было вполне уместно, поскольку казалось странным, что за пять лет ее здесь не видели ни разу вплоть до этого момента. Значит, она либо перевелась, либо она сейчас на первом курсе.
Ее одежда представляла собой белое обтягивающее платье, длина которого наглядно демонстрировала идеально стройные ноги. Светлые туфли на высоком каблуке добавляли к ее среднему росту еще десять сантиметров изящества, а их размеренный и тонкий стук ласкал слух, подобно стрелкам антикварных часов в полной тишине. На плече с тонкой бретелькой от платья висела маленькая сумочка прямо под цвет ее прямых длинных волос, которые были сероватого оттенка. Картину внешнего вида девушки, столь потрясшего многих присутствующих, эффектно завершало наличие форм, близких к классическим параметрам девяносто-шестьдесят-девяносто и стильные солнцезащитные очки от дорогого производителя. Она была словно статуя, высеченная из какого-то уникального бархатного камня. Казалось, ее стать и возвышенность над остальными были нарочно привиты ей самым настоящим мастером, скульптором от Природы. Привиты ей ради того, чтобы своей внешностью вселять каждому мужчине истинное чувство прекрасного, столь недосягаемого для простых смертных, которые сейчас не могли ничего, кроме как терять счет времени в пристальном взгляде, полном неподдельного восхищения.
Девушка шла не одна – рядом, в тени ее сексуальной эффектности, шлепало босоножками еще одно чудо природы, причем весьма миловидное. Одета вторая девушка была гораздо скромнее, но, тем не менее, язык не поворачивался назвать ее от этого менее красивой. Ростом она была немного ниже, имела волнистые каштанового оттенка волосы, ниспадающие на плечи пышным фонтаном. Но не только это притягивало к ней взгляд. Она была стройна и миниатюрна, в походке чувствовалось движение самой жизни, так непринужденно она себя чувствовала. Ее не смущало находиться в тени своей подруги, на которую засматривались все мужчины, только успев ее завидеть. Она ступала на ступени так легко, как, наверное, ступают ангелы по облакам. Глаза ласково обводили окружающую пеструю листву аллеи и, подобно цветущим бутончикам редких синих цветов, наливались жизнью от теплого солнечного света. Каждая частичка ее тела живет, дышит и радуется жизни так, что ее дыхание чувствовалось даже со стороны. Воздушной походкой проплыла она мимо трех друзей, расположившихся на скамье, и тут же Адриан почувствовал свежесть, которая была сравнима ароматом ручейка в крохотном оазисе посреди огромной выжженной пустыни. Этот аромат пьянил своей вожделенностью, а сам оазис казался миражом, которому предстоит исчезнуть и заставить изнеможенного путника издать душераздирающий крик отчаяния. Адриан смотрел на эту девушку, и сам того не зная, был в этом единственным, поскольку все остальные не могли оторвать взглядов от ее подруги в кротком белом платье, фасон которого заставлял ловить в себе низменно-инстинктивные мысли. Адриан с благоговением смотрел на этот маленький, искрящийся в свете солнца ручеек, с кристально чистой водой, что была посреди всей этой пустыни дороже самых драгоценных камней и металлов. Этот мираж был настолько жив и реален, что его исчезновение вводило в самое безнадежное отчаяние, которое только может посетить полностью обессилившего путника, собравшего последние силы ради веры в свое спасение. Быть может, именно это чувство терзает людей, осознавших момент собственной гибели?
Эти две девушки шли до конца аллеи, и каждый проходящий мимо молодой человек не упускал своего шанса обернуться, не зависимо от того, шел ли он с девушкой или нет. Кое-кому тут же закатили сцену ревности, что не могло не вызвать улыбку у Адриана, который всегда восхищался столь своеобразной особенностью женского пола. Была ли заметна улыбка на его лице или нет, но грусть во взгляде на удаляющиеся женские силуэты прочно поселилась в глазах – словно изнеможенный путник в пустыне, он умер, и тут же родился в привычном для себя городском мире, стоило только исчезнуть этой прекрасной парочке. Но и этот мир претерпел изменения: он стал прекраснее настолько, насколько был в состоянии это заметить едва вернувшийся с того света путник.
Из раздумий Адриана вывел голос Квинна:
– И что это было?
– Ты удивлен, что впервые ее увидел? – переспросил Алекс.
– Честно говоря, удивлен. И кто она?
– Она? – с легким непониманием в голосе вступил в разговор Адриан. – Вообще-то, их было двое.
– Неважно, – с безразличием в голосе ответил на последнюю реплику Квинн и вновь посмотрел на Алекса. – Ну, так что?
– Что ты от меня хочешь услышать? – спросил Алекс.
– Я хочу узнать, кто она. Ты видел ее раньше.
– Откуда ты знаешь?
– У тебя на лице все написано.
– Ты прав, я ее видел. Она с четвертого курса, а раньше мы ее не видели потому, что она перевелась к нам с другого университета. Говорят, что она встречается исключительно с богатыми парнями, и, как правило, недолго.
– С богатыми, говоришь? Значит, у меня есть шанс.
– Вижу, ты нашел себе развлечение, – улыбнулся Алекс. – Только будь осторожен, это еще та валькирия.
– Я уже понял. Ее интересуют только секс, деньги и власть над мужчинами. Мне такие по душе, совесть потом не мучает.
– По-моему, Вин, тебя совесть вообще никогда не мучает. Да и душа у тебя вряд ли есть, – сказал Адриан, вставая с места. – Думаю, пора уезжать отсюда.
– Ты обо мне слишком хорошего мнения. Ладно, поехали.
Они вместе направились в сторону автостоянки и были на ней уже через пять минут. По дороге к машине Квинна друзья обсудили свои планы на вечер и единогласно приняли решение собраться вместе на эту ночь. Адриан с удовольствием подумал о предстоящем мальчишнике, так как сильно соскучился по ним за время своего отсутствия в городе. Он решил не заезжать к себе домой, где нечего было делать, а вместо этого предложил Квинну поехать сразу к нему. Тот против ничего не имел, поэтому оставалось лишь подбросить домой Алекса, у которого были еще дела. Дороги были свободными, поэтому ветер настырно и вместе с тем приятно трепал волосы на свободном от узких ограничений пространстве скоростной магистрали. Стильная музыка жанра синтипоп покрывала собой пространство за машиной длинным притягивающим шлейфом. Легкий запах сигаретного дыма, мгновенно растворяющийся в стремительном воздушном потоке, ласкал обоняние своей ненавязчивостью. В такие моменты Адриана словно поднимало на небо от ощущения свободы, достающейся, как правило, с моментом вхождения во взрослую жизнь. Он был студентом пятого курса, и мог по собственному желанию посещать занятия; он был не единственным ребенком в семье, и потому не чувствовал себя сильно обязанным своим родителям, не чувствовал сковывающей привязанности к ним; мама и папа были вполне обеспечены и на третьем курсе они купили ему квартиру, куда Адриан мог приглашать кого угодно в любое время дня и ночи; у него были хорошие друзья, к которым соответствующим образом относился и получал взамен то, чего хотел от этой жизни – а именно, теплый ветер, пронизывающий мягкий комфортабельный салон дорогого кабриолета.
Адриан сейчас ощущал себя очень счастливым и не замечал течения времени. На скорости дома сливались в одно целыми районами и кварталами, а деревья – целыми насаждениями и парками. Проходящая через весь город, центральная магистраль словно тянула назад все автомобили, кроме «Порше». Мягко и плавно, под звуки синтетической мелодии, сопровождаемой уверенным мужским вокалом, автомобиль обходил другие транспортные средства – Квинн умел водить достаточно нагло. Он объезжал на высокой скорости легковые и грузовые автомобили, общественный транспорт, быстро сменял один городской пейзаж другим, пока не свернул в магистрали на шоссе. Там он свернул в один из дворов, где остановился и дал выйти Алексу. Тот отправился домой, а Адриан перелез на переднее сиденье, после чего Квинн резво стартовал с места и направился в сторону собственного дома.
За рулем Квинн выглядел очень стильно: закатанные по локоть рукава рубашки с расстегнутыми верхними пуговицами, дорогие часы на левой руке и солнечные очки прекрасно делали свое дело. Выглядеть так и не казаться при этом пижоном мог, наверное, только Квинн – настолько естественен он был. Это было, пожалуй, одной из главных причин его высокой популярности среди женщин, ведь не только мужчины любят глазами. Неуверенность и неестественность всегда бросается в глаза, а иногда, у хороших актеров, это чувствуется на инстинктивном уровне. Но Квинн не был актером – это была его сущность. Ветер трепал расстегнутый ворот его рубашки, средней длины волнистые волосы, сам он был расслаблен и спокоен, держа руль одной рукой, а вторая тем временем лежала на дверце. Лишь иногда он брался ей за руль, чтобы другой рукой дотянуться до магнитолы. Вскоре Квинн заметил направленный на себя наблюдающий взгляд Адриана, уменьшил громкость музыки, чтобы его было слышно, и сказал:
– Ты так на меня смотришь, словно влюбился в меня. Что-то не так?
– Да все отлично, – заулыбался Адриан. – Просто смотрю на тебя и вижу человека из высшего общества.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ты богат, будущее тебя не интересует, видно, что ты всегда был при деньгах, и ведешь себя соответствующим образом. Ты свободен от всего дурного, что есть в этом мирке и при этом не обделен вниманием. Ты получаешь от жизни все, что хочешь… и знаешь, как этим распорядиться.
– Ты только сейчас понял, что я обеспечен с рождения?
– Нет, конечно…
– Но звучит это именно так. А, слушая тебя, можно подумать, что ты мне завидуешь.
– Ну, тебе все завидуют, – Адриан пытался скрыть некоторую неловкость с помощью улыбки. Разговор пошел не по тому руслу, нежели он рассчитывал. А если подумать, то и начинать разговор он не хотел в принципе, и сейчас Адриан жалел, что не прекратил его еще в зародыше.
– Мне кажется, ты хотел поговорить не об этом, – продолжал развивать тему Квинн. – Но, тем не менее, все равно поднял тему моего социального положения. Зачем?
– Сам не знаю, если честно.
– На самом деле, я не тот, с кем можно беседовать на эту тему. Я с собой поделать ничего не могу, мое будущее наверняка было расписано с самого моего появления на свет. Согласен, что будущее это будет обеспеченным, как бы я не закончил университет. Я получу свой купленный диплом и войду в семейный бизнес, и потом, подобно отцу, я буду ворошить миллионами. Деньги – это естественная часть моей жизни, в которой у меня никогда не будет нужды. И я никогда не смогу понять, что ты хотел мне сказать, поскольку не смогу представить себя на твоем месте, на месте человека более простого, знающего, что такое нищета. Ты ведь жил в трудных условиях, не так ли?
– Да, я тогда был маленьким и только начинал ходить в школу. Денег не хватало на то, чтобы заплатить за квартиру. С тех пор я терпеть не могу эти «бомж-пакеты».
– Вот видишь? А я всю жизнь рос в тепличных условиях, у меня было несколько нянь, отец воспитывал меня одними лишь дорогими игрушками и деньгами, а сам только и делал, что работал и развлекался. Сейчас он больше любит свою футбольную команду, чем меня. А я есть то, к чему я привык. А сила привычки, сам знаешь, очень велика. Так что я понятия не имею, что ты хочешь мне сказать. Вижу, ты и сам жалеешь, что начал этот разговор.
– Да, есть такое, – Адриан выглядел задумавшимся. – Но мне нравится твоя жизнь. Ты свободен, элегантен и у тебя куча девушек! У тебя есть свой ночной клуб, тебя везде знают… да, возможно, я тебе действительно завидую. Вот только признаваться в таких вещах и самому себе тяжело, не то, что кому-то еще.
– Понимаю. Хотя я не помню, чтоб я завидовал кому-то. Мне плевать на всех.
– И на меня, я так полагаю?
– Да, но в меньшей степени.
– Зато честно, – с напускной веселостью в голосе произнес Адриан. В душе у него было какое-то мерзкое чувство, похожее на жалость к себе, и ему захотелось поскорее от него избавиться. Он закрыл глаза и откинулся в кресле, и тут же услышал, как увеличилась громкость музыки. Это значит, что бессмысленный разговор, столь неуклюже затеянный Адрианом, наконец-то закончился, и он мог в спокойной обстановке попытаться расслабиться. Шум музыки, ветра и колес расслаблял слух, а резкий скоростной ветер и теплое вечернее солнце успокаивали органы чувств. Кожа дышала теплом, спина плавно вжималась в мягкую спинку сиденья, и в голове проходили воспоминания о пережитых за день впечатлениях, самым приятным из которых было воспоминание о той девушке, что показалась ему оазисом посреди бескрайней пустыни. Ощущая запах родниковой свежести от своих воспоминаний, Адриан провалился в глубокий сон.


Глава III. Оазис Адриана.

Когда Адриан проснулся, вокруг было темно, а сам он по-прежнему находился в кресле «Порше». Сидение было откинуто назад, а взгляд упирался в выдвинутую крышу автомобиля. Сам кабриолет стоял в гараже, а по обе его стороны располагались еще два дорогих автомобиля: один был представителем бизнес-класса, а у другого на крыле гордо красовалась эмблема «Феррари». Оба автомобиля были черные, и видно их было лишь благодаря слабой неоновой подсветке потолка.
Адриан вышел из «Порше» и захлопнул дверь, звук которой ласково заполнил пространство дорогого гаража. Подобную дороговизну вокруг себя можно увидеть нечасто, и, кажется, что придется заново к ней привыкать. Адриан осмотрелся вокруг и подошел к выходу из гаража, найти который для него не составило ни малейшего труда, поскольку он был здесь далеко не в первый раз. Перед тем, как войти в дверной проем, он обернулся, еще раз обвел взглядом подсвеченные фиолетовым светом неоновых ламп дорогие автомобили, после чего вздохнул и вышел из гаражного помещения.
От двери сразу же начиналась лестница со ступенями, обложенными бежевой керамической плиткой. Подъем был не очень длинным, поэтому уже через пятнадцать секунд Адриан стоял в просторной прихожей, увенчанной большим количеством красивых настенных светильников. Справа от спуска в гараж был парадный вход в коттедж, а именно – широкая дубовая дверь с красивой резьбой по всей ее площади. За ней, снаружи была еще одна дверь, но уже кованая. Сама прихожая была очень больших размеров, а в центре красовалась широкая дубовая лестница с широкими резными столбами у забежных ступеней. Издалека эти столбы казались шедеврами скульптурного искусства. Пространство под лестницей со стороны было похоже на чулан, с дверьми по обе его стороны, однако там был спуск в подвал, и под каждой ступенькой главной лестницы располагалась неоновая лампа, освещая спуск в подвал нежно-голубым светом. Там, внизу был зал, оборудованный под домашний кинотеатр, а также большая комната для компьютерных и видеоигр, с несколькими компьютерами и множеством игровых платформ. Раньше они с Квинном практически не вылезали из подвала, но и сейчас временами появляется желание вспомнить детство и провести часок-другой в игровой комнате. А вот кинотеатр своей актуальности не теряет с течением времени – как только в наличии появляется интересный фильм, друзья с радостью располагаются перед большим экраном на мягких кожаных диванах и с удовольствием вжимаются в них под действием мощной акустической системы.
Адриан вспоминал сейчас те времена и то, как ему нравилось сюда приходить. Квинн тогда жил с нанятой воспитательницей, поскольку отец жил отдельно в особняке за городом и его воспитанием не занимался. Порой казалось, что ему было целиком и полностью наплевать на своего единственного сына. Деньги были единственным, чем отец обеспечивал своего отпрыска, если не считать «мелких» услуг, вроде помощи при поступлении в университет. Квинн никогда не видел свою мать, которая даже отказалась от денег ради избавления от хлопот с ребенком. Для него никогда не было секретом, что он был результатом нежелательной беременности, причем нежелательной для обоих родителей. Делать аборт врачи запретили по медицинским показаниям, и, поскольку у отца было более чем достаточно средств для содержания ребенка, он оставил его себе. К тому же его собственный отец, дедушка Квинна, давно хотел внуков, что и предопределило дальнейшую судьбу мальчика. Примерно до пяти лет воспитанием занимался дедушка, которому нечем было заполнить то огромное количество свободного времени, что освободилось у него после того, как он в силу преклонного возраста уступил сыну свое место в компании. А когда дедушка умер, к маленькому Квинну приставили воспитательницу, а еще через пару лет его отправили в элитную школу. Он переселился в этот коттедж, где ему готовили, за ним убирали, стирали одежду и всячески ухаживали. С тех пор Квинн лишь несколько раз разговаривал со своим отцом, и в одном из этих разговоров отец рассказал ему о том, почему тот живет без матери. Как оказалось, их роман прекратился сразу же, как стало известно о ее беременности, так как, по словам отца, «они просто трахались». Так что никаких более сложных отношений они не могли себе позволить даже на фоне общего ребенка.
Со временем, Адриан узнал все это и стал считать Квинна чрезвычайно везучим и счастливым, ведь тот с самого детства жил в роскоши и без родителей, в полной свободе. Воспитательниц в расчет никто не принимал, да и сами они работали лишь за деньги, а в наставлении на путь истинный маленького избалованного мальчика никто из них смысла не видел. Впрочем, их было у Вина всего две, причем первая из них ушла по весьма характерной для него причине – в пятнадцать лет он лишился девственности  с ее единственной дочерью. Девочка, которой было шестнадцать, довольно быстро ему надоела и была брошена, после чего впала в глубокую депрессию. Мать вступилась за дочь и была уволена после десяти лет работы. Вторая же воспитательница была гораздо моложе первой, и в этот раз она сама стала любовницей Квинна, вернее, секс-игрушкой, которой он пользовался, когда было совсем скучно. Видимо, это был такой своеобразный «подарок» от отца, неожиданно обнаружившего, то сын взрослеет и становится мужчиной, потому и нанявшего весьма молодую женщину. Кстати, подобными подарками отец баловал сына и впредь. Например, однажды, когда Квинну исполнилось восемнадцать, вместо «воспитательницы», которую он больше никогда не видел, в своем доме он обнаружил трех дорогих проституток. Так отец помог ему «проститься» со своим детством. На следующее утро эти три девушки с огромной неохотой покидали дом, а сам Адриан видел в этот момент их лица, которые даже без косметики были весьма милы. Не исключено, что это был единственный раз, когда они получили настоящее удовольствие от своей работы – Квинн был воистину удивительным человеком.
Сейчас Адриан стоял в просторной прихожей и в очередной раз восхищался Квинном и его образом жизни, как вдруг его мысли были прерваны голосом Алекса:
– Ну, наконец-то! – Он стоял на втором этаже холла, неуверенно опираясь на балюстраду. – Наша спящая красавица проснулась! Мы уж решили, что без тебя напьемся. Ты чего так долго?
– Не знаю даже… Устал, наверное. А почему вы меня не разбудили?
– Квинн не стал тебя будить. Он оставил «Порш» в гараже, а сам сел на «Феррари». И не зря! Хочешь узнать, что с ним случилось?
– Конечно, хочу! – сонный взгляд Адриана в одно мгновение превратился во взгляд заинтересованный. – Что с ним случилось?
– Потом расскажем. Притащи холодильник с пивом с кухни, ты все равно на первом этаже. А потом мы будем обустраивать тебе личную жизнь.
– Что? – на этот раз взгляд Адриана выражал удивление. – Ты о чем?
– Забей! Хватай пиво и тащи его на веранду. Мы там уже дунули! – последнюю фразу Алекс произнес с определенным воодушевлением и даже некой долей гордости, видимо, надеясь на завистливую реакцию Адриана. Однако тот не был фанатом подобных средств увеселения, и буркнув под нос что-то вроде: «Рад за вас», он двинулся в сторону кухни. На уме вспоминались слова Алекса вовсе не про то, что они «дунули», а про личную жизнь. Что он этим имел в виду, Адриан даже боялся предположить. Ни одной полновесной мысли ему не пришло на ум по дороге на кухню, лишь жалкие обрывки, словно из газеты вырывали и сминали необходимые куски черно-белой бумаги из боязни, что кто-то прочитает компрометирующие статьи. Адриан столь трепетно и суеверно относился к такому понятию, как «личная жизнь», что подсознательно прогонял прочь все возможные варианты и предположения. Когда он думал о том, почему у него нет девушки, то завидовал Квинну из-за его раскованности в общении с женским полом. Вин мог заполучить любую, какую он только мог пожелать; он на глазах у Адриана знакомился с девушками, которых сам только что впервые увидел. Это могло быть в ресторане, в кафе, в кино или в магазине, в общем, в любом месте. Квинн не видел разницы между знакомыми и незнакомыми людьми, он просто подходил и разговаривал. Хотя, конечно же, весьма немаловажную роль играло и материальное положение, благодаря чему возможности для знакомств резко возрастали в своих масштабах. Адриан не мог позволить себе забыть о деньгах, и подарить бутылку очень дорогого вина первой встречной просто ради завоевания ее расположения было для него обычным делом. Адриан завидовал возможностям Квинна, ведь, будь у него такие же, он стал бы встречаться с одной, не изменяя, а другие бы ей завидовали в это время. Он бы не стал спать со всеми подряд, окружил бы свою девушку любовью и заботой, устраивал бы досуг, не беспокоясь о деньгах. Но, к сожалению, всего этого у него не было. Он был красив внешне, хорошо одевался, имел собственную квартиру, но в личной жизни ему не везло, и потому так крепко Адриан задумался о ней, когда шел на кухню за переносным холодильником.
Слова Алекса снова и снова долетали до его сознания, но не полностью, будто подсознательная часть разума исполняла функцию фильтра. Мысли терзали душу своей навязчивостью и, вместе с тем, некой суеверной неприязнью. И тут на выручку пришел холодильник, который Адриан увидел на кухонном полу, отделанном дорогой керамикой. Как и весь остальной дом, кухня была просторной. Хотя назвать это кухней мог только тот, кто не знал такого слова, как «столовая». Посреди помещения стоял большой стол и по обе стороны от него, на стенах висели плазменные телевизоры с сорокадюймовой диагональю. Стол был рассчитан на десять человек, обладал массивной столешницей без острых углов и толстыми резными ножками. В правой стене находился дверной проем с выдвигающейся дверью – это был проход в кухонное помещение, где располагались посудомоечная машина, кофеварка, холодильник, две микроволновые печи, кухонная плита и прочие кухонные приспособления, включая, разумеется, раковину. Под тем телевизором, что висел справа, стоял залакированный до почти зеркального отражения журнальный столик с несколькими полками. По сторонам от него стояли горшки с кустистыми декоративными растениями. Вдоль левой стены, по обе стороны от плазменного экрана, были широкие окна с дистанционно закрывающимися жалюзи. Под окнами вдоль всей стены располагалась барная стойка из красного дерева с полками и дверцами. Зная хозяина дома, нетрудно было предположить, что внутри стояли бутылки с разнообразным алкоголем, а также множество стаканов и фужеров. Окна выходили на крупную беседку, окруженную идеально ровным изумрудным газоном. Окна этой беседки поднимались, и когда в беседке собиралась большая компания, Квинн стоял за этой барной стойкой, делал различные коктейли и передавал их на улицу через открытое окно. Коктейлями он занимался исключительно сам, так как знал так много рецептов, что спокойно мог работать в каком-нибудь первоклассном коктейльном баре. Впрочем, благодаря отцу у Квинна было свое ночное заведение, популярное в городе во многом из-за обширной коктейльной карты.
Сейчас Адриан смотрел в окно и вспоминал, как, сделав коктейли для всех, Квинн вылезал на лужайку прямо через окно и присоединялся ко всем. Обратно в дом он забирался таким же образом, приставив к стене маленькую стремянку, что всегда стояла в беседке. У открытых окон всегда располагались мощные колонки, заполняющие музыкой этот остров безмятежности, смеха и веселья.
Адриан вспоминал, как любят танцевать под музыку девушки босиком на прохладной траве. Как изящно они двигаются в такт музыкальному ритму, откидывая волосы и выгибая контуры своих соблазнительных тел. Казалось, и сейчас они танцевали на этом изумрудном газоне под красивую песню в исполнении любимой группы Адриана. Они все были красивы: девушки из университета, школьные подруги и просто знакомые. Но среди них выделялась одна, движения которой завораживали своим изяществом, а стоило только соприкоснуться с ней взглядом, как глубокий гипноз сковывал все тело. Адриан вновь ощутил себя усталым путником в пустыне, готовым лишиться последних жизненных сил. В окне он видел мираж столь изумрудного цвета, что он безжалостно резал глаза смотрящему на него молодому человеку. Доносящееся из оазиса пение птиц было целой симфонией жизни, написанной композитором из другого мира, гораздо более великолепного, нежели этот, наполненный песком и сухостью, где даже дающее жизнь солнце убивает одним своим жаром. Музыка пьянила Адриана, а вновь ощущаемый запах ключевой воды дразнил собой столь жестоко, что приходилось судорожно сглатывать воздух. Там, по ту сторону стены была настоящая жизнь, полная счастья и радости, где солнце не убивало, а согревало каждый уголок измученного тела и истомившейся души. Адриан смотрел на свой оазис так пристально, что не мог позволить себе моргнуть, ведь он даже на мгновение не хотел отрывать взгляда от столь сильно приворожившей его девушки. Он понятия не имел, как ее зовут, но знал теперь, что она есть в этом мире. Ручеек жизни посреди безжизненной серой пустыни.
Подумать только, еще сегодня днем город казался Адриану наполненным радостью, солнцем и всеми красками жизни. Но в данный момент в сознании крутилась настойчивая мысль, что в одиночестве все это приобретает серо-песочный оттенок и обдувается сухими ветрами. И вот Адриан смотрит в окно, смотрит и боится моргнуть. Он боится хотя бы на миг выпустить из виду свой спасительный оазис, но с каждой новой секундой делать это становится все тяжелее. На этой стороне окна уже началась песчаная буря, глаза застилались песком, и очень скоро вожделенный объект внимания превратился лишь в смутный силуэт. Глаза болели и страдали, но Адриан не хотел закрывать их, он боялся это сделать. Чувства раздирали его надвое, ведь стоило лишь расслабиться, моргнуть на мгновение и тогда буря утихнет. Все бы прошло, но он продолжал смотреть вперед, в надежде различить хоть что-то в этом окне. Слизистая глаз уже начинала гореть, а глазные яблоки щипало будто щипцами. С каждым новым мгновением силуэт прекрасной девушки застилался колючим песком в его взгляде, и удерживать веки становилось все сложнее. Запах ключевой воды и пение птиц под музыку потонули в завываниях ветра. Наконец, он не выдержал и зажмурился. Он уже хотел придержать веки руками, но не успел их вовремя поднести, и как только веки опустились, закрыл лицо руками. Побороть инстинкт самосохранения оказалось вовсе не так просто, и Адриан открыл глаза лишь в тот момент, когда понял, что буря утихла. Он поднял веки и первым делом посмотрел в окно, но уже ничего не увидел, кроме лужайки и беседки.
Адриан опустил взгляд и вдруг заметил краем глаза синюю пластмассовую коробку – это был тот самый холодильник, за которым он пришел сюда. Не было ясно, сколько времени он пробыл в столовой, а значит, могло быть так, что его уже заждались друзья, поэтому он схватил холодильник за белую пластмассовую ручку и понес его в холл. Если судить по весу коробки, пива и льда в ней было немалое количество, и потому Адриан изредка издавал кряхтящие звуки, особенно когда пришлось подниматься по главной лестнице. Он не был слишком худым и не казался слабым; он вполне подтянуто выглядел, но слишком уж тяжелым был этот холодильник. Поднявшись на второй этаж, он свернул налево, то есть в то самое крыло, где этажом ниже располагалась столовая. Прямо над ней была просторная веранда, где Квинн с друзьями любили выпивать в теплую погоду, любуясь на вид леса. Этот вид всегда успокаивал, когда моральное состояние одного из друзей было не в норме. Тогда они садились в мягкие качающиеся кресла, закидывали ноги на ограждения, ставили рядом пиво и пепельницу, и просто беседовали, наслаждаясь пением птиц и запахом окружающего дом леса. В такие моменты жизненные проблемы отходили на второй план, и все вокруг сразу становилось гармоничным и успокаивающим.
Адриан шел с холодильником по коридору, и с веранды до него доносилась музыка в исполнении любимой группы. Этот коридор вел от балкона прихожей прямо на нее, где сейчас явно царила непринужденная атмосфера, созданная Квинном, Алексом, бутылками из-под рома на столе, а так же легкими наркотиками, чей запах еще не успел выветриться, несмотря на свежий воздух вокруг. Адриан с облегчением поставил холодильник на пол веранды, окинул взглядом стол и друзей, после чего сказал громко, так, чтобы его было слышно на фоне музыки:
– Сегодня ром с пивом? Не слишком ли изысканно?
Квинн при помощи пульта уменьшил громкость звука, и спокойно произнес:
– Сегодня у нас праздник, так что можно и пошиковать немного.
– Неужели? – Адриан тем временем уже извлек несколько бутылок пива из холодильника и поставил их на стол. – И что сегодня за праздник?
– Ну, ты даешь! Мы же не собирались уже несколько месяцев, вот что за праздник! К тому же, у нас с тобой сегодня был первый учебный день.
– Ты прав, отличный повод напиться, – улыбнулся Адриан. С коротким отрывистым шипением в его руках открылась пивная бутылка, после чего он с комфортом разлегся в мягком качающемся кресле. Адриан с нескрываемым наслаждением сделал несколько глотков из запотевшей бутылки, затем бросил взгляд в сторону Алекса, который развалился в кресле, закрыв глаза, и не шевелился.
– Что это с ним? – спросил Алекс.
– Накурился.
– Как он так умудрился? Я вот, считай, только что его встречал, он еще был нормальный.
– Ну, это было не только что, а десять минут назад. Времени для этого у него было достаточно. Он пришел, сказал, что ты проснулся и сейчас принесешь пиво, после чего надулся в хлам. Видимо, от радости.
– От радости, что я проснулся или что пиво принесу?
– Это ты у него сам спроси. Хотя, если хорошо подумать, вряд ли это от радости. Слишком уж часто он это делает.
– Слишком часто накуривается? – спросил Адриан.
– И напивается тоже. Что-то его в жизни явно не устраивает. Постоянные шутки и веселье с его стороны лишь маскировка сильной душевной боли, которую он и пытается заглушить.
– С чего ты это взял?
– Трудно сказать, наверное, вижу что-то такое в его глазах.
Адриан ничего не ответил, но принял задумчивый вид и посмотрел на Алекса. Квинн тем временем открыл себе пиво и сказал, ухмыльнувшись:
– Чего ты так на него уставился? Даже если бы у него сейчас были открыты глаза, ты бы в них все равно бы ничего не увидел. Это если учесть его состояние.
– Да, я знаю, – Адриан повернулся вновь в сторону Квинна. – Мне не нужны его глаза. Просто хотел попробовать кое-что.
– Что именно?
– Я слышал, что если настроиться на человека должным образом, то можно понять, что он чувствует в данный момент.
– И ты сейчас пытался это сделать? – в голосе Квинна еле заметно прозвучали насмешливые нотки.
– Ну да, что-то вроде этого. А ты что, не веришь в такие вещи? – решил развить тему Адриан.
– Я этого не говорил. Просто я думаю, что для того, чтобы понять другого, нужно сначала разобраться в себе. А самому тебе до этого еще далеко.
– Да, пожалуй, ты прав…
– Ну, ничего страшного, – продолжал Квинн. – Завтра у тебя появится личная жизнь, если, конечно, ты не будешь прикидываться тормозом. И тогда у тебя все наладится.
Адриан внимательно посмотрел на своего собеседника и увидел в его глазах что-то новое, чего раньше видеть не доводилось. Это выражение показалось Адриану азартным, словно его друг испытывал некое новое для себя чувство. Тем временем Квинн сделал глоток пива, поставил бутылку на стол и откинулся в кресле так, что оно плавно закачалось, а на его лице теперь почивало выражение полной удовлетворенности и ничего больше.
– Что значит «появится личная жизнь»?
Квинн ждал этого вопроса, а потому его выражение лица и положение тела даже не изменилось. Он ответил:
– Это значит, что она у тебя наконец-то будет существовать. Я тебе сейчас все расскажу по порядку. Когда мы приехали ко мне, ты спал. Я вышел из машины, и не стал тебя трогать…
– Да, кстати, почему ты меня не разбудил? – перебил Адриан.
– А зачем? Если тебе и там удобно, то нет смысла будить тебя. Ты же спал, как убитый. Именно поэтому я взял «Феррари», когда собрался ехать за Алексом, а тебя оставил в «Порше», чтобы не тревожить. В общем, я поехал в город, и заприметил кое-кого на тротуаре одной из улиц. Как ты думаешь, кто это был?
– Даже не знаю, что и предположить, – на лице Адриана отразилось искреннее недоумение.
– Помнишь, тех двух девушек, что мы видели в аллее нашего универа? Блондинка, на которую все парни слюни пускали, и брюнетка рядом с ней.
– Да, помню, – Адриан тут же почувствовал волнение в душе.
– Так вот, я встретил блондинку. Оказалось, ее зовут Милена. Она шла по улице, и ее нельзя было не заметить. Впрочем, как и мою машину. Так что я к ней подъехал и предложил подвезти. И теперь я знаю, как ее зовут, где она живет, знаю ее номер телефона, и завтра она придет сюда со своей подругой, которая тебе так понравилась.
– Что? – судя по виду Адриана, он был весьма удивлен. – С чего ты взял, что она мне понравилась?
– Не отрицай этого, я видел, как ты на нее смотрел сегодня. И, между прочим, ее зовут Марианна. Я сразу вспомнил, что это твое любимое женское имя, и подумал – это судьба. Так что не напивайся сегодня сильно, завтра ты должен быть в добром здравии.
Марианна… Это имя действительно нравилось Адриану больше других женских. Каждый раз, когда он слышал это имя, в подсознании всплывал образ чего-то воздушного и прекрасного, но не имевшего четких черт. Теперь мозаика собралась воедино – при любом мысленном упоминании этого имени Адриан ощущал запах родниковой свежести и слышал игривое журчание сверкающего ручейка. Вот только лица он четко разглядеть не мог. Почему-то именно ее лицо в его памяти отпечаталось хуже любого другого. Этот оазис выглядел для него так, словно был окутан лазурной дымкой, манящей сильнее магии. Адриан будто перенесся  на несколько часов в прошлое, в самый центр пустыни. Сейчас на улице все сильнее сгущались сумерки, но это было явлением далеким и не принадлежащим тому миру, где он существовал в данный момент. Для Адриана сейчас ярко светило солнце, опаляя своими лучами изможденную оболочку его души. Жажда вырывала сознание из тела своими грубыми и шершавыми руками не жалея сил, которых у нее было в избытке. Именно жажда была тем безжалостным демоном, терзающим и без того измученного и обессилевшего путника лишь ради собственного удовольствия. Сначала она спровоцировала его на умирание, а теперь издевалась над ним, делая невыносимой каждую секунду оставшейся жизни и превращая ее в агонию. И все это время перед образом обессилевшего умирающего возникал изумрудного цвета оазис, стоило ему лишь поднять свой взгляд. Доносящееся оттуда пение птиц тут же становилось еще одной истязающей силой наряду с жаждой, равно как и запах родниковой свежести. Этот запах сначала вселял надежду на спасение, говоря самим своим существованием, что жизнь вовсе не лишнее слово в этой пустыне. Однако силуэт оазиса был размыт. Лазурная дымка скрывала от Адриана свое истинное происхождение – быть может, это лишь мираж, созданный воображением ради облегчения страданий. Он не мог увидеть четко, близко оазис или нет, реален он или воображаем; он не знал, стоит ли ползти к нему и тратить при этом последние силы, как вдруг им был услышан успокаивающий голос откуда-то сверху:
– Иди вперед и не останавливайся.
Эти слова вывели Адриана из состояния летаргии, и он поднял взгляд. Перед ним был Квинн, который по-прежнему сидел в кресле с умиротворенным выражением на лице. На этот раз в его руке было не пиво, а стакан, наполненный темной жидкостью, по-видимому, ромом с колой. Он сидел без движения, лишь кресло покачивалось в такт его дыханию.
– Ты что-то сказал? – задал вопрос Адриан.
Квинн сделал глоток из стакана и ответил:
– Я сказал, с этой девушкой ты должен идти вперед и не останавливаться. А то ты любишь витать в облаках, как я заметил. Я думаю, ты ей понравишься, но только не будь аморфным, ладно?
– Постараюсь,  – несколько мрачным тоном произнес Адриан. – Вот только я не понимаю, кто тебя просил это делать…
– Что делать?
– Обустраивать мою личную жизнь. Это ведь моя личная жизнь, и можно было хотя бы спросить моего мнения, – Адриан говорил спокойно, но при этом ярко выделял слова «моя» и «моего». Внутри же его одолевали противоречивые чувства: негодование смешивалось с радостью.
– Да ладно тебе, чего ты стесняешься? Ты добрый парень с приятной внешностью, воспитанный, тебе нечего переживать из-за такой мелочи, как знакомство с девушкой. Ты увидишь ее, разговоришься с ней, она будет смеяться и мило улбаться, а сам ты быстро забудешь все свое волнение. Потом пригласишь ее на свидание, потом еще раз… кино, кафе и рестораны, прогулки по парку… ты сейчас даже представить себе не можешь, каким будешь счастливым, просто находясь рядом с ней.
– О боже, от кого я это слышу! Ты сам-то испытывал что-то подобное хоть раз в жизни?
– Нет, не испытывал. Но и на девушку я никогда не смотрел так, как ты сегодня. И я действительно не знаю, как это будет на самом деле, я просто фантазирую. Испытывать что-то к девушкам мне не приходилось раньше, возможно, я вообще на это не способен. А вот у тебя это есть, и потому я так говорю и при этом хочу что-то для тебя сделать. Если не хочешь принимать мою помощь, то не принимай. Делай, что хочешь, но это мой дом и, соответственно, гости тоже мои. А вот как к ним относиться – это уже твое дело.
Квинн замолчал, и в воздухе повисло напряженное молчание. Адриан некоторое время отрешенно смотрел в пол, после чего поднял взгляд и произнес:
– Прости. Я всегда ценю твою помощь, просто…
– Брось, тебе не за что извиняться. Твоя личная жизнь принадлежит только тебе, и я не намерен ей распоряжаться, знай это. Я лишь подготовил почву, чтобы ты мог крепко стоять на ногах.
– Я знаю, спасибо тебе. Но дело в том, что… я не знаю, что с этим делать, – было видно, что Адриану непросто было это сказать. – Ведь она мне действительно очень понравилась.
– А когда ты лишался девственности и доставал свой член из штанов, тоже не знал, что с этим делать?
– Это совсем другое, – усмехнулся Адриан. – Тут второго шанса может и не быть.
– Возможно, – с некоторой задержкой кивнул Квинн. – Но ты лучше забудь об ответственности. Будь самим собой и тогда ей никто не будет интересен кроме тебя. И не думай сейчас много о предстоящей встрече, все равно не угадаешь, что там будет. Только нервничать будешь сильнее от этого.
– Ты мне решил преподать урок соблазнения?
В этот момент неожиданно зазвенел домофон. Адриан обернулся и посмотрел на аппарат, словно желая убедиться в том, что слух его не обманывает, и тут же в ответ он прозвенел повторно, мигая при этом своим широким дисплеем. Он снова повернулся к Квинну, а тот сидел без малейших признаков удивления на лице и произнес, глядя на висящий на стене веранды домофон:
– Кто знает… Быть может, и преподам, – с этим словами он встал со своего места, поставил стакан на стол, подошел к аппарату и снял трубку.
– Да, –  произнес он, глядя в дисплей, передающий картинку с камеры слежения. – А, привет. Отлично выглядишь… не за что, так и есть… ну ладно, я открываю ворота и спускаюсь к тебе. Ставь пока машину во дворе.
Квинн положил трубку, затем обернулся и увидел, что Алекс проснулся. Видимо, его разбудила трель интеркома. Он посмотрел сонными глазами на Квинна и спросил:
– Кто-то пришел?
– Да.
– Кто?
– Я ей сказал, что можно приезжать ко мне в любое время. Вот она и приехала. Короче, сейчас познакомитесь, – с этим словами Квинн вышел.
– Видимо, одна из тех немногих, с кем он еще не переспал, – сонно проговорил Алекс. – Дружище, дай мне пивка, а то в горле все пересохло.
– Будешь столько курить, останешься вообще без горла, – сказал Адриан, протягивая запотевшую бутылку из холодильника. – Пиво пить будет нечем.
– Не дождешься, – пробубнил Алекс и с нескрываемым наслаждением приложился к бутылке. Адриан тем временем допил свою и откупорил новую. Алекс протянул свою бутылку в предложении чокнуться, и Адриан ответил взаимностью. Прозвучал короткий стеклянный звон.
– За что пьем? – спросил Адриан.
– За встречу, конечно же. Целый месяц мы с тобой не виделись. Я тебе говорил, что я соскучился?
– Нет, не говорил.
– Зря я этого не говорил. На самом деле, так оно и есть. Я очень соскучился по нашему общению, – сделав характерный для тоста жест рукой, держащей бутылку, Алекс выпил. – Люблю я такие моменты, когда на улице хорошая погода, и ты сидишь на веранде шикарного дома, смотришь, как сгущаются сумерки над лесом и общаешься при этом с лучшими друзьями, попивая пиво. Даже не знаю, что может быть лучше этого.
– Гашиш?
– Да брось, я серьезно!
– Да, я понял. Просто пошутил. Я тоже люблю такие моменты, когда сидишь, ни над чем не напрягаешься и ни о чем не думаешь, – с этим словами в Адриане что-то затряслось в волнении, словно он сейчас обманывал сам себя. Он напрягался в данный момент, поскольку никак не мог освободиться от мыслей о Марианне. Необходимость знакомиться с ней напрягала, но в то же время радовала сама возможность. Мысли разрывались на части, держа в напряжении все его нервное тело. Адриан не заметил, как уже выпил свою бутылку пива и автоматически тянулся за следующей. Легкое головокружение красноречиво говорило о начальной стадии опьянения.
Когда Квинн вернулся на веранду, его сопровождали две миловидные девушки, которых он тут же представил:
– Знакомьтесь, ребята, это Натали и Жанна.
Затем он представил своих друзей, и каждый кивнул в ответ, пробормотав что-то вроде: «Очень приятно». Девушки заняли свободные качающиеся кресла, а Квинн начал перечислять им все алкогольные напитки, которые есть у него в наличии, не забыв упомянуть о своем умении делать из них коктейли. Девушки предложили налить им водки, чем несколько удивили присутствующих Адриана и Алекса, но Квинн не проявил никакой эмоциональной реакции и лишь спросил, чем они хотят ее запивать. В ответ он услышал про апельсиновый сок, за которым он и направился на кухню. Когда Квинн вышел, одна из девушек, заметив выражение лица Алекса, спросила:
– Что такое? Вас что-то удивляет?
– В общем-то, нет, – встрепенулся Алекс. – Просто я не ожидал, что кто-то может приехать к Квинну и просто пить водку. У него ведь столько всего…
– А нам с Жанной нравится! – с задором во взгляде отвечала на вопрос девушка по имени Натали. – Мы, конечно же, любим и вино, и коктейли, и ликер… однако водка не столь коварна, как все остальное. Опьянение от нее никогда не будет сюрпризом.
– Согласен, это довольно прямолинейная штука. Надо же, я даже не задумывался над этим, – Алекс бросил короткий взгляд на Адриана, и тот равнодушно кивнул в ответ. – А что насчет коварства, то мне кажется, что вам, девушки, его и так не занимать.
– Возможно, – Натали наградила Алекса томным кокетливым взглядом, отчего тот засиял изнутри.
– О, это еще те хищницы! – послышался возглас вернувшегося Квинна. – Очаруют и не пожалеют.
Он поставил на стол серебряный поднос с рюмками, стаканами, бутылкой водки и упаковкой апельсинового сока.
– Ты о нас такого плохого мнения? – спросила его Натали.
– Отнюдь, – ответил за друга Алекс. – Это комплимент!
– Спасибо, – девушки с огоньком в глазах наблюдали за тем, как Квинн наполнял рюмки. Наполнив четыре емкости, он спросил у Адриана:
– А тебе наливать?
– Нет, – отрезал тот и открыл очередную бутылку пива.
Адриан практически не участвовал в общем веселье, он лишь молча наблюдал, как оно сокращалось по мере потребления алкоголя. По началу друзья пытались втянуть его в компанию редкими обращениями к нему, но уже спустя примерно час на него уже никто не обращал внимания. К тому моменту он был достаточно пьян, чтобы и самому перестать обращать на них свое внимание и полностью погрузиться в свои мутные от головокружения мысли. К тому моменту столь весело пьющая компания разделилась надвое: Натали заливисто смеялась над шутками Алекса, а Квинн нежно обнимал Жанну; у обеих девушек уже блестели глаза.
Когда Адриан встал с места и, покачиваясь, направился к выходу с веранды, этого никто не заметил. Опираясь на стену, он дошел до главного холла, спустился по лестнице на первый этаж и двинулся в столовую. Там он подошел к столу и оперся на него. Было темно, и лишь свет лампы с участка стелился по полу. Он закрыл глаза, опустил голову и стоял так до тех пор, пока медленно не сполз на пол, где свернулся калачиком и уснул.
Проснулся он оттого, что он очень сильно замерз. Видимо, здесь был сквозняк, весьма характерный для такой теплой сентябрьской погоды, да и холодная керамика никак не способствовала согреванию. Он встал и ощутил сильную головную боль, наглядно характеризующую количество выпитого им вчера пива. Адриан посмотрел на часы – они показывали ровно десять. Ежась от холода и растирая плечи руками, он прошел через холл в гостиную, где сел на диван, накрылся пледом и включил телевизор. Переключая передачи, он остановился на музыкальном канале, где показывали очередной клип очередного ди-джея. На фоне разноцветных декораций танцевали девушки, смело демонстрирующие достоинства своих гибких тел и, стоит признать, делали они это очень умело, так, что оторвать глаза было невозможно.
– Ненавижу эти клипы, – это был голос Квинна. Он был одет в белый махровый халат, мокрые волосы были небрежно приглажены рукой, а в глазах еще теплились остатки дурманящего сна. Он сел рядом.
– Почему ты их ненавидишь? – спросил Адриан.
– Потому что выглядят они шикарно, так, что поражает воображение. Виляют так, что готов выпрыгнуть из трусов. А как окажется одна из них рядом, так надоедает всего за одну ночь… пустышка, одним словом. К тому же я более чем уверен, что на съемках это все выглядит далеко не так красиво.
– Возможно, – кивнул Адриан. – По-моему тебе все надоедают всего за одну ночь, разве не так?
– Ну почему… бывают и исключения.
– И мы оба знаем, что потом с этими «исключениями» было, – мрачно заметил Адриан. После его слов возникла молчаливая пауза, которую он же и нарушил:
– Ну ладно, хватит о грустном. Как там Жанна?
– Спит. Скоро надо будет их спровадить, а то они явно не прочь остаться еще на одну ночь. Да, кстати, а ты где спал?
– В столовой на полу. Замерз как дворняга!
– Ну, еще бы! Ты один полхолодильника пива оглушил. Хочешь сигару?
– Не откажусь.
Квинн встал и подошел к стеклянному журнальному столу, на котором стояла открытая деревянная коробка. Он взял две сигары, бензиновую зажигалку и вернулся на место. Квинн и Адриан раскурили по сигаре, и тут же дым заботливо их обволок. Несмотря на похмелье, на их лицах застыла печать нескрываемого блаженства.
– Алекс там с Натали? – спросил Адриан.
– Да. Правда, он вчера так напился, что вряд ли у него с ней что-то получилось ночью.
– Все-таки он слишком много пьет в последнее время. Как думаешь, из-за чего?
– Не знаю, не спрашивал. Да и вряд ли скажет, если спросить. Впрочем, не переживай за него. Он сам разберется со своими проблемами, – Квинн выпустил густой клуб сигарного дыма и закрыл глаза. Адриан последовал его примеру и затем произнес:
– Да я не переживаю… просто интересно.
В один момент он понял, что засыпает. Из последних сил он дотянулся до журнального столика, затушил сигару об пепельницу и вновь откинулся на диване, после чего накрылся пледом и провалился в глубокий сон.


Глава IV. Последние теплые дни.

Октябрь. Тепло постепенно покидает улицы, и прогнозы погоды все чаще напоминают о приближающихся дождях. Пение птиц в парках по своей громкости встало примерно на один уровень с проснувшимся городским шумом, и отличить одно от другого теперь представлялось мало возможным, во всяком случае, невооруженным ухом. С каждым днем тени от редко показывающегося солнца становятся все длиннее и заметнее, в то время как продолжительность их жизни неумолимо сокращалась.
Сегодня это было особенно заметно, поскольку выдался на редкость солнечный день. Незаметно этот день подошел к своему концу, передав все свои права прохладному вечеру. Люди, которых можно было встретить сейчас на улице, при свете фонарей ходили исключительно в куртках, свитерах или плотно сидящих деловых костюмах, поскольку ранняя темнота принесла с собой в Метрополий прохладу и повышенную влажность. Сегодня днем еще можно было встретить легко одетых пешеходов, но сейчас, когда по всему городскому дну загорались огни, все уже одевались теплее.
По одной из городских улиц в это вечернее время остановился автомобиль, и из него вышла девушка. Она захлопнула за собой дверцу, после, чего машина уехала. Девушка была одета в легкое серебристое пальто, на ней были туфли на высоком каблуке, брюки и кофточка – все это было в светлых тонах. Она направилась к входу в здание, у которого остановилась подвезшая ее машина, попутно доставая из сумки мобильный телефон. Ее закрученные и от того весьма объемные каштановые волосы ласково и изящно покачивались подобно бесценно дорогим занавескам из воздушного материала, а плавные черты лица едва выражали трепетную обеспокоенность при взгляде на толпу людей около входа в нужное ей здание. Когда она достала телефон, то быстро нашла нужный номер и приложила его к уху, опустив взгляд в ожидании разговора. Было видно, что она не слишком часто позволяет себе так одеваться, кое-что из предметов гардероба она одела сегодня впервые, а потому несколько волновалась. Это только подтверждалось легкой волнительной вибрацией в ее голосе:
– Да, привет, я уже приехала. Куда мне идти? А, встретишь? На охране? Ну, тогда я захожу внутрь. И я тебя.
Она положила телефон обратно в сумку и направилась к двери, у которой сейчас стояли и курили несколько обширных компаний молодых людей, большинство из которых замолчали при ее приближении. Ребята провожали девушку восхищенными взглядами, отчего сама она чувствовала себя очень непривычно, ведь в повседневной жизни ей мало кто присвистывает вслед и отпускает восторженные эпитеты. Она боялась, что ей вслед будут доноситься пошлые шутки и грубый гогот, но ничего этого не было. Все ее проводили я явным восторгом, который затем скрылся за закрывшейся вслед за ней дверью.
Как только она вошла внутрь, она стала осматривать полутемное помещение, бегать взглядом по лицам, но ни одного знакомого не было, пока из-за широкой спины охранника не выбежал Адриан с широкой улыбкой на лице. Он прошел через металлоискатель и обнял ее. Она прильнула к нему и всего за мгновение с ее лика сошли последние следы волнения. Он выпустил ее из объятий, взял за руку и повел в гардероб:
– Как доехала?
– Хорошо. Пришлось поймать попутку, чтобы не опоздать.
– Ты умница, – нежно улыбнулся Адриан. – Но мы бы в любом случае прождали тебя столько, сколько нужно. Так что ты могла и не торопиться. Тут не скучно.
– Я знаю, но, все равно, я не хотела опаздывать к тебе. Я очень соскучилась, – она остановилась и посмотрела Адриану в глаза.
– Я тоже очень соскучился по тебе, Марианна, – ответил он, не отрывая взгляда. Они оба смотрели друг другу в глаза и плавно сближались, пока их губы не слились в поцелуе. Перестав целоваться, Адриан предложил своей девушке помочь снять пальто, в чем она, разумеется, не могла ему отказать. Он взял у Марианны пальто и шелковый шарфик, повесил себе на одну руку, после чего она взяла Адриана под другую, и он повел ее к остальным. Марианна знала, что этот клуб принадлежал лучшему другу Адриана Квинну, и потому с интересом наблюдала за происходящим вокруг. Прочие посетители, пройдя фейс-контроль, спускались по лестнице, подсвеченной красными неоновыми лампами. Оттуда доносился размеренный громовой ритм, но Адриан повел ее не туда, а в другой проход, скрытый за бордовой занавеской, около которой стоял еще один охранник. Над входом зияла надпись «V.I.P.», в самом проходе царил приятный полумрак, в стены было встроено множество плазменных панелей, в которых плавали изменяющиеся под музыку разноцветные абстракции. Дальше предстоял подъем либо на лифте, либо на эскалаторе до очередного бордового занавеса. Они поехали на лифте, и Марианна увидела, как вместо дверей в лифте раздвинулся занавес и за ним обнаружился роскошный зал, оформленный в бордовых тонах, компактный по своим размерам, с первоклассным обслуживанием и стриптизом. Первым, что бросилось в глаза в этом зале, было одно большое окно из укрепленного стекла вместо стены, оно давало панорамный обзор главного танцпола клуба. В этом «окне» имелись две двери для выхода на балкон, выполненный также из прочного стекла, по которому можно было спуститься на главный танцпол. В самой панораме клуба в первую очередь приковывал взгляд большой бар-балкон, нависающий прямо над танцполом. Попасть в него можно было как с самого танцпола, так и из VIP-зоны по стеклянному мостику. По такому же мостику можно было пройти и на второй, гораздо более маленький танцпол для любителей R`n`B-музыки, находящийся в другом конце здания.
В самом VIP-зале царила расслабляющая атмосфера: играла спокойная ритмичная музыка, и сигарно-сигаретный дым лениво двигался в такт ей, заполняя собой все помещение. Молоденькие официантки учтиво обслуживали дорогих клиентов, которых здесь было немало, и получали за это солидные чаевые. Стриптиз исполнялся в стеклянных цилиндрах с постаментами внутри, выделяющихся из стен по обе стороны от сцены, а также из других стен. Периодически эти цилиндры закрывались занавесом: как правило, это происходило в моменты, когда девушки сменяли друг друга.
Адриан сдал вещи в отдельный, прилегающий к VIP-зоне гардероб, и затем они с Марианной подошли к одному из столов, где сидели их друзья: Алекс, Квинн и Милена. Последние двое вот уже почти месяц регулярно встречались друг с другом. Когда Адриан и Алекс услышали о решении своего друга начать отношения с Миленой, они немало удивились, поскольку за душой у него был лишь крайне неудачный опыт в этом деле. Он и сам часто признавал в том, что не создан для какой-либо стабильности в отношениях. Однако вот уже почти месяц он виделся с Миленой изо дня в день, и при этом даже не изменял. Впрочем, эта ситуация переставала казаться Адриану столь удивительной в моменты, когда он вспоминал, какими глазами Квинн провожал Милену тогда на аллее университета. Она прошла тогда мимо них вместе с Марианной, и на лице Вина, помнится, сразу же отразилась печать яркого впечатления. При всем его умении скрывать свои эмоции, это явление казалось очень непривычным, а, значит, было наиболее красноречивым комплиментом ей самой. Природа наградила ее восхитительными данными, величественной статью и высокими запросами, что до сих пор и поддерживает интерес Квинна к ней. Глядя на Милену, можно было с уверенностью сказать, что как раз у нее было больше всего шансов привлечь к себе Квинна больше чем на одну ночь. Она была чуть ли не единственной девушкой во всем Метрополии, способной использовать его самого и выбросить из своей жизни. Это и было их главной общей чертой, и их отношения иногда напоминали окружающим своеобразное соревнование, в котором победит тот, кто первый добьется своего.
Раньше Милена была не раз замечена в компании самых знаменитых и богатых людей Метрополия, что обеспечило ей немалое состояние. Ей шел всего двадцать первый год, а она уже заработала себе скандальную репутацию роковой женщины. Несмотря на свой юный возраст, она могла крутить мужчинами как хотела, и весь ее недолгий жизненный путь был усыпан осколками разбитых сердец. Были известны случаи, когда брошенные ей мужчины впадали в настолько глубокую депрессию, что готовы были свести счеты с жизнью, но, к счастью, все обходилось. Во всем этом Милена была очень похожа на Квинна с той лишь разницей, что он был не так знаменит. Про него ходили слухи, как о современном Казанове, девушки опасались его имени и осуждали, однако при встрече не могли сопротивляться его очарованию и в большинстве своем оставались с разбитым сердцем. Каковы были его мотивы, никто не знал, зато мотивы Милены ни для кого не были секретом – деньги. Адриан много раз пытался представить себе конец этой истории отношений, но предугадать его было невозможно. Один Господь Бог знал, чем закончится это «столкновение». Впрочем, задумываться над этим Адриану не приходилось, когда рядом была Марианна. Он просто наслаждался ее обществом, разговорами с ней, душевной близостью.
Адриан однажды поинтересовался у нее, каким образом Милена стала ее лучшей подругой, и оказалось, что они дружили с ней с самого детства. Их родители тесно дружили семьями, а сами девочки, таким образом, стали друг с дружкой не разлей вода. Они были ровесницами и вместе пошли в первый класс, но как раз примерно в то время случилось несчастье – родители Милены погибли в автокатастрофе. Она осталась одна, и социальная служба отдала ее на опекунство дальним родственникам. Милена сбежала оттуда и поселилась у своей лучшей подруги, благо родители Марианны были не против. Довольно долго две подруги жили бок о бок и по мере возможностей помогали друг дружке, но с течением времени их образ жизни стал резко различаться. Перестав учиться, Милена стала много общаться с мальчиками и гуляла сутки напролет. Родителям Марианны она говорила, что уезжает к дальним родственникам, а лучшая подруга только поддерживала ее легенду. И так она пропадала целыми сутками, а затем возвращалась к Марианне с огромным количеством веселых историй и впечатлений, которыми и делилась с ней. Сама Марианна не могла много гулять из-за строгого родительского контроля, но периодически ей удавалось куда-либо выбраться. К тому моменту ее подруга была уже очень популярна среди старшеклассников, а потому всегда оставалась в тени, к чему очень быстро привыкла. Везде, где они появлялись вдвоем, Милена затмевала ее собой. Впрочем, Марианна была очень скромной девушкой, и потому нисколько не расстраивалась из-за своей незаметности. Лишь один раз ей было очень обидно из-за мальчика, который очень ей нравился, но при этом в упор ее не замечал. Чуть погодя она заметила, какими глазами он смотрел на Милену, и тогда несколько ночей подряд ей приходилось засыпать на мокрой от слез подушке. Затем горечь прошла, и жизнь вернулась в привычное русло. Марианна как могла помогала своей подруге в школе, благодаря чему та смогла доучиться до выпускного. Несмотря на желание учиться в месте поступили они в разные университеты, и только в этом году Милена перевелась к своей подруге после окончания третьего курса. К этому моменту она уже имела в своем распоряжении несколько жилплощадей по всему городу, у нее было несколько дорогих машин, много денег и еще больше поклонников всех возрастов и социальных положений. И вот так судьба привела ее сюда, в компанию Квинна и Алекса; они все сидели за уставленным коктейлями столом и весело общались в момент, когда подошел Адриан со своей спутницей.
Перед тем, как сесть на мягкий бордовый диван, Марианна поздоровалась со всеми и услышала множество комплиментов в адрес своей внешности. Засмущавшись, она села и тут же Квинн поставил перед ней один из коктейлей, сказав, что все они сделаны лично им. Тот, что достался Марианне, был нежно-голубого цвета. Она сделала глоток из соломинки, одобрительно кивнула и произнесла:
– Ммм… вкусно! Как называется?
– Он называется «Аллилуйя», – учтиво ответил Квинн.
– А что в нем? – продолжала любопытствовать Марианна, изящно кладя на язык вишенку из коктейля.
– Всякий мусор и божественное благословение. Красиво, не правда ли?
– Ну-у-у… – с улыбкой протянула Марианна. – Я серьезно!
– Я знаю, просто шучу, – улыбнулся в ответ Квинн. – Здесь белая текила, мараскино, блю курасао, биттер лемон и лимонный сок. Иногда сюда еще добавляют веточку мяты. Это старый коктейль, его придумали в еще в конце семидесятых.
– Очень вкусно. А что такое мараскино?
– Это ликер. Во многих странах этот он считается одним из лучших по своему букету. Берут свежевыжатые малиновый и вишневый соки, добавляют отвар померанцевых цветов. Добавляют сахарный сироп, выливают в бутыль и добавляют спирт. Бутыль закупоривают и ставят в прохладное место не менее чем на полгода. Так получается мараскино.
– Прямо целая наука.
– В некотором смысле, да. Такие вещи с ходу не придумаешь, они создаются годами. Раньше люди пили национальные алкогольные напитки исключительно своей страны, но теперь настала глобализация, и такие люди, как мы, пьют все подряд. Сейчас в Метрополии можно купить любой алкогольный напиток, придуманный человечеством и сделанный при этом в грязном подвале. Впрочем, когда есть деньги, можно купить и качественный товар, произведенный в историческом месте. Что я и предпочитаю делать, – высказался Квинн и поцеловал Милену. – Ну да ладно. Раз уж мы все собрались и начали пить, то самое время сказать тост одного человека.
– Да! – бодро подхватил Алекс. – Я скажу, если вы не против. Предлагаю поднять бокалы за Адриана, у которого сегодня день рождения. Дружище, мы здесь все очень близкие тебе люди. Пусть ваши девушки с вами не слишком долгое время, я думаю, что вы с ними сблизились достаточно сильно. Я вижу тебя с Марианной и радуюсь за тебя – ведь ты буквально светишься изнутри, когда она рядом. Поэтому я хочу выпить за твою удачу, за твое счастье и твою любовь, и пожелать тебе их многократного преумножения в будущем. Будь счастлив, дружище!
– Спасибо! – с улыбкой произнес Адриан под аккомпанемент звона бокалов. – Спасибо всем большое!
Все выпили из своих бокалов. После чего тосты продолжались еще около часа, и как раз в самый разгар вечера всем захотелось танцевать. Сегодня был вечер латинской танцевальной музыки, устроенный Квинном в своем клубе ради именинника. Реггетон очень нравился Адриану и, как оказалось, Марианне тоже, за что оба были очень благодарны хозяину клуба. Набравшись алкоголем до определенной кондиции, почти вся компания отправилась на танцпол, за исключением Квинна, который не хотел танцевать. Он остался в VIP-зале и периодически выходил на балкон, откуда мог наблюдать за своими друзьями и Миленой.
Квинн видел, как сексуально танцевала его девушка, двигаясь по танцполу подобно нимфе. Он наблюдал за ней и восхищался величественной статью и грациозностью своей девушки, и в этот момент Квинна воодушевляла мысль, что он имеет чрезвычайно дорогую и уникальную возможность – спать с Миленой. Ведь каждый мужчина в клубе сопровождал ее восхищенным взглядом, как если бы он видел перед собой богиню. Разумеется, Квинн это все видел, но ревности при этом никакой не испытывал. Наоборот, ему все это нравилось, и когда он был рядом с Миленой, все восхищенные взгляды окружающих мужчин тут же превращались в завистливые. «Она моя!», – думал он каждый раз о ней и наслаждался превосходством над всеми остальными.
Впрочем, в клубе был один молодой человек, полностью равнодушный к Милене – это Адриан. Он видел перед собой лишь одного человека, который был для него самым дорогим на свете. Они и Марианна двигались в такт романтичному латинскому ритму, музыка объединяла их тела в одно целое настолько, что каждый чувствовал себя как продолжение партнера. Они не различали играющих на большой громкости песен, которые сменяли друг друга калейдоскопом ритмов и слов на испанском языке; они были счастливы друг от друга настолько, что даже время не хотело им мешать – оно незаметно пролетало где-то в другом месте; они были по уши друг в друга влюблены. Они двигались под музыку и периодически их губы сливались в поцелуе – в такие моменты музыка словно приглушалась и они могли читать мысли друг друга, чувствовать сердца друг друга, общаться друг с другом, беззвучно шепча теплые и нежные слова. Его руки с точностью скульптора повторяли контуры ее красивого тела, рисуя в пространстве картину искренней любви. Все вокруг теряло свое прежнее значение, и стоило лишь соприкоснуться двум взглядам, как происходило нечто вовсе невероятное – время ускорялось и одновременно с этим тормозило свой ход. Глаза любимого человека были для каждого из них порталом в другой мир, где шло свое времяисчисление, и действовали свои законы.
Именно поэтому, когда в их новом мире все только начиналось, в мире реальном неумолимо приближалось утро. Количество людей сильно убавилось и на танцполе оставались лишь самые стойкие. У баров тоже почти никого не было, кроме изрядно набравшихся своими проблемами и алкоголем незнакомцев, которые клевали носом над своими опорожненными бокалами. Теперь нужно было найти свою компанию, а потому Адриан оставил Марианну за одним из множества свободных столиков и ушел на поиски. Через пять минут он вернулся к ней с бутылкой минеральной воды, открыл ее и дал Марианне. В этом мире к ним вернулась усталость и жажда, а потому ей очень хотелось пить. За пару мгновений они осушили целую бутылку на двоих, после чего Марианна поинтересовалась, где их компания. Оказалось, что они все покинули клуб около часа назад. Адриан с Марианной решили не оставаться здесь, тем более что было уже рано, и клуб должен закрыться в течение ближайшего часа. Они взяли свои оставленные в VIP-гардеробе вещи и одежду, после чего направились к выходу. Когда они подошли к нему, один из охранников, знавший Адриана, обратился к нему:
– Вы уже уходите?
– Да.
– Тогда лучше подождите немного здесь, машина сейчас подъедет.
– Хорошо.
– Машина? – переспросила Марианна.
– Да. В штате этого клуба есть несколько водителей, которые развозят пьяных гостей по домам. Таких, как мы, – с нежной улыбкой ответил Адриан.
– Ты думай что хочешь, но я не пьяная, – промурлыкала Марианна.
– А я пьян! От любви, – сказал Адриан и поцеловал ее. Когда они перестали целоваться, охранник сообщил, что машина ждет у входа, и тогда они наконец-то вышли на улицу.
Снаружи моросил мелкий, но неприятный дождь, поэтому поданная к входу машина была весьма кстати. Стоя под козырьком Адриан и Марианна увидели черный лимузин. Охранник вышел вместе с ними на улицу, чтобы проводить до транспортного средства, держа зонтик над головой Марианны. Высокий, одетый в строгий костюм мужчина в свою очередь не обращал никакого внимания на царившую вокруг высокую влажность и промозглость. Он открыл дверь лимузина, вежливо приглашая девушку сесть первой. Затем охранник закрыл зонт и, поздравив Адриана с днем рождения, пожал ему руку на прощание. Когда тот вслед за Марианной сел в лимузин, он закрыл за ним дверцу и направился обратно в клуб.
В машине тем временем царила убаюканная полумраком атмосфера роскоши и комфорта: играла тихая музыка, запах салона дурманил разум, а близость с самым дорогим человеком на свете кружила голову еще сильнее. Так Адриан чувствовал, что этот день с каждой секундой становится самым счастливым в его жизни.
Вдруг с легким жужжанием опустилось окошко в кабину, и послышался голос водителя:
– С днем рождения Вас, Адриан.
– Спасибо, – последовал ответ.
– Куда поедем?
– Ко мне домой.
– Принято, – утвердительно кивнул водитель. Окошко поднялось вновь, и тут же автомобиль плавно тронулся с места.
– Он знает, где ты живешь? – спросила Марианна своего молодого человека.
– Да, знает. Я уже не в первый раз возвращаюсь домой таким образом.
– Честно говоря, я потрясена, – по лицу Марианны было понятно, что она говорит правду. – Вот уж не думала, что буду так роскошно праздновать день рождения своего парня.
– Иногда жизнь преподносит сюрпризы. Хочешь шампанского?
– Да, с удовольствием. А этот роскошный лимузин тоже из штата клуба?
– Да, – ответил Адриан, открывая бутылку шампанского из холодильника. – Они предоставляются наиболее почетным гостям клуба.
– А ведь я раньше никогда не ездила на лимузине…
Раздался хлопок, и игристый напиток с шипением и обильным вспениванием наполнил собой хрустальные фужеры. Адриан поставил бутылку обратно в холодильник, и дал Марианне один из наполненных бокалов со словами:
– Все бывает в первый раз. И, кстати, когда делаешь что-то впервые, можно загадывать желание.
– Мне нечего загадывать. Мои мечты уже исполняются…
– Как и мои. Думаю, нам еще многое предстоит сделать вместе. В том числе и впервые. Выпьем за нас, – он слегка протянул свой бокал в ее сторону.
– За тебя, – ее голос гармонично сплетался с хрустальным звоном дорогих бокалов.
– И за тебя.
– Значит, за нас?
– Да. Я люблю тебя, – с этим словами он выпил свое шампанское до дна. Когда он поставил бокал на столик и поднял взгляд на свою любимую, то увидел пустой бокал и в ее руках. Они убрали бокалы, после чего она прильнула к нему в поисках объятий, в которые ей тут же удалось окунуться с головой. Затем Марианна слегка отстранилась от него, и, глядя ему в глаза, произнесла:
– Я тоже тебя люблю!
Их губы слились в поцелуе, которым сегодня и так не было числа, но именно этот был особенным – Марианна впервые в жизни призналась в любви. За этим долгим поцелуем они даже не заметили, как прошло время, а лимузин уже стоял у нужного подъезда. Они оторвались друг от друга лишь в тот момент, когда хлопнула водительская дверца. Как оказалось, шофер вышел для того, чтобы открыть им дверь и помочь выйти. Он подал руку Марианне и аккуратно захлопнул дверцу за вышедшим вслед за ней Адрианом. Потом водитель вежливо попрощался, сел обратно в лимузин и уехал, оставив двоих влюбленных наедине в промозглом сумраке раннего осеннего утра.
На улице все было пропитано прохладной влажностью и потому они сразу же направились к массивной металлической двери подъезда. Адриан открыл домофон и тот поприветствовал его протяжным писком. Затем были окна в каморку консьержки, лестница и лифт на девятый этаж, где и была нужная им квартира. Когда они оказались в ней, Марианна разделась и сразу же начала хозяйничать – было видно, что она здесь далеко не в первый раз. Она поставила чайник, переоделась в свободную домашнюю одежду, налила чай себе и Адриану. Он, в свою очередь, снял с себя все, кроме джинсов, обнажив все еще смуглое от летнего загара тело. У него было среднее телосложение и ровная осанка, благодаря чему его практически лишенный рельефа торс выглядел довольно эстетично. Марианна сидела за столом на кухне и любовалась Адрианом, пока сам он стоял у кухонной двери, прислонившись к косяку. Вскоре она заметила, насколько задумчиво он смотрит на нее, и с улыбкой произнесла:
– Ты как-то странно на меня смотришь…
– Странно? Что ты имеешь ввиду? Тебе неприятно?
– Да нет, дело не в этом. Просто ты какой-то чересчур задумчивый. Это меня интригует.
– М-м-м, – протянул, соглашаясь, Адриан. – Да, я немного задумался.
– О чем, если не секрет?
– О том, как впервые увидел тебя.
– Ты о нашем знакомстве у Квинна?
– Нет, я о другом. Впервые я тебя увидел за сутки до этого, когда мы с Квинном и Алексом сидели на скамейке в аллее нашего универа, вы с Миленой как раз прошли мимо. Подумать только – до этого момента я был весьма доволен жизнью, я только приехал с юга, где провел целый месяц и за это время дико соскучился по дому, куда, наконец-то, вернулся. И вдруг я увидел тебя и моментально понял, что моя жизнь не полноценна. Ко мне сразу вернулись мои фантазии о страданиях моей души…
– Фантазии? – перебила Марианна.
– Да, именно. Алекс с Квинном всегда называли меня воображалой. Честно говоря, я понятия не имею, откуда у меня это, но я цепляюсь за какой-то образ и переживаю его как наяву. В момент, когда я увидел тебя, я настолько был впечатлен, что почувствовал себя идущим через бескрайнюю пустыню путником, умирающим от жажды и бессилия, как вдруг мне привиделся спасительный оазис, столь манящий и вселяющий надежду. Но я страдал от боязни осознать то, что данное явление – это мираж. Но сейчас я счастлив, поскольку добрался до оазиса, и понял, что он настоящий. Ты – мой источник жизни в этой пустыне. Я не могу теперь представить своей жизни без тебя.
– Пустыня?
– Да, пустыня. Это все, что меня окружает, когда тебя нет рядом.
Марианна смущенно потупила взгляд и произнесла:
– Спасибо тебе, милый. Мне никогда не говорили ничего подобного.
– Спасибо тебе за то, что я могу это сказать, ведь, оказывается, это так приятно…
Они поцеловались вновь. На этот раз они просто не могли оторваться друг от друга. Наконец, Адриан приподнял ее и понес в большую комнату на руках. Бережно он положил ее на застеленную кровать и сам лег сверху. Ее руки нежно гладили его по голой спине, принося ему неземное удовольствие от приятных ощущений. Его язык скользил между ее губами, которые были мягкими и пьяняще сладкими. Руки Адриана гладили ее тело под одеждой, повторяли ее совершенные контуры. Кожа ее была как небесная ткань, сотканная из облаков, настолько она была мягкой и нежной. Казалось, одно неверное движение, и ткань развеется, растворится в воздухе – Адриан был настолько нежен, насколько это было для него возможным сейчас. От этого Марианна чувствовала себя облаком, легким и невесомым, которое находилось в полной безопасности в сильных и вместе с тем ювелирно аккуратных руках теплого ветра. Он целовал, ласкал и обнимал ее так нежно, что все ее ощущения были где-то над землей, там, куда поднималось все тепло. Они были счастливы настолько, что даже не хотели об этом задумываться. Их дыхание было глубоким, как океан, а сердца бились в унисон, подобно часам, тиканье которых было неразделимым. Сейчас они перестали целоваться и просто тонули друг у друга в глазах.
В один момент Адриан поднял взгляд на окно и поднялся с кровати. Он подошел к окну и, не отрываясь от него, произнес:
– Рассвет…
Марианна подошла к нему сзади и приобняла. Она приложила голову к его спине и слышала, как бьется его сердце. Она была уверена, что так же бьется и ее собственное. Так она слушала и смотрела, как медленно начинало светать далеко на горизонте.
– К сожалению, самого рассвета мы не увидим из-за домов. А ведь сегодня обещали солнце. Одно из последних в этом году.
– Это ты – мое Солнце, – произнесла Марианна, не переставая слушать сердцебиение любимого.
– Я счастлив слышать это. Я счастлив жить. Спасибо тебе за все это.
– Скажи спасибо Квинну, – с улыбкой сказала Марианна и отошла от окна, сев на кровать.
– Да уж, тут ты права, – присоединился к ней Адриан. – Этот парень нас свел. До сих пор помню, как они с Алексом объявили мне, что собираются устроить мне личную жизнь. И действительно! Теперь у меня есть ты.
– Да, я очень рада, что так получилось. Мне тогда Милена сказала, чтобы я собиралась в гости к какому-то парню, который ездит на «Феррари». Она сказала, что он ей очень понравился, но не желает ехать к нему одна, так как там еще будут друзья. Я думала, стоит или нет, но она все-таки уговорила поехать с ней. И я ни капли не жалею, что послушала ее тогда…
К этому моменту Адриан уже улегся на кровати и смотрел на нее нежным взглядом. Она тоже легла рядом и продолжала:
– Только потом оказалось, что меня хотели свести с тобой. Так что было время, когда я думала, что встреча с тобой – это чистая случайность. Забавно, правда?
– Да, забавно. Меня вот поставили перед фактом, дескать, «знакомишься и мутишь». А хочу я этого или нет, никто не спросил.
– Слава Богу! – засмеялась Марианна.
– Почему ты смеешься? – Адриан смотрел на нее с улыбкой.
– Потому что, если бы тебя спросили, то ты не захотел бы знакомиться. Ты скромный у меня.
– Да, ты права. Поэтому я очень сильно волновался. Но, как только ты вошла в дом, я словно почувствовал запах родниковой свежести, будто ключ где-то рядом бил. И я стал тянуться к нему, как за спасением…
– …от гибели в пустыне? – попыталась угадать Марианна конец его фразы.
– Да. Именно так. Я до сих пор помню, как ты тоже смущалась тогда, все-таки целых три незнакомых парня в компании. А ты была не предупреждена о сводничестве, и поэтому все время странно реагировала на мои постоянные вопросы.
– Я просто… – Марианна сладко зевнула, – я не знала… и не привыкла, чтобы мне уделяли столько внимания…
– Честно говоря, под конец вечера, я был уверен, что не понравился тебе. Я даже помню сообщение, которое отправил тебе на следующий день: «Привет, это Адриан. Мы познакомились вчера у Квинна. Надеюсь, я не сильно тебя утомил вчера? Сердечно извиняюсь, если что-то не так». Эх… я тогда долго думал, что написать. И волновался дико, аж руки тряслись. Боялся, что ты не ответишь, и не выпускал телефон из рук, пока не пришел ответ от тебя. Из-за дрожи я его даже прочитать не мог, как следует – телефон прыгал у меня в руке, как мыло в ванной. Но все обошлось, и мы разговорились. Мне даже хватило смелости пригласить тебя на свидание…
– У-у-гу, – протяжно и сонно произнесла Марианна. Она уже почти спала и могла лишь кивать в ответ. Адриан поцеловал ее в лоб, полюбовался, как мило она выглядит спящей, и встал с кровати за пледом, который лежал на соседнем кресле. Стоило ему ее накрыть, как тут же она свернулась калачиком и мягко засопела. Адриан умиленно улыбнулся, и от этой улыбки все внутри разлилось нежностью и любовью. Он еще раз взглянул на рассвет за окном и отправился спать в соседнюю комнату.


