Как удивительно меняется судьба.
Многолетнее изучение Агни Иоги остановилось на понятии «эгрегор». Оказывается восхождение возможно только в своем эгрегоре, по молитвам своих святых. Тут осложнение. Я не знала меня либо совсем не крестили, либо крестили у староверов. Мать моего отца Аграфена Самсоновна была вполне православной, но мама с ней не ладила. Мы с братом к ней заходили редко.
В ранней юности мы с подружками пытались молится в церкви. Прихожанки же нас не любили. В период гонений только крестьянки, ставшие в Москве домработницами, не боялись ходить в церковь. У них не могло быть карьеры. У них ничего не было и нечего было терять. Оставшиеся неразграбленными церкви были переполнены постаревшими, но непреклонными крестьянками. А мы были на них не похожи. В церкви они шпыняли нас.
Был интересный случай, когда к нашему соседу по коммунальной квартире приехали родственники из Каунаса. Среди них был молодой человек, чуть моложе моего брата и чуть старше меня. Однажды мы целую ночь проговорили на общественной кухне о христианстве. Юноша был католик из очень религиозной семьи. После войны их сослали в Сибирь. От смерти их спасла только вера. Я не могла им не восхищаться. Я впервые услышала о гонениях нашего времени. Никто из моих близких не воевал с Богом, но мы все были приспособленцами.
Помню, моя бабушка Ольга Арсеньевна приезжала к нам в гости. В отличие от деда она была партийной и нам говорила: «как хорошо, что меня никто в Москве не знает; в церкву схожу».
Сама я незаметно вышла из комсомола, когда окончила институт. Себя и Сашку крестила, когда та поступила в Университет. Замечательное время оттепели после празднования тысячелетия крещения Руси. Кроме консерватории и театров посещали православные лекции в Университете. Я еще хорошо зарабатывала. Мы и путешествовали и паломничали. Помню, как я собиралась в воскресенье в церковь, а Саша лежала на моей кровати и с насмешкой за мной наблюдала. Я помазала шею духами и услышала: «ну да, как же это – в церковь и без «черной магии». Так назывались духи, полученные мною по разнарядке.
Паломничали мы в Пюхтицу, которая потом оказалась в Эстонии. Этот великолепный, очень чистенький русский монастырь, основанный св. Иоанном Кронштадским, впервые оказался на чужой территории после революции. Эстонцы не убивали. Но, чтобы выжить на их территории, монастырь пришлось переименовать в трудовую коммуну. Новое отделение Эстонии опять грозило монастырю всякими гонениями. Я помню молодого священника, нас провожавшего. Отец Сергий. Он был огорчен и расстроен. Через много лет я его повстречала на Святой Земле. Но это уже другая история.