Небольшой двухэтажный каменный дом вдовы Фатимы Рамазановны Татуважевой находился почти в центре села Сармаково Зельского муниципального района Кабардино-Балкарии. В республике это село считалось одним из крупных населенных пунктов и располагалось в одном из самых живописных предгорных районов Кабарды на одноименной речке Сармаково. Всего каких-то 62 км или час езды на машине отделяли это селение от столицы Кабардино-Балкарской Республики – г. Нальчика.
Несмотря на то, что в общих чертах Сармаково походило на многие другие населенные пункты региона, тем не менее, было в нем что-то особенное. Впрочем, особенной можно было считать историю его появления. До 1920-го года Сармаково называлось селом Бабуково, первые упоминания о котором датировались 1720-м годом. В те далекие времена князь Бабуко и его крестьяне были согнаны войсками Российской Империи со своих земель на Таманском полуострове и переселились на живописные берега реки Малка в поисках богатых сочной травой пастбищ для своего скота. Позже к ним присоединились и крестьяне другого кабардинского князя – Асланбека Кайтукина, переселившиеся с верховья Кумы.
Уже во второй половине XIX-го века село Бабуково стало крупным населенным пунктом Кабарды, в котором насчитывалось 290 дворов и проживало 2000 человек. В основном, бабуковцы занимались земледелием и скотоводством, но особенно они прославились разведением лошадей кабардинской породы. На известном в былые времена конном заводе в Бабуково, основанном знаменитым коннозаводчиком Хаджи Коцовым, выращивали особую породу лошадей, десятки из которых ежегодно продавали в самые разные страны мира. Позже в одну из поездок в Англию кабардинский коннозаводчик привез чистокровного английского жеребца, из которого и была выведена в дальнейшем англо-кабардинская порода.
Свое родное село Тимерлан Татуважев любил всей душой. С раннего детства он мечтал работать на конном заводе, продолжая дело известного коннозаводчика Коцова. Фатима Рамазановна старалась всегда поддерживать стремление сына остаться жить в Сармаково и даже присмотрела для него достойную невесту – милую соседскую девочку Мадину Дзуеву, с родителями которой их семья крепко дружила, особенно пока был жив её муж – Хамед Юсуфович Татуважев.
Однако к тому времени, когда Тимерлан окончил среднюю школу, дела на местном конном заводе становились всё хуже и хуже. И вместо того, чтобы разводить новые виды кабардинской породы лошадей, сыну Фатимы Рамазановны пришлось идти служить в армию. И это несмотря на настойчивые уговоры матери поступать в какое-либо высшее учебное заведение в Нальчике. Став солдатом Вооруженных Сил Российской Федерации и проходя годовую службу в небольшом городке в Центральной части России, Тимерлан решил сам, во что бы то ни стало, получить высшее образование и уже заслуженно примкнуть к благополучным рядам «белых» воротничков.
Фатима Рамазановна, наблюдая, как её сын старается достойно учиться на экономиста, искренне радовалась и в душе надеялась, что красный диплом КБГУ станет счастливым билетом для него и поможет быстро найти хорошую работу и не где-нибудь, а в самом Нальчике.
Одна только мысль удручала заботливую мать: семь лет назад после скоропостижной смерти её мужа, сельского врача, от сердечной недостаточности все его дружеские связи были утеряны. Да и с родственниками Хамеда Юсуфовича она сама не особенно поддерживала отношения. За 24 года ей так и не удалось забыть их холодный прием в первые дни её замужества. За это время ни его родители, ни его сестра так и не смогли смириться с нежеланным выбором невестки. Вспоминать те времена Фатима Рамазановна не любила. Впрочем, теперь она сама не приветствовала желание её сына общаться с родней его отца. Однако в силу своего скромного характера и из-за традиций она никогда ему этого не запрещала.
