Тарас Дрозд
КРОВЕЛЬЩИК
рассказ
Он топает к себе неторопливо, смачно покряхтывая, будто с неохотой. Каждый день подниматься на чердак – унылая, казалось бы, обязанность. Перед тем, как открыть мастерскую, он непременно выругается или по поводу ключа, извлечённого из тайника, или от вида обитой жестью двери, но плохо покрашенной, или просто так, для разгона тишины. Пройдя через комнату с верстаками, он обязательно ругнётся ещё раз, открыв дверь в смежную, бытовую комнату, вдвое меньше. Каждый раз представляя, как шугает обитающего там духа. Включив люстру, потом настольную лампу, потом старый торшер, он сначала врубит обогреватель, или кондиционер в жаркое время, затем электрочайник, за ним телевизор, и лишь потом начнёт переодеваться. Неторопливо. Большая часть дневной жизни проходит на работе, а потому условия должны быть приятны и много света. Изо дня в день одно и тоже, вроде бы тоска, а ему нравится, и ругается он скорее для того, чтобы эта самая тоска даже голову не поднимала и не вздумала подать голос, заскулить.
Вадиму Абрамову давно за пятьдесят, скоро на пенсию. Всё в жизни сложилось, и квартира есть, и дача, и машина, дочь, правда, замуж так и не вышла, но второй раз поехала стажироваться за границу, сама. А в далёком прошлом государственного устройства по иному, он дорос до заместителя начальника цеха по техническому обслуживанию, потому как считался мастером на все руки, не хухры-мухры. А когда начался распад, и жуть брала от ощущения как жизнь рассыпается и катится чёрт-те куда, а его завод, такой нужный казалось бы, стал вдруг буксовать и моторы клинились, он ушёл с него будто встряхнулся, отогнал затянувшийся сон. Его приятели, с которыми он дышал не один год запахами родного производства, возмущались, спорили, проклинали новые условия, где одни наживаются, а большинству шиш, а он лишь посмеивался, да, мол, скоро все хрен без соли грызть будем и засосёт нас известное место без разбора на богатых и нищих. Потому как такими родились и винить тут некого, природа. По заведённому порядку они ездили вместе на зимнюю рыбалку, хотя он давно с завода ушёл, а они там за что-то держались. За родные запахи, наверное, подкалывал он дружков, да за свои же возмущения лукавым руководством.
Сманил его на новое место работы один из таких плутоведов. Сбежавший вовремя налаживать хозяйственную деятельность в изменяющееся государственное учреждение. Куда и зазывал хороших специалистов. Вскоре он попался на чём-то, и его и оттуда не то выперли, не то вовремя смылся, как ранее с завода. И Вадим облегчённо вздохнул, избавившись от наставлений хитроватого опекуна и от прежних утомительных обязанностей работы в большом коллективе. Здесь он был сам себе хозяин. Где-то внизу, на этажах, люди в отделах занимались своими неспешными делами, как в любой организации, сидящей на твёрдом бюджете, начальство ломало голову какие помещения ещё можно сдать в аренду, а он работал в структуре, содержащую эти самые помещения в надлежащем состоянии. А точнее занимался самым главным, следил, чтобы кровля надёжной была у здания архитектурной ценности. Каждый день его звали что-то починить, разгрузить, переделать, и он никому не отказывал, потому как всегда получал оплату, особенно арендаторы не жадничали. И даже когда забывали отблагодарить или затягивали с обещанным, он всё равно шёл на повторный вызов к недобросовестным заказчикам. Но только после того, как осмотрит своё хозяйство. Это ведь особое опьянение испытываешь, когда выходишь на крышу и на минуту закрываешь глаза от ощущения, что ты не на земле. А потом ступаешь по громыхающему настилу и не сдерживаешь восторга от переливов света на оцинкованной поверхности.
Прошедшая зима была снежная, очень снежная. Вот когда он проклинал всё на свете. Казалось бы, делай как все, подчистил с утра, где сильно завалило, и уходи пережидать, ну если погода такая, февраль месяц, весь город стонет, пройдёт ненастье, и будем исправлять последствия. А он напяливал каждый день тяжеленные валенки в калошах и шёл грести, скрести, откалывать и таскать, таскать воду, обильно скапливающуюся в ёмкостях под кровлей. А в конце дня смотрел на бордовое лицо в зеркале и ругался уже не на шутку. А когда истаяла, наконец, зима, он, как бы отмахнувшись от случившегося, ругался уже весело и вновь радовался службе, где так много времени на личные дела.
В такой-то денёк радости он и зашёл в отдел снабжения. Нужно было выклянчить закупку разной мелочёвки, часть которой срочно требовалась на дачное хозяйство, на котором сколько ни делай – всё мало.
Он уже подошёл к завотделом, Серафимовне, как увидел в смежной комнате, за пустующим ранее столом, новую женщину. Ему ответили на игривое приветствие начальница и её помощница, сидящая напротив, заулыбались от вида остолбеневшего просителя с заявкой в руке, а он смотрел и смотрел за распахнутую дверь соседней комнаты. Там находился полусклад канцелярской дребедени, которая чаще всего выдавалась, куда за пустой стол обычно переходила одна из работниц, чтобы оформить выдачу, а теперь, поди ж ты, за ним сидела дамочка, завораживающая внимание.
– Ну чего тебе уже? – весело повторила вопрос начальницы её помощница, Фая.
– А, вот это, - встряхнулся от наваждения Вадим и протянул бумагу.
– Так, этого нет, этого нет, - завела обычную песню Серафимовна. – Ты чо-то много написал. А денег на закупку нет. Денег нет, ты же знаешь.
– Ну, тогда и с меня спроса нет, если работать нечем, - засмеялся, разведя ладони перед грудью, Вадим.
– Ладно, что-нибудь придумаем, - посерьёзнела завотделом, будто вчитываясь в трудно разбираемые каракули.
– Вы уж да завтра, пожалуйста, придумайте, - сказал он, продолжая улыбаться, наклонился, уперев руки в стол, и кивнул туда, в сторону видения. – А кто это?
– А это наша новая сотрудница, - вновь перешла на игривый тон Сирафимовна и глянула с прищуром поверх очков.