Глава V. Буря.

Ноябрь. На улице холодно и сыро, в воздухе словно застывают капли воды и прохожие вдыхают их в свои легкие литрами. Темнеет с каждым днем все раньше, а одежда прохожих становится похожа на скафандры, спасающие от окружающей влаги. Лишь ведущая ночную жизнь молодежь ходила расстегнутой и легко одетой, дабы подчеркнуть свой «тусовочный» стиль. Особенно усердствовали молодые люди с намазанными гелем волосами и солнечными очками от модных дизайнеров. Они все стойко терпели промозглую погоду ради сохранения своего имиджа, и, стоя в очередях и на фейс-контроле, красовались друг перед другом. По их виду нельзя было сказать, что им было очень холодно, казалось, у этого типа людей выработался иммунитет к холоду и влаге.
Проходя мимо них, Адриан отвлекся от своих мыслей и подумал, как смешно они все выглядят. Когда он смотрел на каждого из них, то ему самому становилось холодно, и он не понимал, зачем нужно притворяться куклой чтобы тебя ей же и считали. Адриану они все напоминали именно кукол, манекенов, которых заставили стоять здесь и рекламировать модную дизайнерскую одежду. Он прекрасно понимал, что все эти люди привыкли к такому образу жизни, что они хотят привлечь к себе внимание, но, добившись этого, со стороны они лишь казались смешными и непонятными. Адриан знал лишь одного человека, которому подобный стиль полностью соответствовал и подчеркивал лучшие качества – это был Квинн. Жестами, мимикой, осанкой и всеми остальными своими внешними проявлениями в нем было что-то от этих «мажоров», но для него это казалось нормой, а для них – лишь жалкими попытками взять свое количеством, а не качеством. Поэтому Адриан никогда не пытался переплюнуть Квинна в умении стильно одеваться, поскольку у него не было возможности тратить столько денег на одежду, да и к тому же просто боялся казаться смешным. Эта боязнь отличала, пожалуй, их обоих от этой пестрой толпы. Сейчас Адриан шел по вечернему городу, и мысленно посмеивался над этими несчастными людьми, интересы которых ограничивались лишь одеждой, золотыми браслетами и тусовками.
Когда пестрая толпа у одного из самых элитных ночных заведений осталась позади, мысли Адриана вернулись в прежнее русло, гораздо более тревожное для него. Уже целую неделю он не виделся с Марианной, и даже не говорил с ней по телефону. Он не понимал, что случилось, поскольку она его даже не предупредила перед тем, как пропасть из его жизни. По началу он не решался ей звонить и не заваливал смс-сообщениями, так как не хотел казаться чересчур назойливым, и ждал момента, когда она сама позвонит ему. Так он еще хотел понять, что еще нужен ей. Но дождаться какого-либо звонка или ответа ему было не суждено. С каждым днем росло его беспокойство, смешанное с растерянностью, ведь он не знал, что делать. Даже на своих занятиях в университете она не появлялась за это время ни разу. Под конец этой недели он не вытерпел и стал забрасывать ее звонками на домашний и мобильный телефоны, но вновь получил тот же результат – молчание. Он даже приходил к ней домой, но дверь ему никто не открывал. С тяжелыми чувствами Адриан шел сейчас по улице, поскольку неопределенность и тревога убивали его.
Друзья видели его угнетенное состояние и старались всячески поддержать, но ничем другим они помочь не могли, так как сами не знали, в чем причина столь неожиданного исчезновения Марианны. Они советовали попробовать спросить у Милены, которая была ее лучшей подругой, но Адриан понятия не имел где ее найти. За эту неделю он ни разу не видел ее рядом с Квинном. И вот сейчас Адриан шел с одним из своих друзей по направлению к бару, где их в это время уже ждали. Всю дорогу его попутчик разговаривал по телефону, но с кем и о чем ему было не интересно. Адриан просто шел, погруженный в свои мрачные мысли, до самого бара. Наконец, они сменили сырую улицу на теплое, шумное и людное помещение, где за одним из столиков их уже ждали двое знакомых, которые сердечно приветствовали прибывших.
Адриан сел на мягкий кожаный диван и откинулся на спинку. На столе пред ним были бутылки и пепельница с несколькими окурками. Сопровождавший его товарищ перестал разговаривать по телефону и сел на свое место напротив Адриана. Его звали Франко, он был одним из немногих друзей детства, с которым у Адриана сохранился контакт. Они вместе ходили еще в детский сад, и потому гордились столь длительным сроком своей дружбы. Франко перекинулся парой фраз с остальными двумя ребятами, после чего обратился к мрачному как туча Адриану:
– Слушай, прости, что так долго разговаривал.
– Все в порядке, не переживай.
– Надеюсь, нет ничего страшного в том, что я тебя вытащил сюда?
– Нет, все нормально.
– Ну и хорошо. Я решил, что тебе не мешает развеяться, слишком уж кислый ты в последнее время.
– Да уж… спасибо тебе… с кем разговаривал? С Ларой?
– Да, – с нежностью в голосе произнес Франко. – Соскучилась по мне. Она сейчас на свадьбе у родственников в другом городе. Через пару дней вернется. Но хватит обо мне. Как сам? Все так же?
Адриан вздохнул в ответ и уныло промолвил:
– Да… если не хуже…
– Не кисни ты так, найдется она. Она же тебя любит.
– Знаешь, Франко, я уже начинаю в этом сомневаться. Причем я искренне не понимаю, с чем это может быть связано. Я дарил ей цветы, водил в кино, в декабре мы планировали пойти в театр. В рестораны мы тоже ходили. Она говорила, что любит меня, и я ей говорил то же самое, а ты и сам прекрасно знаешь, что такими фразами просто так не разбрасываются!
– Да, знаю. Но не все говорят это искренне, кое-кто это говорит это только в ответ.
– Ты прав, но я был уверен, что у нас искренние отношения. Во всяком случае, с моей стороны – точно. У нас ведь даже секса еще не было! А сейчас я и не знаю, что мне думать! Может, с ней случилось что!
– Ладно тебе, не накручивай себя.
– Почему? Если с ней все в порядке, то почему она не предупредила меня?
– Не знаю, – пожал плечами Франко. – Этих баб хрен поймешь.
– Или я что-то не так сделал? – продолжал сокрушаться Адриан. – Эх…
В этот момент их соседи поинтересовались, почему они отделились от компании и не участвуют в общем разговоре, на что Франко попросил их подождать. После этого он повернулся обратно к Адриану и спросил:
– Ты пиво будешь?
– Нет, не хочу.
– Слушай, Адриан, хватит убиваться уже. Этим ты себе не поможешь.
– Знаю, но, к сожалению, ничего не могу с собой поделать…
На некоторое время между ними воцарилось молчание, и было видно, что Франко искренне сочувствует другу. Но он и сам толком не знал, как ему помочь.
– Слушай, а ты Квинна спрашивал? Он ведь встречается с ее лучшей подругой.
– Да, спрашивал, но без толку – ответил Адриан. – Вин свою не видел примерно столько же, сколько и я свою. У них там что-то разладилось.
– Как не вовремя…
Последнее замечание друга Адриан оставил без внимания, поскольку начал усиленно вглядываться в сторону стойки бара. Он сидел лицом к ней и неожиданно для себя обнаружил знакомый силуэт. Адриан встрепенулся, поднялся со своего места, и, со словами: «Вспомнишь солнце – вот и лучик!», направился к бару. Франко успел лишь недоуменно спросить, кого тот имел ввиду, но не получил ответа на свой вопрос. Он следил, как Адриан уверенно пробирался к бару и вдруг понял, о ком шла речь.
На высоком стуле за барной стойкой сидела Милена, вокруг которой вились парни. Многие из них предлагали ей выпить, однако любые их попытки познакомиться с ней оборачивались неудачей. Даже бармен старался не отходить от нее далеко. Адриан шел к ней со смешанными чувствами: с одной стороны, он радовался тому, что сейчас что-то, наконец, прояснится; с другой, ему было страшно узнать, возможно, неприятную для себя новость. Его настораживал тот факт, что Милена сидела в баре одна и просто пила. Насколько он ее знал по рассказам Квинна, она не была любительницей подобных заведений, а потому беспокойство Адриана постепенно брало верх над радостью ее встречи.
– Милена?
Она тут же обернулась в его сторону, и Адриан успел заметить, как в ее взгляде промелькнуло что-то вроде надежды. В следующее мгновение от этого взгляда не осталось ни следа, словно она поняла, кто перед ней. Милена опустила глаза, повернулась вновь к барной стойке и протянула с изрядной долей разочарования в голосе:
– Привет…
– Ты не меня надеялась тут встретить, верно?
– Все в порядке, не переживай.
– Я не переживаю. Просто хотел с тобой поздороваться. Куда вы все подевались? Я тебя не видел целую неделю, и примерно столько же Марианну. Я даже дозвониться до нее не могу. Где она?
– Не знаю. Мне наплевать, – ответила Милена равнодушно.
В ответ на услышанное Адриан разочарованно вздохнул и окинул взглядом свою собеседницу. Что-то в ней было не так. Видимо, это было как-то связанно с разладом в отношениях с Квинном.
– Что случилось?
– Ничего. Я же сказала, что все в порядке.
– Что ты пьешь?
– Не знаю, – пожала плечами Милена.
Адриан обратился к бармену, кивнув в ее сторону:
– Что она пьет?
– «Стратосферу».
– Неплохо так… и сколько она уже выпила?
– Пять шотов.
– Не наливай ей больше, ладно?
В ответ бармен только пожал плечами. Адриан снова повернулся к Милене:
– Итак. Ты стоишь, точнее, сидишь у барной стойки с мрачным выражением на лице и напиваешься в гордом одиночестве. Ни за что не поверю, если еще раз скажешь, что у тебя все нормально. Так, что у тебя произошло?
– А ты догадайся…
– Проблемы с Квинном? Вы поссорились?
– Нет. Мы расстались.
– Ах, вот оно что… – в голосе Адриана не было удивления. – Ты уверена в этом?
– Нет, черт возьми, мне это приснилось! – вскипела Милена. – Маленькая впечатлительная девочка верит в вещие сны! До сих пор отойти не могу!
– Тише, успокойся. Милена, прости, я не совсем правильно задал вопрос, – Адриану было неловко и потому он решил не пояснять пока, что он имел ввиду.
– Может, ты не будешь больше пить? – попытался он перевести тему. – Ты уже много выпила. Побереги себя.
– С чего это вдруг ты за меня беспокоиться начал? – с некоторой язвительностью в голосе спросила Милена. В ответ Адриан тяжело вздохнул, словно не решаясь сказать то, что хотел. Он сомневался, это было видно со стороны, а Милена явно заинтересовалась его мыслями.
– Ну, давай, говори! – подстегнула она.
– Не знаю, стоит ли тебе это говорить, но… ты должна знать кое-что про Квинна. Дело в том, что… все девушки, с кем он пытался построить отношения, в итоге кончали жизнь самоубийством. Поэтому у него мрачная репутация. И я не хочу, чтобы и с тобой что-то случилось.
– Не бойся, не случится. Я выше этого.
– Нет, ты не понимаешь, насколько это все серьезно. С одной из них мне уже приходилось беседовать в подобной обстановке. Я пытался успокоить девушку, но это не помогло, и в следующий раз я видел ее уже лежащей в гробу на ее же собственных похоронах!
– Идиотка! – прокомментировала услышанное Милена. – Мужики того не стоят.
– Нет, ты послушай! Может и не стоят, но я говорю про другое! Это очень тяжело, ощущать на себе вину за чью-то смерть. Квинн никак не отреагировал тогда, а вот мне было тяжело. Это были самые трудные похороны в моей жизни, так как я за несколько дней до этого пытался предотвратить смерть этой девушки. А Квинн тем временем стоял рядом со мной как ни в чем ни бывало и пялился на подруг умершей, чтобы потом «утешить» их одну за другой. Но в этот раз все по-другому, вот что я хотел тебе сказать, задав тот глупый вопрос. Я успел заметить выражение его лица, когда он впервые тебя увидел. Поверь, Милена, это лицо я у него видел тогда в первый и последний раз. Он восхищается тобой!
– И при этом еще умудряется мне изменять?! – гневно воскликнула Милена. – Чушь собачья!
– Успокойся. Как бы то ни было, я не думаю, что ваши отношения на этом закончатся. В этой жизни или в другой, но вы будете вместе.
– Звучит, как глупая и наивная романтика.
– Плевать, как это звучит! Я тебе говорю про другое, про то, что ты для Квинна особенная девушка. Ты была ей и будешь всегда. Постарайся простить ему его измену, ведь он так привык. Теперь ему нужно отвыкнуть. Тогда ваши отношения продолжаться, и все будет, как раньше.
– Нет, не будет. Я так не могу. К тому же, он сам мне сказал: «Если что-то тебя не устраивает, можешь уходить, тебя никто не держит». Так я поняла, что все кончено, ведь он даже не дорожил нашими отношениями. А ты еще говоришь о восхищении… Бармен! – крикнула она молодому человеку за стойкой. – Налей мне еще!
– Нет, не надо, не наливай, – обратился к нему Адриан. – Ей хватит.
– Как это «хватит»?! – закричала Милена так, что все вокруг обернулись. – Я имею право выпить, если я этого хочу! Тем более, за мои собственные деньги!
– Хорошо, хорошо, – Адриан испугался ее реакции. – Тогда налей и мне тоже.
Бармен кивнул и ушел мешать коктейли, а Адриан начал рыться в кармане в поисках денег.
– Не нужно, – сказала Милена, увидев это. – Я уже заплатила вперед за большое количество алкоголя.
Адриан не стал с ней спорить и прекратил рыться в карманах. Затем настала некоторая пауза, которую прервала Милена:
– Что скажешь, если я предложу тебя выпить на брудершафт? – спросила Милена. Этот вопрос явно застал Адриана врасплох.
– Не знаю, что и сказать… будь ты трезвая, то не стала бы мне этого предлагать. Так что лучше не стоит.
– Я не сильно пьяна. К тому же тебе стоит подумать о том, что многие мечтают оказаться на твоем месте. В том числе и среди тех, кто находится в этом зале, хотя в этом нет ничего особенного.
Бармен принес две рюмки с зеленоватой жидкостью. Одним из его ингредиентов была самбука, а потому данный напиток являлся весьма коварным. Перебрав этой дряни, даже взрослый мужик мог натворить глупостей, не говоря уже о молодой девушке. Адриан чувствовал себя ответственным за Милену и переживал за нее. Она же, в свою очередь, уже была весьма пьяна и, к тому же, на грани срыва, именно поэтому он боялся отказать ей в ее прихоти. Разговор с Миленой пробудил в нем воспоминания тех двух девушках, что покончили с собой. Пусть это могло показаться удивительным, но за Квинном действительно тянулся этот мрачный шлейф. До Милены у Квинна было две попытки построить серьезные отношения, и каждая из них заканчивалась суицидом. Именно поэтому Адриан, пусть и невольно, но уже предполагал, чем все может закончиться в этот раз.
Ему вспомнились все эти несчастные девушки, и тут же тоскливое сожаление наполнило душу. Квинн очень легко переносил их смерти, и с его стороны создавалось впечатление, что он вообще не чувствовал какой-либо своей причастности к судьбам своих бывших, делая вид, что каждая из них была лишь очередной его «победой». По началу он, конечно же, думал иначе, но хватало его максимум на месяц, после чего он терял всякий интерес. Этого по уши влюбленные в него девушки выдержать уже не могли.
Однажды, кто-то из их с Адрианом общих знакомых назвал Квинна «воплощением дьявола», и в этих словах было нечто правдивое. Вин был всегда спокоен и рассудителен, обладал привлекательной и несколько пижонской внешностью, которая ему шла только в пользу, деньги и дорогие вещи казались неотделимой частью его имиджа, настолько естественным было его, по сути, высокомерное поведение. Деньгами он не разбрасывался, но тратил их очень красиво, что, в сочетании с его остроумием, давало оглушительный эффект – он просто-напросто не знал такого слова, как «нет». Таким образом, две ни в чем неповинные девушки стали жертвами его дьявольского обаяния: сначала они теряли голову, затем у них разбивалось сердце, после чего терять им уже было нечего. Их красота и любовь становилась  для них настоящим проклятьем.
И вот этой осенью, когда Квинн начал встречаться с Миленой, казалось, что интрига возродилась. Девушка без сердца, но со скандальной репутацией, сама использующая мужчин в своих корыстных целях. Адриан думал, что кому, как не ей суждено справиться с чарами Квинна, который и сам прекрасно знал, что она начала встречаться с ним исключительно ради денег. Тем удивительнее было его решение перевести все в более серьезное русло. Его мотивы были неясны Адриану до сих пор, однако наблюдать за этой парой было в той же степени интересно, как и за боксерским поединком за звание абсолютного чемпиона мира. Милена, типичная роковая женщина этого города, должна была стать серьезным противником, но вместо этого почти сразу же оказалась в неожиданном нокдауне. Игра в казино превратилась в односторонний тир по разбиванию сердец, и сейчас перед Адрианом сидела не знакомая всем гордая женщина, а сломленная после сильного удара девушка с израненной душой.
– О чем задумался? – прервала она его мысли.
– Да так… ни о чем особенном, – ответил Адриан, сделав безразличный вид.
– Ну, так что же? Выпьешь со мной?
– Да, выпью. Но только давай при условии, что это будет твоя последняя рюмка.
– Хорошо, – ответила Милена, немного подумав. – Я согласна.
– Мы сейчас выпьем, и я провожу тебя домой, идет?
– Идет. Давай, за нас!
Адриан в ответ кивнул с улыбкой на лице, затем они сплели руки в локтях и опрокинули свои рюмки. Густая маслянистая жидкость зеленоватого цвета вязала рот и легко согревала внутренности, стоило лишь ей погладить пищевод. Затем последовал не менее согревающий и сладкий поцелуй. Адриан ощутил мягкость губ Милены на своих устах, причем продолжительность этих ощущений оказалась дольше обычного дружеского поцелуя. Их языки соприкоснулись друг с другом, а глаза закрылись. Все вокруг Адриана погрузилось во тьму, и в долю секунды и без того расплывчатые визуальные образы полностью уступили место сладкой темноте, ощущениям, подобным сердечному трепету и душевному спокойствию. Неожиданно нахлынувшие ощущения дезориентировали Адриана и когда поцелуй, наконец, прекратился, он произнес:
– Марианна…
Только через несколько мгновений он осознал произошедшее. Буквально всей своей кожей Адриан ощутил, как накаляется воздух вокруг Милены. В ее широко раскрытых глазах он увидел сильное разочарование и ярость, а его собственное, еще трепещущее, сердце резко сдавило чувство вины. Он этого поцелуя не хотел, но вина перед Марианной меньше от этого не становилась. К тому же он самолично сломал то хрупкое душевное равновесие Милены, которое только-только успело проявиться, пусть и в зачаточном состоянии. Она смотрела на него глазами, полными боли и ненависти, а он ясно понимал, что теперь от нее можно ждать чего угодно, в том числе и самого худшего.
– Прости меня… я не хотел, – сказал Адриан дрожащим от сожаления и растерянности голосом.
– Простить?! За что?! За то, что ты никчемное ничтожество?! Проси прощения у Бога, за то, что он тебя таким сделал! Иди к своей ненаглядной Марианне, только подумай хорошенько, нужен ли ты ей. Скорее всего, нет, так как этой ненасытной шлюхе мало тебя одного! Ты настолько жалок, что она даже сексом с тобой заниматься не желает!
– Что?! – теперь Адриан выглядел не только растерянным, но и озадаченным. – О чем ты говоришь?
– Никогда такого не было… мужики всегда считали за счастье переспать со мной, а теперь целых два унизительных отказа за короткий промежуток времени! Господи, за что мне это?! Вчера я трахалась с одним, но было это неинтересно! Я желала видеть в нем Квинна, но все, что я могла – это представлять его на месте другого. Я не могу избавиться от мыслей о нем и это мой крест теперь, черт возьми! И уж тем более мне не нужно такое ничтожество как ты! Даже Марианна послала тебя!
– Ч…ч…что? – Адриан был явно ошарашен этим откровенно-гневным монологом Милены.
– Ты мог бы со мной переспать, но ты слепой идиот! А раз так, знай – я бы переспала с тобой лишь для того, чтобы отомстить им обоим!
– Им обоим?! Я не понимаю, о чем ты…
– А ты думаешь, с кем мне изменил Квинн? Я скажу тебе с кем – с твоей «драгоценной» Марианной! Черт возьми… – Милена понизила тон. – Такого предательства я не ожидала…
Адриан пребывал в шоковом состоянии, все вокруг потемнело, голова разболелась, а окружающая его действительность словно попала в зону турбулентности. На них с Миленой смотрело множество людей, привлеченных ее криком, но ему уже не было до них абсолютно никакого дела. В его пустыне вдруг поднялась песчаная буря, которая яростно заметала его оазис сухим, горячим песком.
– Нет… нет… я… не верю тебе, – слова с трудом слетали с его обсохших губ. Несмотря на силу непогоды, накрывшей его хрупкий оазис, он еще пытался сохранить слабую надежду на выживание.
– Твое право, верить мне или нет, – говорила Милена с нескрываемым гневным торжеством. – Ты спроси у Квинна сам. Он скажет тебе правду так же, как сказал ее мне. Ему нечего скрывать, ведь ему плевать на всех, кто его окружает, и на тебя в том числе!
Адриан не мог больше слушать. Он сдвинулся со своего места и направился к выходу. Вдогонку ему летели слова Милены, словно эхо они доносились до его заметенного песчаной бурей сознания: «И ты считал этого человека своим лучшим другом? Наивный мальчик…»
Несмотря на то, что на улице давно стемнело, и лил сильный дождь, Адриана это не могло сейчас остановить. Он вышел из бара и направился к шоссе. Встав на обочине, он начал голосовать. Адриан стоял под дождем, капли которого освещались фарами проезжающих мимо машин, не торопящихся останавливаться перед ним. Он уже изрядно успел промокнуть прежде, чем рядом остановилась желтая машина такси. Обычно Адриан не прибегал к услугам таксистов из-за дороговизны их услуг, однако в этот раз ему было все равно, на чем ехать и за какие деньги. Ему вообще сейчас все было безразлично, он даже не обратил внимания на выбежавшего из бара Франко, который явно пытался поймать и уберечь его от необдуманных действий. Адриан сел на переднее пассажирское сиденье такси и назвал нужный адрес, а таксист в ответ назвал свою цену за доставку. Адриан только угрюмо и безразлично кивнул в ответ. Таксист быстро сообразил, что пассажир не настроен на разговор, а потому решил не донимать его лишними словами. Самое главное – дорогу до места назначения – он знал, а потому молча тронулся с места и даже не стал спрашивать своего пассажира о предпочитаемой радиостанции, хотя у таксистов этой фирмы так было заведено.
Под грустную музыку радиоприемника дождь рисовал перед Адрианом узоры, грустные символы его несчастья. Сфокусированный на испещренном ручьями стекле взгляд не видел города на заднем фоне. Так горящие фонари и окна сливались в одно сплошное светлое марево, закрывая собой дома и улицы. Стекло словно закрасили желто-песочным цветом, цветом пустыни, на фоне которой дождевая вода рисовала образы зеленых деревьев с певчими птицами на ветвях, среди которых струились журчащие ручейки. Под музыку эти образы ежесекундно менялись, по-новой трансформировались в самих себя, словно пытаясь найти устойчивое для себя положение, но получалось это безуспешно. Деревья гнулись, расслаивались, ломались и менялись местами; птицы, перелетая с места на место, не успевали петь, а некоторые из них вовсе покидали оазис, предчувствуя скорую гибель своего дома; ручьи двигались все сумбурнее, вселяя тревогу в переставших петь птиц, они то разливались, то высыхали, а то и вовсе меняли направление. Музыка стихала, и вместо нее издалека начал доноситься шум сильной бури. Этот звук приближался настолько быстро и угрожающе, что в один момент все птицы резко взлетели в воздух и стаей направились прочь от нее.
Вдруг одним резким порывом ветра туча черного песка заслонила собой пустынную равнину, накрыв оазис всем своим весом. Деревья гнулись и ломались, а ручьи заметались и становились черными от песка, и теперь они тянулись по выжженной земле тонкими грязевыми потоками. Все это произошло так резко, что Адриан зажмурился и не открывал глаза еще некоторое время, то тех пор, пока машина такси не остановилась. В этот момент он подумал, что это жизнь остановилась, отмучившись в своей черной агонии. Но вдруг прозвучал голос таксиста: «Приехали», и Адриан понял, что еще не все потеряно. Он открыл глаза и вновь посмотрел на стекло, где уже не было никаких картин – одни лишь разводы от струящихся дождевых капель. Адриан заплатил названную таксистом сумму, и, стоило ему выйти из машины, как сразу же перед ним вырос знакомый дом, окруженный высокой кирпичной стеной. В окнах горел свет, а значит, хозяин был дома – это был еще один маленький лучик надежды.
Желтая машина тронулась с места и скрылась в наполненной проливным дождем темноте, и теперь Адриан стоял на обочине дороги лицом к шикарному коттеджу, за силуэтом которого величественно возвышался черный лес. Он постоял так некоторое время, собираясь с силами и мыслями, и направился к воротам. Адриан нажал на кнопку звонка внутренней связи и стал дожидаться ответа. Довольно скоро гудки в динамике прекратились, и раздался шум открытия ворот. Когда зазор между массивными створками стал достаточным, чтобы пройти, Адриан прошмыгнул на территорию, и сразу же ворота начали закрываться обратно. Он продолжал двигаться сквозь проливной дождь, делая неуверенные шаги, а дождевая вода, тем временем, заливала взгляд, рисуя свои узоры прямо на глазах. Наконец, он увидел, как открывается дверь и включается свет на крыльце, освящая своего владельца. Увидев его, Адриан остановился прямо на границе между темным дождем и освещаемыми светом лампы вертикальными потоками воды, так, чтобы Квинн мог видеть лицо своего друга. Вин заговорил первым:
– Привет, дружище, я рад тебя видеть! Что ж ты не предупредил, что приедешь? Я бы девчонок позвал.
– Привет, Квинн, я тебя тоже рад…, – начал было Адриан, но осекся и решил перейти сразу к теме своего приезда. – Я приехал к тебе не развлекаться. У меня к тебе разговор.
– Даже так? Тогда не стой под дождем, заходи.
– Нет. Не зайду, пока не ответишь на вопрос, который я тебе задам.
Услышав серьезный тон с примесью отчаяния в свой адрес, в глазах Квинна приветливость уступила место серьезности. Он словно понял, о чем сейчас пойдет речь, но как всегда вида не подавал. Лишь по глазам можно было что-то определить, но Адриан не мог видеть их четко из-за проливного дождя. Квинн слегка пожал плечами и произнес:
– Хорошо, задавай свой вопрос.
– Ты спал с Марианной?
– Ох… ясно, – Квинн был все также невозмутим. –  Ты видел Милену, да? И как она?
– Убита горем.
– Ясно…
– Но речь сейчас не о ней! Пожалуйста, Вин, ответь на мой вопрос! Я не хочу его повторять, мне больно…
– Я помню вопрос. И, пусть тебе это будет не слишком приятно я, скажу тебе правду, ведь ты мой друг. Да, я спал с ней.
На этих словах словно все рухнуло. Рисуемые дождем на глазах образы, вдруг потемнели и исчезли, умерли. Его обступила темнота со всех сторон, это был черный песок, принесенный песчаной бурей. Он поселился в душе, укоренился в самой ее глубине. Адриан горстями вдыхал этот песок в свои легкие и уже не видел над собой зеленых деревьев, не слышал пения птиц и не чувствовал более запаха родниковой свежести. Все было накрыто тучей песка, выметено и развеяно им по сухой и шершавой пустыне.
Ледяные капли дождя вдруг начали обжигать кожу, и находиться здесь стало невыносимо. А Квинн тем временем видел, как Адриан после услышанного сделал лишь один шаг назад, и сразу же его окаменевшее лицо пропало из виду, так как оно пропало из границ освещения лампы. Квинн продолжал говорить, и дождь, безжалостно жаля ледяными каплями, доносил его слова до сознания Адриана:
– Это было неделю назад, когда мы пили здесь. Ты ушел пораньше, так как тебе тогда надо было к родителям. А Марианна осталась, и получилось так как получилось. Ты меня извини, я ничего не мог с собой поделать, все вышло само собой, как и со всеми остальными. Я понимаю, что тебе неприятно, но постарайся излишне не драматизировать ситуацию. Если она тебе действительно необходима, прости ее, и мы все дружно забудем о том, что здесь произошло. Если же прощение выше твоих сил, то брось ее и не жалей ни о чем. В конце концов, если бы не я, вы бы даже не познакомились. Так что мы найдем тебе новую в два счета, ведь ты один, а девушек много. Ты слышишь меня?
Квинн замолчал и стал всматриваться в темноту позади освещаемой лампой стены дождя, но ничего увидеть не сумел. Адриан к этому моменту шаг за шагом вышел из границ освещения лампы, растворившись в темных потоках дождя. Квинн напряг слух, но никаких звуков движения не услышал, лишь шум дождя окружал его.
– Адриан? – позвал он и в ответ услышал скрип открывающейся металлической двери. Квинн выключил свет на крыльце, и тут же все погрузилось в холодный мрак. Лишь свет из окон с слегка освещал капли дождя на их уровне. Выключив свет, Квинн в воцарившейся темноте увидел зияющую дыру в своем кирпичном заборе рядом с воротами – дверь была открыта настежь. Так он понял, что Адриан ушел. Квинн взял висевший на крыльце зонт, раскрыл его и направился к открытой двери. Он выглянул наружу, но Адриана след уже не только простыл, но и был смыт мощными потоками с неба. Квинн закрыл за ним дверь, и пошел в дом.
Тем временем Адриан уже шел по дороге, окруженный деревьями и темнотой. Он шел в нужном направлении, но не знал, сколько потребуется времени, чтобы дойти до дома, как и не знал, придет ли он вообще сегодня домой. На самом деле, его это вообще не интересовало, настолько он был удручен и разбит. Все обернулось даже хуже, чем он предполагал, так как, человек, которого он долгое время считал своим лучшим другом, предал его, втоптал в грязь, уничтожил…
Адриан шел сквозь ледяной дождь, и жалел обо всем, что его связывало с этим человеком. Дождь продолжал жалить его и обжигать, одежда вся промокла и прилипла к телу, а в голове крутились последние слова Милены, услышанные им в баре: «И ты считал этого человека своим лучшим другом? Наивный мальчик… ты для него такой же чужой человек, что и все остальные, которым интересны лишь его деньги и его образ жизни. А он – просто кроющий все подряд кобель, получающий все от жизни эгоист, имеющий двух верных псов на своем денежном поводке. Это все – его талант, который тебе никогда не светит. Тебе никогда не стать таким, как он. Ты простой неудачник, Адриан!».
Эти слова были подстать ледяным каплям дождя – они жалили, не переставая, и от этого мысли и душа Адриана становились темнее мрака осеннего леса. Выдавив из себя всю до последней капли радость жизни, он стал привыкать к этому дождю. Совсем скоро Адриан словно растворился в пропитанном ледяной влагой лесном воздухе, он полностью погрузился в его темноту.
Изредка по дороге проезжали машины, но их водители не замечали бредущего подобно заблудшей тени молодого человека. Свет фар даже тени не мог от него отбросить. Так, при помощи столь сильного дождя темноте гораздо проще скрыть что-либо под своим покровом.


Глава VI. Разрыв со Светом.

Приближался конец ноября, месяца, в котором люди начинают забывать, что такое свет солнца. Свинцовые тучи нависали над крышами домов, с редкими перерывами заливая дождевой водой городское дно. Метрополий был накрыт непроницаемым колпаком, который высасывал из людей все желание жить, творить и радоваться, и чем больше он в себя вбирал, тем темнее и зловещее он становился. Город был полностью накрыт тенью от этого небесного колпака, тем самым щедро одаривая сумраком и темнотой его жителей. Подавляющее большинство людей Метрополия, сами того не ведая, перерабатывали эту темную энергию внутри себя, вбирали ее без остатка, а она, в свою очередь, вытесняла собой все самое светлое и радостное. Любовь, радость и веселье уступили место ненависти, злости и тоске. Большинство людей не могли сопротивляться столь мощной стихии, что царила в осеннем небе, и потому легко становились ее жертвами, марионетками. Сами того не понимая, люди были адептами этой стихии, они питали ее, жертвуя свои души и жизни.
Одним из таких людей был Адриан. Его мысли были черны с тех самых пор, как песчаная буря замела его жизнь своим черным песком. Не прошло и недели с тех пор, как он шел сквозь лес, окутанный ночной темнотой и наполненный ледяным дождем. Дождь тогда вымыл песок из него, но темнота внутри осталась – так он смог говорить с окружавшей тьмой на одном языке. Через жалость и ненависть к самому себе он породнился с ней, стал ее приемным сыном, а взамен получил растущую внутри злобу на окружающий мир. Неосознанно и, вместе с тем, добровольно Адриан принес себя жертву силам ночи, и в ответ они приняли его с распростертыми объятиями. Так он перестал быть человеком и превратился в неприкаянное приведение, день ото дня переживающим ошибки прошлого и скитающимся по барам в поисках успокоения. Но сколько бы он не пил, тревога в его потемневшей душе могла лишь ослабеть, но не уйти навсегда. Иногда он слышал голос тьмы в своей душе, который говорил, что нужно сделать, чтобы избавиться от мучений, но был еще не готов к этим действиям, поскольку сила отчаяния не до конца пробудилась в нем. Ослабляя боль и тревогу при помощи алкоголя, он выжидал момента своего освобождения.
Сквозь головную боль в сознание жестоко продирался дверной звонок, усиливая неприятные ощущения в разы. Адриан поднялся с дивана и не смог понять, какое сейчас время суток, поскольку в квартире было очень темно, а окна полностью зашторены. Казалось, через него темнота пробралась и в квартиру. Вдруг звонок повторился, в очередной раз усилив головную боль настолько, что невольно пришлось зажмуриться. Сначала он не собирался открывать дверь, но таинственный гость был так настойчив, что терпеть провоцируемые звонками приступы сильной мигрени Адриан не мог. Поэтому он встал со своего места и направился к входной двери. Не став смотреть в дверной глазок, он щелкнул замками и выглянул в коридор. Там стоял Алекс, с обеспокоенным видом он мялся у порога. Когда Адриан открыл ему дверь, тот внимательно оценил его болезненный вид и произнес:
– М-м-м. Все с тобой ясно. Мне можно войти?
Адриан ничего не ответил, только отошел от двери. Алекс толкнул металлическую дверь и прошел внутрь. Оказавшись в темной прихожей, он начал искать выключатель и, нащупав его, щелкнул им. От включившегося света Адриан зажмурился, и сказал:
– Выключи, пожалуйста, и так башка трещит.
Алекс выполнил просьбу друга, и в квартире вновь воцарился сумрак. Он увидел, как Адриан прошел в большую комнату, и последовал за ним. В ней он увидел беспорядок, бросающийся в глаза даже при этой темноте. Алекс заговорил первым:
– Ну, у тебя и темень здесь. И перегаром разит, как в дешевой забегаловке для алкашей. С тобой все в порядке?
– Нет. Если честно, то все хреново, – с хрипотцой в голосе ответил Адриан.
– На улице уже почти полдень, а у тебя темно, как в склепе. Я открою шторы, если ты не против?
– Валяй.
Алекс отодвинул темные занавески, но, как показалось, светлее в комнате это этого не стало. Он сел на кресло напротив Адриана, который понуро сидел на кровати, обняв голову обеими руками.
– Скажи мне, друг, – сказал Алекс. – Куда ты пропал? Сначала ты жаловался, что Марианна исчезла куда-то, и от этого ты сам не свой был. Теперь вот ты исчез. Я тебе звонил на оба телефона, но ты не доступен, приходил к тебе домой, но тебя не было. Хотя, может ты просто не хотел открывать, кто тебя знает… но это не важно. Нельзя же так пропадать! Мы ведь беспокоимся за тебя. Ты в запое что ли?
– Вроде того…
– Из-за Марианны?
– Сам не знаю. Из-за всего.
– Понятно…
Воцарилась тишина. Алекс явно хотел сказать что-то еще, но почему-то сомневался. Адриан же по-прежнему сидел, обхватив голову руками. Вдруг он поднял голову, посмотрел на Алекса и спросил:
– Это все?
– В смысле? – недоуменно переспросил Алекс.
– Ты пришел удостовериться, что я жив? Как видишь, со мной все в порядке. Так что, в принципе, я здесь тебя не держу, ты можешь идти по своим делам. А мне хочется спать, голова дико болит.
– Вообще-то, это не все, что я хотел тебе сказать. Есть еще новость.
Адриан ничего не ответил, лишь вновь опустил голову, в Алекс, наконец, решился сообщить свою новость:
– Милена умерла. Покончила с собой.
– Дьявол! – Адриан снова обхватил голову руками. Ко всем его скверным чувствам прибавилось еще и чувство вины. – Когда?
–  Примерно три дня назад. Ее нашли в одной из ее квартир, она повесилась. Сегодня похороны. Я думаю, ты должен прийти.
– Я ничего никому не должен…
– Как тебе угодно. Ее гроб опустят через два часа. Если что, ты знаешь, где кладбище. Ее хоронят на элитном, – с этим словами Алекс встал с кресла и направился к выходу. На пороге комнаты он обернулся и спросил:
– Быть может, я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Навряд ли.
– Хорошо. Тогда до встречи, мне пора.
– Пока, – попрощался Адриан, не поднимая головы. Когда он услышал, как за Алексом закрылась дверь, то встал с места и пошел в прихожую. Он закрыл замки на двери, и пошел в туалет. Там он открыл висящий над унитазом ящик и извлек оттуда молоток. С этим инструментом Адриан вышел обратно в прихожую и подошел к двери. Вдруг он размахнулся и со всей злостью ударил по коробке дверного звонка, так, что тот глухо треснул. После следующего удара он уже разлетелся на части по всей прихожей, а Адриан, удовлетворенный результатом, бросил молоток на пол и пошел в комнату.
Он сел на кровать и вновь обхватил свою больную от сильного похмелья голову. Он сжимал себе виски так, словно пытался выдавить из головы все, что в ней было: боль от похмелья, услышанные от Алекса слова и образ Милены, чью смерть он не сумел предотвратить. Адриан переставал сдавливать виски, пока не появились красные круги у него перед глазами. Отпустив свою голову, он почувствовал, как в нее возвращаются мысли о произошедших с ним событиях, разбивших все его иллюзии насчет счастливой жизни.
«Милена умерла», – теперь эта мысль не давала покоя. Он вспомнил, как пытался не допустить подобного поворота событий, так как меньше всего ему хотелось испытывать уже знакомое чувство вины. Но Квинн все испортил. Узнав о предательстве друга, Адриан был настолько шокирован, что ушел в себя и забыл об окружающих, в том числе и о Милене. И вот только сейчас он вспомнил о ней, но сделал он это не сам и, причем, в тот момент, когда все самое худшее уже произошло. Она умерла так же, как и все остальные девушки, что пытались встречаться когда-то с Квинном. Но как же Адриан был слеп! Когда-то он не решался обвинять во всем Квинна, поскольку давно знал его и дружил с ним. Адриан видел лишь непробиваемую маску безразличия на его лице, но верил, что умение скрывать свои эмоции – это отточенный до совершенства талант, а не полное безразличие ко всему окружающему. И вот, наконец, истина выплыла на поверхность, но уж слишком большую цену пришлось за нее заплатить.
Адриан чувствовал, что жизнь жестоко кинула его, но не мог понять, за что и зачем она это сделала. Едва успел он вкусить настоящую любовь, как тут же ее вырвали из его жизни, словно здоровый коренной зуб пассатижами; стоило ему утрясти в себе одно чувство вины, как тут же его стало терзать новое – и во всем этом была вина Квинна. Всю свою прошлую жизнь Адриан полагался на этого человека, но тот предал его, оставив без прошлого. С момента их последней встречи он все время чувствовал, что его в один миг лишили опоры, фундамента, и теперь он не знал, как сделать свой следующий шаг, чтобы не провалиться в бездну.
Адриан был растерян, унижен и зол на весь мир. В таком состоянии он просидел около получаса, как вдруг к нему вернулась мысль о похоронах Милены. У него не было желания идти на них, но что-то внутри тянуло его туда. Пусть некогда прочный фундамент его прошлого рассыпался подобно груде песка, но, тем не менее, кое-какие его фрагменты еще сохранялись и удерживались слабой надеждой. За своей головной болью Адриан не мог понять, на что именно у него сохранилась надежда, и, быть может, именно поэтому долго не мог принять решение о том, идти на похороны или нет.
В душевных метаниях и тяжелых размышлениях он бродил по квартире целый час, будучи не в силах решиться, как вдруг к нему пришла мысль, что после похорон можно будет посетить какой-нибудь бар, ну или, хотя бы, магазин. Именно эта мысль уверенно склонила чашу весов и позволила Адриану отбросить все сомнения в сторону, заставив его идти собираться. Он надел куртку, кроссовки и вышел из дома, закрыв за собой дверь. До похорон было чуть меньше получаса.
Когда Адриан добрался до кладбища, то у главных ворот сразу увидел большое количество дорогих автомобилей, хозяева которых были в той или иной мере знакомы с усопшей. Наверняка среди их числа были и те, которые в свое время пострадали от коварства Милены, расставшись с большими деньгами. Адриан прошел за ворота к домику смотрителя, который указал нужное направление и сообщил, что похороны уже заканчиваются.
Сегодня с самого утра лил дождь, но, поскольку кладбище было элитным, за ним ухаживали так, что непогоде никак не удавалось испортить здешние могильные участки. В любом другом месте все уже давно утопало бы в грязи, а здесь можно было спокойно ходить в дорогих туфлях по дорожкам и газону, не боясь при этом их испортить.
Адриан подошел к похоронной процессии как раз в тот момент, когда гроб уже был опущен, и настало время бросать горсть земли в могилу перед ее закапыванием. Он наблюдал, как некоторые игнорировали эту возможность и уходили с равнодушием на лице. Адриан подумал, что это ее бывшие любовники, до сих пор помнящие прошлые унижения. Таковых было большинство, и потому некогда внушительная толпа сильно поредела. Теперь остались лишь те, кто были готовы проститься с Миленой и бросить горсть мокрой земли, которую специально накрыли пленкой, чтобы она не превратилась в грязь. Адриана несколько удивило, что именно среди именно этих людей стоял Квинн – тот, кого он считал виновным в смерти девушки.
Первыми бросали землю в могилу родители Марианны, которые приютили когда-то лучшую подругу своей дочери у себя дома и любили ее как свою родную дочь. Для них ее смерть была несомненной утратой, ведь это была живая память о ее родителях, которые погибли в автокатастрофе. Отец Марианны был хмур и суров, а вот мама плакала навзрыд – в ее памяти еще не стерся образ маленькой белокурой девочки с красивой улыбкой. Попрощавшись, супружеская чета ушла, и уже следующие слезы заставили Адриана расчувствоваться самому. На этот раз к могиле подошла сама Марианна, и она была не в силах сдержать слез. Впервые Адриан увидел их, и что-то всколыхнулось в его нутре. Мимолетом пронеслась мысль о том, что им двоим еще многого не удалось совершить, и тут же ему стало грустно от мысли, что их отношения на самой грани смерти. Теперь им с Марианной предстояло самое неприятное – расстановка всех точек над и. Он должен с ней сегодня поговорить, хоть он и боялся этого разговора. Ведь в глубине души еще жила надежда на спасение их отношений, которая цеплялась за жалость, как за спасительную соломинку.
Слезы Марианны только усиливали в нем чувство жалости к ней. У Адриана перед глазами мелькали еще не остывшие воспоминания об их близости, как им было хорошо вместе, но, едва возникнув, все эти образы моментально рушились один за другим. Он не мог простить ее, хоть в глубине души ему очень этого хотелось.
Пока Адриан был в себе, Марианна продолжала рыдать на могиле лучшей подруги. Тем временем Квинн уже бросил свою горсть и отправился к выходу с кладбища. Следующим после него бросал землю Алекс. Совершив этот ритуал, он помог подняться преклонившей колени Марианне и, придерживая ее одной рукой и держа зонт в другой, направился к выходу вслед за Квинном. Уйдя с могилы, Марианна слегка успокоилась и слезы на щеках начали потихоньку высыхать. Поняв это, Алекс отпустил ее и спросил:
– Как ты?
– Голова болит. Так бывает, когда заканчиваются слезы. У меня больше нет сил даже на то, чтобы плакать…
– Понимаю. Но ты должна собраться. Он пришел.
– Адриан? – с дрожью в голосе спросила Марианна. В ответ Алекс только кивнул в сторону своего друга. Марианна повернулась в указанную Алексом сторону и увидела Адриана, мокнущего под дождем в некотором отдалении и стоящего с отрешенным видом.
– Он знает? – спросила она.
– Да, ему все известно. Из-за этого он сам не свой в последнее время.
– О, нет! – Марианна закрыла лицо руками. – Я… я ведь даже не знаю, как смотреть ему в глаза…
– Я понимаю. Но ты и сама знаешь, что не можешь уйти сейчас, не поговорив с ним. Ведь ты его милашка, ты особенная для него. Более того, вы – особенные друг для друга! Вы должны поставить какой-нибудь знак препинания в своих отношениях. Запятая это будет или точка – решать вам.
– Да, ты прав…
– Возьми зонт и иди к нему, а я подожду тебя в машине, – с этим словами Алекс отдал ей зонт и направился на стоянку.
Оставшись одна, Марианна не могла сдвинуться с места, словно опасаясь определенности. Ее мучили угрызения совести, а сама она понимала, что Адриан не сможет понять ее. Лишь в момент, когда Адриан ее заметил, она сумела сдвинуться с места. Со спутанными мыслями Марианна медленно приближалась к человеку, которого любила и боялась больше всего. Ноги подкашивались, и шаги давались ей столь тяжело, будто она тянула за собой грузовой вагон поезда. Целая вечность, казалось, прошла прежде, чем она оказалась рядом с Адрианом.
Издалека его лицо невозможно было разглядеть, так как мысли отбрасывали на него свою глубокую тень. Но сейчас, когда она оказалась рядом и посмотрела на Адриана, то буквально потеряла дар речи от увиденного: он исхудал, его кожа посерела, лицо осунулось, под глазами были синяки, а в самих глазах зияла пустота. Одежда его была грязной, мятой и насквозь промокшей, намокшие волосы свисали неаккуратными клочьями, и с них обильно капала дождевая вода. Его внешний вид шокировал и пугал Марианну, а мысль, что это именно она стала причиной этих изменений, делала ее и без того тяжелые чувства абсолютно невыносимыми. Поэтому она была не в состоянии нарушить воцарившееся молчание. Так они и стояли, мрачным молчанием приветствуя друг друга, пока Адриан не заговорил первым:
– Ты пришла сюда, и тебе нечего сказать?
– Прости меня, – только и смогла вымолвить в ответ Марианна.
– Простить? За что? – переспросил Адриан и заметил, как на лице Марианны появилось недоумение. – Простить тебя за измену? За предательство? Или за то, что ты испортила мне жизнь, лишь войдя в нее? Подскажи мне, пожалуйста!
– Я не знаю…
– А я знаю. Я много об этом думал, и решил, что мне не за что тебя прощать. Такое не прощается.
– Выслушай меня, Адриан, – глаза Марианны вновь наполнились слезами. – Я сама не понимаю, что на меня нашло тогда. Я очень сожалею о том, что произошло…
– Я тоже, – сухо добавил Адриан.
– Прости меня, пожалуйста! Я не могу понять, как это случилось. Все было как в тумане, я была словно одурманена, – ее слова точь-в-точь повторяли то, о чем говорил внутренний голос Адриана. Как и Марианна, его душа еще верила и надеялась на возвращение к прежней счастливой жизни. Главным ее аргументом было дьявольское обаяние Квинна, которому еще ни одна девушка не могла оказать сопротивления. Но прощения требовал внутренний голос, а вот сам Адриан был глух ко всем желаниям души с тех самых пор, как прошел через темный лес под проливным дождем. Каждый раз, когда сердце молило о прощении, перед его глазами возникал образ Квинна, и злость тут же вытесняла все ненужное в самые дальние уголки подсознания. Так случилось и на этот раз, и даже в едином хоре с Марианной душа и сердце не были услышаны. Адриан был твердо убежден, что пути назад нет.
– А когда ты признавалась мне в любви, ты тоже была одурманена?! – вскричал он. – Зачем ты мне это сказала тогда? Может, на тебя лимузин повлиял? Но ведь, ты же знала, что он не мой, так зачем же ты тогда издевалась надо мной?! Ты двадцать лет терпела и не могла подождать еще один месяц? Тогда сразу бы и призналась Квинну, только я не уверен, что он оценил бы это в полной мере! Тобой просто воспользовались! И я надеюсь, что тебе это понравилось, а то не слишком приятно осознавать, что тебе изменили зря!
– Прошу тебя, не говори так, – Марианна уже не сдерживала слез. – Я ведь действительно люблю тебя…
– Бред! Если бы ты любила меня, то не стала бы спать с ним. Черт возьми, подумать только! Два месяца отношений и уже все разрушено, в том числе и моя жизнь. Все, что у меня было раньше, пропало в один миг, а все то, что у меня осталось – это боль и неопределенность. И рушиться все начало в тот самый момент, когда я впервые встретил тебя. Я переживал целую бурю эмоций и ощущений, вполне сравнимых с мучениями: сначала я страдал без тебя, теперь же я страдаю из-за того, что ты у меня есть. Ведь очень непросто осознавать тот факт, что все пережитое было лишь иллюзией счастья.
Поднявшийся ветер вырвал зонт из ослабевших рук Марианны и начал носить его над могилами. Капли дождя заливали ее лицо, и, смешиваясь со слезами, падали вниз. Одежда моментально намокла, но она не обращала внимания на это, лишь повторяла с отрешенным видом:
– Нет… нет…
– Знаешь, Марианна, я много думал о нашей встрече, пытался представить себе все, что скажу тебе при ней, и каждый раз мне это представлялось по-разному. И вот сейчас я говорю и чувствую совсем не то, что мне представлялось. И тогда и сейчас наш разговор показался мне лишь пустым сотрясанием воздуха, ведь нам обоим хорошо известно, что ничего уже не будет, как раньше. Ты можешь сказать, что надежда умирает последней, и будешь права, поскольку это уже произошло. Это ужасный момент, но в нем есть один значительный плюс – все сразу же становится на свои места. Иллюзия рушится, и ты понимаешь, что те два месяца счастья были лишь предсмертным бредом умирающего в пустыне путника. Так что Милена была права – я действительно неудачник. Как же я был слеп все это время, что оказался должным умереть ради прозрения!
Он замолчал и теперь их с Марианной окружал лишь шум дождя. Промокшие насквозь, они стояли друг напротив друга, уставившись под ноги, и не могли пошевелиться. На кладбище были они одни, лишь безмолвные могилы и голые черные деревья окружали их. Даже на могиле Милены никого уже не было, лишь накрытая пленкой куча земли возвышалась рядом с зияющей дырой, откуда доносился тяжелый стук капель о крышку гроба. Адриан поднял голову и взглянул на Марианну, которая стояла не шевелясь, и по ее щекам стекали соленые капли дождя.
– Прощай, – сказал он и направился сквозь усиливающийся дождь к выходу с кладбища. Марианна подняла взор и стала провожать взглядом человека, которого любила и с которым только что окончательно рассталась. Короткий горестный стон вырвался из ее груди, и она закричала ему вслед:
– Адриан! – в этом крике он услышал и голос собственной души, которая разрывалась от отчаяния и агонии. Так он понял, что окончательно одержал верх над своей душой.
– Адриан умер! – кричал он, воздев руки к черному от дождевых туч небу. – Да здравствует Адриан!
Слезы горечи разливались на чьей-то могиле, наблюдая, как все дальше отдалялся от Марианны темный силуэт. Он был настолько темным, что казалось, будто это был виден вовсе не Адриан, а его душа, насильно заполненная тьмой.
Он не знал, куда шел. Он думал лишь об освобождении.


Глава VII. Свержение.

