Тварь II

Юрий Алексеенко
Тварь. Часть вторая.

Дверь в гостиную была распахнута, на коридор из дверного проема ложились длинные тени.
Света же нет? – спросил он себя и дрожащими руками оттолкнул дверь в гостиную.
Работал телевизор. Тонкая панель пульсировала бледным светом, передавали выпуск новостей по каналу Россия-Псков. Звука не было.
Медленными шагами, словно пришибленный, он подошел к выключателю. Раздался щелчок. Ничего. Света по-прежнему не было.
По шоссе пронеслись несколько фур. Дождь стеной накрывал черную землю.
Он закрыл лицо руками, пальцы чувствовали, как пульсируют вены под кожей на голове. Все вокруг темнело, странно вытягиваясь коридором.
В новостях показывали четырех пожарных, бегущих в горящее здание. Взволнованный репортер что-то тараторил. На улице за репортером стояли люди, словно в трансе они неотрывно смотрели на пламя, вырывающееся из окон их бывших квартир.
Бледное пятно телевизора в конце темной гостиной напоминало Алексею гигантского светлячка.
За окном сквозь стену дождя мерцала одинокая луна. По подоконнику барабанили крупные капли. Стены в доме вздрагивали от ударов грома.
Он подошел к столику, стал искать ключи от подвала.
- Где же? – шепнул он.
Нервными движениями он начал перебирать предметы на столе. Ключей не было. Он хмурился, ему было очень больно. Но он ошибался! - настоящая боль его еще только поджидала…
Тут его осенило.
Он присел на корточки. На полу по-прежнему лежали два трупа, один поперек другого. Алексей стал обыскивать карманы на плаще Любы.
Реклама по телевизору проповедовала: «Жизнь хорошая штука, как не крути».
- Есть, - сказал он, звеня двумя связками ключей. Одну он узнал, - это были ключи от квартиры, где они раньше жили.
- Поскорей бы убраться из этого чертового …
Перешагнув трупы, он подошел к шкафу, стоящему возле входа в гостиную. Под ногами зашуршала упаковка вечернего платья. Из раскрытого окна долетел тревожный шум садовых деревьев.
Телевизор погас, гостиная погрузилась во мрак.
Он передернул плечами, стараясь не задуматься, что здесь происходит. Ведь в жизни полно таких вот прорех, не правда ли? В конце концов, все можно списать на шок. Он достал тяжелый фонарь и включил его. Мощный поток света пробил темноту.
Алексей вздохнул и поцеловал фонарь, почувствовал, что обрел лучик надежды.
В последний раз он посмотрел на тело девушки, которой он хотел сделать предложение.
Труп остывал, бледно-белая краска, словно зимнее небо пасмурным утром, растекалась по холодному телу.
Он уверенными шагами вышел из гостиной. Он мог проиграть, но не сдаться.
Пройдя коридор мимо ванной комнаты, он повернул. Коридор раздваивался - левой частью уходил до веранды, правая часть шла и спускалась в подвал, где был черный ход к гаражу.
Он пошел направо. Батарея фонаря садилась, о чем сообщал красный кружок светодиода на его корпусе.
Половицы возле спуска скрипели. Стены здесь были покрыты паутиной. Алексей поклялся себе, что если выйдет из этой передряги сухим, то заставит уборщицу руками собирать весь мусор в доме.
Возле гаража было сыро. Он положил фонарь на полку справа от входа. Деревянная дверь в гараж осветилась ровным бледно-желтым кругом.
Он достал ключи, нашел нужный и вставил в замочную скважину.
Только бы все хорошо закончилось, - думал он.
Сквозь бушевавшую стихию на улице он ясно услышал, чей-то пронзительный плачь, доносившейся из гостиной. Кожа покрылась ледяной коркой, между ним и домов установилась какая-то тонкая связь.
