СИМФЕРОПОЛЬ.
Валера развалился на диване, положив ноги на какое-то сооружение, с большой натяжкой называемое «журнальный столик».
--Никогда не понимал американцев с их привычкой класть ноги на стол. У меня от такого сидения пятки немеют. Ну, гляди, чего я привёз полезного.
Первой попалась на глаза фотография мужчины. Если на этом снимке был не Хосни Мубарек, то можно было смело предположить, что это и есть Баранник собственной персоной.
Он был сохранён гением Дагера на фоне своего дома. Мужчина, судя по входной двери, был под метр девяносто, совсем не хиляк, с определившимся уплотнением в районе живота от тяжкой состоятельной жизни и хромой на правую ногу. Об этом я догадался по палочке, на которую он опирался. Одет он был по-домашнему – значит, позировал. И, если фото сделано в его дворе и в такой одежде, то фотографировал кто-то, из имевших допуск в этот дом.
Были ещё снимки, на которых позировал, в основном, сам дом, подставляясь под объектив всеми своими ракушечными стенами и пластиковыми окнами.
Следующим, из «добытого» Валерой, были ксерокопированные страницы из ежедневника Баранника, начинавшиеся за четыре дня до его странного и необъяснимого уединения. Одним словом, за такой «добычей» Валера мог никуда и не ездить.
--Ну, и что? – Спросил Валера, снимая ноги с конструкции и разминая пятки.
--Ну, и ничего. Спасибо, конечно, но это всё, что я могу сказать.
--Понятно, - протянул Валера, в голосе которого разочарованию не было конца. – Снова голяк.
--Где ты раздобыл этот «компромат»?
--Где, где… немного там, немного сям.
--У Кала?
--Ага.
--Тогда понятно.
--Да что, блин, понятно? – Валера принялся изображать благородный гнев. – Сидим тут… я хоть что-то привёз.
--Это «хоть что-то» я мог бы сам взять в любой бесплатной газете, понял? Кал тебе всучил эту макулатуру, и ты рад! Что он полезного дал? Ничего! У него самого, поди, ничего толком нет
.
--А что тебе надо?
--Ладно. Ты меня пока послушай, а после вместе покричим. Вот, например, ты водку видел?
--Чего?
--Того! Водку видел? Это не подколка и, пока, не предложение на неё посмотреть вместе. Видел, или нет?
--Видел!
--Уже хорошо. Видишь, как быстро мы продвигаемся.
--Что ты со мной, как… не знаю с кем!
--Я так начал разговор, чтобы ты мне помог, а не… короче, помогать будешь?
--Буду! – Рявкнул Валера и снова водрузил ноги на… блин, как же эту штуку обозвать можно? Одним словом – задрал ноги и всё. Но в этой позе он выдержал пару секунд, не больше. Снова обозвав американцев самыми разными словами, мой собеседник изменил позу – просто развалился на диване.
--Итак – водка. Что тебе приходит на ум при слове «водка»? Прозрачная жидкость, да? Потом, что ещё? Фасовка в стеклотару, крепость, цена… да? Что тебе ещё приходит на ум? Ничего? А мне кое-что приходит. В этой крепкой и прозрачной жидкости растворены очень разные вещи – лёгкая эйфория, кураж и веселье, пение для не поющих, ухаживания и флирт… ты следишь за моей мыслью? Что там ещё плавает? Подозрительность, показушная храбрость, повышенное самомнение, вера в свою неуязвимость, наглость, желание немедленного секса при минимальном возбуждении, грубость, требовательность, изнасилование, избиение, угон, отупение, потеря ориентации, потеря памяти, высказывание полупридуманных обид и мщение за самопридуманное оскорбление, блевота, похмелье, головная боль и, если совсем повезёт, то стыд на утро. Хороший список? Нет, пить бросать мы не будем. Я не к тому говорю…. Что, к чему? Не перебивай! Я говорю о том, что в прозрачной жидкости, которую ты видел… не один раз видел, сконцентрировано полное собрание грехов, выстроенный по ранжиру в зависимости от количества выпитого и степени вредоносности для окружающих. Что происходит, когда мы выпиваем? Мы сначала всасываем мелкие грешки, которые попадая в нашу внутренность, вызывают желание получить большее количество саморазрешающих мотивов, и увеличивают сумму и тяжесть грехов. Ну, и так далее. До полного опустошения бутылки.
