К концу недели запустили центробежные насосы, заполнилась система чистой водой. Через день вода окрасится в цвет мокрой глины, превратится в сжиженную пульпу. Зашумел землесос, качая с «приемника» размытую гидромониторами породу. Вскоре он подал первые крупинки металла на промывочную колоду.
Я стоял на дощатом настиле, крепко держась за ручки гидромонитора. Мощный напор воды, способный поднять в воздух метровые валуны, разбивал на «столе» ссыпаемую шагающим экскаватором породу. Стрела его, достигавшая в длину сорок метров, равномерно двигалась по кругу.
Хрясть! – высыпал ковш на стол породу. Полетели в разные стороны ошметки грунта. Камни в отвал – эйфель через перфорацию вниз, по огромной трубе в короб землесоса.
Подбежал запыхавшийся Юрий. Мокрый с головы до ног. Поднялся на настил, перекрикивая шум бьющей воды, крикнул:
- Сан,ь привет! Нужно в поселок слетать.
- Ну, давай. В чем проблема?
- Горняк в курсе. Водителя нет.
- Ну! – возмутился я. – Водителя ему подавай. Вон, - я махнул рукой. – Через сопку пешком - семь километров всего.
- Заблужусь же.
- Погоди, - включая красный фонарь, означающий для машиниста экскаватора кратковременную остановку, сказал я. – Сейчас в биндюгу зайдем – нарисую тропу.
Сели за стол, достал с полки ручку, мятый листок:
- Вот здесь, - нарисовал я кружок. – Отметка сорок девять. От нее, правее тропа. По ней никуда не сворачивая, выйдешь на заброшенный аэродром.
- Так.
- По нему, километр до дороги… там увидишь поселок.
- А до отметки как добраться? - морща лоб, спросил Юрий.
- Да ты что! Она же на роднике. Не знал что ли?
- Не привелось как–то.
- С карьера вдоль линии ЛЭП пойдешь, там старая часовня. Столбик с отметкой увидишь, не ошибешься. Все понятно? – отложив в сторону ручку, спросил я.
- Более чем.
- Хорошо. К людям, зачем намылился?
Вопрос остался без ответа. Захрипел динамик рации голосом горняка:
- Второй стол. Почему стоим? Я ответил:
- Поссать пошел.
- Долго. Начинайте работать.
- Понял вас, - убирая в сторону рацию, вздохнул я., – Урод…
- Свари чаю, хапни перед дорогой. Я попромываю породу пока.
- Сейчас сварганю, - сказал Юрий
К полудню солнце пекло нещадно. Май оголил от снега карьер, череду сопок. В низинах кое–где расцвели первые подснежники. Я, напялив темные очки, повязав на голову платок, продолжал работу. И не сразу увидел, как дрогнул под тяжелой массой экскаватора уступ насыпных пород дренажного слоя. Покатились вниз камни, куски глины, и россыпь торфа. Я застыл от удивления.
Мощный « хобот» экскаватора поднимался к небу. Ковш, болтаясь на тросах. устремился следом, описав полукруг, разбил сеть прикрепленных к стреле фонарей, завис на мгновение. Экскаватор, словно в замедленном кадре, лег на бок, оголяя рифленую часть «лап» - приводов шага. Затем сполз по насыпи вниз. Шеститысячный кабель, протянутый к « ячейке». натянулся, словно струна, и лопнул. Сотни искр посыпались на меня.
На мгновение ослепнув, я прикрыл лицо, пригнулся. «Ячейка» перевернулась, трансформаторное масло загорелось, через мгновение раздался хлопок-вспышка.
Я не заметил, как напор воды бьет в сторону, поливая движущийся бульдозер. Он, вонзая «отвал» в россыпь камней, разгребал площадку.
Рядом ожила рация:
- Второй стол! – надрывался голос. – Вы обалдели там? Куда льете мать вашу!.
Я, словно очнувшись от видений, резко отвел струю воды на промывочный стол, закрепил брансбой. Трактор остановился, открылась дверь. Веселый голос водителя прокричал:
- Отлично Саня! Помыл не глядя.
Я показал ему рукой, где произошла трагедия. Из-за отвала камней он еще не видел беды.
С пригорка, где располагался балок горного мастера, вдоль линии трубопровода широкими шагами бежал «горняк». Его кепка, съехавшая на бок, того и гляди могла покинуть лысую голову. Он придерживал ее рукой. Замолк «землесос», остановились насосы - отключилась вторая ячейка. Я посмотрел на рацию, и побежал на место происшествия.
Утопая по щиколотку в глине, подобрался к краю уступа, посмотрел вниз. Подо мной находилась покореженная падением громада металла. Стрела экскаватора переломившись вдвое, огибала коренной утес - иначе гребень мерзлоты. Боковые стекла кабины машинистов разбиты, лишь лобовое-панорамное выдержало удар, покрылось паутиной трещин. Крепления роликов оторваны, валялись рядом. Маневровый трос осел, прогнулся.
- Ниче себе! – ахнул подбежавший бульдозерист. – Сань, я не врубаюсь, это же наш экскаватор там. Я посмотрел на него, как на идиота, ответил:
- Спускаться надо Глеб. Пацаны там же в кабине. Он посмотрел вниз, на меня, снова вниз. На лице застыло недоуменное выражение.
- Так это..не спустимся, веревку надо.
- Какая веревка брат, - положил руку ему на плечо. – На заднице покатимся.
Я сделал шаг к обрыву, свесил ноги, оттолкнулся, помогая себе руками. Посыпались камни, руки саднили. В конце концов штаниной зацепился за что – то твердое, и покатился кубарем. Ткнулся плечом о днище экскаватора.