Но этот звук был невозможен, нереален. Это не скрип и не свист ветра. Кто-то плакал или что-то плакало, но звук этот сводил с ума. Словно вся скорбь человечества обрушилась на чьи-то плечи. Одно было ясно - человек на подобные звуки не способен.
Алексей замер, пот ручьями стекал с его бледного лба.
Вдруг он с ужасом осознал, что не может, не в силах сдвинуться с места, рука, словно примерзла к замку.
Стоны стали громче, кто-то приближался. Или что-то…
Вялой рукой он взял фонарь в руку и направил в угол коридора, за которым кто-то притаился.
Стоны тут же прекратились, и это было самым ужасным.
За окном ревели деревья, небо колотило громом.
Размытое пятно света от фонаря тряслось на стене, из последних сил пытаясь разогнать темноту, но и его было достаточно, чтобы увидеть, как длинная тень указательного пальца вылезла на освещенный круг, изогнулась и переросла в кисть. И тут что-то вырвало свет из фонаря.
В черном мраке, под полыхающей в небе грозой, загнанный в угол Алексей раскрыл рот, чтобы закричать так, как не кричал еще никогда, но выдохнул лишь облако пара. Легкие сморщились как проколотый шарик. Одним махом он провернул ключ в замочной скважине, навалился на дверь и захлопнул ее с другой стороны.
- Что ты за дьявол?! – он прислонился к двери, последней ничтожной заслонкой, отделяющей его от Зла.
В эту секунду в дверь ударили с такой силой, что он рухнул на старые шины, стоявшие внутри гаража у двери. Падая он задел головой рубильник.
Заработал генератор, в гараже загорелся свет.
Лежа на полу, он заметил, что в щели между дверью и полом гаража метнулась тень. Он встал на ноги, растирая ушибленный затылок. Джип стоял позади него в трех шагах.
Пытаясь совладать с разрастающейся паникой, он подбежал к машине. Гул стихи на улице теперь отдавался перешептыванием тысячи голосов. Только сейчас он услышал, как стонет весь его дом.
Сев в машину, он включил подъемник ворот гаража. Послышалось монотонное жужжание мотора, ворота поползли вверх.
Дорога перед гаражом, освещенная мощными фарами джипа, заблестела.
- Двадцать девять, тридцать, тридцать один…, - считалка одно из наиболее верных средств, если хочешь чтобы время текло быстрее, и сейчас ему хотелось именно этого.
Дум! - в заднюю дверь гаража кто-то с силой ударил. Дверь перекосилась.
Снова удар, еще и еще.
- Дьявол!! Чтоб тебя, сука, - он вдавил педаль газа в пол и рванул рычаг на себя.
Джип, пинком под зад, вылетел на улицу, погнув дверь гаража.
Он закрутил руль вправо и выехал на шоссе. В зеркале заднего вида он увидел, что от прежних очертаний дома не осталось и следа. Огромная черная глыба, покрытая извивающимися щупальцами, медленно раскачивалась под грохочущим небом. Небо пронзила яркая молния, осветившая монстра, но Алексей уже скрылся за поворотом.
Сердце колотилось как никогда прежде. Он до боли сжал ладони на руле. За пятнадцать минут он проехал около 40 километров, большую часть в пригороде Пскова. Он ехал к дочери.
Он намеревался придти к ней, затащить в машину, привезти в клинику, с врачами которой у него были связи, запереть ее там,…а дальше? Этого пока хватит. Главное она будет рядом с ним, сейчас это главное…
А где он был до этого?
Джип с ревом проносился по безлюдным улочкам спящего города, рассекая дождь и разбрызгивая в стороны лужи. Он повернул машину в невзрачный переулок и небрежно припарковался возле знакомой парадной. Через минуту он давил пальцем в кнопку дверного звонка.
- Кто там? – спросил его за дверью грубый голос. Алексей опешил, снова посмотрел на номер квартиры.
- Привет, Поленька… - он прикрыл рот ладонью, – это я, Алексей, твой отец…
Тишина.
- Я твой отец, - повторил он...