--А мне обязательно знать такие подробности?
--Ты меня не слушаешь совершенно, а я ведь просил тебя мне помочь.
--Как это не слушаю? Настолько хорошо слушаю, что начинаю бояться водки!
--Валера! Кончай дурака валять! Я с тобой серьёзно говорю! Попробуй понять – водка, которую ты видишь, и которая в определённый момент времени для тебя только слово, определяющее крепкую и прозрачную жидкость. Так? Но, как только ты, или не ты, а «некто», её выпивает, то водка становится коллекцией неприятностей и мотивацией к дурным поступкам. С этим согласен? Ясно, что согласен, а всё ли тебе понятно? Ну, слава Богу! Из всего сказанного можно сделать вывод – одна и та же вещь приобретает совершенно иные качества, как только ты с ней, вещью, соприкоснёшься.
--Продолжай!
--Сколько прошло времени, после нашего последнего разговора с Калом? Не считай, не стоит. Прошло столько же дней, сколько ты ходишь надутый из-за того, что мы вместе и я в отдельности, ничего не придумали и не сделали. Скажешь, не так? Молчишь…. А почему у нас нет сдвигов? Потому, что нас тут держат как прикроватных дурачков! Что нам дал Кал такого, чтобы мы угодили Самсону с его «что не так»?
--Это был твой вопрос.
--Да, плевать! Нам Кал ничего не дал. Нас куда-то пустили, кроме, как в дурноватую контору? Теперь ты привёз эту… это, вот это, и ожидаешь от меня мгновенного ответа? Такого, Валера, в жизни не бывает!
--Я за тобой не успеваю. Сначала – водка, потом – Кал. Потом я, со своими надеждами. Что ещё скажешь?
--Хорошо, я, пока, проигнорирую твой намёк. Буду говорить подробно. Видит ли Кал в нас соперников, перед лицом Султана сотоварищи? Однозначно – нет! Видит ли Кал в нас помощников по расследованию? Снова – нет! А кто мы тут тогда?
--Бельмо мы у него на глазу. Мы тут, как напоминание о том, что он не очень справляется. Я вам чай сделала. Сюда принести?
--Спасибо, если можно. Продолжаем. Что на самом деле случилось в Симферополе? Простая вещь – пропал человек. Событие из двух слов. А теперь, по аналогии с водкой, попробуем разобрать эти два слова на составляющие. Баранник имел контакты с деньгами, так? Пока мы знаем о пяти миллионах, но, возможно, их было больше. Скажи мне, с такой денежной работой, была ли у него охрана? Если была, то где именно она была в день его официальной пропажи? Он её отпустил? Когда, на сколько отпустил? Баранник живёт в двухэтажном доме, так? Он сам его убирает? Скорее всего, не сам. Где прислуга? Если она есть, то она приходящая, или живёт на его территории? Это касается и охраны – была ли у него домашняя охрана, круглосуточная? Почему он не отделывал дом снаружи, а оставил корявый ракушняк на виду? Не собирался долго в нём жить, или он пофигист? Или ему не хватало на ремонт денег? Кто разговаривал с охраной и прислугой и о чём? В каком костюме он уехал из дома в тот день, во сколько и на чём? Вот на этой фотографии видно, что Баранник не боялся объектива, тебе это видно? Что значит «что из того»? Фотоальбомы из того! С кем он чаще всего снимался? С кем он есть на фотографиях, кто официально не вхож в его круг? Его женщины? Если они были. Что с его ногой? Водил ли он сам машину? На каких заправках чаще всего заправлялся? Кому звонил в последнюю неделю? Где эта распечатка? Что видели соседи? Есть ли в доме видеонаблюдение? Если да, то, что дал просмотр? Мне продолжать, а? На какой из этих вопросов ты мне привёз ответ? А такие ответы просто обязаны быть у Кала, просто обязаны! И со всеми этими, долбаными, ответами Кал не определился, куда встрял Баранник? Такого, милый Валерий, быть не может. Ты меня хорошо слышишь? Такого быть не может! Почему ни на один из моих вопросов у меня же нет ни одного ответа? Может быть ты ленивый? А, может, я дурной? Кал специально не допускает нас к этому делу, специально! Он считает себя молодым, а, значит, ему везде дорога, а мы, для него – старики. А что у нас для стариков? ПРОЛЁТ! Можешь мне возразить? Чего молчишь, Валера – посланник Богов? Я не про андронный коллайдер спрашиваю, а о простых вещах – пропал человек. Только два слова.