Последние дни осени были серыми, темными и дождливыми. Дожди не прекращались, они словно пытались смыть с Метрополия всю его грязь, но ее было слишком много. Люди забыли шум листвы, пение птиц, свет солнца, тепло нагретой земли, они в очередной раз забыли, что такое радость и легкость в душе. Темная болезнь поразила Метрополий, в его темноте рождались тени, бредущие по освещенным улицам навстречу чьей-то смерти. Высасывая из горожан положительные эмоции и даруя негативные, темнота налипала по всему Метрополию: здания, улицы, проспекты, переулки и парки были охвачены ей полностью. Люди могли с ней бороться лишь светом уличных фонарей и автомобильных фар, но их свет был искусственным, а их действия были разрозненными и недостаточными для освобождения от власти темноты. Лишь дождь, не переставая, пытался смыть ее с Метрополия, вот только все смытое тут же стекало на городское дно и питало собой серые грязевые потоки, которые заполняли улицы и обтекали фундаменты зданий. Эти потоки на самом деле были толпами людей, двигающимися в разных направлениях практически по всему Метрополию.
Сейчас был час пик, и больше всего народу было на центральной городской площади. Плотность толпы выливалась в сплошную серую массу, не замечающую вокруг себя ничего. Люди в ней были похожи друг на друга как капли воды из одной мутной лужи, своим серым обликом они никак не привлекали к себе внимания. Они просто возвращались домой после работы, и путь многих из них пролегал через эту центральную площадь, где прямо в центре располагалась главная достопримечательность Метрополия. Даже городской муниципалитет напротив бледнел на фоне самого высокого здания, называемого в народе Маяком. Так его прозвали из-за яркого света, вспыхивающего раз в неделю и имеющего непонятное происхождение. Множество догадок и предположений по сей день ходит вокруг природы этих световых вспышек, но даже если среди них и было правдивое объяснение, то оно уже давно потонуло в массе себе подобных, и масса эта была не меньше, чем людская.
Здание Маяка было рассчитано на все слои населения и включало в себя торговый центр, ресторанный двор, казино и гостиницу. Последней даже дали соответствующее название – «Маяк». Это здание было самым настоящим городским центром, и именно поэтому практически в любое время суток здесь, на центральной площади, было много народу. Вот и сейчас, как и в каждый час пик, серая толпа заполонила собой все свободное пространство. Она двигалась, не замечая ничего вокруг, но все же, небольшая ее часть обратила внимание на автомобиль, что припарковался рядом с площадью.
Это был черный «Феррари». Те, кто ее заметил сейчас, вживую таких машин раньше либо не видели, либо видели очень редко. Это обеспечило определенное внимание части толпы человеку, вышедшему из своего экзотического транспортного средства. Владельцем машины был среднего роста молодой человек, одетый во все черное: на нем были туфли, джинсы и не застегнутая на верхнюю пуговицу рубашка с подвернутыми рукавами. Его лицо обладало, быть может, немного резкими, но при этом весьма гармоничными и приятными чертами лица. Волосы тоже темные, средней длины и при этом зачесаны назад. На левой руке у него висел черный осенний плащ, а правой он закрыл за собой машину. Затем этот человек направился прямо в толпу, на ходу надевая плащ из-за холода и высокой влажности. Именно в этот момент на Маяке вспыхнул свет, на несколько мгновений осветивший всю городскую площадь. Молодой человек, как и все остальные, не придал этому большого значения и лишь прищурился, после чего продолжил свой путь.
Когда молодой человек вошел в людскую массу, то вдруг осознал, что не может раствориться в ней. Он был не такой, как все остальные, в нем было что-то особенное для окружающих, которые со странным выражением лица косились на него исподлобья. Он сейчас отличался от них, а толпа, как известно, боится всего непохожего на себя, и это ее основная защитная функция. Для молодого человека была неизвестна причина подобного отношения окружающих, и ему вдруг стало не по себе. Какое-то неприятное предчувствие следовало за ним, оно словно подгонялось взглядами прохожих.
Он не знал, что позади него на почтительном расстоянии двигался темный силуэт, с точностью тени повторяя все его движения. Этот силуэт появился в толпе прямо в момент вспышки Маяка, свет которого словно отпечатал в пространстве образ молодого человека, создал его темную копию. И теперь его «тень» неуклонно следовала за ним, она не пласталась по земле, как обычно, а потому даже люди из толпы замечали ее. Многие видели, как она двигалась вслед за молодым человеком и с абсолютной точностью копировала все его движения, не отставая ни на долю секунды. Молодой человек продолжал идти, а тень становилась все ближе к нему по мере его приближения к Маяку. Она догоняла его, не делая при этом более резких движений, все они были синхронными и выверенными до миллиметра. Посторонним казалось, что это удивительная оптическая иллюзия, действующая по правилам игры света и тени. И чем ближе тень становилась к своему «хозяину», тем явственнее проявлялась синхронность их движений.
Поскольку молодой человек был единственным обладателем такой тени в этой толпе, это привлекало к нему  некоторое внимание окружающих. Некоторые люди оборачивались ему вслед. Сам он не понимал, что происходит, почему на него так странно смотрят, он лишь чувствовал повисшее в воздухе напряженное ожидание.
Молодой человек остановился – тень остановилась тут же, и даже движения полов черного плаща, казалось, полностью совпали; он обернулся – она повторила все в точности. Человек в черном не заметил ничего подозрительного, но тревога от этого не проходила, а лишь усиливалась. Он продолжил свой путь, ускорив шаг, и тень тут же последовала за ним, еще быстрее приближаясь к своему «хозяину».
Когда молодой человек добрался до главного входа в Маяк и был уже перед ним, тень догнала его и оказалась прямо за спиной. Казалось, что стоит пройти еще пару метров, как они сольются воедино. Вдруг молодой человек ощутил какое-то холодное дыхание у себя на затылке и хотел еще раз обернуться, как вдруг резкая ледяная боль пронзила его спину. Он глухо вскрикнул, но получилось это прерывисто, так как пронзающе-ледяное ощущение исчезло столь же резко, как и появилось, будто из спины вынули лезвие. Не успел сбивчивый крик превратиться в хрип, как тут же молодой человек почувствовал пронзающую боль в животе. Он согнулся, затем опустился на колени, и больше для него не существовало ничего, кроме боли. Человек в черном попытался встать и, с большим трудом, ему это удалось. Он хотел позвать на помощь, но изо рта вырывались лишь хрип, стон и кашель. Затем он опустил взгляд, и увидел рукоятку, торчащую из солнечного сплетения. Обеими руками он схватился за нее и попытался вытащить, но не смог и в изнеможении повалился на колени, затем на бок. Так он попытался проползти на боку дальше, но лезвие в торсе резало все внутри при каждом движении, причиняя адскую боль. Молодой человек перевернулся на спину и ощутил, как отяжелевшие капли дождя падают и застилают его мутнеющий взгляд. Краем глаза он заметил, что вокруг него столпились люди и смотрели, как он умирает. Так он понял, что это конец, ведь никто даже не пытается помочь ему. Тени никто больше не видел.
Человек в черном лежал на каменистом асфальте, взявшись двумя руками за рукоятку ножа в животе. Вокруг него столпились люди, организовав полукруг с одной стороны. С другой стороны была лестница главного входа, на которой расположились остальные невольные наблюдатели. Никто не решался подойти к умирающему и помочь. Лезвие внутри нагрелось и перестало быть ледяным, оно продолжало резать внутренности при каждом движении и не давало пошевелиться, причиняя сильную боль даже при дыхании. Рана на спине горела, а кровотечение из нее обжигало плоть, чувствовалось, как грязь с мостовой забивается в нее и проникает под кожу.
Так он и лежал под дождем, мучаясь в своей агонии. Вдруг он в последний раз собрался с силами, обхватил руками орудие своего убийства и из последних сил попытался вытащить его. Крик сильной боли разнесся над площадью, и в воцарившейся тишине прозвучал звон упавшего на мостовую окровавленного лезвия. Вытащив нож, молодой человек лишился последних сил и теперь лежал, слушая, как тьма и тишина вместе приветствуют его. Он расслышал, как они позвали его по имени, и готовящаяся к отлету душа откликнулась на этот зов. Перед глазами появились светло-красные круги, моментально заслонившие собой все зрение, тело свело судорогой, парализовав дыхание, а острая боль от смертельных ран начала утихать. Светло-красная пелена перед глазами начала стремительно чернеть. Постепенно сознание покинуло безжизненное тело.


Глава VIII. Возвращение в реальность.

Винсент проснулся весь в холодном поту. Только что ему приснился кошмар, и теперь он сидел на кровати, тяжело дыша. Его сон был так реален, что переживания до сих пор не могли отпустить его. В последнее время Винсент уже не раз замечал, что с ним происходит что-то не то – внутри него нечто меняется, и яркие сны наглядный тому пример. Впрочем, возможность подумать обо всем ему еще представится, а сейчас он сидел в кровати своей спальни, одетый в изрядно помявшиеся джинсы и рубашку. Он попытался вспомнить, как попал домой после вчерашнего, однако последние воспоминания были связаны с клубом «Боттом» и неким светловолосым человеком, с которым он беседовал перед тем, как Винсент потерял память.
Вдруг он услышал, как из гостиной доносится звук работающего телевизора. Откинув одеяло и встав с кровати, Винсент с растрепанным видом и в мятой одежде направился к выходу из спальни. По пути он посмотрел на часы – они показывали час дня. Винс вышел из спальни и прошел по просторному коридору в гостиную, где на диване сидела девушка с рыжими мелированными волосами. Она тут же обернулась и встала с дивана, довольно резко покраснев от смущения. Винсент заметил, что девушка была весьма миловидна, а ее лицо казалось ему знакомым.
– Привет. Кто ты?
– Здравствуйте, – от волнения девушка говорила сбивчиво. – Меня зовут Кристина, я работаю официанткой в клубе «Боттом». Вы вчера там были.
– Ах, да! Я вспомнил это. Я пил «Ред хот слэммер», и именно ты обслуживала меня.
– Точно! – Кристина обрадовалась оттого, что ее вспомнили.
– Ты присаживайся, не стесняйся меня, – Винсент прошел на кухню и начал пить воду из-под крана, пока не утолил жажду, возникшую в результате алкогольного обезвоживания. От этого самочувствие стало только хуже, но пить хотелось очень сильно. Наконец, он вернулся в гостиную и сел на кресло рядом с диваном.
– А как я вернулся домой? И как здесь оказалась ты? Я ничего не помню…
– Это я привезла вас домой. Вы вчера…
– Пожалуйста, называй меня на ты, – поправил ее Винсент. – Я не люблю, когда все так официально. Меня зовут Винсент.
–Да, я знаю. Очень приятно, – кивнула Кристина. – Так, вот, вы… то есть… ты вчера очень много выпил и потерял сознание.
– Как это случилось?
– Судя по твоему виду, ты был чем-то расстроен и много при этом пил, практически без остановки. Затем к тебе подсел какой-то человек, заказал себе пива, и вы немного поговорили; когда он допил свою бутылку, то встал и ушел. Вскоре после этого ты тоже собрался уходить, допил последний стакан, расплатился и вышел из-за стола, но, сделав всего несколько шагов, рухнул на пол. Сначала я думала поместить тебя в чилл-аут, но ко мне подошел тот самый человек, с которым вы сидели за столом, и предложил помочь мне отвезти тебя домой. Он сказал, что является твоим другом, знает адрес, и именно он помог мне доставить тебя сюда. Меня даже со смены отпустили раньше, чему я очень удивилась. Вот так все и получилось, мы привезли тебя домой, этот человек уехал, а я решила остаться здесь на случай, если тебе что-то понадобится.
– Интересно, – заключил Винсент, осмыслив все услышанное. Он прекрасно понимал, ради чего она помогла ему и осталась здесь. Дело было не в простой доброте, а в симпатиях, которые она испытывала к нему уже не первый день. Ведь она и раньше обслуживала его в том клубе, и каждый раз она пыталась привлечь его внимание. Все то время, что она наблюдала за ним, ей было непросто переносить его постоянные знакомства с девушками. Она видела, как он оплачивал их счета и уезжал с ними, и переживала, будучи до сих пор незамеченной. Похоже, она влюбилась в Винсента и сейчас смотрела на него своими нежными серыми глазами, гладя своим взглядом его по голове, по плечам, по спине, лаская его грудь и губы, заставляя отступать головную боль на задний план. Так стоит ли давать этой девушке то, чего она хочет? Правильного ответа на этот вопрос Винсент не знал, но он чувствовал, что его тянет к ней, ему хочется близости с ней. К сожалению для нее, это чувство он уже испытывал ранее ко многим другим.
Впрочем, ситуация с Кристиной его не сильно беспокоила, в отличие от этого загадочного человека со светлыми волосами, который представился его другом. Никаких друзей у Винсента нет, и никогда не было, и уж тем более никто не мог знать его адреса. Таким образом, этому загадочному человеку удалось привлечь к себе внимание Винса, который теперь пытался вспомнить его имя.
– Ты не помнишь его имени? – спросил он Кристину.
– Его зовут Киран. Мы познакомились, пока везли тебя домой.
«Да, точно, так его и звали», – вспомнил Винсент имя незнакомца. Он помнил, как незнакомец представлялся ему, но, будучи незаинтересованным в знакомстве с кем либо, пропустил тот момент мимо внимания. Через мгновение Винсент отвлекся от своих размышлений, увидев, как Кристина встала с дивана и прошла на кухню. Он понаблюдал за ней немного и сказал:
– У меня дома есть нечего.
– Я заметила. Тогда ты можешь сказать мне, где здесь ближайший магазин, чтобы я могла купить продуктов и что-нибудь нам приготовить?
– Не стоит. Здесь, в здании, есть хороший ресторан. Там мы и пообедаем. Если ты, конечно, не будешь против составить мне компанию.
– Я с удовольствием, – улыбнулась Кристина. Она была скромна, но при этом не боялась проявлять инициативу, и сейчас вполне уместно наслаждалась ее плодами – ведь Винсент только что пригласил ее в ресторан. Пусть это мероприятие и не позиционируется изначально, как романтическое, но определенные надежды Кристина на него уже возложила.
– Тогда пошли. Можешь не одеваться, нам нужно лишь спуститься на лифте, – сказал Винсент и пошел переодеваться, думая о том, что на сегодня девушку он себе нашел.
Когда он вышел в коридор в новых глаженых джинсах и рубашке, они с Кристиной обулись и вышли в светлый и чистый подъезд. Винс закрыл за собой дверь на замок, а его спутница в это время вызвала лифт.
Через минуту они уже находились в холле ресторана и разговаривали с одним из его менеджеров, который сообщил, что сегодня вход только по приглашениям.
– Сегодня здесь банкет в честь дня рождения, – объяснял невысокий молодой человек в костюме. – К сожалению, в доме еще не успели развесить объявления по этажам. Примите, пожалуйста, наши извинения за доставленные неудобства.
– Ничего страшного, – произнес Винсент, подумав немного. – Мы можем поехать в другое место.
– Еще раз извините. Удачного вам дня.
– До свидания, – попрощался Винсент и повел свою спутницу обратно к лифту.
– Не страшно. По крайней мере, я не слишком голоден. У тебя есть какой-нибудь любимый ресторан в городе?
– Да, есть. Мне очень нравится «Метель».
– «Метель»? Где это?
– Это в ресторанном дворе Маяка. Мне это место очень нравится.
Винсент ничего не ответил. Он задумался, стоит ли туда ехать, все-таки Маяк был для него далеко не самым любимым местом во всем Метрополии. Тем не менее, помимо непонятной для него неприязни к этому месту, Винс чувствовал, как что-то тянет его туда. Естественно, в глубине души он понимал, что именно его там интересовало, но признаться себе в этом получалось не слишком удачно.
– В чем дело, Винсент? – спросила Кристина, увидев его замешательство. – Если хочешь, мы можем поехать в другое место, какое ты выберешь сам.
– Нет, все в порядке, – сказал он, выйдя из состояния задумчивости. – Пойдем ко мне, оденемся, и я отвезу нас в Центр.
Они поднялись наверх, где довольно быстро надели верхнюю одежду, и затем спустились в подземный гараж. Там Кристина была поражена, увидев черный «Феррари» Винсента. Было ясно, что ранее ей не доводилось ездить на таких автомобилях. Она была очень впечатлена, а сам Винсент с привычным для себя удовлетворением осознавал тот факт, что окончательно покорил ее.
Как завороженная, девушка наблюдала проносящиеся мимо здания, сливающиеся в один сплошной серый фон. Большая скорость, изящное завывание мощного двигателя, красное свечение индикаторов в салоне и бесподобный по своей внешности Винсент, уверенно управляющий этой прекрасной машиной – все это было для Кристины сказочной романтикой. Дома и машины проносились мимо с такой скоростью, что завораживали ее, передавая полное ощущение сказки. Похоже, никогда эта девушка не была так счастлива, как в этот момент. Голова сладко кружилась от происходящего, да и как могло быть иначе, если она была сейчас наедине с тем человеком, в которого влюбилась с самого первого взгляда. Каждый раз, когда он приходил в клуб «Боттом», ее сердце замирало. И пусть каждый раз ей было мучительно больно из-за его постоянных знакомств с другими посетительницами, но, тем не менее, она готова была работать сверхурочно, лишь бы иметь возможность наблюдать за ним. И вот сейчас Кристина сидит с ним в его машине, наедине с этим загадочным человеком, и предвкушает его общество в течение еще, как минимум, часа.
Наконец, они приехали к центральной городской площади. Винсент припарковал машину на платной стоянке, и они с Кристиной направились к Маяку. Прогулка к зданию заняла не больше пяти минут, и вот они уже находятся у входа в самое высокое здание Метрополия. Внутри Винсент был буквально ослеплен и дезориентирован тем количеством света, что здесь было. С непривычки слепило буквально все: лампы дневного света, настенные светильники в павильонах, переливания страз и хрусталя люстр, отражения от витрин, зеркал и даже пола. По сравнению с этим местом даже его квартира казалась мрачной пещерой, а потому Винсу было необходимо время для адаптации. Так он простоял пару минут, не двигаясь с места, а Кристина терпеливо ждала его. Наконец, он дал ей знак, что можно продолжать путь. Кристина поинтересовалась причиной его дезориентации, и в ответ он сослался на мигрень, так как не счел нужным признаваться в том, что был здесь впервые в жизни.
Внутри здание Маяка представляло один огромный атриум с множеством этажей, напоминающий большую полую трубу. По центру атриум сверху донизу пронизывала широкая каменная колонна, полностью испещренная скульптурами. У основания колонны, на первом этаже располагался большой декорированный фонтан с настоящими деревьями и кустистыми цветами. Искомый же ресторанный двор был расположен над торговым центром и представлял собой два этажа: один был большой с множеством столов, которые прилегали к предприятиям быстрого обслуживания, другой, этажом выше, был поделен на большое количество небольших, но уютных ресторанов. В каждый ресторан можно было подняться по застекленному лифту, а из шахт каждого из них открывалась впечатляющая по своим масштабам панорама внутренней отделки Маяка. Любой, кто приходил сюда впервые, был впечатлен этим зрелищем. Во многом это обуславливалось еще и тем, что снаружи Маяк выглядит гораздо меньше. Именно один из этих лифтов привез Винсента и его спутницу в нужный ресторан. Им оказалось просторное помещение в светлых тонах, стены которого были испещрены окнами с изображениями зимних пейзажей за ними. Лампы с белыми круглыми плафонами нависали над каждым столом и были при этом единственными источниками света в зале. Официанты были также одеты в светлых тонах, один из которых подошел к ним и спросил, какие им нужны места: для курящих или нет. Кристина вопросительно взглянула на Винсента, который кивком предоставил ей самой выбрать предпочитаемое место. Так выяснилось, что она была некурящей.
Они сели на места и тут же им дали меню. Оно было весьма внушительным по своим размерам и имело большое количество наименований. Винсент стал изучать меню, а Кристина спросила:
– Надеюсь, ты не вегетарианец?
– Нет. Вижу, в этот ресторан их не приглашают.
– Это уж точно, – улыбнулась Кристина и встала из-за стола. – Тут очень много мясных блюд. Ладно, ты пока изучай меню, а я схожу в уборную. Не сбежишь?
Винсент посмотрел на нее и увидел, как она стоит над ним и мило улыбается. Он улыбнулся в ответ и сказал:
– Нет. Но лучше не задерживайся.
– Договорились, – все так же улыбчиво произнесла она и оставила его на время одного.
В одиночестве, Винсент продолжил читать меню, до тех пор, пока не услышал очень приятный и при этом очень знакомый женский голос над собой:
– Привет.
Он поднял взгляд и увидел, что рядом с его столом стояла Анжелика и, глядя на него, улыбалась.
– Привет, – удивленно поприветствовал ее Винсент.
– Можно присесть?
– Да, конечно.
– Как у тебя дела? – спросила она, сев на освобожденное Кристиной место.
– Нормально. А у тебя?
– Тоже ничего, спасибо.
– Прости, – вдруг отвел взгляд Винсент. – Я повел себя некорректно, задав этот вопрос.
– Это почему же?
– Я слышал, что случилось с твоим женихом, – перед глазами Винсента пронеслись мгновения гибели Романа. – Мне очень жаль. Прими мои соболезнования.
– Спасибо, но я не в трауре. Я не наврала тебе – у меня действительно все в порядке, так что ничего некорректного в твоем вопросе я не вижу. Ты решил, что раз Роман умер, то у меня все плохо, но это не так. Смерть – это естественная часть жизни, и относиться надо к ней соответственно.
– Интересное мнение. А вот я всегда считал смерть чьей-то трагедией.
– И не ты один. Очень многие удивляются, что я не начинаю рыдать, когда мне говорят, например, о том, что жизнь на этом не заканчивается. И тогда некоторым начинает казаться, что своим «равнодушием» я оскорбляю память Романа. Но откуда им знать, что он не относится к тем людям, которые гордятся собой, если без них кому-то плохо. Впрочем, ладно, хватит обо мне, расскажи лучше, какими судьбами ты здесь? Раньше я тебя здесь не видела.
– Ну, мы с тобой не так долго знакомы, чтобы замечать друг друга.
– Мне кажется, степень знакомства тут не играет роли. Поверь, мне в любом случае было бы трудно тебя не заметить.
Винсент не мог поверить своим ушам, ведь только что ему был адресован настоящий комплимент, и он буквально всеми фибрами души почувствовал это. Откровенно говоря, до этого он много раз слышал подобное из уст самых разных женщин, но именно сейчас он впервые в жизни осознал, что такое искренняя женская похвала. Он был буквально ошеломлен столь неожиданно появившимися ощущениями. Его начали терзать двойственные чувства: сколь бы приятным ни был этот комплимент, он только усиливал тяжесть груза, висевшего на душе. Алкоголь мог лишь временно отвлечь от вчерашних воспоминаний о похоронах, но не стереть их памяти. Казалось, и сейчас, при взгляде на светлую улыбку Анжелики Винсент слышал ее плач.
– Ладно, скоро твоя девушка придет, мне пора идти, – сказала она, поднимаясь. – Рада была тебя видеть.
– Она не моя девушка. Она просто моя знакомая.
– Понимаю, – мягко кивнула Анжелика. – Однако такими словами ты можешь спокойно разбить ей сердце. Будь с этим осторожен. Пока, – она попрощалась и упорхнула к выходу из ресторана. Винсент не хотел, чтобы она уходила, но все, что он мог, это смотреть вслед. Он проводил ее взглядом до самого выхода, и потом долго смотрел в ту точку, где исчез ее изящный силуэт.
Винсент сидел так около минуты, пока подошедший к его столу официант не спросил, готов ли он сделать заказ. «Нет», – последовал лаконичный ответ, после которого Винс резко встал со своего места и, небрежно бросив крупную купюру на стол, направился к выходу. Выйдя из ресторанного павильона, он направился к лифту напротив. Он нажал кнопку и вскоре подъехала кабина лифта. Стеклянные двери расступились перед ним, приглашая зайти внутрь. Лифт поехал вниз, а Винсент даже не обернулся. Вместо этого он просто стоял и смотрел на раскинувшийся перед ним торговый центр. В ином случае он бы наверняка обратил внимание на вышедшую из уборной Кристину, недоуменно взирающую на пустовавший стол.
Винсент шел через искрящиеся светом торговые ряды и не обращал на них внимания. Так, всего через пять минут, он уже был на улице, где нужно было заново привыкать к уличной темноте. Небо было темно-серым, фонари еще не зажглись, но явно чувствовалось приближение вечера. Винсент стоял на широкой каменной лестнице, украшенной множеством скульптурных композиций из мрамора, и чувствовал себя так, словно попал в другой мир, туда, где искрящийся свет уступает свое место темноте и мраку, туда, где он чувствовал себя как дома. Обратная акклиматизация прошла быстро, и вот Винсент уже взирает с лестницы вниз, на заполненную толпой Центральную площадь Метрополия.
Довольно быстро его внимание привлекла девушка с платиновыми волосами, которая явно выделялась из толпы своей красотой и изяществом, а также и неким свечением, исходящим от нее. Винсент увидел не только Анжелику, но и неизвестного мужчину, которого она держала под руку. Когда он увидел это, внутри словно что-то упало вниз и утянуло за собой душу, вызвав чувство полного опустошения.
Винсент медленно ступил на ступеньку ниже. Затем на следующую. Медленно он спускался вниз, а толпа стремительно обвивала его со всех сторон. Никто не обращал на него внимания, а он просто спускался до тех пор, пока не вышел к подножию. Тогда он почувствовал на себе уже знакомую тревогу. Именно она вдруг заставила его поскорее убраться подальше от Маяка, который он уже начинал ненавидеть. Винсент ускорил шаг и через мгновение полностью растворился в толпе.


Глава IX. Воздаяние.

Вечер спустился на город, и в очередной раз начал пестреть большим количеством огней. Это были уличные фонари, фары машин и горящие окна домов. В одном из городских зданий, в престижном многоэтажном жилом доме было одно темное окно, которое надежно скрывало за собой силуэт молодой девушки. Окруженная комнатно-уличной темнотой, она сидела на подоконнике и смотрела на улицу. Ее выжидательный взгляд был направлен к подножию здания, где мимо парадного входа по широкому тротуару двигались люди. С тринадцатого этажа непросто было различить и узнать какого-то конкретного человека, тем более при столь ненадежном свете фонарей, однако девушку это нисколько не смущало. Казалось, что подобные поиски разбудили в ней некоторый азарт, заставляющий осматривать не только прохожих на тротуаре, но и автомобили на весьма оживленной улице.
Девушку звали Елена, она ждала своего любимого, который должен был прийти с минуты на минуту. Познакомилась она с ним около года назад, но только сейчас, наконец, стала понимать, что для нее значит этот человек на самом деле. Она чувствовала, что любит этого красивого, богатого, пусть и несколько мрачного человека, и осознала это лишь в свете недавних бурных событий в своей личной жизни. Сидя на подоконнике, Елена с нетерпением думала о нем: она представляла, как радостно она его встретит, бросится ему на шею и скажет, как сильно соскучилась по нему за эту неделю. Она жалела о том, что в течение целого года они были лишь любовниками, но сегодня все изменится – он свободен и ничто не должно им помешать.
На улице продолжали мельтешить небольшие силуэты людей и машин, но Елена продолжала вглядываться в них. Она не обращала внимания на тщетность своих попыток что-то разглядеть потому, что была занята своими мыслями об этом человеке. В ее сознании пролетали воспоминания о последних событиях, в которых ее любимый был главным действующим лицом. Елена вспоминала, как он дарил ей дорогие подарки, а она потом думала, куда спрятать их от своего ревнивого парня. Следующим воспоминанием было то, как он в коротком телефонном разговоре сообщил ей о своей командировке; и вот у нее в уме уже в который раз проигрывается его последний звонок, в котором он говорит, что скоро приедет. Как раз накануне она рассталась со своим молодым человеком, и очень обрадовалась, что все так повернулось.
Елена продолжала ждать, сидя на подоконнике в темной комнате, куда слабо пробивался свет из прихожей. Во всех остальных комнатах горел свет, и казалось, что горел он ярче, чем должен. Такой эффект создавался практически полным отсутствием мебели в квартире, было лишь все самое необходимое – пара гардеробов, столов и большая двуспальная кровать в спальне. Сама квартира была трехкомнатной с высокими потолками и безукоризненным ремонтом, но весь простор ограничивался большим количеством вещей, лежащих на полу в беспорядке и безмолвном ожидании. Таким образом, общее впечатление о состоянии квартиры наталкивало на мысль о переезде.
Вдруг царившую здесь тишину разорвал звук дверного звонка. Елена тут же спрыгнула с подоконника и понеслась к входной двери. Открыв, она увидела на пороге того, кого ждала и сразу же бросилась ему на шею. Елена была так рада его видеть, что не заметила его подавленного состояния. В ином случае она могла бы вспомнить, как по последним телефонным разговорам явно ощущалась тревога в его голосе. И вот он стоит на пороге и неуверенно обнимает бросившуюся ему на шею Елену. От этого прилива нежности у него на душе становилось только тяжелее. Он отстранил ее от себя и грустно посмотрел прямо в ее искрящиеся глаза, но даже сейчас она ничего не заметила.
– Я очень рада видеть тебя, Адриан, – сказала она.
– Я тебя тоже, – грустно произнес он. – Что это с тобой?
– Ничего, просто рада тебя видеть!
– А раньше ты так меня не встречала. Что-то случилось?
– Да, есть кое-что. Но об этом позже. Заходи, раздевайся, а я пока налью тебе кофе.
– Хорошо, спасибо, – сказал Адриан и прошел в прихожую вслед за Еленой. Одетая в шорты и мужскую рубашку, она упорхнула на кухню готовить кофе, а он, тем временем, закрыл за собой дверь, повернув замок. Адриан хотел сказать что-то важное, и теперь искал подходящий момент. Но сначала его внимание привлекло состояние квартиры и, придя на кухню, он первым делом спросил:
– А где вся мебель? Такое впечатление, что ты переезжаешь.
– Нет, я не переезжаю, – улыбчиво ответила Елена, не оборачиваясь. – Я просто продала кое-какую мебель.
– Просто взяла и продала? А что на это сказал Артур?
Стоило Адриану произнести имя ее бывшего молодого человека, как Елену тут же передернуло. Она отвлеклась от кофемашины, некогда подаренной ей Адрианом, и повернулась к нему лицом.
– Вот об этом я и хотела тебе сообщить. Я порвала с Артуром.
– Порвала?! Ух ты! – неподдельно удивился Адриан. – Давно?
– Как раз в тот день, когда ты уехал в командировку.
– Но ведь он же сделал тебе предложение! И подарил тебе платиновое кольцо, между прочим.
– И что? – Елена повысила голос. – Угробить свою жизнь ради этого кольца? Нет уж, спасибо! Знаешь, Адриан, меня достала его ревность! Он ревновал к каждому столбу и был спокоен лишь тогда, когда мне некуда было деться от него, как, например, во время путешествия на его яхте вдвоем. В такие моменты он, конечно, очень милый, обходительный, приятный в общении человек. Но он такой только тогда, когда я полностью изолирована от общества, а я так не могу.
– Ну, в какой-то степени он прав, ведь ты изменяла ему со мной.
– Только не говори, что ты на его стороне! – Елена вспыхнула в ответ на замечание Адриана.
– Я и не думал становиться на его сторону. Просто сделал замечание…
– Ну ладно. В общем, мы круто поссорились, и этот засранец ударил меня. Такого к себе отношения я не могла стерпеть и выкинула его кольцо в окно. После этого он ушел, и я его больше не видела.
Елена вновь повернулась к кофемашине. Воцарилось непродолжительное молчание, которое прервал Адриан:
– А мебель ты зачем продала?
– Я решила полностью вычеркнуть его из своей жизни. Эту квартиру мы обставляли вместе, поэтому я решила избавиться от всего, что мы напокупали с ним когда-то.
– Но ведь он не только мебель, но и саму квартиру тебе подарил. Может, и ее продать?
– Зачем? Я не настолько сентиментальна, чтобы продавать столь дорогую жилплощадь.
– Да, тебе повезло, что ты не слишком сентиментальна, – криво ухмыльнулся Адриан и сел за стол. Через пару минут кофе был готов, и терпкий аромат заполнил кухонное помещение. Елена поставила перед Адрианом одну из кружек, другую поставила перед собой и села напротив своего любовника.
– Мне вообще очень повезло, ведь у меня есть ты! – сказала Елена, улыбаясь, и тут же встрепенулась так, будто о чем-то вспомнила. – Кстати, ты не голоден? Может, приготовить что-нибудь?
– Нет, спасибо, – мотнул головой Адриан и покосился в сторону кофемашины. – Это та, что я тебе подарил?
– Да. Мне тогда пришлось сказать Артуру, что я сама ее купила. Зато теперь не надо врать, так что я рада, что порвала с ним. Я, наконец, поняла, что мне нужен именно ты! Так что черт с ней, с мебелью! Мы можем купить новую, и ты сможешь приезжать сюда в любое время.
Она проникновенным взглядом смотрела на Адриана, но по его виду нельзя было сказать, что идея ему понравилась. Он лишь стал еще более мрачным, на что Елена не преминула обратить внимание.
– В чем дело? – с беспокойством в голосе спросила она. – Ты явно не рад моему предложению…
– Дело не в этом.
– Дело во мне?
– Нет, – Адриан опустил голову вниз. – Во мне. Я пришел к тебе, чтобы поговорить.
– О чем же?
– Я хочу сказать тебе кое-что о себе, – Адриан поднял голову, но прямых взглядом на Елену, казалось, избегал. В его голосе чувствовалось тревожное волнение. – Ты ничего не знаешь обо мне, и поэтому хорошо обо мне думаешь. Для тебя я успешный бизнесмен, который ездит на дорогих машинах, дорого одевается, ужинает в дорогих ресторанах и вообще может себе многое позволить в финансовом плане, но это лишь одна моя сторона. Это всего-навсего красивая внешняя обертка, под которой все совершенно иначе. У меня нет друзей, нет любви, и даже моя душа мне уже давно не принадлежит. Я не верю в Бога и потому ты единственная, кому я могу исповедаться перед своим концом.
– Перед концом? Что за глупости?
– Это не глупости. Я соврал тебе – я не был ни в какой командировке. Я просто хотел побыть наедине с самим собой, так как случилось кое-что, что заставило задуматься обо всем, что со мной происходит. И теперь я хочу, чтобы ты помогла мне смириться со своей участью, выслушав меня. Надеюсь, ты не против? – сказал он, посмотрев, наконец, ей в глаза.
– Нет, конечно, не против, – ответила Елена слегка дрожащим голосом. От пойманного взгляда ей самой стало не по себе, и вся ее недавняя веселость испарилась. Что-то подсказывало ей, что этот разговор получится неприятным, но, тем не менее, приготовилась слушать.
Адриан вздохнул, сделал глоток кофе и начал свою речь, глядя куда-то в сторону:
– Когда-то я был студентом, беззаботным юношей, который жил в свое удовольствие. Еще в средней школе я познакомился с двумя ребятами, с которыми мы уже в универе стали лучшими друзьями. Большую роль в этом сыграло то, что мы по счастливой случайности попали в одну группу. Этих ребят звали Алекс и Квинн. Алекс был компанейским человеком, завсегдатаем пьянок и балагуром. Квинн был чертовски богатым, его отец был председателем совета директоров «Горойла» и обеспечил сына на всю его жизнь. На деньги отца Квинн даже открыл свой ночной клуб, ставший весьма успешным. Он работает до сих пор, и ты его знаешь, он называется «Боттом». Мы втроем часто отрывались на халяву в этом клубе, да и вообще мы весело проводили время. Мы в Квинном часто прогуливали занятия, но проблем с учебой у нас практически не было. А вот Алекс прогуливал редко и потому учился лучше нас. Квинн жил в коттедже в Сосновом поселке и очень часто устраивал вечеринки у себя дома. Для него это было нетрудно, так как он был самым популярным парнем на курсе, и девушки перед ним буквально штабелями ложились, – тут Адриан посмотрел на Елену, – и ты бы легла, если бы он захотел. Он всегда получал все, что хотел, – он вновь отвел свой взгляд в сторону и вздохнул. – Ну да ладно. Разумеется, нам с Алексом нравилась такая дружба, когда нас постоянно окружала роскошь и беззаботность. Лично меня притягивал такой образ жизни, мне хотелось быть похожим именно на Квинна, ведь я всегда восхищался его имиджем и умением общаться с девушками. Всего этого у меня не было, но мне всего этого очень хотелось. Когда на третьем курсе мне родители подарили квартиру, я оказался свободен от их контроля и практически переехал к Квинну. Но истинной дружбы ради материи не бывает, и это жизнь мне наглядно продемонстрировала. Однажды, курсе на четвертом, мы втроем и еще один наш знакомый решили написать шутливые объявления и развесить их. Сейчас я вспоминаю пословицу про то, «что написано пером, не вырубишь и топором». Ты наверняка ее слышала.
– Конечно, – Елена кивнула, показав этим, что внимательно слушает.
– Так вот, я не помню, что написали в своих объявлениях Алекс и Квинн, но хорошо запомнил то, что написал четвертый наш друг. В его объявлении было: «Меняю правую руку на новые часы». Тогда это казалось смешным и остроумным, но через месяц ему подарили новые часы. А еще спустя неделю, когда он подрабатывал у знакомых в деревообрабатывающем цеху, произошел несчастный случай и он отрезал себе руку на форматном станке. Тогда мы не вспомнили про ту маленькую шалость с объявлениями, но сейчас я помню все прекрасно. В моем объявлении было написано: «Продам душу дьяволу за миллион долларов». С тех пор моя жизнь неизменно стала катиться в сточную канаву.
– Но причем здесь эти объявления? – недоумевала Елена. – Несчастный случай с кем угодно может произойти.
– Дело не в объявлениях, я хочу сказать тебе другое. Мне лестно, что ты хочешь быть со мной, но я этого не заслужил. Я связался с тем силами, природу которых мало кто способен понять. И теперь я раб их воли, я живой мертвец, зомби. Я действительно продал свою душу, не выдержав испытания, которое сам же и согласился пройти. Это было тяжелое испытание, оставившее отпечаток на всю мою жизнь. На пятом курсе я познакомился с девушкой, в которую влюбился. Два месяца мы с ней были самой счастливой парой на свете. Это было до тех пор, пока она не изменила мне с Квинном, – на этих словах в голосе Адриана проступила дрожь. – Так меня предали два самых дорогих и нужных мне человека. Я не смог смириться с таким унижением и отдалился от этого мира. Я взрастил тьму в своем сердце и уже готов был поставить подпись под уже готовым дьявольским контрактом. Я бросил девушку, а после этого… я убил Квинна. Я убил человека, Лена, человека, который когда-то был моим другом.
На кухне воцарилась гробовая тишина. Реакцией Елены на последние слова был шок. Это читалось в ее глазах. Она была потрясена, и не могла поверить своим ушам.
– Нет… нет… ты не можешь…
– Еще как могу. Я не человек больше. Я продал свою душу и этим убийством расписался на контракте. Теперь у меня есть миллион долларов, я сказочно богат, так как отец Квинна давно вел дела с моим отцом. И, как лучшему другу своего погибшего сына, он решил предоставить мне хорошую должность в своей компании и обеспечить быстрое продвижение по карьерной лестнице. Девушка, которую я когда-то любил, попала в психиатрическую лечебницу с сильным психическим расстройством. Я помню, как я узнал об этом, и самым тяжелым для меня было осознание того, что мне уже нет до нее никакого дела. Я хотел заставить себя ощутить чувство вины, но не мог. Я – человек без души. И я точно знаю, что мне осталось недолго.
Елена оказалась не в состоянии спокойно воспринимать услышанное и заплакала. Она не могла поверить, что этот человек – убийца. Адриан только что признался в преступлении, и это признание с силой отчаяния сдавливало ей сердце. А ведь она даже не сказала ему самое главное… то, что хотела сказать при несколько других обстоятельствах.
– Неделю назад я видел Квинна. Он прошел мимо меня в толпе, потом обернулся и посмотрел на меня. Я не мог ошибиться, это был он. Он был одет в черное пальто, и являл собой столь привычный для многих образ настоящего Ангела Смерти. Я был шокирован и не мог пошевелиться. А он сделал мне жест, будто стучит пальцем по часам, затем слегка улыбнулся и ушел. Я продолжал стоять до тех пор, пока меня не обуял дикий страх. Я понял, что означал этот жест – пришло время платить по счетам. Когда я приехал домой, то сказал тебе, что уезжаю в командировку, а сам начал думать, что делать дальше. Я не выходил из дома целую неделю, зная, что снаружи меня ждет смерть. Наконец, я понял, что избежать участи я не смогу – он все равно придет за мной, и вина в этом только моя. Но я не хочу, чтобы еще кто-то умер, поэтому приехал к тебе, чтобы высказаться. И заодно попрощаться.
– Попрощаться? – дрожащим от слез голосом переспросила Елена. Она была в смятении и не знала, что делать и что говорить.
– Да, – со сталью в голосе отвечал Адриан. – Смерть следует за мной, где бы я ни был. И я не хочу, чтобы ты была рядом, когда она меня настигнет. Тогда можешь погибнуть и ты.
Воцарилось молчание. Адриан молча наблюдал, как Елена начинает беззвучно рыдать. Он видел, как начали дергаться ее плечи. Она была в смятении, не знала, что делать дальше. Все, что ей оставалось, это беззвучно рыдать в присутствии человека, который был убийцей. Убийцей, на которого она уже успела возложить большинство своих надежд. Он – убийца, с которым нельзя быть, и он же – мужчина, которого нельзя отпустить. Елена была в отчаянии и не знала, что делать, да и как могло быть иначе, если она только что поняла, как на самом деле хрупка была ее жизнь.
Адриан встал со своего места и подошел к Елене. Он приобнял ее, поцеловал в лоб и направился к выходу. Краем глаза он заметил, как намокает от слез рубашка на ней. Это была его рубашка, Адриан оставил ее после одной из ночей, проведенных вместе, и она была до сих пор не стираной. Он вспомнил ее радостную улыбку в момент дарения, и знакомое чувство вины вновь овладело им. У порога кухни он обернулся и посмотрел на нее.
– Прости меня, – виновато проговорил Адриан. – У меня нет выбора.
В последний раз окинув плачущую Елену нежно-грустным взглядом, он направился к выходу.
– Постой! Ты не можешь просто уйти! – вскричала она сквозь слезы. – Я беременна… от тебя…
Адриан остановился, как вкопанный. Услышать подобное он точно не ожидал. Он потерял дар речи и мышления, он превратился в статую. На столь неожиданный поворот событий у него не было плана, а потому его захлестнула волна сомнений и предположений. «Как такое могло случиться? Жизнь продолжает испытывать меня? А вдруг это шанс искупить свою вину? Нет, такой человек, как я, не может стать хорошим отцом. Дети не должны расплачиваться за грехи родителей, так что этому ребенку будет проще не родиться», – думал Адриан, когда к нему вернулась способность размышлять. Впервые за долгое время ему хотелось поступить правильно, но он не знал, как это сделать.
Размышления были прерваны темным силуэтом в прихожей. Адриан увидел, как в его сторону смотрит дуло пистолета. «Значит, не мне решать судьбу ребенка. Я не заслужил этого», – подумал он прежде, чем прозвучало подряд три выстрела.
Столь близкие выстрелы взбудоражили и испугали Елену, но последовавшее за ним зрелище еще и шокировало ее: она увидела, как навзничь упал Адриан на пол кухни, а в его груди зияли кровавые раны. Она сразу же бросилась к нему и краем глаза увидела темный силуэт, идущий по прихожей к кухне. Она повернулась к человеческой фигуре и в шоке не смогла вымолвить ни слова. «Артур, нет!», – воскликнула она про себя. Возможно, он понял ее мысли, но в его глазах не было ни капли сочувствия. Он уже держал пистолет наготове и, не затягивая, произвел еще два выстрела. Одна из пуль попала Елене в голову, и кусочки мозга обильно окропили ламинированный паркет. Когда-то она вместе с Артуром выбирала его в магазине, но эти воспоминания ей больше не принадлежали. Струйки крови Адриана и Елены смешались на полу подобно тому, как переплелись их судьбы.


Глава X. Оковы влюбленности и страсти.

В помещении царил полумрак, так как единственными источниками света были лампы на столах, абажуры которых были темно-бордового цвета. Именно в этот цвет была окрашена вся темнота ресторанного зала, благодаря чему она имела различные свойства: одним она успокаивала нервы, других настраивала на романтический лад, а третьим она позволяла как следует собраться с мыслями. Всеобщий антураж спокойствия и расслабленности надежно скреплялся тихой инструментальной музыкой.
Не было ничего удивительного в том, что Винсенту нравилось это место. Оно было привлекательным для него не только из-за своего оформления и спокойной атмосферы, но и из-за удобства и доступности. Ресторан находился прямо в жилом доме и, для того, чтобы попасть сюда, стоило лишь спуститься на лифте. Готовить он не умел, а здесь как раз было прекрасное меню, так что Винсент был здесь постоянным посетителем. Сейчас он сидел в самом дальнем и темном углу ресторана, за столом, где лампа была отключена. Словно дым темнота клубилась вокруг него, скрывая от посторонних глаз. Он сидел и медленно тянул бутылку пива, полностью находясь под властью своих мыслей.
Уже в который раз за сегодня Винсент пытался отвлечься от мыслей об Анжелике, но не мог. Он до сих пор был настолько ей впечатлен, что ее образ возникал перед глазами постоянно. Для него была загадкой природа его чувств к ней, он не был ни в чем уверен по отношению к ней. Единственное, в чем он не сомневался – это то, что она была особенной, причем не только для него, но и вообще. Любая другая девушка уже давно бы прыгнула к нему в постель, но Анжелика была неподвластна его чарам. Каждый раз после встречи с ней у Винсента появлялись новые ощущения и самое основное из них – чувство, что он все делает неправильно. Он хотел заполучить Анжелику, но впервые в жизни не знал, как это сделать. У Винсента складывалось впечатление, что она с какой-то райской планеты и он просто-напросто не знает, на каком языке с ней разговаривать. Было бы проще, если бы ее вообще здесь не было. «Действительно, зачем такому ангельскому созданию жить здесь, где все тонет в грязи пороков? Быть может, она хочет изменить Метрополий к лучшему?», – думал Винсент, но не находил ответов на свои вопросы. Мог ли он вообще на что-то надеяться, если они с ним две полные противоположности: она – слуга Света, он – слуга Тьмы; она – доказательство существования Бога, он – доказательство существования Дьявола. Истинное место Анжелики ближе к небу, там, где заканчивается власть Винсента. И чем больше он думал об этом, тем мрачнее становился.
Когда Винсент допил пиво, он встал из-за стола и машинально бросил на него несколько купюр. Затем он проследовал к лифту и поехал наверх, к себе домой. Первое, на что Винсент обратил внимание, когда оказался в своей квартире, это трель телефона. Это его сильно удивило, поскольку домашним телефоном он пользовался крайне редко и даже успел забыть о его существовании. Особенно удивляло то, что Винсент никогда никому не давал номера своего телефона. Заинтригованный, он подошел к телефонному аппарату и снял трубку:
– Да?
– Здравствуй, Винсент, – на том конце провода звучал знакомый голос молодой девушки. – Узнал?
– Да, Кристина, привет, – ответил Винсент. Он не ожидал услышать о ней после того, как бросил ее в ресторане одну.
– Какой-то у тебя голос странный. Все в порядке?
– Да, все хорошо. Просто я не ожидал твоего звонка.
– Надеюсь, я тебя ни от чего не отвлекла?
– Нет, я только пришел и еще не успел найти себе занятие.
– Хорошо, – облегченно вздохнула Кристина, после чего кто-то ее отвлек, и Винсент услышал приглушенные голоса по ту сторону. «Они в шкафу, на полке! Да! Все, отвали, я по телефону разговариваю!», – слышались адресованные кому-то возгласы Кристины. Наконец, она заговорила в трубку:
– Прости, меня тут отвлекают.
– Я так и понял, – Винсент чувствовал, как девушка смущается и нервничает; это показалось ему забавным. – Ты не бойся, говори, что хотела. Не думаю, что ты мне позвонила только для того, чтобы узнать, как у меня дела.
– Верно. Помимо этого я хотела узнать, не обидела ли я тебя. Просто ты вчера ушел, ничего не сказав… я сильно переживала по этому поводу, вдруг я что-то не то сделала или сказала…
– Не переживай на этот счет, просто у меня возникли срочные дела. Ты здесь ни при чем.
– Слава Богу, – в очередной раз Кристина облегченно вздохнула. – А на сегодня у тебя есть срочные дела?
– Скорее всего, нет, а что?
– Я бы хотела предложить тебе встретиться. У меня твои деньги, которые ты вчера оставил на столе в «Метели». Это довольно большая сумма и я хотела бы ее тебе вернуть.
– Не переживай из-за них, считай, что это чаевые от богатого посетителя, который остался доволен обслуживанием в «Боттоме».
– Но ведь это слишком много…
– Поверь, тебе они нужнее, чем мне. Денег у меня достаточно.
– Ну что ж, как скажешь. Спасибо, – смущенно поблагодарила Кристина. – Тогда, быть может, я тебя угощу, раз у меня появились деньги? Мы ведь так и не поужинали…
Винсент понимал, что она позвонила ему не ради того, чтобы отдать деньги. Предметом внутренних переживаний Кристины были вовсе не они, а он сам. Это немного потешило его самолюбие, а заодно и привело к мысли, что ночь в компании этой девушки лишней не будет. Он с удовольствием переспал бы с ней еще вчера, но сложилось по-другому.
– Хорошо, давай встретимся, – сказал Винсент.
– Отлично! – Кристина явно воспрянула духом. – Я могу приехать к тебе, если хочешь.
– Нет, лучше я сам за тобой заеду. Ты только назови мне свой адрес.
Кристина продиктовала адрес своего проживания, а Винсент его внимательно выслушал и, попрощавшись, положил трубку. Ему предстояло посетить один из множества городских спальных районов.
Через пятнадцать минут Винсент, одетый во все черное, спустился в гараж и подошел к своему парковочному месту, где его ждала черная «Феррари». Он сел за руль, и завораживающее урчание мотора заполнило гаражное помещение. Красавица-машина на большой скорости выехала из гаража на темную улицу и включила свои большие выпуклые фары, ярко осветив дорогу перед собой. Быстро и уверенно машина перестраивалась с полосы на полосу, обгоняя встречные автомобили. Улицы сменялись проспектами, проспекты сменялись скоростными трассами, скоростные трассы вновь уступали место улицам. Прошло полчаса прежде, чем Винсент припарковался в одном из дворов, тихом, пустынном и раскисшем от постоянных дождей. Он не стал выходить из машины, лишь откинулся в мягком кресле и стал слушать музыку. Красный свет множества индикаторов в темноте мягко ласкал взгляд и расслаблял разум. Кристина должна была спуститься через десять минут.
Примерно через это время Винсент вдруг взял зонт из бардачка и вышел из машины. Не став закрывать ее, он сразу направился к противоположному подъезду. Он не стал раскрывать зонт, несмотря на то, что лил дождь, он просто шел сквозь него. Как только Винсент оказался перед дверью подъезда, она тут же издала протяжный писк и открылась – это вышла Кристина. Увидев его, она смущенно улыбнулась и произнесла:
– Привет. Надеюсь, ты не слишком долго меня ждал?
– Нет, не долго, – ответил Винсент, раскрывая над Кристиной свой черный зонт. – Прекрасно выглядишь.
– Ой, ну что ты, – она продолжала улыбаться, а ее смущение увеличилось в разы. – Я просто накрасилась сегодня.
– И сделала великолепную прическу. Не надо скромничать, ты действительно великолепно выглядишь.
– Спасибо большое.
– Не за что, – сказал Винсент и повел ее к машине. Он действительно отметил про себя то, как хорошо выглядела Кристина. Одета она была в пальто, светло-серый цвет которого окаймляли бордовые туфли, сумочка и шарфик.  Глаза были подведены так, что длинные ресницы порхали, как крылья бабочки; накрашенные блеском губы готовы были отражать свет фонарей, и манили своей мягкостью и изящностью; лицо, аккуратно окропленное пудрой, было идеально ровным подобно восковой фигуре; инкрустированные мелированием рыжие волосы пышно ниспадали на плечи – Винсент был доволен тем, как она подготовилась к встрече с ним. Не один раз он думал о том, что Кристина сама проявила инициативу к знакомству, а это делало общение с ней несколько необычным для него, ведь раньше он всегда сам выбирал себе спутниц. Так что эта девушка не только удивляла Винсента, но и привносила что-то новое в его жизнь.
Он открыл перед ней дверцу, помог сесть в салон, после чего сам сел рядом. Он завел двигатель своей «Феррари» и неторопливо тронулся с места. Кристина спросила, куда они едут, на что Винсент рассказал про один известный ему коктейльный бар, который он считал лучшим в городе. Этого ей было достаточно для того, чтобы с интересом ждать знакомства с этим местом.
Уже через пятнадцать минут Винсент припарковал машину возле одного из городских зданий. Кристина посмотрела по сторонам, но какого-либо оживления поблизости не наблюдалось.
– Вход вон там, – сказал Винсент, увидев ее ищущий взгляд. Он указал на один из подъездов с белым козырьком.
–  «Бонд»? – спросила она, увидев надпись на этом козырьке.
– Да.
– Прямо как тот агент из кино, – подметила Кристина. В ответ Винсент только улыбнулся. Он вышел из машины, обошел ее и открыл пассажирскую дверь, подав руку своей спутнице. Когда Кристина приняла приглашение выйти из машины, он раскрыл над ней зонт, так как дождь лил непрерывно. Не опуская зонта, Винсент захлопнул за ней дверцу и закрыл машину. Кристина не могла не отметить про себя, как непринужденно и обходительно он все это проделал, и это ее восхитило. Когда они подошли к входу в бар, то оказались под козырьком, и Винсент смог закрыть зонт. Он открыл перед Кристиной стеклянную дверь и пропустил вперед. Затем они поднялись по металлической лестнице на второй этаж, откуда доносился возбужденный гул. Так они оказались в баре.
Винсент провел свою спутницу в соседний зал, где они уселись за один из немногих свободных столиков прямо в углу помещения. Вокруг царило оживление, люди пили, курили и смеялись, играла узнаваемая музыка, официанты в черных фартуках разносили алкогольные напитки. Кристина сняла с себя свое пальто, под которым оказалось очень красивое коктейльное платье бордового цвета с глубоким вырезом. Усевшись, она наблюдала за всем происходящим в баре действом, понимая, почему все посетители такие веселые – атмосфера в баре была очень непринужденной и расслабляющей. Даже если прийти сюда в плохом настроении, через некоторое время оно менялось в лучшую сторону.
Размышления об этом месте были прерваны подошедшей официанткой, которая оставила меню и коктейльную карту. Кристина сразу же начала их внимательно изучать, а Винсент не обратил на них никакого внимания, вместо этого он сразу же сделал заказ – два коктейля «Аллилуйя». Кристина оторвалась от изучения принесенных меню и, когда официантка ушла, спросила:
– Ты заказал и мне тоже?
– Да. Я, в общем-то, ради тебя я его и заказал. Не знаю, пробовала ты его раньше или нет, но точно знаю, что тебя он не оставит равнодушной.
– Не помню, может, и пробовала.
– Это не удивительно. Он слишком мягкий по своему вкусу, чтобы запомниться надолго.
– Но он может запомниться благодаря ассоциациям и ощущениям. Я думаю, что это должны быть исключительно приятные воспоминания, – мечтательно молвила Кристина. – Думаю, что сегодня я запомню много коктейлей.
– Надеюсь, что так и будет, – улыбнулся Винсент. – А если этот коктейль тебе не понравится, то я с удовольствием его выпью сам.
– Не жди от меня такой милости. Я уверена, что он мне понравится.
– Я тоже. Если бы я хотел выпить сразу два бокала, то заказал бы три штуки.
– А у тебя есть какие-нибудь ассоциации с этим коктейлем?
– Нет, – ответил Винсент после непродолжительных раздумий. – Мне не с чем его связать. Просто нравится его вкус. Я вообще очень люблю коктейли, иногда даже могу себе смешать что-нибудь дома. Получается неплохо.
– Может, ты в прошлой жизни был барменом? – засмеялась Кристина.
– В таком случае, это была бы хорошая жизнь. А можно тебя спросить кое о чем?
– Конечно, – затрясла головой Кристина. – О чем годно.
– Откуда у тебя номер моего телефона?
– Мне его дал Киран.
– Киран?
– Да, тот светловолосый человек из клуба. Он ведь правда твой друг?
– Нет. Тогда в клубе я его впервые увидел. За столь короткое время не становятся друзьями, насколько я знаю.
  – Откуда же у него тогда твой адрес и телефонный номер? – удивилась Кристина.
– Понятия не имею. До вчерашнего дня я был уверен, что их никто не знает.
– Прости… я не хотела потревожить тебя, – Кристина явно почувствовала себя неловко.
– Все в порядке, не переживай. Я рад, что ты позвонила, – успокоил ее Винсент. – Кстати, у тебя очень красивое платье.
– Спасибо!
– Оно ведь коктейльное, верно?
– Точно! – удивленно воскликнула Кристина. – Какое приятное совпадение!
– Ты уверена, что это просто совпадение? Быть может, ты умеешь читать мои мысли?
– Если бы это было так…
В этот момент к ним подошла официантка и поставила на стол два бокала с синевато-голубой жидкостью. В каждом бокале было по две соломинки, которые плотно держались в массе мелко колотого льда. Украшала общий вид напитка небольшая вишенка, прямо под цвет платья Кристины. Официантка поинтересовалась, хотят ли они заказать что-то еще, и, получив отрицательный ответ, отошла от их стола. Кристина тем временем внимательно посмотрела на содержимое принесенного ей стакана и сказала:
– У него цвет медного купороса.
– Еще свежи воспоминания из школы? – вопросительно подметил Винсент.
– Ага, – улыбнулась Кристина. – Кстати, вот и ассоциация! Я помню, как пробовала его раньше и точно так же подумала в тот момент!
– Пробовала медный купорос?
– Нет, – Кристина засмеялась. – Коктейль, глупенький!
– Я так и понял. Просто решил пошутить, – Винсент благосклонно улыбнулся. – Значит, у тебя хорошая память, раз ты его помнишь.
– Не думаю. Я не помню его вкуса.
– Ну, так вспомни.
Кристина мило улыбнулась в ответ и попробовала свой коктейль. Распробовав его, она закатила глаза на несколько мгновений, издала протяжный звук удовольствия, одобрительно кивнула головой и сказала:
– Очень вкусно!
– Теперь ты запомнишь вкус медного купороса?
– Угу, – кивнула Кристина, продолжая тянуть коктейль. – Очень яркая ассоциация. Особенно притом, что рядом такой собеседник.
Винсент буквально почувствовал, как у опустившей взгляд Кристины загорелись уши. Он ухмыльнулся и ответил:
– Спасибо.
– Не за что. Я очень рада, что ты привез меня сюда. Кстати, я заметила, как нам быстро принесли заказ. И это несмотря на то, что здесь довольно много  народу.
– Да, здесь хорошее обслуживание. И народ здесь всегда есть. Этот бар не назовешь сверхпопулярным, он, можно сказать, «для своих». Здесь всегда какая-то определенная аудитория, кто попало сюда не заходит. В этом баре неплохое меню, однако, едят тут только те, кто очень голоден. Для остальных же здешняя коктейльная карта – местная библия. Вообще, у меня два любимых места в городе – это «Бонд» и «Боттом».
– У них даже названия немного похожи, – подметила Кристина.
– Да, пожалуй, – согласился Винсент.
– А чем тебе нравится «Боттом»?
– Не знаю. Просто нравится. Точно могу назвать лишь одно достоинство – это ты.
Услышав комплимент в свой адрес, Кристина покраснела, напрочь забыв спросить, какое место из них лично ему нравится больше. Винсент отметил про себя ее реакцию и решил ответить на ее вопрос:
– Вот теперь и «Бонд» может гордиться твоим присутствием. Так что я даже не знаю, какое из этих двух заведений лучше. Мне кажется так: «Бонд» – для дневного отдыха, а «Боттом» – для ночного.
– К сожалению, в «Боттоме» нет такой коктейльной карты, как здесь.
– Да, здесь у «Бонда» преимущество. Но раньше в «Боттоме» с этим был полный порядок. До тех пор, пока там не начали экономить на хороших барменах. Кое-кто оттуда теперь работает здесь. Я уже давно посещаю тот клуб и замечаю все изменения. К сожалению, они не в лучшую сторону.
– Ну, мне трудно судить, я там работаю не больше полугода. Но раз ты так говоришь…
– Не переживай, это ведь не твой клуб. Как ты туда устроилась?
– По Интернету, искала работу в сфере обслуживания. Опыт работы у меня был, все условия меня устроили, и я устроилась туда. Ни о чем не жалею, – под последней фразой она подсознательно подразумевала знакомство с Винсентом. Он это понял, и тут же ему пришла в голову мысль, что с этой девушкой все слишком уж просто. Винсент уже не сомневался, что переспит с ней сегодня и это единственное, что еще удерживает его в компании с ней. Все остальное уже лишилось малейшего азарта, обнажив ровный и четко видимый путь впереди.
Винсент наблюдал, как его спутница заказала себе, еще один коктейль. Затем Кристина что-то говорила, рассказывала, но до сознания долетали лишь обрывки ее фраз. По ним он улавливал интонацию ее голоса и виртуозно делал вид, что внимательно ее слушает, а она искренне верила в его заинтересованность. Сам же он думал о том, что Кристина надоела ему быстрее, чем кто-либо до нее – видимо, нет ничего хорошего в том, что девушка сама на тебя вешается. В таком случае интерес удерживается лишь постелью – в данном случае определенную роль играло ее бордовое платье, филигранно ложившееся на трепетную фигуру девушки и вызывающее определенный интерес. Но все равно, Винсент уже точно знал, что завтра утром он проснется раньше Кристины и исчезнет из ее жизни раз и навсегда. На подсознательном уровне нечто подсказывало ему, что в этот раз все может быть по-другому, но он сам в это не верил. Ведь раньше Винсент поступал так всегда и сейчас попросту не видел иного варианта развития событий. Кое-что новое Кристина сумела привнести в его жизнь, став первой инициативной девушкой, но на большее ее не хватило. И сейчас она разговаривала с лишь тенью своего спутника. Впрочем, для счастья ей хватало и этого, но Винсенту все это быстро надоело, и он решил хотя бы на время целиком вернуться к разговору с ней. В этот момент она что-то рассказывала про свою сожительницу.
– Твоя сожительница, она что, учится? – спросил Винсент.
– Да, она сейчас на пятом курсе. Учится на дизайнера. Постоянно мне говорит, что я зря не пошла учиться после школы. Она думает, что я так не найду свое место в жизни, не смогу устроиться. Я же считаю, что высшее образование – это далеко не все в жизни. Я говорю ей, что вполне счастлива и мне пока хватает того багажа, который имею. В общем, мы постоянно спорим с ней.
– Ясно. Надеюсь, она не будет против, если мы к тебе приедем?
– Ой, даже не знаю…
– Не переживай на этот счет, все будет нормально. Ты допила?
– Ага.
– Ну что, поедем?
– Да, поехали, – кивала, улыбаясь, Кристина и, прежде чем надеть пальто, стала обрамлять свою тонкую шею легким бордовым шарфиком. Тем временем, к ним подошла официантка и принесла с собой счет. Винсент сразу же отдал ей деньги, сказав при этом, что сдачи не нужно. Официантка поблагодарила его и ушла.
– Мы же договорились, что я заплачу сегодня за все, – сказала Кристина, застегивая пальто.
– Уже поздно, я заплатил. Так что не траться, тебе деньги нужнее.
– Но ведь это твои деньги, а не мои.
– Теперь твои, – сказал Винсент и посмотрел ей в глаза. В этот момент у него был тяжелый взгляд, выдержать который Кристина оказалась не в состоянии. Она застегнула последнюю пуговицу на своем сером пальто и сказала:
– Хорошо. Спасибо тебе большое.
– Не за что. Поехали.
Через пять минут они уже сидели в «Феррари» и ехали по вечерним улицам Метрополия, а еще через десять они уже припарковались во дворе дома Кристины. Когда они пришли к ней домой, то оказалось что там никого не было. Это немало удивило Кристину и она решила позвонить своей сожительнице. Выяснилось, что та неожиданно решила выбраться в ночной клуб, так что до утра квартира будет свободна. Кристина обрадовалась такому повороту событий и предложила своему гостю чай или кофе.
– Чай, – ответил Винсент на это предложение.
– Вот уж не ожидала, что она куда-то так неожиданно свалит! – размышляла вслух Кристина, набирая воду в чайник. – Она принципиально отказывается ходить на ночные тусовки, говорит, что у нее из-за этого могут быть серьезные проблемы. А тут вдруг…
Кристина поставила электрический чайник на подставку и включила его. Вдруг она заметила, какой беспорядок царит в ее квартире. Сама она уже давно перестала его замечать, а тут к ней пришел такой гость, который не только восхитителен по себе, но и живет в роскошных условиях. Кристине стало очень неловко.
– Ой! Черт! – в волнении она закрыла рот рукой. – Тут же дикий срач! Прошу, Винсент, прости меня! Я не думала, что мы приедем ко мне. Мы с соседкой очень заняты, убираться некогда, я устаю на работе, особенно если выхожу сверхурочно. И сегодня я собиралась, не зная, что надеть… прости меня, мне так стыдно!
– Не думай об этом, – Винсент сказал это так спокойно, что Кристине самой это спокойствие передалось. Она словно попала под мгновенное действие гипноза, к ней пришло чувство легкой эйфории, ее тело расслабилось и только сердце стало ускорять свой темп. Оно так судорожно билось в ее груди, но причины этого оставались тайной. То ли оно так билось от охватившей Кристину страсти и желания, то ли пыталось разбудить ее от гипноза, но, так или иначе, оно не могло быть услышано. Чем ближе был Винсент, тем дальше были все насущные проблемы. Почти все мысли были лишь о нем, о человеке, который сводил ее с ума уже не первый день. «А может, – думала она, – он и не человек вовсе? Только Бог может так двигаться, так смотреть, так говорить и завораживать своим голосом. Такое подвластно только Богу и только Дьяволу. Так, Винсент – Бог? А, быть может, сам Дьявол? Мне не видно разницы».
Последние сомнения отпали, когда Винсент коснулся ее. Кристина обмякла, все члены тела стали ватными и не слушались. Ей было все равно, кто ее обнимает, Человек-Бог или Человек-Дьявол. Она хотела его, она жаждала ощутить его в себе, познавая силу настоящего искушения. Кристина не чувствовала своего тела, но ясно ощущала, как что-то изнутри рвется наружу. Это что-то развязало бретельки ее изящного платья, которое медленно сползало с ее плеч. Оно соскользнуло с ее красивой груди, обнажив ее перед бездной наслаждений. Медленно платье продолжало сползать по идеально гладкому животу, по филигранным бедрам, немножко замедлилось на одной слегка подогнутой коленке и затем сложилось на полу шелковой пружинкой. Черные чулки и черные кружевные трусики призывали как можно скорее взять в обладание это трепещущее от изнеможения тело. Кристина чувствовала, как сходит с ума от желания, но ее дьявольский Бог не торопился. Он медленно проводил руками по ее телу, пока она стояла, опираясь руками на кухонный стол. Позади нее нагрелся чайник, но это не привлекло ни капли ее внимания. Он был холоднее ее самой, так что не было смысла отвлекаться на подобные мелочи. Кристина стояла, опираясь на стоящий позади стол, она выгнулась назад, так, что ее волосы ласково гладили ее по лопаткам. Страстно вздымались и опускались ее грудь и живот, руки Винсента каждым своим прикосновением к ее сверхчувствительной коже вызывал на ней целые серии взрывов, взрывные волны которых уходили в низ живота, туда, где все горело и кипело страстью. Но он по-прежнему не торопился. Винсент начал расстегивать свою рубашку, обнажая под ней идеальный торс, при виде которого у Кристины начали смазываться все зрительные образы. Она отпустила стол и прижалась к идеальному телу Винсента, не веря, что обнимает человека. То, что она испытывала рядом с ним, не принадлежало этому миру, ведь даже то, как он ее гладил по спине, вполне могло сравниться с полноценным оргазмом. Взгляд у Кристины помутнел, она перестала различать какие-либо четкие черты и границы. Внизу живота все кипело и пылало, сердце было готово выпрыгнуть из груди, в уме – лишь знойное желание, а тело уже лишилось опоры под ногами, но Кристину уверенно держал ее божественный Дьявол.
Он нес ее на руках в спальню, чувствуя, как бурлит дьявольская страсть в ее молодом теле. Стоило лишь посмотреть в ее глаза, чтобы понять это. Осталось совсем немного времени, прежде чем произойдет эффект опасной химической реакции, когда две разных жидкости смешиваются и происходит взрыв. Он видел, что Кристина ждала этого взрыва, она уже ничего не смыслила кроме него. И когда он, наконец, произойдет, то сотрет с лица земли всю свободу ее невинной души.
Глава XI. Первые золотые мгновения.

