Роман. не преступи черту!

Посвящается Незнакомке, Прекрасной даме


НЕ ПРЕСТУПИ ЧЕРТУ!

Входной билет из Прошлого недействителен!

БУДЬ СЧАСТЛИВА!

Пролог первый

29 сентября 2010 года. Карфаген. Из дневника Евгения Ларина.
«Мы встретились ровно пять лет назад, и ты подарила мне Твою  Любовь!». Вот что я хотел Ей написать. Такую короткую эсмээсочку. Но не написал.
Потому что один из нас троих не захотел. Тот, который Гордый.
Да, дорогая Незнакомка, я Вас еще с ними  не познакомил?
Представьте себе трех мужчин: один – Гордец, другой – Прагматик, третий – Добрый. Они всегда между собой  дискутируют. Правила дискуссии:  у кого больше аргументов или  больше чувств, – одно чувство равно одному аргументу! –  тот и берет верх.
Представьте себе весы весьма забавной  конструкции не с двумя, а с тремя чашами. Я их видел у туарегов в Ливийской  Сахаре. Какая перевесит чаша, та сторона и берет верх.
Добрый очень хотел послать Ей сообщение, чтобы сделать Ей приятное своим сообщение, что он все помнит и постоянно вспоминает.  Он и положил Это на свою чашу.
Прагматик  подумал, что Ей, очень занятой своими делами, будет неприятно отвлекаться на какие-то воспоминания, что не стоит Ей надоедать – Ее слова «Женя, мы же договаривались о другом!» он помнил наизусть – и в задумчивости положил все свои мысли на вторую чашу.
Гордый  прикусил губу и сказал: «Не буду! Раз Она так, то и я так! Все, точка!» И, поставив точку в тысячно который раз, ударил по чаше так, что она перевесила и первую, и вторую.
– Глухо! – сказал Добрый.
– Была одна такая назойливая муха, – напомнил Гордец.
– Надо уметь чувствовать женщину сердцем! – возразил ему Прагматик.
–  Не тебе говорить о чувствах! – вспылил Добрый. – Может, Она в эту минуту одиночества  только и ждет, чтобы кто-нибудь Ей прислал хоть какую-нибудь весточку, хоть одно слово о том,  что кто-то Ее помнит. Как важно в минуту отчаяния понять, что еще есть тот, кто тебя помнит!
Гордый насупился.
–  А потому ты считаешь, что Она – одна?
Прагматик  промолчал.
– Или есть Та, которая помнит, – добавил Добрый, не услышав вопрос, и  начал говорить о  Великих женщинах, которые так ждали, что им кто-нибудь позвонит, придет, вернется,  робко постучит в дверь, но, не сумев дождаться, не сумели пережить свою боль, и  эти женщины...
Чаши пришли в движение. Добрый говорил с такой горечью в голосе, он так живо представил  страдающие  женские глаза, смотрящие на телефон, дрожащую женскую руку, тянущуюся к флакону с таблетками, что они, все трое,  услышали  с небес  женский голос:
– Ну что же ты молчишь? Ну почему не звонишь? Неужели я для тебя никто? Отзовись! Ведь моя дверь для тебя всегда открыта! Ведь я тебе дала входной билет!»

Из женского блокнота, забытого в номере отеля «Рояль Азюр» и переданного мне администратором Зухейром:
 «Если бы я знала, как  ему хотелось, чтобы я позвонила, я бы ... конечно... позвонила... 
Но я не думала, что... он... так сильно... любит...
  Я... вообще...не... думала..., что... он... любит...»  .

Пролог второй

29 октября 2005  года. Карфаген. Из дневника Евгения.
«Николай подарил мне книгу «Тысяча и одна ночь» в переводе М.Салье с арабского языка. Читаю с огромным интересом и жалею, что не могу прочесть в подлиннике эту  изумительную книгу про умную арабскую женщину:

Слава Аллаху, господу миров! Привет и благословение господину посланных, господину и владыке нашему Мухаммеду! Аллах да благословит его и да приветствует благословением и приветом вечным, длящимся до судного дня!
А после того: поистине, сказания о первых поколениях стали назиданием для последующих, чтобы видел человек, какие события произошли с другими, и поучался, и чтобы, вникая в предания о минувших народах и о том, что случилось с ними, воздерживался он от греха. Хвала же тому, кто сделал сказания о древних уроком для народов последующих!
К таким сказаниям относятся и рассказы, называемые «Тысяча и одна ночь», и возвышенные повести и притчи, заключающиеся в них».

Наверное, если произнести эти слова вслух по-арабски и при этом нежно держать женщину, которая не знает арабского языка,  за руку, она воспримет эти слова как признание в любви».

Пролог третий

«Il ne devait rien rester. Rien. Jamais.… Pas de souvenirs. Surtout pas». Anna Gavalda.  «La consolante». Paris, La dilletante, 2008. р.12 .

«Ничего не должно остаться. Ничего. Никогда... Никаких воспоминаний. Никаких». Анна Гавальда. «Утешительная партия игры в петанк». М., Астрель: Аст, 2010 .

День первый

Самолет из Туниса летел в Париж.
Я  лечу  в самолете и вспоминаю...  Из красок, которые у меня еще остались от моего счастливого Прошлого,  я рисую еще более счастливые картины Будущего. Мы проведем вместе с моей Любимой  три  дня в Париже – и это прекрасно! Она сказала: « Хочу побыть три дня Женщиной»!
Рядом со мной двое молодых французов, парень и девушка, украдкой целуются. Я делаю вид, что сплю.  Ребята, смелее! Вы мне помогаете размешивать краски, поблекшие от времени, и они становятся яркими и сочными. Уж как мы целовались с Любимой, так никто не целовался! Ну, давайте! Как вы умеете? Покажите!
Нет, не так! Каждый поцелуй надо выстрадать! И уметь подарить! Как самое ценное, что есть у тебя! Как самое единственное!
Эх, молодежь, завидую вам: у вас все впереди! И прощальный поцелуй тоже!

Как только влюбленные видят, что их сосед просыпается, они  застенчиво отстраняются друг от друга.
Я снова закрываю глаза и вновь притворяюсь спящим. И вижу, что с каждым поцелуем у них получается лучше.

Четверг, полдень.
Аэропорт Шарль де Голль, терминал 2E.
Две улыбающиеся женщины, прилетевшие из Москвы, разговаривая, идут по коридору. Впереди показались кабинки паспортного контроля. Двери турникета автоматически раскрылись перед ними. Внезапно одна из женщин на минуту остановилась, посмотрела по сторонами,  и, никого не найдя,  продолжила свой путь, но уже опустив голову и без улыбки.

День первый. Продолжение.

Я летел в самолете, вспоминал, и было в этих воспоминаниях такое, что меня терзало до сих пор.
Любимая! Я искренне думал, что недостоин Тебя. Поэтому тогда, в тот день Ты стояла на коленях и смотрела на меня непонимающими, умоляющими глазами, Ты тогда... ЛЮБИЛА!  А я тогда... ДУМАЛ, что же мне делать с Любовью, которую Ты мне подарила!
Я размышлял, во мне шел тогда –  это сейчас я могу иронизировать по поводу, а Ты  с насмешкой  читать написанное, будто речь идет о незнакомой Тебе даме –   во мне шел титанический мыслительный процесс: достоин я Тебя или нет?
Я даже поднимался в своих рассуждениях до философских высот. Помню такое свое размышление:
«Какой мужчина достоин такой прекрасной женщины, как Ты? Только не я».
 А Ты стояла на коленях, обняв мои ноги, стояла до боли, до судорог, и твои молчащие глаза умоляли меня.
Ты помнишь отель «Альбатрос»? Ты помнишь? Ведь Ты выстояла, не преступила черту?
Я тебе помог в Этом!
Будь я проклят!

День второй.

Париж . Они зашли в книжный магазин  GALIGNANI на  улице de Rivoli. У Евгения глаза разбежались. И тут же Гордец ему сказал: «Вот бы сейчас ты взял Анну под руку и со словами «Любимая, я хочу тебе сделать сюрприз!» подвел бы к стенду с новинками, где на видном месте стояла  твоя книга «Анна и Евгений».
– Я хочу посмотреть для тебя одну книгу, – услышал он Ее голос.
Она подошла к продавщице, что-то сказала по-английски, продавщица кивнула, и вот в руках Евгения  книга «LA CONSOLANTE» , автор – ANNA GAVALDA.
– Ты не читал?
– Нет!
– Почитай. Это умная книга. – И Она внимательно посмотрела на него.

«В тот же вечер я открыл ее страницы.... Начал читать... Как похоже! Ее стиль!  Уж не стала ли она писательницей? Может, это ее псевдоним? Тем более что в этой книге столько «странных сближений» с нашей с Ней жизнью: то же одиночество, непонимание, отчаяние, ожидание и долгожданная, незабываемая встреча и снова одиночество, непонимание, отчаяние, ожидание и...  Встреча!»

Как интересно!   Именно Она посоветовала Евгению прочитать многие новые для него имена! Благодаря Ей он открыл Ромена Гари, Мильна,  Баха,  Милана Кундеру...

«Скажите мне, какие книги запрещены в этой стране, и я вам скажу, что это за страна. Неужели моя новая книга, которую я пишу сейчас, будет запрещена на земле моих предков?»

День второй. Продолжение.

Париж. Отель…
– Я полный идиот! Я не помню, где мы обедали, я помню только Тебя...
Она рассмеялась:
– Не проблема!
– И еще... уф... ты меня убьешь, но забыл, как называются твои сигареты?
Она еще больше рассмеялась и назвала марку.
Это надо же так расслабиться! Я действительно был на седьмом небе: целый день провести с Любимой женщиной! И вечером она меня послала за сигаретами...
Я так страдал, когда она меня посылала за сигаретами, что напрочь забывал их название. Для меня это была «отрава». Она  это чувствовала. И она всегда обещала, что  «в последний раз» и «последнюю сигарету»…
Хорошо, что теперь она бросила курить! 

День третий

Париж.
Поздно вечером, после прекрасного ужина  с креветками в LIDO de Brussel, Она и Евгений присели на скамеечку неподалеку от Avenue des Champs Elys;es.
 Они говорили о многом. Они так давно не виделись! Говорила, конечно, Она, а он молчал. Но только не говорите, что это был монолог. Когда говорит женщина и говорит одна, это всегда диалог.

День пятый

Как всегда, вернувшись в Карфаген,  Евгений вставал утром и первым делом подходил к телефону: нет ли от Нее сообщения... Это было не только привычкой. Это было у него в крови. Со дня рождения! Стоило ему выбраться из утробы сна, как он видел Ее глаза.

«Интересно: когда я подхожу к телефону, который оставляю на зарядку рядом с компьютером, я всегда верю, что Она мне что-то прислала. Как раньше:  не было ни дня, чтобы я не получил от Нее «Здравствуй, дорогой мой Женюша!»
Я всегда уверен, что в этой маленькой черной коробочке я найду эти прекрасные слова.
Или другие, такие нежные:
«Женюш, где ты? Я по тебе соскучилась».
Но когда  теперь я открываю коробочку, то вижу только новую дату на экране и  новое время. Время, уходящее безвозвратно в Прошлое.
Конечно, это болезнь. Это моя единственная болезнь.  Родители мне дали отличное здоровье, сильный дух, а жизненные бури на чужбине только укрепили силы и очистили дух от ложных иллюзий. Слава Богу, что хоть одна иллюзия осталась».

День второй.  Продолжение.

Париж.
Они поужинали в LE CAFE SUSHI GALFA RESTAURANT на улице DE LA CHAUSSEE D`ANTIN. Она заказала sushi и sashimi, он –  sashimi, что подешевле, но не удержался и взял еще бутылочку японского пива за 6 евро.
Ужин им обошелся в 50 евро. Запомнилось, что вокруг них звучала только восточная речь: японская, таиландская или китайская. Официанты и посетители разговаривали очень громко, и Евгений не удержался:
– Не надо лететь ни в Китай, ни в Японию, ни в Таиланд. Все дороги ведут в Париж. И здесь вы найдете все!
Она улыбнулась.  Она ценила юмор. Она любила sushi и sashimi. Но ей не хотелось лететь за ними на край света.
А он  был полетел даже в тартарары, чтобы угостить ее sushi и sashimi.

«Когда мы уходили из ресторана, я заметил, что официанты смотрели нам вслед. Смотрели, конечно, на Нее,  и смотрели с восхищением. А на меня, осла, нагруженного пакетами с Ее покупками,  только бросали косые взгляды.  Нет, не потому что у них такие глаза. Восточные люди – умные люди. Они-то понимали, что я Ей не пара. Я сжал кулаки, но Добрый человек во мне сказал:
– Прости их, не ведают, что думают.
А Гордец добавил:
– Прости их. Каким глазами они смотрят на твою женщину!
Прагматик возразил:
– Во-первых, она не моя. Никогда не была и не будет! Во-вторых, почему я их должен прощать? Они правы: осел, он и в Париже осел. В-третьих, восточные люди первыми встречают Солнце.  И они первыми начинают заниматься любовью. Даже если они живут в Париже! Им и царить в этом Мире.
У Прагматика было только одно на уме.
Гордец тут же начал драку с криком «Хрена им! Не  отдадим  Курилы! Это мы первыми встречаем Солнце!», Прагматик крыл его «объективными реальностями» и  «деньгами олигархов», которые  «правят бал» и  покупают-перепродают  территории и народы, как гоголевский герой Чичиков покупал деревни вместе с мертвыми душами. Гордец возражал: «При чем тут Чичиков?», а Добрый осенял всех крестом и причитал: «Все мы братья и сестры! От Востока до Запада!»

Оставим драчунов! И пройдем ночными  парижскими улицами за Анной и Евгением. Они уже приближались к отелю. Она думала о спокойной ночи. Он думал о бурных ласках. Африканец, который убирал мусор на углу улицы, замер и так стоял, провожая красивую белую женщину усталым взглядом. Потом, наверное,  он вспомнил свою далекую девушку, потому и  улыбнулся Евгению, который с благодарностью кивнул. В проезжавшей мимо машине Joe Dassin пел свою грустную песню: «Nous, c`est une illusion…»

«Я шел за Ней немного позади, и  почему-то это дало повод Прагматику вспомнить слова  писателя Мураками: «Тусклый фонарик на ее заднице мерцал надо мной, как  путеводная звезда над Колумбом» . Добрый человек пристыдил Прагматика и призвал его  поднять выше голову, оторвав его взгляд от того, что, несомненно, как часть целого,  тоже заслуживает восхищения, и полюбоваться звездами в ночном небе над Парижем.
На что Прагматик просто отвернулся и стал рассматривать  фотографии полуобнаженных рекламных женщин в освещенных витринах магазинов. Гордец сделал то же самое, и его сравнения были явно не в пользу французских манекенш,  что так льстило тщеславию Доброго.
Я шел немного сзади и любовался моей Любимой. Ночные фонари нежно подсвечивали ее профиль и спадающие на плащ длинные волосы». 