Как раз накануне вечером Тимерлан, не прислушивавшись к просьбе матери остаться дома, и несмотря на то, что до его госэкзаменов в университете оставался всего месяц, отправился на день рождения своего двоюродного брата Юсуфа, названного в честь их деда. Несмотря на известный в округе род Татуважевых, в селе об этом парне ходила дурная слава. Не раз Фатиме Рамазановне приходилось слышать, как ей казалось, из достоверных источников, что их родственник пошел по наклонной: пьет, курит, поговаривали даже, ворует всё, что плохо лежит. Больше всего не хотела бы заботливая мать такой судьбы своему единственному горячо ею любимому сыну.
- Мам! А мам! – словно эхо донеслось со второго этажа до сознания Фатимы Рамазановны, стоявшей на кухне у окна и завороженно глядевшей вдаль. – Где чистая рубаха?
Не сразу поняв, о чем именно её спрашивали, женщина не стала отвечать, а вспомнила о завтраке для Тимерлана и принялась суетиться у газовой плиты, ставя красный чайник на конфорку и доставая из старенького холодильника тарелку с нарезанным адыгейским сыром и копченной говяжьей колбасой.
- Мам! Где же рубашка? – нервничал Тимерлан, спустившись на первый этаж и заходя на кухню в синих спортивных штанах и белой майке. – Мам! Я не могу найти рубашку.
Долгожданное появление единственного сына вмиг преобразило Фатиму Рамазановну. Прогнав грустные мысли из своего материнского сознания, она повернулась к нему и ласково улыбнулась.
- А, сынок! Ты вчера поздно вернулся! – и её нежный голос дрогнул. – Завтра тебе на занятия, а ты за два дня ни одной книжки в руках не держал.
- Да ладно, мам! Сегодня еще успею. Да и завтра в дороге смогу почитать, - успокаивал её Тимерлан. – Вот не могу рубашку чистую найти. Ни на стуле, ни в шкафу нет.
- Ты, Тимик, садись так. Позавтракай! – указала на стул ему рукой Фатима Рамазановна, предлагая сесть и перекусить.
- Мне бы рубашку, мам! – настаивал молодой человек, немного смущаясь.
- Да садись же! – возразила сыну мать, усаживая его за накрытый стол. – Я еще не успела погладить твои рубашки. Только-только их постирала. Завтракай так! Тебе же не холодно.
- Ладно! – сдался Тимерлан и принялся поглощать аппетитные бутерброды. – Сколько уже времени?
- Ой! Много уже, сынок! Девятый час! – с упреком произнесла Фатима Рамазановна, присаживаясь за стол рядом с сыном. – Поздно же ты вчера домой вернулся.
- Рано, мам! Как всегда рано, - пошутил молодой человек, улыбаясь матери в ответ.
- Ты бы, Тимик, не общался так часто с Юсуфом и его друзьями. О них такое в селе говорят, - беспокоилась заботливая мать.
- Да ладно, мам! Нечего тебе сплетни слушать да слухи распускать, - укоризненно посмотрел Тимерлан на Фатиму Рамазановну.
Несправедливый укор сына задел честную женщину за живое. Внезапно поникнув, она поджала губы от обиды.
- Ничего я, сынок, не распускаю. Сам знаешь, не такая я. Это Мадиночка мне на днях рассказала.
Заметив обиженное выражение лица матери, знакомое с детства, Тимерлан перестал жевать, положил наполовину съеденный бутерброд обратно на тарелку и, повернувшись к ней, пристально посмотрел ей в глаза. Затем он взял мать за руку и тихо сказал:
- Мам, я не хотел… - и тут же выругался: - А Мадина лучше бы рот за замком держала.
- Нет, сынок! – ласково возразила ему мать, прощая ему в душе обидные слова. – Зря ты так. Мадиночка, она – хорошая! Всегда такая внимательная ко мне: то поможет чем-то, то словом добрым поддержит. О тебе всё время спрашивает…
- Спрашивает? – зло ухмыльнулся Тимерлан, вспомнив миловидное веснушчатое лицо соседской девушки, с которой учился вместе в школе с первого класса. – А что еще говорит?