Вадим был уверен, что послезавтра у него будет заказанное, и не надо идти жаловаться к заместителю директора по хозяйственной части, а то, что старые клухи удивились его реакции на новую работницу, то чего ж тут особенного, всякий мужик должен хоть как-то реагировать на привлекательную особу. И к своему начальнику он всё-таки пошёл.
Тот изъяснялся прямо, за что и славился. Как и служебные проблемы решал откровенно. Если возникала гнилая ситуация, что-то рухнуло в старом здании, затрещало, вырубилось, протекло, куча мусора набралась где-то выше головы, он приходил, смотрел, матерился, выслушивал мнения и ставил задачу. Вызывал Вадима, как самого здорового и умельца, кого-то из грузчиков, кого-то из дворников-мойщиков, или из электриков-монтажников, и говорил какой объём надо сделать и какова будет оплата. Не просил, что надо помочь, выручить, войти в положение, не обещал витиевато, мол, работа будет вознаграждена, а называл конкретную сумму. А если понимал, что исполнители осознают заниженность оплаты, пояснял честно, извините, ребята, больше не смогу. Выплата могла затянуться на месяц, а то и больше, но Вадим лишь отшучивался на вопросы сослуживцев, когда же, наконец, заплатят, разумея, как нелегко шефу выгрызать финансовое обеспечение незапланированных работ у вышестоящего начальства. Те-то жуки даже из бюджетных статей отдадут в муках и с кровью, а если вдруг поделятся своими левыми доходами, то это факт иначе как чудом не назовёшь. Вадим старался встречаться с шефом пореже, но получалось минимум раз в день, а тут сам, без вызова, припёрся в его кабинет. Так, мол, и так, может потребоваться то-то и то-то, а что это за новая работница у нас появилась, на какой такой должности?
– Ты не правильно ставишь вопрос, - ответил шеф. – Главное, не кем она работает, а кто её привёл.
И вкратце изложил суть, немного смущаясь то ли от того, что докладывает подчинённому, то ли от того, что выглядит сплетником.
Притащил женщинку по имени Тамара зам генерального по науке. Любитель этого дела, заслуженный человек. У него семья, взрослые дети, есть одна любовница из бывших студенток, так он периодически ещё находит и не как простой мужлан, добился своего – и до свидания, а растягивает отношения в сложные, заботливые. Вот и эту, женщину красивую, ничего не скажешь, выдрал из какого-то курятника, где она якобы страдала от петушиных наскоков.
Через день он вошёл в отдел снабжения получать заказанное, и, поздоровавшись весело с Фаей и Серафимовной, сразу направился в смежную комнату.
– Э, э, ты куда! – закричали сзади. – Там твоего ничего нету!
А он уже стоял перед объектом притяжения.
– Здравствуйте! Вы у нас кто?
Женщина пролепетала название своего места-должности.
– Вадим, - представился он кивком головы, улыбаясь широко, щедро.
Она пролепетала своё имя и тоже улыбнулась, наконец. Без игривости, напускной строгости или томной многозначительности. Натуральная женственность и скромная простота. Бьющие в самое сердце.
– Очень приятно, - кивнул Вадим ещё раз и вышел к неумолкающим. – Ну чего раскричались? Чего раскудахтались? Познакомиться нельзя, что ли?
– Вон твои коробки, - показала пальчиком Фая. – Распишись. Чего ты лезешь, где нет твоего товара?
Вадим поднял с пола закупленное для него. Две картонные упаковки и пластиковый мешок с железками.
– Ну опять же не то купили, опять купили не то. Я же писал точное название. Здесь диаметр другой. Ну женщины, ну в этот раз можно было дать мне денег, я бы сам купил нужное?
– Ага, дай тебе денег, - ворчала, но улыбалась Сирафимовна. – Накупишь всякой дребедени, а нам потом на какие статьи?
Оно млела от присутствия Видима. Ещё бы, такой мужчина. Да к тому же в чистом комбинезончике.
– А мне теперь что с этим делать? – ворчал и он, улыбаясь, такая игра. – Ладно, куда-нибудь прилепим.
– Распишись! Пошёл!
Расчёт был верен. Он пожалуется, посетует, скажет, если спросят, что приспособил купленное не то по другому назначению, и вскоре насадка для обработки деревянных поверхностей окажется на его даче. Да и не спросит никто наверняка.
Выследил он её на пути к ларьку на первом этаже. Обедал народ в отделах. И докупал к чаю вкусненького. Была когда-то в здании столовая, но её гулкое помещение давно сдали в аренду.
– Здравствуйте, - проурчал он, подойдя сзади как хищник.
Она шарахнулась от неожиданности, но тут же заулыбалась. От его вида женщины невольно улыбались. Высокий, поджарый, седина как доблесть. Трижды он видел её у буфета с Фаей, и вот дождался своего часа.
– Я заметил, что вы обычно шоколадки покупаете…
– По телевизору сказали, что это продукт радости…
– Вы верите телевизору?
И тут прямо на его глазах она резко переменилась, будто ещё раз шарахнулась в сторону, как испуганное животное.
– Тамара, можно тебя на секунду, - услышал Вадим сзади.
Это был тот самый начальничек. Зам генерального по науке. По какой именно и что он в ней делал, Вадим не пытался разгадывать. Мужик проводит какие-то совещания, встречи, перетирает закрытые вопросы, приводит стайки учащейся молодёжи, значит, где-то преподаёт, одет всегда представительно, говорит вежливо, хотя понятно, что его деятельность раздутая, пустая, но получает он за неё куда больше Вадима. Да и машина у него пошикарнее. Но по роже видно, что крепко закладывает, значит, от такой жизни психика работает на износ.
Он вроде бы отзывал Тамару в сторону, но сам подошёл к ней, взял под руку и отвёл на пять шагов от разноцветной витрины. И стал что-то тихо выговаривать. Тамара дёрнулась, начала было что-то в оправдание, но он удержал её за локоть, как бы осадил на место. И продолжил явно не хвалебные высказывания.