День пятый

«Теплое  средиземноморское утро. Карфаген, залитый солнцем. Зеркальная поверхность моря. Полное равновесие и гармония в природе встречаются в редких местах, созданных Природой. И никто не спорит с мнением, что колыбель Человечества  – именно здесь, в Карфагене, где я и живу волею судеб, работаю и пишу статьи и книгу о  Русской эскадре .
...Уже вечность прошла, как я вернулся домой, а все еще нахожусь под впечатлениями от встречи с Ней.
Пью кофе и ем булку, которую мы купили в булочной  PAUL. Maison de qualite, fondee en 1889. Основанный 120 лет назад! А булка свежая до сих пор! Конечно, мамины ватрушки были вкуснее...

МАМА!  Я вспомнил ее не из-за ватрушек, которые больше никогда она не сделает.  И не из-за колыбели, куда она меня больше никогда не положит, обняв и нежно поцеловав, как она делала каждый вечер.
Я вспоминал МАМУ всегда, когда думал о Любимой женщине.
Мужчина  с возрастом становится ребенком  и ему страстно нужна МАМА!
Добрая, ласковая, отзывчивая, тихо напевающая песенку, когда ты болен,  или рассказывающая сказку на ночь.
Как дискомфортна моя жизнь! Никто теперь ни песенку не споет, ни сказку не расскажет. И я закрываю глаза...
Это мой знак МАМЕ, и она приходит ко мне…
От МАМЫ струится свет,  МАМА держит меня на руках, я  убаюкан Ее голосом, очарован Ее  запахом, моя ручонка тянется к Ее груди...

Ох, как однажды рассердилась моя Любимая! Она читала новую книгу, Она любила читать перед сном, в тот раз Она читала вслух, и я, слушая ее волшебный материнский голос, заснул, убаюканный и счастливый! Пробуждение от ее пинка было ужасным...

Когда я медленно прихожу в себя после встречи с МАМОЙ и спускаюсь на землю, я понимаю, что ничего и никогда неповторимо, кроме воспоминаний о МАМЕ!
Да, да, это единственное, что можно вспомнить сколько угодно раз!
И я снова ухожу к Ней, снова слышу  родной голос, и только одно не могу понять-уловить, когда, в какой момент воспоминаний голос МАМЫ переходит в голос Любимой...
Когда запах МАМЫ становится Ее запахом...
Когда моя рука, протянувшаяся к груди МАМЫ, дотрагивается до груди Возлюбленной...

МАМА! Милая МАМА!
Сколько дней  ты провела у детской кроватки, выхаживая больного сына!
Сколько ночей ты проплакала, когда я в шестнадцать лет впервые надолго уехал из дома!
Сколько раз ты меня просила: «Побудь со мной! Мне хочется тебе столько рассказать!»
Мне больно, что я так и не остался с  тобой, милая моя МАМА...

Потом пришла вторая Мама! Мои дети знают, кого я всю жизнь, с первого дня свадьбы, называл Мамой. Мою первую и единственную жену! И продолжаю называть...
Мне больно, что мы  расстались... Я до сих пор не понимаю, почему мы вдруг посмотрели спокойно в глаза друг другу и спокойно сказали:
– Разбежались? – сказала она.
– Разошлись? – сказал я.
– Да…, – сказали мы вместе, с одинаковой интонацией и одинаково протяжно.
И оба, в один голос тут же добавили:
– Дети, это святое!

И не разошлись, и не разбежались. Остались вместе! Хотя и на расстоянии. Иногда стоит оказаться немного на расстоянии, чтобы сохранить близость.

И ни стонов, ни криков, ни плача,
Ни протянутых к берегу рук…
Тишина переполненных палуб
Напряглась как натянутый лук.
Напряглась – и такою осталась
Тетива наших душ навсегда.
Черной пропастью мне показалась
За бортом голубая вода…

Жена с детьми отплывала на пароходе из Туниса в Марсель к своим родителям.  Я стоял на пристани в Ля Гулет, мой прощальный жест рукой был долгим, и чего было в нем больше, благодарности за предоставленную мне свободу самому понять, какую ошибку я делаю,  или уже подступившего сожаления, я не знаю…»

Дедушка и бабушка  Евгения приплыли в тунисский порт Бизерта на пароходе «Великий князь Константин» 23 декабря 1920 года…
Когда дедушка умер, он остался в Бизерте с бабушкой. Потом, после ее смерти, переехал в  Карфаген, чтобы иметь возможность зарабатывать  кусок хлеба экскурсиями для русских туристов, помогать семье, жившей во Франции,  и смотреть за русскими могилами на христианском кладбище в Боржель. И он продолжал работать над книгой «История Русской эскадры»…

«Когда в Храме Александра Невского в Бизерте я смотрю на Богородицу, я думаю о тех, кого люблю!
Тот, кто понимает, что у каждого человека есть своя, единственная дорога к Храму и своя, единственная Вера, тот позволит мне сказать: у каждого своя Троица!
И думая о тех, кто ждет нас на Небесах и может ждать терпеливо и долго,  мы можем еще что-то сделать для тех, кого мы любим и кто еще здесь, на Земле.
Рядом! Всего каких-то несколько тысяч километров разделяет нас... А иногда  даже несколько метров, которые мы не осмеливаемся пройти.
Для тех, кто глядит с Небес, все мы, земляне, живем совсем рядом. В одном Доме.
И мы не можем не чувствовать  этого, не чувствовать несчастий и радостей друг друга.
Даже если не можем преступить черту!

Добрый закончил свой монолог. Прагматик и Гордый молчали: первый  думал о том, как бы и где бы заработать , чтобы свести концы с концами, а второй чувствовал только самого себя  и свое уязвленное самолюбие».

Евгений встал, взял в руки черную коробочку телефона и набрал такое SMS:
–  Думаю о тебе. Как Ты?
Ответ пришел мгновенно.
–  Хорошо! Много работы.
Она, занятая работой, тоже думала о нем.
«Он думает обо мне. Остальное мне под силу. Справлюсь. А если что, он поможет. В самый черный день! ОН НЕ ПОДВЕДЕТ!»
Ей стало немного легче.

«Гордый, чувствуя себя посрамленным торжеством Доброго, вышел  с Прагматиком в оливковый сад.  Говорят, что эти могучие оливковые деревья посадила сама финикийская царица Элисса в девятом веке до нашей эры. Конечно, это легенда.  Я был в Иерихонском саду в Иерусалиме, видел  огромные оливы, лежащие беспомощно на земле. Местный гид уверял меня, что под ними сидел сам Иисус, а на той, дальней оливе, лежащей черным обрубком на каменистой земле,  повесился Иуда. Я кивал,  и мне было больно: все то, о чем говорил гид, будто случилось только  вчера: предательство, вооруженные люди, одиночество, крест, улюлюкающая толпа, палачи, мучения человека нечеловеческие…
И мне казалось, что  я могу вмешаться в  ход событий, в чужую судьбу и спасти Христа, остановив палачей и обуздав безумие озверевшей толпы, окружившей  Его...
 И грустное предчувствие охватило тогда  мою душу.
Прагматик взял Гордого за руку, попытался отвести его подальше от олив, но тот оттолкнул его, и медленно опустился на землю под оливой...

Вернувшись в дом, Прагматик сварил себе кофе и снова отломил большой кусок от пирога  PAUL. Maison de qualite, fondee en 1889, основанного 120 лет назад.
Добрый продолжал записывать Хронику событий дня, стараясь вспомнить и запечатлеть самое главное. И он знал, что ему предстоит огромная работа  за этих двух мужчин.  Один  из них, Гордый,  целый день подстригает розы, что надо было сделать давным-давно, и радуется, когда колючки делают ему больно, тогда он забывал другую боль.  А второй, Прагматик, подсчитывает на бумаге свои расходы и доходы, причем первый столбик растет и растет, а цифра второго не меняется...
 –  Вот так,   –  подумал Добрый, –  у меня   много работы и надо  поторопиться: и за этих двоих, и за Нее, у которой нет ни времени, ни сил поверить бумаге свои чувства и мысли.

Она знала, что это вместо Нее сделает он.
Женщина, когда выбирает мужчину, ищет в нем того, кто сделает то, что не сможет сделать  она сама.
Добавим: не только сама, но даже если Она обратится за помощью в Интернет.
Интернет?
Да, был такой разговор.  О гвоздях.  Но об этом потом...

«Любовь, которую можно рассказать словами, не Любовь.
Любовь, которую можно выразить музыкой, не Любовь.
Любовь, которую можно нарисовать, не Любовь.
Любовь – это невыразимое состояние души.
Конечно, можно рассказывать, петь, рисовать.  Для себя. И для других. Почему бы и нет, если очень хочется?!
И мне очень захотелось... запечатлеть на бумаге черточки Ее лица. Звучание Ее голоса. Линии Ее тела. Шепот Ее шепотка...
Чтобы потом, когда меня не будет, Она смогла из этих кусочков моего сердца сложить свою картину, написать свою книгу, сочинить свою музыку.
А, может, Она ничего не сделает.  Может, Она только  посмотрит на эти кусочки и улыбнется. У Нее такая прекрасная улыбка!
Всегда приятно вспомнить приятное...»

В начале всего было Сердце...
В в этом Сердце был Бог.
И однажды это Сердце встретило другое Сердце.
В котором была Богиня.
И они слились воедино.

День шестой

«Сегодня утром я заметил, что Вудик, мой кенор, не один. Он сидел в клетке, а на клетке сидел...  воробей. Увидев меня, он тут же улетел. Но я успел заметить, что это обыкновенный, уличный воробей, такой вульгарный, прилетевший на халяву, собравшийся поклевать все то, что Вудик выбрасывал  из клетки.
Я сначала не мог понять, что это он так щедро разбрасывает  зернышки по сторонам. Оказывается, Вудик знал, как побороть свое одиночество. Вернее, познал  это со временем. Он начал щедро делиться тем, что ему дарила судьба в  моем образе, образе Хозяина.
Вот уже какой месяц он пел красиво и громко, и с каждым месяцем его песни становились все прекраснее и громче. Но никто не отзывался. Так шло время! И однажды к нему залетел воробей!  Случайно! Ну, такая встреча случайная бывает  на улице, в кампании, в отеле, в самолете, на пляже, где угодно!  Даже в музее Бардо я видел этих наглецов-воробьев, сидящих на плече Юноны! Вудик еще не знал, что птицы делятся на  ценные, редкие виды , к которому со дня рождения он принадлежал, и на  виды vulgaris, из которого вылупился этот серый, прилетевший неизвестно откуда алеун.
Вудик был рад, просто по-человечески рад. И он выбрасывал из клетки все, что я ему впихивал в кормушку. Ему было приятно чувствовать себя благодетелем. Ему было так приятно, что он перестал петь. Он  жил теперь одной заботой, заботой о своей подружке.
Конечно, это мое предположение, что тот воробей был... женщиной. Или девушкой. Хотя думаю, раз он – простите, она! -  такая храбрая и  залетает, не боясь,  в чужой дом, то она уже  повидала  и испытала многое в своей жизни.
Можно  допустить, что Вудик – девушка. Именно девушка, потому что вырос он – она?! - на моих глазах,  и в клетку его – ее?! -  никто еще не входил и не влетал. Но поскольку  он пел – говорят, птичка-девочка не поет!  –  и поскольку я его назвал Вудиком,  весомый аргумент, согласитесь! - то это был точно он.
Хотите сами проверить?
Приезжайте, заглядывайте под перышки, мне чего-то этого не хочется. Пусть Вудик для меня будет мужчиной.
Так вот. Клетка. Он  в клетке. Она на свободе.
В жизни человеческой чаще  бывает иначе, но смысл не меняется: всегда есть кто-то, кто жертвует собой, оставаясь жить в клетке, чтобы помочь тому, кто на свободе мечтает оказаться в клетке.
Такова птичья любовь! До первого гнездышка! А потом… «полетели-полетели» и «сели-сели», «где мы сели?»...
 Была такая детская игра...
Детство! Мы в него все время возвращаемся! Как горько  тому, у кого оно было горьким. И как сладко тому, у кого оно было сладким!»

«...Тихо  утром в Карфагене! Еще не появились  эти туристы со своими вечно щелкающими фотоаппаратами, видео, мобилами!  Особенно японцы!  Или китайцы! Или... Какая разница! Турист – это человек вне нации и вне культуры! Ему надо запечатлеть: я и  древний римский город! Я и руины Карфагена! Я и Амфитеатр: здесь звери разодрали тело Перпетуи! Я и... здесь была голова римского императора, а теперь моя! А, похож?
- Ну  вылитый кретин!
- Да! Не я, а тот, который император без головы! Эти римляне были все ублюдками, да еще сексуально помешанными, оттого и вымерли, как динозавры!
 - Причем тут динозавры? Они что...?
-  А это тоже я на фотке! Я и... это моя новая подружка, вернее ее попочка, такая симпатичная! Приятель снял! А это я и мой новый приятель... снято хреново,  сняла новая подружка, попочка умеет делать все, кроме фоток!
И такое целый день и на всех языках...
Мне кажется, что Восток стал Западом!  А Запад остался Западом! Тогда куда делся умный и величественный, мудрый и добрый Восток, где восходит доброе Солнце и приносит чистый новый день?
Счастлив тот, кто как врос в землю корнями, так и остался. На месте!
Несчастлив тот, кто по всему миру расползается, растекается...
А ты?   Твой предок был русский крестьянин, свою землю пахал, холил, лелеял, от зари до зари. А ты где сейчас?  Чью землю возделываешь?
Сегодня снова будет туристическая группа из России. Это хорошо! Русская душа только радуется, когда встречает русскую душу. Они не могут  не любить друг друга!
И ты им будешь рассказывать про Русскую эскадру, которая покинула Россию, когда брат убивал брата, а сестра издевалась над сестрой?
Вчера прочитал «Солнце мертвых»  Ивана Шмелева. Отчего так грустно? Неужели такое страшное может в России повториться? «Я слушаю до темной ночи»  ... И всю ночь не заснул...»