Винсент сидел на своем диване перед телевизором и часто переключал каналы, так как не мог найти ничего интересного в этом сплошном потоке разнообразной информации. На столе перед ним стояла бутылка с текилой, солонка, рюмка и несколько нарезанных кусочков лайма. Винсент отложил пульт от спутникового ресивера, остановившись на каком-то музыкальном канале, и налил себе полную рюмку. Он насыпал соль себе на кисть руки, слизал ее и залпом выпил рюмку. Закусив лаймом, Винсент расслабленно откинулся на диване и стал ощущать, как тепло разливается внутри него. Отсутствующим взглядом он уставился в телевизор, экран которого пестрел множеством цветов очередного музыкального клипа.
Время было уже около четырех часов дня, а придумать себе занятие на сегодня так и не удалось. Впервые в жизни Винсент осознавал, что не знает, куда податься. Он даже задумался о смысле своей собственной жизни. Винсент сам себе сейчас задавал этот вопрос, но не мог ответить на него. Раньше он ни в чем себе не отказывал, жил в свое удовольствие, даже не задумываясь о своих действиях, как вдруг пришло осознание собственной беспомощности и никчемности. Появились новые желания, но, как только выяснилось, что их исполнение сложнее и тернистее прежних, Винсент тут же растерялся. Как только оказалось, что он был не в состоянии добиться желаемого, жизнь резко приняла оттенок неполноценности. Речь, разумеется, шла об Анжелике.
Винсент понимал, что его обычные методы на нее не действуют, и потому чувствовал себя несколько растерянным. Ему не хотелось напрягаться с ней, объясняя это тем, что они слишком разные, но он не мог просто оставить ее и забыть. По сравнению с Анжеликой все остальные были для Винсента лишь сделанными под копирку серыми трафаретами, в чем он убедился сегодня ночью. Даже в постели с Кристиной он не мог избавиться от мыслей о своем ангеле с платиновыми волосами. Если так будет продолжаться и дальше, то жизнь просто-напросто утратит свой смысл, и хотя бы поэтому Винсент должен понять, как заполучить Анжелику. И тогда, возможно, после ночи с ней все внутри успокоится и благополучно забудет о ней. В ином случае он так и будет мучиться, засыпая и просыпаясь с мыслью об Анжелике.
Так было и сегодня. Ему снилось, что он стоит в одном из искрящихся от витрин залов торгового центра Маяка и никак не может привыкнуть к столь яркому свету. Все вокруг искрится ярким белым светом, и лишь он один одет во все черное. Вдруг белый свет начал проникать под одежду, налипать на кожу, прожигая ее подобно кислоте. Нестерпимая боль полностью охватила Винсента, пол ушел из-под его ног, свет словно нес его на себе. Его начало тошнить, всю кожу невыносимо жгло, и в момент, когда он уже готов был потерять сознание, чьи-то нежные ангельские руки легли ему на глаза, погрузив в привычный для него мрак. Жгучая боль ушла, земля вернулась под ноги, а в душе восстановилось спокойствие и равновесие. «Попался?», – знакомый ему неземной голос звучал так, словно его прекрасная обладательница шептала ему прямо на ухо. Ее голос был подобен шелесту зеленой листвы под освежающий летний ветерок, ее закрывающие глаза кисти рук грели подобно летнему солнцу. Винсент хотел посмотреть в глаза своей спасительнице. Он положил свои руки поверх ее кистей и медленно начал опускать их с глаз. Когда Винсент сумел открыть глаза, все вокруг было по-прежнему темно. Он чувствовал, как знакомый ангел нежно приобнимал его сзади; он чувствовал, как все еще держит ее ласковые руки на своей груди. «Анжелика?», – спросил он, оборачиваясь, чтобы увидеть ее, но увидел рядом с собой мирно спящую Кристину. Он начал быстро осматриваться по сторонам и понял, что находится у нее дома, а то, что он видел и чувствовал до этого, было всего лишь сном.
Винсент разочарованно вздохнул и встал с постели. Тихо и без лишнего шума он начал одеваться. Вся одежда, кроме рубашки, была раскидана по полу комнаты. Винсент встал рядом с диваном, на котором продолжала спать Кристина, и некоторое время смотрел на девушку. Она крепко спала, мило посапывая, а ее волосы раскинулись на подушке темно-рыжим фонтаном. Секунд через десять Винсент, наконец, обернулся, встал с кровати и, надев джинсы, пошел на кухню. В квартире царил мрак, поскольку время было еще очень раннее. Там он поднял с пола свою черную рубашку, надел ее и вышел в коридор. Не включая свет и прекрасно ориентируясь в темноте, Винсент надел туфли, плащ и уже готов был выйти из квартиры, как вдруг в замке повернулся ключ.
Когда отворилась дверь, в прихожую ввалилась изрядно выпившая девушка, с потекшей косметикой на лице и растрепанными остатками вечерней прически. Одежда ее была кое-где изорвана и грязна, а походка не имела и капли устойчивости. Винсент понял, что это сожительница Кристины, но не стал ее трогать. Неуверенными шагами девушка шла по прихожей, опираясь рукой на стену и не обращая ни малейшего внимания на стоящего рядом Винсента. Не снимая обуви, соседка Кристины с трудом добралась до двери одной из комнат, там она обессилено свалилась на свой диван и моментально отключилась. Винсент же продолжал смотреть в ее сторону, поскольку ему стало интересно, что с ней сегодня произошло. Он вспомнил, как Кристина говорила о проблемах своей соседки с ночными клубами, и теперь понял, в чем природа этих проблем. Эта девушка не могла себя контролировать под влиянием алкоголя, а каждое ее посещение ночного заведения всегда сопровождалось изрядной долей выпитого. Ночная жизнь была ее слабостью, в результате которой дело доходило даже до употребления тяжелых наркотиков. После того, как ей пришлось сделать аборт и пережить тяжелое расставание с любимым человеком, она впала с продолжительную депрессию. В результате девушка бросила своей образ жизни и стала уделять больше внимания учебе. Вплоть до сегодняшнего дня. Теперь Винсент мог только догадываться, в какую бездну ее затянет на этот раз, но ему это было уже не интересно. Далее задерживаться в этой квартире уже не имело смысла, и он покинул ее. Винсент вышел на улицу, где было очень темно и сыро, после чего быстро проследовал к своей машине, чтобы уехать домой.
И вот он уже целый день сидит дома, не зная, чем себя занять. Телевизор смотреть было неинтересно, музыку слушать не хотелось, и даже текила не доставляла никакого удовольствия. Винсент закрыл крышкой бутылку текилы и поставил обратно в бар. Затем убрал все со стола и вновь сел на диван. В этот момент шла реклама фильма «Принятие», который он уже успел посмотреть полторы недели назад. Этот фильм ассоциировался у Винсента с Анжеликой, но он сам до конца не понимал, почему именно с ней. Возможно, эта ассоциация была связана с тем, что именно на его просмотре он увидел ее впервые, но что-то ему подсказывало, что у этих ассоциаций есть и более глубокие корни. Неожиданно Винсент ощутил в себе некоторое воодушевление, и вместе с ним в голову ему пришла мысль, что он не может сидеть дома просто так. Он выключил телевизор и стал собираться на выход.
Уже через полчаса Винсент подъезжал к Центральной городской площади. Когда он вышел из машины, то ощутил уже знакомое для себя чувство тревоги. Двигаясь через толпу, Винсент очень спешил, так как находиться здесь было для него очень неприятно. Он даже задумался, ради чего он вообще сюда приехал, но стоило лишь проговорить в уме имя Анжелики, как все вопросы уходили на второй план. Наконец, Винсент поднялся по лестнице на крыльцо Маяка, откуда можно было попасть внутрь здания. Когда он оказался внутри, то ему вновь пришлось привыкать к царившему здесь яркому свету. Справившись с трудностями адаптации, Винсент начал продвигаться вглубь торгового центра. Он очень хотел еще раз встретиться с Анжеликой, но понятия не имел, как это сделать и куда для этого надо идти.
Для начала Винсент решил подняться в ресторанный двор. Какое-то внутреннее чувство подсказывало, что она рядом, осталось лишь найти ее. Он поднялся в ресторанный двор при помощи эскалаторов, преодолев целых шесть этажей торгового центра. Винсент не стал задерживаться на первом этаже ресторанного двора, с предприятиями быстрого обслуживания, а сразу направился на второй этаж, к ресторанам. Он прошел по всей окружности этажа и заглянул в каждый ресторан, но нигде не мог увидеть девушку с платиновыми волосами. Не найдя ее на этом этаже, Винсент в несколько расстроенных чувствах подошел к парапету, облокотился на него и стал смотреть на атриум с высоты его восьмого этажа. Было видно лишь, как по внутренней его части вверх и вниз сновали лифты, и бесконечные людские потоки беспорядочно двигались с этажа на этаж.
Неожиданно внимание Винсента привлек силуэт девушки с платиновыми волосами прямо напротив его, но этажом ниже. Несмотря на множество развешанных по атриуму рекламных полотен он сумел заметить ее, причем в тот момент, когда она встала из-за стола, где сидела с какой-то женщиной. Винсент решил, что это Анжелика и быстрыми шагами подошел к лифту, располагавшемуся поблизости. Когда прозрачная кабина подъехала, он вошел в нее и спустился на этаж ниже, стараясь не выпускать девушку-блондинку из виду. Винсент не был уверен, что это была именно Анжелика, но ему очень хотелось в это верить. Он шел очень быстро, казалось, уже готов был сорваться на бег, как вдруг увидел, что девушка вошла в лифт и поехала вниз. Винсент тут же остановился у ближайшего лифта и нажал на кнопку вызова, но лифт никак не приезжал. Нервы уже начинали давать о себе знать, и каждая секунда отдавалась в висках тяжелой мыслью о том, что в любой момент девушка могла потеряться из виду. Наконец стеклянные двери раскрылись и, когда люди вышли из подъехавшего лифта, Винсент зашел внутрь и нажал на кнопку первого этажа. В ожидании лифта он разглядел, как интересующий его женский силуэт доехал до самого нижнего уровня здания.
Когда его лифт также доехал до первого этажа и распахнул свои двери, Винсент тотчас оказался в толпе посетителей Маяка. Люди мелькали друг за другом так, что от их количества рябило в глазах. Тем временем Анжелика должна была быть по другую сторону от фонтана, куда Винсент и направился, продираясь сквозь толпу. К сожалению для него, поиски оказались безуспешными. Пока он обходил фонтан, девушка уже успела скрыться. Последней возможностью было подняться на второй этаж и посмотреть с высоты на панораму первого этажа, что он и сделал. Опершись на стальные поручни, Винсент устремил свой взгляд вниз, в поисках этой девушки, но так ничего и не нашел. Она ушла, и ему лишь оставалось тешить себя мыслью о том, что это была вовсе не Анжелика.
Винсент продолжал стоять на одном месте, устремив свой отсутствующий взгляд в одну точку. Фонтан с деревьями и кустистыми цветами заполнял пространство веселым журчанием, но мало на кого это действовало. Винсент вдруг утратил интерес ко всему, в том числе и к жизни вообще. Недавние мысли о бессмысленности его существования вдруг получили мощную подпитку из-за очередной неудачи с Анжеликой. Возможно, эта выслеживаемая Винсентом блондинка и не была именно ей, но задачи это не упрощало. Маяк был огромен, помимо восьми этажей торгового центра и ресторанов здесь были еще казино и гостиница. Иными словами, поиски Анжелики изначально были попытками отыскать иголку в стоге сена. Теперь оставалось придумать, как ее забыть, чтобы больше не появляться здесь вообще. Слишком уж негативно это место настроено против Винсента, и здесь ему было не место.
Он уже собирался уходить, как вдруг ощутил, как нежные женские руки ласково закрыли ему глаза. Словно две шелковые подушечки накрыли взгляд, погрузив Винсента в приятный полумрак, который мгновенно расслабил и отогнал все негативные мысли. Позади него кто-то стоял и держал свои руки на его глазах, но Винс не торопился выходить из столь приятного состояния полудремы. «Попался?», – знакомый ему голос звучал игриво и жизнерадостно, он шептал прямо на ухо и был подобен шелесту зеленой листвы под освежающий летний ветерок. Казалось, что это шум деревьев с фонтана доносился до его ушей. Винсент хотел посмотреть в глаза стоящей позади него девушке. Он положил свои руки поверх ее кистей и медленно начал опускать их с глаз.
– Анжелика? – с надеждой в голосе спросил Винсент, разворачиваясь к девушке после того, как опустил ее кисти себе на грудь. Он продолжал держать ее за руку, боясь, что все это окажется всего лишь сном и рядом с ним окажется вовсе не Анжелика. Но стило лишь утонуть в сверкающей глубине лазурных глаз, как все сомнения улетучились. Ее глаза были совсем близко, они искрились яркими всплесками жизни, но это нисколько не беспокоило восприятие Винсента. Возможно, он просто привык к столь большому количеству света вокруг себя, но впервые в жизни он был рад его изобилию. «Если глаза и вправду есть зеркало души, – думал он, – то души прекраснее, чем эта встретить невозможно». Вдруг девушка перевела взгляд на свою руку, и тут же Винсент отпустил ее. Затем она произнесла:
– Вижу, ты рад меня видеть.
– Очень рад.
– Ты преследуешь меня?
– Нет, это ты убегаешь.
– Я просто люблю иногда поиграть.
– Скорее, поиздеваться.
– Может быть. Но если только в шутку и совсем чуть-чуть, – улыбнулась Анжелика и внимательно посмотрела на своего собеседника. На лице Винсента застыло задумчивое выражение. Она сказала:
– Вижу, ты вдруг о чем-то задумался. О чем, если не секрет?
– У меня сейчас чувство дежа вю, – ответил Винсент. Он посмотрел по сторонам и четко осознавал, что этот момент ему очень знаком, словно он уже был здесь ранее. Окружающая обстановка буквально кричала о том, что он ее уже где-то видел, а проходящие мимо люди казались ему как-то странно знакомыми.
– Интересное чувство, да? – спросила Анжелика.
– Да, очень. Особенно, когда пытаешь вспомнить, где это могло тебе привидеться раньше, но не можешь.
– Ага. Между прочим, считается, что если человек испытывает чувство дежа вю, значит, в этот момент он находится в правильном месте и в правильное время.
– Неужели? А кто, интересно, определяет критерии этой «правильности»?
– Природа, я думаю.
– Природа? – усмехнулся Винсент. – То есть, деревья знают мою судьбу?
– Природа – это не только деревья, Винсент. Ладно, это мы обсудим потом. Я думаю, будет лучше, если мы выйдем в город и погуляем там. Что скажешь?
– Я с удовольствием, – Винсент с радостью принял предложение Анжелики.
Примерно через десять минут они вдвоем уже покинули Центральную площадь, оказавшись в небольшом уютном парке. Из-за ненастной погоды народу здесь почти не было. Фонтаны уже давно не работали, листья на деревьях почти полностью облетели и покрыли грязно-желтым ковром жухлую траву, а любой шаг в сторону от асфальтированной дороги тут же увязал в раскисшей от дождей земле. Парк выглядел по-осеннему брошенным, а сгущавшиеся сумерки только усиливали чувство промозглой тоски. К счастью, рядом с Винсентом была жизнерадостная Анжелика, которая своей улыбкой освещала им путь по застланной желтыми листьями асфальтированной дороге. Даже погода благоволила им, прекратив лить дождь с небес, что не осталось незамеченным Анжеликой:
– Нам повезло, что нет дождя. Можно спокойно гулять и не бояться промокнуть.
– Да, пожалуй. Но дождь в любой момент может начаться вновь.
– Ну, от этого никто не застрахован. Погоду мы заказать не можем, она все время в движении, как и весь окружающий мир. Она непредсказуема и в этом ее прелесть. Подумать только, еще полторы недели назад стояла солнечная погода! И как раз тогда мы с тобой познакомились, помнишь? В автобусе.
– Да помню. Ты спросила, хорошо ли я себя чувствую. Для меня это было тогда очень неожиданно.
– Почему?
– Ну, мне тогда было действительно очень паршиво. К тому же, я не привык к вниманию других, так как они меня почти никогда не замечают. Но я рад, что такая девушка, как ты не просто обратила на меня свое внимание, но и решилась заговорить. Это окрыляет.
– Такая девушка, как я? А какая, если не секрет?
– Прекрасная, – ответил Винсент без тени сомнения, вогнав этим Анжелику в краску.
– Спасибо большое, я рада, что ты так думаешь.
– Я тоже рад, что так думаю.
Анжелика улыбнулась, и в ответ Винсент улыбнулся ей тоже. Они свернули из одной аллеи в другую и продолжали идти легким прогулочным шагом.
– А ты уверен, что люди на самом деле тебя не замечают? – спросил Анжелика.
– Да.
– Я думаю, это потому, что ты сам не хочешь, чтобы на тебя обращали внимание.
– Возможно…
– Слушай, Винни, ты ведь помнишь тот день, когда мы познакомились?
– Винни? – Винсент был несколько удивлен тем, как его только что назвали. Ранее ему не доводилось слышать в свой адрес ласкательно-уменьшительных обращений. Он даже не знал, как к этому относиться.
– Ты не будешь против, если я тебя буду так называть? По-моему, очень мило звучит.
– Нет, я не против, называй меня как хочешь. Просто непривычно, все-таки ко мне раньше никто так не обращался.
– Ты вообще очень мало общаешься с людьми, как я заметила.
– Да, пожалуй, – кивнул Винсент и задумался. – Хм… Винни? Звучит прямо как имя для маленького медвежонка.
– Вот именно! Но детям тебя показывать нельзя. Все-таки это имя своеобразно сочетается с твоим мрачным выражением лица.
– Зачем же ты меня так назвала?
– Захотелось придать твоему образу хоть чего-то светлого. Ведь сам ты редко улыбаешься.
– Прости, но я не привык улыбаться без причины.
– Так ведь ты из тех людей, которым и причину найти проблематично, разве не так?
– Да, так. 
Он знал, к чему клонила Анжелика. Но Винсент искренне не понимал, зачем нужно казаться веселым и натягивать для этого фальшивую улыбку. Искренний смех был прерогативой Анжелики, он же не мог вести себя подобным образом, поскольку не видел в этой жизни ничего веселого. Жизнь в его представлении являлась средоточием пороков, проблем и взаимной ненависти. На этом контрасте было четко видно, что Винсент и Анжелика живут на разных планетах. Пока Винс не чувствовал, что взаимное общение помогает им хоть немного сократить эту космическую дистанцию, и от этого он становился только мрачнее. Ведь его по-прежнему тянуло к ней, и это чувство усиливалось с каждой минутой, проведенной вместе.
– Ладно. Прости, я тебя перебил тогда. Ты спрашивала меня про день, когда мы познакомились, – напомнил Винсент. – Ты о чем-то хотела меня спросить.
– Да, хотела. Ты помнишь, как в тот день ты сделал мне комплимент, про образ идеала?
– Помню.
– Знаешь, по тому, как ты говорил это мне, у меня сложилось впечатление, что ты знал меня и до нашей встречи в автобусе.
– Да, знал, – ответил Винсента, и в глазах  Анжелики тут же вспыхнул огонек любопытства. – На самом деле, я впервые тебя увидел еще до этого. Это было в кинотеатре, на фильме «Принятие».
– М-м-м, – несколько разочарованно протянула Анжелика, словно рассчитывала услышать что-то другое. Огонек в ее глазах потух. – Ясно.
Винсент почувствовал разочарование своей спутницы, и в уже который раз к нему пришло осознание, что он вновь делает все неправильно, несмотря на прикладываемые усилия. Он помрачнел и молча продолжал идти вперед.
– С тобой все в порядке? – заметила перемену в настроении спутника.
– Да, все хорошо, – соврал Винсент. На самом деле ему было паршиво на душе.
– Хорошо. Винни, а можно вопрос? Где ты работаешь?
– Нигде, если честно.
– А одеваешься ты довольно дорого. И машина у тебя не из дешевых.
– У меня просто есть деньги, вот и все.
– А кто твои родители? Может, осталось в наследство от них?
– Я не знаю, кто мои родители и были ли они у меня вообще. Все время, что я себя помню, я был один. И сейчас я тоже один, у меня нет друзей, нет даже просто знакомых, с которыми можно поддерживать отношения. Всю жизнь я сам по себе.
«У Дьявола не может быть друзей, – думал Винсент, – как и родителей. Дьявол вообще не может быть человеком». Тем временем они уже свернули на следующую аллею.
– Ты уверен? – спросила Анжелика.
– В чем?
– Что ты один. Я вот так не думаю. Я ведь с тобой сейчас и мне нравится твое общество и наше общение.
– Мне тоже нравится. Поэтому ты единственный человек, с которым мне сейчас хочется общаться. Так что давай лучше о тебе поговорим. Чем ты занимаешься?
– Я продаю недвижимость. А в свободное от работы время предпочитаю смотреть хорошее кино и общаться с друзьями. Кстати, благодаря своей работе я познакомилась с Романом. Я продала ему коттедж в Сосновом поселке, в котором мы потом жили вместе с ним. Любопытно тогда получилось – я помогала выбрать дом, в котором буду жить сама. Однако я там прожила недолго, к сожалению. И теперь снова его продаю. Кто знает, быть может и с новыми его покупателями у меня установятся какие-нибудь интересные отношения. Я ведь до сих пор поддерживаю связь со всеми своими клиентами.
– А дом уже выставлен на продажу?
– Еще нет, сейчас оттуда вывозят всю мебель. Мама Романа не захотела переезжать в дом сына, поэтому она решила его продать. Уже через неделю он будет полностью освобожден и готов к передаче новым потенциальным владельцам. Тогда он будет официально выставлен на продажу.
– А если заказать его уже сейчас?
– Этого никто не запрещает. Просто потенциальным покупателям удобнее смотреть на пустой дом, уже готовый к немедленному вселению, а не на захламленный распродажей.
– Что ж, я учту.
– Хочешь купить дом? – Анжелика хитро прищурилась.
– Была такая мысль. А сейчас ты где живешь?
– В Маяке, в гостинице. Там отличное обслуживание, все магазины рядом, а плата за номера не намного превышает среднюю квартплату. Я там всем довольна. К тому же это самый центр Метрополия, здесь есть, где погулять.
– Поэтому ты не осталась жить в том коттедже?
– Отчасти. В таком случае мне пришлось бы переоформлять множество документов, я ведь зарегистрирована в Маяке. К тому же мне бы многое там напоминало о Романе, а я не могу себе этого позволить. Нужно его отпустить, иначе воспоминания о нем будут тянуть меня назад. Надо принимать любую смерть, как естественный ход событий. Даже если это близкий человек.
– Ты удивительная девушка, – сказал Винсент фразу, которую он еще повторит сегодня еще не раз, особенно в мыслях. Вскоре они вышли из парка и еще несколько часов продолжали гулять по вечернему городу. Винсент был готов гулять так и дальше, но Анжелика сказала, что ей пора идти. Он проводил ее до Центральной площади, где они нашли его машину, стоящую на обочине шоссе, и остановились около нее.
– Ну, все, дальше я пойду сама, – сказала Анелика. – Спасибо тебе за сегодняшний вечер, я очень хорошо провела время. Буду ждать продолжения.
– Не за что. Я с удовольствием встречусь с тобой еще раз
– И я тоже. Кстати, здесь нельзя парковаться, – кивнула она в сторону «Феррари».
– Неважно. Моя машина такая же незаметная, как и я.
– Ни за что бы так не подумала. По-моему, такие машины очень хорошо бросаются в глаза, особенно при превышении скорости.
– Не буду отрицать. Но, думаю, у полиции есть дела поважнее, нежели выписывать мне штрафы.
Анжелика улыбнулась в ответ и уже начала постепенно отходить назад.
– Ну, мне пора, – говорила она. – Спасибо тебе еще раз за прогулку. Я очень польщена, что ты пришел сюда ради меня. Ты ведь не любишь это место.
– Откуда ты знаешь?
– Я это почувствовала. Удачи тебе, Винни. Позвони мне на неделе.
– У меня нет твоего номера.
– Уверена, для тебя это не проблема, – крикнула Анжелика, развернувшись к нему спиной. Она махнула ему рукой и быстрым шагом направилась вглубь толпы. Винсент слегка приподнял руку, делая ответный жест. В душе его было чувство неопределенности, ведь он впервые в жизни не знал, какого мнения о нем была девушка. Винсент не мог никак определиться со своими ощущениями: одна его часть надеялась на лучшее, а другая боялась, что эта девушка осталась безразличной к нему или испытывала лишь дружеские чувства. Так он и стоял, будучи не в силах пошевелиться, и смотрел на уходящий вдаль силуэт Анжелики. Несмотря на плотность толпы, он не мог раствориться в ней еще очень долго.
Примерно через час Винсент вернулся к себе домой и застал свой телефон раскаленным от множества звонков. Он снял трубку:
– Да?
– Винсент, привет! – взволнованно выпалил знакомый женский голос на другом конце провода. – Я уже начала беспокоиться.
– Привет, Кристина, – сухо проговорил Винсент. – Ты уже в который раз звонишь?
– Не знаю. Наверное, в сотый. Ты прости меня, просто я очень переживаю. Ты ушел, ничего мне не сказав, словно растворился. У тебя что-то случилось?
– Нет, все в порядке. У меня были дела. Знаешь, Кристина, я сейчас не могу говорить. Я занят, давай в другой раз.
– Ну, хорошо, давай, – она явно была расстроена и даже не успела сказать того, что хотела. Впрочем, Винсенту было все равно.
– Пока, – сказал он и повесил трубку.
Он прошел к своему бару, извлек оттуда бутылку виски и уселся перед телевизором. Винсент включил телевизор, налил виски в стакан и с комфортом развалился нас воем мягком диване. Он вдруг ощутил, как у него болели ноги от сегодняшней прогулки с Анжеликой, но, как ни странно, эта боль отдавалась приятным эхом в его сознании. Как бы к нему не относилась эта девушка, он уже предвкушал следующую встречу с ней.


Глава XII. Царство падающих листьев.

Винсент сидел на диване и держал в руке трубку радиотелефона. В квартире стояла полная тишина, лишь щелчки нажатия на кнопки периодически прерывали ее. Винсент пытался набрать нужный номер, но у него никак не получалось сосредоточиться. Его терзала важность этого момента, из-за чего пальцы отказывались набирать необходимую комбинацию цифр. Номер любого другого человека Винсент мог набрать практически без запинки, стоило лишь отпустить руку и предоставить ей самой набрать нужную последовательность кнопок на клавиатуре телефона. Этому способствовало состояние отрешенности и равнодушия, которое было весьма характерно для Винсента. Но с этим номером все было иначе – эмоции и боязнь неудачи не позволяли сделать, казалось бы, простую вещь.
Узнать телефон Анжелики он не мог уже третий день, и это постепенно начинало нервировать его. Когда он понял, что не в состоянии узнать номер самому, он пытался найти его другими методами, но, к сожалению, любые попытки неизменно заканчивались неудачей. Например, вчера он ездил в гостиницу Маяка, но там ему никто ничего не стал говорить, что его немало удивило – до сего момента ему ни разу ни в чем не отказывали. Гостиничный номер, в котором жила Анжелика, также остался для него тайной. Уйдя ни с чем из гостиницы, Винсент надеялся встретить ее в остальном здании – он обошел все этажи торгового центра, а также ресторанный двор и казино, но результат остался тем же. Разочарованный, он вернулся домой, где до сих пор сидел, не выпуская из рук телефонную трубку, которая вдруг зазвонила в его руках. Винсент был уверен, что это Кристина, так как ее звонок был ожидаем. Он сбросил вызов, и в квартире вновь возобновилась тишина.
С тех пор, как Винсент ушел от нее, Кристина не могла оставить его в покое. Он звонила по нескольку раз в день, и он с удовольствием бы отключил свой домашний телефон, но он ему нужен был для связи с Анжеликой. После нескольких безуспешных звонков, Кристина успокаивалась, но проходило не больше трех часов, как все повторялось вновь. И вот снова она звонит ему, но, поскольку Винсенту не о чем с ней говорить, он сбрасывает сигнал вызова.
Звонок повторяется вновь. Затем еще раз и еще. Сегодня Кристина особенно настойчива, несмотря на все его мысленные посылы прекратить звонки. Наконец, он решил ответить, чтобы выяснить, что ей нужно:
– Да?
– Здравствуй, Винни! Пора бы тебе уволить свою секретаршу, – на другом конце трубки была явно не Кристина.
– Анжелика?! – удивился Винсент. – Вот уж не думал, что ты позвонишь мне сама.
– Я уже третий день жду звонка от тебя, но в итоге решила позвонить сама.
– Я не смог найти твой номер телефона. А причем здесь секретарша, если не секрет?
– Ну, до тебя невозможно дозвониться! До мэра, наверное, и то проще.
– Я просто не ожидал твоего звонка. Но я очень рад, что ты мне позвонила.
– И я рада тебя слышать. Ты сегодня выглядывал на улицу?
– Нет. А что я там должен был увидеть.
– Сегодня солнечный день! Один из последних в году. Не знаю как ты, но я дома сидеть не хочу.
– Тогда давай увидимся, – подхватил идею Винснет, бросив взгляд на окно. – Я за тобой заеду.
– Хорошо. Подбери меня на автобусной остановке у Маяка. У той, где я тогда сошла с автобуса.
– С удовольствием. Я буду там через полчаса.
– И я тоже. До встречи.
– Пока, – Винсент положил трубку и искренне порадовался тому, как все сложилось. Он оделся, выключил за ненадобностью телефон и вышел из квартиры.
Через полчаса Винсент подъехал к автобусной остановке, где его уже ждала Анжелика. Она была одета высокие в белые сапоги, обтягивающие джинсы и белую осеннюю куртку. Винсент с ходу отметил, как ловко все это подчеркивает ее идеальную фигуру. Ее вьющиеся волосы развевались на ветру и пышными локонами ниспадали на плечи, а их платиновый цвет буквально впитывал в себя лучи последнего осеннего солнца, отчего казалось, что они светятся сами. Она стояла на остановке, где было довольно много народу, в том числе и мужчин, которые с завистью смотрели на сидящего за рулем «Феррари» Винсента. Многие из этих случайных свидетелей были готовы провалиться под землю, видя, как такая роскошная девушка, как Анжелика, села к нему в машину. Как только за ней захлопнулась дверца, «Феррари» быстро тронулась с места и на довольно высокой скорости поехала по шоссе, наполняя влажный осенний воздух ровным урчанием своего двигателя.
– Прекрасно выглядишь, – сказал Винсент Анжелике, тронувшись.
– Спасибо, – улыбнулась она. – Ты, кстати, тоже.
– Благодарю. Ну что, куда поедем?
– Не знаю, – пожала плечами Анжелика. – Давай просто покатаемся.
– Хорошо, давай. Как у тебя дела?
– У меня прекрасно, а у тебя?
– Нормально. Правда, я до сих пор удивлен твоему звонку. Откуда у тебя мой номер? Тебе его дал Киран?
– Кто такой Киран? – Анжелика удивленно посмотрела на своего собеседника.
– Я сам не знаю, кто это, – пожал плечами Винсент. – Зато он меня знает.
– Расскажи, что знаешь.
– Я о нем ничего не знаю. Я встретил его в ночном клубе примерно неделю назад. Оказалось, что он знает мое имя, телефон и даже адрес. Он говорит, что является моим другом, хотя у меня нет друзей вообще. Этот человек уже сказал кое-кому мой номер телефона, вот я и подумал…
– …что я узнала твой номер от этого человека?
– Да, – Винсент утвердительно кивнул.
– Нет, твой номер я нашла в другом месте. Я думаю, ты зря так беспокоишься на счет этого Кирана. Твой телефон не должен быть тайной за семью печатями, ведь это всего лишь набор цифр. Нужно относиться проще к тому, что вокруг тебя происходит. Ты должен быть доступным для остальных.
– Зачем мне это нужно?
– Чтобы не быть одному.
– А я и не хочу, чтобы рядом кто-то был. Меня все устраивает. Поэтому меня сильно напрягает ситуация, когда кто-то постоянно названивает, кто-то, кому без разрешения дали мой номер телефона.
– Ясно. Поверни здесь направо, пожалуйста, – попросила Анжелика перед одним из перекрестков. Винсент повернул, и некоторое время его спутница сидела молча. Он спросил:
– Мы все-таки едем в какое-то конкретное место?
– Не совсем. Скоро увидишь. Просто поворачивай туда, куда я попрошу.
– Договорились.
– А с той девушкой тебе лучше поговорить, а не избегать ее.
– С какой? – удивился Винсент.
– С той, что тебе названивает. Она это делает потому, что ее мучает неопределенность. Эта девушка любит тебя, но при этом не знает, как ты относишься к ней.
– Откуда ты все это знаешь? – Винсент был не на шутку удивлен.
– Я знаю довольно много. Тебе нужно будет привыкнуть к этому и перестать удивляться моим словам. Я тебе объясню все чуть позже.
– Ты говоришь загадками. Я не понимаю тебя.
– Когда придет время, поймешь, – с таинственностью в голосе ответила Анжелика. Винсент признался себе, что немало заинтригован.
Она сказала:
– Здесь поверни направо, а на следующем перекрестке налево.
Винсент все сделал так, как его и просила Анжелика. Вскоре они доехали до проспекта, выехав на который, нужно было ехать все время прямо. Чем дальше они ехали, тем меньше становилось домов и машин. Они отдалялись от центра Метрополия все дальше, двигаясь по залитому солнцем шоссе. Временами, солнце пряталось за облаками, и тогда его свет с трудом пробивался сквозь них, оставляя на земле огромные серые пятна, накрывающие целые дома, пустыри и дороги. Уже полчаса они ехали, а шоссе стало практически пустое. Вокруг были лишь деревья, поля и пятна солнечного света вдалеке.
В один момент Анжелика попросила остановить машину. Винсент затормозил на обочине, и его спутница вышла из машины. Он заглушил двигатель и вышел сам. На улице было свежо, небо начало затягивать облаками, временами поднимался сильный ветер. Изредка по шоссе проезжали машины, нарушая местную тишину, которая была особенной и состояла из тонких звуков срывающейся с деревьев листвы, носимой неспокойным ветром. Шоссе с обеих сторон было окружено не слишком плотным лесом, переходящим временами в широкие поля с жухлой травой. Винсент смотрел вокруг себя, и все здесь ему казалось непривычным: множество пестрящих желтыми листьями деревьев, отсутствие людей, более прохладный по сравнению с городом воздух, сильный ветер и чистота воздуха. Он посмотрел на Анжелику и увидел, как она стоит, опершись на «Феррари», и радуется окружающей действительности. Ее голова была поднята к небу, глаза закрыты, а на лице застыло неземное блаженство.
– Вижу, ты счастлива, – сказал Винсент.
– Безумно. А что чувствуешь ты?
Винсент задумался, посмотрел по сторонам некоторое время и ответил:
– Здесь холоднее, чем в городе, и воздух чище.
– Ты прав, – сказала Анжелика и повернулась к Винсенту. – Скажи мне, Винни, ты действительно считаешь, что природа – это только деревья?
– Ну, почти. В моем понятии природа – это пейзаж с деревьями, листьями, травой и кустами, реками и озерами. То, что изображают картины на стене.
– Ты прав лишь частично. Я хочу тебе показать, что такое Природа, если ты не против.
– Я не против.
– Тогда пошли со мной, – Анжелика стала спускать вниз по тропинке, ведущей в сторону небольшого леса. – Машину можешь не запирать, тут ее никто не тронет.
Он шел следом за ней по тропинке, все дальше отдаляясь от шоссе. Анжелика вела его по обсыпанному желтыми листьями лесу, который был наполовину раздет осенью. Они шли по мягкому листовому настилу, и ноги буквально утопали в этом мягком ковре. Винсент не знал, куда его ведут, но продолжал идти вперед, не задавая вопросов. Вокруг царил обильный листопад и, чем дальше они углублялись в лес, тем сильнее и обильнее он становился. Когда солнце вышло из-за облаков, его лучи окропили падающие листья своим светом, заставляя их сверкать яркими цветами. Солнечные лучи пробивались сквозь золотые кроны деревьев, поливая золотым светом их подножия. Все вокруг ярко пестрело и переливалось золотом так, что это было очень непривычно для зрения Винсента. Однако свет был настолько мягок, что глазам не пришлось привыкать к невообразимой этой игре света.
В один момент Анжелика вывела Винсента на опушку, где все деревья располагались на равном друг от друга расстоянии. Земля была полностью накрыта желто-красным ковром из листьев, который казался расшитым золотыми нитками. Листопад здесь был настолько плотным, что невозможно было понять размеры этой опушки. В каждом падающем листочке было столько солнечного света, что казалось, будто с неба идет дождь из золотых искр. Зрелище настолько завораживало, что не могло оставить равнодушным даже Винсента. Он шел, разгребая ботинками лежащие на земле листья, и не мог поверить своим глазам. Никогда ему не приходилось видеть что-либо подобное в своей жизни. Даже городские парки не могли сравниться с красотой этого места.
– Красиво, – только и произнес Винсент, пытаясь скрыть глубину своих впечатлений.
– Я рада, что тебе нравится здесь. Добро пожаловать в Царство падающих листьев. Это лишь одно из бесчисленного множества царств нашей Природы. Как видишь, Природа – это не просто картинка на стене, хотя и она может быть прекрасной. Природа – это все то, что ты видишь, все то, чем ты дышишь, все то, что ты чувствуешь и все то, чем ты живешь. Природа – это все! А мы с тобой – ее дети. Посмотри вокруг, ощути это волшебное место, послушай, что оно нам говорит.
– Говорит?
– Да, оно умеет говорить с нами, но только на определенном языке. Этот язык универсален, он может быть шепотом, а может быть криком; он может быть тишиной, а может быть музыкой; он может быть чувством умиротворения, а может быть и диким возбуждением. Языком природы может быть все сразу, главное – почувствовать его знание в себе. Чтобы услышать Ее, нужно принять себя такими, какие мы есть, осознать себя неотъемлемой частью Природы. И тогда ты сможешь задать любой вопрос и получить на него ответ.
– Что за вопрос?
– А что тебя интересует? Ты хочешь узнать, кто ты на самом деле? Так спроси это.
– Просто спросить? Может быть, ты мне скажешь?
– Я скажу, что мы с тобой часть Природы и преследуем общую цель. Все, что мы делаем в этой жизни, мы делаем ради нее.
– У нас с тобой не может быть одной цели, – опроверг ее слова Винсент.
– Почему ты так думаешь? – мягко спросила Анжелика.
– Мы абсолютно разные, – последовал лаконичный ответ.
– Нет, мы с тобой очень похожи.
Последняя услышанная Винсентом фраза буквально ввела его в ступор. Анжелика только что опровергла все его представления об их отношениях. Винсент был уверен, что она не могла быть такой же, как он, поэтому он не согласился с ней поначалу. Однако она сказала это с такой уверенностью в голосе, без единой тени сомнения, что Винсент и сам не знал, что теперь думать. Он был поражен, его собственные мысли вдруг словно парализовало. В словах Анжелики было нечто такое, что влияло на подсознание и подчиняло его.
– Что ты со мной сделала? – спросил Винсент, понимая, что его разумом манипулируют.
– Я лишь демонстрирую тебе то, что ты и сам умеешь. А именно – управлять чужими мыслями. Знаешь, почему мы с тобой это умеем? Это потому, что мы с тобой очень похожи. Я не собираюсь влиять больше на твой разум, ты сам должен сделать выбор. Я лишь хотела, чтобы ты понял, что ты не один такой в этом мире.
– Какой такой? – Винсент хоть и почувствовал, что его мысли приходят в порядок, но еще не понимал смысла слов Анжелики.
– Не такой, как все, – пояснила она. – Я тебе все расскажу потом, а сейчас я хочу, чтобы ты расслабился. Я помогу тебе.
– Хорошо, – кивнул Винсент. Он стоял неподвижно несколько минут, как вдруг ясно ощутил, что спокойствие стало разливаться в его теле, гладя внутренние органы, обволакивая тело и успокаивая мысли. Винсент прислушался к тишине, чувствовал, как ветер шептал ему что-то неуловимое. Голос Анжелики серебряными нитями вплетался в этот умиротворяющий покров, под которым было слышно даже падение листьев на устланную золотом землю:
– Послушай тишину, постарайся различить, что тебе шепчет ветер. Он говорит, что он посланник зимы. Он предупреждает о том, что скоро все вокруг заснет крепким сном. Ветер говорит о том, что как только упадут последние листья, выпадет первый снег. Скажи ему, что ты рад его приветствовать. Тогда он поблагодарит тебя и подарит очищение. Не пытайся его провести, он выше нас. По сравнению с ним, мы лишь непослушные дети, только и умеющие, что играть в бесполезные игрушки. И он когда-то был на нашем месте, но сейчас он могуч и непобедим. Мы же живем в тяжелое время, люди опускаются к началу своего жизненного пути. Наша задача перед ним сложна, но выполнима. Ты слышишь, что он говорит нам? Он говорит, что мы должны помогать человечеству удерживаться на месте и не скатываться вниз. Эта задача возложена не только на меня, но и на тебя тоже. Прислушайся, Винсент, и услышь, как красив голос ветра. Я представляю его себе как мягкий мужской, почти юношеский вокал под аккомпанемент звуков окружающей нас Природной красоты. Ветки пусть будут гитарными струнами, а падающие листья – клавишами рояля. Послушай эту песню, пусть она играет внутри твоей души.
Винсент слышал голос Анжелики недолго, довольно быстро он перешел в некое подобие внутреннего эха. В один момент не осталось ничего, кроме звуков изумительно красивой песни, исполняемой природой. Легкие гитарные партии сопровождали мягкий юношеский голос, который пел о любви. Полный сопереживания припев ласково окаймлялся грустными нотами рояля. Природа пела о грядущем полном умиротворении, а падающие листья кружились в такт песне.
Вдруг поднялся сильный ветер, и уверенное гитарное соло подняло с земли множество листьев. Золотой ветер перехватил дыхание, так, что невозможно было набрать хоть немного воздуха. Золотые листья большой массой налипали на Винсента и отлетали от него уже черными, будто перекрасившись от его черной одежды. Ветер больно хлестал листьями по лицу, душа взволновалась и кипела от недостатка воздуха. Порывы ветра не давал вздохнуть, поэтому легкие начинали гореть, от них жжение переходило на все остальные внутренние органы, пока, наконец, не охватило все тело. Золотые листья продолжали окрашиваться в черный цвет, попадая на Винсента, и образовали черный шлейф позади него своим огромным количеством.
Когда ветер ослаб, Винсент вновь сумел вдохнуть. Гитарное соло сразу перешло в почти надрывный, но при этом гармоничный и наполненный любовью припев, а Винсент опустился на колени и не мог надышаться. Когда припев кончился, и вернулись спокойные гитарные партии, Винсент почувствовал, что может встать на ноги. Музыка потихоньку затихла, вместо нее остался лишь искрящийся золотым светом солнца листопад, посреди которого стояла Анжелика. Она направилась к Винсенту, прошла мимо него и опустилась на колени к земле. Анжелика подняла один из черных листков, перекрасившихся после соприкосновения с Винсом и улетевших чуть поодаль, где этих листков было очень много. Целое черное пятно зияло среди искрящегося ковра, пока листопад постепенно не закрыл его. Анжелика подошла к Винсенту, держа в руках черный листок, и сказала:
– Видишь, ветер подарил тебе очищение.
– Он чуть не убил меня, – возразил Винсент, тяжело дыша.
– Ты всего лишь не мог дышать. Это бы тебя не убило. Ты ведь не живой человек.
– Я догадывался об этом.
– Ты считал себя воплощением дьявола. Но это не правда. Ты – часть Природы, воля Создателя. Ты не можешь быть дьяволом.
– Почему ты так решила? Ты меня так хорошо знаешь?
– Да, я тебя знаю лучше, чем ты. И я точно знаю, что мы с тобой во многом схожи.
– Кто же я тогда?
– Ты, как и я, застрял между двумя мирами: тонким и материальным. На нас возложена особенная миссия по спасению собственных душ. Мы сейчас переживаем особенное воплощение, и все это для того, чтобы исправиться. У нас есть необыкновенный дар – мы влияем на мысли людей. Ты ведь всегда знал, что можешь заставить человека сделать так, как тебе это угодно. Мы оба очень похожи, разница между нами в том, что ты себя считаешь дьяволом, а я себя – музой.
– Музой?
– Да. Если бы не я, Роман бы не снял бы и половины своих фильмов. В том числе и «Принятие». А вот фильм «Кровоточащая бездна» – это твоих рук дело. Как видишь, разница этих фильмов в различиях наших мировоззрений. У тебя мрачный взгляд на жизнь, который и влияет на свойства внушаемых в людей мыслей. С этого начинают почти все.
– Кто все?
– Другие такие же, как мы. Нас гораздо больше чем ты думаешь. Кстати, уже темнеет, предлагаю пойти к машине.
Винсент согласился с ней, и они вместе направились в сторону шоссе. Всю дорогу он молча обдумывал услышанное и пережитое. Тайная завеса над его собственным существованием начала постепенно приоткрываться, причем в неожиданных для него обстоятельствах. Теперь у него рождалось в уме множество вопросов, спровоцированных столь неожиданным открытием. Каким же он был слепым, что абсолютно не знал самого себя! И вот теперь жизнь начала приобретать новые краски и очертания. Причем, слушая доводы Анжелики, он не поражался и не удивлялся услышанным подробностям. Наоборот, он чувствовал себя так, будто всегда это знал и теперь вспоминает давно забытое, подобно старшекласснику, читающему старые конспекты.
Когда они подошли к машине сумерки уже сгустились. Винсент открыл дверь Анжелике, и она села, поблагодарив его за услужливость. Затем он сел рядом, завел двигатель и быстро развернул машину обратно в город, не обращая внимания на две сплошные.
– Анжелика, скажи мне кое-что.
– Что, Винни? – живо поинтересовалась она.
– Почему я не мог читать твои мысли?
– Я не хочу, чтобы кто-то читал мои мысли. А вот ты, похоже, был не готов, что кто-то кроме тебя это умеет.
– Да, пожалуй…
Винсент еле слышно усмехнулся. Анжелика заметила это и спросила:
– В чем дело?
– Вот уж не ожидал, что я настолько не знаю сам себя. Я ведь действительно ужасный человек. Точнее, не человек. Хм… – Винсент вдруг запнулся. Внезапно ему вспомнился разговор в ночном клубе с человеком по имени Киран. – А кто я?
– Можешь называть себя человеком. Душа-то у тебя человеческая. Просто ты знал свои возможности и считал, что они от Дьявола. На самом деле, они от Бога.
– От Бога? – Винсент скептически посмотрел на Анжелику.
– Да, от Бога. Ты думаешь, что у него больное чувство юмора, однако это не так. Ты можешь представлять смеющимся Иисуса Христа сколько угодно, однако я тебе говорю не про него. Бог – это Создатель. Он создал наш мир, создал нас, чтобы мы выполняли его Творческий замысел. Бог живет не на небесах, как принято считать – он есть Космос, Вселенная, а мы все – часть этой Вселенной. Природа есть Вселенная, законы Природы есть законы Вселенной. Космос – это человек, а человек, в свою очередь, есть сам Космос.
– Как-то странно все это звучит, если честно.
– Разумеется, ведь для тебя все делится на белое и черное. На самом же деле, добро и зло – понятия, придуманные человеком. В Природе же нет ни того, ни другого. Вот, например, видишь этот черный листок? – Анжелика покрутила в пальцах один из тех черных листков, что лежали черным пятном в лесу.
Винсент бросил на него отрывистый взгляд:
– Вижу.
– Очистив тебя, он испачкался сам, – сказала Анжелика, нежно, словно перышко, держа на ладони листок. – Но его неестественно черный цвет не помешает ему стать для земли тем удобрением, что поддержит жизнь какому-нибудь дереву, – Анжелика вытянула руку в открытое окно автомобиля и выпустила из рук листок, который тут же улетел по ветру вдаль. Винсент тем временем задумался обо всем услышанном.
– Теперь же я даже и не знаю, как все это распределить по-новому в своем мировоззрении, – задумчиво произнес он. – Так ты хочешь сказать, что все едино?
– Да. Наша планета не может жить отдельно от всего остального. Во Вселенной все взаимосвязано и мы как раз являемся ее неотъемлемой частью. А мы с тобой должны помочь человечеству осознать хотя бы это.
– И поэтому нас наделили превосходством над остальными людьми? – продолжала интересоваться Винсент.
– Не думай об этом, как о своем конкурентном преимуществе, – назидательным тоном сказала девушка. – Испытывая радость от превосходства над остальными, ты лишь опустишься на их уровень. К сожалению, люди до сих пор считают, что «человек человеку – волк». Экономика подобно паразиту распространилась по планете, заставляя людей становиться безыдейными батарейками в погоне за пустой бездушной материей. Во многом именно поэтому мы с тобой являемся теми, кем являемся. В прошлых воплощениях мы настолько деградировали, что Природа решила дать нам шанс исправиться.
– Черт возьми! – тряхнул головой Винсент.
– Что такое?
– Я немногое понял из того, что ты мне сказала сегодня.
– Ничего, пройдет время, и ты сам все поймешь, – Анжелика по-доброму улыбнулась. – Жизнь заставит.
– Посмотрим. А пока оставим эту тему. Ты голодна?
– Нет, но с удовольствием перекусила бы.
– Отлично, я тоже. Я знаю один хороший ресторан, и очень хочу тебе его показать.
– Этот ресторан в твоем доме находится?
– С чего ты взяла? – удивился Винсент.
– Я же могу читать мысли, забыл? – пояснила Анжелика и засмеялась.
– Ах да, точно! Ты права. Ну, что поедешь со мной?
– Конечно! Заодно покажешь мне свою квартиру.
Винсент посмотрел в веселые глаза Анжелики и не смог сдержать улыбки. Она это заметила и сказала:
– У тебя красивая улыбка. Тебе нужно почаще улыбаться.
– Спасибо. Я постараюсь.
Они уже въехали в Метрополий, когда наступил вечер. Винсент направлял свою машину к своему дому в некотором облегчении, рассчитывая, что сегодня он, наконец-то, переспит с Анжеликой. Все, что сегодня было, уже начало стираться из памяти и терять свою значимость. Теперь у него в уме было уже знакомое желание обладать Анжеликой, а так же надежда, что после ночи с ней оно пройдет раз и навсегда. Винсент надеялся, что все у него получится сегодня, причем именно надеялся, а не был уверен, как раньше. С остальными девушками все было гораздо проще, и если кто-то из них пересекал порог его квартиры, она была уже полностью в его власти. Правда, справедливости ради, стоит отметить, что всех подряд приводить к себе домой Винсент не любил и уж если приглашал к себе, то только тех девушек, от кого можно было не ждать последующей привязанности. В большинстве же случаев он предпочитал уединяться с ними там, откуда наутро можно было бесшумно исчезнуть, оставив о себе лишь мимолетное воспоминание. В данном случае он бы тоже предпочел поехать домой к Анжелике, но впервые в жизни решил поддаться обстоятельствам, боясь спугнуть удачу своей ненужной инициативой. К тому же, Винсент надеялся, что раз уж она сознательно шла ему навстречу, то не собиралась создавать ему проблем. К сожалению для себя, он не мог быть уверенным в чем либо по отношению к ней, ведь Анжелика была не такой, как все остальные, в чем сегодня была возможность лишний раз убедиться.
Внезапно Винсента пронзила мысль, что его спутница могла сейчас прочитать все его мысли. Он посмотрел на нее, но Анжелика сидела в кресле с закрытыми глазами, и в ее безмятежном выражении лица не было ничего подозрительного. В машине тихо играла приятная музыка, которая усыпляла своим меланхоличным инструментальным звучанием и чувственным женским вокалом. Добираться до дома Винсента оставалось еще около получаса.
Когда машина подъехала к большому зданию из красного кирпича, Анжелика указала на него и спросила:
– Это твой дом?
– Да. Как ты угадала?
– Я почувствовала. Ты ведь не единственный, кто имеет такие способности, – усмехнулась она.
– К этому еще нужно привыкнуть, – ответил Винсент, поворачивая машину во внутренний двор своего дома. Он въехал через главные ворота, украшенные старинными бронзовыми пушками, проехал через украшенную скульптурами арку, затем свернул к въезду в подземный гараж. В этом доме въезд располагался в торце здания, он был оборудован шлагбаумом и двухсветным светофором, показывающим возможность въезда. Тем временем Анжелика уже успела оценить всю красоту декорированного фасада здания, причем не только как гость, но и как действующий риэлтор. Во внутреннем дворе здания был парк с аккуратными вьющимися аллейками, украшенными уличными фонарями. По словам Винсента посреди парка был пруд, а по другую от него сторону располагался еще один жилой дом, практически такой же.
Довольно быстро машина уже оказалась в подземном гараже, наполовину заполненном машинами. Часть машин стояла на улице, видимо, в ожидании своих хозяев, но в основном все парковались здесь. Оставив машину в гараже, оставалось только дойти до нужного лифта и доехать прямо до своей квартиры. По времени все эти действия занимали не больше пяти минут, так как парковочные места соответствовали своим квартирам и располагались рядом с нужными лифтами. Вот и сейчас, спустя всего пять минут Винсент уже открыл дверь своей квартиры, куда и пригласил свою гостью. Стоило ему включить свет в коридоре, как Анжелика опытным взглядом тут же оценила для себя стоимость внутреннего убранства квартиры. Приплюсовав ко всему стоимость здешней жилой площади, она даже присвистнула, но чувства изумления в ее лице не было ни капли. Больше казалось, что Анжелика готовилась увидеть что-то подобное. Она осматривала художественный эбеновый паркет, с удовольствием ступая по его идеально ровной прохладной поверхности. В квартире была массивная мебель из мраморного дерева, на стенах комнат располагались декоративные подсвечники, а в гостиной висела довольно большая люстра из хрусталя. Смежная с гостиной стена прихожей по большей части представляла собой витраж в ярко-красных тонах. Двери в прихожую не было, вместо него был широкий проход с подобранной к потолку серебристо-бордовой шторой. В самой комнате привлекал внимание лежащий на полу мягкий персидский ковер с кубическим узором. Он заполнял пространство на полу между серым кожаным диваном и плазменным телевизором, висящим на правой стене. Перед диваном стоял легкий резной журнальный столик. Телевизор был обрамлен декоративной композицией в каминном стиле, по бокам от которой были расположены оленьи рога, а внизу находился сам камин с возможностью включения искусственного огня. Вдоль всей левой стены располагался большой шкаф с сервантом, баром, книжными полками и элементами семиканальной аудиосистемы, подключенной непосредственно к телевизору. Стену напротив на две трети занимало широкое окно, занавешенное белоснежными занавесками и такими же серебристо-бордовым шторами, что и проход между гостиной и прихожей. Обе форточки были открыты и занавески мягко развивались в лунном свете. Рядом с гостиной располагалась кухня, интерьер которой также был выполнен из мраморного дерева и своей массивностью гармонично вписывался в общую картину. Квартира приятно впечатлила Анжелику, ей было любопытно увидеть еще и спальню, но дверь в нее была закрыта. Винсент повесил всю верхнюю одежду в гардероб у входной двери и предложил выпить своей гостье. Анжелика отказалась, но спросила разрешения заглянуть в бар. Винсент не возражал, и она подошла к шкафу, предварительно включив свет в комнате, причем выключатель она нашла очень быстро, словно уже была здесь раньше. Винсент заметил это и подумал, связано ли это с ее способностями, или это повлиял ее риэлторский опыт. Тем времеем Анжелика открыла дверцу бара и стала рассматривать его содержимое. Там было множество разнообразных алкогольных напитков разной крепости: это были бутылки с коньяком, водкой, джином, виски, текилой, абсентом, самбукой, вермутом, кальвадосом и даже зубровкой. Столь богатый набор явно порадовал Анжелику, она закрыла дверцу и сказала:
– Очень впечатляет. Долго собирал столь внушительную коллекцию?
– Нет. Поскольку деньги для меня – не проблема, я все купил почти сразу.
– Любишь выпивать?
– Могу выпить вечерком немного, но злоупотреблять не люблю. Честно говоря, мне нравится осознавать сам факт, что у меня есть этот бар. Он доставляет мне эстетическое удовольствие.
– А коктейли ты, случайно, не делаешь?
– Нет, не делаю. Думаю как-нибудь попробовать.
– Попробуй обязательно. У тебя прекрасно получится, я в этом не сомневаюсь.
– Ты думаешь?
– Я в этом уверена.
– Посмотрим. Ну что, пойдем в ресторан?
– Я вот думаю… а ты сильно голоден?
– Нет.
– Тогда давай прогуляемся по парку. Ты не против?
– Нет, не против. Пойдем.
Они направились в прихожую, где Винсент достал из гардероба куртку Анжелики и помог ей одеться. Одевшись, они вышли в подъезд и спустились на лифте на первый этаж. Они прошли через просторный и ярко освещенный холл, по которому курсировали охранники в строгих костюмах, и вышли из дома. Днем на улице было довольно тепло для начала ноября, но сейчас, когда уже стемнело, поздняя осень вновь брала свое. Анжелика с удовольствием гуляла, несмотря на то, что была легко одета для такой погоды. Ветра пока не было, что позволяло спокойно прогуливаться по уютным вьющимся аллейкам под светом низких парковых фонарей и луны,се реже выглядывающей из-за черных облаков.
Они гуляли и беззаботно общались. Периодически Винсент спрашивал, не холодно ли его спутнице, на что она ему отвечала: «Воздух не такой уж и холодный. А вот ветер… ты ведь укроешь меня от него верно?». В ответ Винсент говорил, что обязательно укроет, и они продолжали идти. Люди им встречались здесь крайне редко, да и то были дворники или охранники – все-таки осенняя погода не особенно располагала к прогулкам простых жителей этого комплекса. Большинство всех листьев облетело, вместо травы на лужайках были лишь грязевые массы, а ледяной дождь мог начаться в любой момент. Именно поэтому они были одни в этом миниатюрном парке. Миниатюрном настолько, что из-за голых деревьев с любой его точки можно было различить марки проезжающих по соседней улице машин.
Довольно быстро Винсент привел Анжелику к пруду. На берегу было несколько веранд, к которым вели аккуратные дорожки. В самом пруду плавали еще не улетевшие на зимовку лебеди. Они были грациозны и как-то по-осеннему красивы, украшая собой картину этой поры. Поры одинокой, холодной, тоскливой и от этого не менее прекрасной.
Винсент и Анжелика продолжали идти. Прогуливаясь вокруг пруда и почти обойдя его полностью, они почувствовали, как поднимается сильный порыв ветра. Он накрыл парк внезапно, и тут же начал усердно срывать с деревьев немногочисленные листья. Он был резкий и холодный настолько, что Анжелика прильнула к Винсенту в поисках убежища. Он крепко обнял ее, закрыв полами своего плаща, и не собирался отпускать до тех пор, пока не закончится этот порыв. Трепеща в объятиях, Анжелика прошептала:
– Так теплее…
Винсент почувствовал, как нечто новое рождается в его нутре от этих слов. Он обнимал трепещущего ангела так крепко, будто пытался нащупать крылья у нее на спине. Винсент ощутил, как чувство нежности разливается внутри него, и сам не верил своим ощущениям. Он ощущал спокойствие, душевное равновесие и комфорт, не смотря на столь агрессивное явление ветра. Раньше Винсента только раздражали подобные порывы, но сейчас ему нравилось стоять здесь с Анжеликой, обнимать ее и слушать шум качающихся деревьев над головой. Впервые в жизни он испытывал что-то нежное к девушке и чувствовал ответственность перед ней. Да и как иначе можно относиться к этому ангелу, который столь многим чувствам сумел научить всего за несколько дней? Захочет ли теперь Винсент исчезать из ее жизни? Именно благодаря Анжелике он впервые в жизни не знал, что будет завтра. Впервые в жизни ему было интересно узнать, что принесет ему завтрашний день. Слишком много этих «впервые в жизни» для того, чтобы с уверенностью ответить на все мучившие его вопросы.
Тем временем ветер немного успокоился, но ясно чувствовалось, что он еще вернется. Луна, тем временем, скрылась окончательно. Вдруг Анжелика отпрянула от Винснета, озадачив его своим резким и неожиданным поступком.
– Что случилось, – спросил он.
Анжелика ничего не ответила, только продолжала смотреть в сторону своим невидящим взглядом. Вскоре она вышла из задумчивости и подняла на Винсента свои глаза. Они были полны тревоги.
– Кто-то на нас смотрит, – проговорила она. – Ей очень больно.
– Кому? – недоуменно переспросил Винсент.
– Та девушка, с которой ты ходил в ресторан. Думаю, это она.
– Кристина?
– Да. Ей не понравилось то, что она увидела. Это причинило ей очень сильную боль, – Анжелика виновато опустила глаза. – Пожалуйста, пойдем отсюда. Не хочу чувствовать себя виноватой.
– Хорошо, пошли, – согласился Винсент и быстрым шагом они вдвоем направились к дому. Всю дорогу Анжелика молчала. Перед входом в холл здания Винсент остановился и посмотрел на свою спутницу. Глаза Анжелики были полны слез.
– Что случилось? – спросил Винсент. – Почему ты плачешь?
Она вновь прильнула к нему и тут же оказалась в ответных объятиях. Хлюпая носом, Анжелика произнесла:
– Все в порядке. Просто на меня нахлынули воспоминания. Знаешь, Винсент, у меня в жизни было много такого, что вспоминать вовсе не хочется. Ты считаешь меня ангелом, но это не так. Я в своей жизни натворила достаточно мерзостей. Именно поэтому я сейчас здесь. Именно поэтому я сожалею обо всем содеянном. Значит, я уже на правильном пути. А до ангела мне очень далеко, Винсент. Мне предстоит еще очень долгий путь, и я сейчас в самом его начале. А там, где начало пути, там и ошибки, и боль, и слезы.
Когда она закончила свою речь, то посмотрела Винсенту прямо в глаза. В них больше не было слез, остались лишь их полузасохшие следы на щеках. Он нежно вытер их и сказал:
– Для меня ты – ангел. Самый настоящий. Пойдем, поужинаем?
– В ресторан?
– Да, – кивнул Винсент.
– А в квартиру еду заказать можно?
– Да, можно.
– А свечи у себя в квартире можно зажечь? Те, что висят на стенах.
– Да, конечно.
– Тогда что ты скажешь насчет небольшого романтического ужина?
– Я с удовольствием, – произнес Винсент с мягкой улыбкой.
– Ну, вот и славно! – заулыбалась Анжелика. От ее недавнего эмоционального порыва не осталось ни следа, будто его и не было вовсе. – Тогда пошли?
Они прошли в холл, откуда добрались до лифта и спустились в ресторан. Сначала Анжелика посмотрела меню, потом они сделали заказ и поднялись на свой этаж. В квартире они начали приготовления к ужину: перенесли стол и стулья с кухни в гостиную, где включили спокойную музыку, стол накрыли шелковой скатертью, включили камин и зажгли свечи. Когда все было готово, раздался звонок в дверь. Было ясно, что это принесли заказ. Винсент открыл дверь, расплатился с официантом и вкатил столик с едой в квартиру. Анжелика помогла накрыть на стол, после чего Винсент достал бутылку вина и фужеры из серванта. Затем он опустил штору в проходе в гостиную и открыл вино. Благодаря возможности выбирать интенсивность освещения люстра горела слабо, создавая в гостиной расслабляющую атмосферу. Работал искусственный камин, а огонь от горящих в коридоре свечей очень красиво переливался в витраже. Преломление света создавало неповторимый антураж романтики, в котором блики преломленного света пламени нежно скользили по погруженной в приятный сумрак комнате. Тихая музыка фортепьяно в сопровождении женского вокала раздавалась из развешанных по комнате колонок, она буквально скользила в воздухе и ласкала не только слух, но и душу. Блики пламени будто танцевали под нее свой размеренный вальс. Не хотелось даже ничего говорить, чтобы не нарушать столь умиротворяющую идиллию.
Ужин был безмолвным, лишь прекрасный голос оперной певицы разливался в пространстве. Слова были излишни, лишь взглядами обменивались Анжелика и Винсент. Этого им было достаточно, так как таким способом можно было сказать больше, чем при помощи слов. Музыка и танцующий под нее свет огня переносили от одного к другому чувство бесконечной нежности и единения. Через глаза их души общались друг с другом, они были счастливы откликнуться друг другу в столь тонком плане. Их тела же, тем временем, насыщались свежей и вкусной едой. В ресторане они оба заказали лазанью, которая теперь медленно растворялась в их тарелках, и параллельно с ней плавно осушались бокалы с вином.
Когда они все доели, Винсент пригласил Анжелику на танец. Он подал ей руку, и она с радостью приняла приглашение. Они стали танцевать, двигаясь между столом и камином. Их танец был прекрасен: он был идеально сглажен и гармоничен, не было ни одного неловкого движения – так бывает только тогда, когда танцуют не только тела, но и души, а сердца при этом бьются в унисон. Руки переплетаются и не хотят отпускать друг друга без надобности, взгляды встречаются и застывают друг на друге в признании. Они вдвоем продолжают танцевать, окруженные переливаниями танцующих огоньков и красивой музыкой. Они забыли обо всем на свете – таков был этот танец. Когда их взгляды пересекались, то с каждым новым разом расстояние между ними укорачивалось. Вот-вот их губы уже будут готовы слиться в поцелуе…
Неожиданно Анжелика неуверенно отстранилась от Винсента и подошла к окну. Она отодвинула штору и стала смотреть на город с высоты двенадцатого этажа. Было видно, как ветер играет с оголенными деревьями, предвещая скорое наступление зимы. Спокойствие в душе Анжелики было чем-то нарушено, она стояла и молча наблюдала за улицей. Что-то ее тревожило, но Винсент не мог понять, что именно. Ее мысли были для него недоступны. Винс подошел к ней и тоже устремил свой взгляд в окно. Он спросил:
– Все в порядке?
– Да, – в ее голосе промелькнули нотки внутренней борьбы. Словно она понимала, что должна что-то сделать, но не был готова на это решиться.
– А мне кажется, тебя что-то тревожит.
Анжелика ответила лишь после некоторой паузы, в момент, когда перевес во внутренней борьбе оказался на ее стороне.
– Нет. Просто я хочу тебе кое-что показать. Посмотри вон туда.
Винсент устремил свой взгляд в ту сторону, куда кивнула Анжелика, но ничего не увидел.
– Что там? – спросил он.
– Увидишь.
Он продолжал смотреть и вдруг увидел, как на Маяке произошла вспышка яркого света. Вспыхнув резко и ярко, свет исчез в темном небе Метрополия так же быстро, как и появился. Винсент уже не раз видел это и не понимал, зачем Анжелика попросила его обратить внимание на это уже всем привычное явление.
– Как ты думаешь, что это такое?
– Не знаю. Я не задавался этим вопросом.
– А я слышала столько версий про природу этих вспышек на Маяке! Из них мне очень нравится одна история, вернее городская легенда, про которую сейчас мало кто помнит. Эта легенда изображена на центральной колонне внутри Маяка скульптурными композициями. Знаешь, какое главное достижение для демона?
– Совратить ангела? – предположил Винсент, немного подумав.
– Верно. Давным-давно демон по имени Ашглор повстречал ангела. Ее звали Милитриэль. Она была прекрасна, а он уродлив. Она была соткана из света любви и справедливости, а он – из грязи жутких пороков. Ашглор делал все, чтобы лишить ее крыльев, но у него долго ничего не получалось. Он жаждал совратить ее, лишить ее источника ее силы, сделать своей рабой. Этот демон мог принять облик самого настоящего красавца, подманивающего к себе своим неземным обаянием. Так он заманил Милитриэль в ловушку, вызвав в ней чувство любопытства к познанию самых низменных инстинктов. Наконец, она поддалась его чарам, и он думал, что почти сделал свое дело. Милитриэль знала, кто он на самом деле, но ничего не могла с собой поделать. Она верила, что у Ашглора есть сердце, и поэтому любила его. В один момент, когда планы Ашглора уже были готовы претвориться в жизнь, он лишил ее крыльев, и она стала такой же оскверненной и порочной как он. Милитриэль изгнали с небес, и она поселилась вместе с возлюбленным в аду. Она стала такой же порочной, как и он. Сначала Ашглор обрадовался, что Милитриэль отныне будет с ним всегда, но ликовал он недолго. Совсем скоро он стал несчастным, осознав, что больше не любит ее. Он мучился оттого, что это он убил в ней ангела, совратил ее и проклял. Ашглор понимал, что он любил в ней именно ее чистоту, любил потому, что у него действительно было сердце. Милитриэль была права, разглядев в нем это, иначе у него не было бы никаких шансов ее совратить. Лишь благодаря его доброму сердцу он сумел покорить ее.
Однажды, Ашглор не выдержал мучений и пошел к Дьяволу. Когда Ашглор совратил Милитриэль, тот обещал в награду своему слуге исполнение любой прихоти. И вот, придя за наградой, он попросил Дьявола отпустить Милитриэль, но тот не согласился. Тогда Ашглор попросил подарить ему земную жизнь и на одно воплощение отпустить из ада. Дьявол согласился, но лишь при условии, что после своей человеческой смерти душа Ашглора отправится в ад на вечные муки. Ашглор согласился и вскоре он покинул свою Милитриэль. Родившись человеком, он ходил по земле до тех пор, пока не добрел до лесов и полей. Посреди одного из широких полей росли деревья и фонтанами били ключи. Тогда Ашглор начал строить. Всю жизнь он строил, изнемогая от усталости, но чувство вины перед Милитриэль не давало даже дня передышки. Каждый день приходили люди посмотреть на Ашглора, они смотрели, как он строил огромный дом, до самого неба. Никто не знал, зачем он это делает, но, воодушевленные примером, они тоже начинали строить дома для себя, чтобы поселиться здесь, на благородной земле навсегда. И пока Ашглор строил сам, вокруг него строился целый город. Уже глубоким стариком он закончил строительство и, когда взошел на крышу под самым небесным сводом, он был готов сделать то, ради чего все задумалось. Небеса говорили ему, что готовы простить его прошлые грехи, так как через свой неимоверный труд он пришел сюда, под самое небо, к миру красоты и чистоты. Он был первым, кто смог достичь этого всего за одно воплощение. Он стал отцом целого города. Ашглор мог собой гордиться, но… не мог. Он все еще помнил Милитриэль, а также условие Дьявола и не собирался отступаться. Ашглор взял нож и вырезал себе сердце. Вспышка озарила весь город у подножия этого небоскреба – так могло сверкнуть только чистое и светлое сердце. Ашглор выполнил обещание и отправился в ад, на вечное услужение Дьяволу. Вечные муки ада вместо небесной благодати стали той ценой, которую пришлось заплатить ему за свободу Милитриэль. Дьявол, по достоинству оценив поступок Ашглора, отпустил ее и подарил человеческую жизнь. А тем временем, сердце Ашглора до сих пор лежит на том высоком здании и время от времени вспыхивает подобно маяку, чтобы указать Милитриэль дорогу домой, на небеса.
Анжелика перестала говорить, и воцарилось молчание. Лишь музыка продолжала играть в комнате. Винсент задумчиво смотрел вдаль, туда, где находился Маяк. Что-то в этой легенде было ему необъяснимо знакомо.
– Интересная история, – проговорил он.
– Да. И поучительная, к тому же. К сожалению, мало кто учится на чужих ошибках. Все ждут совершения собственных.
– И тогда уже становится поздно.
– Ты прав, зачастую так и происходит, – Анжелика глубоко вздохнула. – Знаешь, Винни, я очень хочу побывать там. Вернее сказать, мечтаю.
– Где? На Маяке?
– Да. Хочу оказаться на самой высокой точке Метрополия, забравшись на самую крышу Маяка. Прикоснуться там к небу и поговорить с ангелами. Быть может, я там стану этой вспышкой и освещу собой весь Метрополий. Я пронесусь по улицам, загляну в каждый дом, улыбнусь каждому человеку и тогда, если кто-то улыбнется мне в ответ, я пойму, что жизнь прожита не зря. Это моя мечта!
– Ты думаешь, она может исполниться?
– В этом мире возможно больше, чем ты думаешь, – улыбнулась Анжелика и повернулась лицом к Винсенту. Она посмотрела ему прямо в глаза, затем нежно взяла за руку.
– Мне с тобой очень хорошо, Винсент, – произнесла Анжелика, не опуская взгляда. Винсент ответил ей тем же.
– И мне с тобой очень хорошо, – ответил он и наклонился к ней. Винсент сближался с ней уверенно и без тени сомнения, словно он это делал не в первый раз. Прошло лишь мгновение прежде, чем их губы слились в поцелуе. Они долго не могли оторваться друг от друга, до тех пор, пока Анжелика не отстранилась и не выплыла из объятий Винсента с кокетливой улыбкой на лице. Своей воздушной походкой она направилась к выходу из гостиной, слегка пританцовывая под музыку.
– Куда ты? – спросил Винсент. Анжелика остановилась у прохода и повернулась к нему. Одной рукой она придерживала штору, готовясь выйти в коридор.
– Я вспомнила кое-что, – игриво промолвила Анжелика.
– Что именно?
– Ты мне не показал свою спальню.
Винсент улыбнулся, а она, ласково улыбнувшись в ответ, исчезла за шторой. Он прошел вслед за ней в коридор, оставив гостиную комнату наедине с музыкой и романтической тишиной. Свечи в коридоре были задуты, но вместо них теперь горело страстное пламя двух сблизившихся сердец.
Прошло некоторое время, и это пламя слегка притухло. Оно уснуло вместе со своими носителями. Музыка в квартире перестала играть и уступила место тиканью стрелок часов. Стрелки на циферблате описывали один круг за другим, приближая утро, но делали они это неспешно. Тишина и умиротворение царили в квартире. Все погрузилось в сон, и только Винсент не спал.
Его не было дома, но дом чувствовал, как его сердце продолжало полыхать. Винсент шел по каменной дорожке, ведущей сквозь бездну темноты. Вокруг этой дорожки не было ничего, лишь пятна крови растекались по ней самой. Винсент шел по этому кровавому следу, не зная, куда это его приведет. Приятный женский голос звал его вперед, он был поразительно знаком ему, но тяжело было расслышать точно, кому он принадлежал, из-за завывания поднявшегося вдруг ветра. Этот голос называл его имя, гнал его вперед, а дорожка тем временем сужалась. Идти по ней становилось все труднее и труднее, особенно при усиливающемся с каждой секундой ветре, который так и норовил сдуть и столкнуть в пропасть.
Страх обуял Винсента, так как меньше всего ему хотелось падать вниз. Вдруг поднялся такой сильный порыв, что равновесие Винсента нарушилось, и он стал падать. В последний момент он сумел схватиться за дорожку. Страх и биение сердца заставляли его ползти вверх, но ветер был столь силен, что не давал забраться обратно. Сильные порывы буквально сталкивали Винсента вниз, в царство темноты. Он чувствовал, как темнота опутывает его ноги, тянет вниз. Она расползается по его телу подобно холодной гнили, утяжеляя его вес. Руки уже начали соскальзывать вниз, а ветер в очередном порыве рвал кожу на лице, резал ее. Здесь, ниже уровня дорожки, ветер был заодно с той темнотой, что налипала на него мерзкой субстанцией.
Тем временем знакомый голос продолжал звучать в его голове. Неожиданно Винсент понял, чей голос он слышит, и приложил неимоверное усилие, чтобы забраться на узкую дорожку. Он глубоко вдохнул и подтянулся, но ветер и темнота сопротивлялись. Винсент продолжал подтягиваться, его мышцы рук уже готовы были лопнуть от напряжения, но он сумел положить один локоть на спасительную поверхность. Затем положил другой локоть и решил сделать небольшую передышку, как вдруг почувствовал, как что-то коснулось его ноги. Оно подобно чьей-то мерзкой демонической лапе пробиралось к лодыжке, чтобы одним движением стянуть вниз. Страх охватил Винсента еще сильнее и буквально подтянул его вверх, выбросив на дорожку. Там он некоторое время лежал, чтобы суметь успокоиться и слышал, как снизу, по обратной стороне дрожки скребутся чьи-то когтистые лапы. Они хотели утащить его вниз, но он не поддался. Какой бы тернистой ни была дорога дальше, он будет придерживаться ее. Внизу ему не выжить.
Вдруг Винсент услышал свое имя. «Анжелика? – прошептал он, поднимаясь на все еще дрожащие ноги, – где ты?». Когда он поднялся, то продолжил путь. Ветер желал скинуть его обратно, но Винсент не поддавался и крепко стоял на ногах. Он продолжал идти по кровавому следу на дорожке до тех пор, пока дорогу ему не преградило надгробие. Это было обычное серое надгробие, ничем не примечательное, лишь кровавый отпечаток руки зиял на нем. Надпись на надгробии была с другой стороны, но отпечаток принадлежал женской руке. Беспокойство охватило Винсента от взгляда на этот след, как вдруг из темноты резко выплыла женская фигура. Она жутко выглядела, ее волосы были кроваво-красного цвета, на одежду с них капала кровь. Одета он была в развивающееся от ветра серое пальто, под которым было бордовое коктейльное платье, прямо как на Кристине во время их свидания. Винсент подумал, что это именно она, но не был уверен, так как девушка стояла, устремив взгляд вниз так, что не было видно ее лица, к тому же, он слышал голос Анжелики, доносившийся именно с этого места. Он стоял молча, смотрел не девушку и ничего не говорил, лишь завывание ветра было слышно здесь, посреди этой темной бездны.
А девушка плакала. Она вытерла окровавленной рукой слезы, и подняла свой взгляд на Винсента. Он был шокирован увиденным зрелищем: под глазами девушки вместо слез были кровавые разводы, волосы были красными от стекавшей с них крови, окровавленный серый плащ развивался на ветру, а в настоящем цвете коктейльного платья Винсент уже начал сомневался – либо это бордовый цвет самого платья, либо оно настолько пропитано кровью. И самое для Винсента жуткое – у девушки было лицо Анжелики. Так они и стояли друг напротив друга, не шевелясь, лишь длинные полы их верхней одежды развивались на ветру. Наполненные кровавыми слезами глаза Анжелики были для Винсента жутким зрелищем, но, несмотря на это, он не мог оторвать от нее взгляда. Наконец, она сама отвела глаза в сторону и затем повернулась спиной к пропасти. Анжелика развела свои окровавленные руки в стороны, запрокинула голову и начала падать в бездну. «Нет! – кричал Винсент, – не делай этого!», но было уже поздно. Падая, она протянула ему руку, но он уже не мог дотянуться, поскольку Анжелика была уже полностью под властью темноты. В последний раз он взглянул в ее полные красных слез глаза, и уже начал корить себя, что не успел подать ей руку. Винсент лежал на дорожке и в молчаливом отчаянии наблюдал, как она исчезает в этой непроглядной бездне. И, когда тьма полностью поглотила ее, чья-то когтистая и мерзкая лапа схватила его за руку. Он пытался освободиться, но не мог, поскольку она удерживала его с нечеловеческой силой. Одно лишь ее усилие утащило Винсента вниз, туда, где исчезла Анжелика. В последний момент он успел схватиться свободной рукой за спасительную дорожку, но долго так удерживаться было невозможно. Когда его пальцы, наконец, соскользнули, тьма поглотила и его.
Винсент тяжело выдохнул и сел на кровати. Он осмотрелся вокруг и узнал свою спальню. Было еще темно, а часы показывали пять утра. Рядом мирно спала Анжелика.
– Все хорошо? – вдруг спросила она. Видимо, резкое пробуждение Винсента разбудило ее.
– Да, все в порядке, – отвечал Винсент. – Только мне в последнее время слишком часто стали сниться кошмары.
– И с чем это связано, как ты думаешь?
– Не знаю. В последнее время у меня вообще очень много нового в жизни происходит.
– А что ты чувствуешь сам? Твои кошмары связаны с прошлыми событиями или с будущими? – лицо Анжелики из сонного превратилось в добродушно-снисходительное.
– Не знаю, – Винсент задумался. – Мне кажется, что с прошлыми. Но вот этот сон… я видел его впервые. И у меня такое чувство, что он как-то связан с будущим.
– И как ты думаешь, он сбудется? – спросила Анжелика, положив свою руку ему на плечо.
– Что-то подсказывает мне, что да. Это меня и тревожит…
– Я скажу так – предвидя будущее, ты всего лишь осознаешь естественный ход событий. Не тревожься, скорее всего, ты видел очень сложный образ, а значит, ты мог его неправильно интерпретировать. Давай спать, Винни.
Винсент лег обратно и тут же почувствовал, как Анжелика легла и лежа нежно приобняла его рукой. Ее мерное дыхание под ухом успокаивало нервы и заставляло отступить любую тревогу. Совсем скоро сон начал одолевать Винсента, и он погрузился в тонкий мир грез, но на этот раз уже без кошмаров.