--У меня нет ответа.
--Нет ответа… и всё? Вот, как просто – нет ответа! Знаешь, как человек из вашего круга, то может делать всё, что захочет, и у тебя нет ответа. А на меня ты косо смотришь, потому, что я ничего не делаю, так? Давай я тебе навскидку придумаю одну причину такого отношения Кала к нам, давай? Он всё выяснил и всё знает. Только растягивает резинку от трусов, чтобы оставить деньги себе. Как тебе такое?
--Ты не гони!
--Сам не гони! У тебя есть другое оправдание для Кала? Нет? И у меня нет, и про деньги я сказал от фонаря, а почему? Потому, что он сильно что-то скрывает. А ты на меня всё валишь….
--Слушай, до меня только начало доходить, что это всё подстава! Чего это Кал требовал мобилки высыпать на стол? Чтобы не записывали? Он же просто понтовался! От, шкура! Он же нас шохми тут держал!... Я, веришь, врубиться не могу, чего мы сидим без движения, тебя Самсон тоже сюда отрядил, а он, козлина….
--Самсон отрядил, но верительные грамоты есть только у Кала, понимаешь? Я ни к кому обратиться не могу.
--Так, братуха, командуй! Что надо делать? Пока Кал рамсы путает, сами рыбачить будем. Если приспичит, то я и Влада подпрягу. Он, с пацанами, не откажет. Знаешь, мне уже давно хочется насрать Калу в карман, а тут такая шара припёрла! Говори, Кутузов, куда надо рысачить?
--Сегодня никуда. Тут… знаешь, не понравилась мне эта пара, которая приходила. Ну, те, с Библией. Они не сами приходили, нет, в смысле сами, то есть вдвоём, но не сами по себе. Их сюда направили. Что-то, или кого-то они вынюхивали. Я не удивлюсь, если они под Калом ходят. А я перед ними эрудицией блистал, твою мать! Развели они меня! Да, Валера, ничего случайного не бывает. Не тут, в смысле тут – в этой квартире, а вообще – в жизни.
--Ты, дружбачок, не разочаровывай меня своей философией, ты говори, что надо делать?
--Я и говорю – сегодня делать ничего не будем. Могу предложить испробовать греховность крепкой и прозрачной жидкости. Ты как?
--Предложение принимается и согласие выдаётся. Я – в магазин!
--Нет, в холодильник. Основные грехи у нас там лежат.
МАЛЕЧКИНО – СИМФЕРОПОЛЬ. ПОЕЗД.
Что изменилось и что вообще способно меняться? Смена времени суток и времён года не в счёт. Если и существуют настоящие изменения, то они не видны глазу и не ощущаемы кожей. Они… внутренние, что ли. Больше эмоциональные, чем материальные и, именно поэтому, они наиболее чувствительны для состояния человека.
Что-то подобное вертелось в голове Виктора Лукича, сидевшего в купейном вагоне поезда Вологда – Москва. Что-то подобное старалось сформироваться в стройную теорию, могущую служить основой для другой, более конкретной мысли – о собственно значении и избранности.