День седьмой

Карфаген, пригород Туниса. Новый день и новое утро. Автобусы еще не запрудили улицы и туристы еще не загородили чудесный вид на Букорнин!
«Это было в Мегаре, предместье Карфагена, в садах Гамилькара...» 
Сады находись слева. Но теперь Мегара  застроена красивыми виллами тунисских чиновников и предпринимателей, а также иностранцев. А справа  - вулкан Букорнин. Как был двадцать три века назад при карфагенянах, так и остался на месте.
Все же... когда этот вулкан проснется? Везувий проснулся в 79 году, это я хорошо помню,  сам пережил... Что вы смеетесь? Вы побывайте столько раз, как я, среди руин Помпеи и Геркуланума, так посильнее меня переживать будете! Если бы я не стал историком, то был бы вулканологом.
Везувий – братишка Букорнина. Этна –  его сестренка. Она проснулась в 2003 году,  да такое выбросила из себя, что Карфаген спасла только роза ветров, и за тысячу километров от Сицилии,  на ливийском побережье, в Триполи ночь наступила!
Я поднялся на Этну в декабре 2008 года, когда снимал в Италии фильм о руских моряках, которые пришли на помощь пострадавшим от страшного землетрясения жителям Мессины. Трагедия разыгралась в декабре 1908 года. Среди моряков был  гардемарин Александр Манштейн, который потом женился на Зое Николаевне и стал в 1912 году папой. У него  тогда родилась Настенька, наша дорогая Бабу, Анастасия Александровна....
Этна – это заколдованное место. Жители деревушек, прилепившихся к  остывшей лаве, ни за что не хотят покидать родные места, а тот, кто поднялся на Этну, обрекает себя на возвращение к ней.
Я стоял на застывшей, хладной  лаве и вдруг почувствовал сначала ногами, потом всем телом дрожь, которая  исходила от этих камней, покрытых серым мхом.  От раскаленной магмы меня отделяло всего несколько километров. Там, под моими ногами, таилась смерть. Здесь, вокруг меня,  безбрежными садами цвела жизнь, и эти сады давали лимоны величиной с арбуз и дыни величиной с огромные тыквы!
Может, такие же лимоны видел и эту же дрожь чувствовал Ганнибал, который провел свое детство около Этны,  в военном лагере своего отца, карфагенского полководца Барки?
А Букорнин спит уже пять тысяч лет! Я никогда не забываю захватить с собой фотоаппарат. Особенно когда проезжаю мимо вулкана  по автостраде на Хаммамет. Вдруг проснется?

...Вот, началось! Толчки! Машину подбрасывает в воздух. Извержение!  С неба падают раскаленные камни.  Лавируя между ними,  я останавливаю свою машину. Справа и слева меня огибает лава, кроваво-зловеще вытекая из кратера!   И вдруг, глухой удар, толчок – лава вырывается прямо из земли! Я снимаю красоту неописуемую!  Господи, вот повезло! Вот будут потрясающие фото!
 Вдруг женский крик, крик о помощи!
Женщина должна всегда кричать о помощи, иначе она не женщина. Эта странная мысль мелькает у меня в голове. И я прыгаю с камня на камень, подошвы горят,  серый пепел падает на мои развевающие волосы ... Ну, насчет развевающихся волос это, конечно, преувеличение, я стригусь теперь коротко!   Так вот, пепел падает, обжигая, на мои волосы,  а девушка, подвернув ногу и упав на землю,  протягивает ко мне свои прекрасные обнаженные руки. А на нее  сверху, медленно, неумолимо надвигается огромный  красный язык подземного дракона!
Мужчина должен всегда приходить на помощь, иначе он не мужчина. Еще одна странная мысль...
И вот она на моих руках, прекрасная шатенка, нет, брюнетка или блондинка, да нет, скорее шатенка, да, с таким серым отливом волосы,   хотя о чем я? Это же пепел! О, бедненькая! Скорей, прижмись ко мне посильней, чтобы я почувствовал твою упругую грудь...
У девушки должна быть упругая грудь! Для мужчины это очень важно, это придает ему силы в момент извержения вулкана!
И все-таки, какие странные мысли приходят мужчине в голову в момент извержения!
И вот я ее несу, прыгая с камня на камень...  Нет, мы летим над камнями этого ада, и я знаю, что мы останемся живыми, потому что кто же тогда расскажет и  кто покажет ужасные картины безумства Природы всем этим равнодушным посетителям фотовыставок, фотосалонов и прочих вернисажей?
Я бегу, несу девушку, крепко, еще крепче прижимая ее к себе,  и уже вижу себя  в  таком салоне в окружении стильно одетых женщин и вспоминаю ту, которая так доверчиво прильнула ко мне...
Да, мы, конечно, останемся живы!
Иначе у меня не будет ТАКИХ ЯРКИХ ВОСПОМИНАНИЙ и ТАКИХ ПРЕКРАСНЫХ ФОТО!
Я уже вижу направленные на меня фотоаппараты и видеокамеры туристов остановившегося вдали на автостраде автобуса TUNISIA WELCOME SERVICE. Идиоты! Вас сейчас накроет, уезжайте поскорее. Ах, да, надо же сфотографироваться! Замедляю спуск, направляюсь к туристам, бережно прижимая девушку, немного позирую, давая возможность всем запечатлеть мой подвиг.
Согласитесь, что так редко судьба нам дает возможность стать свидетелем подвига! Туристы это прекрасно знают. Щелкают аппараты...
Я передаю девушку людям в белых халатах и забываю спросить ее имя. Силы покидают меня,  только сейчас я понимаю, что... что обожжен... ну, процентов на 90, что-то еще должно на мне остаться, - если 90 процентов очень много, исправьте сами. Я живой! Я еще двигаюсь, иначе я не смогу дойти до своей машины. 
Отказавшись от услуг заботливых врачей и туристов, которые видели, как я спускался из ада с девушкой на руках,  о, оказывается, и вездесущие профессионалы-папарацци тут как тут, хорошо, кто-то же должен сделать фотоснимки, чтобы завтра они были опубликованы на первой странице газет,  вот  тебе, парень,  мой телефон, но обязательно на первой странице, ты понял, кретино?  И тебе телефон...
Дошел до машины, снял сгоревшую обувь, хотя уже снимать нечего, телефон  разрывается, ну, хорошо, на второй, на второй странице, достал  меня это репортер. Да, деньги оставьте у себя, да,  в редакции, я обязательно заеду... Опять телефон...
– Что?  Мельбурн? Sorry! Это который в Австралии?
– Йес!
– О’кей. Приеду, я у вас еще не был...
 Уже в Австралии знают об извержении...
– Йес! Я немножко говорить по ... австралийски! ОК! Ай  велкам! Sorry!
И только одна надежда теплится в оставшихся 10 процентах моего тела: лишь бы Она увидела мои фото!

Хотя Oна журналы не смотрит, но кто-то зайдет к Ней и случайно оставит журнал с моей фотографией на первой обложке, и Она увидит, ужаснется,  схватит свой мобильный телефон, нажмет всего одну кнопку,  а в ответ:
– Извините, абонет выключен или в зоне недоступности...
Или что-то в этом духе....
Конечно, жерло вулкана -  зона недоступности!
Она заломит руки, потом возьмет себя в руки, потом в одну руку возьмет сигарету, в другую руку – зажигалку... и закурит!
Господи!
Она  бросила курить!
А теперь? Как же не закурить, когда такая трагедия и Она ничем  мне помочь не может! Только если ...
Она найдет способ мне помочь, но какой ценой?
И тут Она начинает приглядываться  к фотографии, к той девушке, которая у меня на руках...
– Стоп! Алло,  Мельбурн, Париж, Осло, Токио, Нью-Джерси! Никаких публикаций!
Я имею право на свое собственное изображение?  Имею или нет? И где ваша гребаная свобода личности или, как там, эти права человека на интимную жизнь? Господи, по-русски знаю, а как это по-английски? Забыл! Parlez –vous francais? Droits de l`homme, merde !
Что?
Без головы?  У кого? У меня нет головы? Да я жив! Ах, мое фото без головы!
Да, согласен, как римский император!
Какой?
Калигула! Нет, лучше Нерон! Который сжег Рим! Что вы говорите? Нет, Рим не горит! Горит Париж? Его накрыл исландский вулкан? Как, как? Эйяякудля какая-то?

Я просыпаюсь, простыня мокрая,  за окном птички чирикают, а Вудик им подпевает...

... Нет, Париж не должен гореть! Почему-то этот фильм я хорошо помню! Не удалось фашистам загубить прекрасный город!  Не повторил он участь страшно пострадавших Сталинграда, Киева, Дрездена, Хиросимы, Нагасаки, Харькова, Варшавы, Праги! Нашлись немцы, у которых  в голове были не только фюрер и  «Германияпревышевсего»!
И первыми в сохраненный Париж вошли танкисты генерала Леклерка, среди которых был друг моего дедушки, русский офицер, прошедший с Леклерком от Чада через Сахару до  Парижа… Вот он, на танке, не раз обгоревший, не раз обожженный, но живой! Живой!
Вот он, в белых простынях обожженный...

Я  еще под впечатлением сна. Она ничего не узнает о моем подвиге. А ведь это я Ее спасал, вынося из гибнущего мира...
Это я опустил Ее на мокрый песок, чтобы к Ее обугленным... – нет, немножко обожженным  ногам, которые от этого стали еще красивее, подкатывались волны...
Господи, ну почему в жерле вулкана оказалась не Она!
Уж тогда бы Она мне точно сказала после двенадцатимесячного курса лечения в госпитале:
– Я жду тебя в номере!
И я знаю где. Конечно,  в Париже!
Но... ведь у меня все обгорело. Все! Неужели все? И оное  тоже?
Я в ужасе хватаюсь за оное и тут уже совсем просыпаюсь...

Вот такое утро приключилось.
Карфаген. Еще не приехали автобусы, набитые туристами. И извержение начнется только во второй половине. В Интернете сообщили, что с отметки 12 км глубины  магма поднялась на отметку 7 км.  Это касается Этны, она и во сне дышит, но тогда можно предположить, что если ее братишка Букорнин не дышит, а снизу его подпирает, то он так , простите,  перднет, что  и на Чукотке сдует все яранги.
Вулкан подождет! Он взорвется, когда я буду проезжать мимо, направляясь к моему другу Николаю в Хаммамет. Сегодня у меня нет экскурсии. Сегодня у меня очередная дегустация!
Нас ждет Алэн на своем винном заводе  общества JOUR ET NUIT,  где мы с Николаем, да еще  с его новыми соседями, яхтсменом Фредериком и его очаровательной женой Франсуазой  будем дегустировать вина. И, как всегда, сидя в подвале, огромном как аэродромный ангар, заставленном цистернами, поставленными на попа, мы будем пить по чуть-чуть, только пригубливая и закусывая маленькими кусочками терпкого сыра и пахучим белым хлебом.
И только Николай будет пить по-своему, приговаривая: «Пей до дна, казак! Пей до дна!» А потом еще  выпьет двухлитровый сосуд, куда мы сливаем остатки вина, и при этом скажет: «Да вы что? Такой коктейль выливать? Не позволю!»
Как там в фильме «Концерт»?
«  – Je vous baise … - Это говорит русский. Главный герой.
– Caractere slave… - Это говорит француженка. Главная героиня.
Прекрасный фильм!
Но когда мы перейдем в кабинет  Алэна, где нас ждет ужин и Алэн достанет из холодильника бутылку водки, которую привезет Николай, то тут наш казак к своему зелью не прикоснется, будет пить свое  любимое красное вино  «Старый Магон», а мы уж прикончим на четверых заиндевелую бутылку «Богородской» из далекой Москвы. И обязательно Николай расскажет какую-то новую, именно новую, историю про Карфаген,  – откуда он их раскапывает! – и произнесет свой неизменный тост  про Великую Любовь царицы Элиссы!
Господи, ну почему он, когда рассказывает о Ней, смотрит на меня? Почему из его слов я создаю Ее образ?
Почему именно Она, верная своей Любви, должна взойти на жертвенный костер?
Почему не я?

Алэн будет страшно рад. А я еще больше.  Он был одним из моих деловых партнеров, и мы, в отличие от других, кто нас обманул, друг друга не подвели.
А ведь мы с ним в дружбе не клялись! И кровей мы разных: он  - корнями швейцарец, я  -  корнями русский. Что же нас так сблизило? Почему мы так поверили друг другу?
Наверно, и он, и я  много горького хлебнули  в своем бизнесе.  Вот и потянулись душа к душе, истосковавшись по добропорядочности».

День четвертый

«Карфаген. Утро. Звучит песня  Джо Дассена «Индейское лето». У меня потрясающая коллекция русских, украинских  и французских песен! Ни у кого такой коллекции нет! Я ее собираю всю жизнь! И всегда на вопрос друзей «Что привезти?» говорю: «Только новые книги и новые диски». Причем, мои друзья – и русские, и французские, и итальянские – знали, что если они привезут русские или украинские песни, Пушкина или Дассена или Паваротти, это всегда будет  для меня НОВОЕ! И всегда Праздник!

А я все еще в Париже. Вместе с моей Любимой.  И нам поет Дассен про то самое лето...
Конечно, у каждого из нас было ЭТО ЛЕТО!
Конечно, ca va pas changer le monde...
Конечно, la vie continue...
И это главное, чтобы жизнь продолжалась! Вынырнуть на поверхность из очередного водоворота, вдохнуть живительного воздуха! Который может быть живительным,  только если в нем есть аромат твоей Любимой!
Плыви дальше! Жизнь продолжается, la vie continue -  и это прекрасно!

Дассен поет: et si tu n`existais pas…
Это вечный вопрос: если бы тебя не было, для кого бы я жил?
Компьютер завис... Беру карандаш и тороплюсь записать. Потом, потом введу  этот текст...
Компьютер завис. Так, неплохо! Он тоже задумался? Я его так накачал своими чувствами, что он тоже стал переживать, вместо того, чтобы РАБОТАТЬ! ТВОРИТЬ! СОЗИДАТЬ!
  Часы остановились. Причем сразу! Все! Так, сегодня произойдет землетрясение...
Петух тунисского соседа запел... Считаю... Три раза!
Уже? Сразу три раза? И извержение тоже? Нет, я что-то путаю. Не может так сразу... слишком быстро... У меня еще есть время...
Так, который час?

Любэ запел на другом компьютере. У меня сразу работает три компьютера. Всем есть работа! Запел тот, где у меня музыкальная коллекция. Песня на такие пронзительные стихи Николая Туроверова...
«Мой деньщик стрелял...»   
«Двадцатый год! Прощай, Россия!»

Вспомнил, где часы еще могли идти нормально. В моей машине! Они должны обязательно показывать верное карфагенское время. Как это делали уже 19 лет! С того самого момента, когда машина пришла на пароме из Марселя и ее колеса коснулись жаркого африканского асфальта  в порту Радес. Конечно, после замены батарей – сколько я их заменил? – у французов есть хорошее выражение: charger les batteries ! – так вот мои  батареи всегда заряжены, что, сами понимаете, предполагает, как говорит мой знакомый казак,  быструю кавалерийскую атаку, натиск, ура!
Еще напор – и мы в...
Да, конечно,  впереди!
Но это меня столько раз ставило в глупое положение, когда,  увлеченный страстью, я не осознавал, что моей Любимой до лампочки все мои намеченные геройские  подвиги и что она хотела бы  в этот вечер просто отдохнуть...