Глава XIII. Предупреждение.

Прошло еще три солнечных дня прежде, чем вновь воцарилась пасмурная и дождливая осенняя погода. Все эти три дня Винсент и Анжелика гуляли в свое удовольствие и просто наслаждались обществом друг друга. Вечером он встречал ее после работы, вел в ресторан, а ночью, после прогулок по городу, она оставалась у него ночевать. Все эти три дня Винсент был счастлив и временами не мог поверить, что такое возможно. Он ошибся, думая, что все их отношения кончатся одной лишь ночью, и теперь ждал каждой новой встречи с нетерпением. Анжелика была первой девушкой, которой удалось настолько заинтересовать Винсента. Сам он, размышляя о причинах этого, считал, что все это потому, что он и она имеют одно происхождение. Таким образом, Винсент не забыл слова, которые услышал в Царстве падающих листьев.
К Анжелике он относился с благоговением, в том числе и потому, что она была для него буквально кладезем информации. Ее мировоззрение было для него абсолютно новым, заставляющим взглянуть на всю свою жизнь под новым углом, но это ни сколько не смущало его. Винсент чувствовал, что готов принять любую точку зрения, лишь бы быть рядом с этим неземным ангелом. Много раз, будучи один, он думал о своих чувствах к ней, но так и не смог придумать им подходящее название. Скорее всего, причиной этому было то, что Винсент слабо разбирался в человеческих чувствах, по крайней мере, на практике. Но зато теперь он ясно сознавал, что эта тема стала для него гораздо интереснее, чем раньше. И такая тема для него была не одна: только рядом с Анжеликой он понял, как комфортно может быть от простой близости с человеком; как может быть приятно ощущать прилив нежности, обнимая ее за плечи и прижимая к себе; какими могут быть пьянящими поцелуи ее мягких губ. Иными словами, Винсенту казалось, что рядом с ней он учится жить заново. За эти прекрасные три дня он осознал, что не может уже без своей Анжелики. Но это чувство привязанности не только радовало, но и угнетало его.
Он все еще помнил горькие слезы Анжелики над могилой ее несостоявшегося жениха. Всякий раз, когда она была счастлива рядом с Винсентом, он видел на своем месте Романа. И каждый раз его душу терзала смута. С одной стороны Винсент был счастлив, с другой – считал себя недостойным этого счастья. Коварством и обманом он забрал у ни в чем не повинного человека все до последнего. Винсент убил Романа из ревности, хладнокровно подставив его под нож одержимого. Этим он заставил страдать Анжелику и ненавидел себя за это, ведь он желал ей только хорошего. Винсент боялся повторить подобную ошибку, которая в будущем могла уже не сойти ему с рук. И если это вдруг произойдет, а он лишится Анжелики, то не простит себе этого никогда.
Размышления Винсента были прерваны звонком в дверь. Он сейчас никого не ждал, поэтому звонок несколько удивил его. «Возможно, Анжелика пораньше вернулась с работы», – подумал он и пошел открывать дверь. Это казалось ему вполне вероятным, так как однажды она пришла к нему без предупреждения, мотивировав это желанием сделать сюрприз. Возможно, и в этот раз она решила сделать нечто подобное.
Когда Винсент открыл дверь, то на пороге увидел не Анжелику, а светловолосого молодого человека в темных кроссовках, светлых джинсах и замшевой осенней куртке. Его лицо было очень знакомо.
– Здравствуй, Винсент, – сказал человек с порога. – Можно войти?
– Киран?! – удивленно воскликнул Винсент. – Что ты тут делаешь?
– Через порог не здороваются. Так ты меня пригласишь к себе?
– Заходи, – ответил Винсент и отошел от двери. Киран прошел в прихожую, осмотрелся и тут же одобрительно кивнул, оценив внутреннее убранство квартиры. Он в приветствии протянул руку Винсенту, который протянул свою в ответ.
Пожав руку Кирану, Винсент удивился, насколько неестественно холодной она была, словно он сжимал некий металлический предмет, долго находившийся на улице. Он опустил свой удивленный взгляд вниз и вдруг ошеломленно понял, что на самом деле сжимает металлическую ручку двери. Дверь была входом в подъезд, слева от двери висел терминал домофона. Винсент обернулся, но Кирана нигде не было видно. Он осмотрелся по сторонам и понял, что стоит около одного из домов в спальном районе посреди ночи, вокруг было темно и света редких фонарей едва хватало, чтобы хоть немного осветить весьма запущенный двор. Все вокруг казалось очень знакомым, словно Винсент был здесь совсем недавно.
Винсент продолжал недоуменно озираться по сторонам. Пока он свыкся с мыслью, что он теперь здесь на самом деле, прошло около пяти минут. Дул ветер, изредка лаяли собаки, из горящих окон доносились голоса и ругань. Винсент даже ущипнул себя, чтобы убедиться, что это не сон. Тогда как же он попал сюда прямо из своей квартиры? Ответа на этот вопрос у него не было. Винсент уже начал мерзнуть и поэтому решил зайти в подъезд. Он нажал несколько кнопок на домофоне и тот пропищал, открывая дверь в подъезд. Вдруг Винсент вспомнил, чей это дом и где он уже видел этот темный двор. Здесь жила Кристина. Но почему он оказался именно около ее подъезда? Неужели Киран ему всего лишь приснился? Или у него начались провалы в памяти? Винсент быстро понял что так он не найдет ответов на все свои вопросы и стал подниматься по лестнице. Он вошел в грязный лифт, в котором ему уже доводилось подниматься раньше. Рука сам нажала на нужную кнопку, после чего лифт закрылся и, постукивая в шахте, поехал вверх.
Двери открылись на седьмом этаже. Несмотря на кромешную тьму, Винсент сразу нашел нужную дверь и попытался открыть ее, но она оказалась закрытой. Он нажал на кнопку звонка и стал ждать. Горько и заунывно прозвенел сигнал за дверью и вскоре в прихожей послышались приглушенные шаги. Замок сделал несколько оборотов и дверь тут же открылась. На пороге стояла Кристина и пустым взглядом смотрела прямо в Винсента, будто сквозь него. Ни один мускул на ее лице даже не дернулся в ответ на его сдержанное приветствие. Создавалось впечатление, что она вообще не видела Винсента. В квартире царил полумрак, но он сумел разглядеть следы сильного измождения на лице Кристины: она похудела, лицо осунулось, а под пустыми глазами чернели синяки. Ничего не сказав, Кристина вдруг отошла от двери к стене захламленной прихожей и в изнеможении съехала по ней на пол. Она закрыла глаза руками и заплакала, подергивая плечами.
Винсент прошел в квартиру и прикрыл за собой входную дверь. Он посмотрел на сидящую на полу Кристину и позвал ее по имени:
– Кристина?
– Нет! – закричала она, ошеломив Винсента. Ее голос был наполнен болью. – Оставь меня в покое! Я схожу с ума! Моя жизнь рушится! От нее остались лишь жалкие руины! А ты до сих пор не даешь мне покоя… ненавижу!!
Она резко встала с места и, плача навзрыд, пошла на кухню. Винсент пошел за ней, по дороге заглядывая в комнаты, но больше в квартире никого не оказалось. Он прекрасно понимал, что послужило причиной нервного расстройства Кристины – она любила Винсента, но это чувство не было взаимным. Она не могла ни о чем думать кроме него, каждую свободную минуту она грезила о встрече с ним. Но, с того самого дня, как он исчез из ее квартиры после той ночи, она наталкивалась на бетонную стену безразличия. Звонки не приносили пользы, и она уже готова прийти к нему домой, но попасть туда самой было невозможно. С тех пор, как Кристина потеряла голову, она не появлялась на работе, забыла про подруг и стала много пить вместе со своей сожительницей. Но ничего не помогало. Хотелось вырвать из груди сердце и продолжать жить как раньше.
Здесь на кухне, он окончательно поработил ее. Кристина до сих пор хранила на своем теле воспоминания от его страстных прикосновений. Она бережно водила себя руками по животу, который еще помнил форму его рук и губ. Кристина будто оберегала свою кожу, пыталась сохранить эту память о Винсенте. Она до сих пор помнила, как вырывался воздух из ее вздымавшейся от неимоверного желания груди в ту ночь; как полыхало внизу живота; и как платье скользило вниз по возбужденной коже. Отныне всего этого больше не будет. Вся жизнь теперь будет отмечена печатью неполноценности и отверженности.
Кристина сидит сейчас за столом с печатью бескрайней тоски и отчаяния в глазах. Стоит ей лишь спросить себя, что дальше, как тут же этот вопрос стирается из памяти, вытесняется невыносимой горечью. Что дальше? А дальше только жалкие попытки вернуть жизнь на прежние рельсы. Однако все ее последняя жизнь запомнилась ей лишь благодаря Винсенту и яркости тех чувств, что она испытывала к нему. С первого своего взгляда на него она хранила любовь в сердце, а в душе лелеяла мечту, благодаря которой она даже на работу ходила с удовольствием. Кристина жила мыслями об этом человеке и каждое свое движение она корректировала с учетом именно его мнения, думая, прежде всего, о том, как больше будет нравиться ему. Она не знала, что он мог подумать по тому или иному поводу, но ей нравилось представлять его себе, думать о его интересах, эмоциях и желаниях, предугадывать их все и исполнять. Винсент был для нее загадкой, тайной, разгадке которой было не жалко посвятить всю свою жизнь. Она мечтала полностью принадлежать ему и никому больше. Кристина работала сверхурочно только ради того, чтобы обслуживать его в ночном клубе и следить со стороны за его действиями. Да, конечно же, ей было неприятно, когда он уходил из клуба в сопровождении очередной девицы, поначалу она даже закатывала истерики в подсобке. Но со временем она заметила, что Винсент не останавливает свой выбор на какой-то одной, а продолжает знакомиться все с новыми девушками. Тогда Кристина начала расценивать это как свой шанс, ведь она искренне верила, что является лучше тех никому не нужных дешевок. Когда-нибудь он должен был заметить ее, и наконец-то подвернулся случай.
Какую же гамму разнообразных чувств испытала Кристина в тот день, когда познакомилась с ним поближе! От неимоверного счастья до самого глубокого разочарования. В первый же день он покинул ее в ресторане, оставив деньги на столе. Как будто они были ей нужны! Она готова была убить себя за то, что ушла тогда в туалет ради наведения марафета. Кристина была обескуражена столь неожиданным исчезновением так, что целый вечер не знала, что и думать. Она надеялась на занятость Винсента, ведь он мог отлучиться по срочным делам в тот момент, а он не мог ничего сказать и предупредить, поскольку она все это время торчала в этом несчастном туалете! Кристина корила себя за нерасторопность, что так глупо упустила свою возможность до тех самых пор, пока вновь не появился тот человек. Уж лучше бы он не появлялся вообще. Тогда он не дал бы номер телефона Винсента, и все закончилось бы там, где все должно было закончиться.
События той ночи до сих пор не покидали ее память. Кристина помнила все смутно, как будто все было в тумане, но в то же время это были настолько яркие воспоминания, что колени от них подкашивались до сих пор. Но все это было тогда в первый и последний раз, и осознание этого пришло вчера, когда она увидела в объятиях Винсента какую-то блондинку. Кристина тут же ощутила себя просто-напросто использованной и выброшенной на помойку, как какой-нибудь дешевый презерватив или как вчерашнюю газету. Ей было нанесено невыносимое оскорбление, от которого душа болела так, словно ее стянули колючей проволокой. И, тем не менее, не смотря на все это, Кристина была не в состоянии оставить в прошлом свою любовь. Винсент поработил ее и не отпускал, хоть и был рад избавиться от этой обузы.
Кристина некоторое время пыталась оправдать для себя его второе внезапное исчезновение. То самое утреннее исчезновение из ее постели, когда она спала самым счастливым сном в своей жизни. Даже несмотря на это, Кристина продолжала лелеять надежду на лучшее, терпела игнорирование своей персоны и всему пыталась найти успокаивающее ее объяснение. Иллюзии были разрушены отчаянным решением пойти к дому Винсента в надежде встретить его. Несмотря на то, что надежда была крайне мала и сама мысль об этом казалась авантюрной, Кристина поехала. Два дня она дежурила возле охраняемой территории дома, пока не увидела его. Но увиденное зрелище буквально убило в Кристине все надежды – Винсент был уже с другой женщиной. Своими собственными глазами она видела, как он обнимал эту блондинку.
Какие бы чувства Кристина не испытывала к нему, подобное оправдать ей было уже не под силу. Он не сказал ей ничего – вместо этого просто исчез, задвинул ее на дальнюю полку без объяснений, как задвигают книгу, посмотрев в ней самые интересные картинки. Кристина чувствовала себя так, будто об нее вытерли ноги, весь смысл жизни испарился буквально у нее на глазах. Без смысла жизнь невозможна, а значит, она уже мертва. Осталось только сколотить себе гроб, лечь в него и закрыть за собой дверь в тот мир, где Кристину уже давно ждут.
Она встала с места и вышла с кухни. Кристина видела, как Винсент шел за ней и отговаривал от чего-то. Ей же было все равно, теперь она будет игнорировать его – должна же она что-то сделать по-своему хотя бы под конец своей жизни! Твердой и уверенной походкой она шла по коридору, вышла в захламленную комнату своей соседки, где еще не успел полностью выветриться запах утреннего перегара, и через нее прошла на балкон. Он был открытый, но Кристина не обращала внимания на уличный холод. Одетая в простенький спортивный костюм, она облокотилась на холодные металлические перила и устремила свой взгляд пустоту. Темнота приветствовала ее, приглашая окунуться в бездну. Внизу ничего не было видно, казалось, что там находится не земля, а новый, неизведанный мир. Темнота шептала, что один раз в него погрузившись, можно навсегда забыть обо всех горечах и разочарованиях. Эта темнота манила Кристину, она говорила, что никогда не бросит ее и будет о ней заботиться. Нужно сделать один лишь шаг и погрузиться в дивный сон, в сотню раз более привлекательный, нежели полная горьких слез реальность.
«Кристина, не делай этого», – говорил ей Винсент с порога балкона. Он не хотел ее смерти, так как чувствовал, как просыпается в нем нечто похожее на совесть. Раньше он бы сам заставил ее убить себя, лишь бы она не путалась под ногами, но теперь все иначе. Теперь ему хотелось помочь ей. Однако от его прикосновения Кристина отпрянула так, что чуть не перевалилась через перила, так что Винсент не смел так рисковать. Он пытался силой мысли заставить ее передумать, но ничего не получалось. Его силы больше не действовали на нее, как бы он ни старался. Все, то ему оставалось –  внимать ее мыслям.
Кристина не раз представляла себе ситуацию, как в последний момент Винсент просит у нее прощения, на коленях умоляет ее вернуться к нему. Но в последе время ее чувства к нему обросли такими острыми шипами, что представить себе его извинения ей было не под силу. Винсент даже под дулом пистолета не преклонил бы колени ради другого человека, так думала теперь Кристина. Он и не приклонял. Винсент лишь взывал к благоразумию, просил не делать глупостей. Да кто он такой вообще? Да и зачем слушать плод своего воображения? Кристина хотела бы, чтобы Винсент на самом деле видел ее здесь и сейчас, признал бы свои ошибки, но нужно понимать, что ему попросту нет до нее никакого дела.
– Это не так! Поверь мне, Кристина, я здесь! Я настоящий! – говорил он. Но она не верила. Кристина больше не верила ничему, что было связано с образом Винсента. Она любила его, ведь сердцу не прикажешь, но понимала, что является лишней в этой жизни. Больше она не пойдет у него на поводу, хватит. Кристина ответила:
– Ты говоришь то, что я хочу услышать. Однажды ты уже говорил что-то подобное и разбил мне сердце. Но больше я не стану тебе мешать. С меня довольно, я отыграла свою роль. На самом деле, я хотела бы тебя видеть только ради того, чтобы сказать тебе кое-что…
– Что?
– Надеюсь, моя смерть пробудит в тебе хоть каплю сострадания, – произнесла она и тяжело вздохнула. – Жаль, что тебя здесь нет.
Сказав свои последние слова, Кристина перегнулась через перила и упала вниз. Тьма окутала ее и спрятала прочь от посторонних глаз. Воцарилась тишина.
Терзаемый противоречиями, Винсент подошел к перилам и посмотрел вниз. Ничего не было видно из-за кромешной темноты заднего двора. Ни одного фонаря не светило внизу, и поэтому разглядеть что-либо было невозможно. Вплоть до последнего момента, Кристина считала Винсента продуктом своего воображения. Сейчас он был буквально раздавлен собственной беспомощностью и стоял на балконе, облокотившись на перила и обхватив голову руками. Впервые в жизни он не смог повлиять на чью-то судьбу, и это угнетало его.
Вдруг кто-то похлопал Винсента по плечу. Он резко обернулся и увидел перед собой Кирана. Теперь он стоял в своей квартире и ошеломленно осматривался по сторонам.
– Что это было?! – воскликнул он.
– Это было то, что ты видел, – спокойно ответил Киран.
– Кристина умерла, да?
– Да. Покончила с собой три дня назад. Сегодня похороны. Ты пойдешь?
– А я должен?
– Я думаю, да. Из-за тебя ведь она совершила этот шаг.
Винсент прошел в гостиную и уселся в кресло. Он все еще переваривал тот стремительный калейдоскоп событий, что свалился на него за последние полчаса. Или час – Винсент не знал, сколько времени он был в той иллюзии. Он спросил подошедшего к порогу гостиной Кирана:
– Так ты пришел ко мне ради того, чтобы позвать меня на похороны?
– Да, примерно так, – последовал ответ.
– А вот эта галлюцинация – что это было?
– Это для того, чтобы ты не задавал лишних вопросов. Их у тебя и так предостаточно. Одевайся и поехали, а то опоздаем.
У Кирана был твердый голос, с которым даже не хотелось спорить. Поэтому Винсент стал собираться на выход. Вскоре они вдвоем уже вышли на пасмурную улицу. Там они нашли автомобиль Кирана, который стоял за территорией дома. Это была обыкновенная машина среднего класса, не дешевая и не дорогая. Садясь в автомобиль, Киран спросил своего попутчика:
– Надеюсь, не побрезгуешь со мной ехать на этой машине?
– А с чего я должен брезговать? – переспросил Винсент, сев на пассажирское место рядом с водительским.
– Ну, ты же привык к своей роскошной «Феррари», наверное…
– Привык. Но в машинах похуже мне не раз доводилось ездить. В тех же такси, например.
– И то верно, – сказал Киран и завел двигатель.
Некоторое время они ехали молча, на средней скорости преодолевая одну серую улицу за другой. Первым молчание нарушил Винсент:
– Мы не опоздаем?
– Намекаешь на то, что я слишком медленно еду? Я не такой лихач, как ты. Но даже так возможно приезжать вовремя.
– Я редко тороплюсь, мне это не по душе. А быстро езжу из-за того, что так мне привычнее.
– Надеюсь, ты никого не сбил?
– Нет, хотя пару раз хотелось.
– Машину пожалел?
– Да.
Киран улыбнулся и стал переключать радиостанции. Остановив свой выбор на одной, он сказал:
– Вот, что делает с человеком безнаказанность.
– При чем тут это?
– Притом, что тебе нет до других дела во многом потому, что ты от них никак не зависишь. Ну, собьешь ты человека – тебе ведь ничего не будет. Кто тебя накажет за это? Полиция? Их власть на нас с тобой не распространяется.
– Нас с тобой? – переспросил Винсент. – Поэтому ты знаешь мой адрес и номер телефона? Ты один из нас?
– Вот тебе наглядный пример того, что ты сам можешь отвечать на свои же вопросы, причем на большинство. Да, ты прав, мы с тобой примерно одно и то же. Вот только что?
– Музы?
– Хм… – Киран задумался. – Интересно. Это название вполне может нам подойти. Единственное, что мне в этом не нравится, так это то, что мы с тобой мужчины. Согласись, мужчина-муза звучит не очень.
– Да, пожалуй, – согласился Винсент. – Мне вот что не совсем понятно: зачем ты появился в моей жизни? Начиная с ночного клуба, ты чуть ли не преследуешь меня! Ты сказал Кристине, где я живу, дотащил меня, пьяного, до дома, сказал ей мой номер телефона и при этом еще назывался моим другом! И теперь ты пришел ко мне, чтобы затащить на эти никому не нужные похороны! Зачем?
– Я же говорил, на большинство своих вопросов ты можешь ответить сам.
– А если я не могу?
– А если я тебе все расскажу? Ты ведь ничего не поймешь. Тебе все станет ясно тогда, когда придет для этого время. Я же постараюсь помочь тебе приблизить этот момент. Запасись терпением, и тогда сможешь понять кто ты такой.
– Я знаю, кто я такой.
– И кто же?
Винсент задумался и… не смог дать ответа на этот вопрос. Оказывается, он сам не знал, кто он. Все, что ему рассказывала Анжелика, кажется отрывочным и неполным сейчас, когда перед ним вновь встал этот вопрос. Винсент не знал, кто он такой. Пусть с трудом, но это нужно было признать. «Я» – это не просто имя. «Я» – это нечто большее. Нечто такое, что еще предстояло не только познать, но и полюбить. Вот, что на самом деле хотела сказать ему Анжелика. Сколько бы Винсент не слушал о себе от других, он должен сам осознать себя в полноте своей, понять свою душу. Ему были неинтересны другие люди потому, что он сам самому себе был неинтересен. Но отныне Винсент ясно ощущал, как просыпался в нем интерес к самому себе.
– В момент последней нашей встречи ты считал себя воплощением дьявола, – сказал Киран. – Теперь же ты знаешь, что это не так. Видимо, кто-то вправил тебе мозги. Дай-ка угадаю… девушка?
– Да, ее зовут Анжелика. Возможно, ты ее знаешь.
– Нет, не знаю. Но имя у нее красивое – от слова «ангел». Это о многом говорит.
– О чем, например?
– О том, что чистый свет способен рассеять тьму даже в самой глубокой бездне. Примерно так эта девушка на тебя и повлияла. Кстати, мы уже приехали.
Машина затормозила на стоянке возле городского кладбища. На довольно широкой площади стояли несколько катафалков, возле одного из которых толпились люди. Винсент вышел из машины, оглянулся вокруг и произнес:
– Что-то я слишком часто бываю на кладбищах в последнее время.
Следом за ним из машины вышел Киран и ответил:
– Завязывай с этим. Я бы не стал тебя сюда приводить в иной ситуации, но сегодня нам нужно быть здесь.
Киран закрыл машину, и они вдвоем направились к той толпе. Винсент спросил:
– Неужели это так необходимо?
– Эта девушка тебя любила, вообще-то. И хотя это было невзаимное чувство, Кристина достойна того, чтобы ты ее проводил в последний путь.
– А тебе-то это зачем?
– Хочешь ты того или нет, но я твой единственный друг в этом городе. И моя задача – помогать тебе.
– Как скажешь. Только, Киран, не обижайся на меня, если что будет не так. В дружбе у меня мало опыта, так как у меня никогда не было друзей.
– Не переживай за меня, Винс, я знаю, чего от тебя ожидать. И зови меня Кир – так ко мне обращаются все мои друзья.
– Договорились.
– А теперь отложим разговоры, гроб уже выносят, – сказал Киран, указав на скопление людей. Он был прав, гроб вынесли из катафалка и понесли по направлению к свежевыкопанной могильной яме на одном из участков кладбища. Четверо мужчин несли гроб, а за ними еще двое молодых людей, видимо, друзья покойной, несли крышку от него. Траурная процессия тронулась с места и пошла вслед за ними. Первой шла супружеская пара – как оказалось, родители Кристины. Мужчина с застывшим на лице суровым выражением поддерживал свою жену, которая, казалось, уже устала от рыданий, но остановиться была не в силах. Позади них шли люди с венками и цветами, из них много друзей и подруг покойной, которые были примерно одного с ней возраста. Винсент и Киран шли в хвосте процессии, окруженные плачем и мрачным молчанием.
Траурная процессия медленно двигалась между беспорядочным множеством посторонних могил, где-то посреди которых располагался совсем свежий участок, ждущий свою «клиентку». Чем ближе к нему была процессия, тем чаще жалобный плач раздавался из ее рядов. К моменту, когда гроб поставили на стулья рядом с ямой, не осталось ни одной девушки, которая могла бы сдерживать слезы. Лишь мужчины и юноши продолжали сохранять мрачные выражения лиц.
Кладбище это не было элитным, по площади оно было самым большим в городе. И самым «популярным». Каждый день здесь проходило множество похорон, но территория кладбища до сих пор изобиловала свободными участками земли. Здесь не было уютно и мирно, как на элитном, а скорее жутко и неприятно. Скорбь буквально витала в воздухе, наполняла его сильной тоской и болью. Если шел дождь, то казалось, что он был с привкусом слез, от которых местная земля была раскисшей и грязной. Когда светило солнце, элитное кладбище было похоже на музей скульптуры под открытым воздухом, здесь же все оставалось мрачным даже при солнечном свете. А сейчас, когда небо затянуто серыми тучами, конечности холодели от окружающей атмосферы.
Громкие рыдания вывели Винсента из раздумий об этом месте, которое не вызывало у него никаких приятных чувств. Это рыдала мать Кристины, прощаясь со своей дочерью. «Нет! Нет! Нет! – причитала она, – зачем же ты это сделала, доченька?! Зачем бросила мать свою?! Ты же у меня такая красавица! Любимая доченька! Прости меня, не уследила я! Нет! Господи, что же это?! Такая молодая, моя девочка…». Эти полные горя слова настолько сильно сжимали сердце, что слезы сострадания выступали на глазах даже у мужчин. Невозможно было не пожалеть эту женщину, что потеряла своего единственного ребенка. Рыдая, она причитала и вопрошала, но все вопросы оставались без ответов. Господь, к которому она обращалась, уже давно покинул эти места. Единственными в этом Царстве печали, кто что-то знал, были Киран и Винсент, но они стояли в отдалении и молча наблюдали за всем происходящим.
Наконец, отец Кристины подошел к своей жене, чтобы отвести ее от гроба и дать проститься другим, но она вдруг стала сопротивляться. «Нет! Нет! Убирайтесь все! Вы не заберете ее от меня! Моя девочка!», – она билась в истерике, в попытках освободиться от державших ее рук. У отца не осталось выбора кроме как отпустить ее. Слушая, насколько убита горем мать Кристины, остальные девушки тоже стали плакать навзрыд. Мужчины принялись их всех успокаивать, но из этого мало что получалось и становилось только хуже.
Винсенту надоела эта надрывная симфония, и он решил подойти поближе к гробу. Он обошел толпу и довольно быстро оказался возле гроба, где лежала Кристина. Из-за вскрытий и бальзамирования она стала сама на себя не похожа, знакомые черты лица угадывались с трудом. Понять мать было несложно, если увидеть что стало с ее дочерью, каким неестественно распухшим и бледным было ее безжизненное лицо.
Постепенно женщина немного успокоилась и тогда отец покойной, наконец, сумел отвести ее в сторону. После нее к гробу подошли еще несколько самых близких друзей, а также остальные родственники, и, как только они простились с Кристиной, его накрыли крышкой. Звук заколачиваемых в сосновый массив гвоздей эхом отдавался в головах присутствующих, выдавливая очередные порции слез. Когда крышка гроба была прибита, его стали опускать в яму. Наконец, все было сделано, и люди стали подходить, чтобы бросить в могилу горсть земли. Первыми были родители, затем пошли остальные родственники и друзья, а уже следующими были Винсент и Киран. Никто не знал, кто эти двое, откуда и почему они пошли впереди большинства присутствующих, но сейчас это мало кого всерьез интересовало. Выполнив обряд прощания с усопшей, они исчезли, и больше их никто не видел.
На выходе с кладбища Киран задал вопрос своему задумчивому спутнику:
– Ну, что скажешь?
– А что я должен сказать?
– Быть может, какие-то ощущения у тебя были?
– У меня было чувство, что мне здесь явно не нравится.
– А поконкретнее? – продолжал допытываться Киран.
– Трудно сказать. Все как-то странно было…
Они подошли к машине и Киран сел в нее. Не задавая вопросов, Винсент последовал его примеру. Он был весь в мыслях и, казалось, забыл обо всем вокруг. Заведя двигатель, Киран спросил:
– Хочешь выпить?
– Хочу, – отрешенно проговорил Винсент в ответ.
– Ну, вот и славно. Я бы не отказался от бутылочки холодного пива в теплом помещении. Заодно помянем несчастную девушку.
Машина тронулась с места и выехала со стоянки, а Винсент продолжал сидеть с задумчивым выражением на лице. В его памяти прорезались недавние причитания матери Кристины, полные невыносимого горя, они беспощадно жалили его разум и чувства. Все, что он увидел на этих похоронах, было ему как-то неприятно знакомым, и самым неприятным было чувство вины. Это было вполне объяснимо, ведь именно из-за него Кристина покончила с жизнью. Винсент вспомнил, как заставлял ее мучиться своим равнодушием, во время каждого его проявления он ощущал ее душевные муки, но так и остался безучастным ко всему до самого конца. Анжелика бы так не поступила, и ему было стыдно перед ней, поскольку подобная ситуация его явно не красила. С другой стороны, он успокаивал себя тем, что она уже встречается с ним, а значит, он этого заслуживает. Но и тут не все так просто: как только в голове Винсента промелькнуло слово «заслуживает», тут же вспыхнули воспоминания о Романе. От этих воспоминаний ему вдруг хотелось забыть об Анжелике раз и навсегда, чтобы не чувствовать себя ничтожеством, убившим человека ради собственной выгоды. Но мог ли он оставить девушку, благодаря которой у него стали проявляться осколки совести? Приняла бы она тот факт, что встречается с убийцей? Винсента терзали противоречия всю дорогу.
«Очнись!», – голос Кирана вывел его из тяжких раздумий. Винсент посмотрел в окно и увидел, что машина припаркована в небольшом переулке, рядом с входом в незнакомый ему бар.
– Где мы? – спросил он.
– Это место называется «Гефест». Неплохое заведение, думаю, тебе понравится.
– Мне сейчас мало что понравится, – ответил Винсент, выходя из машины. Вслед за ним из машины вышел и Киран. Он закрыл ее, и они зашли внутрь.
Внутреннее убранство было весьма оригинально исполнено в виде большой кузницы с мехами и горнами. В помещении стоял характерный полумрак, рассеиваемый светом раздуваемого огня из каминов-домн. Столы находились на безопасном расстоянии от столь оригинальных декораций, которые к тому же были огорожены крепким стеклом, так что риск получить какие-либо травмы был сведен минимуму. В помещении было довольно жарко, и потому весьма подкачанные официанты были одеты в кузнечные фартуки на голый торс. Когда пламя раздувалось мехами, это сопровождалось характерным шипящим звуком и мягким озарением всего помещения, что очень хорошо создавало необходимый антураж настоящей кузницы.
– Тут, конечно, жарковато, – сказал Киран своему спутнику. – Зато зимой это место очень популярно. Здесь очень большой выбор пива, от самых дешевых марок до самых экзотических. То есть ты можешь себе представить, каково сделать глоток свежего пенящегося пивка из запотевшей кружки в подобной обстановке. Даже если чувствуешь себя последним куском дерьма, тебе покажется, что жизнь налаживается.
– Значит, мне необходимо выпить, – сказал Винсент, и они сели за один из свободных столиков. К ним тут же подошел официант. Киран сделал заказ и отпустил его, после чего обратился к Винсенту:
– Что с тобой?
– Да так… не по себе как-то.
– Это чувство вины в тебе говорит?
– Похоже, что да, – неохотно признал Винсент. – Но я не понимаю, почему? Она ведь сама проявила инициативу познакомиться со мной! Никто ее не просил звонить мне и приглашать в ресторан.
– Сама, говоришь? Знаешь, у меня есть мнение на этот счет.
– Насчет чего?
– Насчет такого слова, как «сам». Скажи мне, вот что такое «сам»?
 – Ну, когда человек что-то делает сам.
 – Ну, да, логично, – Киран на мгновение усмехнулся, но тут же принял серьезный вид. – Но лично я не совсем согласен с тем, что люди сейчас способны на «сам». Стоит только посмотреть на них, как тут же все становится ясно. Что ты увидишь, если посмотришь на Метрополий сверху?
  – Толпу? – ответил Винсент не сразу.
  – Именно! Ты увидишь толпу. Серую и безликую толпу, попав в которую человек теряет всю свою индивидуальность и сливается с этой аморфной массой. Он не выделяется своим внешним видом, а его мысли становятся такими же серыми, как и вся окружающая его толпа. Она несет его в нужном направлении и одновременно с этим он сам пытается ее двигать вперед. Этот человек обычно смотрит себе под ноги, а когда поднимает свой взгляд, то видит перед собой точно такую же серую спину, что и идущий позади него. Справа и слева – то же самое. И таких людей практически весь город. Ты и сам это прекрасно знаешь, поскольку замечал, что для раскрытия хоть какой-то индивидуальности нужно посмотреть в самую душу. А как же образовалась эта толпа? Ее образование было естественным ходом событий, ведь она удовлетворяет у этого человека его собственный инстинкт самосохранения. К сожалению, это основной инстинкт для подавляющего большинства людей, населяющих Метрополий. Представь, что по всей этой серой массе начнут стрелять из пистолета. И какой шанс, что в этого человека попадут притом, что он ничем не выделяется? Разумеется, шанс небольшой, даже если стрелять из пулемета. А если в толпу бросить гранату, то его успокоит хотя бы тот факт, что если вдруг ему и суждено погибнуть, то, в любом случае, не одному, а многим. Это стадное чувство рождено и развито из самого низменного инстинкта человека, а именно – инстинкта самосохранения.
В этот момент им принесли пиво и чесночные гренки. Киран поблагодарил официанта и продолжил:
 – И ты считаешь, что эти люди могут сами что-то решать? Они создали собственную реальность, в которой нет места духовному развитию, но зато ширится и расцветает поле их пороков. Экономикой люди себя порабощают, а при помощи науки они возносят себя над самой Природой. Они стремятся к власти собственной, ничего не понимая во власти истинной. Люди боятся брать на себя ответственность за собственные поступки, и потому она возложена на нас с тобой. А сейчас ты говоришь, что Кристина сама приняла решение и проявила инициативу. А разве ты был против этого?
 – Нет, – хмуро мотнул головой Винсент.
 – Вот именно! Ты мог одной лишь силой мысли послать ее подальше и не давать ей никаких шансов, если бы понимал всю опасность. Вместо этого ты переспал с ней и подарил ей тем самым лучшую ночь в ее жизни, а это, уж поверь, никак не похоже на попытку остудить ее пыл по отношению к тебе.
 – Но ведь не я сделал первый шаг!
– А шаг на встречу ничем не отличается от первого шага. Ты вдруг понял, что она очень даже ничего, и решил этим воспользоваться, так ведь?
– Да… – мрачно понурил голову Винсент.
– Вот видишь. Твоя проблема в том, что даже если бы ты знал, чем все может закончиться, ты бы все равно пошел на поводу у своих страстей и желаний. Ты просто не можешь им сопротивляться, а потому совершаешь ошибки. Ты упорно продолжаешь пользоваться данной тебе властью ради собственной выгоды. Разве что деньги не крадешь, так как у тебя их полно еще с прошлой жизни.
– С прошлой жизни?
– Да. На самом деле, я не намного лучше тебя. Я, как и ты, получил от Природы шанс исправиться. Мы с тобой не живые люди, мы скорее сгустки энергии, мощные информационные поля. Настолько мощные, что можем материализовываться, что называется, «из воздуха». Иными словами, мы можем быть видимыми для окружающих, если захотим, а можем быть и невидимыми. Сами себя мы видим такими, какими помним по последнему воплощению. И ведем себя поначалу так же, и ты этому – яркий пример.
– Хочешь сказать, я был сволочью в прошлой жизни?
– Вроде того. Обычно это происходит так: если на протяжении многих воплощений человек не развивается в духовном плане, а только деградирует, то Природа дает ему последний шанс, пытается подтолкнуть вперед. Наши прошлые воплощения были чем-то вроде последней проверки, которую мы с тобой не прошли и… теперь мы здесь. Наше нынешнее существование – это толчок для нас.
– А если мы лишь сгустки энергии, то откуда тогда берутся, например, алкогольное опьянение и чувство голода?
– Все физические ощущения берутся из памяти о прошлом воплощении. Ты дышишь воздухом потому, что привык и не можешь иначе. На самом же деле, ты не можешь умереть от кислородного голодания. И так во всем.
– И много нас?
– Миллионы. Ты можешь представить, сколько человеческих душ обитает на нашей планете? А сколько среди них таких «падших» душ, как наши? Таким образом, подчиняясь закону Природы, мы берем львиную долю ответственности людей на себя и обеспечиваем течение Жизни.
– А как же я? Как я могу быть орудием Природы, ведь не сделал ничего хорошего?
– Ну почему же? Ты сегодня сходил на похороны, разве этого мало? Да, кому-то одному твои поступки могут принести радость, а кому-то другому – разочарование. Но зачастую далеко не все так однозначно и многие негативные события бывать попросту необходимы для развития человека. Уровень развития человечества сейчас таков, что без страданий ему не обойтись никак. Именно в этом – твоя нынешняя роль. Ты теперь должен решить, чего ты хочешь. Будешь ли ты и дальше приносить людям боль и страдания, но, уже зная, что это закономерно, либо будешь развиваться сам. Выбор за тобой.
Киран сделал небольшую паузу, с нескрываемым удовольствием отхлебнув несколько раз пива из своего бокала. Он расстегнул ворот своей футболки-поло и с комфортом развалился на стуле, жуя гренку. Винсент, тем временем, осмысливал все услышанное и пил свое пиво. В помещении было очень жарко, а потому алкоголь моментально дал о себе знать, отдавшись в голове.
 – В общем, человеку нужно многое пережить, чтобы многое понять, – продолжил Киран, дожевав гренку. – В народе это называется кармой. И ты приносишь эти переживания. Тебе, например, пришлось умереть, чтобы иметь возможность исправить свои ошибки. Другой пример – Кристина. Самоубийство – это незакономерная смерть, лишь Бог имеет право решать, когда уходить человеку из жизни. Кстати, ты знаешь про закон мировой асимметрии?
– Нет.
– Он гласит о том, что все в мире асимметрично, что левая половина отличается от правой. Яркий тому пример – человеческое тело. Лишь перед смертью оно становится полностью симметричным, переходя тем самым в состояние гармонии. Но это касается лишь естественной смерти. Самоубийцы же уходят на тот свет асимметричными во всех отношениях. Ты ведь видел лицо Кристины, когда она лежала в гробу. Его было не узнать – настолько оно было обезображено. Это неудивительно, если учесть, какой невероятный стресс и душевные метания испытывает самоубийца. Это не может не отложить свой отпечаток на будущие его воплощения. Но ведь она сделала это и теперь мы не можем знать, какое влияние это событие на нее окажет. Я не удивлюсь, если в следующей жизни она «поумнеет» благодаря этому. И тогда окажется, что ты сделал доброе дело. Но все равно, самоубийство – это грех, и люди не вправе решать свою судьбу таким образом.
Закончив говорить, Киран посмотрел на опустевшие пивные кружки на их столе. Видимо, жара в баре хорошо делала свое дело – пить хотелось очень сильно. Он сделал знак официанту, чтобы тот повторил заказ. Уже через пару минут перед ними вновь стояли полные кружки. В помещении бара играла рок-музыка, а хорошо сочетающиеся с ней звуки мехов и горна продолжали согревать посетителей, которых здесь хватало.
 – Ну ладно, – сказал Киран и сделал глоток свежепринесенного пива. – Давай оставим пока разговоры о высоком, а то ты совсем притих. Давай лучше выпьем за Кристину.
Он поднял свою кружку, и в ответ Винсент поднял свою. Они глухо чокнулись и отпили немного. Неожиданно Винсент спросил:
 – Как же она тогда обратила на меня внимание? До нее я всегда сам знакомился с девушками. А тут вдруг…
 – Ты снова можешь сам ответить на свой вопрос.
 – Ответь лучше ты, что б уж наверняка.
 – Хорошо. Когда ты знакомился с девушками в «Боттоме», ты переставал быть невидимым. И каждый раз Кристина имела возможность наблюдать за тобой. В общем, она влюбилась в тебя. Как видишь, все очень просто.
 – Я так и думал…
 – Понимаешь, Винс, когда мужчина выстраивает отношения с женщиной, он не обязан отдавать себя всего полностью. Но он обязательно должен взять на себя ответственность за нее, стать для нее крышей. Когда женщина чувствует, что он готов это сделать, то принимает это и отдает мужчине всю себя без остатка. Все бы хорошо, но в этой ситуации есть одна опасность – когда этот мужчина, что взял ответственность, вдруг исчезает из жизни женщины, она пропадает сама. Она чувствует себя так, словно ей предательски отрезали руки. Она теряет смысл жизни и как итог – самоубийство на почве сильного психического и эмоционального расстройства.
 – Ты сейчас говорил о нас с ней?
 – И о вас в том числе. Ты как-то непроизвольно внушил ей мысль, что готов взять ответственность за нее на себя. А она поверила, хотя на самом деле, ты сделал это только лишь ради постели.
Эти слова лишь озвучили то, о чем догадывался сам Винсент. Он действительно воспользовался симпатией Кристины ради собственного удовольствия, не более. В итоге все для нее закончилось очень плачевно, а у Винсента появилось много пищи для размышлений. И сейчас он сидел в выполненном стиле кузницы баре и с мрачным видом пил пиво.
Сегодняшние похороны Кристины разбудили в нем весьма неприятные чувства на собственный счет, и невольно ему вспомнилась Анжелика. Винсенту была невыносима мысль о том, что он так подло поступил некогда с ней. Уже в который раз он считал себя мерзавцем, недостойным ее внимания, и вновь его начала терзать неопределенность – одна его часть требовала открыть ей всю правду, другая же предлагала оставить все как есть. Винсент не мог  решить, что ему делать, и оттого каждую минуту его лицо становилось все мрачнее и мрачнее.
Вдруг он вспомнил, что встречается с ней сегодня, и посмотрел на часы. Оказалось, что она должна приехать к нему в течение часа. Он достал из кармана несколько купюр и положил на стол со словами:
 – Это моя доля. Все, мне пора идти.
 – Уже?
 – Да, – Винсент встал и начал одевать плащ.
 – Как ты резко сорвался… забыл, что встречаешься с девушкой? – улыбчиво подметил Киран.
 – От тебя ничего не скроешь, как я посмотрю. Я просто не хочу опаздывать.
 – А может тебе лучше будет опоздать?
 – Что?! Зачем это? – Винсент буквально опешил от такого неожиданного предложения. На лице Кирана не было улыбки – оно было более чем серьезным.
 – Я просто хочу дать тебе один совет.
 – Сомневаюсь, что он мне понравится, так что оставь-ка его лучше при себе.
 – Нет уж, я не собираюсь хранить при себе то, что мне не нужно. Так что выслушай меня – оставь эту девушку в покое. Пусть она живет своей жизнью. Не мешай ей.
 – Что ты хочешь этим сказать?
 – Если ты не сделаешь этот шаг, она сделает его сама. Вам не суждено быть вместе, по крайней мере, в этой жизни – точно. Именно поэтому, чем скорее вы расстанетесь, тем лучше будет для вас.
 – С чего ты это взял? – с нескрываемой злостью в голосе произнес Винсент. Он уже начинал ненавидеть этого человека.
 – Ты просто подумай о том, кто ты есть и о том, кто есть она. В глубине души ты и сам понимаешь, какая пропасть находится между вами. Ты лишь будешь тянуть ее вниз, подтягиваясь за ее счет. Ты ведь не хочешь совратить ангела?
 – Это моя личная жизнь, а не твоя! – воскликнул Винсент возмущенно. – И вообще, какое тебе до меня дело?! Откуда ты вообще взялся? Мне и без тебя было неплохо!
 – Сильно сомневаюсь в этом. А что касается того, откуда я взялся – это уже мое личное дело.
 – Вот именно! Раз я туда не лезу, так оставь меня в покое!
 – Успокойся, не нервничай, – Киран был по-прежнему спокоен и рассудителен. Он и глазом не повел в ответ на исходящий от Винсента негатив. – Присядь еще на минутку и расслабься. Я не задержу тебя.
Винсент сел на место, не снимая плаща, и облокотился на стол. Киран продолжил:
 – Я не собирался лезть в твою личную жизнь, в ином случае я бы без лишних вопросов просто заставил тебя сделать то, что мне нужно. Мы оба это умеем, и ты знаешь это не хуже меня. Но я не хочу этого. Ты сам должен сделать свой выбор, а моя задача в том, чтобы помочь сделать его правильным.
 – Тогда я сделал свой выбор, – сухо проговорил Винсент.
 – Учти, если ты поедешь сейчас к ней, впереди тебя ждут страдания. Страдания такие, которые тебе прежде испытывать не приходилось.
 – Посмотрим, – мрачно бросил в ответ Винсент и встал с места. – Спасибо за приятный досуг. Надеюсь, он больше не повторится. Прощай.
 – Зря надеешься. Удачи, Винс, – последовало ответное прощание в адрес Винсента, но ему уже было все равно. Он шел к выходу, полностью погруженный в свои мысли.
Киран многое рассказал ему сегодня, но ему больше не хотелось верить во всю эту чушь. Общение с этим человеком не принесло ему никаких позитивных эмоций, даже несмотря на то, что глубине души Винсент понимал, что совет Кирана насчет Анжелики должен был лишь помочь ему определиться с дальнейшими действиями на ее счет. Он и сам думал о том, чтобы оставить ее, но эти размышления давались ему с огромным трудом.
Винсент поймал такси и отправился к своему дому, где должен был встретиться с Анжеликой. Сидя на пассажирском месте, он понимал, что находится в раздрае, но не мог ничего с этим поделать. Слова Кирана до сих пор сидели у него в голове и не давали покоя. Душевные метания их одной стороны в другую терзали как сознание, так и душу. Помимо всего этого Винсент боялся, что может опоздать, а таксист, словно чувствуя это, ехал все быстрее и быстрее. Дома и машины проносились мимо один за другим, резкие повороты и лавирования машины могли укачать абсолютно здорового человека, но Винсент не замечал ничего. Напряжение в салоне автомобиля было настолько сильным, что казалось, будто можно рукой ощутить его эфирность. И чем сильнее становилось напряжение, тем быстрее ехала машина такси.
Вдруг раздались несколько протяжных и громких гудков, предвещающих нечто страшное. Нервы натянулись как струны, и тут же страшной силы удар сотряс машину до основания, и ее стало резко разворачивать. Винсент почувствовал, как сильнейшая головная боль пронзила его голову, а в мозгу поселился оглушающий треск, который не давал даже потерять сознание. Все вокруг менялось местами, жуткий по своей громкости скрип тормозов давил на уши. Казалось, вечность прошла прежде, чем последовал очередной, не менее сильный удар. Звон стекла сопровождался громкой деформацией корпуса автомобиля, который, как оказалось позже, врезался в фонарный столб прямо на обочине дороги. Затем наступила тишина, изредка прерываемая голосами с улицы, которые стали раздаваться все чаще.
Винсент пришел в себя и понял, что попал в довольно крупное дорожно-транспортное происшествие. Водитель был еще жив, но его состояние было тяжелым. Винсент вышел из разбитой машины и направился вдоль по улице, держась за голову. Как раз в этот момент люди стали подбегать к машине и показывать пальцами на окровавленного таксиста, что-то сигнализируя. Винсенту было все равно, что там происходило, и поэтому он шел, не оборачиваясь, в сторону дома. Благо до него оставалось совсем недолго, а Анжелика должна была приехать как раз в это время.
Уже через двадцать минут Винсент оказался на территории своего дома. Он вошел в холл, затем прошел в лифт и, пока искал ключи, вдруг заметил, что головная боль исчезла, как будто никакой аварии вовсе и не было. Порадовавшись этому, Винсент вышел из лифта, но рядом со своей квартирой никого не увидел. Часы показывали, что он пришел домой вовремя, а Анжелика, каким бы странным это для нее ни было, опаздывала. За все то время, что они встречались, за ней подобного не наблюдалось и Винсенту ни разу не приходилось ее ждать.
Ее звонок в дверь прозвенел лишь через пятнадцать минут. Винсент открыл ей, и она тут же прыгнула в его объятия.
 – Привет, Винни! – сказала она, поцеловав его в губы. – Я соскучилась.
 – Я тоже. Особенно сильно скучал, пока ждал тебя.
 – Ой, прости, пожалуйста! Я не хотела опаздывать, просто так получилось. На шоссе была жуткая пробка из-за аварии. Какой-то таксист несся на большой скорости через перекресток и столкнулся с проезжающей с другой стороны машиной. Сказали, что он выскочил на красный свет. После столкновения его отнесло в сторону, где он врезался в столб. Его увезли в реанимацию, а вот с другим водителем все должно быть нормально.
 – Серьезная авария, – произнес Винсент, прекрасно понимая, о чем идет речь.
 – И знаешь, что самое интересное?
 – Что?
 – Пока мой автобус стоял в пробке, мне стало интересно, почему он проехал на красный свет. И мне показалось, что его очень торопили. Но очевидцы сказали, что в машине он ехал один, и пассажиров рядом с ним не было. Странно, не правда ли?
 – Да уж…
 – А еще я почувствовала, что эта ситуация как-то была связана со мной. Вот что меня удивляет больше всего.
 – Ты права, это весьма удивительно, – сказал Винсент. По глазам Анжелики было ясно, что она что-то подозревает, но он не хотел говорить об этом. Винс прекрасно понимал, то та авария произошла не просто так, ведь он думал об этом происшествии все то время, пока ждал Анжелику. И пришел к выводу, что эта авария – его рук дело. И пусть это было непроизвольно, ему не хотелось признаваться в этом – вряд ли Анжелике понравилось бы, что он ничем не помог несчастному таксисту. Она же продолжала смотреть ему прямо в глаза в надежде, что сможет в них что-то прочесть, но все было бесполезно. Глаза Винсента редко его выдавали.
Наконец, Анжелика решила оставить эту тему. Она разделась и прошла в квартиру, которая, по ее словам, уже стала ее вторым домом. Они заказали еду в ресторане, поужинали, выпили немного вина и сели за просмотр фильма, который принесла Анжелика. Ей нравилось сидеть на мягком диване в объятиях Винсента и наслаждаться любимым фильмом. Ей было настолько комфортно, что после одного из поцелуев прошептала то, что хотела сказать ему уже очень давно: «Я люблю тебя!».
Но Винсент отреагировал совсем не так, как она этого ожидала. Он посмотрел на нее и не верил своим собственным ушам. Ему казалось, что все органы чувств обманывают его, но это было на самом деле. Он был явно не готов к такому признанию. Перед глазами в очередной раз пронеслись воспоминания о гибели Романа, в ушах застыли рыдания Анжелики над его мертвым телом, а в мозгу пронеслись слова Кирана: «В глубине души ты и сам понимаешь, какая пропасть находится между вами». И теперь ее признание, несмотря на всю нежность и искренность, звучало, как издевательство. Он больше не мог терпеть.
 – Нет! – вскричал Винсент, резко встав с дивана. Анжелика провожала его изумленным взглядом.
 – В чем дело? – спросила она.
 – Я так не могу. Я… по правде говоря, я тоже тебя очень люблю. Но я не достоин быть рядом с тобой.
 – Что значит, не достоин?
 – Мне очень тяжело об этом говорить, поскольку я очень не хочу терять тебя. Я чувствую, что наши отношения неполноценны, и это моя вина.
 – В чем наши отношения неполноценны?
 – В том, что я подло поступил однажды и теперь жалею об этом. Анжелика, послушай меня, это очень важно, – он сделал небольшую паузу, собираясь с духом. – Роман погиб из-за меня. Я подстроил его гибель, заманив в ловушку. По сути, это я убил его. Из ревности к тебе я желал ему смерти. Прости меня…
Он опустил глаза, будучи не в силах поднять их. Он готов был провалиться сквозь землю и уже жалел о своем признании. «Идиот! – думал он. – Не нужно было ей ничего говорить. Теперь она уйдет и никогда не вернется. А я останусь все тем же куском дерьма, каким и был раньше. Этот поганец Кир был прав – у меня от нее одни неприятности».
Его мысли прервало нежное прикосновение руки Анжелики к его лицу. Она провела пальцами по его щеке, и это подействовало на Винсента успокаивающе. Анжелика подняла его взгляд на себя и посмотрела ему в глаза. Его удивило, насколько спокойными они были. В них не было никаких признаков шока или ненависти, они были все такими же глубокими лазурными озерами, наполненными любовью и лаской.
 – Я все знаю, Винни.
 – Что?! – его удивлению не было предела.
 – Я это поняла еще до того, как он был убит. В момент, когда ты позвонил нам домой, я поняла, что ты задумал тогда. Но я не могу нарушать закономерный ход событий, и потому ничего не сделала для его спасения. Смерть Романа была естественным ходом событий.
 – Но… как?
 – Роман умер счастливым. В тот момент своей жизни он достиг пика своего счастья. Его фильм был признан критиками, он был финансово обеспечен, он был знаменит и имел налаженную личную жизнь со мной. Более радостного момента жизни и представить трудно. Видимо, Природа так распорядилась, чтобы он умер так скоропостижно и перенес это счастливое состояние в следующее воплощение. Если бы Роман остался жив, то он рисковал лишиться всего этого. Скорее всего, именно так бы все и произошло.
 – Но я ведь убил его! – недоуменно восклицал Винсент. – Неужели ты мне это можешь простить?
 – Да, был момент, когда я тебя ненавидела поначалу. Но затем поняла, что это чувство мне необходимо было испытать.
 – Для чего?
 – Это ты поймешь потом. Но уже я простила тебя. Окончательно это произошло в тот вечер, когда мы впервые пришли к тебе домой, перед нашим первым поцелуем.
Винсент смотрел в прекрасные глаза и вспоминал тот прекрасный поцелуй. Ему тут же захотелось повторить, и это желание оказалось взаимным. Душа Винсента успокоилась и перестала метаться. Они оба были счастливы и недавние мысли о разлуке казались простым недоразумением.


Глава XIV. Вспышка.

