Отрывок из рассказа "Праздничный праздник"
Сегодня опять придут гости, жена сделает отбивные, а он скажет свой тост. Кусков уже с вечера, не удержавшись, подарил имениннице колечко, на которое втайне от нее копил целый год и с утра пребывал в отличном настроении.
- Я готов, - объявил он. – Давай деньги.
Кроме денег, списка продуктов, и большой сумки, он прихватил очки. Он заказал их по настоянию Мадам и теперь привыкал к обновке. Надев очки, он сунул нос в список.
- Милая, я не понял! Здесь нет свинины!
- Кусков! Я не хочу возиться с отбивными. Все придут в макияже, а я - в мыле. У меня день рождения. Твой любимый праздник. Я не хочу тебе его испортить своим видом.
Кусков беспомощно зашлепал губами:
- Ты в любом виде… Милая, я… Ты… Мне… - он готов был заплакать.
- Вместо отбивных я сделаю бешбармак.
Кусков сглотнул образовавшийся в горле комок.
- А это кто-нибудь когда-нибудь ел?
Мадам погладила его по начинающей лысеть голове:
- Кусков, представляешь? Придут Баранова, Лукина и Лапшина. А я им на блюде – баранину с луком и с лапшой. Лопайте, подруги, для вас старалась! Прикольно же, Кусков!
- Прикольно, - согласился он и, повесив голову, поплелся в магазин.
Мадам – она такая выдумщица! Но если бы она рассказала о своих планах заранее! Он бы не предвкушал с вечера, не превратил мечту о котлетах в чаяние… Кусков спускался по лестнице и чувствовал себя обездоленным.
Баранину и лук он купил быстро. Лапша для бешбармака его удивила, она больше походила на салфетки. Но он не хотел есть салфетки, его душа требовала котлет. Впервые за годы совместной жизни с Мадам его посетило глубокое разочарование.
Когда возвращался домой в голову пришел запоздалый аргумент – традиция. Ведь это же традиция – в день рождения угощать гостей отбивными. Он собирался сказать это Мадам, но она принимала ванну.
- Милая, ты там надолго?
- Надолго, Кусков. Я маску делаю, а ты пока мясо поставь варить.
В упадническом настроении он положил баранину в кастрюлю.
- Сколько воды налить?
- Сколько не жалко!
Бульон закипел. Он снял пенку и, съедаемый тоской, остался сидеть на кухне.
Из ванной вышла разрумянившаяся Мадам в розовом банном халате. Заглянула в кастрюлю, ухнула в нее ложку соли и закрыла крышку.
- Киса, почистил бы ты лук, а я пока накрашусь.
- А традиция? – в последней надежде вернуть ускользающие отбивные, спросил Кусков. – Мы же нарушим традицию!
- Мы не нарушим, - уверила его Мадам. – Ты скажешь традиционный тост.
Кусков чистил лук, и на глаза его наворачивались слезы. Он хотел есть. Он с утра ничего не ел. Он всегда в ожидании праздничного обеда «берег» желудок, чтобы больше влезло вкусненького. А сейчас было обидно, что он напрасно мучил себя голодом. Вкусненького не будет. Вместо вкусненького будет бешбармак.
- И порежь, - приказала, заглянувшая на кухню жена. Она все еще была в халате, но на глазах появились тени с серебряными блестками, а на губах морковного цвета помада.
Кусков обреченно застучал ножом.
- Ты сегодня какой-то невеселый, Кусков. Переодеваться пора, гости уже на подходе.
В ее накрашенных глазах Кусков заметил признаки беспокойства. Мадам уже сменила розовый халат на синее бархатное платье, в вырезе которого сияла ее пышная грудь. У него опять возник комок в горле. Он вошел в спальню и вместо того, чтобы надеть приготовленную женой рубашку, упал на кровать и ткнулся лицом в подушку. Он мог бы сейчас быть в прекрасном настроении, говорить тосты, подмигивая жене, смущать Лукину, Лапшину и Баранову рискованными комплиментами. Он бы объелся котлетами, выпил больше обычного и раньше времени уснул бы на диване. А Мадам ослабила бы узел на его галстуке, погасила свет в гостиной и вместе с подругами на кухне допоздна пила чай с тортом. Потом, проводив гостей, она бы смыла блестки со своих глаз, и проснувшийся Кусков кинулся снимать с нее синее бархатное платье. А она бы говорила:
- Какой ты у меня нетерпеливый!
Он застонал… У него уже никогда не будет счастливой жизни. Вместо нее будет бешбармак.
- Кусков, пойдем на кухню, поможешь мне!
Он поднялся с кровати, надел отглаженную рубашку, повязал галстук и пошел на зов жены. Он принял решение. Котлеты были частью его любимого праздничного праздника и даже частью самой Мадам. Бешмармак вместо котлет – это измена. А он не допустит измены.
На кухне стоял плотный аромат вареного мяса. Голодный Кусков шумовкой вылавливал из бульона куски баранины, складывал их на большое круглое блюдо и старался не реагировать на зазывный запах. Как только последний кусок был добросовестно изъят из кастрюли, Мадам высыпала в нее квадратную лапшу, и в этот момент раздался звонок в дверь.
- Порежь, милый, мясо на куски. Чтоб не маленькие, но в рот лезли. А я гостей встречу.
И без громогласных восклицаний, доносящихся из прихожей, Кусков знал, что пришли Баранова, Лукина и Лапшина. Те, ради которых Мадам пожертвовала его любимыми котлетами.
Он поднес кусок мяса ко рту, примерился, чтобы определить нужный размер и как-то незаметно для себя его проглотил. «Я нечаянно», - подумал Кусков, отказываясь верить, что ступил на скользкий путь измены.
Вернувшаяся Мадам собственноручно выловила лапшу и положила ее на блюдо с мясом, а в продолжающий свое кипение бульон отправила лук. Запах, поднявшийся над кастрюлей, сводил Кускова с ума. Из последних сил он пытался сохранить верность отбивным.
- Долго будет вариться лук? – спросил он как можно безразличным тоном.
- Он вообще не будет вариться, - ответила Мадам. Той же шумовкой она быстро вынимала лук из бульона и укладывала на блюдо.– Вот они все вместе: Баранова, Лукина и Лапшина.
Кусков не знал, что делать. Его душа разрывалась между котлетами и Мадам, а тут еще этот бешбармак пытался сломить его волю.
- Ты нехорошо выглядишь, - сказала Мадам. – Зря ты морил себя голодом. Давай-ка, поешь, а то выпьешь за столом, и тебе станет плохо.
Припертый к стене и до отказа наполненный голодной слюной Кусков озирался в поисках подмоги.
- А гости? Там гости ждут.
- Подождут гости. Ешь.
Наманикюренными пальчиками Мадам подцепила листочек лапши, положила в него кусок мяса, щепотку лука, завернула в рулончик и впихнула в рот не успевшему оказать сопротивление Кускову.
- А теперь глотни шурпы, - она поднесла к его рту чашку с бульоном.
Кусков глотнул, и в это мгновение понял, что все это время он ошибался. Он совсем не хочет котлет, а его семейное счастье никуда не уходило. Оно здесь, вот оно лежит на большом блюде и называется бешбармак.