Ночью прилетел вертолет. Его пассажиры разместились в командирском балке. Остаток ночи прошел под пьяные возгласы, матерные крики, и рев песен. Поднявшись по звонку я вышел умыться ледяной водой. Так, как рассказывал местный охотник якут Ким. Ставлю под звезды бачок с водой, а утром выливаю его на себя. Очень бодрит. Придает свежести телу, и что немаловажно – сил для рабочего дня.
- Ты погоди сынок, - окликнули меня. – Я сейчас камеру принесу.
Справа от меня стоял мужиченка в очках-линзах, с заспанным лицом, в зеленой, накинутой на голое тело штормовке.
- Извините, - сказал я, вытираясь махровым полотенцем. – Я не дублирую.
- Жаль. Неплохой сюжет для фильма… был бы.
Артельский народ понемногу просыпался, кто-то кряхтел, громко сморкался. Кто-то отжимался от земли, подтягивался на перекладине. Я варил крепкий чай. Из столовой подтянулись в каптерку. Там, с воспаленными от недосыпа глазами сидел горняк. Сигарета в его руке давно потухла, и пепел завис нетронутой пирамидой.
- Мужики, - обратился он ко всем. – Не уходите никто – будем разбираться.
Ребята переодевшись в робы дружно задымили сигаретами. Убранство каптерки вмиг исчезло в сизом тумане.
Открылась массивная дверь, и первое, что бросилось взору: начищенные до блеска кирзовые сапоги, брюки цвета хаки.
- Накурили-то, - буркнул он, садясь за стол. – Откройте двери.
При этом сам, положа кожаную кепку на стол, достал серебристый подсигар, вытянул папиросу, прикурил.
- Мужики, - сказал он. – Вопрос стоит просто: сколько времени уйдет, чтобы поставить экскаватор в линию. Я не буду разбираться кто прав, кто виноват. Виноваты все.
Мы молчали. Потому как нечего сказать. Каждый прекрасно понимал, что без основной, ударной силы шагающего экскаватора, с его сотнями кубажа в смену – не вытянуть. Каждый не заработает ничего.
- Я даю неделю… ни дня больше. Каждый час на счету. Золото нужно стране.
- Людей, техники итак не хватает Федор Виссарионович. Чем поднимать? – нарушил затянувшееся молчание мастер модуля.
Горняк попытался вставить фразу, дополнить вопрос, но директор артели жестко остановил:
- Заткнись. Не начинай даже. С тобой разберемся потом. Не хватает…Вам четыре единицы « КОМАТЦУ мало? ДЗ – 130 пущай работают на столах. Тяжелую пускайте на разработку площадки для подъема.
- Две единицы на модуле, в ремонте, - вновь подал голос мастер модуля. – Остальные на вскрыше.. готовят полигон для следующего сезона.
- Снимайте с вскрыши значит. Сегодня чтобы все работали по восстановлению.
- У них бортовые разобраны. Как же сегодня…
- А меня не волнует как! – ударил директор по столу кулаком. – Обнаглели совсем что ли!
Мастер участка голову сжал в плечи, осунулся, побледнел.
- Ты контролировал разметку площадки для экскаватора? – обратился он к горняку. – Почему допустил сближение к кромке уступа?
- Да не было сближения, - тихо ответил горняк. – По нормам шесть метров.
- Я тебе покажу не было сближения! Какого хрена тогда так получилось?
- Человеческий фактор. Мерзлота дала ход…
- Чего!? – рявкнул он. – Сейчас здесь комиссия будет работать. И если выяснится, что никакой мерзлоты там нет. И ты просто проморгал. Молись.
Вскинул руку, посмотрел на часы:
- По машинам! – басовито сказал начальник артели.
Мы поднялись, прихватили котомки вышли на улицу. Солнце только поднималось, и его лучи мягко освещали кромку сопки. Урал, стоявший рядом с каптеркой тихо урчал на холостых оборотах. Мужики, хватаясь за борта, перелазили в кузов. Водитель тронул.
Пока не скрылись в пыли за поворотом, я успел увидеть, как с командирского домика потянулись к « Уазу» несколько человек, в одеждах цвета «хаки» с чемоданами в руках.
- Чувствую, не найдут они ничего, - проследив за моим взглядом, громко сказал Глеб. – Тогда дело труба.
