В деревушке Котино, что верстах в сорока от города Прокопьевска, в 30-х годах прошлого столетия сплошь неказистые избушки стояли. Здесь прошло беззаботное детство и взросление Ефима Кравчука. Постепенно втянулся в колхозную работу, наравне с мужиками косил и обрабатывал землю.
Настало время, когда душа парня потянула на простор. Мать напутствовала:
- Вот что, Ефимушка... Вырос ты у меня большой, так что благословляю я тебя в путь-дороженьку жизненную. Найди долю счастливую, тогда и семье помочь сможешь — ведь мне еще четверых поднимать. Я тебя, конечно, не неволю, но съездил бы ты к дяде своему Василию в Прокопьевск, гово¬рят там, на шахту, народ набирают. Может, и ты надумаешь, слышала я, что хорошо платят за работу прилежную. Только сразу не соглашайся, приглядись, что к чему!
Больше пятидесяти лет с той поры минуло. А все живо в памяти. Как приехал в город — ахнул: это же надо, столько домов понастроить в одном месте! И не просто домов, а один на другом. Этажами называ¬ются. Хотя, конечно, оно дешевле, поди: три дома друг на друга по¬ставлены, а покрыты одной крышей!
Дядя встретил племянника радушно, до самой ночи просидели. Все расспрашивал про родню, про товарищей-сверстников, про соседей. Ис¬тосковался по родным местам. А на вопрос, что же такое шахта, ответил:
- Долго рассказывать, Поведу туда тебя завтра. Сам на месте раз¬берешься, что к чему. Поглядишь, попробуешь, каково оно, горняцкое ремесло. Поглянется если, тут тебе и дело. Настоящее, мужское. А коли, нет, ну что ж, значит, есть в тебе слабина. Поищем что-нибудь еще.
Утром, как и обещал, дядя Вася провёл Ефима по всей шахте. В то время уголь брали еще верхними горизонтами. Клетью, как сейчас, спускаться не требовалось. Заходи прямо в гору, в дыру (это он так выразился), а дядя посмеялся и говорит:
- Чудак-человек! Не в дыру, а в штольню!
Показал, где что находится и для чего предназначено. Побывали в угольных забоях. Перемешалось у парня в голове с непривычки. Но главное понял: вот она гора, внутри уголь люди берут. Вглубь идет штольня эта самая. Из ее чёрной пасти время от времени появляются лошади, шагают между рель¬сов. Тянут пять или шесть тележек. А зовутся те тележки вагонетками.
Не утерпел Ефим, подошел к лошади. А она теплыми губами зач¬мокала, к руке потянулась - знать, хлеба просит.
- Видать, парень, лошадей любишь? - спросил добродушный рыжеусый детина. — Иди к нам в коногоны!
Эта мимолетная встреча все и решила. Дядька пробовал отговорить:
- Тоже невидаль - коногон! Аль в деревне лошади не надоели? Осваивай лучше настоящую профессию - проходчика или забойщика!
Но парень твердо стоял на своем: «Не уйдут они от меня, про¬фессии. Шахта, по всему видать, дело серьёзное. И начинать работать здесь лучше с привычного!».
Заведующий конным двором Иван Николаевич Новиков привет¬ливо встретил нового работника. Потом подвел к стойлам:
— Выбирай, вон те три коняги без хозяина.
А Ефим уже выбрал. Сразу, без раздумий: - вот он, напарник по работе!
— Умного коня себе выбрал, парень, — одобрил заведующий. — Во¬ротило его кличка.
Не стоит долго рассказывать, как подружились человек с конем. Только вскоре стали шахтёры удивляться их дружбе. И трудно сказать, кто к кому сильнее привязался: то ли парень к коню, то ли Воротило к парню. И выходной Ефиму не выходной - спешит в конюшню пови¬дать друга. Потреплет по загривку, расчешет, даст хлебца кусочек.
А Воротило, разве только что говорить не может, вздохнет, голову на плечо положит — не хочет расставаться.
С таким напарником работа не в тягость, одно удовольствие. А для шахтеров приезд Ефима с Воротилой в забой, как представление. При погрузке угля, подгоняя вагонетку точно под люк печи, командует коногон: «Примись!» — и Воротило, послушно сделав пару шагов вперед, перехо¬дит на обочину штрека. «Стой!» — и замирает конь. Забойщики подтру¬нивают: «Говорят, твоя лошадь считать умеет? Продемонстрируй!»
И решили однажды: давай прицепим еще одну, седьмую вагонетку! Прицепили.
- Трогай! - командует Ефим. Напрягает свои мощные мышцы жи¬вая машина, и раздается в подземной тишине (забойщики даже дыха¬ние затаили) металлический лязг сцепок: дзинь-дзинь-дзинь... Дернулся состав и стал. Не трогается с места Воротило, стоит как вкопанный. Уговоры не помогают.
