О РЕВОЛЮЦИОННОСТИ. ОТВЕТ БУНТАРЮ
Летом 2011 г. некто под псевдонимом Бунтарь опубликовал письмо "Долой легальность!" Считаю возможным и необходимым ответить на него, чтобы привлечь внимание общественности к важной проблеме революционности.
Большое место в письме Бунтаря отведено анализу морально-психологического состояния левого движения в России. Автор описывает его с помощью таких оценок, как: отсутствие пассионарности, духа подвижничества и мученичества; мещанский, филистерский страх перед "великими потрясениями", перед крайними, насильственными методами борьбы; боязнь попасть под колесо истории, упадок революционного духа и т.п. Верно ли это? Люди с социалистическими идеалами и марксистскими взглядами – очень разные люди. Кроме того, взгляды и идеалы – еще не все. Есть разные обстоятельства, есть критические точки, когда делается выбор, и многое другое. Однако при всем при этом, если взять большинство тех, кто относится к левой оппозиции, то следует признать, что Бунтарь прав. Я и сам как-то писал, что для того, чтобы повернуть Россию на другой путь, по-видимому, нужно новое поколение борцов; долг же ветеранов – способствовать его формированию.
Но это абстрактное согласие с Бунтарем немного стоит. Возникает ряд вопросов, например, кого можно считать революционером, почему не стало того революционного, большевистского духа, который придавал огромным массам невероятную энергию, энтузиазм, творил подлинные чудеса. Чтобы исчерпывающе ответить на такие вопросы, надо исписать слишком много страниц, что бессмысленно: читать левые сегодня не очень-то любят. Поэтому кратко о главном.
Итак, что ж это за человек – революционер? В России данный вопрос интересовал общественность издавна, особенно же с тех пор, как стала возникать разночинная интеллигенция. Читатель почувствует это, обратившись к ленинским замечаниям на книгу Ю.М. Стеклова "Н.Г. Чернышевский" (Ленин В.И. ПСС, т.29, с. 541 – 542, 601, 602 – 603). Вообще же эта тема рассмотрена Лениным в огромном количеств работ, с самых разных точек зрения. Это наследие заслуживает изучения и обобщения. В соответствии с на-шей задачей я коснусь в основном ее личностного аспекта. Важнейшие черты революционера – идейность, организованность, дисциплинированность, самоотверженность, широкий кругозор, революционная энергия, теоретические знания, политический опыт. Он опирается на революционную теорию и на стихийный протест масс, стремится их соединить. Чрезвычайно важно, чтобы среди революционеров было как можно больше талантливых, способных людей, организаторов, ораторов.
Однако все относительно. Одно дело – революционер-лидер, вождь, крупный функционер, профессионал, другое дело – рядовой участник революционного процесса, печатник, экспедитор, хозяин конспиративной квартиры и т.д. Ленин требовал глубокой специализации революционеров. Разумеется, у всех революционеров, участников общего дела, есть общие, главным образом, идейные, организационные, моральные черты, но существенны и функциональные, статусные, потенциальные особенности. На мой взгляд, ошибочно считать революционерами сторонников революции. Можно быть сторонником, ничего не делая для революционного движения или оказывая ему лишь пассивную поддержку. В определенных условиях многие сторонники оказываются ординарными конформистами. Всего этого не учли люди, бездумно форсировавшие в свое время рост рядов ВКП/б/- КПСС.
Исторический опыт показал, что в судьбах и перипетиях революционной партии, ее членов, их субъективного состояния и поведения колоссальное значение имеют такие факторы, как особенности переживаемых обществом исторических этапов (до и после пролетарской революции, переходный период, период раннего социализма и т.д.), выверенная политическая ориентированность революционной организации и революционеров, взаимодействие пролетарского авангарда с широчайшими массами, умение поддерживать у них постоянный высокий социальный тонус и черпать в нем свою социальную активность. Разным поколениям революционеров приходится решать разные задачи, выполнять разные социальные роли с разным соотношением новаторства и рутины, идейности и функциональности, инициативности и иерархичности. Там, где до революции от многих требовался мятежный дух, эмоциональный порыв, после революции нередко ценились исполнительность, деловитость. А обстановка огосударствления партии и бюрократизации всей институциональной системы выдавливала революционный дух как воздух из надутой сферы. И те, кто распевали "нет у революции конца", с азартом приканчивали социализм. Какова же реакция на это некоторых активных рабочих сегодня? В отличие от сторонников социализма в рядах КПРФ они нередко считают, что партия при социализме не должна быть правящей! Пожалуй, до этого не всякий бунтарь додумается.
