Окрыленный прошлым. 9. Жизненный выбор

Фати Тэо
В период ожидания выхода на работу Тимерлан Татуважев впервые осознал, как может медленно тянуться время. Всего-то ему предстояло продержаться две недели, из которых одну четверть он потратил на подготовку документов для отдела кадров Министерства экономики КБР. В село к матери ехать ему не хотелось. Впрочем, Фатима Рамазановна, довольная доходным местом сына в государственном учреждении, сама не стала настаивать на его приезде. Хотя обычно во второй половине августа дома у них всегда было много хлопот по хозяйству, да и лишние руки ей не помешали бы. Правда, с этим проблемы у матери Тимерлана не было: она всегда могла рассчитывать на ставшую уже для неё привычную помощь соседки Мадины Дзуевой, которую давно считала своей невесткой.

Несколько дней, по-настоящему расслабившись, Тимерлан получал истинное удовольствие от пустого праздного безделья. Это была для него заслуженная награда за столько лет работы. Пока он ходил в школу, затем служил в армии и, наконец, учился в университете, он с трудом находил свободное время, чтобы просто почитать интересную книгу. Но при этом он старался выгадать каждый день хотя бы минут десять, чтобы ознакомиться с новыми сообщениями на Форумах черкесских сайтов, не оставляя без внимания ни последние события в республиках, где проживают адыги, ни новости в черкесских диаспорах заграницей и в московской общине.

Теперь он воспользовался временем ожидания в полной мере и днями не вылезал из Интернет-кафе, погрузившись целиком в виртуальный черкесский мир. Пытаясь докопаться до истинных причин отказа зарубежных черкесов репатриироваться на свои исконные земли, Тимерлан невольно пришел к странному, но вполне уместному выводу. К выводу, который объяснял ему дилемму между живым протестом черкесских диаспор против проведения Сочинской Олимпиады на Красной поляне и требованием признания геноцида черкесов, с одной стороны, и их нежеланием возвращаться на историческую родину, с другой.

По сути, думал Тимерлан, что для всех черкесских диаспор, долгое время ассимилировавшихся в чужие социумы, поднятый вопрос признания геноцида черкесов Россией стал реальной возможностью громко заявить о себе и законно требовать своего в странах их так называемого «компактного» проживания. В своей основной массе они нисколько не собирались переселяться в Россию, вероломно поглотившую их исконные земли ещё в XVIII-XIX веках. Их гордые предки, не желавшие в душе подчиняться, кому бы то ни было, уже давно сделали свой жизненный выбор, вынужденно избрав для себя тяжелый путь мухаджирства.

Теперь же их потомки, рожденные в Турции, Сирии, Иордании, Израиле, Германии, Франции, США и даже в Швеции, приобрели себе вторую родину, сохраняя при этом в своем сознании неразрывную генетическую связь с былой Черкесией. Вне всякого сомнения, несмотря не на что, для них адыгская культура, Адыгэ Хабзэ, адыгские традиции оставались священными и передавались из поколения в поколение.

Так Тимерлан думал всегда. Однако со временем молодой человек четко осознал, что была и вторая сторона вопроса. Вполне возможно, что многомиллионная черкесская диаспора, в десять раз превышавшая количество коренного населения исконных адыгских земель, так и не смирилась с вероломством российской империи, изгнавшей их предков с их исторической родины. Но, благодаря виртуальным каналам коммуникации, она, наконец, объединилась с одной единственной целью: оказывать реальное политическое влияние на мировой арене. Казалось, что черкесская диаспора, разбросанная по всему миру, знала, как возродить Великую Черкесию. Однако она либо не желала озвучивать план её стратегического развития, либо оговаривала его частично, поскольку, в принципе, не собиралась в своей общей массе возвращаться под иго России, имперские настроения которой, по их мнению, так и не изменились.