«Нам нужно поговорить», – эта фраза уже несколько часов не дает Винсенту покоя. Эти слова принадлежали Анжелике, которая произнесла их сегодня во время телефонного разговора. Она попросила Винсента о встрече городском парке, и сейчас он ждал ее с тревогой в душе. Это были первые подобные чувства с момента аварии, поскольку все это время он чувствовал себя очень счастливым. Анжелика простила его проступок и тем самым помогла ему наконец-то ощутить себя полноценным человеком. Дни с тех пор летели со скоростью света, а жизнь была наполнена всеми красками, несмотря позднюю пасмурную осень. Винсент с головой окунулся в чувства, которых никогда раньше не испытывал. Вместе с Анжеликой он парил над землей так, словно чьи-то ангельские крылья поднимали его ввысь. И вдруг он услышал в свой адрес эту фразу. «Нам нужно поговорить», – сказала Анжелика, не скрывая в голосе ни одной нотки серьезности, и теперь это сильно тревожило Винсента, который уже почти целый час ожидал ее на месте встречи. Нет, она не опаздывала, оговоренное время должно наступить лишь через десять минут. Винсент сидел здесь так долго по той простой причине, что дома находиться ему было невыносимо, поскольку нервы не выдерживали. Одна лишь мысль о расставании с Анжеликой пугала его и, как назло, она приходила на ум чаще всего. Эта фраза могла значить все, что угодно, но, склонный к пессимизму, Винсент подсознательно готовил себя к худшему. Секунды шли тягостно и неохотно, словно целая вечность уже прошла в этом ожидании на одинокой скамье у облепленного листьями неработающего фонтана. Винсент с удовольствием бы прочитал мысли Анжелики, но эмоции и страх не позволяли этого сделать.
Наконец, томное ожидание встречи было вознаграждено ее своевременным появлением. Винсент увидел, как она шла по аллее; как развивались на ветру ее платиновые волосы и длинные полы белого пальто; как пронзал влажный воздух стук ее каблуков. Нервный трепет сразу же охватил его тело, стило лишь увидеть ее лицо, а язык перестал слушаться, стоило лишь вдохнуть полной грудью запах ее парфюма. Поэтому он поприветствовал ее молча. Анжелика села рядом с ним и поприветствовала его, но уже без привычного блеска в глазах:
 – Здравствуй, Винсент.
– Здравствуй, – угрюмо поприветствовал ее в ответ Винсент. Они не поцеловались при встрече, и это явно не прибавило ему настроения.
– Давно меня ждешь?
– Около часа.
– Ого! – удивилась Анжелика. – Я думала, что я не опоздала…
– Ты и не опоздала. Я просто приехал пораньше, не мог сидеть дома.
– Это как-то связано с твоим плохим настроением?
– Да, причем, напрямую.
– А плохое настроение у тебя из-за меня, так?
– Да.
– Прости меня, пожалуйста, Винни, я не хотела тебя расстраивать. Но у меня действительно есть, что сказать тебе. Я бы могла сказать тебе это без предупреждения, но это было бы слишком жестоко…
– Прошу, Анжелика, не томи, – Винсент уже прекрасно понимал, о чем сейчас пойдет речь. – Ты хочешь расстаться, верно?
– Не совсем, – Анжелика тяжело вздохнула, и Винс увидел, как на ее глаза наворачиваются слезы. – Я не расстаюсь с тобой и не бросаю тебя. Я просто ухожу.
– Что?! Как это понимать?
– Я уезжаю, Винсент. Уезжаю из Метрополия насовсем. Но я буду любить тебя всегда.
– Но… куда?
– Я не могу сказать. Скажу лишь, что я давно знала об этом. Я собиралась тебе сказать еще раньше, но не могла пожертвовать теми счастливыми моментами нашей жизни, что у нас были. Я никогда их не забуду, Винсент, обещаю! Спасибо тебе за них…
– Так возьми меня с собой! Если ты все еще любишь меня, дай мне поехать с тобой! И тогда мы будем по-прежнему счастливы!
– Я не могу. Я должна поехать одна. Пойми, я давно планировала этот переезд, еще до нашей встречи.
– И ты собиралась поехать с Романом, не так ли?
– Нет. Даже если бы он был жив сейчас, то я бы все равно поехала одна.
–  Тогда зачем ты согласилась стать его женой?
– Так было необходимо. И он не смог бы повлиять на мое решение об отъезде, даже будучи моим мужем. Теперь ты видишь, какой полезной на самом деле была для него смерть. Он бы не выдержал моего ухода и просто опустился бы на дно. Я видела, как сильно он открылся мне, а для мужчины это всегда чревато последствиями. Он бы бросил кинематограф, начал бы пить, его бы поразили болезни и, в конце концов, он бы сгинул в нищете и забвении. А так он ушел на пике славы, избавив меня от терзаний мук совести. И в этом твоя заслуга – ты взял на себя грех, который шел ко мне в руки и тем самым помог мне. Так что больше никогда не кори себя за поступки, которые совершаешь. Далеко не все так очевидно в нашей жизни.
Анжелика встала со скамьи и приготовилась уходить. Следом за ней встал Винсент. Так они стояли друг напротив друга несколько минут, пока она не заговорила первой:
– Мне пора идти. Не грусти, Винни, я думаю, мы еще увидимся.
– А если нет?
– А если послушать не разум, а сердце? Что оно тебе говорит?
– Мы не увидимся, – ответил Винсент после паузы.
– Ты пока не научился слушать свое сердце. Поверь, мы обязательно увидимся.
– Разве ты еще вернешься? Но ведь ты сказала, что уезжаешь навсегда.
– Да, так и есть.
– Тогда как же мы увидимся? – продолжал недоумевать Винсент. – Я ведь не знаю, где тебя искать…
– Со временем ты поймешь это. Все, мне пора идти. Спасибо тебе за все, Винсент. Прощай.
Анжелика развернулась, чтобы поскорее уйти отсюда и не заплакать. Ей не хотелось расставаться, но она не могла взять с собой Винсента, и он это прекрасно понял. Ее голос был полон решимости и невозможности принятия какого-либо компромисса. Он должен был отпустить Анжелику, как бы тяжело это для него не было.
До самого конца он наблюдал за ее отдаляющимся силуэтом и лишь в тот момент, когда он полностью исчез вдали, Винсент побрел в сторону своего дома. Начал накрапывать дождь, сырой холод стал проникать под плащ, заставляя зябко ежиться. С каждой минутой дождь становился все сильнее, превращаясь в затяжной ледяной ливень. Капли воды были обжигающе холодными, поднявшийся вдруг ветер зло хлестал прямо по лицу, словно ему не нравилось, что кто-то ходит по принадлежащей ему улице. Так он прогнал с нее почти всех людей и потому Винсент одиноко брел домой по пустым улочкам, окруженный лишь непогодой и собственными мрачными мыслями. Даже машины были крайне редкими гостями в здешней обстановке.
Винсент проходил одну узкую улицу за другой, петлял посреди дворов и топтал грязь в небольших парках и аллеях уже в течение двух часов. Он насквозь промок и настолько привык к холоду, что любой теплый ветерок, вырвавшийся из какого-нибудь подъезда, обжигал сильнее раскаленного металла. Именно поэтому невыносимо трудно было привыкнуть к теплу, которое встретило Винсента в холле его дома.
Поднявшись на этаж, он с трудом смог открыть дверь из-за окоченевших рук. Когда же, наконец, ему это удалось, он прошел в квартиру, сбросил с себя всю мокрую одежду прямо на пол и лег на диван в гостиной. Винсент постепенно привык к комнатному теплу, а потому оно больше не обжигало его, а просто согревало. Желая расстаться хотя бы на время со своими мрачными мыслями, он уснул и проспал до самого утра.
Когда он проснулся, то было уже девять часов. Сон придал сил и настроения, а разговор с Анжеликой показался всего лишь плохим сном. Винсент даже вздохнул с облегчением, поднявшись с дивана и ощутив себя очень бодрым и жизнерадостным, то есть таким, каким он просыпался все время с тех пор, как начал встречаться с Анжеликой. «Это был всего лишь сон, – думал Винсент, – просто очередной неприятный сон». Ему часто снились кошмары, поэтому он списал на их счет и этот, ведь потеря Анжелики была для него сродни настоящему кошмару.
Винсент прошелся по квартире, собрал все свои вещи с пола и все, кроме плаща, бросил в стирку. Плащ он повесил в гардероб, после чего пошел к телефону, чтобы позвонить Анжелике и убедиться, что все хорошо. Все-таки этот сон до сих пор не выветрился из памяти, и поэтому продолжал доставлять неприятные ощущения. Подойдя к телефону, Винсент набрал нужный номер и стал ждать. Сначала трубку никто не брал, лишь через полминуты незнакомый женский голос ответил ему:
– Гостиница «Маяк», слушаю вас.
– Здравствуйте. Я бы хотел поговорить с Анжеликой.
– К сожалению, у нас никто не проживает под таким именем.
– Что? – Винсент вдруг начал догадываться, что это был вовсе не сон. – Вы уверены?
– Абсолютно уверена. Под таким именем у нас никто никогда не проживал.
– Не может такого быть! Еще позавчера я ей звонил прямо сюда и говорил с ней!
– К сожалению, ничем не могу вам помочь. Под таким именем у нас никто никогда не регистрировался.
– Посмотрите еще раз. Возможно, вы ошиблись, – не унимался Винсент.
– Уже посмотрела, так как компьютер прямо передо мной. Я могу вам еще чем-нибудь помочь?
– Черт возьми!.. Боюсь, что не можете. До свидания.
– Всего доброго.
Винсент бросил трубку и в бессилии повалился в кресло. Так что было сном, а что было явью? В гостинице сказали, что Анжелика вообще никогда там не жила. Могло ли это значить, что она – всего лишь плод воображения Винсента? Даже если Анжелика на самом деле существует, это означало лишь одно – она на самом деле уехала. И как тогда понимать ее слова про  то, что «мы еще увидимся» и «ты сам поймешь, где искать»? Значит, он должен знать, где это место. Но что же там находится? Куда она могла уехать? Анжелика никогда не рассказывала про свое прошлое, не говорила про свою прошлую жизнь, а он даже и не спрашивал. Винсент не интересовался ее родителями, не спрашивал про родственников и про друзей. И теперь жалел, что не проявил к ее жизни должного любопытства.
Винсент сидел в кресле, не шевелясь и с закрытыми глазами, но он не спал. Он искал ответы на свои вопросы. Горечь утраты мешала сосредоточиться и расслабиться, перейти в отрешенное состояние, а ведь именно это он пытался сейчас сделать. Дело в том, что Винсент вспомнил, как он мог набирать номера телефонов нужных людей, не зная оных. Он мог открыть любой кодовый замок, просто отпустив руку и не думая ни о чем. Руки и взгляд сами находили ответ на любой заданный вопрос, но это получалось лишь в том случае, если на душе все было спокойно. Винсент надеялся узнать нынешнее местоположение Анжелики точно так же, как до этого – мысли людей, их имена и секреты. Главной сложностью было то, что сейчас он впервые пытался сделать что-то подобное абсолютно сознательно. До сегодняшнего дня он все делал на подсознательном уровне, без понимания алгоритма своих действий. И вот сейчас он пытался прийти в отрешенное состояние, то есть то, в котором он пребывал постоянно вплоть до встречи с Анжеликой.
Несколько часов прошло прежде, чему него это стало получаться. Он продолжал сидеть неподвижно на одном месте, словно каменное изваяние. Стрелки часов отмеряли один круг за другим, а Винсент продолжал свои выжидательные поиски. У него уже получилось побороть собственную эмоциональность, осталось лишь найти ответ, но он каждый раз ускользал, подобно шустрой рыбке при виде опасности, издевательски блеснув напоследок чешуей.
Вечер уже опустился на Метрополий к тому моменту, как Винсент открыл глаза. Словно инсайд из прошлого в его сознании прозвучал голос Анжелики: «Это моя  мечта!». Винсент встал с места и пошел одеваться – он знал, куда ему нужно ехать.
Уже через полчаса его «Феррари» пробиралась через пробки к Центральной площади. Большинство заторов он объехал, но далеко не все. От его душевного спокойствия и чувства отрешенности не осталось ни следа, вместо них вернулись привычные в последнее время ощущения нервозности и тревоги. Сейчас решалась важная для него тема, которая только-только начала приоткрывать перед ним завесу тайны. Эта тема – любовь, которую Винсенту никак не  хотелось терять. Он даже себе признался в любви к Анжелике, и теперь весь пройденный им тернистый путь был на грани обвала. Винсенту не хотелось начинать все заново, а потому он не мог себе позволить потерять Анжелику. Он верил, что сможет найти ее и сохранить все, что у него было накоплено на данный момент.
Он остановил машину на площади и вышел из нее. Впереди его ждала огромная толпа людей, хаотичная серая масса, живущая по своим законам. Он должен бы ее пройти всю насквозь. Эта идея ему не нравилась, однако из-за пробки проехать ближе к входу в Маяк он не мог. Винсент заблокировал двери автомобиля и направился в столь негостеприимную толпу. Снаружи она ему не нравилась, но внутри нее находиться было еще более неприятно. Какое-то подозрительно знакомое чувство страха терзало Винсента с того самого момента, как он вошел в эту серую массу. Сейчас был час пик и потому размеры этой массы не поддавались описанию. Звук сливающихся в один протяжный гул клаксонов доносился с дороги сюда, где смешивался с множеством голосов, криков, шагов и мыслей, и все это вместе образовывало невыносимую для слуха Симфонию часа пик. Город был композитором этой симфонии, которая подчиняла своей воле всех слабых людей, которых, к сожалению, сейчас подавляющее большинство.
Винсент словно плыл через неспокойное море, грязное и взбаламученное настолько, что одна лишь его капля при попадании в рот вызывала тошноту. Но, несмотря на это, он продолжал идти, так как сейчас было не время и не место для боязни утонуть в этой огромной луже. Винсент спешил к своей девушке, к своему ангелу, одна лишь мысль о котором наполняет сердце светом и желанием жить. Но помимо этих чувств его душу терзали еще и другие, менее объяснимые: страх, тревога, тоска. Винсент чувствовал, словно нечто преследует его по пятам, не отставая при этом ни на шаг. Он шел прямо, стараясь не оборачиваться, но вдруг не выдержал и обернулся. К сожалению, или к счастью, он ничего не увидел, но чувство тревоги продолжало овладевать им все сильнее и сильнее. Что-то недоброе витало прямо в воздухе, оно рыскало посреди этой толпы и с каждой новой секундой становилось все ближе. Нервы Винсента перестали выдерживать, и он ускорил шаг в попытке поскорее выбраться из толпы, где он чувствовал себя крайне уязвимым. Он почти бежал, то и дело спотыкаясь о прохожих, но чувство опасности не проходило. Винсент вдруг остановился и стал панически осматриваться вокруг себя. Его трясло и бросало в жар, необъяснимая природа преследующей его опасности терзала душу, гнула ее, разрывала на части и давила невидимым прессом. Он уже думал лишь об одном – спрятаться в Маяке, где все же лучше, чем на улице, где он всегда ощущал что-то подобное нынешним чувствам. Но сейчас был самый настоящий апогей, в котором он с трудом сохранял целостность рассудка.
Собравшись с силами, Винсент продолжал в панике пробираться сквозь толпу, все вокруг него прыгало и плясало, так как сфокусировать зрение он был не в состоянии. Вокруг были люди, люди, огни, звуки, люди, люди и еще раз люди. Рябь серого и желтого слепила глаза, а тревога и страх подгоняли все сильнее к столь желанной лестнице, ведущей к входу в спасительный Маяк. Но не успел Винсент добраться до первой ступени, как почувствовал пронзающую ледяную боль, вгрызающуюся до самой глубины души. Словно кто-то вонзил кинжал в спину. Боль была невыносимая, и он уже готов был закричать, как вдруг почувствовал такую же боль, но в этот раз она вонзилась уже в живот. Липкий холод стал покрывать все тело, распространяясь от ран, которые горели ледяным огнем. Винсента скрутило пополам, и он закричал от невыносимой боли. Эта боль была горячей и холодной одновременно, кровь от нее словно каменела и сгорала изнутри. Винсент корчился от изнеможения, и видел, как прохожие окружили его со всех сторон и молча смотрели на его мучения. Вдруг они все как один подняли руки и стали показывать на него. «Убийца! Убийца! Убийца!», – говорили они хором, повышая тон. «Убийца! Убийца! Убийца!», – эти слова стали превращаться в крик, а крик стал подобен многотысячному хору, который поддерживали все люди на площади. Винсенту оставалось лишь слушать эту дьявольскую мантру и принять ее, как должное. Он собрался с последними силами и закричал. Его голос был полон горечи, но вместе с тем он был еще и кличем смирения. Винсент закрыл глаза и попытался упокоиться, мысленно оградиться от всего происходящего.
Прошло полминуты и постепенно боль начала уходить. Сначала Винсент подумал, что он уже отходит в мир иной, но стоило лишь открыть глаза, как он тут же увидел над собой уходящее вверх здание Маяка. Люди продолжали идти по своим делам, не обращая на него никакого внимания. Боль уже окончательно прошла, и поэтому Винсент смог встать на ноги. Поскольку до этого лежал он у самого подножия лестницы, то тут же начал подниматься по ней. Отныне никакого чувства тревоги он не ощущал.
Винсент посмотрел вверх, на Маяк и впервые отметил про себя всю величественность этого уникального здания. Любое другое здание, которое издалека казалось огромным, вблизи, как правило, не производило такого впечатления. Но к Маяку это не относилось – у его подножия Винсент чувствовал себя лишь мелкой песчинкой, лежащей у подножия векового дерева.
Внутри Винсент нашел лифт и стал подниматься на нем в гостиницу. По дороге он наблюдал, как меняется рисунок на центральной колонне Маяка, и вместе с этим вспоминал ту самую легенду об этом здании, что рассказывала ему Анжелика. Вот изображен демон Ашглор, вот Милитриэль с ангельскими крыльями, а вот и сам Дьявол, пленивший их обоих. Лифт ехал на такой скорости, что все скульптуры сливались в один трехмерный фильм, пусть не слишком продолжительный, но впечатляющий своей красотой. Быть может, это лишь фантазия Винсента так подействовала, но зрелище было действительно завораживающим. В самом верху экспозиции, когда лифт покинул восьмиэтажный торговый центр, кабина настолько резко погрузилась в темноту, что Винсент оказался дезориентирован и несколько секунд ему пришлось приходить в себя. Хотя свет в лифте горел всю дорогу, он был гораздо слабее, чем свет в атриуме торгового центра, возможно именно по этой причине возник такой оптический эффект. Винсент был словно ослеплен наступившей темнотой – настолько пристально он следил за развитием сюжета в композиции колонны.
Стоило ему прийти в себя, как позади него открылась дверь лифта, и он оказался в гостинице. Это был очень большой круглый этаж, оформленный в очень светлых тонах. На этом этаже гостиницы располагались регистрационные столы, за которыми стояли очень симпатичные девушки из обслуживающего персонала, а также зона отдыха с мягкими диванами и декорированной лестницей на второй этаж. Лестница была встроена в большую скульптуру, которая завершала композицию колонны в торговом центре. На ней была изображена Милитриэль, возвращающаяся на небеса. Ее окружало большое количество декоративных живых растений и деревьев. Лестница на второй этаж была встроена в эту экспозицию так, что ветки полностью опутывали ее. Вся композиция была выполнена на очень большом постаменте в самом центре помещения, из которого как раз отправлялись лифты вниз. Лифты вверх были на втором этаже и для того, чтобы попасть в один из них, было необходимо подняться по этой великолепной лестнице.
Лифтовый холл второго этажа по своей площади был втрое меньше атриума торгового центра. В нем было шесть лифтов, в один из которых открылся перед Винсентом. Войдя в него, он нажал на нужную кнопку, и двери тут же закрылись. Ехал он довольно долго, пока, наконец, двери не открылись. Винсент вышел из лифта и понял, что все вокруг слишком хорошо ему знакомо. Он сразу же обнаружил выход из лифтового холла к уже знакомой лестнице, спустился по ней вниз и оказался в приемной гостиницы, то есть в той самой приемной, где уже был минутой ранее. Это показалось ему странным, поскольку он нажимал самую верхнюю кнопку.
Винсент пошел обратно в холл. Там он нажал на кнопку вызова, после чего ему открылся тот же самый лифт. Винсент вновь вошел в него и нажал на самую верхнюю кнопку. Но все повторилось – лифт ехал долго и открылся опять же на втором этаже гостиницы. Объяснения этому явлению у Винсента не было, но в следующий раз он решил попробовать доехать до какого-нибудь из средних этажей. Он нажал на кнопку с номером десять и в этот раз добрался до назначенного этажа. Как только он вышел в холл, то сразу же обратил внимание на число «10» на стене.
Хоть с лифтами и творилось что-то непонятное, разбираться с ними у Винсента не было ни желания, ни времени. Он решил двигаться наверх своим ходом. Винсент довольно быстро нашел пожарную лестницу и стал подниматься по ней, уверенно преодолевая один этаж за другим. Пока он шел, каждый шаг отдавался эхом в его тревожных мыслях. Винсент не знал, что его ждет наверху и каким образом он найдет то, что ищет, и, тем не менее, он продолжал преодолевать ступень за ступенью, этаж за этажом, превозмогая усталость и полагаясь на веру в то, что чувства его не обманывают.
Когда лестница закончилась, Винсент вышел на последний, тридцатый этаж гостиницы и, не став тратить время на отдых, стал обходить его по всей окружности. Здесь было очень тихо, и поэтому каждый шаг раздавался в тишине четко и громко. Около получаса он бродил по этажу, не зная, как пройти дальше. Винсент уже чувствовал приближение отчаяния, как вдруг он заметил одну дверь, отличающуюся от всех остальных тем, что ее очень трудно было различить. Эта дверь была того же цвета, что и стена, из-за чего она с ней полностью сливалась. Даже щели в дверном проеме, казалось, были полностью закрашены, а у самого дверного массива не было даже ручки. Этот потайной ход явно не был предназначен для посторонних глаз, в том числе и для глаз Винсента, однако что-то помогло ему. Какое-то необъяснимое чувство заставило его обратить внимание на этот участок стены, слово некто невидимый внушил ему спасительную мысль…
Винсент был окрылен своей находкой, и на этом фоне вся усталость, физическая и эмоциональная, резко отошла на второй план. Он толкнул дверь, но она не поддавалась. Он не мог объяснить почему, но он был уверен, что ему необходимо оказаться за ней. Нечто тянуло Винсента туда, и в первую очередь это были мысли об Анжелике. Полностью сконцентрировавшись на своем желании увидеть ее, он выбил дверь ногой и в течение несколько мгновений оказался в темном коридоре. Дверь, через которую он вошел сюда, закрылась за ним сама, и с этого момента в коридор заволокло непроглядным мраком. Винсент вытянул руки в стороны, но не смог нащупать стен, а темнота была настолько плотная, что стало тяжело определить, открыты ли глаза или закрыты. Медленно он шел вперед, туда, где, по его мнению, должен был быть выход, шаг за шагом, метр за метром. Темнота была здесь настолько густая, что приходилось буквально разгребать ее руками подобно пловцу. Сгущенный от темноты воздух проникал в легкие и заполнял их, налипая изнутри. Тут была абсолютная темнота, которая будто поглощала все, что попадало в ее объятия, включая самого Винсента. Двигаясь вперед, он чувствовал себя погружающимся в болото, где дышать становилось все тяжелее, а движения стеснялись все сильнее. Винсент продолжал идти вперед, и с каждым пройденным метром его шаги становились все мельче и мельче.
Наконец, Винсент нащупал перед собой тупик. Когда он дотронулся до  нее, то тут же почувствовал легкое дуновение ветра. Перед ним была очередная спрятанная дверь, но на этот раз она открылась сама. Стоило Винсенту оказаться за ней, как тут же он опустился на колени, с нескрываемым удовольствием вдыхая свежий воздух. Его легкие постепенно очистились от той маслянистой темноты, которой пришлось дышать в коридоре, а руки и ноги вновь ощутили свободу действия.
Пока Винсент приходил в себя, он не сразу обратил внимание на то, что находится сейчас на такой высоте, что даже самому бесстрашному человеку могло стать страшно. Сразу после того темного коридора шла выложенная камнем лестница без перил, которая крутой спиралью поднималась вверх. К тому же, шел очень сильный снег, из-за которого не слишком широкий лестничный марш выглядел еще и скользким. Но это был тот самый путь наверх, который Винсент искал. В очередной раз воодушевленный своей находкой, Винсент быстрым шагом стал продвигаться вперед, поднимаясь все выше и выше, но продолжительное время пребывания на улице вскоре сделало свое дело. Здесь было очень холодно, казалось, Винсент попал в самый эпицентр зимы. Похоже, за то время, что Винсент был в этом здании, осень уже успела превратиться в зиму. Он застегнул свой плащ и продолжал свой путь наверх. Снег был жесткий, он обжигал лицо и застилал глаза, но, стоило ему упасть на снежный покров лестницы, как тут же он становился подобным шелку. Гладкий шелковый ковер – именно такое покрытие было сейчас под ногами Винсента. Одно лишь неверное движение и он сорвется вниз.
Путь был тяжелым. Нервы натянулись от напряжения. Поднявшийся ветер норовил сдуть отсюда вниз, а снежные хлопья били прямо в лицо, обжигая его. Прикладывая неимоверные усилия, Винсент продолжал двигаться вперед, преодолевать одну ступень за другой, а ведь ему предстояло еще не менее сложное возвращение назад. Впрочем, обратная дорога сейчас не интересовала его так, как цель прибытия сюда. Ледяной ветер и сильный снег продолжали мешать изо всех сил, словно предостерегая его не делать каждый следующий шаг. Но Винсент делал его, невзирая ни на что. Он не любил зиму и был явно не рад тому, что она так внезапно наступила, но он продолжал идти вперед. Каждой новой ступенькой поворот лестницы становился все круче, однако Винсент продолжал подниматься по лестнице, замерзая и прикрывая лицо воротником плаща. Пару раз порывы ветра поднимались настолько сильно, что ему приходилось пригибаться вплотную к ступеням и прижиматься к холодной стене. Переждав, он продолжал двигаться вперед, согнувшись в три погибели, чтобы иметь возможность опираться руками на ступени. Несмотря на всю сложность пути и крутость лестничной спирали, Винсент неизменно приближался к цели.
Чем круче лестница, тем ближе конец пути; чем ближе конец пути, тем сильнее ветер и жестче снег. Винсент понятия не имел, сколько времени у него ушло на дорогу сюда, но он осознавал, сколько пришлось потратить на это сил. Поэтому Винсент не испытал чувства облегчения, когда добрался до самой верхней точки Маяка. В изнеможении он даже опустился на колени, но быстро поднялся, завороженный увиденным здесь зрелищем.
Посреди небольшой круглой площадки стояла Анжелика, одетая в белое платье с подолом до самого пола. Оно развевалось на ветру, как и ее платиновые волосы, и казалось, что ей было совсем не холодно здесь, несмотря даже на то, что вокруг яростно танцевали снежные вихри. Винсенту самому становилось холодно, когда он смотрел на столь легко одетую Анжелику, более того, ледяной ветер пробирал его до костей. Усталый и дрожащий от холода, его образ резко контрастировал с умиротворенным образом Анжелики, одетой в воздушное платье.
Холод буквально сковывал Винсента по рукам и ногам, но он не мог оторвать глаз от нее. Анжелика никогда не была так прекрасна, как сейчас. Она была самым настоящим божественным проявлением, символом красоты, любви, радости и умиротворения. Анжелика сияла в прямом смысле этого слова. От нее исходило мягкое свечение, которое, видимо, и согревало ее в этих условиях. Винсент уже видел нечто подобное в тот день, когда она приняла предложение Романа. Но сейчас это свечение было гораздо более мягче и интенсивнее, чем тогда. Свет исходил от ее рук, ног, груди, лица, от ее платиновых локонов… он исходил от ее глаз, которые были так похожи на две одинокие звезды, что своим сиянием сумели проглянуться даже сквозь затянутое тучами небо. И были эти звезды сколь далеки, столь и манящи…
– Анжелика?! – воскликнул Винсент, как только прошло его первоначальное оцепенение, и тут же перешел на шепот, – Я нашел тебя…
– Винсент, – ее голос был словно соткан из воздуха. – Я не это имела ввиду, когда говорила тебе, что мы еще увидимся. И все же, ты меня удивил. Хоть я и ожидала твоего появления.
– Ожидала?!
– Да. Как только ты понял, где я нахожусь, я ждала твоего прихода. Я чувствовала твою решимость и не могла уйти просто так. Ты ведь проделал такой путь ко мне…
– Уйти? – переспросил Винсент. – Так вот что ты хочешь! Я не позволю тебе этого сделать!
– Успокойся, я не собираюсь убивать себя, – Анжелика засмеялась.
– Тогда что же ты собираешься сделать? – Винсент не понимал, к чему она клонит. – Куда можно уйти отсюда?
– Это ты поймешь в отведенное тебе время.
– Анжелика, прошу тебя, перестань говорить загадками, – взмолился Винсент под аккомпанемент очередного порыва сильного ветра. Он опустился на колени, чтобы его не сдуло, и опустил взгляд вниз. Он почувствовал себя смертельно уставшим.
– Эти загадки ты в состоянии разгадать, иначе я бы тебе их не задавала. Но почему ты говоришь это с таким отчаянием в голосе?
– Потому что я люблю тебя! – он поднял голову, сопротивляясь жестким порывам ветра. – Ты – самое светлое, что у меня есть. Благодаря тебе я понял, что такое любовь, что такое радость, а так же тепло и комфорт. Эти вещи насколько простые, настолько же они и сложные. Можно быть слепым, чтобы их увидеть, но нужно быть и зрячим, чтобы знать, где их искать. Вся моя жизнь была сплошной черной полосой вплоть до тех пор, пока я не встретил тебя. Ты – ангел, я сразу это понял, хотя ранее никогда и не мыслил ни о чем подобном. Ты дала мне свет и вот теперь хочешь забрать его у меня, погрузив во тьму мое и без того грешное существо. Пожалуйста, куда бы ты не собралась, не покидай меня! Или возьми меня с собой! Ведь моя любовь здесь, прямо перед тобой – ты взрастила ее и теперь хочешь умертвить… прошу, Анжелика, не делай этого…
– Тебе еще многое предстоит понять, Винсент, – мягко проговорила в ответ Анжелика. – Например, то, что я не убиваю нашу любовь. Пусть я ухожу, но она будет со мною всегда. Я буду растить ее в своем сердце до следующей нашей встречи.
– Но почему ты не можешь растить ее рядом со мной? Я не хочу, чтобы ты уходила. Мне хорошо с тобой. Я сильно сомневаюсь, что есть кто-то еще, с кем мне будет, как минимум, не хуже.
– Когда же ты поймешь, Винни, что нельзя думать только лишь о себе! У меня есть причины покинуть тебя сейчас, но ты должен понимать и принимать любое мое решение. Точно так же, как и я – твое. Ты должен научиться доверять тому, кого любишь. Я не собираюсь причинять вред тебе или нашим чувствам, а потому и не жду от тебя сопротивления.
– Но…
– К тому же, я не говорила про то, чтобы ты заменил меня кем-то. Ты все понимаешь по-своему, и это доказывает, что ты еще не имеешь права здесь находиться. Именно по этой причине путь сюда был для тебя столь труден и тернист.
– То есть… ты прогоняешь меня? – спросил Винсент, вновь опустив голову под натиском метели и разочарования.
– Нет. Я лишь говорю, что ты не научился видеть истинную суть вещей. Ты меня снова неправильно понял.
Сказав эти слова, Анжелика подошла к Винсенту и опустилась на колено рядом с ним. Она приподняла его голову одним изящным движением своей руки и посмотрела ему в глаза. Свет из ее глаз стал проникать к Винсенту прямо в душу.
– Оказывается, у тебя голубые глаза, – сказала она проникновенным голосом. – Ты ведь не знал этого, верно?
В ответ Винсент лишь мотнул головой.
– Ты так много еще о себе не знаешь… хотя бы поэтому ты не можешь идти со мной. По крайней мере, сейчас.
Анжелика встала и вернулась в центр площадки. Винсент тоже встал, и теперь они стояли друг напротив друга, окруженные ветром и снегопадом. Они смотрели друг на друга, не произнося ни слова, они словно прощались друг с другом. У Винсента на душе скребли кошки, но он не мог ничего с этим поделать – нужно было смириться, что, к сожалению для него, сделать было отнюдь непросто. Он не мог понять, куда она собирается сейчас, но как бы то ни было, Анжелика не собиралась оставаться с ним. Брать его с собой она тоже отказалась, а потому он даже не знал, что и думать: то ли она не любит его, то ли у нее и вправду нет выбора. В любом случае, сейчас ответить на этот вопрос Винсент не мог, он просто смотрел, как усиливался исходящий от Анжелики свет. Он посмотрел, как развивается на ветру ее легкое платье, и спросил:
 – Неужели тебе не холодно?
 – Нет.
 – Но как? Здесь же самая настоящая зима!
 – Ты прав здесь зима. Здесь уже идет самая настоящая зима. А вот внизу, в городе, ее еще нет, там все еще идет осенний дождь. Между этим местом и тем, где ты живешь, есть большая разница. Тут, наверху идет снег потому, что все здесь живет настоящим моментом. Тут нет прошлого или будущего – есть лишь настоящий момент времени, который надо не просто пережить – им нужно насладиться. Потому здесь все настоящее. А внизу дождь, там осень до сих пор не закончилась. Помнишь, как ветер говорил тебе, что он посланник зимы? Он тогда сказал еще, что она совсем скоро придет. Природа всегда выполняет свои обещания – для нее просто не существует обмана. Последние листья уже давно спали. Но Метрополий не пускает зиму к себе. Там, внизу люди живут исключительно прошлым, и потому их жизнь выпадает из реальности. Именно поэтому там все еще продолжается осень. Но на данном этапе людям не дано этого понять. Они предпочитают объяснять это глобальным потеплением.
Когда Анжелика закончила говорить, исходящий от нее свет стал уже настолько ярким, что начал слепить глаза. Круживший вокруг нее снег начал будто притягиваться к ней и с каждой новой снежинкой свечение усиливалось. «Свершилось», – произнесла Анжелика и вдруг начала подниматься в воздух. Она глубоко вздохнула, развела руки в стороны, словно вбирая что-то, и с каждой секундой поднималась все выше. Совсем скоро Анжелика парила уже на высоте свыше человеческого роста, а свет от нее стал настолько ярким, что Винсент больше не мог держать глаза открытыми.
Но это был не конец. Он не мог так просто отпустить Анжелику. Преодолевая свет он пробирался к ее воспаряющей фигуре. Когда он оказался под ней, то протянул к святящемуся образу Анжелики руку и закричал:
 – Анжелика! Если ты действительно любишь меня, дай мне свою руку! Не покидай меня, прошу! Умоляю, спустись ко мне!
В его голосе было столько мольбы, отчаяния и надежды, что в другое время он сам бы себе поразился, однако сейчас ему было не до этого. Его ангел улетал от него, а он из последних сил старался ее вернуть. Вот что испытывают люди, когда их бросают любимые…
Анжелика не обращала внимания на его попытки дотянуться до нее, вместо этого она поднималась все выше, а свет от попадающего в него снега разрастался в своей яркости все больше. Винсент уже прикрывал свое лицо рукой, чтобы не ослепнуть, но даже это не помогало. Весь этот свет пронзил его насквозь, не оставив даже маленькой тени, он наполнил Винсента целиком, обжигал его как огонь по всему телу. Он излучался с такой силой, что отталкивал прочь, заставляя пятиться. И, тем не менее, призвав на помощь все свои силы и собрав всю свою волю в кулак, Винсент начал движение к свету. Тот, в свою очередь, продолжал усиливаться и вот уже Винсент стоит на одном колене, не в силах подняться. Свет огнем обжигал Винсента, прижимал его к каменной плитке площадки, как которой совсем недавно стояла Анжелика.
 – Пожалуйста, прошу тебя! – кричал он, срывая голос. – Не делай этого! Я… я… – жар словно плавил его кожу, обжигал легкие, из-за чего говорить становилось все тяжелее, – я… люблю… тебя…
Винсент уже почти лежал на площадке, когда почувствовал, как жжение начинает стихать. Она послушала его! Спасительная мысль придала сил, и Винсент начал подниматься на ноги. Когда он смог поднять взгляд на парящую Анжелику, то увидел, что весь свет начал возвращаться в нее. Она вбирала его в себя, и чем больше в нее возвращалось, тем темнее становилось вокруг. Винсент заметил, что снег теперь не падает на площадку крыши Маяка, он даже не приближается к ней, вихрясь на почтительном расстоянии, словно ее накрыла невидимая круглая сфера. Прекратив осматриваться по сторонам, он вновь поднял взгляд на парящую Анжелику. Винсент ждал, что она вот-вот начнет спускаться к нему.
Анжелика тем временем вобрала в себя весь свет, который она до этого испускала и, продолжая висеть в воздухе, посмотрела на стоящего внизу Винсента. Прогревшийся воздух донес до него ее последние слова:
 – Я буду ждать тебя здесь. Боже, как тут красиво!
Ярчайшая вспышка света из тела Анжелики озарила все вокруг. Свет был настолько ярким, что Винсент потерял ориентацию в пространстве и ничего не мог видеть перед собой. Лишь сплошная белая пелена, медленно спадающая с глаз, предстала перед его взглядом. В голове мгновенно пронеслась мысль, что он может упасть с крыши, не видя вокруг себя ничего. Белая пелена продолжала спадать с глаз, но за ней не было ничего видно. Постепенно темнота окружила его.
Винсент ослеп. Временно или насовсем, он не знал. Вокруг себя он ничего не видел. Чувство земли под ногами ушло в никуда. Он лишь чувствовал, как его лицо и руки, мокрые от растаявшего снега, обжигал ледяной ветер. Потоки воздуха играли с ним, как с марионеткой, делали все, что им заблагорассудится. Будучи не в силах что-либо предпринять, Винсенту оставалось лишь ощущать, как сознание покидает его.


Глава XV. Растерзанный на отчаяния.

Винсент пришел в себя в незнакомой квартире. Он лежал на диване в полутемной комнате, где светила одна лишь настольная лампа с абажуром из темной ткани. Винсент сел на диване и ощутил, как его ступни стали утопать в теплом мягком ковре. Бегло осмотрев эту маленькую, но уютную комнату Винсент увидел, что у стены слева, прямо под зашторенным окном в кресле сидел человек. Рядом с его креслом стоял журнальный стол с единственной включенной в комнате лампой. Ее свет освещал этого человека лишь до подбородка, из-за чего лицо оставалось в тени. Однако, Винсент догадывался, кто это.
 – Здравствуй, Винс, – Винсент с легкостью узнал голос Кирана, который продолжал неподвижно сидеть. От фигуры Кира веяло какой-то загадочностью и умиротворенностью. Винсент осмотрелся по сторонам и увидел здесь телевизор с домашним кинотеатром, отключенный торшер у изголовья дивана, серые и ничем не примечательные обои, массивная люстра, несколько картин с пейзажами, а также сервант с книжными шкафами по обеим сторонам и дубовая комнатная дверь. Комната была буквально наполнена теплотой и уютом, однако Винсенту это было безразлично. Он был явно расстроен последними пережитыми событиями.
 – Кир? – спросил он удивленно. – Какого черта ты здесь делаешь? Где я?
 – Вообще-то, я здесь живу, а ты у меня в гостях. Но ты можешь чувствовать себя как дома.
 – Зачем ты меня притащил сюда?
 – Ну, не в больницу же тебя везти… вот и привез тебя именно сюда.
 – А что со мной произошло?
 – Ты был без сознания. Интересная все-таки штука – жизнь. И повороты у нее интересные. Во второй раз я тебя нахожу у Маяка лежащего без сознания, причем в том же самом месте и в той же самой позе. Сначала даже подумал, что у меня дежа вю, однако в этот раз ты был не мертв.
 – Что ты хочешь этим сказать?
 – Это я сделал тебя таким, какой ты есть сейчас. Глядя на твой отлетающий дух, я увидел, что ему необходимо лечение и попросил его остаться. Я организовал для тебя ту жизнь, которая была для тебя привычна. Я снял все деньги с твоего счета, купил тебе на них квартиру и дал тебе воспоминания. Поверь, ты не всегда слонялся без дела по Метрополию, соря деньгами и соблазняя красавиц. Когда-то ты был обычным человеком из плоти и крови.
Пока Киран говорил, его гость вспоминал про события на крыше Маяка. Винсенту очень хотелось верить, что это все было лишь сном, однако, к его великому сожалению, все произошло на самом деле. Он прекрасно помнил все перипетии произошедшего с ним, и эта память словно издевалась над ним. Винсент чувствовал, как отчаяние овладевает им все сильнее, ведь он потерял единственного близкого человека. Наконец-то и он оказался на месте всех тех людей, за чьими потерями ему приходилось наблюдать. Одна лишь мысль о том, что он больше не увидит Анжелику, терзала страданиями его душу. Негодование и озлобленность теперь заняли место успокоения и влюбленности. И вот теперь он сидит напротив Кирана, который признается ему в том, что именно он сделал Винсента таким, какой он сейчас есть: сломленным и страдающим от своей потери. Если бы Киран не вмешался тогда в его жизнь, то все было бы иначе. Винсент не встретил бы Анжелику и не мучился бы из-за нее столь сильно.
 – Так это ты дал мне эту проклятую жизнь! – проскрипел зубами Винсент. – Да кто тебе дал на право распоряжаться мой собственной жизнью?!
 – Вопрос не в том, кто и как распорядился твой жизнью, а в том, как ей распоряжался ты сам!
 – Мне плевать, как я ей распоряжался. Моя душа принадлежит мне, а не тебе.
 – Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что все в жизни делал правильно. К тому же, откуда тебе знать это? Ты ведь ничего не помнишь из своей прошлой жизни!
Не снимая маски возмущения, Винсент задумался. Перед его глазами стали проходить какие-то размытые образы, однако понять их сути он не мог. Он был бы рад возразить своему собеседнику, но он действительно не помнил своего реального прошлого. Винсент никогда не задавался этим вопросом, даже в тот момент, когда Анжелика рассказывала ему о природе его существования, он не желал ничего вспоминать. И сейчас, когда он впервые это задумался о своем прошлом, внутренний голос подсказывал, что Киран прав.
«А что, если это все-таки неправда? – подумал вдруг Винсент. – Что, если они меня обманули?». Ведь Анжелика и Кир вполне могли обмануть его в своих собственных целях. Его нынешние воспоминания могут быть действительными, а сам Винсент мог оказаться всего лишь жертвой коварного обмана. Все, что ими обоими было сказано ранее, могло быть лишь местью, простой по своей сути и изощренной по своему исполнению. Наверняка Кир и Анжелика были в сговоре против него, ведь они появились в его жизни практически в одно время.
Все эти размышления еще больше запутали его. Если на Кира ему было плевать, то образ Анжелики в его сознании с трудом уживался с образом обманщицы. Эта прекрасная девушка, что до сих пор владела им, продолжала рвать его душу в противоречивых доводах. А вдруг она действительно лишь притворялась перед ним ради мести за своего жениха? Винсент был настолько ослеплен, что не смог бы увидеть обмана. А что, если ее чувства к нему были искренними? Тогда Винсент действительно окажется невежественным болваном, если поставит не этой прекрасной девушке незаслуженное клеймо обманщицы. Но при любом варианте, его ждет сильное разочарование. По сути, оно уже завладело Винсентом, так какая разница, где правда, а где ложь? Истина была потеряна там, на Маяке, который Винсент отныне ненавидел еще больше, чем прежде.
– Винсент,  – голос Кирана отвлек его от размышлений. – Вижу, сегодняшние события окончательно выбили тебя из колеи. Ты не веришь мне. Пойми, все твои воспоминания – это ложь! Ширма, которую я тебе навесил на глаза, чтобы ты сам сумел прозреть. Она же мешает тебе жить, почему ты не можешь сорвать ее с глаз? Почему ты не хочешь вспоминать свое прошлое? Почему ты не хочешь признать и принять его? Почему ты не хочешь сбросить с себя эту ношу?
Возникла небольшая пауза, в течение которой Винсент встал с дивана. Он глубоко вздохнул и ответил с более привычной для себя спокойной интонацией, в которой по-прежнему проступали ноты душевной боли и неопределенности:
– Я вижу, ты умен, Кир. Но ты ведь и сам говорил, что ты не намного лучше меня. Так зачем весь этот спектакль? Зачем ты строишь из себя мудреца, наставляющего падшего человека на путь истинный? Так ты хочешь искупить собственные грехи?
– Зачем ты отвечаешь вопросом на вопрос? Тем более, если ты знаешь ответ. Ты прав, у меня хватает грехов, но в их искуплении ты не играешь значительной роли. Ты не можешь решить мои проблемы так же, как и я не могу решить твои. Мы можем лишь помочь друг другу в этом в той или иной степени.
– Так зачем ты тогда сделал меня таким, какой я есть сейчас? Кто тебя просил об этом?
– На то была Воля Бога.
– Воля Бога?! – голос Винсента вновь утратил спокойствие. – Ты хочешь сказать, что выполнял Волю Бога?!
– Именно.
– А свести меня с Кристиной – это тоже Воля Бога?! – ни голосом, ни мимикой Винсент не скрывал возмущения. – Ведь это ты познакомил нас с ней, дав ей мой адрес и номер телефона! И ты прекрасно знал, чем это для нее должно закончиться! Тогда что же это за Божественная Воля, если ее проявитель подталкивает человека на смерть?
– Не надо сваливать вину за ее трагическую гибель на меня одного. Человеку не дано право распоряжаться жизнью таким образом, даже если она его собственная. В своей смерти, в первую очередь, Кристина виновата сама, мы же играли роль второго плана. Она приняла решение, а не ты.
– А как же твои слова про то, что люди неспособны на самостоятельное принятие решений?
– Я лишь сказал, что ты не убивал ее и не отнимал у нее право на жизнь. Никто не мешал ей одуматься в нужный момент. Возможно, кто-то из нас подтолкнул ее на этот шаг, но даже если это и так, то он смог это сделать только потому, что она сама была слаба и не могла сопротивляться.
– Раз она была слаба, зачем ты позволил ей познакомиться со мной? – не унимался Винсент. – Ты же знал, чем это чревато!
– Да, знал. Я мог видеть ее будущее, и в нем не было иного пути. Пойми, я не делаю ничего, что противоречит закономерному ходу событий. В ее жизни все шло к суициду, вопрос был лишь в том, как это должно произойти. Именно поэтому твое участие в ее судьбе было необходимо. Причем необходимо не только для нее, но и для тебя самого.
– Для чего же это было необходимо?
– А тебе ее смерть ничего не напомнила? Хочешь, я тебе скажу, почему тебе было неприятно на ее похоронах? Дело не только лишь в голом чувстве вины – все это уже происходило раньше. Тебе все было знакомо, вплоть до дежа вю, но ты даже не хотел понять почему. И пока ты этого не поймешь, Винс, ты так и будешь чахнуть над своим «никчемным существованием».
– Это из-за тебя у меня столь никчемное существование. И из-за твоей проклятой Воли Бога. Вот скажи, зачем Богу все это нужно? Чтобы все время показывать мне, какое я ничтожество? Для чего он послал мне Анжелику? Чтобы я страдал из-за нее?! Зачем он послал мне тебя? Чтобы ты уткнул меня лицом в мои же ошибки?! К черту такого Бога!
Махнув рукой, Винсент вышел из комнаты в прихожую, где он включил свет и нашел свой плащ и кроссовки. Пока он поспешно одевался, Киран догнал его со словами:
– Стой, Винсент, не уходи.
– Что тебе еще нужно?
– Прошу тебя, успокойся. Давай просто посидим и нормально поговорим. Я понимаю, ты потерял единственного близкого человека, но ведь я тебя предупреждал.
– О чем?
– О том, что тебя ждет, если ты сам не оставишь Анжелику. Но ты не послушал меня тогда. Теперь ее нет, и ты страдаешь, потому что не знаешь, как теперь жить. Ты впервые сумел почувствовать и услышать свое сердце, и я рад этому. У тебя вновь проснулся интерес к жизни и это большой шаг вперед для тебя. Прошу, не перечеркивай все достигнутое тобой из-за того, что Анжелики с тобой больше нет. Не убивай в себе все то, чему она тебя научила.
– Поверь, Кир, мне нечего в себе убивать – все уже давно умерло. Я лишился всего еще в прошлой жизни, и даже мое воскрешение ничего мне не вернуло. Так что мне нечего терять. Ты, наверное, слышал выражение: «Мы думали, что находимся на самом дне, но снизу вдруг постучали».
– Нет, не слышал.
– Неважно. Дело в том, что для меня все обстоит именно так. Моя нынешняя жизнь не дала мне ничего хорошего, и, вместо того, чтобы дать мне исправиться, она сбросила меня еще ниже. Прямо как ненужный балласт.
– Это в тебе говорят эмоции.
– Возможно, ты во всем прав, Кир. Возможно, ты действительно хочешь мне помочь, однако получается это у тебя паршиво. На самом деле, у меня от тебя одни лишь неприятности. Поэтому я не хочу оставаться и о чем-либо с тобой разговаривать.
– Я действительно хочу тебе помочь. Жаль, что ты этого не осознаешь…
– Раз не осознаю, значит, мне это не нужно. Пообещай мне, что я тебя больше никогда не увижу.
Киран ничего не ответил. Винсент не стал дожидаться его ответа и открыл дверь, чтобы выйти. Когда он перешагнул через порог квартиры, до него, наконец, донеслись слова Кирана:
– Я не могу тебе ничего обещать.
– Дело твое, – не оборачиваясь, равнодушно бросил в ответ Винсент.
– И куда ты пойдешь?
Винсент остановился у лифта, нажал на кнопку вызова и, по-прежнему не оборачиваясь, ответил:
– Не знаю. Единственное, что я знаю наверняка – это то, что мне больше не хочется принадлежать этому миру. Он не дал мне ничего, кроме страданий и ненависти к самому себе.
– Ошибаешься. Он дал тебе вовсе не это.
– Мне уже все равно, – мрачно проговорил Винсент и тут же шумно открылись двери лифта. Он вошел в него и, перед тем, как закрылись двери, бросил напоследок:
– Прощай.
– Счастливо, Винс, – проговорил Кир, задумчиво глядя в сторону окна подъезда, за которым шел дождь. – Ну, что ж… значит, так тому и быть. Слушать ты так и не научился. Одиночество – это твоя стихия. Отныне ты полностью в ее власти: она теперь либо убьет тебя, либо сделает сильнее. Выбор за тобой.
Киран сбросил с себя маску задумчивости и пошел обратно в квартиру. Он не стал корить себя за неудачу с Винсентом, вместо этого он мысленно отпустил его, веря, что тому по силам сделать правильный выбор.
Когда Винсент вышел на улицу, там был проливной дождь. Он сразу же ощутил на своей коже ожоги от ледяных капель, но это нисколько не испугало его. Винсент шел сквозь сплошную стену дождя, под которой он моментально промок вплоть до последней нитки, и у него даже мысли не возникло найти где-нибудь укрытие. Его мысли были заняты совсем другим. Холод, который прилипал к телу в мокрой одежде, не мог побеспокоить Винсента так сильно, чтобы тот отвлекся от своих мрачных размышлений. Все-таки, каким бы сильным и холодным ни был дождь, он не мог сравниться со снегопадом на крыше Маяка, а его Винсент еще не скоро сможет забыть. К тому же, здесь, внизу, на самом дне Метрополия ему вполне привычно в любую погоду.
Винсент продолжал идти вперед и при этом не придерживался никакого маршрута. Ему было безразлично то место, где он в итоге окажется, даже если это будет сама Преисподняя. Как бы то ни было, вряд ли там намного хуже, чем здесь, в Царстве вечного дождя. Разумеется, дождь здесь не шел вечно, бывают и солнечные дни, и просто пасмурные, но все равно, каждый новый дождь кажется здесь продолжением одного большого вечного ливня. В дни, когда солнце напоминает о себе, хочется смотреть ему вслед, тянуться к нему, радоваться его теплым лучам. Но стоит свинцовым тучам затянуть собой весь небосвод, как тут же наступает темнота вперемешку с дождем. И каждый раз, когда так происходит, начинает терзать ощущение, что тебя просто подразнили и бросили, предали. Глядя на очередной дождь, остается лишь чувствовать, как его холодные безразличные капли стекают прямо в людские сердца и души. Небеса плачут вместе с людьми, видя все, что происходит внизу. Они пытаются смыть всю городскую грязь этим дождями, но все смытое, так или иначе, стекает именно вниз, где и находит приют в людских пороках. Так дождь питает все зло, живущее в Метрополии, дарует ему все новые силы и лишает последней надежды желающих от него избавиться…
Здесь правят человеческие пороки. Метрополий для них – как грядка для сорняков. Сначала люди хотели просто жить, затем они захотели жить друг с другом, но, в итоге, не всем это пришлось по душе. Амбиции и алчность поссорили их между собой, и каждый стал искать новых союзников в борьбе за выживание. Так рос этот город, как вместилище человеческих пороков. До сих пор каждый желает самоутвердиться, быть лучше остальных, доказывая это по принципу «кто сильнее, тот и прав». Коварство и обман стекаются сюда со всего мира, образуя одно большое денежное болото с дождевой водой. Эмигранты, приезжие из периферии – их количество прямо пропорционально количеству денег, которые, подобно мухам, роями крутятся вокруг городских зданий. Каждый человек знает, что здесь можно заработать себе на жизнь, и каждый знает, что в этом стремлении можно свою жизнь потерять. Но все равно это никого не останавливает. Метрополий растет ежедневно, ежечасно и даже ежеминутно, не выпуская при этом от себя никого. Это самая настоящая болотная трясина, из которой почти невозможно выбраться. Винсент попытался – и где он теперь? Всем известно: чем яростнее человек будет пытаться выбраться из болотной трясины, тем быстрее оно поглотит свою жертву. То, что произошло с Винсентом – лишь наглядная иллюстрация того, он вовсе не является уникальным. Он такой же червяк из общей навозной кучи, как и все остальные. Анжелика много раз говорила ему об обратном, но откуда ей знать правду? Она не принадлежала этому миру. С тем миром, с которым Винсент был знаком лучше нее, она не могла ничего сделать. Все, что Анжелике удалось – это осветить его на несколько секунд, но этого мало для полноценных перемен. И вот теперь ее нет, а здесь по-прежнему грязно и дождям не видно конца. Здесь правят бордели, ломбарды, притоны для наркоманов и бродяг, подпольные клубы, ночные заведения – и чем больше становится Метрополий, тем шире та грязная лужа, что видна на его месте с высоты птичьего полета. Винсент привык к этому, он принадлежал всем этим атрибутам городской ночи.
Однажды он наивно решил, что может сменить обстановку. Это было ради девушки, которая заставила его поверить, что он может измениться. Винсент попробовал, и имел на это полное право, ведь у него был проводник в этом незнакомом для него мире света, доброты, красоты и добродетели. Но все было напрасно. Проводник вдруг ушел, оставив его одного и без опоры на этой недосягаемой для него высоте. Ни для кого не секрет, что чем выше взлет, тем больнее падение. И падение не заставило себя ждать. Винсент упал с такой высоты, после которой обычно не выживают. И он не выжил. Винсент вернулся в свой привычный мир с четким осознанием того, что он мертв. Его не взяли ни в рай, ни даже в ад, а это значит лишь одно – этой жизни он больше не нужен, а значит, ему эта жизнь тоже не нужна. Все, что произошло с Винсентом, только подтверждает его абсолютную никчемность и ненужность по отношению к судьбе: ему дали любовь, которая оказалась лишь обманом; его заставили испытывать сколь сильное, столь и необязательное чувство вины; над ним свершили акт мести в тот момент, когда он был наиболее уязвим. И действительно, иначе, чем местью, предательство Анжелики назвать сложно – она узнала о причинах гибели своего возлюбленного, затем соблазнила Винсента, дав ему все, что он хотел, потом выждала время, обезоружила и сбросила его в тут самую грязь, откуда она его и выловила, полностью разбитого, сломленного и погрязшего в отчаянии. Сейчас он шел по улице и даже восхищался ей, за ее расчетливость. Такая месть заслуживает аплодисментов.
Винсент шел так долго, что время остановилось. Он пересекал улицы, переулки, дворы, снова улицы, торговые центры, проспекты… Один городской пейзаж сменял другой, почти такой же, и при этом казалось, что Винсент не идет, а стоит на месте. Погруженный в свои мысли, он шел вперед, но вокруг ничего не менялось. Все те же дома, те же машины и те же люди. Единственное, что изменилось вокруг – кончился дождь. Не обращая внимания на лужи и грязь, Винсент продолжал идти вперед, не переставая думать об Анжелике. Мысли о ее коварстве и желании отомстить ему тут же провоцировали опровержения самим себе. Винсент никак не мог определиться в своем отношении к Анжелике, и эта неопределенность мучила его, ведь он ни в чем не хотел признаваться окончательно.
Вдруг Винсент остановился посреди одной из проезжих частей, и на его лице заиграла ухмылка, словно какая-то неожиданная мысль поразила его. Машин было немного, но те, что проезжали мимо, совсем его не замечали. Ни одного гудка не было слышно за то время, что он переходил дорогу. Автомобили просто проезжали мимо на большой скорости, ничего, не подозревая.
Винсент сделал шаг вперед, и тут же почувствовал сильный удар по ногам. Удар был настолько сильный, что моментально дезориентировал его в пространстве – все мгновенно перемешалось, здания и деревья перевернулись на бок вместе с тротуаром, а фонари закружились подобно карусели, размешивая ночное небо подобно миксеру. Сильный удар последовал по голове, тупая боль заполнила черепную коробку, а в ушах эхом повторялись звуки битого стекла и скрипа тормозов. Затем Винсента выбросило на асфальт, но в этот раз боль от падения уже не казалось столь сильной по сравнению с последними ощущениями.
Не двигаясь, Винсент лежал на асфальте, пока к нему подбегали люди. Движение по этой полосе остановилось, и водители начали выходить из своих машин. Среди всех наиболее был взволнован именно тот, чья машина сбила Винсента. Он подбежал к нему, сел перед ним на колени и дрожащими руками стал проверять пульс. «Черт возьми, нет! Клянусь, я его не видел! – в панике оправдывался он. – Взялся словно ниоткуда! Господи, за что мне это?! Вызовите «скорую»! Дьявол! У него нет пульса!». Этому человеку явно не хотелось чувствовать себя виноватым в чужой смерти.
В центре событий неподвижно лежало тело Винсента, вокруг которого царил настоящий переполох – проходившие мимо люди собрались на обочине, кое-кто подходил ближе. Сбивший Винсента водитель продолжал нервничать. Не успокоился он и в тот момент, когда ему сообщили, что «скорая помощь» уже едет, он продолжал оправдываться перед остальными, говоря, что не видел сбитого.
Вдруг произошло то, чего никто из присутствующих никак не мог ожидать. Винсент начал подниматься с мокрого асфальта, и все зеваки вокруг были потрясены. Сначала он просто сел на асфальте и сидел так некоторое время, держась за голову. Затем Винсент поднял глаза и окинул взглядом окруживших его людей, среди которых он отыскал водителя сбившего его автомобиля. Он внимательно посмотрел на этого шокированного человека и произнес:
 – Что же ты меня не убил?
Мужчина ничего не смог сказать в ответ, поскольку от неожиданности и волнения вдруг потерял дар речи. Стоило Винсенту заговорить, как тут же его потеряли все собравшиеся здесь свидетели происшествия. Воцарилась полная тишина, и был слышен лишь шум автомобилей, проезжающих по другой стороне дороги.
 – Но… но… как? – растерянно бормотал водитель автомобиля. Винсент тем временем поднялся на ноги  и пригладил мокрые волосы.
 – Ты удивлен, что я выжил? – сказал он, обращаясь к этому человеку. – А ведь сбитые на такой скорости обычно не выживают, верно?
И вновь этот мужчина ничего не ответил. Винсент поднялся на ноги, развернулся к толпе и обратился к людям:
 – Уходите отсюда! Здесь никто не умер, для вас тут нет ничего интересного. Я польщен, что в столь поздний час собрал настолько внушительную аудиторию, но вам пора домой. Идите туда, откуда вы пришли и расскажите о том, что вы здесь увидели. Скажите, что вы хотели увидеть человека в луже крови, но вместо этого увидели человека в луже грязной дождевой воды. Которого насмерть сбила машина, а затем он встал, и пошел, как ни в чем не бывало. Пусть хоть раз в жизни вас послушают! И не думайте, что я сумасшедший – я просто устал от этой жизни…
Закончив свою речь, Винсент устремил взгляд себе под ноги и пошел вперед. Он просочился сквозь недоумевающую толпу и очень быстро оставил ее далеко позади. Это был весьма оживленный район, с большим количеством жилых домов, среди которых Винсент сейчас и прокладывал свой путь вперед. Он шел по одному из дворов в тот момент, когда у него вдруг заболела голова. Видимо, последствия аварии сказывались до сих пор. Винсент сел на скамейку рядом с одним из подъездов, чтобы передохнуть.
Во дворе, где он решил немного посидеть, было тихо и спокойно. Криков и ругани слышно не было, соседние дома мирно спали под покровом ночи. Можно было без проблем расслышать, как ветер шевелит голые ветки кустов и деревьев, как лает собака где-то вдалеке, как стучат каблуки одинокой девушки, идущей с другого конца дома. Звук женских каблуков вновь пробудил в Винсенте воспоминания об Анжелике, чье появление в его жизни перевернуло все с ног на голову. Необъяснимо для самого себя, но он ждал, когда так неизвестная девушка появится у него на виду. Шаги ее были неторопливыми и какими-то необъяснимо грустными, тяжелыми от печали. Они словно нехотя раздавались в этой тишине, казалось, что стоит им лишь развернуться в другую сторону, как тут же к ним вернется легкость и быстрота. Но они продолжали жалостливо отбивать свой печальный ритм.
Винсент смотрел в ту сторону, откуда эти шаги приближались, и из последних сил надеялся увидеть столь полюбившиеся ему платиновые волосы, как они развеваются на ветру, подобно воздушной бахроме. Вновь понаблюдать за тем, какими упругими и сверкающими локонами они ниспадали на ее хрупкие плечи. Несмотря на все предыдущие размышления, Винсенту все равно хотелось еще раз увидеть ту грацию в движениях, с которой Анжелика буквально плыла по земле каждый раз, когда ступала не нее. Он вспомнил ее прелестную улыбку, в которой никогда не было ни капли иронии. Винсент вспомнил все те необычные чувства, что смог испытать рядом с ней: волнительный трепет от прикосновения ее чувственных губ; глубину ее лазурных глаз, полных доброты и нежности; успокоение от ее бархатного голоса; учащенное сердцебиение при каждом появлении ее ангельского силуэта; волнение от одной лишь мысли о ней; а также сладкое головокружение от запаха ее тела. Он вспоминал их самую первую встречу в автобусе, когда он был раз и навсегда покорен Анжеликой.
«Раз и навсегда», – эти слова теперь крутились в сознании Винсента. Раз и навсегда Анжелика покорила его, раз и навсегда она изменила его жизнь, в которой теперь зияла огромная рваная дыра. Эта прекрасная девушка имела самое прекрасное тело, ее душа была олицетворением доброты и красоты – неужели она не вернется к нему? Неужели она и вправду бросит Винсента навсегда, чтобы он сгинул в какой-нибудь грязной канаве? Нет, все внутри говорило о том, что Анжелика неспособна на такой жестокий поступок. В данный момент, все недавние размышления о ее коварной мести казались полным бредом и бессмыслицей. Ведь даже ее имя было производным от слова «ангел». Но с другой стороны, заслужил ли Винсент подобного к себе отношения? Кем был он всю свою жизнь, чтобы надеяться на ее снисхождение? Винсент совершил далеко не один мерзкий поступок и теперь его одиночество вполне естественно. Анжелика вовсе не обязана прощать его и принимать таким, какой он есть, но, как бы то ни было, он все еще любил ее.
Последние сутки дались Винсенту крайне тяжело, он был выхолощен и разбит теми событиями, что с ним произошли. Он неимоверно устал и теперь не имел сил даже не то, чтобы проклинать всю эту жизнь. Он просто продолжал сидеть на скамье и слушал, как в его сторону приближаются чьи-то женские шаги.
Винсент уже мечтал, чтобы это была Анжелика. Вот и он, момент истины, в котором решается все. Если это будет она, значит Винсент еще не совсем пропащий человек. У него будет шанс искупить все свои грехи, и он сделает это вместе с Анжеликой. Он пойдет по той дороге, куда она ему укажет, но это будет возможно только в том случае, если она все еще любит его. Если Анжелика сохранила свою любовь к Винсенту, то вернется к нему и поможет ему выбраться из той грязной лужи, в которой он увяз так, что его уже начинает затягивать в трясину. Трясину, у которой есть все для того, чтобы стать могилой, наполненной болью, отчаянием, паранойей и самоуничтожением. И вот звуки каблуков все ближе и ближе, в очередной раз давая волю неопределенности – Винсент буквально всеми фибрами души надеялся, что это Анжелика, но все остальное его существо в такую возможность не верило.
Медленно и натужно шаги продолжали приближаться, и чем ближе они звучали, тем меньше надежды было у Винсента. Он думал, что Анжелика не могла так ходить, ведь в ее походке неизменно присутствовала легкость, в то время как эти шаги были словно сотканы из неуверенности и сомнений. С другой стороны, восприятие Винсента было сейчас не менее утомленным, поэтому он мог судить необъективно. Он вновь не знал, что думать – в очередной раз его поразила неопределенность, которую уже пора причислить к разновидности тяжелой болезни. Эта неопределенность в очередной раз мучила Винсента, с замиранием сердца он ждал, когда эта девушка подойдет ближе. Вот уже совсем чуть-чуть и он увидит ее.
Свет редких фонарей не мог помочь, на их фоне весь силуэт девушки был черным, как смоль. Но, помимо этого, в силуэте было еще кое-что интересное – девушка везла перед собой детскую коляску. У Анжелики никогда не было детей, и осознание этого готово было перечеркнуть все надежды Винсента на то, что это именно она. Но вдруг его пронзила мысль, что это может быть его ребенок. Что, если Анжелика пришла помочь ему? Что, если она для этого родила ему малыша и поэтому вынуждена была исчезнуть на время? Но нет, это не возможно. Она покинула его еще сегодня (или уже вчера – он точно не знал) и для чего-то подобного прошло совсем мало времени, к тому же в ее внешности не было ни единого намека на беременность. То, о чем он только что подумал, было невозможно, и надежда вновь увидеть Анжелику теперь умирала в страшной агонии. Ее смерть наступила в тот момент, когда девушка подошла настолько близко, чтобы Винсент сумел разглядеть темный цвет ее волос. Он видел, что она целенаправленно шла именно к нему, но уже потерял всякий к ней интерес. Лишь когда она заговорила с ним, Винсент поднял на нее свой взгляд.
 – Здравствуйте, – сказала она. В ее голосе чувствовалась некая отрешенность.
Винсент ничего не ответил и лишь выпрямил спину, показав, что он готов слушать. Девушка продолжила:
– Вы не могли бы открыть мне дверь в подъезд? Я забыла дома ключ от домофона.
– Да, конечно. Я открою, – сказал Винсент и поднялся со скамьи. Хромая, он двигался к двери, так как тело все еще болело от столкновения с машиной. Лишь сейчас он почувствовал, насколько больно ему было, когда тело уже успело расслабиться.
– С вами все в порядке? – спросила девушка, увидев состояние Винсента. На что он ответил:
– Да, все хорошо.
Винсент подошел к домофону, посмотрел на него несколько секунд, будто на нем было что-то написано, и протянул к нему руку, чтобы открыть дверь. Он не знал кода, просто рука сама нажала нужную комбинацию цифр. Прошло пару мгновений, и зазвучал сигнал открывшегося магнитного замка. Винсент раскрыл перед девушкой дверь и стал придерживать ее, чтобы она могла пройти вместе с коляской, в которой мирно спал маленький мальчик. Когда коляска переезжала через порог, она сильно колыхнулась, и от этого малыш проснулся. Мальчик не заплакал, а просто потер своими малюсенькими кулачками глазки и стал смотреть по сторонам. Держа дверь, Винсент смотрел на этого ребенка и буквально не мог оторваться. Этот малыш был одним из немногих чистых и бескорыстных душ, которые встретились ему за последнее время. Когда мальчик посмотрел Винсенту в глаза, у того тут же пропала вся боль, что была в теле. Винс смотрел в ясные глаза мальчика и не мог оторваться от них, настолько много в них было светлого.
На первый взгляд, это были два маленьких зеркальца кристально чистой души и незатуманенного разума, но в глубине было кое-что еще. Это «кое-что» ни что иное, как желание жить. Желание настолько сильное, что оно не могло быть продуктом человеческого развития. Все, что есть в этом ребенке – есть сущность, заложенная Природой. Этот мальчик смотрит по сторонам и учится жить, он хочет смотреть по сторонам, потому что все вокруг для него очень интересно. Он трогает предметы, щупает их, ощущает их свойства, и каждое новое знание становиться для него новым открытием. Ему хочется играть, чтобы развиваться, и смеяться, чтобы делать этот мир прекраснее с каждой своей новой улыбкой. Этот мальчик никого не предаст, никого не обкрадет и не сделает никому зла. Ни один взрослый человек в во всем Метрополии не способен на такое. Доброта и чистота вложены в человека с рождения, но с возрастом он об этом забывает и становится такой же серой каплей в мутной реке жизни, как и все остальные. Когда этот мальчик подрастет, он узнает, что такое боль, печаль и слезы горечи. Когда он подрастет еще больше, он узнает, что такое выгода. А затем он узнает о страданиях и тогда в нем не останется ни капли той чистоты, что была заложена Природой от рождения. Он будет жадным, агрессивным, страстным существом и будет искренне верить, что все эти качества для него абсолютно естественны.
Впрочем, в глазах малыша не только это. В них живет надежда на то, что ему не придется страдать. Что жизнь поможет ему реализоваться и стать счастливым человеком. Он может стать композитором, художником, писателем, архитектором, целителем, режиссером-постановщиком… Он может познать цену красоты через свою деятельность и делать этот мир прекраснее, чем он есть. Он может радоваться жизни и воспевать ее лучшие проявления: солнце, ветер, воду, песок, деревья… Может лежать на траве и умиротворенно смотреть в синее небо; может с удовольствием промокать под каплями летнего дождя; может засыпать, слушая, как падают на землю осенние листья; может часами наблюдать, как тают на руках снежные хлопья; может восхищаться тем, как распускаются почки на ветках деревьев. У этого мальчика впереди целая жизнь, которая должна быть интересной и уникальной. Такой она должна быть и у любого другого.
Настоящее откровение поразило Винсента, пока он смотрел на этого мальчика. Он смотрел на него до тех пор, пока коляска не скрылась в подъезде. Тогда Винсент отпустил дверь и побрел прочь от подъезда. Все, о чем он думал только что, оказалось за ширмой вновь вернувшейся боли в теле. Пока закрывалась металлическая дверь подъезда, Винсент, хромая, шел прочь от нее, но стоило ей хлопнуть, как вдруг он остановился как вкопанный. Неожиданная мысль поразила его настолько резко, что он моментально развернулся и направился обратно к двери подъезда. Когда Винсент подошел к ней, он набрал уже знакомую комбинацию цифр и вошел внутрь. Его терзало непонятное ощущение, которое ему не нравилось. Винсент не спешил с выводами, но старался торопиться, словно куда-то опаздывал. Он нажал на кнопку вызова лифта, но двери не открылись. Вместо этого он услышал, как они открылись где-то наверху. От этого на душе стало еще неприятнее и в томительном ожидании лифта он начал изрядно нервничать. Наконец, лифт подъехал, и двери с шумом раскрылись перед ним. Винсент вошел в них и нажал на самую верхнюю кнопку на панели управления. Двери закрылись.
Винсент вышел из лифта на четырнадцатом этаже, и в глаза ему сразу же ему бросилась пустая коляска. Она была фиолетовая в розовую полоску, что очень сильно контрастировало с каменно-серой палитрой подъезда. Постояв пару секунд перед коляской, Винсент подошел к решетчатой лестнице, ведущей к двери на крышу. Когда он увидел, что она приоткрыта, то без колебаний поднялся наверх. Плохое предчувствие уверенно вело его на крышу. Стук шагов по металлическим ступеням звонко разносился по верхним этажам подъезда. Когда Винсент поднялся наверх, он надавил на железную дверь, которая медленно открылась с надрывным скрипом. Он перешагнул через высокий порог и оказался на крыше, где царила кромешная тьма, слабо разбавленная уличными фонарями снизу.
Винсент осмотрелся по сторонам и практически сразу же увидел одинокий женский силуэт у самого края крыши. Он понял, что это была та самая девушка. Она стояла, будучи не в силах пошевелиться, и смотрела на него. Руки у нее были беспомощно опущены, стук ее сердца можно было расслышать на расстоянии, а ее ребенка, между тем, нигде не было видно. Как только Винсент посмотрел ей в глаза, она тут же отвела свой взгляд, но он все равно успел прочитать в них ужас и сожаление. Он сразу же понял, что здесь произошло. От неожиданно усилившейся боли у Винсента чуть не подкосились ноги, настолько сильно его задело произошедшее. Снова он почувствовал, что виновен в гибели ни в чем не повинной жизни и это чувство вспыхнуло в нем подобно пороху. Искры разлетелись по всему телу, разжигая все новые костры и покрывая душу пламенем ненависти.
Как оказалось, это была последняя капля того масла, что лилось в огонь уже очень давно. Винсент всегда был спокоен и уравновешен, но сейчас от всего этого не осталось ни следа. Он ненавидел эту женщину за ее поступок и ненавидел себя за то, что позволил ей это сделать. Винсент ведь прекрасно знал, что в этом мире небезопасно настолько, что даже собственная мать способна убить своего ребенка. Но он не увидел этого, так как был занят собственными мыслями. Он не увидел, что эта девушка вовсе не забывала никаких ключей от подъезда, она вообще жила в другом месте. Она искала место, где можно избавиться от своего ребенка. По ее мнению, лучше поздно, чем никогда и вот теперь она здесь, стоит напротив Винсента и не знает, что делать.
Она хочет уйти отсюда прочь, но Винсент не позволяет этого сделать. Лишь один шаг от края крыши сделала девушка прежде, чем остановиться и начать еще больше сожалеть о содеянном. Ее сожаление становилось с каждой секундой настолько сильным, что ноги сами стали делать шаги назад, к пропасти. Она подняла свой взгляд на Винсента, в котором он увидел отражение того пути, что привел ее сюда. В ее наполненных болью глазах он увидел ее молодого человека, которого она любила когда-то. Любила настолько сильно, что готова была на все ради него. Они встречались с ним несколько лет и даже вместе жили, как вдруг девушка неожиданно забеременела. Стоило лишь сказать об этом любимому, как он тут же окружил ее еще большей заботой и теплотой. Он готов был стать отцом своего ребенка, но в решающий момент сыграли роль его родители. Под их влиянием он бросил свою девушку прямо в день рождения малыша. Когда она лежала в палате с новорожденным малышом, к ней никто не пришел. Все, что у нее осталось – это малыш, сомнения и комплекс неполноценности. Девушка так сильно любила того человека, что возненавидела его и все то, что он ей оставил. Все ее прошлая жизнь оказалась фальшью, и ребенок был этому главным доказательством. Глядя на него, она не могла забыть ту боль и ненависть, что поглотила ее в день его рождения. Вместо самого счастливого праздника, тот день стал датой настоящей трагедии. В тот день она лишилась всего.
Винсент вспомнил ясные глаза того мальчика, и от мысли, что они больше никогда не посмотрят на этот мир, его переполнило негодование. Только теперь он по-настоящему понял смысл слов Кирана о том, что человек не имеет права распоряжаться чьей-либо жизнью. Тот мальчик был продуктом искренней любви, он мог стать хорошим человеком и, в конце концов, он был ни в чем не виноват. Но Винсент не смог его спасти. Это терзало его душу, наполненную разочарованием.
Винсент чувствовал, как внутри него все кипит и бурлит. Он шел вперед, к этой девушке, а она шла от него. Она с каждым шагом становилась все ближе к краю, но Винсент даже и не думал ее останавливать. Он и сам продолжал идти, глядя ей прямо в глаза. Он знал, что сейчас будет, но ему не было ее жаль. Она совершила преступление против самой Природы и за это будет наказана. Девушка умрет вместе со своими грехами.
Наконец, она поднялась на парапет крыши и остановилась на самом его краю. В ее глазах были слезы скорби, смешанные со слезами сожаления. Они были искренними, но уже ничего не могли изменить. Оставался последний шаг назад, который не заставил себя долго ждать. В ее сопротивляющийся разум словно вдохнули нечто безрассудное, раздувающее страх, раскаяние и ненависть к себе и заставляющее отбросить все колебания. Девушка сделал последний шаг. Она упала вниз, исчезнув в той самой бездне, где незадолго до этого исчез ее маленький сын. Она самолично лишила его права на жизнь, после чего потеряла все права на собственную. Винсент не дал ей ни единого шанса, его не волновало, насколько его действия были закономерными, он слишком сильно устал для того, чтобы думать об этом.
Как только девушка сбросилась с крыши, внутри у него все потухло и нахлынуло чувство полного опустошения. Ее смерть не принесла Винсенту желаемого удовлетворения, а и без того тяжелое чувство вины еще больше прибавило в весе. Он был проклят, вокруг него всегда кто-то умирал, и он в этом играл существенную роль. Одна трагедия следовала за другой, причем Винсенту было по силам предотвратить каждую из них. Поначалу он не обращал на это внимания, но сейчас ему было очень тяжело. Настолько тяжело, что его тянуло вниз тяжелым грузом собственных грехов. Винсенту было тяжело как морально, так и физически – тело продолжало болеть, усиливая чувство беспомощности.
Ситуация с этой девушкой и ее малышом показала ему, что он стал крайне встревоженным и уязвимым. Эмоции стали брать под контроль его разум, принося еще большие неприятности из-за их негативной сущности. Винсент перестал быть самим собой, теперь его жизнь превратилась в сплошной риск допустить очередную роковую ошибку. Он имеет невероятную силу, но не может ей воспользоваться во благо себе или другим.
Ему вдруг вспомнилась молодая девушка, которую чуть не изнасиловали в парке. Он помог ей тогда, но, на самом деле, он сделал это исключительно ради того, чтобы произвести на нее впечатление. Через пару дней после того случая он еще раз встретился с ней, и она уже оказалась с ним в постели. Казалось, что все это он сделал ради себя, но разве он стал счастливее? Нет, не стал. Более того, этот путь в итоге привел его сюда, на крышу здания, где он в очередной раз стал убийцей. Он сам ничем не лучше той девушки.
Теперь ясно, что Анжелика просто-напросто не могла жить с таким человеком, как Винсент. Она покинула его, оставив в том самом полном одиночестве, к которому он всегда стремился. Уставший и сломленный он стоял сейчас здесь и мечтал лишь об одном – чтобы иметь возможность начать все с чистого листа. Родиться вновь в какой-нибудь благополучной семье, где его научат, как нужно правильно жить на самом деле. Но для этого нужно покончить с нынешней жизнью, которая ему уже порядком осточертела и стала невыносимой из-за осознания собственного несовершенства. Винсенту хотелось умереть, чтобы избавиться той терзающей ответственности за других людей. Прежде, чем думать о других, необходимо научиться распоряжаться собственной жизнью, а с этим у него были явные проблемы.
Винсент стоял на крыше здания у самого парапета, и с задумчивым видом смотрел вниз. Вдруг он услышал, как знакомый женский голос доносится откуда-то сверху. «Винни, – говорил голос воздушными вибрациями, – я люблю тебя!». Винсент поднял голову и увидел стоящую на парапете крыши Анжелику. Глядя на него, она мило улыбалась, а глаза ее все так же обильно излучали тепло и любовь. Винсент не верил своим глазам.
 – Это правда я, – сказала Анжелика.
 – Но… как? – у Винсента был растерянный вид. – Тебя ведь больше нет.
 – Ошибаешься. Я есть. И я жду тебя.
 – Но я не знаю, где тебя искать…
 – Неужели тебя это остановит?
Она продолжала улыбаться, стоя на парапете. От нее исходило мягкое свечение, которое буквально согревало тело и душу. Анжелика была похожа на статую, высеченную из воздушного камня скульптором божественного происхождения. Ее белое платье развевалось на ветру так, что казалось, будто она парит в воздухе, а не стоит на парапете. Анжелика была тем самым символом красоты, который своим внешним видом способен вселять истинное чувство прекрасного даже в самые черствые души. Она была восхитительна в такой степени, что невозможно было оторвать взгляд. Парапет был для Анжелики подобием постамента, возвышающего ее над Винсентом. Она была вся будто соткана из света, в то время как он был одет во все черное. Винсенту казалось, что на ее фоне он выглядит жалким и несчастным созданием.
– Мы ведь не можем быть вместе, – проговорил он. – Я ведь тебя не достоин…
– А раньше ты думал иначе, – сказала Анжелика, все так же мило улыбаясь. Винсент сначала не понял, о чем она говорит, ведь он всегда сомневался в этом. Он продолжал смотреть на нее с восхищением, как вдруг его, подобно стреле, пронзило осознание, что он уже одаривал ее подобным взглядом. Он так смотрел на нее далеко не в первый раз. Ему вспомнилось то самое чувство гордости, которое он чувствовал, сопровождая ее взглядом. Чувство, что эта сногсшибательная девушка принадлежит ему и больше никому. Когда все мужчины теряют дар речи в присутствии богини, а он тем временем упивается мыслью, что она сейчас именно с ним. Все эти чувства уже знакомы Винсенту, так как он неоднократно испытывал их. Именно они стали проводником новых воспоминаний.
– Милена?! – воскликнул Винсент. Затем он сокрушенно опустил взгляд. – Господи! Прости меня за все…
– Уже. Иди ко мне, – добродушно ответила она и протянула ему свою руку. Винсент взял ее за руку и приблизился к ней. Вдруг он увидел, что Анжелика начинает растворяться в воздухе. Он почувствовал, как ее рука исчезает, и сжал ее сильнее, но это было уже бесполезно. Ее образ превращался в дым, который затем медленно уплывал вверх. Винсент понял, что все попытки удержать ее тщетны и просто стал смотреть Анжелике в глаза. Чем больше она испарялась, тем холоднее становился ее лазурный взгляд. Винсент смотрел в них до тех самых пор, пока не исчезли черты лица. Когда образ Анжелики полностью растворился и уплыл ввысь, на месте ее глаз остались две одинокие звезды. Винсент посмотрел на небо, но больше на нем не увидел ни одной, так как оно было полностью затянуто тучами. Лишь эти две холодные точки зияли посреди неба, продолжая напоминать об Анжелике.
Винсенту казалось, что она по-прежнему смотрит на него, и от этого ему вдруг стало очень тоскливо. Он был прав, ее больше нет с ним. Эти звезды – не она, а лишь напоминание о том, как много Винсент упустил. Он знал, что ничего уже не вернуть, так какой смысл теперь здесь оставаться?
Осмотревшись, Винсент понял, что стоит на парапете, на самом краю. Холодный ветер усилился так, что смог бы сдуть отсюда человека, но у Винса лишь развивались полы расстегнутого плаща. Он не обращал внимания на ледяные порывы даже притом, что одежда и волосы все еще были мокрыми, и от этого холод пробирал до костей. Винсент просто стоял на краю и смотрел вниз, где горел свет фонарей, и где ему теперь виделось спасение от этой жизни. Чтобы спастись, нужно было сделать один лишь шаг вперед. В голове Винсента зазвучал далекий голос Кирана:
 – Отныне твой Путь – осознание страстей, что терзают твою душу. Ты не можешь уйти от этого. Ты не можешь умереть.
 – Я все могу. Разве не этого вы от меня хотели? – сказал Винсент и без колебаний сделал шаг вперед. Свет фонарей внизу приблизился так стремительно, что ослепил его, полностью погрузив во тьму.


