За кулисами я нервничал.
Одолевали сомнения, и в голове громоздились нешуточные вопросы. На фоне того, что я слышал, моя «Песнь» казалась чем-то чужеродным. Она не совпадала с каким-то благостным и полудетским настроем огромного зала, битком набитого зрителями.
Мои соперники громко читали что-то невразумительное.
Мне был смешон долговязый работник милиции, спасший старушку со льдины.
И стихотворение о неуверенном представителе молодняка крупного рогатого скота казалось поверхностным и слишком коротким.
Плачущая Таня тоже не вызывала в душе сочувствия: глупая девчонка – только и всего.
И вот пришла моя очередь.
Я вышел на сцену, холодно посмотрел в зал, представил себе полчища презренных и трусливых сарацин и сказал хриплым чужим голосом уставшего от битв героя:
- Песнь о Роланде.
В испугавшемся зале, наполненном врагами, повисла смертельная тишина.
Но я твёрдо знал, что нужно держать паузу. Со всей суровостью Роланда, не отрываясь, я смотрел прямо в это многоглазое лицо опасности.
- Державный Карл, наш славный император,
Семь долгих лет в Испании сражался…
Зал вздрогнул от неожиданности, а я представил далёкую Испанию, в небе которой гибли наши лётчики во время недавней войны с фашистами, и продолжил, прибавив в голосе немного раскалённого металла и протянув обе руки в зал:
- И до моря вся горная страна
В его руках;
Зал отшатнулся. В первом ряду заплакала девочка. Зачем на такие серьёзные мероприятия берут маленьких детей? Обращаясь прямо к ней, я продолжил, усилив трагизм:
- Сдалися Карлу замки,
Разбиты башни, грады покорились,
И стены их рассыпались во прах.
Девочка испугалась ещё больше, замолчала и прижалась к своей матери.
Я снисходительно и зловеще улыбнулся ей и ещё не разбитым сарацинам:
- Лишь не взял Карл Великой Сарагосы,
Что на горе стояла: царь Марсилий
Владеет ею;
Если бы эти презренные сарацины знали, что всех их ждёт страшная смерть от Дюрандаля – тяжёлого меча Роланда, разрубающего пополам тела всадников вместе с их арабскими скакунами. А у Марсилия, их царя, есть только одно положительное качество:
- в бога он не верит, -
Он Аполлину служит, Мухаммеду, -
Но близок час погибели его.
В последний раз я с холодной ненавистью посмотрел в притихший от ужаса зал и громко выкрикнул заключительный и победный клич:
- Аой!
И ушёл со сцены.
Мучительная тишина порвалась истерическими аплодисментами.
И меня вытолкнули обратно. На поклон.
Но кланяться я не умел, как и мой друг Роланд.
А потому молча заплакал прямо на сцене.
В конкурсе чтецов дошкольного возраста я победил.
Но с тех пор никогда уж больше не читал стихов перед публикой.