Попробовали еще раз. Воротило по команде снова точно «отсчи¬тал» лязг сцепок и остановился. Забойщики гогочут довольные:
- Вот же каков, хитрец! Лишнего не возьмет! Слушай! Да он у тебя мыслитель - «Сократ», да и только!
Отцепили седьмую вагонетку и Воротило по команде напрягся вновь. Убедился, что на сей раз без обмана, и потянул привычную «партию» (так на горняцком языке состав вагонеток называется).
...Четыре с лишним года трудились вместе человек и конь. Сколь¬ко «товара» вывезли (еще одно старинное горняцкое выражение — уголь в те времена товаром называли), и не сосчитать, пожалуй. Все подзем¬ные многокилометровые дороги наизусть выучили. Знали, где поспе¬шать можно, а в каком месте замедлить ход, иначе забурится вагонетка. И в отпуск вместе ходили. Воротило так к Ефиму привязался, что если разлука затягивалась, заметно худел.
Всякое бывало в работе: и холод зимой и, глядишь, верхняк лоп¬нул - породой может сыпануть — смотри, не зевай! А однажды и вовсе пришлось друзьям держать экзамен на мужество и взаимовыручку.
А дело было так. Отрабатывала тогда шахта «Центральная штольня» уго¬льный пласт под Поварнихинским логом. Старожилы помнят, как прорвалось и хлынуло в шахту подземное озеро, к которое случайно пробили восстающую выработку – «печь».
В ту пору стоял Ефим под погрузкой на дальнем участке и поднялся помочь забойщикам перепустить уголь на параллельном штреке. Животное, известно, чувствует опасность раньше людей. Забеспокоил¬ся конь, заржал. Но с места не трогается, напарника ждет, не бросает.
Ефим, опустившись к погрузочному люку и осознав, что в шахте началось наводнение, не о себе по¬думал, о друге своем - поскорее отцепить Воротилу от состава вагонеток, дать ему свободу. Вода уже чуть не до пояса подступила, пришлось окунуться: ведь надо обеими руками взяться, чтобы скинуть сцепку с крюка вагонетки.
Не повезло — Воротило, волнуясь, переступил с ноги на ногу, дернул состав. Нога Ефи¬ма угодила под колесо, все произошло в мгновенье. Правда, успел коногон барок отцепить (валик такой, к которому крепятся упряжные постромки), освободить коня. Тот и зашагал, было на выход, но через пару метров остановился. Посмотрел на хозяина и заржал: «- Что ж ты, дескать? Поспешай, не то погибнешь!»
Ефим в ответ:
- Да не могу я, понимаешь ли, ногу придавило! Выручай, приятель! — про¬говорил он, словно не к лошади обращался, а к человеку. И тут же его осенило: нужно же дать команду «Грудью вперед!» Такую команду Во¬ротило знал, умел выполнять её, когда требовалось поставить забурив¬шийся вагон на рельсы. Правда, проделывал он этот маневр с порожними вагонами, а тут...
Ефим все же скомандовал:
— Грудью вперед! — и тихонько прибавил: — На тебя, голубчик, одна надежда!
Конь развернулся, зашагал к хозяину. Подошел, фыркая ноздрями. Надавил на едва виднеющийся из-под воды борт вагонетки. Нога освободилась.
От гордости за своего верного друга у Ефима на глаза слезы навернулись:
- Ну, спасибо! Век не забуду!
Обхватил коногон Воротилу за шею. И двинулись. Как до выхода добрались, и не вспомнишь теперь. А возле устья штольни стоят толпой вышедшие раньше шахтеры, прибежавшие из поселка люди. Ждали тех, кто ещё оставался под землёй. К счастью, вся смена на-гора выбралась благополучно.
Нога у Ефима вскоре благополучно зажила. И вновь возил он уголь вместе со своим вер¬ным напарником.
...Много позже пришла новая техника в шахту, поступили подзем¬ные электровозы и Ефиму Кравчуку, как и многим другим молодым рабочим, пришлось осваивать электрического «коня».
Так что есть что вспомнить: как в тридцать шестом году экстерном экзамены в горный техникум сдавал, как потом, до самой пенсии, ру¬ководил сперва очистным участком, а позже был заместителем начальника шахты.
А в сорок втором Ефим Григорьевич Кравчук командовал минометным расчетом на волжском берегу Сталинграда. О тех боевых днях напоминает наградная колодка, составлен¬ная из разноцветных ленточек, отождествляющих ордена и медали: рат¬ные — «За боевые заслуги», «За победу над Германией; мирные, среди которых орден Трудового Красного Знамени.
А что же Воротило? Долго еще жил он на свете. Его, как и других коней, по возрасту вывели на поверхностные работы. И, наверное, рад был этому бессловесный помощник горняка: все-таки трудно прихо¬дится коню под землей. Нашлась ему работа на поверхности.