- Почему?
- Да, не должно быть там мерзлоты. Мы же ковырялись в том секторе.
- Не нагнетай Глеб. Итак тошно. Горняк под суд пойдет.
- Не пойдет. Над ним еще много голов, - улыбнулся тракторист. – Но душу потреплют изрядно.
- Да быстрей бы закончилась эта муть. Никакой работы.
Нас тряхнуло на очередной кочке. Мы крепче ухватились за борта.
- Чертова колья.
- Не говори Сань.
Показался полигон. Водитель снизив скорость, подкатил к « пятачку».
Уставшая за ночь смена, вяло поприветствовала нас. Перекинувшись дежурными словами, приняли посты.
На промывочный стол подавал породу трактор ДЗ – 130. Усиленный нож, наращен дополнительными листами железа, новыми резцами закидывал за раз не менее шести кубов породы. Тяжелый гул двигателя трактора, шум мощного напора воды угнетал.
Понемногу оживал надоедливый гнус. Не спасал даже «Рипудин», разведенный в растительном масле. Лицо саднило и чесалось. Размазанная по нему грязь быстро высыхала, отваливалась кусками. Пот заливал глаза, и едкий « рипудин» слезил их.
К обеду машинист землесоса дал отмашку остановить работы. Впереди съемка золота.
Я поставил в кружке чай, присел отдохнуть. Пискнула рация:
- Сань! – прохрипел машинист землесоса Денис. – Подтягивайся на « первачок»
- Понял.
Убрав кружку, выдвинулся к землесосу. В по-своему уютном балке пахло душницей, мятой, и лимонником.
- Хороший набор, - вдыхая аромат, сказал я.
- Старые запасы. Проходи.
Он разлив чай, поставил на стол банку с сахаром.
Я потянул носом спросил:
- Где сварной сегодня? Не видел с утра.
- Приболел по ходу. Юрик должен с модуля подъехать. Если пришел конечно.
- В поселке опять шастал?
- Ну да, - сказал Денис, делая глоток.
- Зачастил он. Не спалили бы ненароком.
- Есть такое. Да и « балдоватый» к всему прочему.
- Это хуже. Надо провести с ним воспитательный процесс.
- Оно тебе надо Сань?
Я немного помолчал, затем ответил:
- Парень то вроде нормальный. Жаль, если не поймет.
Денис посмотрел в маленькое оконце. Обвел взглядом полигон, где под предводительством приезжей комиссии, на месте происшествия работал бульдозер Глеба.
- Что думаешь по поводу чп?
- Не знаю Дэн. Хлопотно это. Я допив напиток, сполоснул кружку, убрал на полку.
- Классный чай. Ладно, пойду на съемку.
- Не завидую. В прошлый год намаялся ломом махать. На новом сезоне отдыхаю.
- Тебе легче, - усмехнулся я.
- Переживем.
Впереди предстоял тяжелый подъем вдоль двухсотметрового пульповода, на самый верх, к огромной колоде. Я, впечатывая в засохшую глину протектор сапога, поднимался к ней. С шумом выдохнув, плюхнулся в прохладу домика-раздевалки. Одел высокие, резиновые « бродни», поверх спецовку без карманов, резиновые перчатки. С модуля приехали ребята.
Я вышел, осмотрелся. Кивнул токарю Валере:
- Юрка приехал?
- Да, на месте, - сказал он, подходя. – К утру приперся только.
Следом, с помповыми ружьями наперевес, подошли охранники.
- Ну что, готовы? – буркнул, растянув тонкие губы один из них.
- Почти, - ответил главный съемщик.
Они поднялись по лестнице в начало колоды, уселись на доски, закурили.
Мы тоже. Потом началась тяжелая, каторжная работа: поднятие тяжелых крышек-люков колоды, решеток-уловителей, резиновых ковриков глубокого наполнения. Сотни килограмм породы перемолоть, перевернуть, « пробуторить» и смыть ледяной водой. Несколько часов в поту, грязи, под палящим солнцем. В завершении, когда часть ребят переместилась на доводочную колоду, иначе « американку» охранники оживились. Ушла смесь полусонного, ничего не выражающего взгляда, неторопливость движений. Они ожили, спустились вниз, внимательно ловя каждое наше движение руками, « лопатками».