Глава XVI. Поворот вверх.

Холодные осенние сумерки в очередной раз сгустились над Метрополием. Люди уходят с улиц туда, где теплее и не чувствуется дыхания приближающейся зимы. Одним из таких мест было небольшое тихое кафе, заполненное едва ли наполовину. Среди его немногочисленных посетителей был человек, чьи мысли были подстать той густой темноте, что опутала улицы и парки.
Лицо этого темноволосого человека было обильно окроплено недельной щетиной, а черные волосы весьма небрежно уложены. Одет он был на вид неплохо, в темные джинсы и пальто. Из заказанного перед ним была лишь чашка чая. Безрадостный взгляд этого человека скользил по широкому оконному стеклу рядом с его столиком, изучая улицу на предмет редких прохожих. Он пристально следил за каждым, кто проходил мимо по ту сторону окна, и каждый раз его взгляд выдавал еле заметные признаки разочарования. Будто он надеялся увидеть кого-то конкретного, но ничего не получалось. И тогда этот человек возвращался к своим мыслям.
А мысли у Алана были все такие же темные и безрадостные. Дело в том, что его жизнь за довольно короткий промежуток времени сделала очень крутой реверанс, от которого он не отошел до сих пор. Год назад Алан сел в тюрьму за преступление, которого не совершал. И, что самое страшное, на него повесили убийство единственного близкого ему человека. Прошлая осень была самой страшной в жизни Алана, отчаяние сдавило его тогда с двух сторон: с одной его терзала горечь утраты, а с другой – жажда справедливости. Алана тогда подставили влиятельные люди, они его устранили, как препятствие и угрозу для себя, а потому обвинению было невдомек, что Алан никак не мог убить единственного близкого для себя человека. И он сел в тюрьму. Лишь по удивительному стечению обстоятельств он вышел на свободу полторы недели назад. Пока Алан сидел, его дело привлекло внимание одной молодой девушки-адвоката, которая каким-то образом раскопала доказательства его невиновности. Она инициировала пересмотр дела и в результате очередного заседания суда все обвинения были сняты. Это было воистину счастливое стечение обстоятельств, что новому адвокату Алана удалось добиться справедливости. Пусть поиски настоящего преступника возобновились, но зато Алан смог вернуться на свободу.
На первый взгляд, он должен был считать себя везунчиком, однако ему было не до этого. Торжество справедливости, пусть и частичное, отнюдь не радовало Алана. Тюремный распорядок уже становился для него привычным, как вдруг пришлось вернуться в прежнюю жизнь, где его не ждало ничего, кроме одиночества, холода и нищеты. Из всех вещей, что вернули после конфискации, у Алана были лишь ключи от квартиры, кошелек с деньгами, мобильный телефон и одежда, которая сейчас была на нем. Ключи были бесполезны, так как квартиру опечатали и в дверях сменили замки. Мобильный номер Алана заблокировали за долгую неуплату, а в списке контактов не было ни одного человека, который мог бы помочь ему, и на то были свои причины. Из денег у него осталось лишь несколько мелких купюр и горстка монет. Поэтому Алану приходилось терпеть приступы голода и надеяться, что чашка чая хоть как-то перебьет аппетит. До тех пор, пока какой-нибудь уличный прохожий не отвлечет его внимание на себя, рассмотрев которого Алан вновь подаст еле заметные признаки разочарования. И тогда он в очередной раз вернется к своим мрачным мыслям о своей новой жизни с новыми ее реалиями: отсутствием жилья и здорового сна, обостряющимся с каждым часом чувством истощения и голода, а также невозможность для бывшего заключенного найти хорошую работу. А ведь когда-то Алан был вполне обеспеченным человеком и в любом кафе, подобном этому, он мог заказывать любое блюдо, не обращая внимания на цены…
Вдруг он услышал над собой приятный женский голос и с непривычки даже не сразу поверил, что он обращен к нему:
 – Алан? Вот это сюрприз!
Он поднял взгляд на девушку, которая не скрывала своего удивления, и тоже удивился в ответ. Именно благодаря ей Алан вышел на свободу. Сейчас она стояла перед ним в строгом деловом костюме, который не мог скрыть ее красивой и аккуратной фигуры. И даже завязанные в строгий хвост темные волосы нисколько не портили миловидного лица девушки.
 – Вы? – поднял брови Алан. – Вот уж не думал вас встретить! Какими судьбами Вы здесь?
 – Честно говоря, мимо проходила и решила перекусить, – ответила, улыбнувшись, девушка и указала на свободный стул, – тут не занято?
 – Нет, пожалуйста, присаживайтесь, – Алан постарался ответить максимально учтиво. – Удивлен, что вы меня узнали.
 – Как же мне вас не узнать? – ответила она, усаживаясь на стул. – Ведь Вы мой первый большой успех.
К девушке подошел официант, чтобы оставить меню. Та в ответ поблагодарила и открыла небольшую книжечку на первой странице. Алан в это время пытался вспомнить имя девушки, но получалось у него это плохо. Вдруг она, слегка спохватившись, отвлеклась от изучения меню и спросила его:
 – Алан, а вы точно не против, что я сижу за Вашим столом? Быть может, Вы хотите побыть один?
 – Нет-нет! – замотал головой Алан, и края его губ скривились в еле заметной улыбке. – Сидите на здоровье. Я один с тех самых пор, как вышел из тюрьмы. У меня нет друзей, так что за все это время я ни с кем даже не общался. В общем, я рад Вашему присутствию, вот только… – Алан потупил взгляд, – стыдно признаться, но… я забыл Ваше имя.
 – Ох, да ничего страшного, – сказала девушка заверительным тоном. – Меня зовут Элла.
 – Точно! – именно это имя Алан и пытался вспомнить. – Очень приятно познакомиться. Во второй раз.
 – Взаимно, – сказала Элла и мило засмеялась.
К ней подошел официант, чтобы взять заказ. Элла закрыла меню и заказала греческий салат, порцию мяса «по-французски» и бутылку минеральной воды. Официант все записал, забрал меню и вопросительно посмотрел на Алана, но тот сделал знак, что ему ничего не нужно.
Когда официант удалился, Алан заговорил:
 – Вы – мой ангел-хранитель, Элла. Ума не приложу, что сподвигло Вас заняться моим делом? Тем более что это было очень опасно и Вы, по сути, рисковали жизнью, чтобы спасти незнакомца.
 – Почему это было опасно?
 – Потому что люди, стоявшие за моим обвинением весьма могущественны. И они не любят, когда им кто-то мешает. Им нужно было повесить всех собак на меня, чтобы отвести подозрения от себя. А теперь официально доказано, что я чист, а это кое-кому явно не на руку.
 – Понимаю, – Элла сочувствующе кивнула. – Но я не думала об этом, когда взялась за Ваше дело. Мне захотелось справедливости в тот самый день, когда Вас судили. Я была на заседании, и одного лишь взгляда на Вас мне хватило, чтобы понять, что Вы, Алан, не преступник. Трудно объяснить каким образом, но я была уверена в этом. А потому была возмущена той несправедливостью, что царила тогда в зале суда. Разумеется, прекрасно понимала, раз обвиняют невиновного – значит, кто-то влиятельный это подстроил, пытаясь скрыть истину. Но я не забивала себе голову этими мыслями. Виновные должны понести наказание, но сначала нужно было доказать Вашу невиновность. Таким образом, Ваше дело стало для меня настоящим вызовом. Да, было тяжело, приходилось не спать целыми ночами, но везение было на моей стороне.
 – И Вам никто не угрожал? – поинтересовался Алан.
 – Нет. А должны были?
 – Значит, Вам действительно повезло.
Элла пристально посмотрела на своего собеседника и сказала, несколько понизив тон:
– Алан, Вы говорите так, будто знаете, о ком идет речь.
В ответ Алан ничего не сказал. Он лишь отвел взгляд в сторону окна и начал рассматривать проходившего мимо по улице человека, а спустя несколько мгновений на его лице вновь проступили еле заметные следы разочарования. Элла, тем временем, продолжала пристально следить за своим собеседником.
– Алан? – обращалась она к нему. – Алан, почему Вы молчите? Вы что-то знаете об этом убийстве, верно?
Алан вдруг повернулся к ней и хотел было что-то ответить, но увидел приближающегося к ним официанта и передумал. Молодой человек в бежевом фартуке держал в руке поднос с едой. Он поставил перед Эллой тарелку с салатом, положил столовые приборы и несколько салфеток, после чего ушел к другим посетителям. Элле захотелось вернуться к последней теме их разговора, но вдруг заметила, каким глазами Алан смотрит на ее салат. Это был взгляд голодного человека, не питавшегося нормально уже несколько суток. Пусть Алан скрывал свои чувства и взгляд этот был мимолетен, но Элле хватило и нескольких мгновений, чтобы все понять. Чашка чая – это все, что он мог себе позволить. Она пододвинула ему свою тарелку и сказала:
– Поешьте, Алан, Вы голодны.
– С чего вы взяли? – изобразил удивление Алан и отодвинул от себя тарелку.
– Я же вижу, каким глазами Вы смотрите на салат.
– Нет, поверьте, я не голоден, – уверял Алан.
– Если бы меня было так легко обмануть, я бы не смогла доказать Вашу невиновность, – Элла была непоколебима. – Так что Вам придется съесть этот салат, иначе я обижусь на Вас. И еще Вам придется позволить мне заказать Вам еще что-нибудь, так как этим Вы точно не наедитесь.
– Нет, право, не стоит… – продолжил было сопротивление Алан, но, как только он встретился взглядом с Эллой, то понял, что все бесполезно. Он смиренно опустил глаза и негромко произнес:
– Спасибо…
– Ешьте на здоровье, Алан, – ответила Элла и стала наблюдать, как начал есть ее собеседник, с трудом сдерживая зверский аппетит. Затем она заметила, как быстро тает салат в тарелке, и тут же позвала официанта. Когда тот подошел, Элла попросила принести еще одну порцию салата и еще одну – мяса «по-французски», но на этот раз с картофелем фри. Официант, приняв заказ, удалился. Как раз к тому моменту Алан уже почти справился с порцией салата. Он спросил:
– Может, не стоит мне больше ничего брать? Я уже наелся…
В ответ на это Элла мягко улыбнулась и произнесла:
– Поздно. Я уже заказала. И Вам придется съесть свою порцию мяса, так как я одна не справлюсь с двумя.
– Так мы можем отменить заказ.
– Господи! Почему же Вы так стесняетесь есть за мой счет?!
– Я просто не привык к этому.
– Ну, так привыкайте! В смысле, не постоянно, конечно, – шутливо поправилась Элла, что вызвало у Алана искреннюю улыбку. – Но в данный момент можете ни в чем себе не отказывать. Я же могу понять, в какой Вы сейчас ситуации: что Вы только вышли из тюрьмы, что у Вас нет ни работы, ни денег, ни друзей… кстати, Алан, а почему у Вас нет друзей? Вы же такой видный молодой человек! Странно, что Вам не к кому обратиться за помощью.
Когда Элла закончила говорить, к ней подошел официант с ее порцией мяса «по-французски» и еще одним греческим салатом. Когда он закончил сервировать для нее стол, то забрал пустую тарелку Алана и сообщил, что мясо с гарниром будут готовы в течение пяти минут. Элла поблагодарила официанта, и тот покинул их.
– Ну, – начал Алан, когда официант ушел, – начнем с того, что видные молодые люди в тюрьме не сидят. Но я все равно благодарен Вам за комплимент.
– Не за что, – улыбнулась Элла и слегка покраснела при этом.
– А что насчет друзей… – продолжал Алан, тяжело вздохнув. – Они у меня были когда-то, но я все испортил. У меня были просто знакомые, а были действительно хорошие друзья, с которыми мы частенько собирались, чтобы попить пива и хорошенько повеселиться. Знали друг друга с юношеских лет. Но в один момент я все испортил. Теперь я понимаю, что был не прав тогда, но им от этого не легче. Они поняли, какой из меня «хороший» друг, и вряд ли захотят меня видеть когда-нибудь…
– И что же тогда случилось?
Алан вновь начал свой рассказ с глубокого вздоха, весьма красноречиво говорящего о глубине его переживаний на эту тему:
– Дело в том, что однажды мы создали небольшой интернет-аукцион. Как и положено, мы сначала были маленьким и не очень популярным сайтом, который держался на голом энтузиазме. Но затем он начал расти и постепенно набирал вес. Объемы купли-продажи, осуществляемые посредством нашего аукциона, росли и выросли в весьма крупный проект. Мы и сами не ожидали, но, в конце концов, он разросся до такого уровня, что даже если Вы найдете дома давно забытый грязный палас с дырами вот такого размера, – Алан сложил в кольцо большой и указательный пальцы, – на него все равно найдется покупатель. Количество зарегистрированных пользователей перевалило за миллион, а стоимость рекламного места на нашем сайте возросла в сотни раз, – в этот момент Алан увидел приближающегося к их столу официанта с подносом. – В общем, дела шли в гору.
Официант подошел к столу и поставил перед Аланом тарелку с мясом и картофелем фри. Элла к тому моменту уже доела салат, тарелку из-под которого забрал с собой официант, и тоже приступала к своей порции мяса. Но, перед тем как взять в руки вилку и нож, она поинтересовалась:
– А как называется этот интернет-аукцион?
– «Кувалда», – ответил Алан.
–  Ух ты! – Элла казалась впечатленной. – Так это вы придумали?! Молодцы! Я там хоть и не зарегистрирована, но много слышала о нем.
– Вот видите! Проект оказался более успешным, чем мы рассчитывали. Доходы с лихвой перекрывали все расходы на содержание сайта, и заработанные деньги начали кружить нам головы. Ну, во всяком случае, мне – точно. И мне захотелось большего. И когда подходящий случай подвернулся, я им воспользовался. Дело в том, что, когда мы регистрировали юридическое лицо, все документы были оформлены на меня. Тогда этому никто не придавал значения, и я тоже. Ну, выбрали меня, ну, сложились так обстоятельства, ну, и черт с ним! Тогда это не имело значения. Но когда мы раскрутились, то, сами того не ожидая, угодили в особую касту, где богатые люди совершают сделки на миллионы долларов. Мы были внезапно разбогатевшими неопытными шалопаями, а потому вся городская бизнес-элита лишь делала вид, что принимает нас как равных. На самом деле, нас считали мелкой рыбешкой, которую можно проглотить, не особо при этом напрягаясь. Поэтому довольно быстро на нас положил глаз один медиамагнат, контролирующий все самые крупные социальные сети Метрополия, а также несколько информационных порталов и телеканалов. И он быстро нашел к нам подход. Через меня. Он узнал, что все документы оформлены на меня одного, а при таком раскладе остальные четверо моих друзей де-юре оставались вне игры – зачем платить всем пятерым, если можно подкупить одного? И этот медиамагнат предложил свой вариант развития бизнеса: аукцион вливается в его империю, становится ее частью, и управлять этой самой частью предлагает мне на пару с его сыном, – на этих словах Алана как будто передернуло. Он поморщился и начал молча есть свою картошку с мясом.
Воцарилось молчание, так как Элла тоже была занята едой. Алан, казалось, не был намерен продолжать свой рассказ, но ей хотелось выслушать его до конца. Элла спросила:
– И что было дальше?
– А дальше все и так ясно, – ответил Алан, пережевывая пищу. – Предложенный мне оклад с трудом умещался в рамки моего воображения, поэтому я недолго раздумывал над предложением. Я согласился. Мы уладили все формальности, и своих друзей я больше не видел. Где они и что с ними, я не знаю. Так я их предал, и с этого момента моя жизнь превратилась в ад. Так я понял, что деньги не должны быть главной целью в жизни. В роскоши я купался всего несколько месяцев, пока не случилось то двойное убийство, перевернувшее всю мою жизнь с ног на голову. Меня обвинили в преступлении, которого я не совершал и целый год я просидел за решеткой. Лишь благодаря Вам, Элла, я смог выйти на свободу, но здесь для меня уже все потеряно. Работы нет, квартиры нет, из одежды имею только то, что на мне, а денег уже не хватает даже на еду. Обратиться за помощью мне не к кому, я сирота, а друзья после всего даже видеть меня на захотят. Вы, Элла, единственный человек в этом городе, который относится ко мне лучше, чем я этого заслуживаю.
– Не говорите так, – Элла нежно положила свою руку поверх его десницы. – Вы заслуживаете гораздо большего, чем думаете.
– Это вряд ли, – Алан, потупившись, убрал свою руку. – Вы сделали для меня невозможное, а все, что я сделал в благодарность, это забыл Ваше имя.
– Не переживайте из-за этого, – Элла смущенно вернула свою руку назад, к столовым приборам. – Вы хороший человек, Алан, раз признаете свои ошибки.
– Хотелось бы в это верить… – понизив тон, проговорил Алан и вернулся к еде. Остальную часть ужина они доедали молча. Лишь легкая музыка в кафе плавно витала в воздухе между ними.
Когда они доели, Элла первой нарушила молчание:
– Как Вам мясо «по-французски»?
– После тюремной еды я бы назвал это мясом «по-королевски». Спасибо Вам за угощение.
– Не стоит благодарности, – улыбчиво ответила Элла. – Думаю, пора брать счет.
Они попросили счет и стали собираться. Застегивая пуговицы своего пальто, Алан сказал:
– Обещаю, я все верну, как только найду работу.
– Забудьте по деньги, я сделала это не из корысти.
– Согласен, сейчас не время. Поговорим об этом, когда у меня будут деньги.
Элла лишь покосилась на него с укором, ничего не ответив. Она положила нужную сумму в принесенный официантом счет и закончила последние приготовления к выходу. Затем они с Аланом проследовали на улицу.
– Куда вы пойдете? – спросила Элла, когда они оказались на улице, и при этом она немного ежилась от холода, к которому еще не привыкла после теплого кафе. Даже осенняя куртка не спасала ее от промозглого воздуха.
– Не знаю, – пожал плечами Алан. – Пойду погуляю куда-нибудь. Буду наслаждаться свободой и чудесной погодой.
– Вы издеваетесь? Холодно же!
– А по мне так нормально. А Вы куда? Домой?
– А куда же еще идти после тяжелого рабочего дня? Только домой! Туда, где есть горячий душ и… стоп! – Элла внезапно остановилась, как вкопанная. – И где это Вы собираетесь гулять?
– Ну… – Алан замялся. – Может, к Маяку прогуляюсь, может, еще куда-нибудь…
– И так всю ночь? – спросила Элла допытывающимся тоном.
– Э-э… нет, а с чего Вы взяли?
– Не придуривайтесь! Я слышала, как Вы сказали, что у Вас нет квартиры. А если Вам не к кому пойти, то где Вы собираетесь ночевать?
– Разве я говорил что-то про квартиру? – Алан удивился.
– Да. И я это точно помню!
– Черт возьми! – выругался Алан. – Наверное, я просто давил на жалость.
– Если у Вас нет квартиры, то где вы ночевали все эти полторы недели? – продолжала допытываться Элла озабоченным голосом.
– Ну, раз на раз не приходится, – Алан вздохнул. – Бывает, ночую в каком-нибудь подъезде…
– Господи! – воскликнула Элла, закрыв на мгновение рот ладонью. Вдруг она осмотрела его сверху донизу. – И при этом Вы еще так хорошо выглядите?
– Я просто отряхиваюсь иногда.
– Вы как хотите, но я не позволю Вам больше спать в подъездах. Мы поедем ко мне, – с этим словами она развернулась и пошла в сторону ближайшей дороги.
Теперь настала очередь Алана протестовать вдогонку:
– Нет уж! Элла, Вы и так для меня много сделали. Я сыт благодаря Вам, а большего мне и не надо!
– Вы не можете спать в подъезде.
– Почему не могу? Могу!
– А я не могу Вам этого позволить, – Элла продолжала стоять на своем.
– Прошу Вас, Элла, остановитесь, пожалуйста! Буквально на минуту.
Она остановилась и повернулась к Алану. Он тем временем ощущал, что его рвут на части противоречия: с одной стороны, ему не хотелось расставаться с этой красивой и приятной во всех отношениях девушкой, а с другой, он не мог ехать к ней, так как это было уже слишком. Тем не менее, желание не обременять собой Эллу перевешивало, а потому Алан стал ее отговаривать от этой затеи.
– Поймите меня правильно, – говорил он. – Я очень благодарен Вам за все, что Вы для меня сделали и еще хотите сделать, но это уже слишком. Я не могу поехать к Вам домой.
– Почему же?
– Потому что это бессмысленно. Выспавшись у Вас, мне все равно придется уйти и тогда все будет точно так же, как и до этого. В таком случае мне будет проще вообще не ночевать у Вас. Мне тогда не придется с мучительным сожалением и тоской вспоминать тепло Вашего дома.
Воцарилась небольшая пауза, в течение которой Элла собиралась с мыслями. Собравшись, она сказала:
– Алан. Мы спорим из-за пустоты. Я же Вам сказала, что не могу позволить отпустить Вас туда, где вы будете чувствовать себя еще хуже, чем в тюрьме. Я не для того помогла Вам выбраться из одной клетки, чтобы тут же усадить Вас в другую. Я хочу поступить по совести, а Вы своим неуместным упорством не даете мне этого сделать. Поэтому, я настаиваю, чтобы Вы приняли мое приглашение. А что будет завтра, то будет завтра. Если Вы поступите правильно сейчас, то Вам незачем бояться будущего дня.
Внимательно выслушав Эллу, Алан глубоко вздохнул и, чувствуя искренность в ее просьбе, отодвинул на задний план все свои протесты. Он согласился, и они вместе пошли к дороге, чтобы поймать такси.
Через полчаса они уже были дома у Эллы. Там Алан сразу же отметил уютное убранство квартиры, в которой, как выяснилось, она жила одна. Одну из двух своих комнат Элла дала в распоряжение Алану, снабдила его свежим постельным бельем, от одного запаха которого у Алана начинала кружиться голова. Он уже давно забыл, каково это – спать в чистой и удобной постели. Впервые за долгое время Алан чувствовал себя счастливым, а потому спал крепче младенца. На следующее утро Элла попросила его остаться еще на несколько дней, так как ей было приятно его общество. На этот раз он решил не противиться ее просьбе и согласился пожить некоторое время у нее.
Так прошли еще три дня, в течение которых Элла с утра уходила на работу, а Алан сидел в интернете или смотрел телевизор, от которого тоже успел порядком отвыкнуть. Вечером приходила хозяйка квартиры и вместе они готовили себе ужин. За ужином и после него они разговаривали на разные темы, и в течение этих разговоров время пролетало незаметно. Алан и Элла с сожалением встречали поздние часы, из-за которых было необходимо расставаться до следующего дня, и тогда они шли спать по разным комнатам.
Перед тем, как уснуть, Алан постоянно думал об Элле. Эта девушка была для него настоящим чудом. В свое время Алан с девушками почти не встречался и даже не беспокоился по этому поводу. Когда большинство сверстников глубоко переживали одну интрижку за другой, он спокойно занимался свои делами и даже думал, что у него никогда не будет семьи. Но сейчас в жизни Алана появилась Элла – девушка с внешностью и душой ангела. Она появилась в тот момент, когда Алан был уверен, что на собственной жизни можно ставить жирный крест, и изменила ее. Он вновь стал чувствовать себя человеком, и в этом в первую очередь была заслуга Эллы. Впрочем, нравилась она ему не только этим. Элла была умна, умела вкусно готовить, была бескорыстна и искренна. Впервые в жизни Алан чувствовал к девушке нечто большее, чем просто благодарность. От нее постоянно исходило тепло, от которого на душе становилось легко и комфортно. Поэтому он был счастлив находиться не только рядом с ней, но и просто быть в ее квартире, где буквально каждая вещь была пропитана этим душевным теплом.
Но все это не могло продолжаться вечно. Алан должен найти себе работу, чтобы суметь отплатить Элле за ее доброту. К тому же, ему не давали покоя мысли не только об Элле, но и еще об одном человеке. О том, человеке, который испортил Алану жизнь. Элла подозревала, что ему известно что-то о том убийстве, и он действительно знал, кто убил тех двоих. Она часто спрашивала Алана об этом, просила рассказать все, что ему известно, но в ответ получала одно лишь молчание.
Алан молчал и жаждал мести, и одна лишь мысль о том, что тот человек все еще дышит, возмущала и коробила его. Гнев и жажда правосудия временами заслоняли собой все остальные чувства, полыхая ярким пламенем в душе. Это случалось в моменты одиночества, которое не оставляло иного выбора, кроме как копаться в себе в поисках причин всего произошедшего. А также проигрывать в уме все возможные варианты свершения правосудия. Тем не менее, продумывать тщательный план мести было еще несвоевременно. Придет время, и Алан обязательно отомстит за все. Но для того, чтобы это время пришло, нужны были деньги. И вновь вставал вопрос о том, где их заработать. Алан знал лишь одно место, где можно было это сделать максимально быстро – казино. В свое время он неплохо играл в покер, а потому, случайно найдя у Эллы небольшой тайничок с деньгами, он взял оттуда часть суммы, чтобы пойти с ней в игорный дом. Совесть очень сильно мучила Алана, она претила брать что-либо у Эллы без спроса, но он оправдывал этот поступок тем, то сможет преумножить взятую сумму в несколько раз. При условии, если Алану повезет.
И ему повезло. Вечером того же дня Алан, отчаянно благодаря Бога, вернул на место взятую сумму, а на следующий день уже раздумывал над своим планом мести. У него был один давний знакомый, крутящийся в специфических кругах и способный достать все, что угодно, будь то оружие или наркотики. Алан нашел этого человека и купил у него пистолет с одним магазином патронов на оставшиеся деньги, и остаток дня провел в думах о предстоящем дне. Алан спрятал пистолет в той комнате, где его поселила Элла, и в одиночестве размышлял о том, как подобраться объекту своей мести. К своему сожалению, он не видел нужного человека уже год и не знал, чем тот сейчас занимается и где проводит досуг, а это значит, что тщательно все спланировать не представлялось возможным. Разве что бездумно ворваться к нему на работу и расстрелять его на виду у свидетелей, после чего вновь сесть в тюрьму. Такой вариант, разумеется, не мог устроить Алана.
Его голова была занята этими мыслями весь вечер. Даже пришедшая с работы Элла не могла от них отвлечь. Неудивительно, что она заметила перемены в его настроении и после ужина стала расспрашивать Алана о причинах его задумчивости.
 – Ничего, все в порядке, – отвечал Алан на вопрос о том, что с ним случилось. Однако Элла не верила в это, так как своими глазами видела перемены в его поведении. Алан старался избегать ее, был необыкновенно молчалив, а выражение лица было мрачным и задумчивым. Элла видела, что что-то беспокоило его, и вовсе не хотела оставаться в стороне.
 – Но я же вижу, что с тобой что-то не так! – воскликнула Элла после очередной неудачной попытки выяснить у Алана причины его поведения. – Прошу тебя, не отстраняйся! Скажи мне, что тебя тревожит?
В ответ Алан полез в карман своих джинсов. Он вынул оттуда небольшую пачку денег и протянул ее Элле со словами:
– Вот, возьми.
– Что это? – спросила она весьма удивленным тоном.
– Это деньги, которые я тебе должен, – отвечал он. – Ты на меня много потратила и я должен компенсировать тебе хотя бы часть твоих трат.
– Ты мне ничего не должен. И где ты их взял? Только не говори, что в казино.
– Выиграл в покер, – Алан опустил глаза. – А на покер деньги взял у тебя в ящике. Прости, пожалуйста, я не должен был их брать… но и оставить все как есть я тоже не мог.
– Ты чувствуешь себя виноватым за то, что взял без спроса деньги из моего ящика?
– Да… – Алан начинал сгорать от стыда. Ведь он, по сути, украл чужие деньги, и неважно, с какой целью.
– Но зачем так рисковать? – Элла, казалось, не придавала должного значения этому поступку Алана. – Ведь я не просила отдавать мне деньги. И ты это знаешь. Так что черт с ними! Я их возьму, – она протянула руку и Алан, увидев это, вложил купюры в ее ладонь. – Но ведь тебя не это беспокоит, верно?
– О чем ты? – изумился Алан, мгновенно забыв про чувство стыда.
– Ты знаешь, о чем я.
– Господи! – воскликнул Алан, раздраженно закатив глаза. – Уже в который раз ты спрашиваешь меня об этом!
– Да, потому что я хочу помочь тебе и не могу оставить это просто так! Я же вижу, что ты сам не свой.
– Да откуда тебе знать, какой я свой, а какой на свой?! – вскричал Алан, теряя над собой контроль от злости.
– Алан, пожалуйста… – Элла попыталась успокоить его, испугавшись такой реакции.
– Со мной все в порядке! – грубо оборвал ее Алан и отвернулся к окну.
– Прости, – тихо проговорила, сникнув, Элла и поспешила удалиться в другую комнату.
Алан тут же почувствовал себя виноватым перед ней. Ведь эта девушка сдалала для него больше, чем кто-либо, пустила к себе домой, обогрела, накормила, окружила уютом, а он позволил себе поднять на нее голос. И при этом она покорно все стерпела, заставив Алана чувствовать себя полным кретином.
 – Постой! – он сорвался с места, чтобы остановить ее.
Элла остановилась на пороге между комнатами и обернулась. Алан подскочил к ней с извинениями:
 – Прости меня, пожалуйста! Я не имел права повышать на тебя голос.
 – Ты меня тоже прости, Алан. Я не хотела давить на тебя. Обычно я не лезу не в свое дело, но сейчас не тот случай. Я чувствую, что это дело мое и хочу узнать о нем как можно больше.
 – Я понимаю, – кивнул Алан. – Тогда давай присядем и поговорим об этом.
 – А ты точно этого хочешь? Мы можем поговорить в другой раз.
 – Нет, все в порядке. Присаживайся, – Алан пригласил Эллу сесть на диван и сам сел рядом с ней. – Так ты хочешь знать, что мне известно об этом двойном убийстве?
 – Да, хочу, – кивнула Элла. – Ты знаешь, кто их убил?
 – Да, знаю, – выражение лица Алана стало очень серьезным. – Но обо всем по порядку. Ты, наверное, помнишь, что одной из жертв была девушка?
 – Да. Ее звали Елена. В твоих показаниях было сказано, что вы с жертвой были друзьями детства.
 – И не просто друзьями детства – она была единственным близким мне человеком. Сам я сирота, рос в детском доме и еще будучи в нем я познакомился с Еленой. Сама она росла в довольно благополучной семье, но, несмотря на то, что мы изначально жили в разных системах координат, у нас с ней возникли поистине чуткие взаимоотношения. К примеру, я точно знаю, что не смог бы поступить с ней так, как поступил со своими друзьями, а ведь я считал этих ребят неотъемлемой частью своей жизни. При этом Елена была для меня именно другом, и никакого интима между нами никогда не было. В этом году нашей дружбе исполнилось бы пятнадцать лет… – Алан понизил тон, давая понять, как сильно он сожалеет о случившемся.
 – А я-то думала, что дружбы между мужчиной и женщиной быть не может, – Элла попыталась вывести его из некоторого оцепенения.
 – Ну вот, у нас с ней была именно такая дружба. Мы всегда помогали друг другу советами, в том числе и на личную тему. У нее всегда было много ухажеров, и зачастую она обращалась ко мне за советами. Я, как представитель столь волнующей ее мужской половины населения, мог рассказать ей много интересного.
 – Не сомневаюсь, – улыбнулась Элла.
Алан тоже улыбнулся в ответ, но у него это получилось как-то неуверенно, словно он боялся оскорбить память Елены своей улыбкой. Все-таки эта тема была для него явно не веселой. С другой стороны, не ответить на прекрасную улыбку Эллы тоже казалось преступлением. Примерно четверть минуты Алан разрывался между улыбкой и серьезным выражением лица. В итоге, у него не получилось ни того, ни другого и он предпочел продолжить свой рассказ:
 – Думаю, этот интерес к мужском полу ее и сгубил. Полтора года назад она потащила меня на день рождения к нашему общему знакомому. Это было где-то в апреле-мае прошлого года. Тот именинник имел весьма богатых родителей, а потому приглашенные друзья были из соответствующих кругов. Я это знал, и не горел желанием идти туда, но Елена очень просила меня как друга, так что я согласился. К тому моменту наш интернет-аукцион уже приносил хороший доход, так что я довольно спокойно чувствовал себя в окружении молодых богачей. Там мы с Еленой познакомились с сыном одного из крупнейших городских медиамагнатов.
 – Того самого, затем купил вас?
 – Да. Именно через своего сына он узнал, что все документы фирмы оформлены на меня. Видимо, на той вечеринке я слегка перебрал и проболтался обо всем Артуру – так звали его сына. С тех самых пор этот Артур стал неизменным атрибутом моей жизни. Именно с ним я потом делил директорский кабинет, пока меня не посадили. Вдобавок ко всему, Елена завела с ним роман, невольным участником которого я оказался. С одной стороны в его детали меня посвящала Елена, а с другой – Артур. Внешне эта пара казалась идеальной – Артур даже купил Елене квартиру, в которой они жили вместе. Для него это была неслыханна щедрость. Однако на самом деле, все было далеко не так радужно: Артур ревновал ее к каждому столбу, а она параллельно встречалась с другим парнем. Того парня, кстати, звали Адриан – он-то и стал второй жертвой. Вообще, у Елены часто случались такие ситуации, когда у нее одновременно было несколько любовников, и почти всегда она не знала, кого выбрать. Она часто спрашивала у меня совета, но я и сам не знал, что ей посоветовать.
 – А Артур знал, что у нее кто-то есть?
 – Нет, он был ревнив сам по себе и из-за этого часто ссорился с ней. Однако это не помешало ему сделать Елене предложение. Она взяла время на раздумья. Кстати, после этого они даже перестали ссориться, и некоторое время казалось, что все у них наладилось. Но лишь на некоторое время. Елена никак не решалась дать окончательный ответ, а у Артура от этого сдавали нервы. Он срывался на окружающих, в том числе и на мне, стал параноиком. Неудивительно, что на таком эмоциональном фоне они в итоге расстались. Причем расстались явно не друзьями. Но он любил ее и не мог просто так забыть. Каждый день я видел его на работе и с каждый раз он становился все мрачнее и мрачнее. Наконец, в один момент я заметил в нем нечто такое, что было ему несвойственно. Будто он дошел до точки кипения и потерял над собой контроль, – на этих словах Алан судорожно сглотнул, а зубы заскрипели от злости.
 – Так это Артур совершил то преступление? – спросила Элла.
 – Д-да, – с ненавистью процедил сквозь зубы Алан. – Никто ничего не заметил в тот день. Кроме меня. Но было уже слишком поздно! – Алан опустил голову и закрыл лицо руками. – Я всегда замечаю то, что не видно остальным. Но это приносит мне одни лишь неприятности. Когда я приехал к Елене домой, то обнаружил там два мертвых тела. Этот ублюдок выстрелил ей в голову!
Элла пододвинулась к Алану и приобняла его за плечи, стараясь успокоить бушевавшие внутри него эмоции.
 – Не переживай, Алан, – говорила она. – Этот мерзавец получит по заслугам.
 – Это уж точно, – сказал Алан и, освободившись от объятий Эллы, встал с места. – Черт возьми, не стоило мне тебе все это рассказывать!
 – Почему? – удивилась Элла.
 – Потому что ты теперь будешь копать под Артура, – Алан подошел к окну.
 – Да, и что из этого? Это мой долг!
 – У Артура могущественные покровители! Они засадили меня за решетку, заодно отобрав у меня все права на мою работу. То же самое может произойти и с тобой. Я же не хочу, чтобы ты так рисковала из-за пустоты.
 – Из-за пустоты?! – на эмоциях Эмма встала с дивана. – Человек, совершивший двойное убийство, находится на свободе и всячески радуется жизни – это, по-твоему, пустота? И при этом обрек невиновного человека на наказание, которое предназначалось ему самому! Это должно быть в порядке вещей? Артур должен понести наказание!
 – Должен, – ответил спокойным тоном Алан, пристально глядя в окно. – И понесет его. Но ты не будешь в этом участвовать.
 – Это еще почему?
 – Одно движение с твоей стороны и на тебя тут же надавят. Они уже следят за тобой, – с этим словами Алан отошел от окна и стал искать что-то в книжном шкафу.
 – С чего ты взял? – спросила Элла. Она подошла к окну и стала рассматривать улицу за окном.
 – Там, на детской площадке стоит человек в черном осеннем плаще, – отвечал Алан, продолжая выкладывать одну стопку книг за другой. – Я видел его еще в том кафе, он сидел недалеко от нас, и сегодня в казино я тоже его заметил. Я запомнил его еще год назад, когда он присутствовал в зале суда на зачтении приговора. Я же говорил, что очень часто замечаю то, что не видно остальным! Думаю, что этот человек работает на Артура, – с этими словами Алан наконец-то нашел то, что искал. – Пора выяснить у него кое-что, – добавил он, перезаряжая купленный сегодня пистолет.
Увидев оружие в руках Алана, Элла была шокирована. Она замерла в неподвижности не в силах пошевелиться. А Алан заметил в ее глазах не только шок, но и ужас. Однако его это сейчас волновало не очень сильно, ведь он был почти уверен, что тот человек на улице – человек Артура, посланный следить за ним. Тот, безусловно, знал, что Алан вышел на свободу, а значит, представлял собой угрозу. Без сомнения, именно поэтому он подослал шпиона следить за ним, а заодно и за Эллой. Как же Алан был глуп, что согласился пожить у нее!.. Тем самым он подставил ее под слежку и подверг нешуточной опасности.
Алан торопливо собирался на выход, думая о том, что должен выяснить у того человека на улице все об Артуре, чтобы, наконец, свершить свою месть. Элла бы не одобрила подобных методов, но он должен был их применить, ради ее собственной безопасности. Она ведь будет в опасности, если за каждым ее шагом будут наблюдать – именно благодаря этим соображениям Алан был абсолютно уверен в своих действиях. Он быстро оделся и уже через минуту торопливо спускался по ступенькам. Квартира Эллы располагалась на третьем этаже, и поэтому Алан оказался на улице практически сразу. Быстрыми шагами он подскочил к человеку в черном плаще и, выхватив из-за пояса пистолет, стал угрожать ему:
 – Не двигайся, а не то я пристрелю тебя, как собаку!
На лице человека в черном проступило удивление. Так Алан понял, что взял его врасплох. В глубине души он и сам себе удивлялся, так как никогда до этого никому не угрожал оружием. Вот что делает с людьми ненависть к ближнему своему.
– Какого черта на тебя нашло?! – воскликнул человек в черном.
– Ты сам должен знать, что на меня нашло! Артур велел тебе следить за мной, не так ли? Он молодец, что подослал тебя сюда. Теперь я вышибу из тебя все ответы на нужные мне вопросы!
– Не надо ничего из меня вышибать! Я скажу все, что знаю, только не стреляй в меня, – человек Артура быстро понял, что Алан настроен серьезно.
– Вот и славно. Как мне найти Артура?
– Он сегодня собирался на светскую вечеринку в клуб «Небеса». Ты сможешь найти его там.
– Нет, так не пойдет, там слишком много народу. Мне нужно встретиться с ним наедине.
– Ну, так встреться, – сказал человек в черном и тут же услышал, как взводится курок в его сторону. – Хорошо, хорошо! Он собирается ехать туда на лимузине. Лимузин должен подобрать его у дома ровно в девять часов, после чего он должен подобрать на нем свою девушку.
– Ты знаешь, в какой фирме Артур заказывает лимузины?
– Я знаю все, что нужно.
– Хороший ответ, – одобрительно кивнул Алан. – А машина у тебя есть?
– Да, вон там, – человек в черном кивком указал в сторону, где стоит его машина.
– Тогда отвези меня в ту фирму. Пришло время покататься на лимузине.
Человек в черном пошел на улицу, а Алан двигался вслед за ним. Он держал пистолет наготове, даже несмотря на то, что его пленник не собирался бежать. Он послушно шел впереди и даже пытался завести беседу:
– Ты еще долго будешь светить пушкой у всех на виду?
– Это не твое дело, – угрюмо огрызнулся Алан.
– Как скажешь. Но лучше тебе его убрать, так как я не собираюсь убегать от тебя.
– Да уж, окажи милость.
– Мы пришли, – сказал человек в черном, и тут же, как подтверждение, послышался звук отключения сигнализации. Алан посмотрел на машину, что издала его, и невольно поднял бровь. Это была очень дорогая машина.
– Наверное, тебе нравится работать на Артура, – произнес Алан, – раз ты можешь себе «Феррари» позволить.
– Деньги – это не главное, – последовал ответ.
– Разумеется. Ведь ты с такой легкостью сдал своего хозяина.
– Он мне не хозяин, – сказал человек в черном, садясь за руль своей машины. – Он мне вообще никто.
– Ну и славно, – сказал Алан и сел рядом. – Теперь вези меня и держи свой рот на замке.
– Слушаюсь, – ответил человек в черном и повернул ключ зажигания. Машина тронулась с места, и они поехали к месту назначения.
В течение всего пути никто из них не проронил ни слова. Алан нарушил молчание лишь по прибытию на нужное место. «Феррари» стояла прямо напротив офиса фирмы по прокату лимузинов.
 – Дай мне свой мобильный телефон, – сухо сказал Алан человеку Артура.
– У меня его нет, – ответил тот.
– Как это нет? – Алан сначала не поверил в услышанное.
– Я не пользуюсь мобильным телефоном. Можешь обыскать меня, если не веришь.
Алан похлопал своего заложника по карманам и действительно не смог обнаружить телефона. В них вообще ничего не было, кроме бумажника. Алан прекратил проверку и сказал:
– Тогда давай свой бумажник и ключи от машины.
– Это еще зачем?
– Чтобы ты не предупредил своего хозяина, – пояснил Алан и пригрозил пистолетом. Он был настроен решительно, поэтому у человека в черном не было иного выхода кроме как отдать ключи и бумажник. Алан убрал их к себе в карман и сказал:
  – Домой пойдешь пешим, но зато свободным. С сегодняшнего дня Артур предоставляет тебе бессрочный отпуск. Выметайся отсюда.
Когда человек в черном вышел из машины, Алан пересел на водительское место и стал ожидать, когда какой-нибудь лимузин выедет со стоянки. Судя по времени, ждать нужной машины оставалось не слишком долго.  Наконец, один из лимузинов покинул территорию стоянки и выехал на улицу. Алан завел двигатель и поехал вслед за ним. Улучив удачный момент, он обогнал лимузин и затормозил перед ним так, чтобы преградить путь. Алан вышел из машины и направился к остановившемуся лимузину. Подойдя к нему, он залез в водительскую кабину через пассажирскую дверь и наставил пистолет на шокированного водителя. Алан стал выяснять у него адрес, по которому направлялся этот лимузин. Когда испуганный водитель сбивчивым голосом называл улицу и дом, внутри Алана будто что-то зашевелилось от волнения. Ему был знаком этот адрес, так как Артур несколько раз приглашал его и Елену к себе домой. Так что опасения Алана о том, что в течение последнего года Артур мог переехать не подтвердились. Так Алан понял, кому предназначался этот лимузин. Воодушевленный первым успехом на пути к своей цели, он выгнал из машины водителя и сам сел за руль. Алан положил оружие на пассажирское сиденье рядом с собой и тронулся с места. Аккуратно объехав оставленную без присмотра «Феррари», он стал направлять лимузин по месту его назначения.
Алан добрался до цели вовремя. Насколько он знал Артура, у того было одно весьма полезное свойство – пунктуальность. Алан не помнил, чтобы  Артур хотя бы раз куда-нибудь опоздал, если, конечно, дело касалось его интересов. Сейчас Алан ждал и надеялся, что сегодня именно такой случай. Ему не хотелось долго ждать, так как волнительное нетерпение начинало съедать его изнутри. На часах было уже почти девять, Артур должен был вот-вот появиться. «А что, если он не выйдет? Что, если его человек обманул меня? Хотя, если лимузин пустили на территорию здания, значит, его ожидали. А если это не Артур заказал лимузин? Это элитный дом, и здесь каждый может себе это позволить», – Алан запутывался в клубке предположений до тех самых пор, пока не увидел объект своих поисков.
Ровно в девять часов холл здания покинул человек, которого так долго лицом к лицу мечтал увидеть Алан. Одетый в дизайнерские куртку и джинсы, Артур беззаботно шел навстречу лимузину. Человек в черном не обманул Алана, за что тот был ему мысленно благодарен. Один из стюардов, вышедший до этого из холла здания, открыл пассажирскую дверь перед Артуром и тот сел внутрь. Дверь за ним закрылась, и он скомандовал: «Тут все, поехали!». При звуке этого голоса у Алана от волнения заколотилось сердце, но он понимал, что нужно сохранять хладнокровие, а потому старался не выдавать своего беспокойства. Алан терпеливо тронулся с места, и уже через несколько минут они покинули территорию дома.
Целый год Алан, не переставая, думал об этом моменте, когда этот ненавистный ему человек окажется полностью в его власти, и он получит долгожданную возможность сполна отплатить ему. Теперь, когда все случилось, от волнения у Алана начало перехватывать дыхание. Он даже не обращал внимания на дорогу – настолько он подвергся впечатлениям, что вывести его из состояния оцепенения смог лишь громкий каскад гудков и скрипов тормозов, окруживший машину.
– Эй, водитель, ты чего?! – закричал перепугавшийся Артур. – Ты нас убить хочешь, едешь на красный свет?!
– Простите, – выговорил в ответ Алан и стал наблюдать за реакцией, не узнал ли Артур его голоса. Но Артур ничего не заметил и продолжил заниматься своими делами, копаясь в своем мобильном телефоне. Тут Алан почувствовал, что нервы его потихоньку успокаиваются, а значит, пора браться за дело. Он стал внимательно изучать окружающие улицы на предмет темных переулков и вскоре обнаружил подходящее место.
Артур сначала не обратил внимания, куда едет его лимузин, лишь когда машина остановилась, он стал обеспокоенно озираться по сторонам, не понимая, где находится.
– Эй, водитель! – закричал Артур. – Какого черта мы тут остановились?
В ответ он услышал лишь то, как открывается и закрывается дверь в кабине водителя. Затем он увидел, как силуэт человека, сидевшего за рулем, обошел лимузин и открыл пассажирскую дверь.
– Выходи, – прозвучал в тишине холодный, как вечерний воздух, голос.
– Что? – недоумевал Артур. – Ты не туда привез меня!
– Я сказал, выходи! – Алан был непреклонен.
Ворча и чертыхаясь, Артур стал выбираться из машины.
– Какого… – начал он было возмущаться, но осекся на полуфразе, когда выпрямился и увидел, кто стоит перед ним. Во взгляде Артура отразилась целая гамма чувств, от удивления до ужаса. Он отпрянул и прислонился к автомобилю так, будто пытался вжаться в его алюминиевый корпус.
– А-алан?! Но как… ты здесь… как такое возможно?! – Артур с трудом подбирал слова.
– Неужели ты так удивлен меня видеть? – съязвил в ответ Алан.
– Ты должен быть в тюрьме!
– Может, и должен, но больше меня там нет, – Алан поднял пистолет на Артура. – А тебе пора расплачиваться за все то, что ты сделал.
Артур поднял обе руки и произнес:
– Нет… нет, ты не можешь меня убить!
– Ошибаешься, – процедил сквозь зубы Алан. – Мне достаточно вспомнить то, что я увидел в квартире Елены, и я тут же разнесу твою башку в клочья!
Не опуская руки, Артур продолжал стоять напротив Алана. Он не мог поверить, что все это происходит с ним. Ведь только что он ехал к своей новой девушке на лимузине, а теперь на него наставлено дуло пистолета. Только сейчас ужас начал разливаться по всему телу ледяными волнами. С последней надеждой Артур посмотрел Алану в глаза, но не увидел там и капли сострадания и прощения. Наоборот, они были полны ненависти и боли. От отчаяния у Артура перехватило дыхание, а ноги подкосились и он рухнул на грязный асфальт.
– Нет… прошу, нет… нет… прошу тебя, не убивай… не убивай меня! Я не хочу умирать!
– А кто хочет?! – закричал на него Алан так, что тот резко дернулся. – Ты думаешь, Елена хотела?! Ты ее спрашивал об этом, перед тем как убить? Отвечай, спрашивал или нет?!
– Н-н-нет! – с трудом ответил Артур, глотая слезы.
– Тогда с какой стати я тебя должен спрашивать, хочешь ты умирать или нет?! Ты разрушил мою жизнь, а я должен еще твоего мнения спрашивать? Больше ты никого не убьешь, сукин ты сын!
Артур ничего не ответил, лишь причитал сквозь слезы, моля о пощаде.
 – Как же ты жалок! – сказал Алан, глядя на него. Он с презрением наблюдал, как человек, бывший некогда его другом, валялся на грязном асфальте, съежившись от ужаса. Тут Алан решил, что пора все это прекращать. Он взвел курок и уже положил палец на спусковой крючок, но… не сумел нажать на него с должной силой. Что-то останавливало его, убеждало не делать этого. Мысли роились в голове, боролись друг с другом с переменным успехом.
Алан не просто ненавидел этого человека, он был уверен, что убийство Артура поможет спасти от неприятностей Эллу, которая ни в чем не виновата. Всего за несколько дней эта девушка стала для Алана особенной, и он всей душой переживал за нее, как когда-то за Елену. Кем он будет, если позволит пострадать еще и Элле? Если уж не из мести, то хотя бы по этой причине Алан должен пристрелить этого ползающего по грязи и умоляющего о пощаде человека.
Некий мощный импульс от этой мысли начал спускаться по телу к указательному пальцу правой руки. Тяжесть этого импульса прокатилась по шее, проникла сквозь плечо и стала двигаться вдоль всей руки, придавая руке уверенность в своих действиях. Но в один момент, когда до лежащего на курке указательного пальца оставалось совсем немного, импульс начал терять силу. Казалось, будто другая мысль настолько резко вонзилась в голову, что перерубила главный канал, подпитывающий желание убить. Эта мысль настойчиво напоминала о том, что отец Артура будет мстить за своего сына. Он узнает, кто его убил и сделает все ради мести. Об этом-то Алан и задумался теперь. Он был готов принять на себя весь удар, но ведь отец Артура вряд ли остановится на этом. Ему наверняка известно, кто организовал Алану выход из тюрьмы, и тогда его месть распространится и на Эллу. Тут рука Алана совсем ослабла, и он опустил оружие. Артур не увидел этого и продолжал нервно трястись, лежа на земле.
«Но ведь Элла все равно будет заниматься обвинением виновных», – проскользнула мысль. Элла считала доведение дела до конца своим долгом и лично сказала об этом Алану. И он в очередной раз пожалел, что рассказал ей все, что знал. Теперь Элла была в настоящей опасности, а Алан ненавидел себя за то, что впутал ее во все это. Отныне он был готов поступиться с собственными интересами, забыть про свою месть, так как в первую очередь его теперь интересовала безопасность Эллы. Но Алан все равно не знал, что делать: убивать Артура или оставить ему жизнь. Алан разрывался на части, не зная, как будет лучше. К тяжелым размышлениям примешивались и его собственные чувства, которые только мешали разобраться в ситуации. Он был бы только рад поступиться с ними, чтобы иметь возможность хладнокровно оценить ситуацию, но это получалось плохо, и от этого Алан еще больше злился на самого себя.
 – Твою мать! – закричал он, не выдержав напряжения. Артур вновь непроизвольно содрогнулся всем телом. Тем не менее, с помощью этого крика, Алан смог высвободить часть скопившихся в нем противоречий и даже немного успокоился.
 – Встань, – сказал он лежащему у его ног Артуру. – Встань, и хватит сопли распускать! И без тебя тошно…
Артур собрал все силы воли, чтобы выполнить то, что ему велено. Когда он кое-как выпрямился, то представлял собой весьма жалкое зрелище: от беззаботности и стильности не осталось ни следа – одежда вся была измазана грязью, глаза распухли от слез, губы тряслись, а волосы взъерошены. Алан окинул его презрительным взглядом и сказал:
 – Если ты хоть кому-то расскажешь, что здесь произошло – клянусь, я тебя убью! Ты меня понял?
Артур ничего не ответил.
 – Ты меня понял?! – переспросил Алан, значительно подняв голос.
 – Д-да, – еле слышным дрожащим голосом ответил Артур.
 – А теперь иди домой. Обойдешься сегодня без ночного клуба. Проваливай!
На ватных ногах Артур побрел восвояси, оставив Алана одного в этом темном переулке. Одинокий силуэт Артура брел сквозь мелко моросящий дождь прочь от этого злополучного места, где он пережил одни из самых страшных минут в своей жизни. Эти минуты он забудет не скоро.
Когда Артур пропал из виду, Алан продолжал стоять в переулке. В руке он по-прежнему держал пистолет, от которого теперь нужно было избавиться за ненадобностью. Алан осмотрелся по сторонам и заметил неподалеку пару мусорных контейнеров. Он подошел к ним и, перед тем как выбросить, протер пистолет полами своей рубашки, чтобы на всякий случай стереть отпечатки своих пальцев. Избавившись от оружия и оставив без присмотра украденный лимузин, Алан покинул этот темный переулок. Он шел к Элле домой и при этом продолжал размышлять о том, как оградить ее от опасности. Алан не хотел, чтобы она занималась делом по обвинению Артура в убийстве. Сейчас, когда невиновность Алана доказана, уголовное дело вновь будет открыто и Элла просто не сможет остаться в стороне от него. Особенно теперь, когда ей все известно об этом деле. Алан в очередной раз укорил себя за излишнюю болтливость и твердо решил, что должен уговорить Эллу не участвовать в этом деле.
Теперь ему хотелось поскорее вернуться к ней домой, причем не только из-за желания поговорить, но и из-за неприятного мелко моросящего дождя. Алан подумал о том, что неплохо было бы воспользоваться услугами такси, будь у него хоть немного денег, как вдруг он вспомнил про бумажник человека в черном. Он достал его и пересчитал имевшиеся там деньги – их было не слишком много, но на такси должно было хватить. Таким образом, Алан мог смело ловить машину и ехать к Элле в тепле и комфорте. Алан без особого труда поймал такси и менее чем через час уже входил в нужный подъезд. Он поднялся на третий этаж, где располагалась квартира Эллы. Позвонив в нужную дверь, Алан стал ожидать, когда ему откроют дверь. Прошло секунд десять перед тем, как Элла показалась на пороге. Алану хватило одного лишь взгляда на ее, чтобы понять, что что-то не так. В глазах Эллы запечатлелось странное выражение, будто она только что в чем-то очень сильно разочаровалась, а от самой ее фигуры уже не веяло столь приятной мягкой теплотой.
 – Ну? – спросила она непривычно холодным тоном.
Алан был сбит с толку той волной холодного равнодушия, что обрушилась на него. Он не сразу нашелся, что ответить на это.
– Э-э… ну, я… вернулся.
– Куда ты вернулся?
Алан ничего не ответил.
– Ты вернулся сюда, чтобы поблагодарить меня за помощь в убийстве? Вообще-то я не это имела в виду, когда говорила про справедливость.
– Но я никого не убивал! – с надеждой в голосе воскликнул Алан.
– Откуда мне это знать?
– Клянусь тебе, я никого не убивал!
– Даже если это и так, что с того? Ты позволил себе принести оружие в мой дом. Я не могу тебе этого простить. Желание убить ничем не лучше самого убийства. А все потому, что ты думаешь только лишь о себе…
– Не говори так! Ты для меня очень много значишь, – проговорил Алан умоляющим голосом.
– Я тебе не верю, – Элла была непреклонна. – Если бы это было так, ты бы не стал так меня подставлять. С меня хватит, я больше не хочу быть твоей сообщницей. Верни мне ключи от моей квартиры и сделай так, чтобы я тебя больше не видела. Можешь вернуться в тюрьму и жить там столько, сколько тебе захочется.
Алан чувствовал себя словно в кошмарном сне. Ватными руками он нащупал в кармане пальто связку ключей, вынул ее и медленно протянул Элле. Она взяла их, и прикосновение ее руки вывело Алана из ступора. Ему нужно было что-то сказать, пока она не закрыла дверь.
– Но… – начал было Алан, но Элла даже не стала слушать его. Дверь хлопнула прямо перед носом, затем раздались щелкающие звуки замка, раз за разом отрезавшие все надежды, подобно тупому ржавому ножу. Каждый раз этот звук болезненно ранил душу, а эхо этой боли еще долго не покидало ее.
Алан чувствовал, что разбит. Ему снова некуда идти, денег с собой очень мало, на улице холодно и сыро, а душа испещрена свежими ранами от жестоких издевательств судьбы, которая лишь подразнила восстановлением прежней жизни, но забрала все при первом же удачном случае. Очередная ошибка привела к полному краху. Теперь Алан отчетливо понимал, что своим шансом он воспользоваться не смог, а второго ждать было бы глупо. Тем более что ни средств, ни времени на ожидание у него не было. Алан был обречен. Все, что ему оставалось – это выбрать способ, которым можно прекратить все те мучения, что он называл жизнью в течение последнего года. Другого пути Алан не видел перед собой.
Влажная пелена накрыла собой весь ночной город, заставляя редких прохожих вдыхать в себя капли воды. Фонари мерцали холодными проблесками, влажный воздух звенел, содрогаясь от шума проезжающих изредка автомобилей, а небо было похоже на темное покрывало из неподвижных облаков. Весь Метрополий словно задержал дыхание и замер в томительном ожидании.
Похожее состояние передалось и Алану. К этому моменту на город опустилась глубокая ночь, а сам он уже успел уйти очень далеко от дома Эллы. Алан не хотел больше идти куда-то, он не хотел надеяться на лучшее. Подсознательно Алану казалось, что он больше не имеет права верить в чудеса, и что кто-то там наверху будет смеяться над ним, если он себе это вдруг позволит. И чем больше он об этом думал, тем меньше он верил в то, что жизнь вновь может начать налаживаться. И действительно, достаточно лишь обратиться к простой теории вероятности, чтобы понять, что к Алану не будет всякий раз подходить красивая девушка и без всякой корысти предлагать ему пожить у нее, пока он на встанет на ноги. Так зачем же ему идти куда-то? Если даже сам город замер в неподвижности и капли дождя остановились над землей, то и ему торопиться явно некуда.
Он зашел в первый попавшийся подъезд, решив, что в нем можно будет поспать, но все оказалось не так просто. Алану это место лишний раз напомнило о совершенных ошибках, о том, что он сейчас мог бы спать в нормальной постели, если бы не собственная глупость. Да и спать Алану вовсе не хотелось сейчас, поэтому он решил подняться на крышу.
Целых двадцать два этажа Алан преодолел, прежде чем оказаться на ней. Поднимался он неспешно, поэтому почти не устал. Когда он вышел наружу, то оказалось, что воздух все такой же влажный, как и раньше. Алан подошел к парапету и посмотрел вниз, туда, где мерцали холодные огни фонарей, окропляя своим тусклым светом узкие линии улиц и тротуаров. Это было красивое зрелище, и высота нисколько не пугала Алана, наоборот, она даже нравилась ему. Он никогда не был подвержен акрофобии, а когда был ребенком, мог спокойно сидеть на раме открытого окна, на большой высоте, свесив ноги с карниза. Елена когда-то жила на двадцатом этаже и сейчас он вспоминал, как приходил к ней в гости и часто сидел так на окне. Когда родители Елены видели его в таком положении, то готовы были умереть со страху. Поскольку Алан был у них частым гостем, они даже сменили стеклопакет на окнах в надежде, что это обезопасит его. Все-таки устные запреты были малодейственными, особенно по отношению к чужому ребенку. Алан ухмыльнулся, вспомнив все это. Он, решив вспомнить давно забытые ощущения, поднялся на парапет и уселся на нем, свесив ноги вниз. И тут же возникло сладкое ностальгическое чувство необычной свободы. Стоило лишь привести все тело в вертикальное положение, как воздух тут же подхватит и понесет навстречу к неизведанному. Ветер будет шелестеть в ушах, а волосы – стремиться к небу воздушными волнами. Никакой тяжести вещей, мыслей или поступков – только полная свобода. А к чему она приведет, думать даже не хотелось. Сидя на этом парапете, Алан начал потихоньку раскачивать туловище взад-вперед. С каждой секундой пленяющая воображение свобода становилась все ближе, и оставалось сделать лишь небольшое усилие для того, чтобы полностью в нее окунуться. Она дразнила и настойчиво звала к себе, так, что Алан уже хотел откликнуться на зов, как вдруг на его плечо легла чья-то рука.
 – Не торопись, – прозвучал знакомый мужской голос за спиной. Он был спокоен, без единой капли суетливости.
Алан обернулся и, к своему удивлению, увидел того самого человека в черном, который работал на Артура.
 – Ты? – изумился Алан. – Что, хочешь сам меня столкнуть?
 – Нет, – последовал ответ. – Я просто хочу сесть рядом и поговорить. Если, конечно, тут не занято.
Алан сначала усмехнулся, после чего ответил:
 – Нет, не занято. Присаживайся.
Человек в черном уселся рядом, тоже свесив ноги вниз. Он осмотрел отрывающуюся отсюда панораму и сказал:
 – Хороший вид!
 – Да уж, – согласился Алан. – Неплохой. Так, о чем ты хотел поговорить?
 – Ну, для начала, о моем бумажнике.
 – А-а, – протянул Алан, вспомнив про бумажник, который ему не принадлежал. Он извлек его из внутреннего кармана своего пальто и протянул человеку в черном:
 – Держи. Извини, что так вышло.
 – Я не в обиде. Спасибо, – человек в черном убрал бумажник во внутренний карман своего плаща.
 – Правда, я ничего не знаю что там с «Феррари»…
 – Насчет «Феррари» не беспокойся, она ко мне уже вернулась.
 – Ну, значит, в минусе один я остался, – грустно проговорил Алан.
 – Это еще почему?
 – Будь у меня все хорошо, я бы не сидел здесь посреди ночи. Но я сам во всем виноват, так что иного я не заслуживаю. Даже сполна отомстить за собственную загубленную жизнь не в состоянии.
 – А с чего ты взял, что должен мстить кому-то за свою собственную жизнь? Каждый получает по своим заслугам, а не по чужим. Так что не Артур является причиной твоих бед, а ты сам. Кстати, я вовсе не работаю на  Артура и я даже не знаком с ним лично.
 – Да? Кто же ты тогда? – Алан был удивлен это слышать.
 – Меня зовут Винсент. А кто я такой… я – тот, кто хочет тебе помочь, вот и все.
 – Приятно познакомиться, Винсент. Но, боюсь, что мне не нужна помощь.
 – Если ты ее отверг однажды, это не значит, что она тебе не нужна. Ты не справишься один.
 – Поэтому ты тогда стоял под окнами? Тоже хотел мне помочь? – не без иронии спросил Алан.
Винсент никак не отреагировал на тон собеседника.
 – Можно сказать и так, – ответил он.
 – И чем же обусловлена такая щедрость с твоей стороны?
 – Тем, что тебе действительно нужна помощь и в глубине души ты сам это признаешь. А еще тем, что у тебя есть одна хорошая черта – ты умеешь учиться на своих ошибках. Многим людям это не свойственно, к сожалению. Если бы не это качество, то ты мог бы быть тогда на месте Елены.
 – Лучше бы так и произошло, – угрюмо произнес Алан.
 – Ошибаешься. Ты не должен видеть свой недостаток в том, что на самом деле является достоинством. Смерть Елены – это проблема, прежде всего, ее самой. Это ее карма, а не твоя. Разве это твоя вина, что она решила начать отношения с таким мелочным и алчным человеком, как Артур?
 – Да, моя.
 – Снова ошибаешься. Ты думаешь, что мог повлиять на нее, как друг, но она сама должна была решать свои проблемы. Ты не должен подавлять ее волю своей, тем более что ты понятия не имеешь, как все сложится в будущем. Вот представь, что ты предупредил ее об опасности, и она не стала встречаться с человеком. А на самом деле этот человек оказался бы добрым, отзывчивым и бескорыстным мужчиной, мог бы быть примерным семьянином. Тогда она лишилась бы потенциального семейного счастья только потому, что ты повлиял на нее. Что тогда?
 Алан ничего не ответил, он просто сидел с задумчивым выражением лица.
 – Вот видишь, – продолжил Винсент. – Ты поступил правильно, что не стал вмешиваться в ее личную жизнь. Не убив Артура, ты тоже поступил правильно. Как я уже говорил, ты умеешь видеть свои ошибки и делать из них выводы. Теперь тебе нужно научиться видеть правоту в своих поступках. Если бы ты это умел делать, то ты бы знал, что тебе есть на кого опереться. И не прохлаждался бы здесь, на крыше, думая о самоубийстве.
 – И на кого же мне опереться? – спросил Алан.
 – Ну, ты и дурень! На Эллу, конечно же!
 Алан вспомнил о событиях вечера, когда Элла была холодна к нему, как лед. У него словно ком в горле встал от досады. Из-за этого Алан с трудом выговаривал слова:
 – Она… она не хочет меня видеть…
 – Так она тебе сказала?
 – Да.
Винсент ободряюще похлопал своего собеседника по плечу.
– Не делай выводов по паре слов, сказанных на эмоциях, – сказал он. Его слова вселяли надежду, которой Алан уже было лишился. – Женщины очень эмоциональны, особенно по отношению к тому, кто ей дорог. А ты ей очень дорог, Алан. Она очень добрая девушка и ты это знаешь. Неужели ты оставишь это чудо за пределами своей жизни?
– Да, Элла – это самое настоящее чудо для меня, тут ты прав. Но я до сих пор помню этот холод в ее голосе…
– Это пройдет. А потом она будет мучиться, если ты не вернешься. А если она еще и узнает, что ты покончил жизнь самоубийством, то она ни за что себе этого не простит. Ты же не позволишь ей страдать из-за ее естественной эмоциональности?
– Ох… – Алан лишь вздохнул в ответ. Он не знал, что ответить, так как был сбит с толку той уверенностью, с которой говорил Винсент. Его слова действовали на него, как бальзам на больную душу. Алану хотелось попытаться вновь увидеть Эллу, но боязнь очередной неудачи давала о себе знать.
– Нет, я не могу, – выдохнул он. – Я столько всего натворил! Как она сможет принять меня? Я угнал лимузин, угрожал оружием нескольким людям! К тому же, я обрек ее на опасность, рассказав все о своем деле. Мое место в тюрьме, а не в сердце Эллы.
– Ты, наверное, плохо меня слушал. Опасность это для нее или нет – решать ей самой. Ты же поступил правильно, но опять не видишь этого! Ты рассказал ей правду, открылся ей – что в этом плохого? А что касается угона и угроз… это все мелочи по сравнению с тем, что было бы, если бы ты убил Артура. Это все замнется, не переживай.
– Ты так думаешь?
– Я в этом уверен, – отвечал Винсент, щедро делясь своей уверенностью с Аланом. Хотя тот по-прежнему не знал, что ему делать, прыгать с крыши ему уже не хотелось.
– Ну, ладно, – Винсент слез с парапета обратно на крышу. – Мне пора, так что решай, что будешь делать. Но учти, что я на машине и могу подбросить тебя до Эллы.
Алан задумался. Ему действительно хотелось вернуться к Элле, но вот уверенности в том, что она его простит после всего произошедшего, у него по-прежнему не было. С другой стороны, желание отравиться в свободный полет заметно притупилось. А когда Алан вспоминал образ Эллы и то мягкое тепло, что от нее исходило, высота даже начинала пугать его. Сейчас он сам себе удивлялся, ведь впервые в жизни в нем поселились зерна страха на большой высоте. Это было необычное чувство, отчасти волнующее, отчасти нежное и нисколько не неприятное.
«Так чего же ты ждешь, если выбор так очевиден?», – слова Винсента прозвучали в его голове. Будто эти слова миновали уши Алана, и попали сразу в центр сознания. Он обернулся и удивленно посмотрел на Винсента, который в ответ только хитро улыбнулся. Алан мысленно предположил, что это могли быть воспоминания, и данную фразу Винсент ему говорил до этого. Он вновь вопросительно посмотрел на Винсента, но тот отрицательно качнул головой. И действительно, эти слова не имели ничего общего с памятью – Алан необъяснимым образом чувствовал это.
– Как это возможно? – спросил он.
– В нашем мире многое возможно. В это нужно лишь верить. Ну что, поехали?
Алан в последний раз окинул взглядом открывающуюся с крыши панораму Метрополия и ответил:
– Да, поехали.
Он слез с парапета, и они вдвоем направились в подъезд, чтобы спуститься вниз, на улицу. Там они сели в черный «Феррари» Винсента и поехали по ночным улицам. Ночью большинство дорог пустые и благодаря этому они довольно быстро добрались до дома Эллы.
Когда машина остановилась рядом с нужным домом, некоторое время они сидели молча, глядя на подъезд, в котором жила Элла. Затем Винсент отвлекся и увидел, что его попутчик погружен в глубокие раздумья.
 – О чем задумался? – спросил Винсент.
– О том, что когда я в последний раз отсюда уходил, то был уверен, что для меня все потеряно и что жизнь больше не предоставит мне никаких шансов начать все сначала.
– Все, что с тобой произошло после этого, только доказывает, что выводы делать нельзя. Да и вообще, если подумать… все было не так уж плохо. Перед этим ты за короткий промежуток времени покатался на «Феррари» и на лимузине. Как по мне, так это явный признак того, что жизнь налаживается.
– Ха-ха! – засмеялся Алан. Ему показалось, что он не делал этого уже целую вечность. – Это уж точно.
– Ну, а теперь иди. До утра осталось не так много времени. Поспишь у Эллы под дверью и таким образом ты дашь ей понять, что раскаиваешься. Этого будет достаточно для того, чтобы растопить ее и без того теплое сердце.
– Хорошо, – ответил Алан и собрался выходить, но в последний момент приостановился. Он повернулся и сказал:
– Спасибо, Винсент.
– Не за что, – последовал ответ. – Благодари лучше себя самого.
– Хорошо. Счастливо.
Они пожали друг другу руки, и Алан вышел из машины. Затем шум двигателя «Феррари» плавно разлился по воздуху, не нарушая тишины. Алан провожал взглядом автомобиль до тех самых пор, пока тот не исчез в темноте.
Вдруг он заметил, что на улице дует ветер, а от недавней влажной пелены не осталось ни следа. Облака на небе расступились, позволив выглянуть полной луне. Она ярко освещала те самые окна на третьем этаже, что волновали сердце Алана. Больше всего на свете ему сейчас хотелось оказаться по другую их сторону и, лежа в мягкой постели, через открытую форточку слушать тихий шелест падающих листьев. Даже отсюда чувствовалось те тепло и комфорт, что пропитывали собой всю квартиру Эллы. Они манили Алана к себе, и он не мог устоять.
 Наконец, Алан собрался с духом и направился к входу в нужный подъезд. Совсем скоро он скрылся в нем, оставив безмолвную городскую улицу наедине с самой собой.