Строгий мужчина, оценил Вадим. И оглядел, как выглядит тот, кому хотелось заехать по макушке. Выпирающий и свисающий живот, отчего шикарные брюки топорщились, нос крючком и волосы лохматятся седыми патлами. По внешнему виду не конкурент, но как начальник может вот так запросто увести женщину прямо из рук. Ситуация подсказывала, что лучше бы уйти, но Вадим сделал пару шагов к стене, заложив руки в карманы. Закончит же начальничек свою беседу, наверняка дела ждут, а ей шоколадку надо купить, так что Вадим дождётся продолжения встречи, не уйдёт просто так.
И начальник действительно ушёл. Остановился, повернулся, подняв указательный палец, добавил что-то наставительное, и отвалил совсем. А она стояла, глядя перед собой красивыми глазами, но переваривая что-то неприятное внутри.
– Проблемы? – спросил он, подойдя вплотную.
– Да так, - сказала она и улыбнулась, словно благодаря за то, что он рядом. – Я опять что-то перепутала. Да обеда должна быть в снабжении, а после обеда в бухгалтерии… Там и там по полставки… Ну, да ладно, ничего…
– Хотите я куплю вам шоколадку? – предложил Вадим. – Какую вы любите?
– Да нет, ну что вы, я сама, - ответила Тамара и заказала продавщице батончик.
– А хотите, - начал Вадим и поперхнулся от собственной смелости, даже мысль сверкнула, чего это он, надо же, но тут же сглотнул её, застрявшую в горле, и продолжил. – Хотите, я вам город с крыши покажу? Я на крыше работаю, у меня там такие виды!..
Она посмотрела на него, будто испугалась, оторопела от наглости. Решение какой-то оценивающей задачи пронеслось внутри, за красивыми локонами, мелькнуло результатом по лицу, и она сказала решительно, как делают назло.
– А давайте!
На крыше она взвизгнула. Как-то по-детски, неожиданно. Вадим засмеялся и стал щедро показывать на купола и верхушки старинных зданий, повёл дальше, откуда лучше видно, а металлическая кровля урчала на понятном ему языке, чтобы наступал смелее, если уж ей приятно, то женщина обязательно затрепещет. А когда он перевёл её на левый край, то первое, что увиделось – чисто подметённый двор их заведения. С разнокалиберными автомобилями. К одному из шикарных как раз подошёл в это время тот, кто внизу, на этаже у буфета, выглядел авторитетным начальником. Отсюда он смотрелся пигмеем в нелепом одеянии. Маленький, сгорбленный почему-то, мельтешащий конечностями, как будто впервые столкнулся с дорогостоящей техникой. Но являющийся обладателем её, собственником. Открыл дверцу и забрался во внутрь он как-то суетливо, будто торопясь.
– Козёл, - громко сказала Тамара.
Вадим расхохотался от юморной ситуации и ощущения, что теперь-то и впрямь нужно держаться смелее.
И он пригласил её к себе в мастерскую. На чай у телевизора. Ведь купленную шоколадку следует употребить, а время обеденное. С условием, что к рабочему помещению лучше относиться с шутками, ведь мы люди взрослые.
И она согласилась.
– А давайте!
Но когда подошли к обитой металлом двери, она вскинула руку с часиками, сморщила лицо, посмотрела в сторону.
– Простите, Видим, но я совсем забыла. Мне же надо в бухгалтерию, у них-то обед раньше. Я же полставки в снабжении, а полставки у них.
А он уже распалил себя жаркими картинами.
– Давайте в другой раз, хорошо? Мне нужно к ним бежать, извините. В другой раз обязательно.
– А чем вы там занимаетесь?
– Документы проверяю. Я ведь по профессии этого профиля. За компьютером сижу. У них плохо знают программу. Побегу я.
– Да я провожу.
– Не надо, что вы!
Неужели обычная женская хитрость, разгадывал он. Неужто она зависла в том возрасте, когда женщине доставляет удовольствие развлечение пообещать мужчине, дать согласие, а в последний момент вывернуться отговоркой? Молодых игривых особ такая романтика веселит, возвышает даже, правда в собственных глазах только. Некоторые даже заигрываются до наивного девичьего вопроса: «Ты что, обиделся?» Не понимают глупые, что умный мужик просекает их лукавство и на продолжение отношений не пойдёт. И забавляться они будут дальше только с похотливыми самцами, которые могут лишь гундосить и гундосить своё, но от которых можно и схлопотать. Что поделаешь, природа, если уж радуется существо только своим здоровым инстинктам, других интересов нет, то и мозговые извилины у него не развиваются, и не поймёт оно причину своих страданий в преклонном возрасте, когда жизнеобильные рефлексы станут увядать, отчего только стон в подушку. Так уж устроено, что понимание развивается лишь у способного к человечности, а двуногое животное уверено, что для жизни чутья и нюха достаточно.
Нет, она не такая, у неё на лице столько женственной мудрости. Не хотелось верить, что это маска, дающая загадочности примитивным способностям. Но и выглядеть дальше сладострастным волокитой не хотелось. Он не выкажет больше никакого интереса к Тамаре. Даёт слово. К тому же на его интерес уже обратили внимание, стали подшучивать. Значит всё, точка.
Но мысли в голове не успокаивались, роились. По дороге на дачу он чуть не врезался в тянущийся впереди автомобиль. Громко ругался за боковое стекло, тихо проклинал внутри машины дорожный затор, но понимал, что виноват сам, задумался и потерял внимание, не углядел. На дачном участке он быстро поделал нужные мелочи, за большую работу браться не захотел, и жена позвала ужинать. Салат из огурцов с пышной зеленью, варёная картошка из прошлогоднего урожая и телевизор. Мясное на ночь не ели по мудрёным советам, которые жена не уставала пересказывать. Когда легли, Вадим твёрдо осознал, что не сможет выдержать данное себе обещание.
Он стал выслеживать её через день. Сначала решил попробовать успокоиться, но не получилось, и он был рад, что в мозгу шевелится желание, как когда-то в молодые годы.