В отличие от потомков мухаджиров, современное коренное население адыгских республик, постоянно возрождая все новые и новые национальные компоненты из мрака глубин прошлого, погрузились в довольно затянутый процесс самоидентификации, изучения исторических фактов и толкования адыгского кодекса чести. Выступая под единственным лозунгом «Единения всех черкесов», они усердно вспоминали общее прошлое своего народа, определяя им свое настоящее, но всячески избегали рассуждений о будущем.

Да, в своё время их предки тоже сделали свой жизненный выбор, который, по сути, принес им немало страданий. Унизительное подчинение русским генералам, о зверствах которых хорошо известно из исторических источников, Великая революция 1917 года, мировые войны да жестокие побочные эффекты советского режима, начиная с намеренного раздробления черкесских земель, затем варварская коллективизация и, наконец, стирание национального сознания путем зазубривания псевдонаучного коммунизма, – всё это медленно, но систематично уничтожало черкесское сознание, сознание смелого самобытного народа. Впрочем, такой же участи подверглись и другие народы Советского Союза.

Только с 1991 года начался прогрессивный процесс возрождения адыго-черкесской культуры. Шаг за шагом восстанавливались национальные традиции, уникальные ремесла, особенности наречий адыгских племен, неповторимый черкесский фольклор. Повсюду адыгские землячества и черкесские диаспоры создавали ансамбли национального адыгского танца. А двадцать лет спустя в 2011 году почти каждый молодой черкес и каждая черкесская девушка умели искусно танцевать народные танцы. К великому одобрению всего народа, начали, наконец, снимать документальные и даже художественные национальные фильмы, правда, пока на голом энтузиазме небезразличных к прошлому народа людей.

Однако со временем стало ясно, что культурного объединения черкесов недостаточно. Выявились новые пути продвижения черкесского вопроса, выразившиеся в социальном поиске исторической справедливости и политическом требовании признания геноцида черкесов Российской империей. И всё это на фоне полномасштабного строительства туристического кластера на Северном Кавказе и усиления радикально религиозных настроений в Кабардино-Балкарии.

Как ни странно, но Тимерлан Татуважев не испытывал осуждения по отношению к тем кабардинским парням, что, по сути, жертвовали своими жизнями, уходя в леса, лишенные всякой надежды на благополучие и успех, как ему казалось, в поисках справедливости. Однако он нисколько не поддерживал тех, кто примыкал к радикально религиозным группировкам исключительно ради наживы за фиксированную оплату, на какую бы сторону они не работали. К негодованию молодого человека, эти самые настоящие киллеры, обзываемые современной прессой «боевиками», беспринципно грабили местных людей и не давали им спокойно жить и растить своих детей в мире.

Каждый раз, возвращаясь на съемную квартиру после очередного информационного путешествия по виртуальному миру черкесского сообщества, Тимерлан чувствовал себя усталым, раздавленным и отчужденным. Осознавая безнадежность и бессмысленность своего существования, невольно, а может, и намеренно навязанных разными блогами, он пытался найти ответы на мучавшие его вопросы. Именно тогда его ежедневное ознакомление с сурами Корана помогло ему обрести внутренний покой и давало надежду на будущее.

Постепенно проникая в таинство мировой религии, с каждым днем Тимерлану хотелось познать всё больше и больше, начать соблюдать все необходимые обряды и посты. А однажды он абсолютно осознано решил посетить мечеть, о чем он и поспешил сообщить своему соседу Магомеду.

- Знаешь, Мага! – начал было Тимерлан, заходя в комнату своего товарища как-то вечером. – Я решил тоже стать так сказать истинным правоверным.

- Хм! А я-то думал, что ты уже, - наигранно удивился Магомед Хатажуков, добродушно ухмыляясь и отрываясь от чтения одной из религиозных книг.

- Да! Но, - смутился молодой человек, не зная  какие слова подобрать. – Но я имею в виду другое.

- Другое? – и широкое лицо Магомеда резко помрачнело. – О чем ты, парень?

- Да, нет же! Ты меня не правильно понял, - вовремя спохватился Тимерлан.

- Так, скажи яснее!