Куда же я положил ключи от машины? Так вот,  после замены батарей и  двигателя ( у моей машины уже второе сердце, первое заклинило в Суссе, в  тот день прилетали три русских самолета в Монастир, и  работы было на трех гидов как минимум, а надо было, да, надо было сделать ВСЕ, ЧТО НАДО, мне самому!) и мелких неполадок в электрооборудовании... из приборной доски повалил дым, короткое замыкание на скорости 150 км, неприятное ощущение, -  не правда ли? - ругань электрика Мохамеда в адрес другого Мохамеда, который забыл изолировать оголенные концы... как я вообще остался жив!
... Я же помню, я ставил точное время...
Часы показали 9.07.
Люк смотрел мне в спину.
Я повернулся и подошел к нему.
Люк – это мой пес.
Пес преданно смотрел на меня. Я смотрел в его преданные глаза.
«Дорогой мой, я знаю, что ты хочешь, но этого не хочу я!» – услышал я знакомый женский голос.
Я подошел к нему так, как подходила ко мне Она. Только Она! Деловито!
И ужаснулся! Кастрюля для воды была пуста. Бедный Люк! Да какие тебе нужны ласки? Просто глоток чистой воды!
Я потрепал его по щеке. Она такого себе не позволяла по отношению ко мне, но к своей собаке Она была ласковее.
Эх, мне бы только один глоток... чистой воды!

Интересно, как мы умеем точно рассчитать, сколько ласки и  сколько внимания нужно нашим домашним животным, и как мы всегда ошибаемся, думая, что своим близким уделили достаточно и того, и другого…

Я попытался повторить Ее жест. Вроде бы получилось. Люк был счастлив! Его счастье чувствовалось по дрожи в его мускулистом теле.
Интересно, когда Она меня ласкала, Она чувствовала во мне эту же дрожь, эту вибрацию напряженных мышц, готовых к прыжку, к старту, к гонке хоть на край света?
Если Она только даст команду: фас!

Я наполнил кастрюлю чистой водой и поставил ее обратно, за изгородь, под вечно цветущий жасмин. И тут же белый цветок упал в воду. Достал колбасу, нарезал кусочками. Люк, счастливый, помахивал хвостом.
– А хотел бы ты быть на свободе, без холодильника, без этой прессованной колбасы, зная, что все теперь зависит от тебя и только от тебя?
Люк продолжал помахивать хвостом:
– Конечно, Хозяин! Хотел бы!  На свободе – это у твоих ворот?
– Нет!  У черта на куличках! В жаркой пустыне! Где ни капли воды, не говоря уже о колбасе...
Люк перестал махать хвостом. Он не понял моих слов, но зловещую интонацию в моем голосе почувствовал. И пошел вглубь своей резервации. Ему расхотелось свободы. Он не был к ней готов,  он не знал ее, он был верным, преданным псом, и не понимал, почему этого так мало,  быть просто  преданным, чтобы  за верность получить ласку и благодарность. И кусок колбасы. И глоток чистой воды.

Я был счастлив с первого момента нашей встречи в парижском аэропорту до... мгновения ухода от Нее.

Это болезнь. Я наркоман. Как там говорится:  любовь – это заразная болезнь с летальным исходом?

А когда Она осталась в 2E, а я поехал в 2F, мне стало горько.
И еще странное совпадение: наши самолеты взлетали друг за другом. Я видел ALITALIA,  а Она смотрела на AIR FRANCE. Вот такая судьба!
И когда самолет задрожал и я вынужден был отключить телефон, то слезы...
Да что там говорить! Сами понимаете!
Мы все такие чувствительные стали в этом бесчувственном мире.

Когда мы с Ней встретились впервые, наш первый танец был  под музыку «Полчаса до рейса» . Помните, такая прекрасная русская песня, которую поет  грузин Буба Кикабидзе?  Кто тогда думал, что это грузин поет русскую песню? Никто! Когда он впервые исполнил эту песню,  песню на русском языке,  Россия и Грузия были одним государством,  и оно называлось Советским Союзом. А два года назад две страны воевали друг с другом,  и грузин Буба подумал, что это я, с русскими корнями, виноват во всем и проклял меня.
Я его прощаю... Потому что уверен, что со временем и он меня простит. И поймет мое осуждение. И будет жить в мире и с осетинами, и с абхазами.
У меня далекие родственники живут в Акваске, есть такая абхазская деревушка под Очамчири,  там многие погибли... безоружные и беззащитные. Там бесследно исчезла моя тетя Феня.
Я ее обожаю и до сих пор  забыть не могу эту боль.
Кто за ее гибель ответит?

Давайте договоримся: я считаю себя русским, хотя и живу в Карфагене. Мне просто надо охранять покой наших предков, которые оказались – и не по своей воле –вдали от Родины России. Причем, среди них были и грузины, и украинцы, и армяне, и татары, и немцы, и эстонцы, и абхазцы... Да назовите любую национальность и я скажу:  да, были и они  среди русских, которые пришли в Тунис в 1920 году.  Да, судьба их спасла. Если бы они остались,  их бы расстреляли. Такой страшной была Гражданская война!
Шмелева почитайте!
Конечно, многие были спасены,  я в своей новой книге расскажу, как русский спасал русского...
Как красный командир спасал белого офицера... 
Как белогвардеец-доктор лечил  по ночам красноармейцев, перейдя к красным через линию фронта,...
И как мы  вообще выжили в этой страшной Гражданской войне! Войне, которая разделила честных и порядочных людей на два лагеря... да на каких два? На  двадцать лагерей! 
И оказавшись по разные стороны баррикад, добрые люди спасали добрых людей.  И спасая  друг друга, они спасли Россию.

Была страшная Гражданская война. Злые люди убивали добрых людей, все было перемешано, злые  люди-звери были и со звездами,  и с золотыми погонами, и каждый зверь изощрялся, как бы покрасивее вырезать ножичком звезду на груди красноармейца, или как бы покрепче прибить гвоздями погоны «офицерику»...

Человек спасал человека! Он открывал ночью, перед казнью дверь  и тихо говорил пленным: «Бегите!» А потом сам получал пулю от тех, других, которые вместе со спасенными  им пленниками снова шли в бой.
Приказ есть приказ!
Присяга есть присяга!
Но кто и когда присягал быть зверем?
Никто!
Зверем не становятся. Зверем рождаются.

Или  зверь – это  просто озверевший от страданий, унижений, боли человек?

Один человек  на поле сражения обходил лежащих на земле и, видя раненых, еще живых людей,  говорил громко, чтобы все слышали и не шли в эту сторону: «И этот убит! И этот!»
А рядом его сослуживец,  без  угрызения совести   добивал  в упор тех, кто бессильно смотрел в темнеющее русское небо и уже ничего не мог сделать... для России-Матушки...
И все умирали за Россию!
И все убивали друг друга за Россию!
И все спасали друг друга ради России!

И еще договоримся: я не знаю, кто будет это читать. И что у него в голове, какие ассоциации будут возникать: и АНТИ- , и ПРО-!
Только если это француз будет читать, пусть он поставит свечку за убиенных его предками других французов.  Которые, может, так и не успели продолжить свой род.
Если американец, то пусть помолится за убиенных в  своей Гражданской войне американцев.
Если англичанин, то за англичан.
Если немец, то за немцев.
Если китаец, то за китайцев.
Продолжать скорбный список не буду. У каждого народа была своя Гражданская война!
И пусть вспомнит других, погибших в бесконечных гражданских войнах!
И пусть перед их могилами поклянется никогда не поднимать руку на ближнего!

Все  мы братья и сестры!
Все мы на одной планете!
И ненавижу тех, кто хочет нас разделить, стравить, превратить в зверей, в навоз...
Ненавижу!
Но никогда моя ненависть не заставит меня переступить порог, порог между человечностью и бесчеловечностью!

Я очень добрый человек! Никогда не стрелял, хотя умею. Учили  и этому. Никогда никого не мучал. Не умею, не учили.  Увижу букашку на земле – не наступлю. Увижу кошку впереди на дороге – объеду.  Даже если сам  не смогу уцелеть! Но спасу ее, дуру несчастную! 

Я смотрю телепрограммы разных стран, читаю газеты и брожу по бесконечному Интернету. Хочется сказать иностранным политикам и щелкоперам:
Только оставьте раны моей  родной России мне! Договорились?
Я буду их лечить с товарищами моими, а вы  лечите свои!
Если вас эта тема не интересует, выбросьте книжку.
Если вы считаете, что вам нет никакого дела до ваших предков, которые убивали друг друга,  так и живите себе спокойно. Ведь у вас на душе спокойно? Вы ничего не помните? Вы ничего не знаете?
Ну и хорошо. Очень хорошо!
Только в этом нет ничего хорошего!
Значит, вы не знаете, что  проклятье  таится в ваших генах. И если вы не знаете, то предупреждаю: зверь проснется в вас.
Потому что вы живете спокойно! И ни за что отвечать не желаете!

Только я считаю, что мы все в ответе. Объяснюсь. В ответе не за тех  полулюдей-зверей, которые мучали, четвертовали, расстреливали, душили, сжигали, а за тех, кто спит в  могилах – братских, чаще всего,  или своих собственных, что гораздо реже,  – которые ничем себя не запятнали, руки которых чисты, совесть чиста,  – и мир праху  добрым людям!
Они нам завещали жить по справедливости и по чести, беречь традиции, святыни и достоинство!
Вот за это, чтобы все было по совести,  я в ответе!
Вот почему я ухаживаю с русскими могилами в Тунисе!

Теперь вы понимаете, что когда в далекой Осетии, за тысячи километров от Карфагена, ублюдок  убивал русского солдата, он стрелял в меня! И если какой-то русский отморозок издевался над раненым грузином, он издевался надо мной! И если какая-то двуногая сволочь, вооруженная до зубов, бросала гранату из арсеналов НАТО в погреб, где были женщины, старики и дети, то он бросал гранату в мой дом! 
И в ваш дом, в котором вы хотите спокойно отсидеться!

Если вам  это непонятно и вы считаете, что то, о чем я говорю, это грязная пропаганда  и это вас не касается, то мы с вами на разных планетах, в разных мирах. Только не забудьте мой адрес, когда беда придет в ваш город, деревню, на вашу улицу, в ваш дом. Я приду к вам на помощь и буду вас защищать!
Мой  адрес: Карфаген, Евгений Ларин.

Я отложил в сторону эти слова Евгения, напечатанные на принтере, и выключил компьютер. Дон Кихот, стоящий  у экрана на страже, опершись на копье, -  память о прекрасной Испании, где я когда-то побывал с Любимой,  - одобрительно смотрел в мою сторону.
– Ничего, старина! Мы еще повоюем! – сказал Дон Кихот.
– Только без капли крови! – ответил я ему.
– Человеческой? Никогда! Но если эти страшные монстры, размахивающие крыльями, будут угрожать мирным людям, то мы их разделаем под орех!
Мы стояли  с Дон Кихотом и Санчо Панчо там, где и должны были стоять: под ветряной мельницей, одной из нескольких на холме, и зорко всматривались вдаль: нет ли какой еще беды, нависшей на планетой?
–  Дорогой мой Дон Кихот! Возьмите меня в помощники  к Санчо Панчо! Пригожусь!
–  Эй, Санчо, запиши в мою рать этого доброго человека. Какой честный человек  по счету?
–  Да уж за тысячу перевалило, сударь!
–  О, это великая рать! Мы сможем победить!

День четвертый. Продолжение.

О чем они  только не говорили в тот парижский вечер!
 Она рассказывала ему про свою жизнь. И когда он понял, что Она ему открыла дверь внутрь самой себя, он тихо сказал, опустив голову:
– Знаешь, если ты от него уйдешь, он рухнет. И вместе с ним рухнет все его дело! Всю жизнь он пытается доказать тебе, что он достоин тебя. И его постоянно мучает вопрос: «Почему не я? Почему она так холодна со мной? Почему она меня не любит?»
И тут он замолчал. Было холодно. То ли от этих слов, то ли от ветра, который пронесся по парку.
«А тебя почему Она не любит? Тогда кого Она любит?»
Он сразу отмел предположение, что Она никого не любит. Есть такие женщины, НЕСПОСОБНЫЕ ЛЮБИТЬ. Но он, Евгений, хорошо знал, что Она способна любить, да так, как ни одна женщина в мире!
О, он это хорошо знал! Она подарила ему сотую долю своей Любви – и он уже был счастлив!

Они снова  поужинали в LIDO de BRUSSEL на Елисейских полях. Мидии были очень вкусными.  Он снова заметил, что мужчины справа и слева смотрели на Нее. И Она тоже. И рассказала ему одну забавную историю...
В римском ресторане, куда Она пришла с молодым человеком, новым знакомым, официант, который Ее знал уже давно и знал, что Она заходит сюда с разными мужчинами, назначая здесь деловые встречи, посмотрел на новичка и неожиданно сказал ему:
– Едите? А я бы только смотрел...
Тот ничего не нашел, что сказать... А Она так  тогда смеялась, так смеялась, что даже сейчас, рассказывая эту забавную историю, не могла удержаться от смеха...
Мужчины  справа и слева продолжали смотреть на Нее, и им было невдомек, что Она смеялась над ними.

День шестой. Продолжение.

В Карфагене пела Далида…
Далида! Моя любимая певица! Конечно, когда я слышу других певиц, то тоже признаюсь в любви к ним. Но у Далиды есть два неоспоримых для меня качества. Она очень похожа на мою Любимую. И когда так редко, но моя Любимая начинает петь, - она хорошо знает и русские, и французские, и итальянские  песни, - то в Ее голосе звучат нотки голоса Далиды.  И я, очарованный, любуюсь Ею и тихо подпеваю...
…Et partir ou mourir ou dormir longtemps…

День третий. Продолжение.

Они прогуливались по Парижу. Вокруг сверкали витрины, на которых были выставлены  все сокровища мира. Она внимательно рассматривала, останавливалась, произносила непонятные для него слова, сравнивая разные бренды, давая им оценки, отмечая достоинства или недостатки, говоря о направлениях в моде, вернее о том,  что только входит в моду,  а что уже вчерашний день...
Он ничего не понимал.
Он и не смотрел на витрины. Обувь как обувь. Платья как платья. Брюки как брюки. Бюстгальтеры как... А манекенши недурны однако...
Драгоценности? О да, красиво!  Но...
Единственное сокровище в мире шло впереди него, разглядывая вещи и иногда с недовольством говорило:
– Ну что ты отстаешь?
А он отставал, сами понимаете, только для того, чтобы еще раз – в который раз как в последний! – посмотреть, какое  баснословное сокровище подарила ему судьба.

День третий. Продолжение.

Парижская ночь. Короткое SMS.
 Я ТЕБЯ ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ!
Войдя в холодный номер своей гостиницы, он не выдержал. Он не мог не послать эти слова.
Она ответила сразу, будто ждала:
Ты знаешь сам, как я тебе благодарна!
Вот тут он  и споткнулся: он этого не знал. Ему показалось, что Она... Она его сейчас позовет!
Да, все будет хорошо! Доброй ночи, милая! Я рядом с тобой!
Почему будет? И сейчас хорошо! Доброй ночи! – ответила Она.
Он задумался.
Ему страстно захотелось Ее!
Так показалось или нет?
Сейчас! Взять и написать, как раньше:
«Целую тебя всю, всю! Я ХОЧУ ТЕБЯ!»
И броситься в ее отель, ведь портье так недоуменно посмотрел ему вслед... уходящему от такой женщины...
Но он осмелился только на бесстрастное:
Бай-бай! Целую твои руки!
И стал ждать, что же Она ему поцелует в эту последнюю ночь, когда они  вместе! Когда за окном спал Париж!
А Она  улыбнулась, подумав о своем, о чем он никогда не узнает, и  с улыбкой заснула.

