Мой день начинался всегда одинаково. Едва проснувшись, я вскакивала на ноги и будила родителей. Они обычно радовались, услышав мои упражнения по развитию речи. А сегодня случилась странная вещь, я проснулась, а никто даже не посмотрел в мою сторону. На секунду мне показалось, что мама собирается встать, но папа вдруг раздражённо зашептал:
— Оленька, хватит реагировать на её крик как на команду эвакуироваться при пожаре! Поспи, ведь только шесть часов утра, опять всю ночь с нею промаялась.
Ничего себе! Мамочка вовсе не «маялась» со мной прошлой ночью. Подумаешь, провела несколько часов в удобном кресле, держа на коленях чудесного годовалого ребёнка.
На меня по-прежнему не обращали внимания. Теперь я не просто кричала, я визжала тоненьким голоском. Получалось неплохо. Мамино лицо морщилось, но сама мама и не думала двигаться, а папа отвернулся к стене и накрыл голову подушкой, давая мне понять, что этим утром я могу на него не рассчитывать.
Окончательно разозлившись, я начала выкидывать из своей кроватки всё, что попадалось под руку: соску, подушку, простынку и одеяло. Всё ещё сохраняя надежду разбудить родителей, а заодно и их совесть, я повторяла как заведённая:
— Ма-ма-ма-ма-ма! Па-па-па-па-па!
И тогда меня осенило - как легко и быстро согнать родителей с дивана. Я начала кряхтеть и делала это очень убедительно. Сработало! Мама бросилась к моей кроватке с горшком. Наконец её руки вытащили меня на свободу. Так и начался этот день.
Сегодня день был особенный. Бабушка и дедушка пригласили нас к себе на Праздник. Что такое Праздник я не знала, но мама сказала, что там будет интересно и весело. Родители моего папы прожили вместе много лет, и поэтому сегодня ждали от всех подарки. Мамочка позвонила бабушке с дедушкой рано утром, чтобы первой их поздравить, и с волнением в голосе прокричала в трубку:
— С Коралловой свадьбой вас, дорогие наши Любовь Николаевна и Юрий Васильевич! -
И не дав им опомниться, добавила. - Это же надо, 35 лет вместе! Это так мило!
А потом, после бабушкиного ответа, побледнела и начала извиняться за прибавленный год, отметив, что они всё равно молодцы. В общем, смешно получилось.
Наконец мы начали собираться. Мама сказала, что меня нужно красиво одеть, потому что неудобно являться на Праздник замарашкой. Она полезла в шкаф и достала оттуда мешок с детскими вещами на вырост.
— Миша, смотри, какая жуть! Мама вертела в руках смешной наряд - юбку и жилетку цвета протаргола. Где же Ирина Николаевна купила такой нелепый костюм? Как можно такое дарить на рождение малыша. Ладно, попробуем натянуть его на Машу. Хоть разок, а одеть надо, не выбрасывать же!
Я выворачивалась и сопротивлялась, как могла. Я кричала истошным голосом, и мне пришлось укусить маму дважды. Мама никак не отреагировала. Она прочитала в умных книжках, что укусы ребёнка – это своеобразные ласки и со временем у малыша пропадёт эта скверная привычка. Меня всегда забавлял её оптимистичный настрой.
Мне не нравилась чужая одежда из мешка, я бы предпочла поехать в гости в своих домашних штанишках. Но у родителей было иное мнение.
Меня, зарёванную и вспотевшую, поднесли к зеркалу. Увидев своё отражение, я застыла от ужаса. Я была похожа на Бо-бо, мою обезьянку. Мне вспомнилось, что в такой одежде, коротких и пышных юбочках, животные участвуют в детских представлениях: танцуют на задних лапках вальс или прыгают через горящий обруч.
Итак, в наряде цирковой обезьянки, я еду в гости к бабушке и дедушке. Раньше они ко мне приезжали, сегодня – я к ним.
Родственников набилось в одной квартире очень много: мои тёти, их мужья и дети – мои двоюродные братья и сестра. Меня ошеломило такое количество незнакомых людей. Я рассматривала их, а они уставились на меня как на диковинного зверька. Судя по их репликам, я производила неплохое впечатление:
— Какое умное лицо у Машеньки! Какой серьёзный и вдумчивый взгляд! – высказывались многие. А я слушала и соглашалась, так как это была чистая правда. Я с вызовом посмотрела на родителей, которых часто волновал вопрос - «отставание малыша в развитии», и под общий восторг начала пританцовывать на месте.