У ларька с шоколадками она больше не появлялась. Тогда он взялся высчитывать другой маршрут, когда Тамара переходит из флигеля, где работает в снабжении, в главный корпус, где администрация с бухгалтерией. Три дня ушло на определение времени перехода, после обеда или до. Женщина, которая становилась всё притягательней, дважды выходила без десяти, один раз, неторопливо, без пятнадцати два. Наблюдал он за ней с крыши. Сидишь, обдуваемый ветерком, тебе всё видно, а выше тебя лишь птицы, благодать, млеешь от созерцания просторов и от солнышка. Правда, один раз накрапывало. И вороны, будто специально, всё чаще грохались на кровлю, как падающие бомбы. Хоть он к ним и привык, буханье от их посадок всей массой куда громче воспринималось на чердаке.
На четвёртый день Вадим решил закрепить увиденное с крыши из помещения на втором этаже. С утра шёл дождь, сидеть на любимом месте для загорания не хотелось. Просторный кабинет с окнами во двор буквально на днях освободили, незначительный отдел перевели куда-то на более скромную площадь, чтобы освободить метраж, который после ремонта будет сдан в аренду, как он слышал.
Вадим тихо вошёл и неслышно прикрыл за собой дверь. Справа от окна в помещении уже находился человек. Дворник Володя стоял спиной ко входу со щеткой-метлой на длинной ручке, его, видно, прислали подмести, линолеум был усыпан всякой дрянью. А вот то, что он делал, удивило Вадима.
На стене красовался огромный плакат с блондинкой в одном купальнике и позе изогнувшейся кошки. В купальнике настолько откровенном, что грудные прелести буквально вываливались. И вот до этого соблазнительного изображения Володя дотрагивался, гладил пальцем. Вадим считал его нормальным мужиком, без похотливых комплексов, а вот, поди ж ты, значит и порнухой балуется, как ущербный страдалец.
Володя резко, пронзённый взглядом, обернулся.
Вадим задал вопрос громко и строго, как человек высокого роста.
– А мама знает, чем ты занимаешься?
Володя засмеялся, шутка ему понравилась, и смущение даже не мелькнуло. Вадим для него свой человек, с пониманием.
– Прислали вот уборку сделать, - пояснил он.
Вадим подошёл к плакату. Отпечатано не на бумаге, а на пластике, формат больше обычного, судя по буквам иностранного производства. Кто-то из работников отдела, занимавший это место, был гурманом страстишек. Хоть человек и высокообразованный, наверняка с приличным воспитанием, но любитель простых жизненных ощущений, природных импульсов.
– А ты её сними, да забери на память, - посоветовал Вадим.
– Да я уж пробовал, - сознался Володя, - но они её чем-то таким приклеили, что никак.
– А меня прислали трубы посмотреть, - соврал Вадим насчёт своего появления и сначала дотронулся до стояка, затем постучал ладонью по батарее парового отопления.
И глянул в окно, во двор. Она как раз в это время там проходила. Вадим достал мобильный телефон. Тринадцать сорок восемь, понятно.
– Надо шефу позвонить, что всё нормально, - сказал он Володе, нажал несколько кнопок и приложил аппарат к уху. И почти тут же опять посмотрел на экранчик и нажал большую кнопку.
– Занято, потом позвоню.
Уходя, он дал ещё один совет.
– А ты отдолби её вместе со штукатуркой. Хочешь, я тебе инструмент дам? С ними только так и надо.
– Да ладно, чего ты, - засмеялся и отмахнулся Володя. – Это я так, просто. – И начал яростно подметать пол, стеснение всё-таки пробило.
На следующий день Вадим ходил по двору в нужное время, осматривая снизу кровлю, инспектируя хозяйство. Когда Тамара вышла из подъезда ветшающего здания, он, задрав голову, пошёл навстречу, ведь крыша флигеля входила в его территорию ответственности. Получилось, что встретились случайно. Ведь из окон могли наблюдать. Он и заговорил, продолжая осматривать водостоки.
– О, здравствуйте! Уже отобедали?
– Да, спасибо. Бегу вот на вторую работу.
– А как насчёт встретиться? А то получается, извините, что я приглашал, обещал угостить, а ничего не сделал.
– Да-да, конечно. Да, я понимаю.
– Ну, так скажите, когда конкретно, если не против. Где вас встретить? Я могу вам позвонить?
– А давайте завтра? Нет, послезавтра. Нет, лучше… Даже не знаю…
– Телефончик дайте, пожалуйста. Я позвоню и договоримся.
– Нет, лучше вы мне свой. Я сама вам позвоню, так будет лучше. Когда буду знать, когда смогу.
Вадим назвал цифры мобильника. Она кивнула и пошла дальше.
– Вы не забудете? – крикнул он.
– У меня хорошая память, - ответила она, не оглянувшись. – Сейчас в отделе запишу.
Не позвонит, понял он. Значит, игрунья, привыкла мужиков разводить. Жаль, а по лицу не скажешь. Ну что ж, затяни покрепче узел, через пару дней пройдёт.
Но она всё-таки позвонила. Именно через пару дней, когда он совсем поставил крест, оставалось потерпеть до равнодушия.
– Я согласна встретиться. Только на крышу я к вам не полезу. Давайте где-нибудь в городе?
Он не знал, где какой ресторанчик получше, к тому же их развелось такое множество, что запутаешься. Она тоже плохо разбиралась в застольных местах отдыха, но из молодости любила одно кафе, бывшее когда-то мороженицей.
– Правда, оно в другом районе…
– А мы туда на машине подъедем, - предложил радостно Вадим. – Я вас буду ждать на улице, где выезд со двора. Во сколько?
– Нет, давайте подальше.
И назвала улочку за углом, где небольшой садик, у решётки. Он назвал марку и цвет автомобиля.
Сидя в машине за пятнадцать минут до встречи он весело размышлял. Чего это с ним? Он в молодости не проявлял такой активности. На заводе женщины его первыми соблазняли, покорённые внешними данными со спокойным характером, и быстро надоедали, особенно лукавые красавицы. Жену он выбрал себе неторопливо, без горячей увлечённости, приглянулась неказистая на вид, но скромная девушка, широкая в кости, явно заботливая хозяйка, он пригласил её сначала в кино, потом на прогулку, потом за грибами, а потом бухнул в самый неподходящий момент, на улице под дождём: «А выходи за меня?» Вот только дочка, к сожалению, взяла внешность от неё, а не от папы. Природа, ничего не поделаешь.