В чем смысл этого разговора? Очевидно, что субъективное состояние большинства людей, которые оппозиционно относятся к существующему в России строю и связывают будущее страны с социализмом, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Положение надо исправлять. В чем суть этой задачи? Кто и как может ее выполнить? Не претендуя на полное решение этих вопросов, хочу предложить для обсуждения некоторые соображения.
Субъективное состояние борцов за социализм включает в себя два основных взаимосвязанных компонента – морально-психологический и идеологический. Поражению социализма в СССР предшествовал период полного разложения КПСС и тяжелого кризиса всего советского строя. В течение 20 лет после августовского (1991 г.) переворота вся работа с широкими массами и с членами различных компартий, прежде всего – КПРФ, если и велась, то по весьма сомнительным лекалам. Главным направлением этой работы было шевеление людей, ворошение их сознания и поведения, подчиненное электоральным целям и вообще встроенное в официальную институциональную систему. Коммунисты оказались самыми исправными исполнителями правовых норм, запрещающих политическую работу с трудовыми коллективами и тем самым в значительной мере разрушили или даже дорушили каналы воз-действия на солидарное сознание рабочего класса и интеллигенции и на соб-ственное сознание, потому что упустили основное звено в своей работе.
В относительно мирные периоды классового противостояния, и на это Бунтарь обращает внимание, революционные силы должны готовиться к грядущим кризисам, схваткам, сражениям: сохранять и крепить свои организации, множить их ряды, обучать новых участников движения тактике, изучать с ними марксистское учение, повышать уровень их культуры. К сожалению, в последние десятилетия вся эта работа была осложнена многими факторами и велась неудовлетворительно, несистематично. Все шире распространяется мнение, что при наличии нескольких компартий в России нет боевой, пользующейся доверием рабочего класса и широких масс марксистской партии; следовательно, нет и основы для воспитания нового поколения активных, хорошо подготовленных к борьбе в самых различных формах, дисциплинированных и солидарных революционеров.
Не претендуя на то, чтобы предложить план создания такой партии, считаю возможным высказать некоторые мысли на сей счет.
1. Новая партия не должна называться коммунистической. В этом названии есть плюсы и минусы. Минусов после 1991 года больше. Название коммунистическая не соответствует задачам партии на многие десятилетия, не ориентирует на борьбу за восстановление утраченного компартией авторитета, не самокритично.
2. Важна установка на сочетание легальности и нелегальности. Поэтому лозунг Бунтаря "долой легальность!" совершенно неверен. Единственное оправдание (не лозунга, а мотива) его выдвижения – оппортунизм, настаивающий на абсолютной легальности. Но марксисты в данном случае не должны впадать в крайности. Подоплека противопоставления легально-сти/нелегальности – в вопросе о формах перехода к социализму. Для Бунтаря все решает винтовка. Подлинные марксисты никогда так не считали. Маркс, Энгельс и Ленин не исключали не только мирных, но и эволюционных форм перехода от капитализма к социализму. Следует ли отсюда, что социалистическая революция не является закономерностью указанного перехода? Нет, не следует. Как же связать эти концы? При переходе от феодализма к капита-лизму было кульминационное событие, после которого стали возможны не только революционные, но и эволюционные формы перехода в некоторых странах. И ряд стран перешли к капитализму без революций. Этим кульминационным событием была Великая французская революция. При переходе от капитализма к социализму было кульминационное событие, которое сделало возможным переход к социализму как от капитализма, так и от докапиталистического состояния и революционным (мирным или немирным), и эволюционным путем. И некоторые страны таким образом к социализму переходят. Этим кульминационным событием была Великая Октябрьская со-циалистическая революция. Здесь имеет место нечто подобное диалектике кластера и его элементов.
3. Партия должна быть революционной. Но само понятие революционности в постсоциалистической стране не может не отличаться от традиционного понятия. Можно пробовать разные пути к социализму, имея в виду а) готовность менять эти пути; б) готовность в случае необходимости использо-вать и самый радикальный из них. Это предъявляет огромные требования к подготовке каждого члена партии. Революционность противостоит оппортунизму. Но суть оппортунизма – не в отказе от насильственной революции и даже не в отказе от революции в мирной форме, а в отказе от действительной и наиболее эффективной борьбы за социализм. Не болтать о социализме и не понимать движение к нему как реформирование капитализма, а иметь научно обоснованную программу борьбы за него и последовательно ее осуществлять – вот в чем задача. Теоретически в России был возможен (и даже сейчас не исключен) конвергентный путь к социализму. Конечно, он требовал колоссальных усилий, напряженной, своеобразной по форме классовой борьбы, новаторства и был очень проблематичен. Однако для России этот путь являлся оптимальным. [В своеобразной форме конвергенция осуществляется в Китае и очень эффективна.] Даже если бы он оказался безрезультатным, выигрыш для коммунистов и страны был бы гигантским. Но этот путь в России предполагал ставку на трудовые коллективы, что для зюгановского руководства КПРФ совершенно неприемлемо: оно не мыслят социализма без господства государственной собственности и бюрократии.