***
Всю дорогу он вспоминал свое первое прикосновение к дочке. Как ее вынесла медсестра. Он вспоминал, как купал ее в ванночке, как изображал утку, а она смеялась беззубым ротиком. Стрелка газа танцевала на красной полосе, когда он въехал в город, но в мыслях он танцевал с дочкой в новогоднюю ночь, держа ее на руках. Ее звонкий, изгоняющий все зло смех звенел в его сознании. Он присутствовал при ее появлении на свет. Пятнадцать часов тогда пролетели быстрее, чем ожидание ее ответа.
- Папа? – спросил кто-то за дверью.
- Да, да Полиночка, это я, Алексей, твой папа? Пожа …
Он ухом прижался к двери.
- Как? – сказала она с изумлением, почти строго, - уходи!
Вот и грянул гром. От этого голоса Алексею стало не по себе. Даже курильщики на склоне лет редко так хрипят. Он гнал от себя эти мысли, но если мать хранила дозы дома, дочь могла…
- Мне очень нужно тебя увидеть, послушай, - он сжал кулаки возле лица,  перед глазами предстал жуткий образ, - твоя мама, хотела, чтобы я с тобой увиделся.
Снова тишина.
Может, и нет никакой дочери? И этого всего нет, и его нет? И не было никогда?
- Господи, - прошептал он, - Господи, пожалуйста.
- Уходи! Уходи! Уходи! – хрипло закричала девочка, - ты нам больше не нужен.
- Что? Полина, я знаю, что произошло с тобой, это все поправимо, я помогу тебе, - Алексей запнулся, за дверью послышался плач.
Тяжелый грудной кашель и хриплые выдохи, словно нож резали слух. Это было слишком тяжело. Даже для него…
Он достал ключ, с третьего раза попал в замочную скважину и дважды повернул.
Послышался удаляющийся топот, - девочка бежала от двери.
Он вошел и включил свет.
Старая лампа слабо осветила прихожую и комнату, в которой была зачата Полина. На полу валялись старые обои, грязная одежда, посуда. В прихожей весело большое, покрытое жиром зеркало, сколотое внизу. В комнате стоял старый диван, на нем рассыпалась груда тряпья. Дверь на кухню была заперта. В квартире стоял смрад. Пахло лекарствами и чем-то еще отвратительным. Он узнал этот запах разложения тела. Когда он только начинал медицинскую практику, то в морге он не мог проводить более пяти минут.
Алексей разжал слезившиеся глаза - запах оказался слишком резким. Он заглянул в комнату – никого. Смрад здесь стоял просто невыносимый.
С кухни донеся плач вперемешку с тяжелым задыхающимся кашлем. Алексей подошел к облупившейся двери и включил свет.
- Уходи, прошу тебя, уходи…
Но он уже вошел.
Серый комочек сидел под маленьким обеденным столом, разорванная юбка прикрывала колени. Он, освещенный со спины электрическим светом, стоял в проходе, прислонившись в ободранной кухонной стене. Алексей сделал еще шаг, чувствуя себя постаревшим на десять лет.
- Полиночка, прости, - он рухнул перед ней на колени и обнял за плечо.
Девочка попятилась, ее мучил кашель.
Запах исходил от нее.
Он понял… - это был конец.
- Папа, где же ты был? – сквозь кашель прохрипела девочка.
Папа молчал.
Полина зашлась в кашле, она уперлась руками ему в грудь, ее тело сотрясали судороги. Она брызнула ему на лицо кровью и заплакала.
- Прости, папочка, прости. Я больше не буду, это последняя была, последняя. Мне мама дала, а я…, - она поперхнулась. Рот наполнялся кровью и белой жидкостью.
Она посмотрела на отца. Он напоминал ей бледную старую статую, похожую на ту, что она видела на экскурсии от школы.
Они молчали несколько минут. Отец гладил ее редкие русые волосы.
- О чем ты грустишь? Ты пришел, скоро мама придет, мы все устроим, папа, не молчи, пап?