Тамара подошла к машине оглядываясь, будто за ней следят. И сразу к дверце пассажира, открыла, села, закрыла. И назвала адрес куда ехать.
– Здравствуйте, Тамара!
– Ах да, здравствуйте, извините, - улыбнулась, наконец, и она.
Поехал он неторопливо и, не зная как завести серьёзный разговор, задавал шутливые, глупые вопросы. Как справляетесь на двух работах, не сильно ли разрываться приходится? А чем сейчас занимаетесь, что пересчитываете? А кто над вами командует, в снабжении-то понятно, Серафимовна, а в бухгалтерии кто?
Ответы звучали простые, как и положено отвечать на дежурные вопросы. Всё нормально, ничего – справляюсь, да эта, как её…
Вадима подмывало спросить про начальничка, который так хитро её устроил, когда вакансий-то нет, просто так с улицы к ним не попадёшь, он пробовал устроить своего дружка, ничего не получилось. Вопрос буквально висел перед глазами, и он с трудом заставлял себя не трогать его, удерживал себя, предчувствовал, знал даже наверняка, что разговор на эту тему ещё пойдёт и, скорее всего, не простой.
Кафе притягивало уютом. Пока выбирали стол, Тамара объясняла, как здесь было раньше, а теперь вообще хорошо. Она хотела забиться в тёмный угол, а он настоял сесть за стол у громадного витринного стекла, полумрак ему в мастерской надоел. Он забыл, когда бывал в подобных заведениях, поэтому держался разухабистым знатоком, чтобы весёлостью скрасить неожиданную оплошность, если промах вдруг выскочит от незнания ресторанного этикета. Заказ сделали быстро. Она попросила мороженного и кофе, а он решил перекусить основательно, салатом с мудрёным названием и запеченной форелью.
– Пить ничего не будем? – галантно спросил Вадим, пока официантка не ушла.
– Так вы же за рулём, - удивилась Тамара.
– Ах да! – махнул он рукой, понимая, что выпить бы не помешало, после рюмки-другой толковать легче.
Начала она. Сразу с главного. Ещё на стол ничего не принесли, чтоб можно было едой как-то растягивать паузы.
– Вы, если я правильно понимаю, хотели бы, чтобы наше знакомство переросло во что-то больше, да? В какие-то такие отношения.
Вадим посмотрел туда, куда ушла официантка. Скорее бы вернулась.
– Так вот, Вадим, я боюсь, что обижу вас, мои объяснения вам не понравятся, но… Но надеюсь на понимание, вы же взрослый уже мужчина. Поэтому, извините, но давайте сразу всё оговорим, чтобы всё понятно было. Чтобы сразу.
Ну вот и началось, тоскливо подумал он, лучше бы на сытый желудок, попозже. А в принципе чего тянуть? Он же уверен был на девяносто процентов, что беседа примет именно такой оборот. Ещё вчера и позавчера предчувствовал. Зачем же тогда пошёл, добивался этой встречи? Потому что оставалось десять процентов надежды?
– Понимаете, Вадим, я очень многим обязана тому человеку, который меня устроил к вам на работу. У меня с ним отношения. Давно. И отношения не простые, я ему дорога, ведь он же ради меня пробил эти две полставки. Понимаете? Уже давно сложившиеся отношения. Мы с ним встречаемся.
Где? – хотел крикнуть он. - Сколько раз в неделю ты с ним это самое? Но сдержался. Не дал вырваться грубости.
– Поэтому я очень-очень не хочу, чтобы он… Чтобы резко вот так всё прервалось… Даже чтобы он чего-то заподозрил не хочу. Не хочу я доставлять ему огорчений, понимаете? Это ведь будет не огорчение даже… Даже страшно подумать, что это будет. Вот так взять и всё разрушить? Вы не представляете даже. Ну и куда я потом?
Воспоминание как будто стрельнуло в голове. Вадим не говорил, не жевал, а вдруг словно поперхнулся, закашлялся даже.
– Мне показалось… Да не то, что показалось, я ведь слышал, что вы сказали о нём на крыше. Помните? Так что я тогда уже понял, что да, отношения у вас были, он, конечно, для вас постарался, устроил на такую работу, и зарплата, наверное, ничего… Я не спрашиваю какая, не говорите!.. Только я так понял, что для вас это продолжение с ним не совсем чтобы приятное, что ли… Не совсем по душе, вот! Я даже когда смотрел, как он с вами разговаривает, я почувствовал даже, что не может он вам нравится. Ну никак не может. Больше скажу. Неприятен он вам. Так ведь?
Она глядела на свои пальцы, которые пытались то ли выковырять, то ли подчистить что-то на скатерти.
Ого! – воскликнул про себя Вадим, увидев, как её возбуждение, горячее желание серьёзного и строгого разговора, ушло куда-то в эту самую скатерть, как в песок.
– Ну, тут вы, конечно, - забормотала она, желая скрыть смущение, что не удавалось, и Вадим видел это. – В чём-то вы, конечно… Но это ничего не меняет.
– Да почему же не меняет? – пошёл Вадим в атаку, воодушевлённый тем, что попал в точку, в самое главное. – Если он вам не нравится, то надо порвать с ним. И всё! Если не по душе, то зачем мучиться?
– Вы не понимаете… Нет, конечно, вы всё прекрасно понимаете, но вы меня не поймёте. Да, он чем-то меня раздражает иногда, но это сейчас, а когда-то нравился, был привлекателен, ухаживал так, как никто. Подарки дорогие дарил и дарит. Самое главное, что я ему нужна, он обо мне заботится, понимаете? Где я найду ещё такую работу, кто меня возьмёт? А у меня две дочки. Он много для них сделал, устроил младшую в хорошую школу. Поэтому Вадим, я очень вас прошу… Даже если вы не можете понять, или не хотите, то примите как данность, ну вот как есть, как то, что нельзя изменить, как жизнь одним словом… Что между нами ничего не может быть. Я не хочу никакого развития отношений. Поэтому очень прошу вас, умоляю даже, не настаивать. Я на эту-то встречу согласилась с большим риском. Если кто-то видел, как я садилась в вашу машину, и об этом станет известно ему, то я не знаю, что меня ждёт. Большие неприятности. Поэтому, Вадим, прошу вас…
Теперь ему просто захотелось выпить. Долбануть сразу большую порцию. Он ещё раз посмотрел на служебный выход, закрытый красивыми портьерами. Официантка, словно почувствовав его взгляд, появилась, и он махнул ей. А когда она подошла, сказал резко.