День третий. Продолжение.

«Магазин FNAC около Saint-Lasare. Я остановился около новинок IPOD. Задумался. Надо изучить, для чего они нужны, эти новые штучки. Вот переносную книгу-библиотеку приобрести и книги читать, вот это здорово! Да и хорошую музыку послушать – тоже хорошо! А что такое IPOD?
Прошелся мимо рядов новинок DVD-фильмов. Нет, не пробьется сюда наша «Анастасия»! Как проникнуть в этот мир? Не знаю!»
Он посмотрел названия фильмов, прочитал краткие аннотации, ничто не затронуло его душу! Кроме одной серии, которую он тут же купил. Это  был французский сериал из шести документальных фильмов про Вторую мировую войну. Он мечтал сделать фильм, как русские воевали бок о бок с союзниками в Северной Африке против  фашистов.

День четвертый. Продолжение.

В назначенный ею час Евгений сидел в холле Ее отеля и ждал, отправив Ей :
Доброе утро, Любимая! Я в холле!
«Надежды юношей питают, отраду старцам подают», подумал он.  Он был и юным, и старым одновременно.
Разглядывал отъезжающих и приезжающих,  он прислушивался к английской и японской речи, не понимая, и к французским словам, кое-что понимая.  Он пытался угадать, кто с кем, если видел, как в холл входила большая группа. И ни разу не угадал!
Он улыбнулся: «Это еще раз подтверждает, что отношения мужчины и женщины – самая великая загадка мироздания. Это как столкновение двух Галактик». И крепко сжал молчащий телефон.
Только через час пришло сообщение! Он мгновенно нажал на кнопку, подумав: «Она зовет меня к себе!»
На экране появилось:
Пришли носильщика за вещами.
Ни здравствуй, ни...
Он послал портье за вещами в Ее номер.
Чуда не произошло! Он сказал себе, что будет выполнять ее волю. И свое слово держал крепко. Настоящий мужчина! Не переступил черту, будь ты проклят! Гордец выиграл еще одну схватку с Прагматиком и Добрым человеком.

Она появилась в холле, озабоченная отъездом, на бегу бросила слова «Ты завтракал?» и,  скользнув беглым взглядом  по его лицу, сразу поняла, что нет.
И добавила:
– Пойдем, где-нибудь позавтракаем.
Они дошли до кафе «Saint Augustin» и сели за столик, освещенный солнышком. Прекрасный октябрьский день! Уткнулись молча каждый в свое  меню, выбрали каждый свое, заказали, она удивленно спросила, почему он заказал так мало, на что он ответил, что «не хочется есть», надеясь, что Она спросит: «А почему?».
Она ничего не спросила. Она только сказала:
– Я плохо спала.
Она сказала тихо, смотря в сторону, туда, где к остановке подъехал автобус. Он промолчал.
– Автобусы так редко ходят.
– Но точно по расписанию. Молодец Бертран!
Он гордился, что среди его знакомых – вместе с Николаем он брал у него интервью для фильма «Анастасия» –  был Бертран Деланоэ.
– Какой Бертран?
– Мэр Парижа, – небрежно сказал он, смотря в сторону на отъезжающий точно по расписанию автобус.
– Да, вспомнила...

Потом в аэропорту, прощаясь, Она аккуратно отстранилась от него, пытавшегося Ее обнять,  и тихо промолвила:
– Не надо этих эмоций!
Он шагнул обратно к такси, на котором они приехали.  Ему надо было ехать к своему 2F. И, взявшись за ручку двери,   он повернулся к ней. Она улыбалась. У нее была очень хорошая улыбка!
Когда Она улыбалась, Она была бесподобна.
Они смотрели друг другу прямо в глаза. И молчали.
– Почему же ты плохо спала?
– Потому что ждала, что ты придешь...
Он  на мгновение погрузился в черноту. Когда зрение вернулось к нему, по ее милым желанным губам он понял, что Она сказала:
– Тебя ждет такси.
И ушла...

В тот день в аэропорту Шарль де Голль не видели другой такой побитой собаки. Потому что ее не было! Потому что если там и появляется какое-либо четвероногое,  то только с ошейником и на цепочке.  А у нашего героя не было ни того, ни другого.

Перед посадкой в самолет, прийдя в себя,  он прочитал:
Хочешь – приезжай. Побродим, поболтаем, посмеемся, при условии, конечно, без драм. И ничего более.
Это было Ее сообщение месячной давности. Он выполнил поставленные Ею условия.  И тут он случайно нажал на другую запись, и на экране телефона появилось:
Благодарю! Бог с тобой!
Эти слова она ему послала ровно год назад.
Все вернулось на круги своя...
Так  они и расстались. Она удержалась на краю пропасти, а он сорвался. И свое падение превратил в свободный полет.

День седьмой. Продолжение.

В отеле Рояль Азюр, в котором Евгений приехал по делам, было просторно для его фантазии.  И он вспомнил, что ему рассказала одна женщина, которая приехала в Хаммамет на отдых и которой тоже нужно было высказаться... И она ему позвонила ночью, на третий день. Женщина почему-то всегда звонит на третий день... Смотря, конечно, от какого момента считать.

...Мы плыли на его яхте. Я снова прилетела к нему в Севастополь.  Он был моряк, такой интересный парень. Смеркалось, надо было уже возвращаться, тем более, что мы отплыли далеко от берега. И тут мы повздорили. Из-за какого-то пустяка. Хотя, конечно, это был только предлог. Я давно хотела ему сказать то, что я о нем думала. Что все это мне отсточертело. И его ухаживания, и его... Что я согласилась  быть с ним, если  он... без этих драм... И ничего более... Ну, да пусть это останется.. в прошлом....
И я ему это все  сказала...
Но я как-то не подумала, что мы с ним вдвоем... в открытом море... что нам еще плыть и плыть... вместе... потому что... мы вдвоем в этом море... и больше никого... только вдвоем...  и до берега далеко...
И он бросился в море... Вздохнул, посмотрел молча на меня, бросился  в море и  поплыл... Ну, подумала я, может, он так разгорячился своей страстью, что и остыть бы ему... в этом море... следовало бы...
И вот он плывет все дальше и дальше и не оглядывается...
Я начала его звать. Чтобы он вернулся.
Я умоляла его вернуться.
Я кричала, что сделаю все, что он пожелает, лишь бы он вернулся...
И понимала, что чем дальше он... удалялся от меня, тем  труднее... мои слова... долетали до него... Наверное, он уже меня не слышал... Да и вообще, как можно слушать кого-то, когда плывешь в море... борешься... с этими волнами... чувствуешь, как уходят силы...
Да, я это почувствовала... что силы уходят... он дал мне Это почувствовать, что с ним происходит... сейчас... вчера... год назад... в день нашей первой встречи... Эта постоянная борьба... с этими волнами, которые нахлынули на него...когда мы встретились впервые...
Я все это так ясно Теперь представила...
Я поняла, как ему трудно... со мной...  и как ему трудно... без меня...
А он все отплывал, все дальше и дальше... в открытое море...
Что я могла сделать?
Яхтой мог управлять только он. Все, что я знала, что я умела, все было там, на берегу. А когда мы выходили в море, все зависело от его умения. Только от него!
Какая  я дура! – говорила я себе в отчаянии.
Я была в отчаянии.
Но что я могла сделать?

Я всегда боялась море. Я его не понимала... Море – это как символ непонятной для меня жизни... моей жизни...
Да,  и  его  я не понимала... И только тогда, когда его голова больше не показалась среди волн, я его поняла...
Мы всегда все понимаем, если теряем навсегда...
 
Мне оставалось провести одной эту долгую, темную ночь. Остаток моей жизни! Той жизни! Ночью поднялся ветер, разыгрался шторм,  меня так качало, яхта чудом не перевернулась. И только потом, на берегу,  я поняла, что море приняло его, укрыло от меня своими волнами, и он рассказал ему, единственному другу, свою историю жизни... Море рассердилось, решило меня наказать, но вспомнив его последние слова, оставило меня в живых... да, в живых...

Я знала, что он их обязательно скажет. Эти слова! Сколько раз вот так неожиданно, и днем, и ночью от него приходили на мой телефон одни и те же сообщения, с одними и теми же словами...

Я услышала эти слова. Наверное, тогда я уже просто сошла с ума, потому что явственно слышала его голос. И эти слова!
Он их всегда говорил, когда уходил...
«Будь счастлива!»
Я думала тогда, что смогу быть счастливой без него...
Что я останусь живой и без него...
Я думала...

Теперь я знаю, что тогда, когда мы расставались, он молился за меня – и я жила его молитвами.
Теперь он ушел... навсегда... оставив мне свои слова...
И его молитвы тоже...

Он жестоко ушел. Так не любят! Когда любят – прощают! Терпят! Возвращаются!
Да, всегда возвращаются!

Это потом, утром, ко мне подошел какой-то военный корабль.
Я была никакой. Заболела.

Теперь  я живу одна, у меня красивый сад... и красивая собака... и красивая машина... и столько цветов в этом саду, где мне предстоит провести остаток моих дней!
Я  постоянно смотрю на цветы. Я не могу закрывать глаза...
Как закрою, одна и та же   картина...это море  и он в волнах...
Так не любят!
Так наказывают!
Если любят, то прощают...
А теперь уходите...
Я вам это рассказала, потому что вы на него чем-то похожи...
Добрые люди все очень похожи...

И теперь я всегда буду приезжать сюда. Потому что только когда я смотрю на море, мне становится легче. Да, я была жестокой по отношению к нему. Но... когда я смотрю на море, куда он ушел от меня, мне становится... да, легче.  Ведь я оказалась добрее его? Ведь я... живу...

Нет, подождите. Я хочу, чтобы он знал. Как жаль, что он так поступил. Я могла бы ему сказать теперь, как я его люблю. Теперь я чувствую, так явственно чувствую, как я его люблю. И понимаю, что с первой нашей встречи мы оказались вдвоем на одном корабле, что мы вдвоем вышли в открытое море. Такова жизнь! И до берега всегда так далеко!

Она закрыла глаза и повернулась ко мне... Лунная дорожка пролегла за окном отеля. Она начиналась прямо у кромки моря и уходила далеко, далеко, туда, где на черном небе искрились звезды.
Я тихо сделал шаги к двери номера и так же тихо закрыл дверь Ее воспоминаний.

- И не надо «открывать дверь» в ту часть меня, которая только моя, – сказала однажды  моя Любимая. – Входной билет из Прошлого недействителен.

День пятый. Продолжение.

Как всегда! Я встал утром и первым делом посмотрел, нет ли от Нее сообщений. Нет! На экране  - время и день. Надо торопиться, но не спеша. Два компьютера уже работали: один – для  Русской эскадры, шло сканирование новых текстов для изучения, цитирования и хранения, второй – для Интернета.

Завтрак. Кофе и булка от Maison fonde`e, которая еще хранила память о Любимой, стоящей рядом и говорившей: «А мне вот ту плюшку». 
Даю Люку рис с колбасой, Вудику – половинку яблока.

Тихо. Удивительно тихо на холмах Карфагена, в садах Мегары. Это Флобер.
Конечно, он написал по-другому. Ищу его книгу, раскрываю в начале:
«Это было в Мегаре, предместье Карфагена, в садах Гамилькара.
Солдаты, которыми он командовал в Сицилии, устроили большое пиршество, чтобы отпраздновать годовщину Эрикской битвы, и так как хозяин отсутствовал, а их было много, они ели и пили без всякого стеснения.
Начальники, обутые в бронзовые котурны, поместились в среднем проходе под пурпуровым навесом с золотой бахромой. Навес тянулся от стены конюшен до первой террасы дворца. Простые солдаты расположились под деревьями; оттуда видно было множество строений с плоскими крышами — давильни, погреба, амбары, хлебопекарни, арсеналы, а также двор для слонов, рвы для диких зверей я тюрьма для рабов.
Фиговые деревья окружали кухни; лес смоковниц тянулся до зеленых куш, где рдели гранаты меж белых хлопчатников; отягченные гроздьями виноградники поднимались ввысь к ветвям сосен; под платанами цвело поле роз; на лужайках местами покачивались лилии; дорожки были посыпаны черным песком, смешанным с коралловым порошком, а посредине тянулась аллея кипарисов, как двойная колоннада зеленых обелисков».
Ну откуда он это все узнал? Как он это увидел?
– Он был здесь и ненадолго – и стал великим писателем, потому что увидел все своим сердцем, – сказал Добрый.
– Я  здесь давно – и еще не стал великим, – раздраженно сказал Гордый.
– Поздно! И Она к тебе никогда не вернется! Женщина приходит только к тому, кого Она считает великим и достойным Ее. Так что займись делом!  – подвел  итог дискуссии Прагматик.

Вчера вечером случайно наткнулся  в Интернете на ученую публикацию, что мужчине не надо делать детей после пятидесяти. Дети будут дебилами. В том смысле, что все ваши пороки, недостатки, изъяны, всесамыехудшиестороны перейдут ребенку.
Вот напасть! Гадость – перейдет. А моя честь, вера, достоинство, умение постоять за себя и других? А мой Ум – пишу с большой буквы, потому что каждый из нас считает, что он очень умный – и мои  Знания – тоже с большой буквы, потому что это действительно так, я многое умею делать, по-французски разговариваю и по-арабски, – так вот, мое знание языков, не говоря о всем другом  моем, ДУХОВНОМ, не перейдет к ребенку?
Ничего не перейдет. Это приговор науки.

Интересно, я сделал своих детей, когда мне было 24 и 26 лет. И они у меня умные  и добрые, стойкие и честные, работящие и много умеющие, знают блестяще языки. Это от кого?
От Мамы. И еще от их бабушки, моей МАМЫ и  БАТИ. И еще от родителей Мамы.  И еще от их родителей и от родителей тех родителей.

Евгений выключил компьютеры и поехал в Храм Воскресения Христова  в Тунисе на встречу с батюшкой Дмитрием.

День шестой. Продолжение.