Эпилог. Часть вторая.

Везде темнота. Она заполняет собой этот кустистый пустырь на городской окраине, через который проходит одинокая железнодорожная колея. Самое оживленное место на этом пустыре – шоссе с не прекращающимся ни на минуту движением. Где-то вдалеке стоят жилые дома, и их вид постоянно напоминает о том, что скоро и здесь все застроят. Высокоэтажные  здания будут испещрять пространство мириадами горящих окон, фонари будут освещать парковочные места, детские площадки и прочие прилегающие территории, а на шоссе откроют еще одну автобусную остановку. Затем здесь построят школу и детский сад, что придаст этой местности постоянное оживление. Построятся новые дороги, а автозагруженность шоссе увеличится в разы, вплоть до образования многокилометровых пробок. Еще позже сюда проведут линию наземного метро, и тогда район окончательно станет полноправной частью Метрополия.
Но все это будет потом, сейчас же пустырь выглядит таким же заброшенным и тихим, каким он всегда и был. Лишь шум шоссе разносился по местному воздуху, но он уже давно стал неотъемлемой частью здешнего антуража. Темнота продолжала здесь править безраздельно, заполняя собой все вокруг так плотно, что шоссе кажется рекой сплошного искусственного света с сильным течением.
Над этой рекой расположился одинокий бетонный мост, переправляющий железнодорожную колею с одного берега на другой. Изредка здесь проезжают тепловозы: иногда с парой вагонов, а иногда и вовсе без них. Но происходит это настолько редко, что колея кажется просто-напросто заброшенной.
Темнота, шоссе, колея и мост – вот, пожалуй, и все, что есть на этом пустыре. А также большое количество кустов, которые одинокими тенями испещряют его. Каждый раз, когда дует сильный ветер, они кажутся зловещими призраками, преследующими любого, кто их заметит. И еще холодный дождь, который наполняет воздух еле уловимым чувством дискомфорта и опасности. Вот и все, что есть на этом пустыре. Все это выглядит угрюмо и безмолвно. Ни одна деталь не привлекает должного внимания, за исключением одной, непривычной для этой местности.
Дело в том, что на мосту стоял одинокий человек и безучастно смотрел вниз, на шоссе. Вернее, стоял он не на самом мосту, а на его парапете. На лице этого человека не было ни капли боязни или переживаний, даже не смотря на то, что дождь, пусть и не слишком сильный, сделал металлический парапет очень скользким. Человек был одет в неброскую темную одежду, включавшую в себя кроссовки, джинсы и осеннюю куртку. На его лице не было никаких эмоций, он просто стоял и смотрел, как прямо под ним проезжают машины. Одно неудачное движение отправило бы его вниз, на верную смерть, но, похоже, именно ее он боялся меньше всего.
Вдруг его внимание привлек отделенный стук колес о железнодорожное полотно. Он сразу понял, что это едет тепловоз. Звук постоянно нарастал, и так прошло около двух минут прежде, чем его огромный силуэт нарисовался в темноте. Тепловоз медленно проехал мимо, тяжело стуча колесами и сотрясая мост. Довольно быстро его силуэт растворился в дождливой темноте, оставив в ней большую черную точку. Стук колес медленно, но верно удалялся от моста, пока не исчез совсем.
Тот человек все так же продолжал стоять на парапете моста, лишь его внешний вид стал более задумчивым, чем раньше. Похоже, что он был во власти воспоминаний, причем воспоминаний не слишком приятных. Не отвлекаясь от них, он вдруг произнес:
 – Здесь все выглядит точно так же, как и в тот день, когда я был здесь в последний раз. Даже погода абсолютно такая же. Единственное отличие – завтрашняя ночь будет короче, чем эта.
Он произнес это тихо, но при этом так уверенно, будто он точно знал, что он здесь не один. Его слова подействовали на темноту подобно лакмусовой бумажке, через которую вдруг проявился силуэт еще одного человека. Этот человек словно материализовался из воздуха. Вся его одежда была черной: прежде всего в глаза бросался его распахнутый плащ, а под ним были видны рубашка и джинсы. Его волосы были средней длины и зачесаны назад, а лицо обладало пусть немного резкими, но весьма гармоничными чертами. Как только он вышел из темноты, стало ясно, к кому обращался стоящий на парапете человек.
 – Это важное отличие, – ответил человек в черном. – Оно значит, что сейчас весна. И мы радуемся тому, что все впереди. Почки еще не распустились, земля даже не прогрелась, как следует, и мы радуемся, что все это – только начало, а впереди нас ждет лето. Это все выглядит так же, как и наша собственная жизнь: мы радуемся в молодости, что лето еще только предстоит, а как только оно заканчивается, старость угнетает нас. Но наш путь не ограничивается лишь одной жизнью. Мы сейчас в самом начале своего Пути, у нас весна в душах, но нужно понимать, что мы еще не созрели. Не созрели, чтобы понять, что будет дальше, будет ли зима в конце нашего пути сквозь воплощения, будет ли там лето и будет ли вообще конец? Пока мы подобно почкам созреваем, и не можем знать, что нас ждет за границами даже одного воплощения. Да и как мы можем что-то знать, если мы не видим разницы между осенним днем и весенним? Как много, оказывается, нужно понять, прежде чем научиться видеть хотя бы разницу между тем, что выглядит абсолютно одинаково! Вижу, тебе это удалось. Я рад этому.
Выслушав эту речь, тот мужчина спрыгнул с парапета и подошел к человеку в черном. Он посмотрел на него внимательно и произнес:
 – А ты изменился.
 – Я рад, что это заметно.
 – Действительно, ведь ты раньше и не подумал бы говорить о подобных вещах, тем более, так многословно.
 – Все меняется, – сказал человек в черном и подошел к парапету. Он облокотился на него и устремил свой взгляд вдаль. Его собеседник встал рядом. Возникла небольшая пауза, которую первым прервал человек в черном:
 – Я вижу, ты вспомнил свое прошлое. Молодец. У меня на это ушло гораздо больше времени.
 – Спасибо. А еще я научился ничему не удивляться. По идее, увидев тебя, я должен был быть поражен и шокирован. Ведь когда я видел тебя в последний раз, ты лежал в гробу.
 – Ты был на моих похоронах?
 – Да.
 – Спасибо.
 – Не за что. Мы ведь были друзьями.
Человек в черном ничего не ответил. Он лишь безмолвно осматривал все вокруг, пока не произнес задумчивым тоном:
 – А ты был прав. Здесь действительно все очень похоже на тот самый день. Я тогда был здесь. Я стоял вон там, на обочине, – он кивнул, указывая вниз. – И наблюдал за ходом твоих мыслей. В общем, я помог тебе покончить с собой.
 – Я тоже думаю, что наши с тобой отношения сложились весьма интересным образом.
 – Да уж…
Вновь возникла пауза. Эти двое просто стояли, опираясь на парапетное ограждение моста, и в течение минуты не проронили ни слова. На этот раз первым заговорил тот, что до этого стоял на парапете:
 – Слушай, Квинн, зачем ты пришел сюда?
 – Как непривычно слышать это имя, – усмехнулся человек в черном.
 – А какое имя для тебя привычно?
 – Винсент. Так меня зовут в этой жизни.
 – Прекрасно тебя понимаю, у меня похожая ситуация.
 – И как мне звать тебя?
 – Кристиан.
 – Кристиан? Красивое имя.
 – Я не девушка, Вин. Мне не обязательно делать комплименты, – произнес Кристиан в шутливом тоне.
 – А ты все такой же бездарный юморист, как и раньше. Я бы на твоем месте просто поблагодарил бы. В конце концов, наши нынешние имена – плод нашего же воображения.
 – Извини. Просто я помню твои «подвиги» в отношениях с девушками.
 – Да уж, «подвигов» хватало. Ты то, я надеюсь, мне не завидовал?
 – Извини, но нет. У меня были другие проблемы. Ну, так что, Винсент? Ты так и не ответил на мой вопрос. Зачем ты пришел сюда?
 – Взглянуть напоследок в прошлое, чтобы быть готовым к будущему.
 – Что ты имеешь в виду?
 – Взгляни, что я нашел.
Винсент достал из кармана и протянул своему собеседнику сложенный лист бумаги. Кристиан взял его, развернул и увидел, что он изрядно потрепан, а на всей его площади очень крупным шрифтом были напечатаны буквы.
 – «Продам душу дьяволу за любовь», – прочитал он вслух. – С ума сойти! Я уже и забыл про это…
 – Ты не поверишь, но я нашел это наклеенным на одном из подъездов, – пояснил Винсент. – Как только я обнаружил этот лист, то сразу же решил найти тебя.
 – Вот уж не ожидал увидеть такое, – на лице Кристиана было написано неподдельное удивление. – Даже настоящие объявления не живут так долго.
 – Просто они теряют свою актуальность. А этот листок – живой пример того, что мелочей в жизни не бывает. Я помню, что было написано на моем объявлении: «Продам душу дьяволу за невероятный секс». Глупо, но этой детской шалостью мы сами себе написали судьбу. Ведь, если подумать, мы все получили то, что хотели. Это как с гаданием: тебе говорят, что тебя ждет в будущем, и ты невольно с этим соглашаешься. В данном случае мы себе сами выбрали путь.
Кристиан стоял, облокотившись на парапетный поручень моста, и крутил в руках свое старое объявление. Его взгляд словно проникал сквозь бумагу, за которой он наблюдал проекцию событий своего прошлого. Подобно кадрам диафильма, перед Кристианом возникали знакомые и волнующие образы.
 – Знаешь, Вин, – задумчиво произнес он. – Я постоянно думаю обо всем произошедшем со мной, чтобы понять, почему я стал таким. Постепенно я приближаюсь к ответу на свой вопрос. Всю свою прошлую жизнь я благоговел перед женщинами. Начиная с малых лет, я мечтал, чтобы девочки обращали на меня внимание, чтобы играли со мной, приглашали в свои компании. А уж если бы мне сказали, что меня любят, даже в шутку – я бы вообще умер от счастья. Такое отношение к ним я пронес через всю свою жизнь. Даже к собственной матери я относился с особой нежностью. Кто знает, быть может я и об инцесте бы грезил, будь она на пару лет помоложе своих лет… Признаюсь, поначалу я предпочитал общаться с тобой во многом потому, что вокруг тебя всегда было женское общество. И я пользовался этим на полную катушку, а параллельно во мне росло ощущение, что мне чего-то очень не хватает. Не хватает любви. Не хватает того самого чувства, которое воспевается настоящими романтиками. Любовь в моем понимании была чем-то особенным, необъяснимым, можно сказать, нирваническим. Я верил, что девушка, которую полюблю, будет настоящей богиней, вызывающей своей благосклонностью исключительно райские чувства.
Кристиан сложил обратно лист бумаги и убрал его к себе в карман. Затем он продолжил свою речь:
 – В такой вот иллюзии я жил. Я был уверен, что, встретив ту самую, испытаю нечто подобное. И знаешь что? Я ее встретил! Помнишь, ты все время прикалывался надо мной по поводу моей высокой посещаемости занятий в университете?
 – Да, помню, – ответил Винсент.
 – Я учился не потому, что мне это нравилось, и не потому, что я готовил себя к светлому будущему. Я старался не прогуливать исключительно ради нее. Ведь она училась с нами в одной группе. Ее, кстати, звали Виктория.
 – Да ладно?! – Винсент был не на шутку удивлен. – Так вот кто это был… Она же была нашей старостой, если мне память не изменяет!
 – Именно! Я удивлен, что ты ее вспомнил.
 – Я видел ее в ту ночь, когда ты покончил с собой.
 – А до этого ты с ней виделся?
 – Нет.
 – А при жизни ты спал с ней?
 – Нет.
 – Уверен?
 – Конечно, уверен! И врать мне нет смысла – второй раз меня за это никто не убьет.
 – Я ведь не просто так спросил. Все-таки в твоей постели была половина всего универа.
 – Ты забыл сделать одно маленькое уточнение – это была женская половина.
 – Да, именно. Ну да ладно, – Кристиан понял, что отвлекся. – Я говорил не об этом. Я прекрасно помню, как мне было плохо, если у меня не было возможности просто посмотреть на нее. Я боготворил ее, готов был носить на руках. Чтобы быть с ней в одном ряду, я старался учиться «на отлично». Каждый раз, когда я не шел в универ наутро после наших тусовок мне было плохо не столько от похмелья, сколько оттого, что я не могу ее увидеть. Именно поэтому я иногда срывался на пары, пока вы все только приходили в себя. Я благоговел перед ней, и при этом не знал, как к ней подступиться. В результате я много злоупотреблял всякой дрянью, напивался и накуривался, проклиная себя из-за собственной беспомощности. В общем, чувствовал себя полным дерьмом – и от этого я влюблялся в Викторию еще больше. Чем ниже опускался я, тем выше мне приходилось поднимать взгляд, чтобы видеть ее. При всем этом, необходимость хорошо учиться буквально добивала меня. Так что, как только я выпустился и получил диплом, мне стало чуть полегче. Именно после окончания учебы я однажды встретил ее, и тогда выяснилось, что я тоже ей нравился. В общем, у нас все завертелось и закрутилось само собой и, в конце концов, мы с Викой начали встречаться. Казалось, что вот оно – счастье. Я встречался с богиней, казалось бы, что еще можно желать? Но все оказалось не так просто. Стоило мне оказаться с ней в одной постели, как я в шоке осознал, что все ощущения, испытанные с ней, не сильно отличались от тех, что я испытывал с прочими девками. К тому же, она сама по уши влюбилась в меня – в моих глазах это было не снисхождение, а падение вниз. Та иллюзия, в которой я до этого жил, рассыпалась, подобно карточному домику. Я умер внутри. Вот что бывает, когда желаемое не совпадает с действительностью. И вот я здесь – за то, что настолько выпал из реальности, что стал смертельно зависимым от иллюзии. Хотя я прекрасно понимаю, что это далеко не единственная причина.
 Закончив говорить, Кристиан закрыл лицо руками и стоял так около минуты. Винсент в это время вспоминал ту ночь, когда он помог своему другу спрыгнуть с этого самого моста. Он читал тогда его мысли, и поэтому услышанная только что история неспроста была для него очень знакомой. Знакомой и в то же время этом абсолютно другой, ведь одна и та же информация воспринимается по-разному в зависимости от мировоззрения человека. Именно поэтому, Винсент «тогда» и Винсент «сейчас» – это два разных человека. То же относилось и к его собеседнику.
 Кристиан убрал руки с лица и спросил:
 – Вот такая грустная история. Уверен, у тебя она не веселее.
 – Ты прав, моя история сродни твоей. Ты умер потому, что не умел любить. Я, по сути, умер по той же причине. Своим жалким существованием мы оба словно делали одолжение жизни. В наших с тобой отношениях не было ни искренности, ни души. Каждый преследовал свои цели, которые оказались лишь ложными ориентирами. И так было практически во всем остальном. Все было настолько плохо, что нам понадобилось умереть для того, чтобы это осознать. В своей жизни я ничего не любил, даже деньги. Неудивительно, что в своем объявлении я написал об удовлетворении самых низменных желаний. В тот момент, по сути, у меня даже не было альтернатив – таков мой нынешний уровень развития. Даже если бы я знал точно, что любое мое желание исполнится, то вряд ли бы смог придумать что-то другое. При таком отношении к жизни я не мог избежать той участи, что меня постигла в тот холодный осенний вечер.
 – А что тогда произошло? Проведенное следствие так и не дало правдоподобных ответов на этот вопрос. Нам сказали лишь, что ты, получив два ножевых ранения, скончался на месте. А незадолго до этого, прямо в день твоей смерти были сняты все деньги с твоего лицевого счета. Причем, в банке сказали, что это был ты. Мы сначала не поверили, но на всех предоставленных документах была твоя роспись. В итоге официальная версия гласила, что ты попал под влияние некой организации, которая заставила тебя отдать им все, что у тебя было, а затем избавилась от тебя. Никаких подозреваемых найдено так не было.
 – Я знаю, кто снял все деньги, это был не я. И не убийца. Хотя он бы от них точно не отказался бы…
 – Думаю, в этом городе трудно найти идиота, который смог бы отказаться от такой суммы денег.
 – Согласен. Но в данном случае я говорю про конкретного человека. Кстати, ты его хорошо знаешь…
 – Тебя убил Адриан, не так ли?
 – Да.
 – Дай угадаю, по какой причине он это сделал.
 – Именно по этой. Пожалуй, я был тогда не прав. Впрочем, это его не оправдывает.
 – Интересно, – Кристиан задумался. – Вот почему он исчез тогда… с тех пор я него ни разу не видел, он словно испарился. Я несколько раз искал его, но все было безрезультатно. Потом я про него забыл. Ты знаешь, где он сейчас?
 – Он мертв.
 – Мертв? – с некоторой долей удивления переспросил Кристиан.
 – Да. Застрелен чуть больше года назад.
 – Ну и компания у нас была! Никто не выжил…
 – Подобные люди притягиваются друг к другу и, как правило, идут по жизни вместе. Поэтому и судьбы у них подобны.
 – Полагаю, это ты отомстил Адриану?
 – Да. Правда, в тот момент я не еще ничего не помнил о своем прошлом. Так что это было скорее на подсознательном уровне. В общем-то, я не испытываю никаких особых чувств по поводу того, что помог ему умереть.
 – Быть может, ты жалеешь, что не помнил ничего в тот момент? Говорят, что месть сладка…
 – Поначалу у меня возникли подобные мысли, что я мог бы по-настоящему насладиться тем моментом, быть может, даже заставить Адриана раскаяться и просить прощения за содеянное преступление. Но в итоге я рад тому, как все сложилось. Я свершил акт возмездия без лишних эмоций, то есть именно так, как это было необходимо.
 – Ты считаешь, что это было именно возмездие?
 – Разумеется! Ну, или карма, если тебе угодно… сама судьба привела меня к нему, а значит, ей было угодна его смерть. Каждому человеку воздается по заслугам, а значит, что он сеет, то и пожинает. Это правило никого не обходит стороной. Все мы делаем много глупостей, и поэтому вокруг столько страданий. А что насчет моих чувств насчет Адриана… что ж… если бы он был жив до сих пор, я вряд ли бы стал его убивать, так как я уже не чувствую абсолютно ничего: ни радости, ни сожаления. Возможно, я бы захотел с ним поговорить, но тогда он наверняка бы сошел с ума, только лишь услышав мой голос. Кому хотелось бы беседовать с человеком, которого самолично прикончил несколько лет назад?
 – Ему бы точно не захотелось.
 – Вот именно. Так что, как следует поразмыслив, я бы просто оставил его в покое, тем более что он в результате получил все, что хотел. Я теперь более разборчив в решении чужих проблем.
Не спеша, Винсент отошел от парапета назад и встал на рельсу. Кристиан в это время провожал его пристальным взглядом. Глядя куда-то вдаль, Винсент произнес:
 – Все это только доказывает, что его смерть была необходима самой Природе. Я ведь не выбирал себе жертву. Это было Ее возмездие, а не мое.
 – Ты прав, Вин, – кивал в ответ Кристиан. – Не нам решать судьбу других. Ведь мы и за собственную как следует ответить не можем.
 – Я рад, что мы понимаем друг друга, – Винсент отвел взгляд от пустоты и взглянул на своего друга. – Не желаешь выпить за это?
 – С удовольствием. Ты угощаешь?
 – Разумеется. Моя машина припаркована в соседнем районе, – Винсент кивнул в сторону далеких огней. – Придется прогуляться.
 – Этим ты меня не испугаешь, – ухмыльнулся Кристиан и двинулся в указанную сторону. – Надеюсь, мы поедем на «Феррари»?
 – А как же! Ты же меня знаешь, я по-другому не привык.
 – Ну, тогда пошли.
Две тени молчаливо двигались через пустырь к ближайшему жилому району. Дождь шел до сих пор, земля под ногами была грязной, а кое-где даже не растаял снег, но все это нисколько их двоих не смущало. Они продолжали идти, полностью погруженные в мысли обо всем произошедшем с ними. Кто бы мог подумать, что именно так сложится их судьба. Винсент и Кристиан когда-то считали себя друзьями, но сейчас они не торопятся с подобными выводами. Раньше они носили другие имена, имели иные приоритеты и ценности, в конце концов, они были совсем другими людьми. В их памяти до сих пор всплывали события, заставившие взглянуть на мир совсем другим взглядом. Эти события были для обоих сродни шоковой терапии, переворачивающей все внутри до самого основания. Наверное, именно поэтому они столь мрачно брели сейчас по этому тихому пустырю, не обращая никакого внимания на мелкие неприятности вроде промозглой слякоти. Они были словно вылечившиеся от сильной зависимости наркоманы, которые никак не могут начать радоваться окончанию терапии, поскольку впереди маячит неотвратимая перспектива учиться жить по-новому. Все, что эти двое привыкли воспринимать как данность, вдруг оказалось ложным и имело разрушительное действие. И теперь Винсент с Кристианом оставляли все пережитое за спиной, и каждый забирал с собой лишь необходимый для себя опыт. Все остальное – пустырь, покрытый грязью вперемешку с грубым нерастаявшим снегом, они оставляли позади себя. Поэтому с каждым шагом идти им становилось все легче.
Когда черная «Феррари» показалась из темноты в одном из дворов, Кристиан понял, они пришли. Винсент разблокировал двери при помощи брелока сигнализации и пригласил своего друга сесть в салон. Когда Кристиан сел в машину на пассажирское кресло, то тут же им овладела ностальгия.
 – Боже, сколько же воспоминаний сразу! – сказал он.
 – Неужели так много? – спросил Винсент, сев за руль.
 – Еще бы! Это ведь та же самая машина, что была у тебя при жизни?
 – Да, она самая, – Винсент завел двигатель. – Она осталась мне в наследство от жизни вместе с деньгами.
Автомобиль тронулся с места и стал лавировать между жилыми домами в направлении выезда из этого района. Быстро и уверенно, как по рельсам, «Феррари» двигалась по прилегающей территории, пока не выехала на улицу, выводящую на ближайшее ведущее в центр Метрополия шоссе.
 – А я ведь помню, как мы покупали ее, – предавался воспоминаниям Кристиан. – Я помню, мы с Адрианом буквально обомлели от восхищения этой машиной. Какой салон, какой плавный ход, а шум двигателя нежен и ласкает слух. Нас это все поразило тогда настолько, что хотелось одеться помажорнее, и тупо ездить по Метрополию, сверкая солнцезащитными очками и слушая наш любимый синтипоп.
 – Я смотрю, ты и сейчас не отказался бы от этого, – улыбнулся Винсент.
 – Возможно, если бы погода была хорошая. Но ощущения были бы уже не те. То были мелочи, которые нас радовали так, будто мы вдруг стали центром Вселенной. На самом деле, оно того не стоило.
 – Да, пожалуй. Концентрируясь на красоте искусственной, пропускаешь мимо взгляда красоту истинную.
 – Увидев девушку с идеальной внешностью, как, например, у Милены, мы теряли дар речи и думали о том, что затащить ее в постель – это наивысшая цель в жизни. Кстати, ты хоть помнишь ее?
 – Конечно, помню, – сказав это, Винсент несколько изменился в лице. В его взгляде появилась грусть. Кристиан не заметил этого и продолжал:
 – Можно сказать, ты тогда победил.
 – В смысле?
 – Многие воспринимали ваши отношения, как противостояние двух так называемых «глыб». А кто-то это в шутку называл «Битвой титанов». Все ведь были наслышаны о вас обоих, как о коварных похитителях сердец. И вот когда вы встретились, люди начали даже заключать пари на то, кто из вашей пары выйдет «победителем». Правда, такую развязку мало кто ожидал. Даже такая эгоистичная и безнравственная особа, как Милена, не смогла устоять против твоих чар.
 – Тем удивительнее то, что она мне запомнилась совсем другой.
 – Ну, никто ведь не знает, какой она была наедине с тобой…
 – Нет, дело не в этом. Милена действительно была такой, как ты и описал. Но я ее запомнил совсем другой и под совсем другим именем. Честно говоря, я скучаю по ней.
 – Ты хочешь сказать, что после смерти она стала такой же, как и мы?
 – Да. Только теперь ее нет здесь.
По лицу Винсента было видно, что он был погружен в свои мысли, его глаза смотрели на дорогу, но вместе с тем казалось, что они не видят ее. Кристиан понял, что для его друга поднятая тема имеет большое значение, и поэтому не спешил нарушать возникшую паузу. Он включил магнитолу, куда уже был вставлен диск с их некогда любимой группой, и поставил его на проигрыш. Заиграла одна из любимых песен Кристиана, и он углубился в ее прослушивание. В приятную мелодию гармонично вплетались размышления о Винсенте и Милене. Затронув эту тему, Кристиан, похоже, нажал на больную точку. Он понял, что его друг испытал нечто такое, о чем ему самому приходилось только мечтать.
 – Ты любил ее? – спросил Кристиан. В этот момент они уже подъезжали к центру города.
 – Я люблю ее, – ответил Винсент.
 – И каково это?
 – Это не передать словами.
 – Попробуй, пожалуйста, мне очень хочется знать это…
 – Ну, сначала ты начинаешь задумываться о своих поступках. Ты чувствуешь себя полным дерьмом, ненавидишь себя, когда делаешь ошибки, теряешь от этого покой и твоя жизнь переворачивается вверх дном. Потом вдруг неожиданно осознаешь, что в твоем мире есть то, к чему необходимо относиться максимально бережно, если не хочешь это потерять. Со временем тебе удается приблизиться чему-то настолько прекрасному, что твоя душа начинает сопереживать ее душе, она желает двигаться с ней в унисон, как одно целое. Ты не думаешь о том, что ждет тебя впереди, ты хочешь лишь соответствовать той красоте, которой восхищаешься в данный момент. Тебе хорошо здесь и сейчас, комфорт и тепло разливаются внутри всеми цветами радуги. Каждый новый поцелуй становится для тебя пиком счастья, именно в этот момент ты понимаешь, что это вообще такое. Когда чувствуешь, как ее руки ласково гладят тебя под рубашкой, неизведанный импульс от ее каждого прикосновения уходит прямо вниз живота, где собирается в единый фонтан, готовый вырваться наружу в любой момент и наполнить красками все вокруг. Ты трепещешь подобно мальчишке, когда чувствуешь это, ведь внутри все бурлит и ищет выхода. Повторяя своими руками контуры ее тела, ты чувствуешь себя божественным скульптором, выполняющим свою безукоризненную, совершенную, лишенную изъянов работу. Глядя ей в глаза, ты поднимаешься над землей. А когда оказываешься с ней в одной постели, то чувствуешь себя купающимся в некоем нирваническом бассейне. И в конце, когда ты засыпаешь с ней рядом, сквозь туман дремы к тебе приходит усыпляющая мысль о том, что никогда в жизни ты не дышал столь размеренно, спокойно и с таким удовольствием.
Винсент перестал рассказывать, и как раз в этот момент на играющем в магнитоле диске настала пауза между песнями. Несколько секунд в салоне был слышен лишь тихий шум дороги. Когда заиграла следующая песня, Винсент добавил:
 – Вот такая у меня была любовь. Уверен, это лишь самое малое из ее бесконечного спектра ощущений. Но и этого хватило для того, чтобы я смог измениться. Хотя бы за это я буду вечно благодарен Анжелике.
 – Анжелике? – переспросил Кристиан. – Ясно. Красивое имя.
 – Да уж, – вздохнул Винсент.
 – Завидую тебе. Ты испытал то, что я только стремлюсь испытать. И ты так это описывал… ты действительно сильно изменился. Насколько я помню, Квинн был неспособен на подобный монолог о любви.
 – Ты правильно все помнишь, Квинну до этого не было никакого дела…
 – Кстати, в этой самой машине ты и познакомился с Миленой, – подметил Кристиан.
– И, правда! –  с едва заметной улыбкой согласился Винсент. – Теперь я думаю, что эта машина сослужила мне очень хорошую службу. Пожалуй, это было самое важное знакомство в моей жизни.
– Милена не могла не клюнуть на «Феррари». Во всяком случае, та Милена, которую я знал.
– Ты прав. Не будь у меня кучи денег, она бы на меня даже не посмотрела.
– Ну вот! А что может говорить о материальном богатстве человека красноречивей, чем «Феррари»? Да ничего!
– Ну, почему же? Есть ведь мобильные телефоны с бриллиантами…
– Поверь, нет ничего эффектней, чем красиво одетый загорелый парень с внешностью настоящего мачо, выходящий из «Феррари» на залитой солнцем улице. Даже мы с Адрианом впечатлялись – чего уж говорить о девушках! Так им и сносило башню от тебя. Вин, ты всегда был бесподобен!
– Спасибо. Возможно, ты прав, но счастливым меня это не сделало.
– Что верно, то верно, – сказал Кристиан и стал разглядывать местность за окном. – Быстро мы до центра добрались.
– Для пробок уже поздно, так что сейчас можно добраться в любую точку Метрополия буквально за несколько минут.
– Согласен. Особенно, если не заботиться о скорости.
  – В нашем нынешнем положении есть один неоспоримый плюс – можно не бояться полиции.
 – Да ты их и при жизни не сильно боялся. Я, кажется, догадываюсь, куда мы едем. В «Боттом»?
– Верно. Мы уже приехали.
Последние слова Винсента тут же были подкреплены соответствующим действием – машина резко завернула на стоянку в одном из внутренних дворов. Там он припарковался и вместе с Кристианом покинул сначала автомобиль, а затем и сам двор. По мере приближения к ночному клубу Кристиан то и дело подмечал знакомые детали, из которых состояла окружающая местность. Довольно скоро показался сам клуб, где около входа привычно толпились люди. Стоило Кристиану увидеть это, как тут же он произнес:
– Подумать только, а ведь я как раз хотел посетить это место!
– Вот видишь, – улыбнулся Винсент. – Наши желания всегда исполняются.
– Ты прав. И все-таки, сколько воспоминаний от этого места! Один Бог знает, сколько мы тут времени проводили.
– Очень много. А я даже и после смерти ходил сюда постоянно, видимо, этот клуб занимал особое место в моей жизни.
– Еще бы! Ведь это твой собственный клуб. Ты до сих пор ходишь сюда?
– Не так часто, как раньше.
– И как тут? Сильно все изменилось?
– Не сильно. Впрочем, ты и сам сейчас все увидишь. Коктейльная карта разве что прекратила свое существование – теперь все коктейли умещаются на одной картонке, которая издевательски называется меню. А ведь когда-то этот клуб мог соперничать с лучшими коктейльными барами Метрополия! Но эти времена в прошлом. В остальном же все по старому, разве что это место стало еще популярнее, чем раньше. Тут даже по будням много народу.
– Значит, это хорошее место. Наверное, приятно осознавать, что ты приложил к этому руку.
– Ты сам все увидишь, – ответил Винсент как раз в тот момент, когда они оказались прямо перед входом. Миновав очередь, он пригласил своего друга войти первым. Кристиан прошел в стеклянную дверь, а Винсент прошел вслед за ним. Охранник не обратил на них никакого внимания.
Пройдя через пару стеклянных дверей, Кристиан и Винсент оказались в широком полутемном холле, испещренном красными неоновыми узорами. Помимо гардероба, здесь была еще и курилка, так что все помещение было густо заполнено красным дымом. Смешанный с клубами дыма, красный свет неновых ламп вальяжно плавал между людьми, обволакивал их подобно призрачному туману из самой Преисподней. В холле стоял один протяжный гул из людских голосов, который прекращался лишь по утрам, а с наступлением темноты возобновлялся вновь. И вместе с ним возрождался тот едкий красный дым, который делал это место похожим на некое подобие ада. Если бы хозяева «Боттома» захотели сделать вечеринку на тему Преисподней, то, по крайней мере, в холле им ничего бы менять не пришлось – такую позицию высказал Кристиан, когда осмотрелся по сторонам. Винсент утвердительно кивнул, соглашаясь с другом, и повел его сквозь толпу к другому концу холла.
Они двигались вперед, ловко лавируя между многочисленными посетителями клуба, коими были в основном молодые люди и девушки в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. Все они были стильно и броско одеты, а манеры большинства полностью соответствовали одежде – движения были плавными, размеренными и даже несколько вычурными, и при этом каждый старался привлечь к себе максимум внимания. Они часто фотографировались друг с другом, адресуя в объективы одни и те же жесты, поцелуи и позы. Пестрое однообразие царило в этом холле, и даже помыслы и намерения были почти у всех одинаковые, а именно – жажда признания. Конечно же, кто-то из присутствующих был здесь просто ради удовольствия и отдыха, но таковых было абсолютное меньшинство. В основном же, все те молодые люди и девушки, что старались вести себя как можно раскрепощеннее, нуждались в постоянном подтверждении своего статуса. Они не научились любить себя и именно поэтому они нуждаются в том, чтобы их видели, чтобы их обсуждали и хвалили, чтобы им клялись в дружбе и приглашали на разные модные тусовки. Именно поэтому все эти девушки и парни выкладывают в социальных сетях сотни своих фотографий, спят до обеда и сутками ходят по магазинам одежды, готовясь к очередной вечеринке. И вот они здесь, в холле ночного клуба «Боттом» курят в толпе себе подобных, причем курят не столько потому, что организм этого требует, сколько для поддержания беседы. Причем большинство в свое время начали курить из соображений поддержания имиджа.
Сквозь эту курящую толпу продолжали пробираться два человека, и чем ближе они были к своей цели, тем реже она становилась. Дело в том, что в другом конце холла располагался охраняемый проход в VIP-зону. Это было единственное место в клубе, где было не слишком людно. Через бордовую штору Кристиан и Винсент проникнули в темный проход, оборудованный плазменными панелями. Здесь очень хорошо было слышно играющую на танцполе музыку, и чем дальше они шли, тем громче она становилась. Двигаясь по этому коридору, друзья не стали заходить в лифт. Вместо этого они дошли до конца и поднялись наверх на подсвеченном неоном эскалаторе. В том месте, где заканчивался эскалатор, располагался очередной бордовый занавес, и было очень хорошо заметно, как он волнуется в такт музыке. Благодаря скрытым микроволновым датчикам и фотоэлементам, шторы автоматически раздвинулись, открыв путь на балкон. Под аккомпанемент оглушительного транса отсюда открывался панорамный вид на танцпол, где в едином порыве танцевали сотни людей. Светомузыка с непривычки слепила глаза, а от мощных басов закладывало уши, поэтому Кристиан и Винсент не стали долго задерживаться на полностью остекленном балконе и прошли внутрь ресторанного помещения, отделенного от всего клуба тонированной стеклянной стеной.
Когда они оказались внутри, то тут же окунулись в приятную атмосферу, составленную из приятной неторопливой музыки, пряных ароматов кальяна, дорогого интерьера, а также услужливых официанток и сногсшибательных танцовщиц-стриптизерш в стеклянных цилиндрах. Винсент с Кристианом сели за один из немногих свободных столиков, и тут же к ним подошла миловидная официантка. Пока Кристиан, с комфортом развалившись в мягком кожаном диване, осматривал старые знакомые места, его друг заказал бутылку кальвадоса и фруктовое ассорти. Когда официанта удалилась, они оба некоторое время просто смотрели по сторонам, оценивая посетителей и обстановку в целом. Первым заговорил Винсент:
– Ну, как?
– Потрясающе! – довольно эмоционально поделился впечатлениями Кристиан. – Здесь почти ничего не изменилось! Прямо-таки свежий глоток прошлой жизни.
– Ты прав, если не считать меню, то тут минимум изменений. А ведь мне было действительно интересно работать над дизайном этого клуба! Когда отец предложил мне вариант с постоянным заработком, то идея создания ночного клуба показалась мне тогда наиболее интересной. Помнится, мне не хотелось нигде работать в том смысле, в каком это обычно происходит, а значит, в жизни необходимо заниматься тем, что тебе хоть как-то интересно. Кстати, примерно в том же ключе я думаю и сейчас. И когда мой отец согласился финансировать мое предприятие, я все старался делать так, чтобы мне нравилось самому. Первое время я был доволен тем оформлением, что выбрал для этого места, но потом, разумеется, мне оно было уже неинтересно. Меня продолжало радовать в этом клубе лишь одно – это осознание того, что все это принадлежит мне одному, и никому больше. Думая об оформлении клуба, я не сильно беспокоился за потенциальных клиентов, вместо этого я думал исключительно о себе. И в итоге – «Боттом» с каждым годом становится все популярнее и популярнее. Логично, что здесь ничего не стали менять после меня. Лишь упростили меню да снизили требования по фейс-контролю, чтобы деньги текли в карманы нынешним владельцам еще большей рекой.
Винсент сделал паузу в своей речи, когда увидел, что к ним приближается официантка с его заказом. Она поставила на стол тарелку с красиво разложенным фруктовым ассорти, затем поставила уже открытую бутылку кальвадоса и два коньячных бокала. Пожелав приятного времяпрепровождения, девушка удалилась, а Винсент продолжил говорить:
– Знаешь, Кристиан, я ведь не просто так назвал его «Боттом».
– Это слово переводится, как «дно»?
– Да. Я не помню, откуда у меня появилась идея подобного названия, но оно получилось очень красноречивым. В жизни ничего не бывает просто так и даже отдельные названия всегда имеют значение. Подумай, ведь это отражение всего городского дна, здесь есть все соответствующие свойства. Здесь царят энергии хаоса, играет искусственная музыка, время и деньги здесь тратятся впустую и даже судьбы ломаются бесповоротно. У меня были перед глазами примеры, когда люди ставили крест на своих собственных перспективах, и все это происходит здесь точно так же, как и там. Для большинства тех, кто здесь тусуется, это место – смысл жизни. Звучит печально, когда видишь, как много здесь именно таких людей. И все они такие же, как и мы с тобой. Да, конечно же, все люди разные и уникальные, но при этом поддаются одним и тем же страстям и порокам. Это и делает нас очень похожими. А теперь подумай, где с тобой находимся мы, и сколько еще людей может оказаться на нашем месте. Вот почему этот клуб является отражением всего городского дна – он работает как его измерительный прибор. Я вижу, что это дно тяжелеет, не давая Метрополию развиваться в нужном направлении.
Кристиан выслушал своего друга и разлил кальвадос по бокалам. Затем посмотрел на этикетку и произнес:
– Он двадцатилетней выдержки?
– Да, – кивнул Винсент.
– Ты, как всегда, в своем репертуаре. Скорее займешься благотворительностью, чем купишь дешевый алкоголь.
– Твои слова наглядно демонстрируют то, как я прожил свою жизнь. Именно поэтому я здесь. И таких людей, как я, даже не тысячи.
Винсент залпом выпил свой кальвадос, поставил бокал на стол и стал жевать свежий ломтик яблока.
– Таких, как мы, – добавил Кристиан и сделал все то же самое. Потом он откинулся на спинку дивана и произнес с блаженством в голосе:
– Прекрасный напиток…
– Да, хороший, – согласился Винсент, затем хотел сказать что-то еще, но вместо этого только иронично хмыкнул.
– Что такое? – спросил Кристиан, заметив это.
– Да я хотел еще добавить, что он недоступен для простых смертных, но вдруг понял, что эта фраза обрела совсем другой смысл.
– Ха, действительно! – Кристиан широко улыбнулся. – Хотя простым смертным тоже доступно пить за рулем.
– Переживаешь за мою машину?
– Есть немного. Будет жалко разбивать такую красавицу.
– С ней все будет в порядке, я уверен.
– Как скажешь, – сказал Кристиан, разливая по второму бокалу. Они выпили еще раз, после чего он внимательно посмотрел на Винсента и сказал:
– Я чувствую, что время беззаботной болтовни еще не пришло. Ты ведь не все сказал мне, верно?
– Верно.
– Тебя что-то беспокоит?
– Не совсем так. Я просто хочу тебя попросить кое о чем. Ты ведь думал о том, что нас ждет в конце?
– Ну… я не совсем понимаю, что ты имеешь ввиду.
– Это был риторический вопрос. Я знаю, что ты боишься той неизвестности, которая маячит на твоем горизонте. Ведь ты прекрасно понимаешь, что не будешь существовать вечно в данном воплощении. Знаешь, когда-то я боялся смерти, даже несмотря на то, что ничего не любил в своей жизни. Когда смерть пришла за мной, все произошло настолько быстро, что я даже не успел осознать приближения своего конца. Боль затмила собой все остальные чувства, и даже мысли заглушались ей. Ты же, в свою очередь, был во власти иллюзии, когда окончательно решил покончить с жизнью. Мы оба не смогли осознать момент собственной смерти, и теперь нам с тобой только предстоит это сделать.
– Почему ты так в этом уверен?
– Потому что я это видел своими глазами. Я знаю, что я должен сделать, но не знаю, к чему это приведет. Да, мы с тобой бессмертны сейчас, но нет ничего вечного, так что рано или поздно нам придется уйти. Я хотел бы попросить тебя не бояться этого, иначе все, чего ты добился, может полететь к чертям.
– Я не понимаю, Вин. Так ты предлагаешь мне умереть по собственной воле?
– Не совсем. То, что нас с тобой ждет впереди – это не смерть. И не жизнь. Это нечто иное. Мы с тобой, как любое живое явление, должны покинуть этот мир, должны трансформироваться. Я понимаю, с этим миром тяжело прощаться, ведь он кажется всем, что у нас есть. Думаю, это из-за его ярко выраженной материальности, которая имеет свойство входить в привычку. Когда ты думаешь, что больше никогда не будешь его частью, это очень сильно расстраивает. Это основанное на привычках чувство заставляет бояться смерти больше всего на свете, а ведь это абсолютно естественный момент. Так почему бы тебе не воспринимать это как шаг на следующий этап своего развития? Так ты сможешь стереть грань между смертью и эволюцией.
– Это все очень странно звучит, если честно. – У Кристиана был крайне озабоченный вид. – Но, если мы с тобой уже умерли, как мы можем умереть еще раз?
– Этого я не смогу тебе объяснить, мне попросту не хватит красноречия, чтобы заменить им силу твоего собственного разума. Ты сам должен все понять и если ты не забудешь мои слова, то сделать это будет гороздо проще.
– Я, пожалуй, выпью еще, – сказал Кристиан и потянулся за бутылкой кальвадоса. – Тебе налить?
– Давай.
Они выпили еще раз, и оба откинулись на спинки своих диванов. Вот только с лица Кристиана никак не слезало задумчивое выражение. Винсент заметил это и сказал:
– Относись к этому проще. Сейчас ты все равно не ответишь на все свои вопросы. Все придет в свое время, и уйдет точно так же. Как я, например.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Кристиан и наблюдал, как его друг встал с места и подошел прямо к нему. Винсент достал из кармана связку ключей и положил ее на стол. Глядя на недоумевающее выражение лица Кристиана, он сказал ему:
– Это ключи от машины. Ключи от своей квартиры я прицепил туда же. Когда придешь ко мне домой, загляни в гостиную. В одном из нижних ящиков серванта лежат наличные, которые я еще не успел потратить. Думаю, ты найдешь им достойное применение.
– Что все это значит? – продолжал недоумевать Кристиан.
– Куда делась твоя догадливость? Все очень просто – мне пора уходить.
– Куда же?
– Далеко от этого места. Сюда я больше не вернусь, так что машина мне не нужна. Я оставляю ее тебе вместе с квартирой и деньгами. Все это теперь твое, так что можешь с ними делать все, что захочешь.
– Но… я не могу…
– Можешь, – Винсент надел на себя свой плащ. – Уж в этом воплощении ты можешь все.
– Но почему я?
– Не знаю, так получилось. Не зря ведь я наткнулся на то старое объявление. Проводишь меня до выхода?
– Конечно, провожу.
– Ключи не забудь, – сказал Винсент, кинув на стол несколько крупных купюр в оплату исполненного заказа и чаевых. Кристиан надел куртку, положил связку ключей к себе в карман джинсов и направился вслед за другом. В этот раз они спустились на лифте, затем прошли в прокуренный холл, где, продираясь сквозь толпу, наконец, вышли на улицу.
Здесь было очень влажно, отчего холодный воздух приобретал очень неприятные проникающие свойства. Лужи местами покрылись коркой льда, а изо рта клубами шел пар, растворяясь в свете фонарей. Иными словами, это была самая типичная для ранней весны ночь.
Два человека стояли друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки. В это время на лице Кристиана все еще сохранялись следы недоумения, но он ничего не говорил. Так они стояли друг напротив друга и просто молчали. По причине холода, который еще властвовал в это время года, на улице почти никого не было, разве что одиночные автомобили проезжали по ней. Пару раз тишину нарушали шумные компании, проходящие мимо и свернувшие в двери ночного клуба. Так прошло примерно пять минут молчания, пока Кристиан не заговорил первым:
– Прав был тот, кто сказал, что настоящий друг – тот, в компании которого можно не только поговорить, но и помолчать.
– Да, он был очень прав. Вижу, ты все понял.
Кристиан достал из кармана связку ключей и стал перебирать ее, с грустью во взгляде. Он спросил:
– Ты ведь покидаешь Метрополий, верно?
– Да.
– И при этом не берешь с собой машину?
– Дороги за городом не предназначены для «Феррари».
– В таком случае, – Кристиан убрал ключи обратно в карман, – я желаю тебе удачи.
– Спасибо, друг, – сказал Винсент и улыбнулся. Он обнял Кристиана и по-дружески похлопал его по спине. Затем Винсент отстранился и посмотрел в глаза своему другу.
– Я был очень рад тебя видеть, – сказал он.
– И я тебя, друг. Передавай привет Милене. Ты ведь к ней едешь, верно?
– Сам передашь, когда придет время. Мы с ней тебя дождемся.
– Ну что ж, тогда я не буду сильно задерживаться. Прощай, Винсент!
– Прощай, Кристиан!
Они пожали друг другу руки и, развернувшись, разошлись в разные стороны. Довольно быстро Кристиан свернул с тротуара, чтобы перейти дорогу и по привычке посмотрел налево. Машин не было, людей тоже, и поэтому, все, что он увидел – это пустынная улица, вдоль которой размеренной походкой двигался темный силуэт с развивающимися на ходу полами плаща. Силуэт становился все меньше и меньше до тех самых пор, пока не растворился в свете уличных фонарей. Проводив Винсента в дальний путь, Кристиан вернулся к собственным мыслям.


Конец.