– Грамм триста водки.
Но тут же спохватился.
– Или побольше? – спросил Тамару. – Давайте тогда за прощанье, чтоб как-то душевно. Поллитры нам хватит? Или лучше вина? Говорите какого. Какое у вас есть, девушка?
– У нас всякое есть, - ответила, улыбаясь, немолодая официантка. – Принести меню или так закажете?
– Не надо ничего, - категорично подняла руку Тамара. – Мне ничего не надо! Ему триста водки, а я не буду.
Официантка ушла.
– Вообще не пьёте? – спросил Вадим.
– Мне нельзя, - ответила она как-то жалобно. – Я когда выпью – делаю глупости. Необдуманные поступки делаю. Если я с вами сейчас выпью… Понимаете, Вадим, вы мне тоже ведь понравились… Сразу понравились, от вас исходит такая положительная энергия… Если б вы слышали, что про вас наши женщины говорят… Вы не можете не нравится… Но если я с вами выпью, то могу поддаться чувствам… А если вы выпьете и начнёте настаивать, то я просто… Я ведь могла не согласиться на эту встречу, была даже мысль не звонить вам и всё. А потом подумала, что надо бы с ним поговорить по-человечески. Дать понять, чтобы не продолжал, не настаивал, не надо. Должен понять. Я ведь согласилась на эту встречу из уважения к вам, что ли. Понимала, что рискую, но согласилась, понимаете? Поэтому, пожалуйста, дайте слово, что не будете, когда выпьете, продолжать эту тему.
– Хорошо, - сказал Вадим и опустил голову.
Чтобы скрыть прихлынувшую к лицу радость. Да у него не всё потеряно! Она тоже к нему неравнодушна, вот в чём дело!
И поднял на неё сияющие глаза.
– Хорошо, когда выпью, не буду. А сейчас пару слов разрешите? Вот вы говорите, что он заботится о вас, о ваших дочках, подарки дарит. Так ведь и я буду заботиться. Вы боитесь потерять работу? А вы не бойтесь. Вместе уйдём. Место хорошее, конечно, трудно будет такое же найти, но что же из-за этого жизнь себе портить? Это как получается, если в туалете горячая вода и тепло, а в комнате холодно, то лучше жить в туалете? Животные, наверное, так и сделают, но мы же люди. Уйдём вместе, найдём работу, чего бояться? Я запросто найду, вам даже не надо будет работать первое время, всё будет, и для вас и для дочек. Я ведь могу большие деньги зарабатывать, я всю жизнь пахал, надоело просто. Тут чем хорошо, пришёл, поковырялся с утра и свободен. А если жить только ради больших денег, то ты уже не человек. И морально и физически уродуешься. Если вы мне верите, конечно.
– Но у вас же семья. Говорят, вы примерный муж, жену свою любите.
– Да не люблю я её! – словно отмахнулся Вадим, замер на мгновенье от мысли: «Чего это с ним, чего это я разошёлся?» - и поскакал дальше. – Для меня жена не преграда, если по-настоящему. Кажется, я в первый раз такое говорю, но это правда.
– А дочь?
– Дочь давно живёт своей жизнью. Заграницей учится. Учится и учится, нравится ей. Причём от моей помощи отказывается. Не надо мне, папа, говорит, я сама неплохо зарабатываю. Она в каких-то там программах большой специалист, её ценят как добросовестную.
– Вся в отца. Красивая?
Вадим хотел соврать и не смог. Замер, будто наткнулся на что-то. И тут накатило осмысление. Куда это его занесло? Он что, уже от жены отказывается? Тормози, парень!
– Нет, Вадим, - переняла разговор Тамара. – Вы говорите убедительно, я вам верю, не думала, что так серьёзно будет, как-то даже удивительно… Я понимаю, бывают увлечения, эмоции захлёстывают, чувства иногда такие, что не совладать… Но зачем же так резко? Необдуманно как-то. Мы уже немолодые люди. Не надо продолжать, Вадим, пожалуйста. На вас, наверное, как-то подействовали мои слова? Так вот, я беру их обратно. Вы мне нравитесь, конечно, очень нравитесь, но не до такой степени, чтобы рвать устоявшуюся жизнь. Я не хочу продолжения, Вадим, честно.
Тут подошла официантка со спасительным подносом. Перед Тамарой поставила мороженое, перед ним графин, рюмку на длинной ножке и салат.
– Запивать будете?
– Ещё одну стопку принесите, - ответил Вадим на заботливый вопрос.
– Зачем? – вскрикнула Тамара. – Я не буду!
– Ну, если мы прощаемся, то давайте по-человечески. Как-то по доброму. Если мы расстаёмся.
Всполохи, что надо бы остановиться, будто пронеслись мимо. Он был уверен, что надо заставить её выпить. Если она боится совершить от выпитого неразумный поступок, то надо её к этому подвести. Ты от меня не уйдёшь, ты уже клюнула. Азартные мысли цеплялись одна за другую.
Официантка принесла вторую рюмку, кувшин с напитком и спросила Тамару, чем она будет закусывать.
– Я мороженым буду. Я люблю мороженым.
Вадим налил осторожно ей, потом себе.
– Ну что, за расставание? Видите, как происходит? Мы не знали друг друга, увидели только, почувствовали, что нравимся, между нами ничего ещё не было, а уже прощаемся, как будто что-то было.
– Да, интересно, - кивнула она и тоже подняла рюмку.
– Потому что не хочется, как вы говорите, рвать устоявшуюся жизнь? Чувства рвать можно, а жизнь нельзя?
– А что чувства? – улыбалась она ему, словно благодарила за понимание. – Чувства проходят.
– Так ведь и жизнь проходит. И если она пройдёт без чувств, как бы потом не пожалеть.
– Что будет потом – неизвестно. Не надо ради какого-то призрачного потом ломать хорошее сейчас.
– Но ведь это самое потом можно сделать лучше, чем сейчас.