Она смотрела на него, словно догорающая свечка, тихо-тихо, все больше сливаясь с темнотой. Большие зеленые глаза, узкий подбородок и маленький нос кнопкой – точно его жена в миниатюре. Ее маленькие ладошки смахнули кровь с его лица.
Они смотрели друг на друга еще с минуту.
Она сама теперь отстранилась от него, приложила руки к губам. Ее умирающие глаза наполнились пониманием происходящего.
- Поцелуй меня - в последний раз, - прошептала она
Дети конечно не должны платить за ошибки родителей, мы хотим так думать, потому что нам кажется это не справедливым. Но у природы свои взгляды на справедливость. Дети платят, да еще как.
- Прощай, - он не спеша повернулся и на корточках отполз от умирающей дочери. Он понимал, что жить ей осталось не более дней трех. Ибо поселившегося в сердцах Элифаса прогнать уже было не возможно.
- Ты снова уходишь? - ее голос звучал, словно с другого конца вселенной.
Он остановился в коридоре, чувствуя себя камнем, провалившимся под лед, идущим ко дну.
 - Я любил тебя. Прости, что так вышло.
Когда он закрыл входную дверь, она по-прежнему спокойно сидела под столом, бессмысленно смотрела на свои грязные ноги. Волосы ее были распущены и покрывали худые плечи, густые комки крови свертывались возле нее на полу. Всюду была полутьма.
Он, шатаясь, отвалился от двери, но, несмотря на лестничный мрак, вдруг ясно увидел побледневшее лицо, освещенное призрачным зеленым пламенем.… Им овладело безумие, он бросился к окну, вырвал рукоятку, раскидал, распахнул ставни, стал кричать и звать мать…
Через полчаса он спустился на улицу и подошел к джипу. Он не чувствовал, как катятся слезы по его воспаленному лицу.
***
Маленький город всегда живет слухами, это мы уже проходили. Не более чем через сутки все газеты будут наперебой судачить о нем и его дочери. Пути назад нет. Да и был ли? В любом случае он понимал, его прежняя жизнь закончилась, а в другой жизни смысла он не находил. Власть, построенную на крови и насилии, легко смыть, но об нее не сложно и испачкаться.
Сейчас он ехал на встречу с Константином. Не выполнить его поручение означало смерть. Константин бы конечно сказал: «ничего, ты нужный человек, Леша». Но доверие было бы утрачено. А утратить доверие в наркобизнесе,… наверное, хороший способ утратить и жизнь.
Если кто убьет меня, то только я сам, -  решил он в ответ на собственные мысли.
Он ехал на свою последнюю сделку.
За окном джипа мелькали невысокие каменные дома вперемешку с дачными домиками, заросшими садовыми деревьями, погруженными в пасмурный туман. Гроза ушла.
Ночной воздух нес свежесть, в нем кружил легкий аромат хвойных деревьев, посаженных вдоль дороги.
Доделать дело и залечь на дно. Просто бросить все и уйти, начать все сначала, - думал он.
Он может уехать далеко отсюда, допустим в Польшу. Там смешаться с толпой. Завтра он получит деньги за наркотики, их хватит, чтобы снимать квартиру в небольшом городке несколько лет. Может, что и прояснится?
***
Возле здания вокзала стояло несколько машин. Дождь закончился. Мокрая площадь блестела, искрясь в свете круглых фонарей. Иногда какая-нибудь сгорбленная фигура, окруженная шаткой тенью,  вырастала перед машиной, и растворялась в темноте. Алексей припарковался возле закрытой церкви за площадью. С уходом грозы в обновленном ночном небе проступили мерцающие звезды. Старинная церковь, построенная в шестнадцатом веке, дремала в небольшом уютном парке. Было холодно.
Баня располагалась за парком возле спуска к озеру.