- С прибытием, - поморщившись, сказал я. Посмотрел в небо, на карниз, где на меня уставились несколько пар глаз.
- Давай, - махнул рукой я. – Подстрахую.
Первый полез горняк. Развернувшись задом, по-бабьи спустил ногу, ища опору. Носок сорвался, соскользнул. Крепкие руки мужиков подхватили тело, не дали ему упасть. До меня, подгоняемые не большим ветерком донеслись слова « Тащи веревку» « Да быстрей ептать» Я сплюнул, закинул ногу на карниз ограждения, чтобы перелезть, пробраться к кабине управления. На плечо легла рука…
Я вздрогнул, обернулся. На меня спокойно смотрел один из машинистов. Один глаз заплыл, покрылся малиновым оттенком. Щека разорвана, кровоточила.
- Не ползи туда дружище, - спокойно сказал он. – Савельич здесь… рядом. Поломало его об рычаги… дышит, хрипит.
Я ступил на землю, не в силах вымолвить ни слова. Чуть в стороне, на фуфайке лежало тело. Подошел к нему, присел на колено:
- Как ты земляк?
Он открыл глаза, с трудом выдавил:
- Нормально. Грудь болит.
Я аккуратно расстегнул рубашку, оголил грудь. Взгляду предстали кровоподтеки, синева, припухлость.
- Нельзя тебя дружище сидя поднимать отсюда. Кровью изойдешь, пока подымем. Терпи, я сейчас вернусь.
Взобравшись в кабину, нашел в углу, прикрученной к стенке ящик аптечки. Выгреб резину, обезболивающие таблетки, перекись водорода, бинты. Разломал лавку, выкинул наружу пару досок, пригнувшись полез обратно.
- На, обработай лицо, - протянул машинисту бинт, прозрачный бутылек. – У вас, я видел сани были, железные такие.
- Для кабеля? – подумав, ответил он.
- Не важно. Где они?
- На корме справа, - разрывая упаковку , ответил он.
- Тащи.
Я подошел к Савельичу. Расстелил доски, приготовил резиновые ремни.
- Давай по малу переползем сюда, я зафиксирую тебя и будем подыматься.
К ногам упал конец веревки. Несколько мужиков, взявшись за нее, страховали спускавшегося горняка. Он пыхтел, слишком часто передвигал ногами, отчего запнулся, и повис, как тюфак.
- Глеб, - сложив кисти « лодочкой» прокричал я. – Давай бульдозер сюда. Будем вытаскивать.
Машинист, шумно дыша, подтянул сани. Перегрузив Савельича в сани, я привязал веревку. Остался в них, поддерживая машиниста.
- Что творится, - посмотрел на нас горняк. Его бледное лицо покрылось пятнами. – Все пропало ребята…все. Конец, - добавил он тихо, посмотрев на лежащий на боку экскаватор. Мы молчали. Ветерок донес рокот двигателя.
- Сань! Ну че там? – прокричал Глеб.
- Давай! – махнул рукой я. – На пониженной! Не торопясь!
Бульдозерист приспустил ручку газа, сбавил обороты двигателя. Включил заднею передачу. Тонкие полозья саней врезались в грунт…
- С Богом, - прошептал я, крепкой рукой поддерживая Савельича.
Сумрачно. Прошло несколько часов с того момента, как мы загрузили машинистов на борт « Урала». Солнце почти скрылось за горизонтом, но его лучи все еще пытались окропить землю теплом.
Я сидел возле костра, и уныло наблюдал, как на подвешенном котелке закипала вода. Кинул несколько прутьев. Огонь, вновь расползся, охватил почерневшую посудину. Вода забурлила. Одел верхонку, убрал котелок в сторону, оставляя в режиме подогрева. Щедро сыпанул заварки, расстегнул холщовый мешок, добавил листьев смородины. Черная « шапка» чая вздыбилась желтой пеной, я убрал котелок, прикрыл сукном. Стал ждать. Глеб принес запасы сала, ломоть черного хлеба.
Мы жевали и молчали. На душе пакостно. Тишина не работающего участка казалась непривычной – лишь в нескольких километрах доносилось скрипение черпачной цепи драги. Сине-белые огоньки, мерцающие в небе, наглядно показывали работающего на модуле сварщика. Юрий перешел в ночь, и, приняв смену приступил к работе.
- Подмены нет.
- Обождем до десяти. Не будет, - сморщился от горячего чая. – Пойдем пешком.
- Неохота уже. Намаялся сегодня.
Я промолчал. Посмотрел на темнеющий лес.
- Эх, добрый чай варишь. Насыпь еще глоток.
Я поднялся, разлил по кружкам.
- У тебя тоже сало ничего. В ладах с поварихой Глеб?
- Да как сказать... Помолчав, добавил:
- Давячи интересовалась, кто постригать умеет. Сможешь?
- Смогу. Скажи так … мимоходом.
Я подкинул дров, надел поверх одежды фуфайку. Холодало. Показался свет фар.
- Едет смена. Наше счастье.
- А для него так мало нужно, - улыбнулся я. – Поехали домой.
Мы поднялись, взобрались на площадку. Рифленая подошва берца уверенно ступила на протектор колеса Урала. Я подтянулся, перелез через борт, подал руку Глебу. Следом забрался полусонный землесосчик, ребята с тяжелой техники. Кто – то ударил ладонью по кабине, водитель тронул грозную машину. Я поднял воротник телогрейки, поглубже насадил на голову вязаную шапку. Встречный ветер пронизывал насквозь, но я покрепче ухватив решетку кузова, упрямо смотрел вперед, щурясь мокрыми от слез глазами.