Почти всю площадь гостиной занимал стол. На нём стояло много разноцветной еды. От незнакомых пищевых ароматов и запахов надушенных людей, меня слегка подташнивало. Родственники тесным кольцом окружали стол, во главе которого восседали бабушка с дедушкой. Праздник начался!
Все жевали, стучали вилками и ножами по тарелкам, много говорили, перебивая друг друга, громко смеялись и передавали друг другу салатницы. Изредка кто-то вставал, что-то важно сообщал, а потом, как по команде, все поднимались и через весь стол тянулись друг к другу, опрокидывая животами бокалы. Я не верила своим глазам, они совершали этот бессмысленный и глупый ритуал множество раз, и при этом выглядели очень счастливыми.
Не может быть. Так вот он какой – Праздник! Я была разочарована. Ничего интересного в подобной атмосфере не было. Ходить в этой комнате мне не разрешили и держали на руках. Моя бабушка - самая шустрая из всех, первая схватила меня и прижала к себе так, что чуть не задушила. Она целовала меня и тискала как щенка. Я совсем вспотела от ласк. Хотелось немного отодвинуться от бабушки. Схватившись рукой за кружевную скатерть и дернув её на себя, я рассчитывала увеличить дистанцию между мной и моей грелкой. Но мне не удалось задуманное. Бабушка обладала хорошей реакцией и прижала меня к себе ещё теснее. А вот чьей-то рюмке не повезло. Она слетела со стола и с грохотом разбилась. Все расхохотались, а громче всех - бабушка.
Мне было скучно, но разнообразие и многоцветие еды, безусловно, приковывало взгляд, и я попыталась запустить руку в большую тарелку с ярко розовым месивом.
— Ой, смотрите, Машенька, тянется к сельди под шубой! – воскликнула худенькая и светловолосая тётя Саша, моя крёстная. – Вот умора!
Большое блюдо отставили от меня подальше, а тётя Саша была довольна и сидела с таким радостным лицом, как будто предотвратила теракт. Я сморщила нос от досады, а мамочка достала из нашей сумки баранку и протянула её мне, объявив всем, что я не голодна. Вот это да! Сильнее, чем сейчас, меня никогда не унижали. Позвали ребёнка на праздник, чтобы оставить голодным. Обиженная, я сосала свою баранку. И вдруг папа решил при всех устроить мне экзамен.
— Скажи-ка, солнышко, как барашек блеет?
Я смотрела на папу, не мигая. А потом и мама задала мне тот же вопрос. Я не хотела сейчас разговаривать, и показала родителям обсосанную баранку, давая понять:
«когда я ем, я глух и нем!». Но тут поднялся такой шум. Мои две тётки кричали нестройным хором:
— Как же барашек блеет? – Я упрямо молчала. Потом и дедушка присоединился к этому балагану:
— Как барашек блеет? – а потом и бабушка ...
Дался им этот баран! Я не выдержала и заорала на всю комнату:
— Бе-бе! Бе-бе-бе-бе-бе-бе-бе!
Что тут началось - все хохотали как ненормальные и хлопали в ладоши. Как же мало нужно, чтобы их развеселить, удивлялась я. А папа всё не унимался:
— Иди ко мне, красавица, и покажи всем, как ты папу любишь!
По идее, дочурка, то есть я, по этой команде должна прилечь к папочке на грудь и обнять его. Так я обычно и делаю, когда перед сном он больше часа качает меня на руках, но сегодня я поступила иначе. Я ударила папу по носу мокрой баранкой. Все опять смеялись. Я смотрела на весёлые лица своих родственников и догадывалась, что теперь могу делать, что хочу. Сегодня меня точно не будут ругать, шлёпать и доводить до слёз.
Тётя Саша решила занять меня делом и принесла коробку с мелкими пластмассовыми зверушками. Это были игрушки её дочки. Я тут же высыпала содержимое коробки на диван, а собирать не стала, хотя меня об этом и просили. Я решила, пусть тётя Саша сама складывает животных обратно в ящик, всё равно сидит без дела.