- Ну, я хотел бы, как сказать, так же как ты ходить в мечеть, делать намаз, держать пост, - смущаясь, объяснил ему молодой человек суть дела.

- Хорошо! И что тебе мешает?

- Не знаю! Вот решил с тобой посоветоваться.

- Ну, спасибо тебе, конечно, за доверие, брат! – снова усмехнулся Магомед. – Но в этом вопросе советы других не помогут. Это только твой жизненный выбор! Этой твой путь к Аллаху!

- Верно! – быстро согласился с его словами Тимерлан. – Но, может, какое-нибудь дружеское наставление?

- Хм, наставление?! – не сдержал своего удивления Магомед, глядя с подозрением на своего непосредственного и наивного соседа. – Прости, брат, но ты не по адресу обратился. Лучше сходи завтра в мечеть на службу, да и попроси наставления у имама.

- И что потом? Что будет дальше?

- Хм! Ты меня спрашиваешь? – насторожился на этот раз товарищ Тимерлана.

- Ну, ты же, Мага, давно молишься и намаз делаешь, как положено?

- Да, давно! И что? У каждого свой путь к Аллаху. Тебе, вот, понадобилось всего две недели, чтобы почувствовать тягу к священному писанию. А мне втолковывали её ежедневными оскорблениями и тумаками. От обиды я чуть не спился. Сам видел. Потом я бросил всё и несколько дней бомжевал. Хм! Люди стали такими жестокими, что позабыли принципы кабардинского гостеприимства. Гнали меня отовсюду, как собаку! Даже куском хлеба не хотели со мной делиться.

Непривычная откровенность Магомеда Хатажукова, уже прославившегося в селе своей замкнутостью, одновременно удивила и озадачила Тимерлана. Завороженно слушая его неожиданное признание, молодой человек невольно присел на диван, собираясь дослушать печальную историю до конца.

- Что ж ты в село родное обратно не вернулся? Говорят, дома и стены помогают!

- Вернулся бы! – усмехнулся Магомед, бросая снисходительный взгляд на своего неискушенного собеседника. – Но я не мог, не должен был признаваться себе в своей слабости. Хотел до конца, до последней капли использовать свой шанс. Чтобы быть уверенным наверняка, что иначе было нельзя!

- И как же, Мага, ты устоял?

- Хм! Голод и холод сами меня в мечеть привели. Вот и стал ходить туда молиться, начал читать кое-какую литературу. А когда за Коран взялся, то успокоился. Хм! Сразу и работа нашлась, жилье, братья появились. В общем, жизнь наладилась! – договорил Магомед и вернулся к своей книге, видно, не желая продолжать случайный разговор.

- И с чего же ты тогда начал? – не отставал от него Тимерлан, надеясь дойти до сути.

- С чего начал? – раздраженно посмотрел на него Мага. – С суры первой Аль-Фатиха. Прочтешь внимательно и всё сам поймешь!

- Да, я читал уже, - разочарованно отмахнулся Тимерлан.

- А ты прочти еще раз, - ответил Магомед и тут же погрузился в чтение своей книги.
Видя, что его сведущий сосед не склонен продолжать навязанный ему разговор, Тимерлан был вынужден оставить его, наконец, в покое. Вернувшись к себе, он воспользовался советом Магомеда и, открыв Толкователь Священного писания на первой суре «Аль-Фатиха», названную «Открывающая Книгу», принялся негромко читать её вслух. Погружаясь постепенно в её содержание, молодой человек изо всех сил пытался обрести нечто такое, что мгновенно в доли секунды направило бы его на путь истинный.

«Открывающая Книгу» сура «Аль-Фатиха» начиналась «с именем Аллаха Единого, Совершенного, Всемогущего, Безупречного. Он – Милостивый Податель Блага и вечно Милосердный». Далее следовали «все виды прекраснейшей хвалы Аллаху Единому за всё, что Он предопределил для своих рабов, вся слава Аллаху – Творцу и Господу обителей миров».