- Напрасно, сын, ты так с ней. Она тебя с армии ждала. А потом еще пять лет отказывала другим женихам. Говорит: вот вернется Тимерлан, а там поглядим.
- Мам! – строго окликнул женщину молодой человек, насторожившись. – Скажи ей лучше, пусть не ждет. Я в село, наверно, после учебы не вернусь. Останусь в Нальчике работу искать. А там посмотрим!
- Ну, конечно! Ты ищи там работу, - искренне поддержала сына заботливая мать. – Только чем тебе Мадина не жена, а?
- Мам! – недовольно потянул Тимерлан.
В глубине души Тимерлан понимал, что его мать не отступится от своего назойливого желания женить его на соседке – Мадине Дзуевой, с которой у него хоть и были до армии какие-то отношения, но с тех пор уже всё былью поросло. Не желая продолжать разговор на эту щекотливую для него тему, молодой человек резко оставил в покое руку Фатимы Рамазановны и, нервно схватив недоеденный бутерброд, молча продолжил свой завтрак. В этот момент чайник закипел, оповестив об этом задорным свистом. Сразу почувствовав перемену настроения сына, женщина глубоко вздохнула, затем встала со своего места и принялась делать для него чай.
- Что же ты, сынок, от хорошей девушки отказываешься? – не отступала от своего мать Тимерлана, уже давно мысленно поженившая его на соседке. – Очень многим парням в селе она нравится. А пару недель назад к ней один из Адыгеи свататься приезжал. Говорит, по Интернету увидел и прямо так и влюбился. А она ему отворот поворот. Что же ты, сын, от неё нос воротишь?
- Нет, мама! Она мне тоже нравится, - признался Тимерлан, не выдержав настойчивого натиска матери. – Только рано мне еще думать о женитьбе. Экзамены на носу.
- Хорошо! Хорошо! – поспешила Фатима Рамазановна уступить сыну, возвращаясь на свое место за столом. – Кто же тебя торопит? Женитьба – вопрос серьезный! Кушай, сынок! Сыр домашний, как ты любишь! Это сестра моя из аула Шъхъащэфыжь на днях приезжала и с собой привезла. Очень вкусный! Хм, такой же, как когда-то мая мать делала.
- Мам, а странное всё-таки название у вашего аула. То ли дело Урупский! – между делом заметил Тимерлан, тут же вспомнив ухоженные улицы селения под Армавиром, куда он частенько ездил ребенком с матерью.
- Ничего странного, Тимик. Я уже тебе много раз рассказывала, что после отмены крепостничества в России наши предки потребовали от своих хозяев их освободить. А те нагло запросили за каждую голову выкуп. Вот адыги и выкупили себя, а после часть их переселилась под Армавир, назвав свое селение «Шъхъащэфыжь» - «Выкупленные головы».
- Хм! – в который раз искренне подивился рассказу матери молодой человек и сразу же потянулся за новым бутербродом с сыром. – Что же они назад на свои исконные земли не вернулись тогда?
- Да куда же им было тогда возвращаться? – задумчиво ответила женщина, глядя на нарезанный ломтиками адыгейский сыр. – С тех пор, как адыги, захваченные царскими войсками в плен в период многолетней войны на Кавказе, оказались в рабстве до знаменательного дня отмены крепостного права, прошло слишком много времени. К тому моменту, видимо, им было без разницы, где свою свободную жизнь начинать.
- Странно, что в то военное время адыгские племена так и не объединились ни ради войны за свою свободу, ни ради защиты своих земель. Зато их потомки смогли ужиться в Шъхъащэфыжьи… ради жизни.
- Верно! Насколько я знаю, никто из абадзехов, шапсугов, натухайцев, бжедугов, темергоевцев, бесленеевцев, убыхов и даже кабардинцев - никто не вернулся назад, а так и остались жить в нашем ауле со своими семьями и близкими. В советское время мы так гордились нашими знаменитыми односельчанами – революционерами Мосом Шовгеновым и его женой Гошевнай.
