Носки

В конце марта семьдесят девятого года в редакцию ленинградского журнала «Аврора» пришёл молодой писатель по имени Виктор Бронштейн. Решался вопрос с публикацией его дебютной повести «Начало всех дорог» о судьбе молодого комсомольца, который развелся с богемной женой и уехал на одну из больших строек в Средней Азии. День был холодный, по Невскому проспекту косо летел мокрый снег, ветер забирался в прорехи одежды, щекоча холодом. Виктор замерз в старом пальтишке. В дырявых ботинках было сыро и неуютно.
Руководитель отдела прозы пил чай из железной кружки, морщась и сурово глядя из-под опухших век.
- Повесть берём, - сказал он. – Смешно, остро, талантливо. Рад?
- Рад, - сказал Виктор.
- Надо будет кое-что сократить, но дело в другом. Это мелочи. Справишься. Я вот о чём хотел. Ты о псевдониме не думал?
- О псевдониме? – удивился Виктор. – А что такое?
- Сам не понимаешь? Ну, вот смотри. Ты помнишь, так сказать, Троцкого?
- Лично не помню, - ответил Виктор. – Молод ещё.
- Ты его имя помнишь?
- Лев Давидович, кажется, - ответил Виктор. – А что?
- Лев Давидович Бронштейн, - сказал задумчиво руководитель.
Повисла короткая пауза. Виктор шмыгнул носом.
- Понимаю.
- Отлично. Значит, не против псевдонима?
- Я-то не против. Только вот даже не представляю ничего. Мне моя фамилия всегда нравилась. Что придумать?
- Что-нибудь попроще, - сказал руководитель. – Без выпендрежа. Ты женат?
- Женат.
- А как фамилия жены?
- Каплан, - застенчиво признался Виктор.
- Иди ты!
- Точно.
- Ты папиросами не богат?
Виктор полез в карман пальто, достал «чекушку», носовой платок и пачку сигарет «Столичные». Руководитель покосился на «чекушку» и как бы между делом достал из ящика стола две стопки.
- Вить, ты закусываешь? А то у меня тут только ириски из еды.
Через пять минут слегка разомлевший Бронштейн расстегнул пальто.
- У тебя фамилия отца? – спросил руководитель.
- Да, папина.
- А у матери девичья?
Виктор поморщился.
- Боюсь, не очень подойдёт.
- Только не говори, что Берия.
- Ну не настолько… Терц.
- Ети твою! Тогда уж лучше… Ладно. Дети есть?
- Детей пока нет, - развел руками Виктор.
- А если бы было, как бы назвал?
- Мальчика или девочку?
- Давай мальчика.
- Я вообще-то в честь дедушки хотел. Он в блокаду погиб. Израель Семенович Бронштейн его звали…
- Да ну тебя в сраку! – закричал руководитель. – Издеваешься? Виктор Израелев, тьфу! Спасибо, что герой твой в палатке своей по ночам «Голос Америки» не слушает.
Они допили «чекушку».
- Даю пять минут, - сказал руководитель. – Не придумаешь себе фамилию, будешь Суходрищевым. Шутка.
Виктор пытался сообразить. Вспоминал героев из детства; книжных, киношных, настоящих. В голову почему-то настырно лез Атос из «Трёх мушкетеров». Виктор Атос? Виктор Шерлок? Виктор Холмс? Кто там ещё есть? Мересьев? Матросов? Буденный?
Руководитель закурил четвертую сигарету, встал, криво нахлобучил шапку и накинул куртку.
- Ты пока подумай, а я сейчас вернусь.
Бронштейн полез в карман с мелочью.
- Добавить, может?
- Да я не за этим… У нас сортир вторую неделю не работает, приходится в столовку бегать через улицу…
Он вышел.  Виктор снял ботинки и вытянул ноги. От влажных носков поднимался пар. В комнате было жарко натоплено.
Руководитель вернулся подозрительно быстро. Видимо, не дошёл до столовки. Возможно, даже не выходил из подъезда.
- Придумал?
- Носков, - ответил Виктор равнодушно
- Оригинально, - сказал руководитель. – И без выпендрежа.
В конце осени первая часть повести была опубликована в журнале. Как-то вечером после работы Виктор зашёл в редакцию взять авторские экземпляры. Шёл дождь, с тополей падали последние листья. Ветер с Невы срывал шляпы с прохожих на Дворцовом мосту. По дороге Виктор купил «Букет Абхазии» и шоколадку. В кабинете руководителя отдела прозы штопора, как ни странно, не нашлось, но тот ловко расправился с пробкой, используя шариковую ручку.
- Это ведь так здорово, Виктор, - говорил он, шурша фольгой. – Знаешь, сколько рукописей приходит? А твоя – вот она. Не успел глазом моргнуть, уже в номере.
- Здорово, - согласился Виктор.
Ну а что, разве не здорово? Не «Нева», конечно, и не «Звезда». Денег не заплатили. Но ведь здорово же!
- Знаю, знаю, не терпится уже? Ну, держи журнальчик-то…
Виктор взял в руки новенький экземпляр. Медленно перелистал страницы, которые, как ему показалось, ещё хранили тепло типографского станка. Долго листать не пришлось. Номер открывался его повестью.
- А что это такое, - медленно проговорил Виктор. – Что это за Виктор Сосков?
- Где? – подался вперёд руководитель. – Тьфу ты, ё!
Виктор положил журнал на стол.
- Ты что, Вить, расстроился?
- Нет!
Живо представилась картинка, как он рубит журнал топором.
- В типографии напортачили. Моей вины нет. Веришь?
Окончание повести напечатали зимой. Виктор за журналом не пошёл.
Как-то ему позвонили из союза писателей:
- Сосков? На секцию «Молодого Ленинграда» не хотите прийти? Поделиться творческими планами, почитать новые вещи?
- Идите в задницу! – ответил Виктор. Хотя, конечно, не ответил, а скромно отказался, сославшись на занятость.
- Кто звонил, Виктор? – спросила тёща.
- Ошиблись номером, - ответил он мрачно.
Через три года Бронштейн с семьей жил в Нью-Йорке. Окончил курсы массажистов, но работал в русскоязычной газете. Массаж делал только жене и тёще. Вечерами писал, сидя в уголке кухни. Прошло ещё два года. Небольшое эмигрантское издательство выпустило сборник его рассказов о жизни в Америке бывших советских подданных. Авторские экземпляры из типографии привез приятель Бронштейна бывший киевский участковый Гуркин.
Вечером Виктор аккуратно развернул оберточную бумагу и достал тонкую книжку.
«Виктор Носков. Конец пути». Из-за плеча выглянула жена.
- А почему Носков? Тут ты мог бы и Бронштейном быть. Да хоть Сталиным.
Виктор молча закурил «Кэмел». На следующий день он отправил в Ленинград на адрес журнала «Аврора» небольшую бандероль. Внутри лежали его старые синие носки, в которых он когда-то проделал путь по маршруту «Ленинград – Вена – Нью-Йорк».