Присели рядом. А мы, сгорбленными спинами « оголяли» от примеси мелких камешков и эфеля-песка ненавистный металл, то которого не знали, куда бежать.
- Жарко сегодня, - пробурчал главный съемщик. Я разогнулся, посмотрел на его мокрую, потемневшую от пота спину, ответил:
- Да, Михалыч. Есть такое.
- Ничего. Малехо осталось. Он обернулся:
- Посмотри лучше на первый коврик. Нормальная съемка будет.
На первом, и втором ковры желтели приятным, завораживающим блеском. Не было не единой пустой ячейки.
- Это хорошо.
- Верно. Подбирай там, да будем собирать.
- Понял Михалыч.
Через несколько минут он взял коврик, перевернув наоборот гладкой стороной. Подмяв под ноги, согнул углы коврика в замысловатый треугольник – не торопясь под пристальным взглядом охраны ссыпал золотосодержащею смесь с первого. После сцепив углы вместе отправил шлих в контейнер, аналогично расправился со вторым. Остальные три я собрал сам. Опечатав контейнер двумя печатями, и завизировав время и место, охранники удалились. Мы добрели до раздевалки, закурили.
- На сегодня все, - вздохнул Михалыч, снимая мокрую одежду.
- Радует.
- Дома хорошо сейчас, - мечтательно протянул Валера. – Девки кипятком ссат.
- Не говори лучше о бабах Валера. А то опять в поселок потянет.
- А в чем дело стоит Михалыч?
- Тушенку не дают почти месяц, - ощерился в усмешке он.
- У меня несколько банок с весны еще есть. Одолжу, - включился я.
- Э-х, пацаны. Так и норовите под монастырь подвезти.
- А что? Нормально.
- Ладно. Посмотрим.
Мы пошли вниз, промывочному столу. Денис с чумазым от солидола лицом крутился возле улиты землесоса. Юрик сверкал сваркой, балансируя металлическими накладками рабочее колесо. Я подошел ближе.
- Ден. Все нормально. Закончили.
Он, вытирая тряпкой руки, ответил:
- У нас плохо дело. Юрик не в духе.
Сварщик прекратил варить, поднял маску оглядел нас мутными глазами. Что-то пробурчав сквозь зубы, вновь взялся за работу. Электрод трещал, и постоянно залипал на массу. Юрик матерился, безуспешно разжигая сварочную дугу. Наконец кусок не приваренного металла остался на электроде, он в сердцах зашвырнул «держак» в сторону.
- Сил моих нет! – вырвалось у него.
Достав из кармана робы подсигар, вытянул сигарету, прикурил.
- Юра. Съемка закончена. Пора запускаться.
- А ты что начальник? Командует он тут.
- Что берега совсем потерял? – осклабился я. – Вкус воли почувствовал, а?
Я сжал кулаки. Злость закипала во мне, как вскипающий чайник.
- Докурю и доделаю.
- Не докурю, а делай. Горняк прилетит… тебе это надо?
- Да, пошел ты! – хрипло выдавил он.
- Держи! – выбросил кулак в его сторону. Он, перевернувшись через привод землесоса упал на спину. Недокуренная сигарета валялась рядом. Обойдя двигатель, взял за грудки:
- Ты зачем сюда приехал? Работать? Или мутить дело.
С разбитой губы капала кровь. На подбородке, шее образовалось красное пятно. Я поднялся с колена.
- Сань успокойся, - сказал Денис, положив руку на плечо. – Придумаем что-нибудь.
Я посмотрел на встающего сварщика.
- Доделай колесо, и свободен.
Он, прижимая ладонь к лицу, побрел к водоему. Присев в отдалении сполоснул лицо, вернулся - молча принялся работать. Мы зашли в «балок», поставили чайник.
- На удивление всему горняка нет. Не находишь?
- Ты прав Дэн. Не верится даже.
Я снял с зарядки рацию, утопил кнопку:
- Глеб…
Через секунды хриплый голос ответил:
- Слушаю.
- Как дела?
- Нормаль. Когда запускаетесь?
- Скоро, - усмехнулся я, наблюдая в окно, как Юрий закручивает лючок улиты землесоса.
- Комиссия уехала. Я подтянусь сейчас.
- Понял. Конец связи.