В парке царила тишина. Легкий ветерок, пробегая по верхушкам деревьев, сбрасывал на землю остатки дождя. Песчаная дорожка превратилась в месиво, идти пришлось вприпрыжку, местами по лужам.
Вот и баня. Облупившееся, некогда желтое двухэтажное здание, одиноко стояло на берегу озера, прикрытое тремя соснами со стороны входа.
Алексей обернулся, удостоверяясь, что он один. Хотя спрятаться здесь, конечно, было бы проще, чем напугать невротика. Он достал телефон, чтобы набрать номер Константина, когда из-за деревьев загорелись фары Крайслера. Он подошел к машине и открыл дверь.
- Ты застал ураган? – спросил Константин.
Он был в белом мягком свитере и синих джинсах. Половину лица закрывали большие солнцезащитные очки, во рту тлела сигара.
- Да, а ты с курорта? - сказал Алексей, опускаясь на сиденье.
Костя отложил сигару в большую хрустальную пепельницу, украшенную массивным черепом и черной змеей. Хрустнул пальцами. Не тени улыбки. Он любил выдержать паузу перед началом разговора.
- Я знаю одного хорошего человека, у него есть своя сеть в Праге - четыре ночных клуба. Он назвал мне цену, от которой я не мог отказаться, - голос у него стал последнее время совсем гнусавым.
Константин взял пепельницу, повернул череп, который казался лишь декоративным украшением. Череп легко соскочил с оси.
- Здесь спрятано восемьдесят грамм Темного Апостола. У него большие планы. Обещает посадить на него весь город.
Он безразлично взял из рук Константина череп с наркотиком.
Константин затянулся. Стоило кому-то упомянуть про новую сделку, неважно была ли эта область ему знакома или нет, и Алексей уже чувствовал, как в нем оживает новая личность. Ему это нравилось. Он любил не сами деньги, но власть, которую они давали, и был готов сражаться за нее. Он хотел власти, жаждал ее всеми фибрами души и думаю, если бы власть можно было консервировать в банках, он бы этим занялся.
- Вот билеты, на поезде ехать безопасней, начальник вокзала куплен, - сказал Константин, - та еще крыса.
Алексей спрятал два билета Псков – Санкт-Петербург. Ему часто доводилось ездить этим маршрутом в юности.
- Среда. Народу днем в городе будет немного. Твой вагон делает долгую остановку в пригороде Новосокольники, ты знаешь, там есть ресторан «Озера», а за ним автозаправка. Она сейчас не работает. Найдешь там подставного, он швед, русского языка не знает, представишься как Иван, скажешь «I am a person of Constantine. I brought a gift from Russian friends» , - Константин выпустил две струйки дыма и принялся обдумывать новую фразу.
Алексей покрутил в руках искусственный череп, заглянул в глазные ямы, в них холодно мерцали красные рубины. Сделан череп был на славу. Паутина трещинок на затылке, дикий оскал, черные впадины на месте носа оживляли его, заставляли разыграться самое скудное воображение.
- Потом возвращайся на поезд, езжай в Питер, отдохни там, погуляй недельку для вида, да, езжай обратно, - он очертил сигарой в воздухе круг, показывая, что все довольно просто. Пепел предательски упал на белый свитер, - ай, проклятье!
Он выкинул сигару в окно и щелкнул пальцем по горочке пепла.
- Сколько мне за все?
- Сто тысяч зеленых забираешь у него сразу. Если вся задумка осуществиться, - он облизал губы, - ты захлебнешься в деньгах.
- Сто тысяч?!
- Джек пот! – хлопнул в ладоши Константин и зашелся злым смехом, - Господь, мать его, наградил нас! Леша в поезде тебя никто не тронет, если ты, конечно, сам не отдашь все деньги бабкам. А в Питере тебя встретит знакомый таксист, он довезет тебя, хоть до рая, мать его! Ах, ха-ха, черт! Ты бы видел свое лицо! А? куда же мне деть девать все эти, мать их, деньги!