- Понятно! – механически произнес Тимерлан, запивая бутерброд уже остывшим чаем. – У наны тоже было имя Гошевнай – Гошевнай Дагужиева. Из-за этого, говорят, у вас много путаниц случалось?
Неожиданное упоминание о матери Фатимы Рамазановны вызывало в её душе одновременно приятные и грустные воспоминания о ней. Несколько лет назад, несчастная 80-летняя женщина, мать семерых детей, пролежавшая три года парализованная, без движения, нашла свое успокоение и оставила всех своих детей, до этого загодя потерявших отца, круглыми сиротами. Правда, к тому моменту эти дети уже давно выросли, вырастили уже своих детей и жили разбросанные кто где: в Адыгее, Краснодарском крае, Ставрополе, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкессии.
- Да, - глубоко вздохнула Фатима Рамазановна. – Если бы ни моя мама, Аллах её храни, не было бы тебя, Тимик, на белом свете. Никогда бы я ни познакомилась с твоим отцом. Можно сказать, что это из-за неё я оказалась в этом селе Сармаково.
Вдруг мягкий голос женщины задрожал, а её красивые темно-карие глаза лихорадочно заблестели. Почувствовав волнение в голосе матери, Тимерлан оставил свой завтрак и придвинулся ближе к ней, сочувственно взглянув прямо в её глаза. Казалось, еще одно слово, тяжелая слеза, похожая на огромный алмаз, покатится по её гладкой щеке.
- Ну, мам! Будет тебе! Каждый раз, когда ты вспоминаешь родных, ты начинаешь переживать, расстраиваешься, а что еще хуже, плачешь потом целый час в своей комнате. Лучше тогда совсем не вспоминай о прошлом!
- Как же, сынок, не вспоминать? – возразила Фатима Рамазановна, стараясь сдерживать рвущиеся наружу слезы. – Прошлое всегда с нами. А как говорят в народе: «Прошлого незнающий, настоящему цены не поймет!». А коли настоящее не оценит, то и будущему места не найдется.
Крайне философские рассуждения матери о прошлом, настоящем и будущем невольно заставили Тимерлана Татуважева задуматься о своей начинающейся взрослой жизни. Однако углубиться в свои размышления ему так и не пришлось. Желая поделиться с сыном своими заветными воспоминаниями, Фатима Рамазановна тихо окликнула его:
- Хочешь не хочешь, а я все равно расскажу, - начала женщина свое повествование о прошлом, справившись, наконец, со своим волнением. – Страшная была эта история. С тех пор прошло уже несколько десятков лет. Точнее 25 лет! Хм, четверть века…
«В то время я училась в институте в Нальчике, а летом обычно мы всем курсом проходили практику на предприятиях, то в каком-нибудь совхозе, то на заводе где-то. В тот год нас отправили на молочную ферму в какое-то небольшое село в горах. Моей маме тогда уже лет за 50. Наслушалась она тогда своих сестер о том, что в горах всякое может произойти с такой молодой девушкой, как я. Немного подумав, она решила навестить меня да своими глазами убедиться, что со мной всё в порядке. Не теряя времени, оставила она на хозяйстве самую старшую из дочерей, которая тем летом собиралась как раз выйти замуж за одного парня из нашего аула. Рано утром, взяв с собой пару тяжелых сумок, наполненных всякими гостинцами, мама отправилась с моей младшей сестрой Аминаткой на автобусе в Нальчик. Аминат тогда было, если не ошибаюсь, лет пятнадцать.
Добрались они от Урупского до Нальчика без приключений часов за пять-шесть. Куда дальше ехать, с трудом могли представить. Точный адрес фермы у мамы, конечно, был. Да только на вокзале никто их в горное село везти не захотел, хотя до трассы их всё-таки подбросили какие-то добрые люди. Ну и решили мать с сестрой на попутке доехать. Так с полными сумками и легко одетые, а на дворе было жаркое лето, пошли вдоль трассы как раз в сторону села Сармаково. Идут усталые, никто их подвезти не хочет. Так мимо все и проезжают. Да, время такое было: все друг друга опасались».