Кому ещё доводилось стать посредником между двумя мирами, чтобы так – без предварительной подготовки и многолетних тренингов? Без перелопачивания тонн книг и изнурительной, из-за своего однообразия, медитации? На его памяти – никому. А почему так? А потому, - перескакивая с мысли об изменениях на, персонально, себя – что я обладаю способностями, которые дремали во мне до поры. Разве это не повод чувствовать себя избранным? Я уже обладаю тем, чего другие только мечтают добиться годами и, кстати, не всегда успешно. Значит, я более чувствительный и более остальных развит. И что мне это даёт? Самое необходимое, самое важное и, теперь уже, самое естественное – доход. А иначе – ради чего всё это? Вот недавно смотрел «Битву экстрасенсов», и что? А то, что те, кто участвует в этой передаче, рассчитывают на победу только с целью рекламы и повышения оплаты за один сеанс. Или им дорога та призовая синяя ладонь, которую им вручают? Ага, хрен там! Эти экстрасенсы засветятся на экране, а когда приедут домой, то объявят сразу, что ставки ихние за один приём – тю-тю! Улетят за триста долларов! А ему, Виктору Лукичу, такое и даром не надо! Безо всяких «Битв…» он уже едет за деньгами, которые тем телевизионным «бойцам» и не снились! Так-то вот! И смысл ему на телике светиться? Чтобы налоговая в гости пришла? Или бандюки вологодские? Щас! Теперь всё будет так, как надо! Ладно, согласен, пока думать о том, что те теле-бойцы ему не ровня – пока не стоит. Надо держаться скромнее. Теперь у него есть уникальный блат – у него в собеседниках те, с кем никто, кроме него говорить не может. Теперь он сделает «дело» с Баранником и предложит ему сделку. Хотя, какая это сделка с покойником? Ему, поди, уже ничего и не надо. Но, в благодарность за то, что Виктор Лукич сделает для Баранника, можно и попросить доступ и к другим покойникам, которые нуждаются в передаче своих неиспользованных денег тому же самому Виктору Лукичу. Логично? А, то! Так, что, жизнь теперь проявит свою красоту в полном объёме и при полной доступности! И узнают о нём телегерои с «Битвы…» И автографы просить будут. А что, советоваться будут, мол, подскажи, Виктор Лукич, мы отблагодарим! Так оно, скорее всего, и будет. А интересно, что сказали бы те экстрасенсы из телика про случай с Колькой Марьяновым? И, кстати, как он сам-то? Скрутило его, или он своим бабам снова поджопников надавал? А, не всё ли теперь равно? Работа с Колькой Марьяновым теперь уже не его уровень. Кстати, про уровень. Баранник сказал, что поселиться стоит в гостинице «Спортивная», там хоть хорошие номера? Интересно, а сколько денег Баранник заныкал перед смертью? Тыщ, бы, двадцать – тридцать долларов на первое время как раз бы было в масть. Нет, надо вычеркнуть слово «масть» из лексикона, не стоит так известному человеку выражаться. А стоит укладываться спасть. Денежки! Я к вам еду! Встречайте!
СИМФЕРОПОЛЬ.
Валера снова поехал разговаривать с Калом. Вчерашнее водочное «грехопадение» закончилось, как всегда. Длинные фразы, акцент жестами на плохо улавливаемом смысле, перескакивание с темы на тему и придание особой значимости пустяшным фактам – такой сопутствующий атрибут наших с Валерой посиделок, становился уже традиционным. Собственно говоря, в категорию «традиций» перешёл и сам факт выпивания, происходивший только по поводу возникновения объединяющих нас проблем.
Ну, и, естественно, никаких масштабных проблем мы решить не смогли. После получасового выпытывания у меня, что я, если мне нечего утаивать от друга, по-настоящему вижу в этом деле «не так», я послал Валеру с его вопросами… в район его родины и мудро добавил, что я не умею думать на пустом месте. Выпившего Валеру это заявление раззадорило и долило ту, необходимо – последнюю, каплю в чашу его решительности, которая тут же переполнилась и выплеснулась наружу в виде звонка Самсону.