Вечером Евгений  вышел в «ночной дозор» в Рунете.  И ввязался в очередную драчку. Вот его письмо.
«Господин Макин!
России, а тогда это был Советский Союз,  во время Второй мировой войны грозила смертельная опасность гибели ее народов и уничтожения государства. Исходя из этого объективного подхода к драматическим страницам отечественной истории Власов – предатель! А предателю – расстрел!
Но надеюсь, вы понимаете, что дискуссия вокруг Власова начата и идет не для того, чтобы «объективно» проанализировать события Второй Мировой войны и роль в этих событиях отдельных личностей.
Дискуссия эта нужна для того, чтобы прощупать, на какое количество новых власовцев, предателей России, можно будет рассчитывать тем, кто и сейчас хочет Россию уничтожить. И также для того, чтобы дать моральные подпорки и оправдания тем, кто в минуту нового испытания для России перейдет на сторону врага.
Если вы этого не понимаете, то мой совет - задуматься над этим.
А для других, которые считают Власова изменником, очень важно прислушаться, какие доводы-домыслы используют в этой дискуссии защитники Власова и как они оправдывают «право на предательство».
Со своей стороны я внимательно изучаю высказываемые мнения, чтобы знать, что сказать в лицо и кому сказать в лицо, если человек становится на путь предательства. Хотя допускаю и такую ситуацию, что когда я попытаюсь новоявленному власовцу сказать то, что я думаю, он меня пристрелит и без дискуссии.
Что ж, будем продолжать дискуссию о «трагедии» предателей, вставших под знамена злейшего врага России, каким был Гитлер? Или лучше вспомним и почтим светлой памятью тех, кто погиб от рук коллаборационистов, власовцев и прочих подонков?
И еще. Господин Макин, меня шокировала ваша фраза: «Советским властям было все равно, как их граждане выживали «под немцем» зимой 1941-1942 годов». Что это? Новое обвинение в адрес большевиков? Тогда я вас поздравляю: до такой подлой лжи еще никто не додумывался. Вы переплюнули самого Геббельса, господин Макин!»

День четвертый. Продолжение.

Она сидела в зале 2E , ожидая приглашения на посадку в самолет, а он был совсем рядом,  в 2F… Они летели в разные города… 
Нет,  он был от нее дальше, чем Луна от Земли. И Земля смотрела на Луну и всегда видела только одну  ее сторону. Иначе смотреть не могла.  Так и он.  Он так и не смог заглянуть на Нее с другой, неизвестной и недоступной ему  стороны. Ему захотелось напиться. По-русски. Или по-шотландски. Состояние шотландца  он мог себе представить. Достал свои  последние доллары. Евро уже кончились. Заказал и выпил...

День седьмой. Продолжение.

– Ты знаешь, в чем твоя сила? Ты заставляешь чувствовать! Ты заставляешь думать! – сказал Добрый.  – Говоря словами Булата Окуджавы, «ты в том и повинна, что рада была любви половине». Так вот, увидя тебя, он бы сказал: «Ты не повинен, твоя любовь не делится надвое». Ты, в отличие той, которой он посвятил свои стихи и которая «никуда не звала», ты зовешь! Не перебивай, Прагматик!  Молчи, Гордец! Дайте высказаться!Твоя любовь  невинна, она не половинна!
Он повторил нараспев эти слова.
Евгений сидел один в своей карфагенской обители  и слушал песни Окуджавы...

День третий.  Продолжение.

– Что ты хочешь?
– Каппучино.
– Хорошо. Сейчас закажу.
Евгений тихо пропел: 
– «Три счастливых дня были у меня...»
Она поморщилась:
– Какая пошлость!

День седьмой.  Продолжение.

«Боже, какая Она странная!  – подумал Евгений,  смотря в окно. – Ведь у Нее было желание «побыть три дня Женщиной»! Я  тогда ничего не понял. Я понял это сейчас. Про три дня запел я, а Она хотела спеть сама! Это еще один был ее тайный дар!  Про этот дар никто не узнает! Никогда... Я тот единственный счастливый, которому она пела песни! И какой у Нее прекрасный голос! Далида бы позавидовала!

День четвертый. Продолжение.

В самолете.  Последние минуты перед взлетом. «Мы почти у взлетной полосы». Евгений чувствовал, что он теряет управление и  его самолет сваливается  в штопор. Все это уже было в прошлом! И он всегда спасал и свой самолет, и самого себя! Но теперь…
«А ведь это проводы любви!» Эх, Буба, дорогой мой Буба! Сколько раз мы пели с тобой эту  русскую песню...

– Мне было хорошо с тобой.
– Я – хорошая компания, знаю.
– Целую тебя так, как ты помнишь... Обожаю тебя так, как ты помнишь... Ты улыбаешься!
– Конечно, я улыбаюсь. Прекрасный weekend, хорошая компания, прекрасное настроение.
– Мне тебя будет очень не хватать! Прости...
– Мы не жили вместе никогда. Это тебе привычно, что меня нет рядом.
– Нет. Ты со мной всегда! Это я неизвестно где...
– Женя, мы договаривались о другом. Прошу тебя.
– Всего хорошего, любимая!
– И тебе. Я выключаю телефон.  Легкой дороги!
– Милая!
Молчание.
Он перечитал ее послание, которое она послала последней ночью:  «Ты знаешь сам, как я тебе благодарна!», отключил телефон, прошептал «Прости-прощай!» и разрыдался.
Мир перевернулся. Мужчины рыдают, бьются в истерике, а женщины выносят их из горящего дома и коня на скаку останавливают.
Когда Ее самолет уже пошел на взлет, Она улыбнулась и тихо прошептала: «Три счастливых дня были у меня...»


День первый. Продолжение.

– Где же мне ночевать? – подумал Евгений. Она тут же сканировала его мысли. Она его чувствовала, как саму себя.
– А ты что, номер не заказал?
– Зачем? – оправдывался и одновременно соображал Евгений, который  как-то СЛУЧАЙНО забыл, что ему надо где-то ночевать. –  Рядом с Pоrte ... ну, сейчас вспомню, есть дешевый отель, 70 евро в  сутки. Я туда и поеду.

 Было уже десять часов вечера.  Они вошли в холл Ее отеля. Номер, который ему предложили, стоил 315 евро за ночь. У него таких денег не было.
Она, заметив его задумчивость, спокойно сказала:
– А  сто евро ты бы оплатил?
– Да! Подожди,  – радостно воскликнул он.  – Вспомнил! Это станция метро Porte Pantin. Ты не волнуйся, я сейчас и поеду.
– И сколько ехать?
– Минут тридцать. А утром я вернусь к тебе.
Он никуда не хотел уходить. Он хотел остаться с ней. Он   ЕЩЕ НЕ ПОНИМАЛ, что НИЧЕГО НЕ БУДЕТ! Еще немного, он бы согласился и на эти 315 евро,  он прикинул, что на три дня  нужно 945,  а у него всего 400, это все его сбережения, черт с ними! Гол как сокол! Приперся в Париж казак со своей люлькой! Какой позор! Гарну дивчину озадачил вместо того, чтобы осчастливить!
– Тот отель, который мы проходили..., за углом, сходи, узнай, сколько стоит. А я посижу в холле.
– Хорошо!
Через пять минут он вернулся из Hotel de Castiglione на улице Faubourg Saint-Honor;.
– 220 евро в день, - проговорил он, смотря  в сторону на группу англичан, деловито  снующих по холлу.
– Хорошо, я тебе дам остальное.
Они поднялись в номер, она  открыла кошелек и достала деньги.
Он был в полном замешательстве, но старался не подать виду. Он не хотел уходить от Нее. И он знал, что должен уйти немедленно. Ей надо первую ночь отдохнуть. От всего!  От работы, семьи, перелета, идиотских звонков и ненужных встреч...
Гордецу было стыдно, и он хотел провалиться сквозь этот мраморный пол.
Прагматик молчал, потому что у него не было денег.
Добрый не хотел Ее обидеть.

 Ну, что, проницательный читатель, поиздеваемся над голотой? Мне, честно говорю, чего-то  не хочется. Единственное, что мне хочется, чтобы в будущем  наш герой, когда судьба его вновь призывет совершить подвиг во имя Любви, имел побольше сбережений.
Не на черный день! А именно на светлый день!

  «Вот и приехали казаки!». Он был готов, как вий или баба Яга, вылететь через потолок или в окно... И хотел сказать и  посмеяться вместе с Ней над зрелищем «вечера близ Диканьки под Парижем».  Но промолчал.
 Гордый и Прагматик сложились и  выложили на столик все свои сбережения. Она положила сверху четыреста евро. Добрый взял деньги.
Он положил  деньги в сумку  и сделал шаг в сторону.
Шаг от нее.
Шаг к двери.
Чтобы Она не видела его глаз.
Чтобы Она не видела, что он думает совсем о другом, что его руки тянутся к ней.
Он сделал еще шаг, взялся рукой за дверную ручку…
И, когда открыл дверь, повернулся к ней:
– Спокойной ночи, милая!
Она стояла посреди номера и молча смотрела на него. За ней была роскошная, огромная кровать французского отеля. Но он не видел этой кровати, все расплылось в его глазах, он просто чувствовал  это ложе любви всем своим истосковавшимся телом  и...
Но Гордец, который держал его в черном теле, заставил это тело повернуться и вытолкнул его  за дверь. Рука дрожала, когда он закрывал дверь.
Он уходил...
И знал, что Она ему это не простит!
И еще он знал: что он ничего не понимает в Женщине, которую так сильно любил.
Мужчина способен  думать до того, как увлечен. Но если любит, то разум его спит.

День второй. Продолжение.

– Может, время работает против меня? – думал он, лежа в постели  с открытой книгой Анны Гавальды.
«Иногда я чувствую себя таким старым-старым. Или все это из-за моей проклятой работы, когда приходилось постоянно сражаться? И каждый раз начинать с нуля?
В свои сорок лет, это было, мне казалось, так давно, я работал двадцать четыре часа в сутки, зарабатывал, выигрывал контракты, проигрывал, но всегда знал, что начну сначала.
Теперь на кону у всех –  или деньги, или власть. Много, много денег.
А у тебя что?
Деньги? Нет.
Власть? Нет.
Политика? Нет.
Собственное тщеславие?
Вопрос что надо. Ну, на кинофестивале в Венеции  фильм по Анастасию Александровну, который ты сделал с тунисскими партнерами,  получил первый приз. И что?
Твои дети радовались этому больше, чем  ты сам. Ты отреагировал как надо, задав вопрос самому себе: «А что ты теперь будешь делать?» И первое, что ты сделал, ты послал письмо своему режиссеру, а он послал тебя подальше с твоими прожектами о  фильмах о Второй мировой войне, битве в пустыне, славных русских парнях, детях эмигрантов, которые героически сражались здесь, в  Африке, били и бошей, и фашистов, отстаивали свободу  ливийцев и тунисцев...
Ты это проглотил? Ты хорошо держишься, стойко, когда тебе наносят удары. Как говорят в боксе: уметь держать удар.
Ты его держишь!
Только ты не заметил, что твои лучшие годы уже прошли! Тю-тю! Укатали Сивку крутые горки! Или Бурку укатали! Как там, по-русски? Посмотри в словаре. Нет, бурка – это то мохнатое и черное, что накинуто на плечи твоего прадеда, донского казака.
Так держи удар, казак! Это твоя судьба!

Об одном он сожалел, что никогда не поскачет в бурке на плечах и  с папахой на голове  да на вороном коне догонять уходящий эскадрон казачий... И никогда не подойдет к нему гарна дивчина,  не посмотрит ему в глаза,  не погладит гриву коня и  не прошепчет «возвращайся, я буду тебя ждать».
А он, осмелев и забыв, что не осмелился этой ночью, последней ночью перед уходом на фронт,  преступить черту, так ее крепко поцелует, что та вспыхнет и закроет стыдливо лицо руками...

«Может, начать все сначала?
Черт побери, возьми себя в руки! Какое начало?  Раньше надо было думать, хоть бы сына или дочь ей  подарил, а то ведь сгинул безвестно под Царицыным или Перекопом, в Галлиполи или в тифозном госпитале Ферривилля...»

День второй. Продолжение.

Вечерний Париж. Он сидел в баре. Она появилась у входа, окликнула его и позвала к себе жестом своей руки. Она хотела показать ему свое новое, купленное сегодня платье. Она было  красивым, шло ей, подчеркивало ее прекрасную фигуру, она была очаровательна. 
– Я в нем буду на корпоративной празднике в ноябре,  – сказала она, входя в лифт. Он остался в коридоре.
Она нажала кнопку своего этажа.
Он сказал с улыбкой:
– Ты пригласишь меня с собой на этот...?
Она смотрела на него. Дверь закрылась. Он остался со своей блаженной улыбкой и с таким же идиотским выражением  на лице вернулся в бар. И ничего не заказал…

День третий. Продолжение.

«Не по своей воле он покидает территорию любви, этот роскошный отель, оставляя в одиночестве  свою Любимую».
«Мне больше недоступно то, что трепещет и разрывается под Ее роскошной броней».
Он быстро заканчивал одну фразу за другой, зная, что тут же зачеркнет ее, чтобы начать новую.

День третий. Продолжение.

– Я живу как на вулкане. В любой момент ждешь взрыва, подвоха, обвала, гадостей.... Я никому никогда не звоню. Если ты сам позвонил, что тебе надо?
И Она начала долго рассказывать от неком NN, который... Одним словом, у каждой истории есть длинные корни. Он был влюблен в Нее. Впрочем, это не так уж оригинально: все мужчины, которые встречались с Ней, были в Нее влюблены.  И вот этот влюбленный долго страдал, потом решил жить своей жизнью, ушел в работу, уехал в Россию по контракту, заработал кучу денег, извините, украл, было такое время в России, когда можно было красть, отщипывая от советского пирога жирные куски,  нашел какую-то красотку моложе его лет на двадцать, она ему сделала сына, теперь в огромном доме пусто, все по углам расползлись, полный раздрай, жена его видеть не хочет, он ее, и ... он вспомнил свою первую любовь, нашел ее адрес, прилетел в Рим и пришел к ней поплакаться...
– Ну не выставишь же  его за дверь?  – спросила Она меня. И не дожидаясь моего ответа, сказала: –  Пришлось выслушивать! И вот это влюбленный, поплакавшись и выплакавшись, почувствовав, что не находит сочувствия,  ляпает:
– Я бы никогда на тебе не женился!
– Тогда зачем пришел? – спрашиваю я.
...
– Что ему надо? – это Она уже  меня спрашивает. Я молчу. А Она продолжает:
– И другие, из юности, приходят, возвращаются, миленькие, хорошенькие… «Здравствуйте, мы вас очень ждали!»
Я не выдерживаю и говорю:
– А у них что, крыша поехала? С чего это они все?
– Вот и я не пойму.
Смысл ее дальнейших рассуждений был таким.
Мир стал совсем другим. А мы этого не понимаем. Духовного нет, все материально. Все добродетели, которые были так нужны  женщине от мужчины – и настоящий мужчина их имел! –  все это сейчас не надо. Женщина стала самостоятельной. И даже слишком. От этого она и страдает. Но то, что от мужчины было нужно  женщине раньше, все это не нужно теперь!
– Не нужно! – повторила она.
– А кто нужен? – не выдержав, спросил Евгений, почувствовав,что его Гордец сейчас вставит какую-нибудь глупую фразу-шпильку.
Она задумалась и посмотрела на него.  И, будто не услыша его вопроса,   ответила на другой, на свой вопрос.
– Умение быть собеседником, умение сочувствовать, сопереживать, умение выслушать женщину. Вот что ищет женщина в своем избраннике. Все остальное может сделать другой. Достаточно в Интернете сделать заказ, и он будет тут как тут: передвинуть мебель,  повесить картину, забить гвоздь...
Слово «он» было произнесено    бесцветно, будто Она имела в виду какую-то букашку. Евгений отвернулся, чтобы Она не увидела его усмешку. Ему не понравился такой виртуальный – ох, это модное словечко! –  подход к мужчине, но он понимал, что, действительно, мир совершенно изменился  в том смысле, что общество дошло до ручки, если всерьез обсуждается вопрос: зачем женщине мужчина?
«А если любовь?» – подумал он,  сдавил пальцы и сказал себе вежливо, но твердо: «Сигизмунд, заткнись!»
Почему-то, когда в нем особенно бушевали страсти, он все списывал на кровь своих далеких предков. Среди русских, украинцев, цыган в его славном роду были и поляки. И одного из его прадедов звали Сигизмунд.