Алексей понял, что с решением уйти из этого бизнеса он поспешил. Все произошедшее двумя часами ранее казалось теперь пылью перед открывающимися новыми перспективами. Да и что особенного произошло? Больное воображение и только.
Только Полина…. Это моя вина, мой просчет. Но я снова в игре, - думал он, - черт, я не собираюсь уходить из этого бизнеса! Я построю все заново. Боже, это лучший второй шанс, который ты мне давал.
- Ты чего в футболке то? – спросил Константин, - на тебе и лица то нет, из-за этих двух?
- Да, я могу рассчитывать на твою помощь?
- Ты всегда можешь на меня рассчитывать, - хитро улыбнулся Константин. Он снова рассмеялся, держа руки по-прежнему на груди, и на этот раз на его лице промелькнуло что-то вроде раздражения.
Алексей сморщил лоб.
- Ко мне ворвалась жена, была драка, погибла Катя, - сказал он.
- Вот стерва, Катьку жаль, хорошая девка была.
- Пылинка умрет скоро, - сказал Алексей, - я от нее как раз. Люба посадила ее на Элифаса.
- Ммм, соболезную. Потерять дочь это конечно да. Очень тяжело. Ты как? Сможешь провернуть дело?
В машине приятно пахло мягким смогом  и одеколоном. Он растянулся в автоподогреваемом сиденье Крайслера, чувствуя, как тепло приятно греет тощую задницу. Помолчал. Меньше всего, в чем он сейчас нуждался, так это в жалости этого подонка. Сможет ли он провернуть дело?
- Мне не нужна шумиха, Костя…. И я прошу отнестись к этому серьезно, так же серьезно как ко всему остальному.
- Шумиха не кому не нужна. Давай адрес дочери, я обо всем позабочусь.
- Константин обещай, - к его глазам подступили слезы, - черт к чему же я пришел?! – Он обхватил голову руками.
На его плечо легла рука Константина.
 - Дай слово, Костя, что она ничего не почувствует. Это все о чем я тебя прошу.
- Мы все совершаем ошибки, ей не будет больно, по крайней мере, не больнее чем та агония, которую она обречена, испытывать без дозы эти дни.
- Я не хотел, чтобы все было так! - заорал Алексей и дважды ударил ладонью по панели Крайслера.
Константин замер. Сигара повисла у него во рту. Ему стало понятно, что с этим человеком пора кончать.
- Поезд отходит через двадцать минут, думаю тебе пора, - Константин протянул руку, - да, на заднем сиденье моя охотничья куртка, возьми ее.
Алексей пожал ему руку и положил череп в карман куртки.
Он захлопнул дверь за собой и небрежно накинул куртку на плечи. После салона машины ночной воздух казался холоднее.
Стояла спокойная августовская ночь. На гладком зеркале озера, раскинувшегося впереди, сияла полная луна. В воздухе кружился тонкий аромат хвойного леса.
Он нагнулся к открытому окну и умоляюще произнес:
- Ты дал мне слово.
Константин тронулся места и, не ответив, скрылся за зданием.
- Сукин сын! – крикнул Алексей ему в след.
***
Его машина, оставленная под тенью старинной церкви, была усеяна мокрыми листиками. Здесь всегда гуляет мало народу, поэтому о машине можно будет не беспокоится.
Небо над городом было черно, но немного отделялось от слабо освещенной площади, местами врастало в землю, создавая иллюзию гигантского шатра. Вокзальная площадь, украшенная по центру высоким монументом в виде шпиля, пустовала. Над входом в вокзал мерцал слабый огонек, точно он был на краю света, и, словно родственная душа, высоко над ним застыла белоснежная луна. Широкие лужи отражали ночное небо и блики фонарей. Возле скамеек, выстроенных по бокам здания вокзала, суетились голуби.
Внимание, поезд «Псков - Санкт-Петербург» отправляется с первого пути в два часа сорок минут, - эхом пронеслось в воздухе сообщение диктора.