Не стоит пересказывать сам разговор. Самсон говорил несколько дольше, чем Валера и, видимо, не совсем по-отечески. А он, мой пьяный собеседник, изо всех сил сыпал междометиями, цензурными обвинениями и плохо понимаемыми спецсловами в адрес Кала. Сказать по правде, звонок Самсону не прошёл даром, если не считать того, что утром, перед самым уходом, Валера изрёк, не обращаясь ни к кому.
--Что-то я поторопился вчера со звонком. Наверное.
И уехал по делам. По делам, возникшим после пьяного телефонного разговора.
Вообще-то выпивка, на мой взгляд, как действие, сопряжённое с традициями и как процесс, связанный с применением кишечно-желудочного тракта, не кажется мне важнейшей проблемой человечества. Бабско-совковый менталитет на поверхностном уровне считает выпивание моральным падением и автоматически переводит любителей «огненной воды» в особую, низшую касту людей, говоря о которых, принято делать неуважительный жест, схожий по амплитуде на отмахивание от мухи. Ага, и при этом обязательно добавляется, что у этих, закоренелых пьяниц, есть на подхвате готовая поговорка – брошу пить, когда захочу. Вот и получается, что непьющие сверхлюди стараются не вглядываться в причины, из-за которых человек пьёт. Спивается кто-то не потому, что водка продаётся, а потому, что на всё и для всех есть повод – причина. Но, на самом деле, никто в причине не разбирается. А зачем? Это очень сложный, внутрисоциальный процесс, требующий от участников мыслительной работы, что, собственно, не свойственно не пьющим суперлюдям, и правдивой оценки своего собственного участия в этом, вышеупомянутом процессе. И кто будет критиковать себя любимого? Кто скажет, что при моём личном или нашем общем попустительстве был произведён недогляд в вопросе формирования слабой личности, склонной, на раннем воспитательном этапе, к пагубным пристрастиям, влекущим? Никто, доложу я вам. Только будем слышать толстожопо-скамеечные нравоучения и генетически переданные тезисы о том, что он, выпивающий, сгубил мои (наши) лучшие годы, которые я ему… и дальше по тексту. Я что-то не так говорю? Один бухал, другой попустительски терпел и с годами этот симбиоз перешёл в отвратительные отношения и искренние пожелания скорейшей смерти своей дорогой половинке. Снова не так? Да-да-да, как же, не так. Именно так!... А с чего это меня потянуло на алкогольное моралите? И ещё с утра, а? А-а, вспомнил! Не важно, что есть причина, ухудшающая ситуацию. Важно то, что именно повлекло за собой появление этой причины. Не стоит ругать ветер и метеослужбу, если во время шторма сорвало крышу с дома. Надо было крепить эту самую крышу с запасом прочности. Интересно, а чья это умнейшая фраза? Чья-чья… моя! Сам придумал, сам сказал, сам выслушал и сам похвалил. Четыре в одном под свежезаваренный чай. Ладно, хватит думать о своей мудрости, скорее бы Валера приезжал. А, в самом деле, чего это меня попёрло про пьяниц философствовать? Мы же вчера… я имею в виду, ничего такого? Господи, что за хрень в голове пасётся? Может, действительно надо бросать пить? Или, пока, не торопиться с этим делом? Скорее бы Валера приезжал!
Чтобы разнообразить ожидание, мы с женой решили сходить на Турецкий променад – пройтись по улице, на которой были расквартированы. Положа руку на свой левый сосок, могу сказать, что желание куда-то идти было таким же, как у слепого пойти в картинную галерею, то есть никакого. Но жена захотела побаловаться мороженным, а мне было неловко ей отказывать, мотивируя простой ленью и вялостью в теле после вчерашнего «грехопадения».