– Вадим, ну пожалуйста, мы же договорились, пьём за расставание. Хотя, мне кажется, что мы останемся хорошими друзьями. Давайте за это?
– Хорошо.
Вадим проглотил водку, стал механически закусывать, а мысли торопили налить ещё по одной. Он её дожмёт, как только она чуть захмелеет. А Тамара опьянела сразу. После двух ложечек мороженого из неё вдруг вырвался смешок. Вадим тут же схватил за горлышко графин.
– А вот по второй я пить за расставание не буду. Я хочу за другое. Вы мне, Тамара, понравились ещё больше. Вот сейчас. Вы сейчас вот объясняли, почему не можете уйти от того человека, и от этого у меня к вам какое-то уважение даже. Я в вас не ошибся. Вы очень преданная. А это в женщине самое главное. Причём встречается всё реже и реже. Если человек для вас много сделал, вы ни за что ему не измените, даже если к другому чувства там, симпатии, всякое такое. Вы не игрунья как все бабы. Поэтому я с вами расставаться не желаю. Вы говорите, что мы останемся хорошими друзьями? Нет, Тамара, у нас должно быть серьёзно, по-настоящему. Я уйду от жены, уйду с работы. Первым уйду. А потом уйдёшь ты.
У неё аж лицо перекосило.
– Вы что же, надумали разводиться?
– Да, надумал.
– Мы же хотели просто встретиться и поговорить… Вы же сами говорили, что угостить приглашаете… Зачем такие жертвы?
– Я, когда ехали в этот кабак, ничего такого и не думал. А вот здесь вдруг понял. Я, когда шёл сюда, у меня даже мыслей таких не было. А выйти отсюда хочу другим человеком.
– Да почему, зачем?
– Да что ты удивляешься? Я не бабник, мы не дети. Всё должно быть по-взрослому. Я уйду, уволюсь, ты не спеши, не торопись, пока у тебя у самой не появится желания. Ну, должен он тебе надоесть, должен стать отвратительным, что ты с ним больше не захочешь ни за какие копейки, ни за какие коврижки. Дозрей. А за меня не беспокойся. Я сейчас приеду домой и жене всё выложу. Нет, не поеду, я ей позвоню. Она на даче, мы летом на даче живём, а в городе квартира. Я сегодня на квартире ночевать буду. А ей позвоню, что буду жить здесь, а зимой поменяемся, я переберусь на дачу, а она на квартиру. У меня дача недалеко, нам от завода давали в другом месте, а потом я ту продал и купил поближе к городу. Дом хороший, всё есть, зимовать можно.
– Вадим, пожалуйста, поймите…
– Да не хочу я ничего понимать! Меня всю жизнь только и поучают: ты пойми, ты пойми, понимаешь… Ну понимал я, да, понимал, всё делал правильно, как надо, и вроде бы всё у меня есть, только вот счастья не было почему-то. Нет, были, конечно, моменты. Когда на работе хитрый заказ сделаешь. Бился, бился, и вдруг получилось. Ну такое удовлетворение испытываешь. На рыбалке моменты бывали, в лесу. Но чтобы так, по большому счёту… Не было. А может и не бывает никакого счастья? Живи да радуйся. И такие мысли приходят иногда. Вот только всё чаще внутри какая-то тоска и понимание, что бывает, было, могло бы быть. Раньше не чувствовал, а в последнее время всё чаще. И так хочется, чтоб было как-то по-настоящему, вот так, реально, а не как в дурацких сериалах, которые моя жена смотрит. Понимаешь? Я тебя понял, ты молодец, ты настоящая. Но и ты меня пойми. Поэтому я хочу выпить за то, чтобы мы вышли отсюда другими людьми. Хочешь, можем отсюда прямо ко мне поехать? Не хочешь – не поедем. Я тебя домой на такси отвезу. Машину здесь брошу, завтра за ней приеду. Ну что, выпьем за это?
И он откинулся на спинку стула, рассматривая её лицо, на котором ответ должен был сначала мелькнуть. И ожидал гула сомнений в своей голове, угрызений, сожалений, что наговорил такого, после чего должно что-то где-то рухнуть. Надо же, какие-то слова, а после них жизнь по-другому, неизвестно, страшновато даже. А что, неплохо наговорил, похвалил он себя, ощутив удовлетворение, как от хорошо сделанной работы. Сожалений не появилось.
– Ну, хорошо, - сказала она серьёзно, перебирая что-то внутри себя. – Давайте выпьем.
Он взглянул на неё и понял, что не добьётся желаемого. Тамара на глазах возвращалась, становилась той, которая начинала разговор, хмель пропал, на лице появилась нешуточная хмурость.
– Вы сказали, за что хотите выпить, а теперь послушайте меня. Вы ехали сюда и не думали, что наговорите всякого такого. Я тоже не знала, что разговор примет такой оборот. Извините, Вадим, но я вынуждена дать вам неприятный ответ. Я вас очень прошу, не надо разводиться, уходить из семьи, увольняться с работы. Особенно увольняться. Потому что я не сделаю того, чего вы хотите. Вы не правы. Как бы он, этот человек, не был иногда неприятен, он не станет мне отвратительным настолько, что я не захочу с ним ни за какие копейки, ни за какие коврижки, как вы говорите. Стану. Вот именно за копейки и буду. Сознательно, с желанием и весело, да. Это раньше, в молодости, когда алые паруса, романтизм и всё такое, я, может быть, и приняла бы другое решение. Но сейчас мы живём в условиях, когда эти самые копейки диктуют всё. Как быть, что делать, как понимать, и даже как чувствовать. К сожалению. Но если ты, живущий сейчас, не ощущаешь радости, позитива от нынешней жизни, то рискуешь вылететь из общества вообще, превратиться в злобного уродца, стать отшельником, закончить в психушке. Если ты не хочешь жить так, как она устроена, эта жизнь, то лучше не жить. А я должна жить, у меня дочки. Поэтому и должна радоваться и благодарить Бога за то, что послал мне такое везение. От добра добра не ищут, как говориться. Этот человек мне не надоест. У меня всё хорошо, благополучно, дочки веселы, у них перспективы, неужели я вдруг пойду на риск только из-за того, что вы мне нравитесь? Не пойду и не хочу. Да, вы мне нравитесь, очень нравитесь, но я просто вынуждена…
– Да почему вынуждена? – крикнул он, понял, что так не надо, и заговорил тише. – Ты же не автомат, не машина. Почему вынуждена? Это у механизма, у компьютера, нет понимания, что хорошо, а что плохо, душевно или убого, и он всегда делает всё по заложенной программе, логично, расчетливо, у него только такой выбор. Но ты же человек. А если человек живёт только в рамках расчёта, выгоды, то как бы не называли такую жизнь свободной там, современной, ты ущербный человек. Тебе кажется, что ты свободен, тебе твердят, вдалбливают про твою свободу, но на самом деле ты всегда будешь делать так, как заложено в программах этих шоу, которые со всех сторон. Понимаешь?