День пятый. Продолжение.

Компьютер завис. Часы остановились. Телефон молчал. Жизнь прекратилась.
Запели петухи у соседа. Вудик начал подпевать Далиде. Люк облаял кого-то. Жизнь продолжалась.
Старик ПЕЖО завелся с пол-оборота.
«Вот так и я  теперь завожусь!  Меня все достали!  И своими звонками, и своими кукареканиями, и своими молчаниями тоже. Все! Точка! Амба!»
– Амба! Какое странное слово, Это я на каком языке начал разговаривать? Это какой еще такой далекий предок во мне сидит? – подумал Евгений.
И добавил про себя:
– Только Ей я все прощаю. Как вспомню Ее, так на душе светло становится. Она позвала меня, потому что Ей надо было высказаться.  Вот я ее и слушал три дня!

«И тут Гордец как с цепи сорвался.
– Только пусть в следующий раз лезет в Интернет и вызывает «чмо», того, кто будет ее выслушивать за деньги!
Прагматик перебил его.
– Так ведь тебя тоже за деньги? Кто оплатил отель?
Добрый сжал кулак и что из силы грохнул им про столу.
– Не сметь... марать, Иуда! Застрелю как собаку!
– Ты чего? Ты чего? – забормотали Прагматик и Гордец, не поняв, кого он имел в виду.
– Если хоть раз подумаете о ней плохо...
«Не застрелит!» – подумали Гордец и Прагматик. Добрый человек закончил фразу совсем тихо, умоляюще... Ему была очень нужна абсолютная тишина...
Добрый человек был  далеко-далеко. Он увидел себя, одного, на поле и колодец впереди. Все  казаки куда-то ускакали вдоль опушки леса. Только солнце в зените да  верный конь стоит, привязанный к дереву. Просто зашел далеко в поле. Думал, что просто русское поле. Но увидев одного убитого рядом с воронкой, потом второго, понял… Просто повезло, не наступил еще. Он не знал, что шел по русскому, но минному полю, поэтому и не наступил. А теперь он  понял, каждой клеточкой своего тела понял, что вокруг – минное поле, теперь он знал, что обязательно наступит, и тогда взлетят к ясному солнышку все эти клеточки и никто их не соберет, ни клеточки, ни косточки.
Ему в генах, от русских воинов, отцов и прадедов, передалось это видение, что твоя родная земля может скрывать и страшное. Вот слева бугорок, совсем свежий, а вот справа даже и железка виднеется, торопились, даже не присыпали. В каждой травинке ему   виднелся торчащий усик. Ни присесть, ни проползти. Остается только... стоять.
Он стоял и прислушивался. Будто он знал, что смерть обязательно, хоть чем-то, но выдаст свое приближение...
А если бегом, быстрее взрывной волны, быстрее осколков? Сможешь?
Ты же настоящий мужчина!

– Мне кажется, что я заслуживаю лучшего, – сказала Она и замолчала. 
Он знал, когда Она хотела слышать его. Когда вот так  ВНЕЗАПНО замолкала. И тогда он начинал медленно  говорить.
– Ты помнишь, вот это твоя фраза: чтобы со мной ни случилось, обещай, что ты будешь рядом…
Она кивнула.

«Она сказала другие слова, но смысл, смысл был именно таким. Слова исчезают, остается только их смысл. Или вообще ничего не остается. Хоть убейте, слов не помню, а вот то, что Она сказала мне, помню. От Ее сказанных и исчезнувших слов осталось во мне только одно ощущение.
Я ответил тогда «Обещаю!» Вот оно и  осталось, это ощущение долга, святая обязанность! Это во мне!
Она внимательно посмотрела на меня – и поверила.
– Хорошо, что ты помнишь!
Быть верным!
Вот это обещание, которое я дал моей Любимой!»

День седьмой. Продолжение.

Из записей моего деда, донского казака. Если бы не война, он был бы историком античности:
«Вперед, славная конница Ганнибала! Сегодня ты принесешь ему победу!  А через несколько лет  Ты его предашь.
Я не прав! Просто тогда  будет другая конница. В одно и то же седло два раза не сядешь! И на того же коня два раза не вспрыгнешь. Те отчаянные кони, которые так бесстрашно скакали вдоль реки Офид (Aufide, сейчас Ofanto) под Каннами навстречу вражеским лошадиным мордам, пенившимся от ненависти, те кони погибли смертью храбрых на полях сражений в Италии!
Вот, вот, сначала мы губим своих верных коней, потом другие кони, заменившие наших преданных товарищей, загубленных нами, должны заменить... Нет, эти другие никогда не смогут их заменить, а мы-то думаем, что смогут... Подумаешь, какая разница!
Бессловесный, но с такими выразительными глазами, – мой конь выражал свои чувства именно глазами – слова, невысказанные им, но услышанные мною... я помню..., нет, вру..., я опять вру..., не помню...
Потому что теперь со мной другой конь. И вот... теперь я переживаю, что он меня предаст....
Господи, если бы мы знали... Если бы мы берегли своих товарищей!»

Какое совпадение!  Родственники моей Любимой живут под Каннами, на берегу реки Офанто...

День пятый. Продолжение.

«Любимый город в синей дымке тает...»
Моя собака и моя птичка. Вот кто радуется, когда я возвращаюсь в Карфаген. Вудик начинает петь, а Люк начинает лаять. Оказывается, я научился понимать птичий и собачий языки. Может, потому, что я стал меньше говорить на русском и французском и больше молчать?
«Любимый город может спать спокойно...»

День седьмой. Продолжение.

Перед отъездом Евгений послал батюшке тексты: молитвы Оптинских старцев и воспоминания отца Георгия Спасского, главного священника Русской эскадры. Эти письма  1921-1923 годов он нашел, продолжая разбирать архивы своей бабушки Анны.

Странный вопрос мне  задал один турист в одной группе москвичей, когда я им рассказал, что в Тунисе, столице, а также в городе Бизерте,  есть две православные церкви:
– Вы верите в Бога?
Я хотел сначала не отвечать, но почувствовав, что не праздное любопытство заставляет этого мужчину нарушить правила этики – я считаю, что никто не вправе задавать вопросы насчет твоих религиозных верований, - ответил:
– Да.
– А почему?
– Потому что Россия или верит, или ее нет.
Он непонимающе смотрел на меня.
– России нет без веры. Это как Женщина! Мать! Сестра! Любимая! Дочь!  Если ты им веришь и любишь – а настоящая Вера – это всегда Любовь! – то они есть. Если не любишь – их нет!
Мужчина задумался.
– И позвольте добавить, что я не сразу к этому пришел. У каждого своя дорога к Храму.
Мужчина облегченно вздохнул.

День четвертый. Продолжение.

«В самолете я продолжал читать LA CONSOLANTE и вместе с героем книги  приехал на кладбище, где была ее могила...
...
Дальше я читать не стал! Мне было не по пути с героем! Он потерял ее, потерял навсегда! Что еще он может мне рассказать? Только свои воспоминания? Так мне и своих хватает!
И тут Прагматик мне задал вопрос:
– Сигизмунд, не говори ерунды! Анна Гавальда рассказывает то, что считает очень важным и для себя, и для тебя, и для многих ее почитателей.  Если в книге   500 страниц, то будь уверен: они полны жизни, страсти, страданий и... радостных  праздников.  Не то что в твоих книгах! Одни «грустные ивы склонились к пруду..».
Гордец нахмурился.
Добрый продолжил напевать эту боевую советскую песню: «...месяц на небе плывет..».
– Может, ты выдохся? Может,  тебе больше нечего сказать? В чем ты упрекаешь Анну? А  ты сам-то, что можешь рассказать, кроме своих... воспоминаний!
Молодец, Прагматик,  что сделал паузу и проглотил одно очень обидное слово. Гордец сжал кулаки и обиделся. Он был догадчивым.
Слово можете вставить сами. Вот здесь, возьмите ручку и напишите:___________________
И Прагматик подвел итоги  их вечного спора, кто же может быть писателем:
– Писатель, как настоящий мужчина, знает, как, когда и где кончить...
Увидя  слезы Гордеца и  улыбку Доброго, он уточнил:
– ...в смысле, на чем поставить точку. А графоман все пишет и пишет, сочиняет и сочиняет. Будь мужчиной,  поставь точку!
Добрый, который  всегда все хотел заканчивать по-хорошему, и  измученный своим честолюбием Гордец согласились с ним.
И каждый поставил точку. Вот что получилось:
...
Ровно три точки! И все!

Так вот, насчет радостных лучших праздников. Нуну (Nounou), один из самых симпатичных героев Анны Гавальды, в самом начале книги LA CONSOLANTE говорит:
«Les plus belles fetes, vou le verrez mes bichons, sont oubli;es au  matin… , les plus belles fetes, c`est pendant la fete. Le matin? Ca n`existe pas…»

На этом и я кончу. Переводить не буду. Надеюсь, вам ваша Любимая или Любимый подарит эту книгу. Или другую. Какая разница! Ведь книги всегда одинаково начинаются и одинаково кончаются. Вы это еще не заметили?  Как хорошее вино! Сначала полная бутылка, потом – пустая! Только содержимое различается...
Я поднимаю бокал карфагенского вина за тебя, Любимая!
До встречи в Будущем на лучшем празднике!
На твоем!
Будь счастлива!

Эпилог первый, от публикатора

Евгений приехал ко мне. Он привез то, что обещал: новые истории из своей жизни  гида, русско-итальянско-французско и немного испанско- и немецкоговорящего,  для нашей с Сергеем, моим московским другом, второй книги «Тысяча и одна история, рассказанная в Хаммамете».
И передал свои записи о поездке в Париж. А когда мы выпили, я включил магнитофон,  и он мне еще долго рассказывал...
Конечно, про Любимую.
 Конечно, только про Нее!
И вдруг я почувствовал, что его оскорбленное самолюбие передалось и мне. Бывае такое: когда слушаешь собеседника и проникаешься его страданиями, его  болью, то поневоле начинаешь сопереживать и чувствовать то же, что и он.
Интересно получается: Она ему все рассказывает, он – мне пересказывает, им хорошо, они облегчили души...
А отчего  же мне так плохо? Неужели и я  не могу избавиться от этой вредной привычки смотреть на других через призму собственного Эго?
– А ну-ка, наступи на горло собственной песни! – опять этот внутренний голос. –  И к тому же, у тебя такая спокойная жизнь. Издательства интересуются , что там новенького книжного ты готовишь, на кинофестивали тебя приглашают с твоими новыми фильмами.  А ты?
Один ты, одинешенек? А кто виноват?
Так раньше надо было думать!

Ну да ладно. Свои же мы все, братья и сестры, сочтемся. Пусть общим памятником нам будет...
А вот это не надо... Общие памятники, как это ни печально, только на братских могилах!
Смотри: одни  тебя в «сталинисты» запишут, другие  -  во «врагов народа». Для одних ты – русский, для других – отщепенец, полу-эмигрант...   

Да, между прочим, все, точка: на Евгения и и Его Любимую времени много  тратить не буду, сами разберутся. Оба крепкие орешки, сильные натуры,  и в одиночку выстоят! А вот мне как быть? Из Москвы грустные вести приходят.
Н.T. развелась. У Г.С. семейное горе.   Умер С. М. Спился К.Г.
Есть сообщения  не только грустные.
З.Л. родила мальчика.  У А.Б. семейное счастье.  А у Е.Е.-  повышение по службе…

А вот О.С.  что сделала?  И как теперь быть?
Летом она  прилетела в Хаммамет, мне не сообщила, на третий день своего отдыха сама позвонила. «Здравствуй, я в BEL AZUR!» Я так обрадовался, что сходил в морской бассейн  BIO AZUR, купил цветов и свое любимое вино Magon, пришел на взводе, предчувствуя и вздохи сладкие, и ласки горячие...
Сначала получил от нее по полной программе в духе ее обычного «все мужчины негодяи», потом она сообщила, что была в Берлине, рассказала историю своего нового друга и все ужасную судьбу немецкого народа, пострадавшего во время войны, и особенно той его части, которая оказалась в плену в Советском Союзе...
Я молчал, не перебивал.  Я же воспитанный до  вежливости! Конечно, я понимал, что немцам досталось  и не только во время Войны, но и после... И вспоминал про себя, слушая ее повесть,  рассказы своих родственников о той далекой Войне, о том, как, немецкая бомба попала прямо в хату, где жила моя старенькая баба Лиза, которой тогда было 102 года,  и она жила бы и жила и всех бы радовала своими галушками, гораздо вкуснее тех, которыми теперь потчуют  на Украине, простите, в Украине немецких туристов, которые согласились позировать для  местных газет рядом с памятником «герою Украины» Степану Бандере...
О.С.   рассказывала и чуть не плакала, и я искренне сочувствовал всем  живым, а больше погибшим...
Но она все равно назвала меня бесчувственным, непомнящим родства, намекнув на мои тесные связи с семьей Анастасии Александровны Манштейн-Ширинской, и  сказала, что я ничего не помню и в то же время обвинила меня, что я весь только в воспоминаниях о Белой гвардии и Русской Эскадре...
Еще она говорила, что ей приятно, что на нее засматриваются мужчины не только ее возраста, но и тридцатилетние, что она с ними встречается, но ТОЛЬКО на пляже, а вот я никакого внимания  (???) на нее не обращаю, она столько лет уже приезжает в Тунис на отдых... И еще она что-то говорила про мои пороки, про лису и волка в одном лице, перечисляла и других животных, в том числе исчезающих, из Красной книги, или уже исчезнувших...
Мы сидели с ней в холле отеля, я хотел встать и уйти, но было как-то неудобно оставлять даму одну. И  ей захотелось погулять, когда я мягко намекнул, что пора спать, на что  она сказала, что перед сном полезно...
Я был другого мнения насчет того, что полезно перед сном...
Была такая полная луна, она так освещала море, что были видны силуэты корабликов, охранявших виллу  Бен Али, президента Туниса. Я вспомнил, что скоро прилетит Сережа по его личному приглашению на празднества очередной славной годовщины «Жасминовой революции», свидетелем которой я был в 1987 году.  И я подумал о том, что революции могут быть не только кровавыми,  не только братоубийственными и пожирающими своих детей...
И в тот момент, когда я отвлекся, думая о судьбах революций, она взяла меня под руку в знак примирения, даже прижалась ко мне. Она была чертовски красивой женщиной, и я не мог ее не хотеть!