Я старательно, как мог, симулировал радость от прогулки, а жена трогательно в это верила. Мои страдания немного приутихли за столиком в кафе, когда нам принесли затейливо уложенное мороженное и вкусно сваренный кофе. От благородного предложения жены «откушать стопочку» коньячку я отказался. Сам не знаю почему. Вот иногда нахлынет что-то такое, а потом ломай голову и думай – а чего это вдруг я отказался?
Вальяжно-расслабленное состояние праздношатающегося начало резко сходить на нет, когда мимо кафе дважды медленно проехал джип. Я вспомнил приходивших баптистов, которые, по словам домового охранника, приезжали на такой же машине. Сам я ту машину не видел, но постарался пресечь внутреннее разногласие в голове – один «я» говорил, что это те же самые баптисты на той самой машине, а второй «я» пытался вразумить первого, говоря, что таких машин в Симферополе, по крайней мере, больше, чем одна. Но, так как я был полностью солидарен с первым «я», то второму пришлось заткнуться и молча наблюдать из зрительного зала за моими мыслительными упражнениями.
--Ты ничего не чувствуешь? Особенного? – Спросил я у жены, капая при этом мороженным на стол.
--Пока нет. Ты уже хочешь уйти?
--Да фиг его знает, чего я хочу! По дороге только что два раза проехал джип. Ехал оба раза медленно, а интервал между этими дефиле минуты три, понимаешь?
--Может, они кого-то ищут?
--Пусть делают, что хотят – я о другом говорю. Они ехали медленно, понимаешь? Два раза медленно!
--Машины иногда так и ездят, в смысле не быстро.
--Ты меня не слушаешь, да? Одна и та же машина дважды проехала мимо нас….
--Что ты так завёлся? Люди оглядываются.
--Пусть оглядываются, только ты слушай меня внимательно! Медленно – это то слово, которое ты тщательно пропускаешь! Чтобы так ехать мимо нас… ладно, хорошо – мимо кафе, так лучше? Твою… девушка! Можно мне салфетку? Ага, вляпался… спасибо! Повторяю – чтобы так медленно проехать второй раз, им надо было очень быстро объехать квартал, понимаешь? Очень быстро, чтобы снова по этой, Турецкой улице, медленно проехать. Это не похоже на езду «просто так», понимаешь? А ты говоришь, что они кого-то ищут. Если кого-то ищут, то этого «кого-то» тут нет.
--Почему? – Спросила жена, без ярко выраженной заинтересованности.
--Потому, что кроме меня на них никто не реагирует. Ручка есть? Жаль… девушка! Да, счёт и ручку на секунду, можно? Спасибо! Вот, смотри – третье явление машины народу. Молодых барышень рядом нет – значит, тем, в машине, не до любви. Мимо нас по улице прошло человек шесть – семь, так? Так, но никто не остановился. Тогда зачем так делать – быстро облетать квартал и медленно тащиться по этой улице?
--Сам ответишь?
--Если бы знал, что отвечать….
--А ты скажи первое, что в голову придёт.
--Хорошо. Эти на машине нас караулят потому, что в нашей квартире сейчас кто-то ковыряется. Обыск, так сказать. А эти на шухере. Сказал первое, что пришло. Понравилось?
--Бдительность, конечно, черта полезная, когда не перерастает в манию. Ты и мороженное по столу размазал… это, чтобы, скорее уйти? Ладно, идём.
Уже подходя к нашему дому, я увидел тот самый джип, отъезжающий от нашего подъезда.
--А это ты видела? Теперь ещё раз скажи про манию. Так! Я первый иду в квартиру, ты – смотри по сторонам и тихонько поднимайся следом. Всё, двинули!
Перебежек и перекатываний мне удалось не применять, но, глядя со стороны, наблюдалась определённая нелепость в моих движениях, прекратившихся только перед самой дверью.