Справа состава на перроне выстроились аккуратные фонарики. На их столбики, раздваивающиеся  вверху, были насажены круглые стеклянные головки. Вокруг их  желтых сфер мерцали нимбы слабого света, создавая впечатление сказочности происходящего.
Поставлены они были скорее для украшения, чем освещения. Спрятав руки в карманы, он трусцой бежал возле освещенного фонарями состава, выискивая свой номер вагона. Из его рта вырывались клубы белого пара. А вот и шестой вагон.
- Ваши билеты, - протянула руку сонливая проводница.
Он протянул билет с паспортом и поднялся в поезд. За ним зашла проводница. Его не узнали, это хорошо.
- Надеюсь, Вы последний, - сказа она.
Его купе было третьим. Плацкартный вагон, вот уж и вправду безопасно. Кто догадается, что один из основателей наркосети, известный российский бизнесмен будет кататься на плацкарте?
- Константин играет со мной, - подумал он.
Вагон был полупустым. В коридоре суетились старухи, распихивая свои пожитки. Он заглянул в свое купе. На нижней полке слева сидел пожилой лысый человек, на лице мигали маленькие глазки, из растянутой майки торчала волосатая грудь. На запястье его левой руки сверкнул серебряный браслет, марку часов Алексей не разглядел. Попутчик грыз фисташки, которые горкой лежали в ямке его темно-синих тренировочных штанов, и что-то чирикал в кроссвордах.
Грызун, - подумал он.
Грызун с отвращением посмотрел на него, словно умел читать мысли.
Поезд тронулся.
Алексей сел напротив лысого пассажира, прижавшись лбом к холодному окну. Ноги гудели от усталости, все его естество просило сна. Но вместо сна перед его закрытыми глазами всплывали жуткие картины минувшего вечера. Люба с раздавленной головой; Катя, раскинувшаяся на полу с перерезанным горлом; призрак девочки в зеркале; тень, мелькнувшая в щели между полом и дверью; дом, покрытый щупальцами; его умирающая дочь …
Но даже самые страшные переживания уходят со временем. Что-то прячет их в глубоких тайниках  нашей психики. Возможно, есть у нас внутри нечто такое, вроде защитного замкА, а может даже целой системы защиты. Она, получая сигнал оценки происходящего от реле нашего сознания в форме «не может быть» превращает восприятие происходящего в сон. Мол, ничего же и не было. И если защита сработала вовремя, то «этого не может быть» не разрушает узкие врата восприятия, без которых наша реальность обречены на хаос. Со временем образы ветшают, память неприятных либо опасных моментов жизни покрывается пылью. Хотя где то глубоко внутри мы по-прежнему остаемся свидетелями минувших событий. Ведь бывают такие события, которые отпечатываются в памяти красной краской, и сквозь них трудно что-то разобрать. Бывает все хорошо, дела прекрасные, всюду успех и тут память ляп! И перед глазами воскресают забытые картины далекого прошлого. И настроение уже не то. Но ведь с этим можно жить, не правда ли?
А сейчас Алексею был нужен сон.
Он небрежно натянул принесенный комплект белья на матрас и подушку. Его тошнило, тело бил сильный жар. Красные глаза бессмысленно озирались. Несколько ужасных секунд он стоял, уткнувшись лицом в подушку, лежавшую на второй полке, обхватив ее руками. Стиснув зубы, он пытался выдавить из памяти мелькающие картины ужасов. Они же вились перед его внутренним взором, насиловали его сознание своей безобразностью. От напряжения разболелась голова. В висках пульсировала острая боль. Все темное, слепое, непонятное, что было в его сознании, становилось еще непонятнее и … злее.
- Бред, - выдохнул он.
Из последних сил он подтянулся на руках и завалился на вторую полку. Зубы лихорадочно стучали. Лысый пассажир отвлекся от журнала и недовольно посмотрел в его сторону. Алексей повернулся лицом к стене и, закрыв горячие глаза, погрузился в темноту.
***
продолжение следует