Потом я пошла на ручки к тёте Тоне, рот у которой, как мне казалось, сегодня ни на минуту не закрывался; она - или говорила без умолку или неприлично хохотала. Не переставая болтать, тётя Тоня гладила меня по голове. Я расслабилась и даже начала зевать. Дети моей тёти, шумные мальчишки, давно выросли, а ей так хотелось понянчиться с «пупсиком». Так она и сказала, назвав меня нехорошим словом. На «пупсика» я очень обиделась. Меня в очередной раз при всех унизили.
Из легкой дремоты меня вывел хриплый голос моего дедушки:
— Идёт коза рогатая за малыми ребятами…..! – ну и так далее по тексту, думаю, вы догадываетесь.
Ничего оригинальнее он придумать не мог. Сначала я отвернулась от дедушки, так как про коз, ворующих грудных детей, слышала миллион раз. Теперь, когда мне исполнился год, я, конечно, коз не боюсь. Я уже большая. Но сегодня был дедушкин праздник, и чтобы доставить ему удовольствие, я рассмеялась, глядя на его пальцы, готовые вцепиться мне в живот. Потом зажмурила глаза и закрыла их ладошками. Так всегда делают глупенькие малыши, когда хотят от кого-нибудь спрятаться. Все присутствующие опять хохотали, только я не поняла над кем: над дедушкой или надо мной.
Вдруг бородатый дядя Вася – муж тёти Тони, который сидел с умным видом и листал альбом художника Малевича и обсуждал с бабушкой рисунки этого дяди, решил меня заметить. Неожиданно он начал крутить правой рукой и совершать кистью какие-то странные манипуляции, при этом выпучил глаза, вытянул лицо и своим низким голосом стал издавать протяжные звуки:
— Ути-ути-ути-у-у-тиньки! – Я не поняла, что дяде Васе от меня нужно. Ничего более глупого я в своей жизни не видела и лишь покачала головой в ответ на дядины кривляния. Дядя был странный и меня пугал. Я отвернулась, чтобы не расплакаться. А все очень развеселились, видя мою реакцию.
— Какая непосредственность! - Восторгались они.
Все от меня что-то хотели и что-то требовали. Мне это не нравилось. Мне надоел шум и их громкие голоса, и я вспомнила о моей мамочке.
— Ма-ма, ма-ма! – Я потянула к ней руки.
А мамочка была далеко от меня – она сидела на противоположном конце стола. Мамочка на меня даже не смотрела, в её руке была куриная ножка. Мама что-то торопливо жевала. Тогда я громко и тревожно закричала, как будто подходила наша очередь в прививочный кабинет.
— Мамочке нужно поесть! Давай, Машенька, поиграем! – меня попыталась отвлечь моя бабушка, которая зачмокала губами, едва взяв меня на руки. В это время мои братики и сестричка шумели в соседней комнате. Им, в отличие от меня, было весело - они прыгали на диване и дрались подушками. Потом зазвонил телефон. Потом все начали ходить туда-сюда и громко разговаривать. Стали убирать посуду и еду, потом стали приносить другую посуду и другую еду. Стало шумно и очень неуютно, и я вспомнила про свою Бо-бо. Она лежала, наверное, в нашей кроватке одна одинёшенька и ждала меня. Я захотела к Бо-бо и опять заплакала.
Бабушка смотрела на меня из-под очков и подмигивала, а потом начала подбрасывать меня вверх. Я не хотела сейчас летать. Мне хотелось домой, и я злилась, что никто в этом доме меня не понимает. Тогда я схватила бабушкины очки… А бабушка засмеялась. Мама с папой строгими голосами сделали мне замечание, но я их не слушала. Мне надоело быть паинькой. И я опять схватила бабушкины очки и собиралась бросить их на пол. Очки вернулись на бабушкин нос, а мама, наконец, взяла меня на руки и объявила всем, что нам пора домой.
В машине мама прижала меня к себе, а я сделала вид, что заснула. Здесь было тихо, папа даже не стал включать свою музыку. Родители тихо переговаривались между собой и сошлись та том, что на празднике я очень «перевозбудилась». Они, как всегда, преувеличивали и нагоняли ненужные страхи, но я почувствовала себя в тот момент очень счастливой. «Праздник» закончился. Мы в своей машине едем домой. И скоро я увижу Бо-бо.
Я знала, что сегодняшнюю ночь мы с мамой опять проведём вместе - в обнимку, в нашем старом кресле. Мама посадит меня на колени и поцелует в макушку, будет слегка покачивать, и петь нашу любимую песню.
Мы вместе будем слушать ночь, и нам будет так хорошо вдвоём.