- Аллах – Всемилостив. Он один – Источник Милосердия и Податель всякого Блага (великого и малого). Аллах один – Властитель Судного дня. Дня расчёта и воздаяния. И никто, кроме него, не властен ни над кем в этот День. Тебе одному мы поклоняемся и лишь к Тебе о помощи взываем. «Веди нас прямым путем истины, блага и счастья, путём Твоих рабов, которых Ты наставил на веру в Тебя и которым Ты оказал свою милость, направив их на прямой путь и оказав им своё благоволение, но не тех, которые вызвали Твой гнев и сбились с пути истины и блага, отклоняясь от веры в Тебя и не повинуясь Тебе» .

В тот вечер, как ни старался Тимерлан, как ни перечитывал первую суру Корана, он никак не проникался духом Священного писания, не чувствовал себя «рабом Аллаха». Хотя, возможно, именно из-за праздного любопытства, из-за которого он начал читать Толкователь, на него так и не снизошло благоволение Всевышнего. И поэтому, несмотря на его старания, молодой человек продолжал оставаться во мраке своего неведения. Однако Тимерлан не собирался быстро сдаваться. И в самом начале своего пути, он решил сходить в мечеть на пятничную молитву. Где еще, как ни в святой обители Аллаха, может снизойти его благоволение?

В пятницу за неделю до выхода на работу Тимерлан Татуважев продержал весь день пост. А вечером, не сговариваясь с Магомедом Хатажуковым, как и собирался, отправился на улицу Шогенцукова, на которой недалеко от кинотеатра «Юность» величественно возвышалась Соборная мечеть Нальчика. Молодой человек и раньше видел это грандиозное строение, главный вход в которое визировали два высоких минарета. Тимерлан слышал, что главный фасад мечети, располагавшийся параллельно улице Шогенцукова, оказывался под углом 45 градусов к направлению в Мекку, священный город - центр паломничества всех мусульман. Раньше, разглядывая второй этаж мечети, Тимерлан никак не мог понять, зачем надо было его так выворачивать. Ему было невдомек, что, согласно исламскому канону, молельный зал мечети должен быть развернут в сторону Мекки.

К тому времени, когда Тимерлан появился у главного входа Соборной мечети, там уже собралось немало народу. Среди людей, ожидавших на улице, были и известные деятели Кабардино-Балкарии и обычная молодежь, большая часть из которой показалась молодому человеку знакомой, хотя он и не знал многих лично.

- Эй, Тимерлан! – вдруг услышал он знакомый голос где-то совсем рядом. – Вот так встреча!

Обернувшись на оклик, Тимерлан увидел перед собой своего двоюродного брата Юсуфа с густой бородой в окружении еще нескольких ребят из села Сармаково. Не скрывая своего удивления, но искренне обрадовавшись неожиданной встрече, молодой человек поспешил к брату, вливаясь в общую массу мусульман, ожидавших пятничной молитвы.

- Не знал, брат, что ты теперь молишься, - удивился Юсуф, одобрительно похлопывая своего близкого родственника по плечу.

- А вы, что, все сюда из Сармаково приехали? – поинтересовался Тимерлан, оглядывая улыбающиеся ему лица односельчан. – Вас Мага позвал?

- Да, нет, брат! – замялся Юсуф. – Мы, так, на молитву приехали. Пост держим! Да и потом у нас в Нальчике были кое-какие дела. А ты-то что здесь делаешь?

- Вот, решил тоже к вере приобщаться, - признался Тимерлан, немного смущаясь. – Видимо, время пришло!

- Да, Мага умеет заблудших наставлять, - усмехнулся его двоюродный брат. – Ты, брат, не дрейфь! Он нас тоже чуть не за руку сюда привел. Никто нам не верит. Еще недавно пили, гуляли. А теперь мы ни-ни! Веришь, ни капли в рот не беру!

- Да, нет, Юсуф! Мага тут ни при чем! Я сам!

- Сам так сам! Ну и хорошо! – одобрительно посмотрел Юсуф на своего двоюродного брата. – Смотри! Если чего не знаешь, то делай как мы!