- Как же, мам, тогда они до Сармаково добрались? – нетерпеливо прервал женщину Тимерлан, неожиданно для самого себя увлекшийся давней историей.
- В том-то и дело, что не в Сармаково они ехали, а дальше и выше - в горы. После часа пути пешком на солнцепеке, Аллах, в которого моя мать всегда искренне верила и которому она до последних дней не переставала молиться, наконец, сжалился над ними. Вдруг какая-то попутная машина остановилась. Из неё вышла довольно полная женщина лет 55, а, может, и старше. «Эй, сестра!» - позвала она мою маму, подходя ближе. – «Что же ты дочку свою, красавицу, по солнцу гоняешь да сама маешься? Поехали, подвезем!».
В привычке моей мамы всегда было доверять людям. Она искренне рассказала незнакомой женщине суть дела. А та ей и говорит: «Поехали, Гошевнай! Нам все равно по пути! А про ферму в горах у племянника Хамеда в машине спросим». Как говорится, выбирать не приходилось. Да и устали они очень.
Только мать с Аминат в машину на задние сидения сели, а к ним водитель - молодой лейтенант медицинской службы лет 25-ти поворачивается да улыбается: «Добрый день! В Сармаково едем?». Добродушное широкое лицо лейтенанта, твоего отца, сразу понравилось моей матери. Да и Аминат всегда благодушно вспоминает их первую встречу с Хамедом.
- Хм! Вот, оказывается, как бывает! – задумчиво прошептал Тимерлан, удивляясь странному стечению обстоятельств. – И что же дальше? Добрались ли они до твоей фермы?
- Не торопи меня, сынок! Если интересно, то слушай! – посоветовала ему в ответ Фатима Рамазановна и с удовольствием продолжила свой рассказ. – По дороге мама моя рассказала Хамеду всё, как было: мол, едет навестить среднюю дочь, проходившую практику на молочной ферме в горах, как ей сказали, в 30 км от Сармаково.
«Да! Незадача! – ответил ей лейтенант. – Автобус, что на ферму ездит, ходит раз в день только с раннего утра. А уже, верно, часа два будет. А мы до Сармаково только после трех и доедем». «Есть ли у вас какая родня в селе?» - поинтересовалась женщина, убедившая мать поехать с ними.
Неприятная новость про один автобус в день очень расстроила моих. Они и подумать не могли, что дорога столько времени займет. Хм! Всем нам кажется, что на одной земле живём, и всё так близко! Короче, ей в ответ мать покачала головой, а в душе корила себя за то, что младшую дочь, еще несовершеннолетнюю с собой, кто знает, куда потащила, да еще столько сумок с собой взяла.
«Ничего! – подбадривал её Хамед, увидев в переднем зеркале её озадаченное лицо. – Ничего! У нас, Гуащэ, остановитесь. Хорошим гостям тетя Тамара всегда рада!». Вот так и получилось, что Хамед, отец твой, мою мать и сестру впервые привез к своим родственникам – к родной старшей сестре своего деда – бабушке Тамаре. Ей тогда лет 70 было. Ты же её помнишь? Мать рассказывала, что такие щедрые душой люди, как она, редко в жизни встречаются, особенно теперь. Как и пообещал Хамед, она приняла гостей радушно, такой богатый стол накрыла. А утром сама до автобуса их и проводила да еще водителю строгий наказ дала об её гостях позаботиться. Как говорится, приняла, как своих!
- И что, мам! – снова нетерпеливо перебил рассказчицу молодой человек, не отрывая от неё своих больших карих глаз. – Как же бабушка тебя с отцом познакомила?