Господи, когда-нибудь женщины поймут, что Бог нас сделал совершенно разными и в наказание  рода человеческого одну половину  его  Он сделал ИЗРЕДКАЖЕЛАЮЩЕЙ, а половину – ПОСТОЯННОЖЕЛАЮЩЕЙ!
Но даже если они это поймут, то ...
Одна из них с раздражением мне сказала:  «Почему женщины должны ЭТО делать, если им  ЭТОГО не хочется?»
Я все понимаю, дорогие мои! Мы можем быть вместе, когда вы хотите иметь ребенка, да, пока это просто необходимость, но в будущем Ее Величество Наука – слово женского рода, обратите внимание, поэтому многие мужчины избрали своей жизнью служение именно Науке – так вот, в будущем будут созданы все условия, освобождающие женщину от этой необходимости и более того, гарантирующие ей... да, да, самого высшего качества... от самого... да, да, одаренного, умного, красивого и, конечно, богатого... чего изволите, мадам, тут же достанем, сейчас в Интернете поищем... банк данных…
Опять этот везде-сущий, все-имеющий, все-могущий Интернет! Ах, вам надо гвоздь забить? Сейчас пришлем!

Мы медленно шли по морскому пляжу. На этих моих размышлениях она вздохнула, повернулась ко мне,  полная луна осветила ее прелестное лицо античной богини...
Клянусь, это истинная правда! И ее лицо, и ее фигура достойны скульптора, мрамора и Лувра, и один скульптор, если он дочитает до этого места, вздрогнет...
– Георгий, ты меня слышишь? Ты ее помнишь?
Она чуть-чуть подвинулась ко мне и приблизила свои губы, но я был уже погребен заживо под собственной лавой своих воспоминаний-страстей, которую выплеснул на меня вулкан Букорнин и  превратил меня в пепел, в прах, в горсточку пепельного праха...

Тот, кто испытал «одну, но пламенную страсть», меня поймет и не осудит.
Но пусть «она Вас больше не тревожит, я не хочу печалить Вас ничем...»
–... вы меня слышите, Прекрасная дама?

Оказывается, вулкан был не около Карфагена. Оказывается, я его носил всегда в себе, куда бы меня не забрасывала судьба.

Я позволил  ей поцеловать меня в щечку,  и мы пошли от кромки пляжа, на который меланхолично,  уже которое  тысячелетие  набегали морские волны, перемалывая все тот же песок слов, обещаний и клятв…
А напоследок она мне сказала, что никогда не любила... пить МAGON,  особенно Старый Магон, а пила только потому, что это я на этом... настаивал, я понял ее тонкий намек, но не сказал вслух то, о чем подумал: «Теперь никогда не буду... настаивать!»
Она сказала, что попробовала  вино COUP DE COEUR в одной ХОРОШЕЙ компании – она сделала ударение на слове «хорошей», но я был неуязвим, как доблестный КВ, расстрелявший 15 фашистских танков под  мои родным Люботином, где похоронены мои предки-казаки –   и она добавила,  что «это вино ГОРАЗДО лучше твоего Магона», сделав ударение на слове «гораздо», и я подумал, на сколько же раз он «горазд» больше, чем я! 
Но в ответ  сказал только  две вещи: во-первых, я никогда не предам карфагенского генерала  Магона, который,  пройдя не менее славный боевой путь, стал  великим агрономом и великим ПИСАТЕЛЕМ, – я сделал ударение на слове «писатель».  А во-вторых, я обязательно достану  для нее бутылку  COUP DE COEUR,  и она сможет ее распить в своей новой хорошей (!!!)  компании...
Губы ее задрожали, я понял, что не должен был говорить насчет компании, это не по-джентельменски,  это некрасиво,   может, она все это сочинила и в Тунис прилетела только для того, чтобы побыть со мной, пережить вот эти несколько минут на берегу моря…
От дрожи в губах она стала еще красивее, и ей было не больше 38 лет, как Марлен Дитрих,    «ни годом больше»,  и чтобы сгладить свою вину, я ее искренно поцеловал в щечки три раза, по русской традиции, перекрестил и  не менее искренно добавил:
– Будь счастлива!
– До встречи! – тихо ответила она. И когда мы уходили в разные стороны, она – к освещенному входу в отель, а я – к своей машине, то наши взгляды встретились еще несколько раз и в них были только добрые чувства благодарности.
За  наше общее трудное, но героическое  Любовное Прошлое...
 
Теперь она одна в Москве, дочь вышла замуж за иностранца, хотя и неудачно, но молодожены уехали в Канаду,  это как-то сгладило неудачу, вот она и звонит мне иногда, просит приехать, когда я оказываюсь в Москве, чтобы  помочь, мебель переставить, гвозди забить...

«Конечно, приеду, конечно, сделаю», отвечаю я... Гвоздь забить – не женское дело! Женское дело – приласкать того, кто гвоздь забил...

Вот так у нас все и получается. Ничего у нас не было, и вот снова… C’est la consolante! Утешительная партия, в которую может сыграть тот, кто проиграл главную партию в своей жизни!

Так что, если и Вам, Прекрасная дама,  нужно будет гвоздь забить, прошу,  не зовите никакого «чмо»,  пожалейте свои тонкие, милые пальчики и найдите мой телефон...
Через год, через десять, через сто лет...
И уверяю: я – никогда и ни-ни. Не преступлю черту! Я даю Вам слово!
Ну а если Вы сами его нарушите, то счастью моему не будет границ!
Остаюсь Вашим...

Эпилог второй, тоже от публикатора.

Я прочитал истории, написанные Евгением по мотивам Арабских сказок, они были веселыми и забавными, Шехерезада блистала красотой и остроумием, все мужчины, начиная  от самого царя, обуреваемого желанием,  и кончая самым старым евнухом в его гареме, восхищались ею, и она купалась в море обожания и восторга...
Но самая последняя история про молодого юношу, влюбленного в Шехерезаду, околдованную и ставшую бесчувственной по воле злого джинна, которого она отвергла,  история, противоречащая всем  сказкам Тысячи и Одной Ночи,  история,  сочиненная  Евгением,  я не побоюсь сказать, в безумном бреду безнадежно больного человека -  и диагноз этой болезни  вам известен, –  заканчивалась весьма печально:
 С последними силами, теряя сознание, юноша взошел на жертвенный костер и бросился в огонь.
И в этот момент рухнули злые оковы, Шехерезада пришла в себя и стала женщиной, которой больше не хотелось рассказывать истории про других и про себя, а захотелось  просто Любить и Быть Любимой.

Эпилог третий.  От Евгения

27 января 2010 года. Нашел в Интернете интересное, но очень печальное  для меня сообщение:

Чтобы доставить женщине физическое удовольствие, вовсе необязательно быть героем-любовником. Как выяснили ученые, количество женских оргазмов прямо пропорционально финансовому состоянию их партнеров, передают британские СМИ.
Как утверждает профессор Томас Поллет из университета Ньюкасла (Англия), который провел соответствующее исследование, чем выше доход мужчины, тем больше сексуального удовольствия получает от близости с ним женщина. По словам ученого, "женская способность к оргазму может привести к дискриминации мужчин на основе их качества".
Проанализировав, какие качества влияют на получение женщинами сексуального удовлетворения, профессор выяснил, что лидером является финансовое благополучие, являющееся важнее возраста, здоровья, счастья и длительности отношений.

И Гордый спросил Доброго:
– И что же ты удивляешься, если тебе никто не звонит и ты никому не нужен?
Прагматик добавил:
– Ну, теперь у тебя есть ответ на главный вопрос, почему от тебя ушла Любимая женщина?
И оба они неодобрительно посмотрели на Доброго.
Добрый человек ушел... Его нашли на следующий день, совершенно случайно, висевшим на оливковом дереве в соседней роще. В руке он  сжимал оливковую ветвь. А на голове его был терновый венок.
У Гордого внезапно проснулась совесть, он перестал думать только о себе и  улетел на Гаити заботиться о детях, оставшихся сиротами после январьского землетрясения.
А Прагматик взял  из руки Доброго оливковую ветвь, как символ счастья,  и терновый венок, как символ вечных страданий Любви,  да так и остался охранять оливковую рощу в Карфагене, которую посадила, как утверждал все знающий русский гид,  сама царица Элисса, основательница Карфагена, в честь ее единственного мужа.
Она успела посадить эти вечно зеленые деревья  прежде, чем взойти на костер и  вознестись к своему Любимому.
И теперь толпы туристов приезжают каждый день в Карфаген, чтобы поклониться вечным камням и оторвать на память вечную оливковую веточку. Гиды говорят, что если эту веточку незаметно положить в сумочку вашей пассии, то она непременно полюбит именно вас.
Когда об этом спрашивают Прагматика, он улыбается, потом хватает палку и отгоняет назойливых мух-туристов, обламывающих оливы, норовясь попасть своей палкой по тому из них, кто самый старый...

Входной билет из прошлого недействителен

3 января 2011. Париж.
«Здравствуй!
Я не знаю, правильно это или нет, но я знаю, что снова хочу сказать тебе то, что не могу не сказать.
Я не хочу сберечь это до того момента, когда это будет непоправимо.
Я, кажется,  дождался момента, когда могу сказать в последний раз.
Я не хочу держать при себе то, чем живу сейчас в отношении тебя. Я не знаю, что это значит, и не знаю, какие события должны связывать двух, чтобы один из них имел право сказать эти слова.
По-моему, право высказать то, что чувствует, определяет только высказывающий.
Итак, это мое  право!
По моим личным ощущениям, эти слова можно сказать либо один раз – и других слов не надо! – либо никакие житейские события и обстоятельства их не могут повторить.
Во всяком случае, их может сказать живое сердце, а холодное сердце -  никогда!
Поэтому я скажу.
Мое сердце еще живо! Вдруг у меня не будет другого случая, или случай будет ненужный ни мне, ни…вообще никому.
Сегодня 3 января 2011 года! И этот день никогда не повторится. Ни в моей жизни, ни в твоей.
Я люблю тебя!
Люблю!
Ты не можешь понять это, но  у тебя нет повода усмотреть в этих словах ничего, кроме того, что в них вложено мной.

Ты мне когда-то сказала:
« Посмотри в зеркало и увидишь мои глаза, сядь напротив кресла, в котором сидела я, и молчи, и ты увидишь меня, услышишь мой голос и смех. Выйди на патио, а потом иди спать. Я не буду тебе мешать, я тихо войду и лягу рядом, повторив изгиб твоего тела. Ты проснешься и почувствуешь мой поцелуй, если, конечно, не проснешься слишком рано...»
Ты сказала эти слова первой.
Мне ты оставила только повторить:
Посмотри в зеркало и увидишь мои глаза, сядь напротив кресла, в котором когда-то сидел я, и помолчи, и ты увидишь меня, услышишь мой голос... Выйди на патио, а потом иди спать. Я не буду тебе мешать, я тихо войду и лягу рядом, повторив изгиб твоего тела. Ты проснешься и почувствуешь мой поцелуй, если, конечно, не проснешься слишком рано...
Милая,  с тех пор я каждую ночь ложусь рядом с тобой, повторяя изгиб твоего тела… Я никогда тебя не потревожу...
«Ничего не произойдет с тобой: у тебя есть я!»
Эти слова когда-то ты мне сказала! Это я теперь тебе  говорю!
Когда-то ты мне написала:
«Знаешь, когда ты сможешь держаться за землю всеми существующими у тебя конечностями? Когда я приеду к тебе! Тогда я не пойму, если ты не задушишь меня в своих объятиях!»
Я хотел задушить тебя в своих объятиях... Но... Теперь ты понимаешь: я никогда не попрошу еще одну Встречу...  Эта римская ночь, когда разразилась страшная гроза, осталась в моей памяти...
Когда-то ты мне написала:
«Улыбнись! Как я буду счастлива, когда буду знать, что ты понял, чем ты владеешь! Порадуй меня. Попробуй понять это поскорее!».
Я улыбаюсь.
Ты мне подарила Любовь! И я Ее сохраню! Как и эту римскую ночь...
 
3 января 2011. Рим.
Из ответного письма:
«Не надо обо мне в прошедшем времени - я жива и буду жива. И не надо "открывать дверь" в ту часть меня, которая только моя.
Входной билет из Прошлого недействителен.
Не надо!
Доброй ночи!»

3 января 2011. Париж.
Bonne nuit! – был ответ Евгения.

Из  его дневника:
«Почему-то не захотелось отвечать на это письмо, кроме слов bonne nuit.
Интересно, это где же я написал о Ней в прошедшем времени? Я всегда ее считал живой! Наверное, эту фразу Она придумала сама. Бывает такое: пишешь письмо будто для кого-то, а на самом деле пишешь для себя.
И какую «дверь» я хотел «открыть»? И в какую «часть», которая «только ее»?
Мне не суждено это понять.
А фраза «входной билет из Прошлого недействителен» - это шедевр! Это же название  для будущего романа! Ай да Любимая!  Растоптала, размозжила, но напоследок  костыль бросила:
-  Если сможешь - восстань, собери себя -  и дерзай! Я же подарила тебе название твоего будущего романа!
...
Интересно, как долго продлиться эта Ее ночь!  Тогда, пять лет назад, она увидела меня и... подарила входной билет...
Прекрасная царевна заснула в хрустальном дворце, и только поцелуй прекрасного принца сможет ее разбудить.
И кто будет ее принцем?
Спит она  и спит, да принца-то она сама выберет!»

Сказка ложь, да в ней намек,
Добрым молодцам урок.
Помните:
«Входной билет из Прошлого недействителен!»



Николай Сологубовский, публикатор
Париж – Рим – Тунис - Карфаген – Москва – Хаммамет





Другие произведения Николая Сологубовского и Евгения Ларина вы можете прочитать здесь:
http://www.proza.ru/avtor/eskadra
http://gidepark.ru/user/main/3312574000
www.sologubovskiy.ru
http://world.lib.ru/s/sologubowskij_n/
http://blog.aif.ru/users/2881422/
Фильмы Николая Сологубовского вы можете посмотреть здесь:
http://www.youtube.com/user/sootetsestvenniki , 
http://www.youtube.com/user/NikolaySOLO , http://www.dailymotion.com/comments/CDP_Agency
Главный фильм, сделанный с Виктором Лисаковичем - "АНАСТАСИЯ", рассказывает  о Русской эскадре, которая ушла из Крыма в 1920 году в Бизерту (Тунис) (кинопремия НИКА за лучший неигровой фильм 2008 года)
Фотографии можете посмотреть здесь: 
 www.sootetsestvenniki.ru