- А что делать-то надо?

- Хм! Молиться! Намаз! – ответили ему друзья Юсуфа наперебой, в душе подсмеиваясь над неосведомленностью их образованного односельчанина, не знавшего при этом таких простых истин.

- Когда в мечеть зайдешь, обувь сними! В зале у каждого уже свое место есть. Держись нас! А главное делай всё вместе с другими, - наставлял его брат, поглаживая при этом свою густую бороду. – Да еще! Лишнего не говори! Пока имам молитву читает, там такая тишина, что любой поворот головы слышно.

- Ладно! – искренне пообещал Тимерлан, радуясь удачному стечению обстоятельств: один бы он, наверняка, не справился.

- Пора! – тихо предупредил их один из друзей Юсуфа. – Уже впускают.

Как только входные двери мечети открылись, правоверные мусульмане степенно проследовали вовнутрь. Ощущая важность происходящего, Тимерлан чувствовал себя среди устремленных, как ему казалось, единственным намерением пойти «прямым путем истины, блага и счастья», наставляемых Милостивым Аллахом и Его благоволением. Следуя примеру остальных, молодой человек соотносил каждый свой шаг к открытым вратам мечети с каждым словом «Открывающей Книгу» суры «Аль-Фатиха», отдающим эхом в его затуманенном сознании.

«Пора!» - повторял молодой человек сам себе. И, несмотря на необъяснимое волнение, тревожившее его душу, он интуитивно понимал, что действительно делает свои первые шаги к Свету. Ничего подобного он раньше не испытывал. Невольно он попытался сравнить эти свои новые ощущения с теми чувствами, которые его переполняли, когда он, еще мальчишкой, углубился в изучение книг об адыгской этике известного кабардинского этнографа Барасбия Бгажнокова. И тогда, и теперь он чувствовал себя одинаково: словно человек, выходящий из мрачной промозглой тьмы на яркий обволакивающий теплом свет.
Для него повиноваться Милосердному Аллаху и следовать высшему долгу чести, «долгу человека перед людьми, перед самим собой, перед Богом»  - то, что собственно и являлось «адыгагъэ», - с одной стороны, в некотором роде были сродни друг другу, направляя мусульман и черкесов по пути света и истины. Но, с другой стороны, каждый из этих путей проповедовал своё.

В Священном писании правоверные мусульмане назывались «рабами», которых Аллах наставил на веру в себя и которым Он один оказывал свою милость, ниспослав свое благоговение. Тогда как в старину свободолюбивые адыги старались в своей жизни придерживаться пяти постоянств: человечности (цIыхугъэ), почтительности (нэмыс), разума (акъыл), мужества (лIыгъэ) и чести (напэ) . И речь в данном случае шла не о рабском повиновении Высшим силам, а о разумной воспитанности, скромности и деликатности, о безусловном праве человека на признание и уважение. Но не всякого человека, а только бесстрашного, честного, мудрого, великодушного, выдержанного, то есть по-настоящему благородного.

Однако принять в одночасье все постоянства адыгской этики и следовать им всю жизнь показалось Тимерлану Татуважеву куда более сложным делом, нежели вынужденно, по воле обстоятельств признать себя заблудшим, сбившимся с пути истины и, проникая в таинства Ислама, искать защиты Милосердного Аллаха. Следовать путем, освещенным Великим Пророком Мухамедом, или жить благородно и сдержанно, добиваясь своими благими поступками почтения и уважения среди людей, исполняя свой долг? Молиться, совершая посты и делая намаз каждый день, или каждую секунду сдерживать порывы своего себялюбия во имя уважения других? Слово или поступок? 

«Да, непростой выбор!» - подумал про себя Тимерлан, входя, наконец, в молельный зал Соборной мечети. – «А надо ли вообще выбирать?».

Серьезно задумавшись, молодой человек безмолвно следовал за Юсуфом и его спутниками по огромному залу, вмещавшему до 1000 человек за раз. Как и его односельчане, он оставил свою обувь в специально отведенном для этого месте, а затем направился следом, стараясь повторять за ними всё в точности.