- На самом деле никого она со мной не знакомила, - возразила Фатима Рамазановна, с упреком смотря на нетерпеливого сына, во всем походившего на своего отца. – Вот дослушаешь меня, сам всё поймешь! Имеющий разум, имеет выдержку! Так вот, добрались они в тот день до фермы в горах к часам восьми. Водитель, как и обещал Тамаре, высадил мою мать и сестру у административного здания, а сам дальше поехал. Но, к сожалению, в тот день нам увидеться так и не пришлось. Как раз накануне наш курс повезли в горы на несколько дней. Конечно же, писать об этом маме я не стала. Очень строгая она у нас была! Да и разминулись мы на один только день. Аминат рассказывала, что, когда мама узнала о моем отсутствии, так меня ругала, что даже ей, девчонке, жалко меня стало, думала, что при первой же встрече мать меня убьет. Да только мама наша отходчивая и добрая была.
- Как же они вернулись обратно в Нальчик? – искренне переживал Тимерлан за судьбу главных героинь истории матери. – На том же автобусе?
- Если бы, сынок! Если бы! – и тревожная тень печатью легла на красивое лицо Фатимы Рамазановны, только что светившееся от ярких воспоминаний о своей матери. – К тому времени, когда всё выяснилось, рейсовый автобус уже как час назад ушел обратно. Мама, конечно, все гостинцы оставила работникам фермы. Не везти же их обратно! А они ей посоветовали дождаться грузовика, что в полдень в Сармаково с продукцией каждый день ездил. И снова выбирать им не приходилось! Когда же мама увидела Мурадина, водителя грузовика, то он отчасти напомнил ей Хамеда. Доверилась она ему тогда, без всяких сомнений. Сама к водителю села, а Аминат в кузове устроилась вместе с другом Мурадина Азматом, тучным парнем высокого роста. Всю дорогу Аминаточка его остерегалась, сравнивая с медведем, - вдруг женщина смолкла и ухмыльнулась, затем продолжила рассказ: - Не прошло и полчаса, как грузовик резко остановился, мама, вся красная и в слезах, выскочила из него, громко ругаясь: «Да что же ты за человек такой! Мне уже шестой десяток пошел, а ты со мной, как с глупой девкой! И не стыдно тебе? Не адыг ты, что ли?». Сидя в кузове с незнакомым парнем и услышав слова матери, Аминат так сильно испугалась, что кровь застыла в её жилах. А мать ей снизу кричит спускаться.
«Куда же ты, женщина, дочь свою тянешь? Горы вокруг! Ни души!» - закричал на неё Азмат, не понимая, что произошло между ней и её другом. Тем временем Мурадин вылез из машины да своими сальными глазками принялся Аминат разглядывать. «Что ты, мать, ругаешься! Кому баба нужна, когда такая ладная, красивая девка рядом!» - накинулся он на мою мать. Ох, как рассердилась на него тогда она. Да так зло посмотрела на парня в кузове, что тот сразу бросился помогать сестре вниз спуститься. А у Аминат от страха руки да ноги онемели, а сердце в пятки ушло. Только Аллах знает, как тогда смогли мать с сестрой страшного позора избежать.
«Лучше в горах одним остаться, чем бесчестием себя покрыть!» - кричала мама Мурадину, когда тот, устыдившись своего поведения, попросил её обратно сесть в грузовик и честно пообещал больше рук своих не распускать.
- Надо же! И как же они в горах одни? – возмущался Тимерлан. – А вдруг волки?
- Да, сынок! – глубоко вздохнула Фатима Рамазановна. – Тогда бедная Аминаточка тоже об этом маму спросила, а та ей отвечает: «Тем, кто от людей-шакалов уйти смог, настоящие волки уже не страшны!». Так они и остались высоко в горах – между небом и землей – в полном одиночестве. Оглянулись они, а вокруг первозданная красота. На душе у них тревога. Только орлы, парившие над ними, придавали им сил и храбрости. Честно говоря, сынок, не знаю, чем бы эта история закончилась, но где-то через полтора часа Аминат вдруг увидела на горной дороге уже знакомую легковую машину. Да, тогда мама, молившаяся в душе о спасении, не могла нарадоваться своевременному появлению Хамеда. Оказалось, что в Сармаково он случайно натолкнулся на Мурадина и его друга. По ходу дела Азмат ругал своего товарища за глупости и своеволие в отношении несчастных женщин с фермы, которых они так безответственно оставили одних в горах. Услышав это, Хамед сразу понял, о ком шла речь. Никому ничего не говоря, он помчался в горы забирать обратно маму с Аминат.