Дэн ушел заливать, готовить к запуску центробежные насосы. Я, подперев подбородок глотал черный чай. Из радиоприемника доносились звуки песен эпохи семидесятых.
« там, где клен шумит» « Над речной волной» « говорили мы о любв-и-и с тобой»
Поневоле взгрустнул, расслабился. Потянулись невеселые мысли о доме, где меня никто не ждет. Ни одна живая душа. «А есть ли он? Дом – то». «Или придется всю жизнь скитаться в комнате общежития? Надоевшей до блевотины »
Открылась дверь, и хриплый голос Глеба возвестил:
- Нормально все. Думал отвал сегодня порву – есть промерзшие породы. Более того – пустоты дренажного слоя. От стариков видать осталось..
- В смысле?
- До нас мыли здесь, снимали хорошие залежи, - сказал он, садясь за стол. – Крупняк взяли по ходу. Местные поговаривают: в двадцатых годах первые переселенцы обосновались на этих землях. Обстроились. Кто-то из приезжих нашел первые знаки.
Глеб поднялся налил в кружку чай, продолжил:
- Ты отвалы, поросшие уже растительностью видел? Там, на сопке.
Я долил чай по кружкам.
- Там камни еще такие большие. Где лом нашли с лопатами… дедовский.
Глеб улыбнулся:
- Размеры какие… вот как раньше работали! Сейчас лопата.. раза в три меньше. Про лом и говорить нечего. В прошлой сезон на съемке в одной из колод ребята нашли крест, времен царя Петра первого. Так из самой Москвы приехали.
- Ничего себе!
- Да… прилетели на вертушке, забрали крест, и быстро назад. Не поблагодарили даже. Напротив - на прощание посоветовали молчать. А нам что? – вздохнул он. – Нам терять нечего. Годы, потраченные здесь, оставляют лишь усталость… и покой.
- В смысле?
- Видимо Сань не зря говорят. Кто отработал несколько лет – не сможет вернуться к другой жизни. Или не хочет.
- Почему?
- Тайга опять поманит с первыми лучами солнца. Не даст спокойно заснуть в душных стенах города. Помолчав, добавил:
- Хотя.. может я ошибаюсь.
- Перестань Глеб, все нормально. У тебя сало еще осталось?
- Конечно! – спохватился он.
Глеб поднялся, достал с котомки сверток, завернутый в газету, расстелил на столе большие ломтики, нарезал черный хлеб, добавил головку лука.
- Ну, давай по жуем.
Вошел Юрий. Его подпухшая губа, более-менее осмысленный взгляд – вызывали во мне жалость. В общем-то хороший парень, да смотреть стал не в ту сторону. Главное честный – за что и дорог впрочем.
- Проходи, поешь сало, - сказал я, указывая рукой на стол.
В окне мелькнула тень Дениса.
- Горняк пропал!! – буквально влетел он в убранство балка. – Уже ищут, с ног сбились!
- Как пропал!? Может просто решил прогуляться по лесу.
- Ага. Решил. Да он записку оставил…предсмертную.
- Да, ты то откуда знаешь ешкин кот, - вставил я свое слово.
- Водила приехал - сообщил. Вон, стоит на площадке.
- Не было печали, - протянул Глеб. – Нам-то что делать?
- Надо работать, - вновь подал я голос. – Без нас разберутся. Ну и денек сегодня.
Мы запустили системы: тракторист подавал породу на промывочный стол, я промывал. Юрий, вызвался мне помочь, и ухватившись за второй гидромонитор помогал. К вечеру комиссия, закончив обследование, загрузилась в УАЗ отбыла восвояси.
Приехала смена.
- Ну как там, в поселке? – поприветствовал я сменщика Георгия.
- На удивление спокойно. Директор уехал, гости наши тоже. С горняком вот..
- Не томи Георг.
- Сняли мужика с петли. Вовремя. Сдал по ходу. И тут же усмехнулся:
- Хэ. Ему начальник собственноручно «литряк» белой влил. Пожал руку, попросил прощения.. Ну в общем нажрались они: горняк спит, « босса» загрузили в вертушку. Обещал премию дать…
- Да, какая премия там. Главное человек живой. Ну, давай до завтра!
- До завтра, - ответил Георгий, пожимая руку.