Чтобы не поднимать шум, я постарался жестами, виденными в кино, объяснить жене последовательность действий, которые я собирался предпринять, дабы проникнуть в квартиру. Но, либо я плохо запомнил сами жесты, либо жена не смотрела те же фильмы, из которых я понавыучивал «ручную» артикуляцию, только контакта у нас с ней не вышло, и она перешла на понятный для нас обоих стиль общения.
--Ты идёшь, или будешь зарядку делать?
--Ну… с тобой, блин… я же тебе… не понимаешь, что ли? Я же вот… видно? Это значит… ты куда пошла? Ты куда? Я же сказал, что один….
Что я «один» договорить не получилось. Просто отодвинув меня в сторону, жена вошла в квартиру, обращаясь, скорее всего, к посетителям.
--Валера, привет! Давно пришёл? А? Он? Ещё на лестнице стоит, учит сигнальные команды. Сегодня должен успеть выучить все.
Вот зачем она так, а? Я же из предосторожности так себя повёл, чтобы, так сказать, первым в сторону опасности, а она… ладно, припомню. И Валере припомню. Не важно, что – всё равно припомню!
--Новую тачку Влада видели? Роскошная машина! Он меня как раз домой вёз и приметил вас в кафешке. Мы даже рисанулись три раза парад вами, а вы ни ухом, ни, простите, лицом. Я, как туз, за рулём сидел, а вы не увидели. Что ж вы такие невнимательные?
--Стёкла тонированные, потому и не заметили.
--Всё-таки видели?!
--Ага, РК 22-23, да?
--Наверное. Я не по номерам, я по машинам прусь. А ты, я смотрю, бдительности не теряешь.
--Теперь надо говорить бздительности. С чем приехал?
--Минуточку! – Валера взял из пакета, стоявшего у столика-недоразумения, пивную банку и, открыв её, начал пить. Он пил не отрываясь, артистично запрокинув голову, как делают именитые пианисты. Когда банка опустела, Валера перевёл глаза из положения «созерцание потолка» на меня и вытер появившуюся слезу.
--Жить, должно быть, хорошо. Но плохо, что не каждый день. Я и тебе привёз.
--Спасибо. А кроме пива есть что-нибудь?
--Кое-что. Глотни пивка.
--Потом. Говори!
--Ну, значица, так. – Валера сел на диван, не переставая вертеть в руках банку. – Я звонил Самсону дважды. Во-от. Ну, значит, пива не хочешь?
--Давай пиво! Всё? Я пью и слушаю!
--Вот, слушай. Самсон мне, конечно, вставил так, что я думал, что буду только на животе спать. Но он ещё и Калу немного нашлёпал. А предыстория такова – Кал с бригадой не собирался искать Баранника. Вообще не собирался. Задача у Кала другая – выяснить, а не дружит ли втихую пропавший с кем-нибудь против Самсона, понял? И всё! То есть Кал проверял, так сказать, моральный облик Баранника. Сегодня проверка завершилась, результатов не знаю. Кал с утреца рулит к Самсону и больше ни о чём знать не желает. О тебе тоже. Ну, и от щедрот своих передал тебе то, что насобирал в доме Баранника. Но с условием, что эти подарки ты вернёшь Самсону. Коробки с подарками я поставил на кухню, сейчас принесу. А ты пей пиво, у нас ещё есть.
Валера вернулся их кухни не сразу.
--Так ты что, струхнул из-за машины? Ну, блин!
--А что бы ты делал на моём месте?
--Да, фиг его знает. Хотя… ладно, проехали. Получай передачку от Кала.
--Давай ещё раз проясним – Кал не искал Баранника и не собирался этого делать, так? Он искал возможное крысятничество с его стороны, я правильно понимаю? Тогда зачем он надувал щёки на наших встречах? Мобилки ему на стол… важность показывал? Ага, должность обязывает. Ладно.
--Не переживай, Самсон и ему вставил.
--Милые бранятся – только чешутся. Только мы, позволю себе напомнить, месяц просрали.
--Ладно, хорош Кала вспоминать. У тебя никаких идей не приросло?