4. Важнейшим аспектом революционности является верность марксистской теории классов и классовой борьбы. Обращаю особое внимание на этот вопрос потому, что он очень важен и запутан. Бунтарь критикует тех, кто отказывается от оперирования категорией "пролетариат". В более жесткой форме об этом говорят последователи А.Б. Разлацкого. Один из них пишет: " мы сегодня и говорим не “социализм”, а “пролетаризм”, не “коммунисты”, а “пролетаристы”". Этот товарищ понятию "рабочая партия" предпочитает понятие "партия диктатуры пролетариата". Не вдаваясь в детали, выясним, как соотносятся понятия рабочий класс и пролетариат. Они и совпадают, и не совпадают. Классики марксизма постоянно употребляли эти понятия как идентичные. При капитализме все рабочие – пролетарии, лишенные средств производства и вынужденные продавать свою рабочую силу, подвер-гающиеся эксплуатации. Однако пролетарии – не только рабочие, а также не имеющие средств производства интеллигенты и служащие. То есть выходит, что пролетариат более широкое понятие, чем рабочий класс, в который входят пролетарии преимущественно физического труда, тогда как к пролетариату относятся еще и пролетарии умственного труда. Однако когда марксизм говорит о могильщике капитализма, то имеет в виду в первую очередь и главным образом именно рабочий класс, прежде всего фабрично-заводских, промышленных городских рабочих.
С другой стороны, пролетариат понятие более узкое, чем понятие рабочий класс. Об этом свидетельствует, например, следующее положение Энгельса: "…если рабочий класс состоит из глупцов, безвольных людей, просто-напросто продажных негодяев, тогда самое лучшее нам тотчас же убираться восвояси, тогда пролетариату и всем нам нечего делать на политической арене. Пролетариат, как и все другие партии, быстрее всего учится на собственных ошибках, и никто не может полностью уберечь его от этих ошибок" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 37. С. 276). .Здесь пролетариат – авангард рабочего класса, рабочая партия, носитель революционного, пролетарского духа.
Может показаться, что все это не очень важно с научной, идеологической и политической точки зрения. Но это не так. К примеру, в 1936 г. Сталин говорил: “... Наш рабочий класс не только не лишен орудий и средств производства, а наоборот, он владеет ими вместе со всем народом... Можно ли после этого назвать наш рабочий класс пролетариатом? Ясно, что нельзя”. Очевидна односторонность этого положения, которое учитывало лишь экономические обстоятельства, но упускало идейно-политический аспект вопроса, необходимость сохранять и развивать пролетарский дух рабочего класса. И это не было случайностью. Постепенно ведущая роль рабочего класса все больше сводилась только к его вкладу в развитие экономики и к безоговорочной поддержке любых шагов руководства. Такая политика, продолженная и после 1953 г., в конце концов привела к тому, что рабочий класс СССР был политически и идеологически разоружен, превращен в зиц-председателя, а политическое руководство перешло к бюрократии.
Другой пример. В силу различных обстоятельств в постсоветской России среди социологов, исследующих социальную структуру общества, возобладали немарксистские и антимарксистские теоретики, уделяющие большое внимание дискредитации рабочего класса и, более того, отрицанию его наличия в российском обществе. Рабочих включают в состав других социальных групп, в том числе номинальных, "бумажных", в "базовый слой", "расплав" и другие вместилища, где из смеси различных страт, слоев формируется социальная структура новой России. Особенно часто рабочих приписывали к классу наемных работников, в котором-де состоят как фрезеровщики и ткачи, так и миллеры с якуниными. Выдавая себя за неомарксистов, со-циологи используют модные концепции (ресурсная парадигма и др.) для отрицания классового антагонизма и эксплуатации.
И вот оказывается, что социологи-марксисты нередко все эти кунштюки буржуазной социологии так или иначе подхватывают и используют. Среди марксистов распространена идея, что рабочий класс и интеллигенция – два компонента одного класса, причем роль первого компонента падает, а роль второго возрастает и даже уже стала главной. Все это – не что иное, как ревизия марксизма в его центральном пункте. И с этой точки зрения оказывается, что термин рабочий класс может быть предпочтительней термина про-летариат. Вопрос о терминологии далеко не пустой, но главное все же состоит в отстаивании ведущей роли класса, о котором идет речь.
Таким образом, письмо Бунтаря поднимает важные и острые вопросы, и за это автор заслуживает благодарности. Вместе с тем не все поставленные в письме проблемы нашли правильное решение. Истина рождается в процессе обсуждения и проверки практикой.
Август 2011 г.