– Вадим, пожалуйста, не перебивайте. Вы меня не собьёте. Да, вы мне нравитесь как человек, и как мужчина нравитесь, но чтобы я из-за этого, бросилась как ненормальная в какую-то неизвестность? Нет, вы извините. Поэтому я ваше предложение… Я должна вам ответить… Только очень прошу не увольняйтесь! Не увольняйтесь из-за этого. Господи, мне вас так жалко!.. Вы не представляете, как вас все любят и ценят. И если вы уволитесь, и если вдруг заподозрят, что из-за меня, а именно так и будет, то вы не представляете, что будет. Тогда мне тоже придётся уйти. Понимаете?
– Понимаю, - выдохнул он тяжесть. – Я всё понял. Я одного понять не могу, неужели вы из-за того, что всё так якобы хорошо и благополучно, можете счастливо и радостно продолжать эту жизнь? Она же не натуральная, не настоящая. Это какая-то игра.
– Да, в чём-то вы правы, наверное. Это жизнь, как в аквариуме, как в компьютере у моих дочек. Но она мне нравится. А что такое настоящая жизнь? Это страдать, мучиться, испытывать всякие трудности, да? Нет, я этого не хочу. Было такое в молодости, хватит.
– Так всякие трудности и делают жизнь интересной. Ты человек, а не товар, который покупают, назначают цену, говорят, где твоё место. И не домашнее животное, которое за жрачку будет мурлыкать и делать стойку. Вам нравится не сама жизнь, а игра в жизнь? Которую показывают по телевизору, где все веселы, счастливы, кривляются, прыгают, юмор этот дурацкий, дебильный какой-то.
– А ничего другого просто нет.
– Нет, или вы не хотите, чтоб было? Вам другого не надо?
– Да, не хочу. Мне нравится такая игра. Если человечество к этому пришло, то это ведь результат цивилизации. Только я вас очень прошу, Вадим, не увольняйтесь, пожалуйста. Дайте мне слово.
– Пока не знаю. Может быть, вы подумаете?
– А я обо всём давно подумала. И перед встречей с вами и раньше, когда другой мужчина предлагал мне то же, что и вы сейчас. Он, правда, с разводом не торопился. Но предложение было аналогичным. Вадим, повторяю, вы мне очень нравитесь, но между вами и этим человеком я выбираю его. Ой, что на работе будет, подумать страшно. Вы не уволитесь?
– Подождём. Ничего обещать не могу.
Тамара подняла наполненную рюмку.
– Ну что ж, мы выяснили наши позиции, я знала, что придётся быть не только серьёзной, но и жестокой, наверное… Вы уж простите, но так надо. Я благодарна вам за приглашение, за ваши чувства… И хочу выпить за вас, такого настоящего. Не сердитесь, пожалуйста, но я выпью и сейчас же уйду. Очень прошу не провожать, дайте мне уйти одной. Пожалуйста. Только увольняться не надо.
Она выпила, вытерла салфеткой уголки губ, чтобы не нарушить помаду, встала, кинула на плечо сумочку, и быстро пошла на выход. Вадим посмотрел на рюмку и выпил тоже.
Это было в пятницу. Вадим приехал на квартиру, захватив из супермаркета бутылку водки и пельменей. Приготовив горячее блюдо, выпил три раза по полстакана, стараясь закусывать, хотя есть не хотелось. А потом позвонил жене, чтобы язык правдоподобней заплетался, и объяснил, что встретился с дружками, ну и поехал в одному из них на дачу, в баню сманили, ну и загудел, так что не жди, когда вернусь – не знаю. Жена на следующий день дважды перезванивала. Что значит «загудел»? Такого никогда с ним не бывало. Если в один вечер сядет выпить в честь какой-нибудь даты, то на следующий день в рот не возьмёт, потому как башка у него трещит, не запойный он. А тут что, несколько дней, что ли? Ты хоть в воскресенье домой приедешь? Вадим обещался в понедельник после работы.
В понедельник он сидел перед обедом на крыше, там, откуда хорошо просматривался двор. На сооружённых специально козлах. Он почему-то решил, что если она, проходя из флигеля, поднимет голову и увидит его, да ещё ответит на его приветствие, то у него не всё потеряно. Тамара появилась из подъезда руководства. Причём сначала вышел зам по науке, а она за ним. И пошли к его машине. Ну подними голову, подними, гипнотизировал её Вадим. Но она сделала это, когда подошла к автомобилю и приоткрыла дверцу пассажира. Собралась уже сесть в салон и посмотрела вверх напротив. И встретилась с ним взглядом. Вадим взмахнул ей раскрытой ладонью, мол, привет. И если б она полужестом, хотя бы улыбкой ответила!..
Но Тамара опустила голову и села в машину.
Ну что же ты, сказал он ей мысленно. Куда тебя кормящий поведёт, туда ты, как телочка, и пойдёшь? Совсем бесхарактерная по сравнению с моей женой. Та, если что-то не по сердцу, упрётся так, что с места не сдвинешь. Ладно, если выбрала такие игрушки, туда тебе и дорога. Природа, ничего не попишешь.
И Вадим Абрамов поднялся во весь свой богатырский рост, посмотрел на облачную даль поверх крыш и запел. Без слов. Само собой вырвалось что-то разудалое и с тосковиной.
декабрь 2010 – февраль 2011,
Санкт-Петербург.