«Главное – не выделяться из толпы и делать поклоны вместе со всеми», - повторял про себя Тимерлан вновь и вновь, опасаясь любого неверного шага или движения, из-за которого он невольно попадет впросак.

- Ты, брат, расслабься! – вдруг окликнул его шепотом Юсуф, ухмыляясь. – Ты ж не на экзамен по математике пришел. Никому до тебя здесь дела нет! Мечеть – не место для осуждения. Здесь молятся Аллаху и просят прощения за свои грехи. Слушай молитву да прислушивайся к своему сердцу!

«Слушай молитву да прислушивайся к своему сердцу!» - словно зачарованный, повторил слова брата молодой человек.

Ценные советы Юсуфа, которого еще не так давно почти все в селе считали пропащим человеком, никак не вязались в голове Тимерлана с его прошлой репутацией. Да и его мать, Фатима Рамазановна, сильно удивилась бы, если бы увидела Юсуфа в мечети, с покрытой головой на коленях, непринужденно делающим намаз. Впрочем, он сам с трудом верил своим глазам.

Тем временем, пока Тимерлан слушал молитву, громко произносимую имамом, и старался делать поклоны со всеми в унисон, разные мысли одолевали его, не давая ему сосредоточиться. Постепенно, слово за словом, поклон за поклоном, время от времени ритмично отчеканивая со всеми повинующееся «Аминь», хаотичные мысли в голове молодого человека рассеялись, и он стал четко осознавать смысл каждого предложения молитвы. Постепенно праздное любопытство, толкнувшее его к познанию Священного писания и к посещению мечети, сменилось искренним порывом найти свой путь истины и обрести благоволение Всевышнего. В конце концов, первоначальная неловкость его движений уступила место гармоничной последовательности поклонов. На последних словах молитвы Тимерлан действительно почувствовал, как рассеивается туман в его сознании, как приоткрывается замысловатая завеса, так долго заслонявшая животворящий Свет в его голове.

Позже, покидая Соборную мечеть, молодой человек, впечатленный произошедшими внутри него изменениями, в душе благодарил Аллаха за нежданное просветление и неожиданную встречу с его односельчанами. Вдруг его лицо резко помрачнело, брови насупились, а взгляд стал жестким и презрительным.

- Ты чего, брат? – обеспокоенно спросил его Юсуф, никогда не видевший ранее Тимерлана с таким выражением лица.

- Да, так! Видишь там рядом с имамом мужчину в папахе?

- Где? – заинтриговано переспросил его брат, стараясь разглядеть незнакомца, вызвавшего столько негодования у Тимерлана.

- Да там, впереди! – прошептал ему на ухо молодой человек, еле сдерживаясь, чтобы не указать рукой.

- А-а! – увидел, наконец, Юсуф, кого имел в виду его брат, и тут же с почтением добавил: - Да это же Аслан Астемирович Каошаов! А рядом с ним его сын Мурат. Уважаемые люди! Столько для мечети делают!

- Хм! Вот как? – искренне поразился Тимерлан.

- Да, брат! Аслан Каошаов столько для людей добра сделал. Не удивительно, что он с имамом на короткой ноге, - продолжил Юсуф с почтением говорить о людях, о которых он знал только понаслышке.

- Надо же! – с трудом выдавил из себя его брат, который и подумать не мог, что отец и сын Каошаовы считаются всеми правоверными мусульманами.

Некоторое время спустя, возвращаясь домой вместе с Юсуфом и его друзьями, Тимерлан мысленно изумлялся сверх гибкости людей, подобных Аслану Астемировичу, не пренебрегавших никакими средствами ради достижения своих корыстных целей. Как ни странно, таким и Справедливый Аллах – не помеха, и закон – не закон! Интересно, что сказал бы Юсуф, если бы узнал, что уважаемые им люди нисколько не брезговали ни хорошим французским коньяком, ни пивом местных производителей?