Позже, уже в машине, с благодарностью глядя на твоего отца, мама возьми и скажи, что он теперь уже для неё как родной сын, а для Аминат добавила: «Видишь, дочка, какие бывают свои и чужие!».
«А что, Гуащэ, у тебя все дочери такие красивые, как младшая? – обратился Хамед к ней как бы в шутку. - А то я бы женился на одной из них!». Тут моя мама не растерялась, да как скажет: «А то! Правда, старшая уже почти замужем. Младшая, сам видишь, не доросла еще. А вот как раз средняя – та, что на ферме практику проходит да по горам, словно горная коза, лазает, тебе в самый раз будет!».
«И как же её зовут? Так, на всякий случай! Мне до фермы не далеко ездить. Вдруг свидимся!» - не унимался твой отец. «Зовут её Фатима. А фамилия наша – Дагужиевы из села Урупского. Шъхъащэфыжь… Может, слышал о таком?» - не отступала моя мать.
«Слышать пока не слышал! – уже всерьез ответил ей Хамед. – А вот увидеть своими глазами был бы рад!». И, действительно, увидел меня месяц спустя, когда приехал ко мне свататься. Вот такая история!
- Да, мам! – задумался Тимерлан. – Что же ты раньше об этом никогда не рассказывала?
- Вот и не рассказывала, - грустно выдохнула Фатима Рамазановна, вставая со своего места. – Не хотелось мне, сын, чтобы ты плохо думал об отцовских родственниках – о дяде Мурадине и его двоюродном брате Азмате. Это история не красит их. Потом после свадьбы я узнала, что на тот момент Мурадин был женат на родной сестре твоего отца.
Поговаривали, что он специально на ней женился, чтобы с Хамедом породниться да заставить его таким образом язык на замке держать. Слишком много отец твой о нем знал. Ох-ох-ох! Слишком много о нем скрывал. А теперь ты с сыном его Юсуфом связался на мою голову. Весь в отца!
- Ничего я не связался, мам! – вспылил молодой человек, внезапно вспомнив глупую пьянку с двоюродным братом и его друзьями накануне. – Просто пошел да поздравил брата с Днем рождения. Ну, засиделись немного. И что? Зато не пил! Капли в рот не взял! Экзамены же на носу. Лишнее все это!
- Это, конечно, сынок, хорошо, что ты всё понимаешь. Да только беда приходит незаметно, - не скрывала своего беспокойства заботливая мать. – Бочком, бочком… по околицам, по закоулкам… Просачивается сквозь щели, цепляется за углы. И вдруг, глядишь, становится полноправной хозяйкой в твоем доме. А для этого стоит всего-навсего выпить стакан водки, чаще по принуждению – чтобы никого не обидеть…
- Успокойся, мам! Нам это не грозит! Пить меня никто заставить не сможет, - заверил Тимерлан свою мать. А для верности, встал, подошел к ней и нежно по-сыновьи её обнял.
- Эх, хорошо бы, сынок! – устало вздохнула Фатима Рамазановна. – Да кто же знает, что за беда может прийти?!
- А ты, мам, беду не зови! Всё будет хорошо!
- Кто же её зовет? Беда как гость непрошенный! Сама дом выбирает, сама двери открывает!
- Будет тебе, мама! Пойду я лучше делом займусь, сам себе рубашку поутюжу, - и Тимерлан, оставив свою мать наедине со своими тревожными мыслями, поспешил выйти из кухни.